Богу нужны ангелы, поэтому их там целая тонна.
12 июля 1963 года в журнале «Лайф» появилась статья, написанная Мэри X. Кадуоладер, в которой спрашивалось, не являются ли мистер и миссис Эндрю Мур самыми невезучими родителями во всей Америке. Миссис Мур потеряла к тому времени всех своих семерых детей и выглядела по описаниям «…измотанной почти до измождения. …Ее глаза превратились в два громадных костра на сером, как зола, лице. Она редко посещает могилы детей. В ее лексиконе мужество стоит больше, чем слезы. Она постоянно находится в доме вместе с собакой и двумя кошками»[62]. На деле, имена Эндрю и Марты Мур являлись псевдонимами, настоящие имена супругов были Артур и Мария Ноу, но к концу 1990‑х годов они были уже не теми мужем и женой, к которым испытывала сочувствие вся Америка, их так презирали, что на слушании по поводу поручительства в августе 1999 года помощник районного адвоката сказал о Марии, что она «такая же серийная убийца, как и Тэд Банди».
Мария Ноу выросла в проблемном, разрушающем личность окружении. Ее мать, повременную уборщицу, часто бил хулиган-отец Марии, который был также алкоголиком. Записи полиции фиксируют постоянные приводы в суд, в основном из-за жалоб жены, которая заявляла, что он и физически, и словесно оскорбляет ее. Марию забрали у родителей и некоторое время она жила в детском доме, пока ей не исполнилось три года, а потом ее вернули матери. В возрасте пяти лет Мария переболела тяжелой формой скарлатины, по ее словам, ее использовали в качестве подопытной морской свинки и давали кучу разных таблеток. В результате таблетки повлияли на ее умственные способности, и когда она пошла в школу, она не смогла держаться на уровне с остальными детьми.
В двенадцать лет Мария бросила учебу, чтобы помогать по дому. Чаще всего ее использовали для ухода за младшими детьми в семье (одна из малышек, как говорят, была незаконной дочерью старшей сестры Марии). Пока была не замужем, она отдавала матери каждый пенни, который получала, подрабатывая в различных местах в качестве прислуги. Вдобавок к другим несчастьям мать Марии, следуя примеру мужа, часто избивала детей кнутом. По стандартам нормальных людей это не была идеальная американская семья, и неудивительно, что все происходящее отразилось на детях. Одного из младших братьев Марии даже поместили на лечение в психиатрическую больницу, где, согласно судебным документам того времени, ему был поставлен диагноз «посттравматическое расстройство личности».
Ко времени когда 12 июля 1949 года Мария сбежала со своим будущим мужем Артуром Ноу, она была полна отчаянной решимости спастись из родительского дома. Артуру было двадцать четыре года, а Марии только восемнадцать, но то была любовь с первого взгляда. Они встретились в социальном клубе по соседству и «ходили вместе» несколько месяцев, прежде чем решили сбежать, но все-таки для ее молодого мужа было шоком, что его юная жена не умеет ни читать, ни писать. «Я была практически неграмотной, — рассказывала Мария. — Когда я росла, мои проблемы вообще не упоминались, но когда я вышла замуж и столкнулась с тем, как говорят другие люди, я поняла, в каком я невыгодном положении»[63]. Тем не менее Артур был терпелив с Марией и вскоре научил ее основам грамоты, так что она сама смогла продолжить свое развитие. Пара жила вполне мирно, пока в мае 1950 года, через год после их женитьбы, в больнице Университетский Храм, Филадельфия, не родился их первый ребенок. Его крестили как Ричарда Аллена Ноу.
