(с)дала на «отлично»

Глава 29

— Тише-тише, леди, не пугайтесь! Прекратите меня бить, я сейчас Вас отпущу, — но девчонка будто не понимала меня или вовсе не слышала, продолжая наносить удары с удвоенной силой.

Стройное теплое гибкое тело извивалось ужом вокруг своей оси, отчего мои руки скользили по тонкой талии, затянутой в гладкий атлас и кружево, а затем перескакивали на лопатки, шею, плечи, упругую грудь.

Член предательски восстал в штанах, что не укрылось от воинственно настроенной гостьи.

— Ах, ты ж, извращенец, долбаный! — возмутилась она на чистейшем русском. — Насиловать он меня вздумал, немец проклятый!

И со всего маху зарядила острым каблуком по голени. Я взревел от острой боли, но девчонку не выпустил. Наоборот, лишь крепче стиснул хрупкую фигурку в кольце своих рук, поймав за тонкие запястья.

— Так, крошка, хватит буянить! — по-русски рявкнул я, и грубый хриплый голос раскатился эхом, отражаясь от стен и растворяясь в высоком потолке.

Моя пленница вмиг затихла, не шевелясь и не произнося ни звука, лишь прерывистое частое дыхание, жар разгоряченного дракой тела и восхитительный аромат летних яблок выдавал ее присутствие.

— Сейчас я тебя отпущу, и ты не будешь делать никаких глупостей, о-кей?

— Угу

Я медленно разжал стиснутую малышку, выпуская из плена своих рук. Но стоило прыткой девчушке почувствовать свободу, как она изо всех сил дернулась вперед, чтобы убежать.

— Стой! Там… — договорить я не успел, глухой звук удара и болезненный стон упавшего на пол тела опередили меня. — Там, блядь, стена, дурочка психованная!

Я присел и нашарил руками распластавшуюся на полу беглянку.

— Так, успокоилась, да? Я ничего плохого тебе не сделаю!

— Ммм — невнятно промычала она мне в ответ.

Подняв на руки практически невесомую барышню, пошел вперед. Надо спуститься в подвал к генераторам, а оставлять ее тут одну я не намерен.

Аромат летних яблок проникал в легкие и всасывался в кровь, холодные пальчики аккуратно сжимали мою шею, а изгибы изящного даже на ощупь тела фантастически правильно совпадали с моими, как недостающий паззл. Совершенно не хотелось выпускать из рук девчонку, тем более, что я начал догадываться, что она и есть тот самый египетский синий лотос, который я искал весь этот гребаный вечер.

А все благодаря бархатной ленте с жемчужиной на шее у девушки, нащупанной мной еще до удара бедняжки о стену. Теперь, кстати, понятно, почему я никак не мог ее найти. Все это время гостья пряталась здесь.

Интересно от кого?

— А как ты здесь оказалась?

— Хотела выйти на улицу, воздухом подышать.

— Чтобы выйти на улицу, надо было подняться на этаж выше, а не спускаться вниз.

— Да?

— Да.

— Да кто ж тут разберет! Хоть бы карты на стенах повесили. А потом еще и свет везде потух. Вот я и потерялась. Или это такой ход, чтобы заманивать невинных девушек в ловушку?

— Как знать. — хмыкнул я. — Вот и проверим.

— А куда ты меня тащишь? По-моему выход в другой стороне.

— Надо запустить генераторы в подвале.

— А откуда ты знаешь, где они?

— Сам их там устанавливал.

— А ты тут работаешь?

— Можно и так сказать.

— Отпусти меня, пожалуйста. Я вполне могу передвигаться самостоятельно.

— Хорошо. Только давай без фокусов, ладно?

— Угу

— Угу. Это я уже слышал.

— Фу, какой ты зануда!

Я нехотя поставил девушку на ноги, ожидая, что она и в этот раз может что-нибудь выкинуть. Однако, малышка, продолжала стоять на месте, лишь нервно крутя головой, отчего пару раз ее мягкие шелковые волосы скользнули по моему лицу, а дуновение от резких движений принесло концентрированный аромат лета.

— Не крутись, все равно ничего не увидишь, здесь нет окон, мы фактически под землей.

Я нащупал тонкую правую ручку своей правой рукой и аккуратно переплел наши пальцы, отодвигая девчонку себе за спину.

— Иди за мной, вперед не высовывайся, иначе опять поцелуешь стену.

