— Анна-Виктория Беккер! Немедленно остановись! — разозленный до предела голос Лили вынудил послушно замереть.
Я обернулась и, тяжело дыша, осмотрелась. Спустя мгновение из двери появился Василий. Так себе охранник. Нерасторопный какой-то. Что ж, это даже на руку.
— Вика! Какого черта тут происходит?! — шипела Лиля, но я продолжала молча смотреть на дверь и вдыхать морозный воздух.
Никто меня больше не преследовал. Действительно, ну не будет же Марк Робертович бегать за какой-то там озабоченной психичкой! Ведь нет же?
— Беккер, я не дура и уж точно не слепая! Если ты сейчас же мне все не расскажешь, я придумаю все сама! И поверь, мои фантазии будут намного хуже твоей реальности!
— Ох, Лилечка… а вот это вряд ли…
Уже было успокоилась я, но на пороге института появился Горский во всей красе. Слегка растрепанный и злой. Красный блокнот в его руках подействовал на меня словно тряпка тореадора на быка во время корриды, только наоборот.
Профессор заметил нашу компанию, стоящую неподалеку, поднял руку вверх и хотел было уже что-то прокричать, но мой инстинкт преследуемого преступника сработал на опережение.
— Бежим отсюда, Верховская! — скомандовала я и, схватив подругу за руку, понеслась прочь во весь опор. Без оглядки. На Василия мне было откровенно похер.
Мы устроились в уютном кафе через пару кварталов за маленьким двухместным столиком у окна. Цербер занял позицию у барной стойки, попивая кофе.
Мы заказали розовое вино и какие-то салаты. Под эти нехитры яства я и излила душу Лильке со слезами и всеми грязными подробностями. Исповедь получилась короткой, но весьма живой и эмоциональной.
— Ну ты, мать даешь! Когда только успела навертеть весь этот Армагеддон?! Ни на минуту тебя оставить нельзя.
— Лилечка, я в такой жопе, что самой темно и страшно.
— Ну не знаю. Чего в жопе-то? По-моему ты чересчур себя накрутила.
— Лиль, он встречается с этой бабой с кафедры!
— Да с чего ты взяла-то?
— Я их видела! Я же тебе все рассказала! Ты что мне не слушала?
— Ой, брось. То, что она отсосала ему в камышах, еще не означает серьезность его намерений. Завтра покажешь мне ее.
— Зачем?
— Вик, ну ты чего?! Ты практически добилась своего, еще чуток и профессор сам на тебя набросится и лишит невинности, а теперь включаешь заднюю, только потому, что он трахнул телку с кафедры? Ты же не думала, что он тоже девственник?
— Нет, конечно. А если у них все серьезно? А я разрушу их отношения…
— По-моему, ты слишком много на себя берешь. И слишком преувеличиваешь значимость минета. Прежде, чем посыпать свою прелестную голову пеплом, надо разобраться. Во-первых, точно понять — действительно ли они вместе. А во-вторых, даже если это и так, то изменять своей бабе или нет, мужик решает сам, поверь. Твое дело — предложить. А уж отказываться или нет, Горский как-нибудь сам разберется, не маленький.
— Не знаю, Лиль. Там, на кафедре, он почти издевался. Сидит, главное, смотрит так проницательно, а сам ехидно так спрашивает — Беккер, вы больше не будете получать удовольствие на моих лекциях?! ПРИКИНЬ!
Лиля, забыв о нормах приличия, ржала в голос, словно скаковая лошадь. От выпитого вина и сброшенного с души камня, мне заметно полегчало, и я прониклась заразительно хорошим настроением подруги.
Лиля ни разу меня не упрекнула, не обозвала развратной шлюхой или сексуально озабоченной извращенкой, более того даже хвалила за смелость. Рядом с Верховской я не чувствовала себя падшей женщиной и даже смогла посмеяться сама над собой и над ситуацией в целом.
— Ну так что будешь делать, подруга? — спросила Лиля, когда мы уже прощались на крыльце кафешки.
— Надо, наверно, выяснить, что там у них с этой блондой. А там уже буду решать.
— Хороший план. Тогда до завтра.
Распрощавшись с Лилей, я отправилась домой, по пути заскочив в «Художник». Мне нужен новый блокнот, потому что только заняв руки, я могла хотя бы немного успокоить голову.
Уснула поздно, зато в желтой книжице появился Марк, прижимающий к груди красный блокнот, а еще Марк, отчитывающий Василия и Марк, стоящий на крыльце, подняв вверх руку.
Я рисовала и думала, как так получилось, что этот профессор самой скучной на свете науки занял все мои мысли? В какой момент из единственно возможного варианта на секс, он превратился в идею-фикс? И почему мне с каждой минутой все противнее представлять его рядом с той блондинкой?
Ответов нет.
Подумаю об этом завтра…