При рождении Ричард весил семь фунтов одиннадцать унций, и, если не считать легкой формы желтухи (которая обычна для новорожденных), он был абсолютно здоровым ребенком. Мария и Артур радовались своему сыну и вскоре забрали его домой, но через несколько дней Мария Ноу принесла его назад в больницу, говоря, что Ричарда рвет, и она не знает, что с ним. Доктора решили что у Ричарда какая-то колика, но его полностью подлечили и через несколько дней вернули матери. Как ни трагично, но через месяц после рождения Ричарда Apтур Ноу обнаружил, что его сын безжизненно лежит в своей кроватке. Артур немедленно бросился с ребенком к соседу, который отвез отца и сына в епископальную больницу, но было уже поздно. Случай смерти был зафиксирован следователем как «сердечная недостаточность из-за острого эндокардита», но никто не подумал о необходимости провести вскрытие.
После того как Ричард Аллен Ноу умер, Мария Ноу родила еще троих детей одного за другим, но каждый ребенок заканчивал так же трагически, как и первый.
В апреле 1951 года в северо-восточном госпитале родилась Элизабет Мэри Ноу. Как и ее брат, Элизабет была нормальным ребенком без проблем со здоровьем до октября 1951 года, когда ее мать обнаружила, что ее пятимесячного ребенка в кроватке рвет кровью с молоком. Мария безотлагательно вызвала скорую помощь, которая немедленно забрала ребенка в университетскую больницу. По прибытии ребенок был уже мертв. Случай смерти зарегистрировали как бронхопневмонию, но, согласно отчету о вскрытии, на тельце Элизабет не провели никаких внутренних исследований, а бронхопневмонию почти невозможно определить без соскоба, исследуемого под микроскопом.
Третьим умершим ребенком Hoу была Жаклин, которая родилась 23 апреля 1952 года. Как и у других детей, у нее не было никаких проблем со здоровьем, пока не прошло три месяца после выписки из больницы, когда Мария заявила, что девочку рвет, и она синеет. Жаклин умерла по прибытии в епископальную больницу, и на этот раз случай записали как попадание рвотной массы в дыхательные пути.
В наши дни, если три ребенка в одной семье умерли до достижения одного года, родители, и в особенности мать, попадет под подозрение в убийстве. Но 1950‑е были более наивными годами, и хотя термин «симптом внезапной детской смерти» (известный также как СВДС) еще не употреблялся, следователи верили, что такое явление может быть причиной смерти. В то время (и до некоторой степени в наши дни[64]) считалось, что СВДС может иметь место в семьях.
Артур Ноу родился через три года после Жаклин, 23 апреля 1955 года, но через двенадцать дней его срочно привезли в епископальную больницу после заявления матери, что у него проблемы с дыханием. Однако доктора не нашли ничего плохого, и ребенка с матерью отправили домой. На следующий день Артура Ноу младшего снова срочно доставили в больницу, на этот раз скорой помощью. С печальным постоянством, врачи нашли его по прибытии мертвым.
24 февраля 1958 года Мария родила своего пятого ребенка, Констанцию. Ребенок был, как и все предыдущие дети Марии, здоровым, если не считать небольшого коньюнктивита. И все-таки статья в «Филаделфиа мэгазин», которая была опубликована в 1998 году, включала более позднее воспоминание одного из врачей Констанции, будто когда Марии сказали, что он будет помогать ухаживать за ребенком, она обернулась и ответила: «Зачем? Она тоже умрет, как и все остальные». И вправду, парой недель позже Мария позвонила своему доктору, чтобы сказать, что Констанция плохо дышит, и согласно тревожным описаниям Марии доктор принял Констанцию в больницу, предположив у нее редкое заболевание крови. Но оказалось, не было ничего подобного, и через три дня ребенка выписали с пустой историей болезни.
Двумя днями позже Констанция была мертва. Едва ли что-либо худшее могло приключиться с семьей Ноу. Как такое могло происходить не единожды, а пять раз? Сами они относили это на волю Божию, но наконец-то зазвонили тревожные колола в среде больничного персонала, который и заставил филадельфийское управление медицинской экспертизы провести совместно с полицией расследование.
