Самые жестокие женщины в истории

Лиззи Борден. Убийства в Фолл Ривер

В 11.15 утра 4 августа 1892 года в сонном городке Фолл Ривер штата Массачусетс, было совершено одно из самых известных американских двойных убийств. Хроника убийств девятнадцатого века была бы неполной без этого дела, потому что оно было если и не самым изощренным из убийств, то наверняка одним из самых кровавых. Сведения об основной подозреваемой стали предметом самого широкого освещения в судебных новостях Америки того времени.

Лиззи Борден родилась в Фолл Ривер 19 июля 1860 года у Эндрю и Сары Борден. Эндрю Борден начинал гробовщиком, но оказался удачливым бизнесменом, который собрал довольно денег, чтобы вложить их в собственность. К 1892 году Борден стал богатым человеком: коммерсантом, землевладельцем с несколькими холдингами недвижимости и председателем Совета директоров нескольких банков. На фотографиях мы видим худого седеющего мужчину с опущенными уголками губ, типичного патриарха девятнадцатого века: самодовольного, требовательного, экономного и безоговорочно непреклонного. Мало что известно о его жене, лишь то, что она родила ему двух дочерей, Эмму и Лиззи, но умерла от осложнения, переболев воспалением матки в 1863 году, когда Лиззи было всего три года. В возрасте сорока лет Эндрю Борден женился во второй раз на Эбби Дорфри Грей. По свидетельствам современников это была крупная, очень застенчивая и привлекательная женщина. Ее муж, не слишком щедрый на проявление эмоций, тем не менее, по словам современников, безумно любил ее. К сожалению, этого нельзя было сказать о дочерях, которые негодовали с момента появления в их доме мачехи, видя в ней препятствие к получению законного наследства. Возмущение должно быть подпитывалось также стесненными условиями, в которых они все четверо жили, потому что, несмотря на явное благополучие, Эндрю Борден выбрал жилье в жалком дешевом районе.

Фолл Ривер был не самым приятным из городков. Его основной отраслью промышленности являлась переработка хлопка, в округе располагалось несколько фабрик. Дом Эндрю Бордена стоял на Второй улице, узкое здание под номером 92 было стиснуто другими узкими домами, создавая впечатление, что улицу построили без единой мысли о воздухе или свете. Внутри дом был не лучше. Как бы застывшая на своих местах мебель, внизу кухня, гостиная и столовая, наверху четыре спальни, гардеробная и мансарда. В доме царила напряженная обстановка, разрядить которую можно было, разделив верхние апартаменты на две независимые половины, закрыв дверь между спальней хозяина и гардеробной и остальными спальнями. Когда дверь закрывалась, в спальню хозяина можно было попасть, пользуясь черной лестницей, а в остальные спальни пройти только по парадной лестнице. Подтверждением тому, что в доме Борденов сложились трудные взаимоотношения, служит тот факт, что соединяющие двери держались запертыми с обеих сторон. Такова была ситуация на Второй улице, 92 в 1892 году. В доме проживал еще один человек, это была ирландка Бриджит Салливан, прислуга, выполнявшая всю работу. В 1892 году Бриджит было двадцать шесть лет, и к тому времени она служила у Борденов чуть меньше трех лет. Она очень хорошо знала обеих дочерей, как показывают записи, все три женщины прекрасно ладили. Лиззи Борден не была особенно привлекательной; у нее были густые красновато-коричневые волосы, маленькие голубые глазки и, как и у мачехи, довольно пышная талия.

На этом, однако, сходство заканчивалось. Лиззи, в отличие от Эбби Дорфрн Грей, была разумной грегорианской женщиной. Она училась в воскресной школе, была секретарем во Фруктово-цветочной миссии, ей нравилась работа в женском Союзе трезвости христиан. В 1890 году Лиззи совершила большой тур по Европе. Такие туры были популярны среди молодых американских леди девятнадцатого века, так же как и обсуждения романов Генри Джеймса. Склонная к спорам, Лиззи имела несколько стычек с отцом по поводу денег. Она хотела сменить дом и жить более комфортно, но Эндрю Борден считал ее претензии, по меньшей мере, неразумными, если не вообще расточительными.