— А ты что ж это ревнуешь? — я услышал ее улыбку и улыбнулся сам.

— Конечно! Я предпочел бы, чтобы ты поцеловала меня.

— Еще чего! Я не целуюсь с незнакомцами.

— Почему? Боишься меня? Или такая целомудренная? А, может, ты просто не умеешь?

— Все я умею.

— Да?

— Да!

— А меня научишь? Потому что я еще ни разу ни с кем не целовался.

— Врешь ты все!

— Это как это ты определила?

— Ты слишком взрослый, чтобы не уметь целоваться.

— И сколько же мне лет, по-твоему?

— Не знаю. Двадцать? Двадцать два?

— Вот мне даже интересно стало, как ты в кромешной темноте, ни разу меня не видев, определила, что мне двадцать два, и я умею целоваться?

— Ну… я же женщина… мы ЭТО чувствуем.

— Что ЭТО?

— Мужское… наглое… вранье!

— Теперь ты утверждаешь, что я еще и наглый лжец!

— Ой, вот только не строй из себя оскорбленного. Умеешь ты целоваться. Даже не отрицай.

— Да, ты права. Я тебя обманул.

— Что и требовалось доказать.

— Но это была всего лишь ответная ложь на твой обман, котенок.

— Какой еще обман?

— Ты сказала, что умеешь целоваться, а я в этом глубоко сомневаюсь. Нет, даже не так. Уверен, что не умеешь.

— Да с чего ты взял-то?

— Мы мужчины ТАКОЕ чувствуем!

Я ощутил, как дрогнули прохладные пальчики в моей ладони и слегка напрялось хрупкое тело за моей спиной.

Разволновалась малышка.

Неужели правда ни с кем не целовалась?

— Ну, так что, котенок? Признаешь, что тоже врунишка? Или будешь доказывать обратное?

— В смысле доказывать?

— Поцелуй меня. Докажи, что не соврала.

— И зачем мне это надо?

— Эти стены, котенок, не выносят лжи! Ты знала, что около трехсот лет назад у графа Карла Ульриха фон Беренгофа родилось две дочери — Гертруда и Бригита. Старшая — Гертруда всей душой ненавидела младшую и хотела быть единственной и любимой. Сначала она убивала мелких животных и птиц, подбрасывая их в комнату Бригиты. Потом перешла на кошек и маленьких собак. Бригиту стали запирать, изолировать от других людей, местные лекари признали ее безумной. Три года девочка провела башне, что над бальным залом. Отец и мать днями проводили с ней время. А Гертруда все больше ненавидела сестру, ведь теперь той и вовсе досталась вся любовь и внимание. Тогда Гертруда пробралась ночью в башню и выманила сестру. Отвела девчонку в лес и оглушила. А на утро в зарослях рядом с Бригитой нашли тело младенца одной из придворных дам. В общем, долго разбираться не стали. Бригита клялась в своей невиновности, но Гертруда сказала, что видела все своими глазами. За убийство младенца девочку ждала казнь на площади. Когда Бригиту уводили из дома, она завещала, что всякий солгавший в стенах замка, разделит половину ее боли и страданий…

— И что было дальше? Гертруда во всем призналась?

— Нет, конечно. Бригиту казнили, а Гертруда осталась единственной дочерью, как и мечтала.

— Как же стало обо всем известно?

— Родители, убитые горем, не могли вынести потерю собственного ребенка. Мать днями пропадала у могилы. Граф неделями не выходил из покоев. До Гертруды никому не было дела. Девчонка совсем обезумела. И убила обоих родителей. Тут ее и поймали.

— Какой кровавый ужас…

— Да… Так что признавайся, давай, что не умеешь целоваться, пока проклятие Бригиты тебя не настигло.

— Хорошо… Я не умею целоваться…

— Вот видишь, котенок. Совсем и не страшно.

— Угу…

— Хочешь, научу?

— НЕТ.

— Почему? Обещаю, тебе понравится.

— Я боюсь. Я даже не знаю, как ты выглядишь. Почему, кстати, тебя это не волнует?

«Потому что я примерно знаю, как выглядишь ты, малышка» подумал я, но вслух сказал иное.

— Ну, я же тебя трогал, пока нес. Ты стройная и изящная. И голос у тебя красивый. И пахнешь ты, как спелое яблочко.

— Ты тоже пахнешь хорошо. А можно тогда и я тебя потрогаю?