Первоначально произвели вскрытие тела Констанции, оно было выполнено доктором Марией Вальдес-Дапена (матерью десяти ребятишек), которая была педиатром-патологоанатомом в детской филадельфийской больнице Святого Кристофера. В момент смерти Констанции мистер Ноу заявил, что, найдя в кроватке безжизненного ребенка, он попытался воскресить дочку, но в результате получил лишь сгустки молока, вытекшие из ротика и носика. На этот раз вдыхание рвоты было взято за основу наиболее возможной причины смерти, но Вальдес-Дапена думала иначе. Она утверждала, что вдыхание явилось результатом, а не причиной смерти. Она провела тельце Констанции через ряд исследований, включая токсикологию, но ничего не обнаружила, и в результате подписала справку, указав «непреднамеренную, естественную» причину смерти.
Тем временем в полиции допросили обоих, мистера и миссис Ноу, но, как и следователь до них, не обнаружили ничего кроме того факта, что у миссис Ноу необычайно низкий интеллектуальный уровень.
Много более симпатичный образ Марии появился после разговора ее матери с журналистом журнала «Лайф», во время которого та сказала, что «после этих похорон Марта (Мария) сидела не в силах вымолвить ни слова. Казалось, будто она просто не в состоянии идти домой. Она уже переполнена горем».
Тем не менее вскоре Мария вновь забеременела, и 24 августа 1959 года начались роды, в результате которых появился мертворожденный ребенок. Летиция. На этот раз ни тени подозрения не падало ни на Марию, ни на Артура, и пару отправили домой, каждый ощущал в сердце сочувствие им.
После шестого ребенка мало что было слышно о Марии Ноу. Но через три года о ней заговорили снова, так как она была беременна седьмым ребенком и родила его при помощи кесарева сечения 19 нюня 1962 года. Мэри Ли, как назвали малышку, была здоровым ребенком, хотя в госпитале ее продержали больше месяца, вероятно из-за того, что Мария страдала анемией из-за потери крови во время операции, а может быть, потому что сотрудники госпиталя хотели наладить нормальное развитие ребенка. В конце месяца оба, и мать и дитя, были выписаны, и хотя Мария не приносила ребенка в больницу, когда появлялись какие-либо жалобы, она постоянно звонила своему доктору.
На этот раз семья Ноу сменила семейного врача, теперь им стал Колумб Гангеми, который позднее доложил главному медицинскому эксперту, что Мария Ноу постоянно звонила ему, требуя совета о том, как обращаться с ребенком. Гангеми также добавил, что голос Марии звучал раздраженно, и что она казалась усталой от постоянного плача ребенка. Однако, такое положение не продлилось долго. 4 января 1965 года Мэри Ли повезли в больницу, она страдала от затрудненного дыхания, и оказалась мертвой по прибытии.
Полиция попросила мистера и миссис Ноу проехать с ними в участок, где их допросили. Одновременно было заказано вскрытие тела Мэри Ли, его проводил помощник медицинского эксперта доктор Хэлберт Филлингер. Интервью показали то же, что и ранее, миссис Ноу не была умственно развитой женщиной, но что касалось ребенка, полиция не обнаружила ничего необычного. «На теле, — гласил их отчет, — нет синяков, за ребенком хорошо ухаживали… На малышке была белая рубашечка, пеленка, пластиковые штанишки и белые носочки, она была завернута в розовое одеяло с пурпурной лентой… Дом был чистым и теплым. Детская кроватка чистая, с простыней…»
Вскрытие тоже ничего не показало. Филлингер вместе с Вальдес-Дапена провели на трупике Мэри Ли все возможные испытания, но ни одно из них не дало никаких результатов. В конце концов, они согласились признать причину смерти «неопознанной», в отличие от отчета по поводу предыдущего вскрытия Констанции Ноу, который гласил, что причина смерти «не определена, считать естественной».