В противоположность Лиззи, ее старшая сестра Эмма, была намного спокойнее. Она не так активно участвовала в делах церкви, не была расточительной и вообще довольно апатично относилась ко всему в жизни (что некоторые довольно злые комментаторы связывали с тем, что она осталась старой девой).

В конце июля 1892 года Эмма Борден уехала в Фэйрхевен, навестить друзей семьи. Немногие люди их достатка оставались в городе летом, когда наступала изнуряющая жара, большинство предпочитало спасаться за городом. Однако Лиззи Борден не поехала с сестрой; она предпочла навестить друзей в Нью-Бедфорде и вернулась через несколько дней.

Третьего августа 1892 года, за день до совершенного убийства, на Фолл Ривер обрушилась тепловая волна[2]. Температура, даже до достижения солнцем зенита, доходила до 89 градусов по Фарингейту (32 °C). Все были раздраженными, заторможенными, задыхались от жары, а Эндрю и Эбби Борден страдали особенно сильно из-за необычного приступа слабости. Тем утром Эбби сходила к доктору Боуэну, семейному врачу и пожаловалась на плохое состояние желудка. Обследовав пациентку, доктор Боуэн решил, что это простое пищевое отравление и отправил Эбби домой.

Позднее в тот же день брат миссис Борден, Джон Винникум Морс, навестил дом № 92 по Второй улице и обнаружил, что оба, и муж, и жена, все еще чувствуют себя плохо. Они рассказали ему, что почувствовали недомогание вчера вечером и что Лиззи тоже мучилась ночью. На вопрос, где сейчас Лиззи, Винникуму Морсу ответили, что несмотря на слабость, она заставила себя подняться и ушла на целый день. И правда, Лиззи вышла по делу, купить в аптеке Смита синильной кислоты. Кислота потребовалась для чистки старых котиковых накидок. Аптекарь Эли Бенс точно помнил, как Лиззи Борден пришла за покупкой, так как, несмотря на ее протесты, отказался продавать жидкость, объяснив, что синильная кислота слишком сильное средство для ее цели. (Он и два его помощника показали это при допросе, но Лиззи Борден настаивала, что не была даже возле аптеки.)

Затем Лиззи заглянула к соседке, мисс Элис Расселл, которая позже показала, что девушка казалась возбужденной и расстроенной. Она сообщила мисс Расселл, что, как ей кажется, кто-то хочет убить их семью. В предыдущем году в некоторые дома Эндрю Бордена, включая и № 92 по Второй улице, залезали воры. Были украдены деньги, а также часы и примерно на тридцать долларов золота. Будучи человеком бережливым, считающим каждый пенни, Эндрю Борден разъярился. Он вызвал полицию и сделал заявление, но несколькими днями позднее слышали, как он говорил начальнику полицейского участка города, Руфусу Б. Хилларду: «Боюсь, полиция не сможет найти настоящего вора». Слово «настоящего» поразило начальника полиции, и у полицейских закралось подозрение, что Эндрю Борден знал имя вора (подозрение пало на Лиззи), но не был готов к тому, чтобы вора наказали.

Между тем Лиззи рассказывала мисс Расселл, что, по ее мнению, кто-то из врагов отца пытается убить его. Она утверждала, что болезнь от которой страдали ночью ее отец, мачеха и она сама, явилась результатом того, что кто-то намеренно отравил их молоко. Мисс Расселл старалась успокоить Лиззи, но безуспешно. Любопытно, что на суде защитник Лиззи пытался объяснить этот разговор ее «месячной женской слабостью». Расставаясь с мисс Расселл, она сказала: «Я чувствую, что-то висит надо мною, и не могу избавиться от этого ощущения».

Утро 4 августа 1892 года было таким же жарким, как и предыдущее. Остававшийся на ночь с Борденами, Джон Винникум Морс с удовольствием разделил с хозяевами щедрый завтрак, несмотря на то, что они все еще мучились от спазмов в желудке. Завтрак оказался таким обильным, что Бриджит, которая позднее доела остатки, вырвало на заднем дворе.

