Сережа смотрел на себя в зеркало: «А чего — ничего».
— Елки-палки, лес густой, а Серега холостой…
Аграфена вошла в это время на кухню, подобревшая и довольная, оглядела Сережу, усмехнулась, наблюдая, как он приглаживает смоченные водой волосы, не вытерпела:
— У нас на деревне тоже один был, холостой. Зарок, что ль, дал не жениться, да родители порешили женить парня; заперся в чулан, голодовку объявил: не женюсь, и все тут… Папаша уезжал, он и выкобенивался. А приехал — выпорол, тем и кончилось: женили. Девка попала гулящая, не то от него, не то от соседа народила… Уж не сходи с ума, женись.
Сережа разрумянился:
— А я при чем?
— Убери бесстыжие глазищи — женись, и все. Для всякого свое время, перезреешь — копаться начнешь. Уж гулящая попадется, как в точку, не то от тебя, не то от другого народит.
— А я вот встречу сегодня Лильку и уезжаю… В командировку, горком посылает, Бадыгова.
Сережа торопился. Времени в обрез. А Лиля, как всегда, в неподходящее время приезжает. Не могла пораньше. Сколько было времени, походили бы, поболтали. Славка и то подшучивает: «Забыла тебя Лиля. Забыла черноглазая…»
— Не ворчи уж… Ой! Мишутка заплакал, Марья в магазин пошла, такие костюмчики вязаные продают.
В этот день у Сережи было много дел. Встретить Лилю, забежать в институт, в горком, позвонить Славке — тот очень просил.
Прямо закрутился. И все равно вышло все не так. Лиля приехала с опозданием на целых четыре часа.
— Понимаешь, вот тебе ключ. Я уезжаю. Ты не обижаешься?
— Так и будем разъезжаться, — улыбнулась Лиля, — ты в одну сторону, я — в другую.
Ну и Лилька! Язва…
Но тем не менее в автобусе, облокотившись на чемоданчик, он думал о ней. И разложив на коленях инструкцию и читая знакомые строки: «… пересмотреть проекты телефонизации промышленных новостроек…», — думал о ней. Еще думал о Садые — как просто и толково она ему разъяснила его задачу и совсем как со старым и близким знакомым посоветовалась: «А кого еще можно из молодых инженеров привлечь к этой работе?»
«Добрая, и взгляд у нее материнский, голос бархатный, и прервать трудно, льется, как родник, так и пил бы, пил…»
Для Сережи всегда казалось, раньше, конечно, что секретарь горкома и вообще всякий ответственный человек, наделенный властью, — строгий, недоступный… он не разговаривает, а выслушивает, не советуется, а только указывает.
Садыю он полюбил с первой встречи. Она для него была особенным человеком, особым секретарем.
— Скажи, — как-то он спросил Славика, — а мать твоя когда-нибудь плакала?
И когда услышал утвердительный ответ, даже растерялся: плачет?
Нет, Славкина мать человечная женщина, о ней писал Лиле в письмах, и та однажды приревновала: «Если у тебя новое увлечение… то я ставлю вопрос о наших взаимоотношениях…» Такое с мужчиной никогда не случается, а с женщиной всегда: женщина недоверчива и ревнива. Об этом Сережа слышал не раз, и от них же самих.
И теперь, перед своим приездом, Лилька прислала странное письмо: «Я думаю, что ты не будешь откладывать в долгий ящик женитьбу (хоть сегодня!)… Ведь знаешь, чтобы нам быть вместе, надо пройти немало препятствий (!), которые могут занять долгое время… Мы должны быть вместе, ты с образованием, работать умеешь, да и я не без рук…»
Как будто это и не Лилька писала. И выкрутилась же, приехала и выкрутилась.
— Не сердись, Сережа, просто так, делать нечего, я и марала, ради шутки.
Недаром ее в детстве звали Коза.
Но один инженер из их группы как-то сказал и другое: «Если девушка тебя любит, но тянет время, то обрати внимание на другой «предмет» — и у нее не хватит сил больше держаться. Даже стальные крепости в таких случаях сдаются; так уж — где хитра, а где и дура».
Вот, пойми характер женский.
А Лиля так и думала, что Садыя — девушка, до тех пор пока он не разъяснил, что дружит с ее сыном.
…Город давно остался позади. По бокам мерцали огоньки вышек, Сережа старался угадать огонек Андрея Петрова.