Самой большой заботой врачей, однако, стала Мария Ноу, которая была теперь беременна восьмым ребенком. Стремясь предотвратить еще одну трагедию, Филлингер предложил семье Ноу предродовый и послеродовый уход за возможность изучить ошибку в генетике вновь рожденного ребенка. Ноу (видимо по совету Колумба Гангеми) отказались от предложения. В конце концов, интерес был чисто академическим, потому что восьмой ребенок, Тереза, умерла всего через шесть с половиной часов после рождения. До этого места история семьи Ноу представляется ничем иным, как кошмаром, сплошным колесом рождений и смертей, с которого никто не мог соскочить. Но затем в журнале «Лайф» появилась статья, которая, не обвиняя Ноу в грязной игре, подавала их как фигуры, достойные сожаления. В статье «Лайф» приберегла большую часть своего сарказма для полиции. «В наше время, — говорилось там, — похоже, институту следователей необходимо очень многое: они не могут похвастать ни наличием микроскопа, ни лабораторией, не говоря уже об оборудовании, которое теперешний отдел здравоохранения описывает как "мясницкие ножи и плотницкие пилы с ножницами для домохозяек"». После появления этой статьи всю Америка ошеломила трагедия семьи Ноу. Следует добавить, что детская смертность вскоре стала главной проблемой для нации, потому что всего несколькими неделями позже президент Джон Кеннеди и первая леди Жаклин Кеннеди потеряли собственного маленького сына.
Патрик Бувье Кеннеди родился преждевременно 7 августа 1963 года (всего за три месяца до того, как президента убили в Техасе), но через два дня умер из-за проблем с дыханием. Тем временем пришел отчет по вскрытию Терезы Ноу с причиной смерти «врожденный диатез с кровотечением», болезнь крови, которую никто не мог предвидеть. Эти два ребенка Ноу (Тереза и Летиция), которые умерли или до своего рождения, или всего через несколько часов после заставили исследователей двигаться дальше. В смертях членов семьи Ноу не было четкого рисунка, не было нити, которая вела бы с некоторой степенью определенности.
К 1964 году Мария Ноу была беременна девятым ребенком, которого родила 3 декабря в больнице Святого Иосифа. При полном внимании прессы и контроле общества; никто не оставлял ни одного шанса этому ребенку, которого окрестили Кэтрин Эллен. Первые три месяца своей жизни она оставалась в больнице под строжайшим наблюдением.
Больница Святого Иосифа, как следует из ее названия, была католической больницей, и многие сестры были монахинями, особенно в педиатрическом отделении. Одна монахиня, сестра Викторина, очень привязалась к Кэтрин и постоянно находилась возле нее во время своих дежурств. В результате она также имела ежедневный контакт с родителями девочки, и ее заявление тем, кто обследовал семью Ноу, читается с большим интересом. О них она говорит так: «Мистер Ноу всегда гораздо больше тянется к ребенку, чем миссис Ноу, (которая) предпочитает оставаться в стороне, поодаль, и относится к своему ребенку холодно… Миссис Ноу притворяется (обратите внимание), что тянется к ребенку, как будто она чувствует, что это требуется от нее… (и) абсолютно бесчувственно предлагает что-то, что не имеет никакого отношения к моменту»[65].
То ли причиной «непроявления» эмоций Марией была потеря восьми предыдущих детей, и поэтому она так боялась иметь тесную связь с этим, девятым ребенком, то ли в ее теле не было вообще материнской косточки. Будто чтобы доказать это, сестра Викторина клялась также, что подслушала, как миссис Ноу грозила убить малышку Кэтрин, когда ребенок недостаточно быстро брал бутылочку. По иронии именно в этот период доктор Гангеми начал лечить Марию Ноу гипнозом в надежде, что внушит ей терпение, чтобы успешно поднять Кэтрин. В начале 1965 года ребенка выписали из больницы Святого Иосифа, и несколько месяцев все казалось шло хорошо. Пришло и ушло без несчастий лето, но как только началась осень, доктор Гангеми начал получать бесчисленные телефонные звонки от запаниковавшей Марии. Один звонок оказался особенно тревожным, когда ребенок схватил полиэтиленовый пакет от вещей из химчистки и чуть не задохнулся. Зная, что несколько детей Марии умерли из-за состояния дыхательных путей, Гангеми естественно разъярился. И не стал прятать своего гнева от миссис Ноу, он наорал на нее, требуя объяснения, как восьмимесячный ребенок может схватить такой предмет. Мария ответила, что не знает, но разве не замечательно, что я оказалась на месте и спасла своего ребеночка от удушья? Гангеми не мог вспомнить, что он ей ответил, но, без сомнения, на эмоциях выскочило несколько бранных слов.