В 9.15 утра Морс отправился навестить других своих родственников, а Эндрю Борден ушел, чтобы решить какие-то дела в центре города. Вскоре Лиззи спустилась вниз и, пока Бриджит занималась домашней работой, съела легкий завтрак. Затем Эбби Борден попросила Бриджит помыть внизу окна и, захватив ведро и тряпку, Бриджит направилась через боковую дверь во двор. Важно, что дверь осталась незапертой. Бриджит терла окна и, как показала позднее, не видела в комнатах первого этажа никого, кроме обитателей дома, а примерно часом позже, закончив работу, она вернулась в дом и заперла за собой боковую дверь.

Затем, приблизительно в 10 часов утра, вернулся домой мистер Борден. Он забыл ключи и, обнаружив, что все двери в дом накрепко заперты, вынужден был постучаться. Бриджит впустила его, и, как она показала, когда мистер Борден вошел в прихожую, она услышала с верхней площадки, из спальни для гостей, странный смех. В суде Бриджит настаивала, что смех принадлежал Лиззи, но сама Лиззи клялась, что, когда ее отец вернулся домой, она находилась на кухне. Придя домой, мистер Борден узнал от дочери, что Эбби Борден получила записку относительно кого-то, кто тоже плохо себя почувствовал и умер. (Эта записка не была найдена полицией, и ее отсутствие позднее использовалось обвинителем как доказательство еще одной лжи Лиззи.)

Не обратив внимания на отсутствие жены, мистер Борден отправился наверх в хозяйскую спальню, но вскоре вернулся и устроился в гостиной. Он лежал на кушетке, отдыхая от жары. Лиззи гладила белье, а Бриджит приступила к мытью окон изнутри. В 10.55 утра Бриджит ушла наверх, в свою комнату, на короткий отдых перед ленчем, а Лиззи вышла во двор или в сарай (при допросе она очень неуверенно отвечала на вопрос, где же точно была и что делала). Не подвергается сомнению тот факт, что по возвращении она обнаружила то, что ее главный защитник, мистер Джордж Д. Робинсон, позднее опишет как «одно из самых подлых и дьявольских преступлений, которые когда-либо совершались в Массачусетсе». Еще он добавил: «Осмотр жертв обнаружил, что миссис Борден была убита с использованием тяжелого острого предмета, которым ей нанесли восемнадцать ударов по голове, причем тринадцать из них пробили череп. А внизу, на софе, находилось мертвое, изувеченное тело мистера Бордена с одиннадцатью ударами по голове, четыре из которых пробили череп»[3].

Согласно показаниям Лиззи, именно тело Эндрю Бордена она «обнаружила» первым. Он все еще лежал на кушетке, правая щека покоилась на подушке, но из-за повреждений он был фактически неузнаваем. По лицу струилась кровь, один глаз был разнесен почти надвое и вываливался из глазницы, нос отрублен, всего на лице насчитывалось одиннадцать ран. Череп смят, будто он был не прочнее яичной скорлупы.

Возникло замешательство. Лиззи начала кричать, чтобы спустилась Бриджит, после чего послала прислугу за семейным доктором. На стенах гостиной повсюду была кровь, пятна также ясно виднелись на ковре и на софе.

Согласно записям полицейских, доктор Боуэн прибыл в 11.30 утра, а к 11.45 семь полицейских вместе с медэкспертом Вильямом Доланом уже тоже находились там. Вскоре доктор Боуэн покинул дом, чтобы послать телеграмму Эмме Борден, в которой сообщил ей о преступлении. Когда он вернулся, его встретила еще более страшная новость: Бриджит с соседкой, миссис Эдди Черчилль, поднялись наверх и обнаружили там Эбби Борден, лежащую вниз лицом в луже собственной крови. Голова была почти отделена от тела мощным ударом но шее, а другой удар стесал огромный лоскут кожи со скальпа. (Позднее было установлено, что Эбби Борден умерла от первого полученного удара, потому что хоть раны и были глубокими, очень мало крови было разбрызгано по стенам и на мебели.)

