— Всем доброго утра.
Он вошел в кабинет, как монарх в зал коронации. Собранный, невозмутимый, идеально опрятный. Темные джинсы безупречно сидели на узких бедрах, стильная клетчатая рубашка, рукава которой закатаны до локтей, выгодно подчеркивала, как ширину его плеч, так и силу рельефных мышц, угадываемых при каждом повороте корпуса.
Помещение мгновенно пропиталось ароматом селективного одеколона и его личным, неповторимым запахом, вкус которого я до сих пор ощущала на кончике языка. Это настолько странно, нелогично и порочно, что я стыжусь самой себя. Профессор кончал в рот другой женщине, а я не могу забыть его запах. Более того, жажду еще.
Мое тело предательски задрожало. Сердце сжалось и замерло в ожидании. Как себя поведет? Как посмотрит?
Марк Робертович спокойно раскладывал на столе свои принадлежности, подключал ноутбук к проектору, загружал планшет с электронным журналом. Ничто не выдавало в нем волнения или смущения.
Хладнокровный занудный профессор.
Разнервничавшись, я неожиданно слишком сильно сжала карандаш и, не выдержав давления, он с треском разлетелся на части.
Кровь отхлынула от лица, а профессор резко поднял глаза, и сквозь прозрачные линзы очков меня обжег арктический холод.
В горле пересохло, в ушах набатом грохотал сумасшедший пульс. Я поспешно опустила глаза на свои руки, пытаясь скрыть мелкую дрожь в конечностях.
Две минуты оглушающей тишины накрыли меня куполом липкого страха. Не решаясь вновь поднять глаза на профессора, я продолжала пялиться на свои трясущиеся руки.
— Тема нашей прошлой лекции — «Платежный баланс»… — выдохнула, набралась смелости и посмотрела на преподавателя.
Марк Робертович вывел на экран какие-то схемы, графики и формулы и я уже было обрадовалась, что он не обращает на меня ровным счетом никакого внимания.
— Однако, замелил, что не все на лекции меня внимательно слушали. — мое сердце пропустило удар, а рот раскрылся в немом изумлении. — Беккер, к доске. Хочу знать, насколько ВЫ усвоили материал.
Это конец — мелькнула шальная мысль.
Но затем, мохг все же вспомнил, что завалить макроэкономику — это одна из первоочередных задач. Точно также, как и взбесить Горского настолько, чтобы мне была только одна дорога — на сдачу экзамена в индивидуальном порядке.
И я приободрилась. Приосанилась. И смело посмотрела в глаза Марку. От перемены во взгляде брови профессора удивленно взметнулись вверх. Что ж профессор, поиграем в эту игру.
— Извините, Марк Робертович — томно вздохнула я, — Я не очень хорошо себя чувствую.
— Тогда, может быть, Вам стоит обратиться к врачу? — к профессору вернулась его доблестная невозмутимость. Жаль. Мне понравилось выводить этого занудного, но только с виду, преподавателя.
Макроэкономика была занудной. А вот Марк Робертович отнюдь! Очень даже занимательный и непредсказуемый тип.
— Нет-нет, что Вы! — запротестовала я. — Я ни за что не пропущу Ваше занятие, Марк Робертович. Позвольте мне сегодня просто послушать? Обещаю, я все отработаю.
Реакция на последнюю фразу пробилась сквозь ледяное равнодушие. Кадык Горского нервно дернулся вверх-вниз, а глаза хищно потемнели. Наверняка, он, как и я, представил меня на коленях, отрабатывающую языком свою плохую подготовку к занятию.
Искры в глазах были настолько мимолетными, что вряд ли их кто-либо вообще заметил. Но только не я, изучившая лицо Горского вдоль и поперек и улавливающая движение каждой, даже самой маленькой мимической мускулы.
— Хорошо, Беккер. И все же, покажите мне Вашу тетрадь с лекциями.
— Безусловно, Марк Робертович.
Я встала и легкой кошачьей походкой направилась к его столу, прекрасно зная, что выгляжу хорошо. Нет. Не так. Я выгляжу отлично. И этот факт, несомненно, придавал мне уверенности. А еще и тот, что Марк сладко кончал, глядя на меня.
Слегка улыбаясь, я протянула Горскому свои творения. Толстый квадратный блокнот с мягкой красной обложкой лег в руку профессора.
Мужчина оторвал от меня взгляд и открыл первую страницу.
Я жадно впитывала каждую эмоцию, проносившуюся на аристократическом лице с ускорением свободного падения.
Бац — рухнула на пол невозмутимость, и ее место заняло легкое недоумение. Это Марк Робертович узнал серьезного себя на черно-белом портрете.
Бац — на лице возник практически детский восторг. Еще бы! Пять страниц одного только профессора в разных ракурсах, с разных сторон, с разным выражением лица — от хмурого и отстраненного, до одухотворенно-увлеченного.
Меня немного потряхивает, но мне нравится реакция Горского. Он не истерит и не делает из моего альбома достояние общественности. Просто внимательно разглядывает самого себя. Со стороны вполне может казаться, что Марк Робертович пытается прочесть чужой корявый почерк.
Я замерла в предвкушении. Безобидные милые портретики закончились. Дальше — только больные эротические фантазии.
Пширх…. Марк перевернул страницу и едва не выронил блокнот. Ничем не прикрытый, откровенный, такой ярко выраженный ШОК на лице Горского заставил меня шумно выдохнуть и шире улыбнуться.
Он все разглядел? Он понял, что это он? Разглядел в героине меня?
Марк Робертович едва не до хруста сжал раскрывшийся ранее в немом изумлении рот и посмотрел мне в глаза.
О ДА! Огонь! Там плескалось мое любимое адское пламя!
— Листайте дальше, Марк Робертович. Материал с нашего последнего занятия там тоже зафиксирован. — мурлыкаю самым нежно-скромным голосом, на который только способна.
И Марк стал листать дальше.
Вот Марк-оборотень и я в красной шапочке, вот Марк-принц на коленях между моих раздвинутых ног, вот я-русалочка с его членом во рту…
А вот и наша последняя встреча.
Как художник-иллюстратор я заслуженно собой гордилась. Тона, полутона, сумрак и тени, тонкая прорисовка деталей, натуральные оттенки и реалистичность картины делали ее завершенной.
Кажется, профессор выпал из реальности, потому что уже больше минуты неотрывно разглядывает творение, занимавшее обе страницы разворота.
— Кхм-кхм… — я осторожно напомнила о себе, и Горский захлопнул блокнот.
— Хорошо, Беккер. Садитесь на место. Я более подробно изучу Ваши записи после занятия. Заберете блокнот на кафедре после шестой пары.
Я слегка опешила, но спорить не решилась. Направилась к своему месту, размышляя, не понесется ли профессор с этим блокнотом к декану? Или сразу к ректору? Или, не приведи Господь, к моему папеньке!
Лиля с хитрым прищуром смотрела на меня и ехидно улыбалась. Подруга слишком хорошо меня знала. Наверняка, о чем-то догадалась.
Все последующие занятия прошли, как в тумане. Было совершенно невозможно отделаться от мыслей о предстоящей встрече с профессором на кафедре. Я была честно абсолютно не против обсудить с ним каждый свой рисунок, но вот позориться на весь институт и становиться объектом насмешек совершенно не хотелось. Хотя… Папенька никогда этого не допустит. Съест меня живьем, но честь семьи сохранит.