Конечно, если СВДС все-таки хоть как-то изучался в середине шестидесятых, то синдром Мюнхаузена с подменой (СМСП) звучал как диагноз с другой планеты. Однако в ретроспективе и учитывая инцидент с вышеупомянутым мешком из чистки, это являлось самым приемлемым объяснением того, что происходило в доме Ноу. Обычно СМСП заключается в том, что мать заявляет, будто ее ребенок болен или нарочно делает своего ребенка больным, чтобы привлечь внимание к себе. Известная в Англии в 1991–93 годах сестра Беверли Эллитт (позже известная под именем Ангел смерти) убила четырех детей, за которыми ухаживала, и избила девять других, страдая СМСП. К счастью, ее нашли и сейчас она отсиживает тринадцать пожизненных сроков в сверхсекретном психиатрическом заведении, но сотрудникам больницы потребовалось больше года, прежде чем они поняли серьезность нарушений психики.
Но в случае с Марией Ноу, хотя все считали, что что-то идет неладно, вмешаться не мог никто, включая докторов. Как объяснила Мария Вальдес-Дарена во время беседы с журналистом Стефаном Фрайдом, «когда взрослый душит ребенка, делая вот так (Вальдес-Дапена прижала руку себе ко рту), вскрытие не показывает ничего, ноль»[66].
Руки у всех были связаны. Нельзя забрать ребенка у родителей, это почти невозможно без улик, никто не мог ничего поделать, оставалось только наблюдать и ждать.
Кэтрин повезло выжить при встрече с полиэтиленовым мешком, но чтобы не рисковать, медицинский персонал решил забрать ее на пять недель в больницу. За это время Кэтрин расцвела, но через неделю после выписки ее привезли в больницу снова необъяснимо ослабевшей, она едва шевелилась, когда Мария держала ее на руках. И снова ребенка взяли в больницу, теперь на три недели. Она даже отпраздновала в больнице свой первый день рождения — единственный ребенок Ноу, который дожил до такого возраста. Кэтрин выписалась из больницы, но только чтобы вернуться менее чем через две недели, страдая снова тем же самым. И каждый раз, когда Кэтрин принимали в больницу, она, будучи там, никогда не демонстрировала никаких отклонений. Наоборот, она была нормальной, жизнерадостной малышкой, которую необычайно любили все доктора и сестры. Опять она находилась в больнице чуть больше трех недель, но на этот раз при выписке Ноу купили кислородную систему, которая, как все думали, сможет приглушить страхи Марии. В некотором отношении они были правы, потому что десятью днями позже Мария воспользовалась прибором, сказав, что у Кэтрин был легкий приступ. Но 14 февраля Мария заявила, что атака у Кэт повторилась. На этот раз она и позвонила доктору Гангеми, и использовала кислород. Он не смог ничего найти у ребенка, но в качестве предохранительной меры выписал таблетки с названием дилантин, предотвращающие приступ, чтобы давать их в случае острой необходимости. Через две недели, 25 февраля 1966 года, Мария обнаружила, что Кэт лежит на животике в манеже и на глазах синеет. Кэт повезли в другую больницу Филадельфии, но она не вынесла дороги и по прибытии была признана мертвой. Позднейшее вскрытие показало, что причина смерти, как и в предыдущих случаях, «неопределима».