Начался осмотр. Первым делом офицер Майкл Маллели спросил Лиззи Борден, есть ли в доме топоры, на что она ответила, что есть, даже несколько. Бриджит повела офицера в подвал, где Маллели обнаружил четыре похожих предмета. Один был в высохшей крови и в чем-то похожем на волосы (позднее выяснилось, что кровь и шерсть были коровьи), а другой со сломанным топорищем, в пепле. Этот второй топор и был, в конце концов, представлен в суде как вещественное доказательство. Затем Лиззи задали вопрос о ее местонахождении во время убийств. После того как она объяснила полиции, что находилась в сарае, где искала металлические грузила (она собиралась отправиться с сестрой на рыбалку в Фэйрхевен), сержант Филип Хэррингтон с сотрудниками обследовал указанное помещение. Пол чердака в сарае был покрыт тонким нетронутым слоем пыли, не было следов ни ног, ни рук, ни каких-либо других отпечатков.

Когда были сфотографированы тела на местах, в три часа пополудни оба трупа перенесли в столовую, где на обеденном столе доктор Долан и произвел вскрытие. У обоих, и у Эбби, и у Эндрю, вынули желудки, упаковали и отправили с посыльным доктору Эдварду С. Вуду, профессору химии в Гарварде. Это объяснялось желанием определить, не были ли жертвы отравлены перед тем, как их забили до смерти. Без сомнения доктор Боуэн упомянул, как плохо они чувствовали себя 3 августа и, возможно, теперь боялся, что может открыться что-нибудь еще более зловещее.

В конце концов, легче же забить до смерти человека, который уже ослаблен ядом. Вот что сообщается в отрывке из статьи в газете «Фолл Ривер Дейли Гералд» от 8 августа 1892 года:

«Джозеф А. Хант, содержатель исправительного дома, у которого огромный опыт работы полицейским в этом городе, обсуждая трагедию, выдвинул версию, которая ускользнула от внимания полиции, или если это не так, то полиция направила публику по ложному следу.

Мистер Ханг заявил: "Мое мнение таково, что оба, и мистер Борден, и его жена, были мертвы до нанесения убийственных ударов, может быть, отравлены синильной кислотой, которая вызывает мгновенную смерть. Топор использовался только чтобы отвести подозрение от тех, кто нашел тела. Я считаю, что это истинное состояние дела, потому что, если бы они были живы, когда наносился первый удар, действие сердца вызвало бы гораздо более широкое разбрызгивание крови, чем явствует из данных, представленных в документах. И к тому же слишком уж много мясницкой работы для такого небольшого количества разлетевшейся по сторонам крови"».

Однако, несмотря на подозрения Джозефа Ханта, когда результаты вскрытия вернулись из лаборатории доктора Вуда в Гарварде, они показали отсутствие синильной кислоты и других отравляющих веществ в желудках жертв. Вскрытие показало: «Я (доктор Вуд) обнаружил, что оба желудка выглядят абсолютно нормальными. Они, несомненно, здоровы. Отсутствуют свидетельства воспаления, нет следов действия отравляющего вещества или другого подобного средства».

С тех пор было множество споров, использовала ли Лиззи синильную кислоту, присутствие которой тяжело обнаружить, если жертве давали ее в малых дозах долгое время. Кроме того, образцы, взятые из желудка, не лучший индикатор при поиске этого особого яда.

Тем временем, пока обследовались тела отца и мачехи, саму Лиззи продолжал допрашивать заместитель начальника полиции Джон Флит. На вопрос, считает ли она, что ее дядя Джон или служанка Бриджит могли совершить убийство, она ответила отрицательно. По мнению допрашиваемой, убийства были совершены кем-то, кто проник в дом, кем-то незнакомым для обитателей дома. И пока была жива, Лиззи никогда не отступала от своей версии.

Этим вечером из Фэйрхевена вернулась Эмма Борден и обнаружила, что тела отца и мачехи все еще находятся в доме. Ситуация все еще была очень напряженной и волнительной, и доктop Боуэн, опасаясь за состояние Лиззи, прописал ей сульфат морфия. Наконец примерно в 9 часов вечера, тела забрали, и полиция уехала.