На этот раз полиция в лице следователя Ремингтона Бристоу и медицинского эксперта Джо МакГиллена подключились к делу в считанные часы. Вместе они допросили мистера и миссис Ноу, и, хотя миссис Ноу была в некотором роде в замешательстве из-за поднявшейся вокруг суеты, муж выстроил разумную защиту жены и настаивал, что она не в состоянии принести вред собственным детям.
Однако вскоре после этих допросов возник другой поворот событий, когда неизвестный источник проинформировал полицию, что Ноу начали поговаривать о приемном ребенке. Многих ужаснуло, что такая мысль могла прийти в голову Ноу, но путь для них был открыт. Тем временем исследования шли своим чередом, и Бристоу, и МакГиллен влезали все глубже и глубже в частную жизнь семьи Ноу. Большинство собранных материалов не представляли собой ничего необычного, но время от времени проскальзывала и настораживающая информация.
Доктор Гангеми, с которым разговаривали несколько раз за это время, дал полиции некоторые первичные зацепки. Например, он сообщил, что смотрит на Марию как на «нестабильную шизофреничную особу, которая вполне может быть психопаткой»[67]. Он также показал, что Мария любит внимание, которое обеспечивают ей смерти детей, и что она ощущает себя тогда знаменитой. Шизофрения усилила еще один необычный факт, касающийся Марии: многие годы она испытывала короткие периоды временной слепоты. В статье журнала «Филаделфиа мэгазин» она призналась, что такие периоды начались с того времени, когда ей было четырнадцать лет, и они сопровождались ужасными мигренями. Затем, в возрасте двадцати лет, как раз после смерти первого сына, Ричарда, Мария ослепла снова. На этот раз доктор госпитализировал ее, и в свой черед показал ее психиатру. Оба врача согласились, что ее состояние вероятно является «переходной истерией» из-за потери горячо любимого сына. Психиатр предложил, чтобы Марии подавали таблетки «правдивости», амитал натрия, на что она согласилась. Под влиянием таблеток она призналась, что хочет другого ребенка, но что муж не в восторге от идеи. Психиатр и Мария обсудили также несколько других тем и провели бы еще несколько сеансов с амиталом натрия, но на следующий день к Марии вернулось зрение, и она выписалась из больницы.
Тем временем, помимо изучения истории психической нестабильности Марии, полиция рассматривала и другую возможную причину, почему все дети Ноу умирали: страховку. Кроме Терезы и Летиции, все другие дети имели полисы по сто долларов на нескольких первых и по 1000 долларов на каждого следующего ребенка. Семья Ноу единственный раз встретилась с трудностями — получая страховку на ребенка по имени Кэтрин, вероятно, компания стала подозрительной после предыдущих случаев с Артуром младшим, Констанс и Мэри Ли. Несмотря на это, мистер Ноу смог уговорить другую страховую фирму застраховать Кэтрин на 1500 долларов. Понятно, что он не сообщил о предыдущих своих детях, которые умерли. Но было и еще одно противоречие. В день, когда работник страховой компании, по его утверждению, видел Кэтрин живой и здоровой дома, она находилась уже в госпитальной палате. Когда Кэтрин умерла, страховая фирма отказалась платить, хотя позднее они с Ноу согласились на 500 долларов.
А что касалось идеи принять ребенка, то каждый, кто когда-либо прошел через эту процедуру, знает, что это долгий и болезненный процесс. На Ноу его не произвело впечатления. После смерти Кэтрин они хотели ребенка немедленно, и когда ребенок не появился у них в доме в течение пяти месяцев, они пожаловались церковной службе по усыновлению. В это время Хелберт Филлингер, медэксперт, который проводил вскрытие Кэтрин, оказался в щекотливом положении, так как Ноу указали его в качестве рекомендующего лица, при заполнения формы по усыновлению. Как он рассказал позднее, ему позвонила одна монахиня и спросила его мнение о паре. Он сказал, что если они дадут Марии Ноу ребенка, то вероятнее всего он умрет, хотя если все ошибаются, и Мария не виновата и не убивала своих детей, то никто не будет настолько заслуживающим доверия, как она.
Однако ни одно из этих мнений не пришлось учитывать, так как Мария, к ужасу всех участников событий, внезапно объявила, что она снова беременна.
Ребенок номер десять родился 28 июля 1967 года. Окрестили его Артуром Джозефом Ноу. Он появился с помощью кесарева сечения, но во время операции матка миссис Ноу порвалась и медикам пришлось полностью ее удалить. Перед родами доктора вместе с медэкспертом высказали свои сомнения по поводу способности миссис Ноу ухаживать за ребенком отделу департамента здоровья «Материнство и уход за детьми». Может быть можно забрать ребенка у миссис Ноу? Печально, но вернулся ответ, что сделать тут ничего нельзя. Нет такого закона, чтобы кто-либо мог встать между матерью и ребенком. Кроме того, хотя множество людей думало о будущем Артура Ноу, наступили уже 1960‑е. Как уже упоминалось, плохое обращение с ребенком, СВДС и Синдром Мюнхаузена не были уже просто словами. У родителей не оставалось достаточно власти, чтобы командовать зависимыми от них детьми, поэтому ребенок получил свой шанс; помня об этом, все заинтересованные лица стояли рядом и наблюдали.
Первые два месяца своей жизни Артур (которого Ноу называли Малыш Арти) оставался в госпитале под присмотром нескольких опытных докторов, включая семейного врача Ноу. За это время, как жестко отмечал Гангеми, «ребенок был нормален во всех отношениях. НИКОГДА у этого ребенка не наблюдались какие-либо… сложности с дыхательной системой, как описывала мать у других, покойных теперь детей»[68]. Артур Ноу покинул госпиталь 29 сентября 1967 года в сопровождении родителей. В бумагах на выписку Гангеми написал: «В Бога мы верим!»
Ребенку потребовалось меньше тридцати дней, чтобы снова оказаться в больнице. Первоначально его взяли в больницу Св. Кристофера с симптомами, которые Мария описала как проблемы с дыханием. Она сказала, что Артур посинел, после чего она вдыхала ему воздух «рот в рот». Затем Мария позвонила в скорую помощь, которая и доставила ребенка в больницу. Из Св. Кристофера Малыша Арти перевезли в больницу Св. Джозефа под присмотр доктора Гангеми. Он оставался там девятнадцать дней, во время которых ему сделали рентген и анализы, но не нашли ничего плохого. Единственной странностью в этом эпизоде стало то, что Мария Ноу посетила ребенка всего один раз за девятнадцать дней. Артур Ноу старший не появился вообще ни разу.
Через девятнадцать дней Малыша Арти отправили домой, но пятью неделями позже он вернулся, по словам Марии, ему на лицо легла кошка, не дав ему дышать. На этот раз тот факт, что ребенка не забрали у матери, являлся абсолютно вопиющим. Каждому ясно, что тут что-то серьезно неладно, но все-таки позднее в тот же самый день ребенка вернули домой. Двенадцатью днями позже Малыш Арти был мертв.
Согласно показаниям, которые Мария позже дата полиции, она вошла в комнату ребенка и нашла его посиневшим: «Я немедленно опустила стенку кроватки и начала дышать "рот в рот". Это не дало никакого результата». Она вызвала скорую помощь и попыталась дышать «рот в рот» снова, но ничто не помогло: ее малыша объявили мертвым по прибытии в больницу.