Суббота, 6 августа 1892 года, была днем похорон. Состоялась служба, но захоронение тел отложили, так как доктор Вуд заявил полиции, что хотел бы продолжить обследование. К ужасу окружающих, на этот раз для обследования потребовалось отделение голов Эндрю и Эбби Борден от тел. С обеих были сняты гипсовые слепки. (Голова Эндрю Бордена так никогда и не вернулась в свой гроб.)

Конечно, такой запрос, то есть отделение части тела, не показался чем-то необычайным — убийство Борденов стало заметным событием, подхваченным как местными, так и федеральными газетами. Например, статья в «Нью-Йорк Таймс» под названием «Зарублены в собственном доме» гласила: «…мистер Борден и его жена убиты среди бела дня»[4]. Вскоре дело стало самым главным, самым известным убийством в стране, получившим широкую огласку во всех газетах Соединенных Штатов. Тем временем следствие перешло к тому факту, что Лиззи Борден в воскресенье, 7 августа, сожгла какую-то одежду. Во время допроса Лиззи показала, что утром в день убийства на ней было ситцевое платье в сине-белую полоску. Однако, когда допрашивавший полицейский попросил показать ему это платье, она принесла темно-голубое шелковое, ничуть не беспокоясь о несовпадении с первичным показанием.

Наконец, мисс Расселл, которая спала в доме Борденов в ночь после убийства, чтобы успокаивать Эмму и Лиззи, помогла прояснить события. Давая показания, она настаивала, что видела, как Лиззи заталкивала светло-голубое плиссированное платье в старую кухонную печь. Эмма Борден заявила, что это делалось по ее указанию, потому что платье было забрызгано краской, но полицейские, которые обыскивали дом сразу после убийства, заявили, что не помнят, чтобы вообще видели такой предмет одежды.

Полученные при допросах, которые длились несколько следующих дней, свидетельства привели полицию к решению арестовать Лиззи Борден. Еще более изобличающим стало то, что когда Лиззи допрашивал районный прокурор Хосе М. Ноултон, она стала все больше путаться по поводу того, где была 4 августа. Она явно разволновалась из-за вопросов Ноултона, который, как показывает выдержка из записи допроса, был очень настойчив.

ВОПРОС: Где вы находились, когда ваш отец вернулся домой?

ОТВЕТ: Внизу, в кухне. Читала старый журнал, оставленный на буфете: старый «Харперс магазин».

ВОПРОС: Вы уверены в этом?

ОТВЕТ: Я не уверена, была ли там или в столовой.

ВОПРОС: Где вы были, когда прозвенел звонок?

ОТВЕТ: Думаю, в своей комнате наверху.

ВОПРОС: Значит, вы были наверху, когда ваш отец вернулся домой?

ОТВЕТ: Я была на лестнице, когда она (Бриджит) впустила его… Я была наверху недолго, только чтобы одеться и зашить петельку на рукаве. Не думаю, что была там больше пяти минут.

(Немного позже районный прокурор вернулся к этому вопросу.)

ВОПРОС: Вы помните, что говорили мне несколько раз, будто были внизу, а не наверху, когда ваш отец вернулся домой? Может быть, вы забыли?

ОТВЕТ: Не знаю, что я говорила. Я отвечала на много вопросов и так растеряна, что у меня все уже перепуталось. Я говорила вам только то, что знаю.

В лучшем случае это была полная растерянность, в худшем — отказ говорить правду. Учитывая показания мисс Расселл, судья второго районного суда Джошиа Блейзделл решил обвинить Лиззи в обоих убийствах, и 12 августа 1892 года она была привлечена к суду, чтобы предстать перед Большим жюри. Лиззи Борден была признана невиновной.