Расследование началось почти немедленно. Марии и Артуру задали вопросы, опросили также друзей и соседей, докторов и больничный персонал. Пара прошла даже испытание на детекторе лжи, которое они оба успешно выдержали, хотя остается некоторое сомнение об его аутентичности, так как никто не знал о психиатрической предыстории Марии. Свидетельство, которое помогло Ноу больше, чем что-либо другое, пришло из центра медицинских исследований. Джозеф Спелман, который проводил вскрытие тела Артура, заключил, что ничто не указывает на насильственную смерть. Однако Спелман написал два письма, касающихся Ноу: одно в филадельфийское агентство, занимающееся усыновлениями, а другое в подобную же государственную службу. Оба письма просила написать Мария Ноу, сказав, что теперь она снова хочет принять ребенка или по крайний мере получить его на воспитание. Письма (которые были идентичны) не говорили ни о чем прямо, но они намекали, что у Спелмана есть некоторые сомнения по поводу Ноу и что он не верит, будто причина смерти всех детей в СВДС. Ничего нельзя было доказать; не было прямых улик, чтобы обвинить Марию, поэтому в 1969 году расследование закрыли. Это могло бы быть концом всей истории, если бы не опубликованная в 1997 году книга с названием «Смерть невинных: правдивая история убийства, медицина и игра по-крупному», написанная Ричардом Ферстманом и Джейми Таланом.
В ней в качестве главной темы обсуждался случай Ванеты Хойт, которая с 1964 по 1971 год убила пятерых из шести своих детей. На суде адвокаты Хойт защищали ее, говоря, что дети умерали в результате oтносительно неизвестного синдрома, называемого СВДС. Соответственно, ее признали невиновной в убийствах, придав, таким образом, законную силу смерти, и ведущие эксперты начали считать, что СВДС может существовать и существует в семьях.
Однако в 1994 году Хойт взорвала эту теорию, признавшись в убийстве всех пятерых детей, и в 1995 году ее отправили пожизненно в тюрьму.
По правовым причинам Hoу не были названы своими именами в «Смерти невинных», но было сделано несколько ссылок на их случай, и, в свою очередь, это привело к появлению в «Филаделфиа мэгазин» статьи Стефана Фрайда, обе вещи заставили полицию снова открыть дело. Через много лет после смерти ее последнего ребенка Марию Hoу снова допрашивали в полиции, только на этот раз произошло нечто неординарное; она призналась в удушении четырех из восьми своих детей. По поводу других четырех она настаивала, что не помнит, но полицейские теперь имели достаточно оснований, чтобы арестовать самую известную убийцу-мать в Америке, что они и сделали 5 августа 1998 года.
Некоторые считают, что признание Марии подозрительно, особенно учитывая ее трудности с учебой, а другие думают, что, так как умерли все восемь детей, тут может крыться медицинское объяснение, учитывая весь ряд возможностей от наследственной болезни крови, называемой митохондриальной ДНК и до аллергии на арахис. Тем не менее, несмотря на то, что она не помнила, что случилось с четырьмя детьми, Мария Ноу была признана виновной в убийствах второй степени во всех восьми случаях. 29 июня 1999 года ей дали двадцать лет условно с пятью годами насильственного психиатрического лечения.
Приговор вызвал всплеск ярости; как может получить такое легкое наказание тот, кто убил восемь детей? Но заместитель поверенного Чарльз Галлахер поддержал этот вердикт, сказав:
«То был самый человечный способ решения случая миссис Ноу. Чем тратить миллионы долларов на содержание ее в тюрьме, мы потратим деньги на лечение и исследования. Может быть, мы узнаем, почему она делала это. Может быть, после курса лечения мы дойдем до сути, что важно, очень важно».
Его слова не могут быть более справедливыми. СВДС все еще тревожит тысячи семей по всему миру и к несчастью, в небольшом числе случаев, то же самое имеем с синдромом Мюнхаузена с подменой и другими равно опасными психическими заболеваниями.
В своем признании полиции Мария Ноу настаивала, что ее муж ничего не знал о том, что она делала, и что она жаждала, чтобы полиция раскрыла ее преступления. «Я надеялась, что они (полиция) сделают это. Я понимала, то что я делаю, очень плохо», — призналась она.