Это был знаменательный для прессы день. Преступление стало самой злободневной темой по всей стране, повсюду обсуждалось Лиззи ли совершила его. Кроме того, в движении, которое предшествовало данному случаю, когда феминистки поднялись на защиту Эйлин Вуэрнок, женские организации поддержали дело Лиззи. Они состояли из суфражисток под руководством Люси Стоун (аболиционистка из Массачусетса и основательница американской Ассоциации суфражисток), а также женского христианского Союза трезвости под руководством миссис Сюзан Фессенден.

Суд, который проходил в городе Нью-Бедфорде округа Бристоль, расположенном на расстоянии чуть менее пятнадцати миль от Фолл Ривер, длился более двух недель — с 5 по 20 июня 1893 года. По закону того времени, в заседании участвовали три судьи: председательствовал Джошиа Блейзделл, помощниками были члены суда Калеб Блоджетт и Джастин Дьюи. Жюри состояло из двенадцати мужчин — фермеров и торговцев. Также присутствовали около тридцати джентльменов от прессы, куда входили представители от «Бостон Глоб» и «Нью-Йорк Сан».

Свое появление в помещении суда Лиззи Борден обставила с шиком. Ее сопровождали два самых горячих ее сторонника, преподобные Бак и Джабб (которые вели службу во время похорон се отца и мачехи), она была одета в модное черное платье из ангоры с рукавами из каракульчи, на голове красовалась черная кружевная шляпа. Обвинителем от штата был Хосе Ноултон, помощником — Вильям X. Муди. Муди начал с изложения трех утверждений, все из которых, по его словам, обвинение может доказать вне всяких сомнений.

Первое, заявил он, Лиззи планировала убийства, чтобы получить значительную денежную сумму; второе, что она провела все свои планы до последней буквы; и третье, ее постоянная ложь при опросах полиции не была поведением невиновной женщины.

Позиция Муди была очень сильной, с учетом как финансового мотива, так и подробных свидетельств, связывающих обвиняемую с преступлением. Однако он немного переусердствовал с драматизмом, когда выложил на стол перед собой пакет (обертка которого позднее будет демонстрироваться как улика). Он развернул бумагу, скрывающую два жутких предмета. Там оказались гипсовые слепки с голов мистера и миссис Борден. Вполне понятно, что Лиззи потеряла сознание, но вскоре пришла в себя и оставалась во время всего суда инертно-спокойной, нарушив свое конституционное право на молчание лишь заявлением: «Я не виновна. Оставляю право говорить за меня своему защитнику».

Не сбившись, обвинение пошло дальше. Чтобы доказать свое первое утверждение, то есть мотив, Ноултон и Муди вызвали свидетелем Джона Винникума Морса, который заявил, что Эндрю Борден незадолго до смерти изменил свое завещание. Морс показал, что по новому завещанию Эмме и Лиззи доставалось по 25 тысяч долларов, а остальное состояние (оцениваемое в полмиллиона долларов) должно было отойти к Эбби Борден.

Затем Ноултон и Муди перешли к обсуждению «предрасположенности» Лиззи к убийству, пытаясь представить как улику ее свидетельские показания во время допроса. К несчастью для обвинения и очень удачно для Лиззи, ее юристы (в особенности Эндрю Дженнингс и Мэлвин Адамс) резко возразили против этого, утверждая, что ее заявления делались до того, как она была обвинена официально. Они также добавили, что в требовании Лиззи о присутствии при допросе адвоката, ей было отказано. Судьи согласились с Дженнингсом и Адамсом, лишив, таким образом, обвинение одного из самых решающих свидетельств. Но это было не самое худшее, потому что дальнейшие попытки обвинения также были сведены к нулю, когда один из судей дополнительно постановил, что показания Эли Бенса об отказе продать Лиззи синильную кислоту также должны быть изъяты, так как следов отравления не обнаружено.

Затем обвинение попыталось заявить, что топор в подвале дома Борденов был тем самым, что использовался для убийства. Они утверждали, что на нем явные следы того, что его недавно чистили не только водой с мылом, но также и золой. Длина ран, обнаруженных на обеих жертвах, также соответствует размеру лезвия топора. Однако не было обнаружено ни единой, убедительной улики, которая увязала бы топор с обвиняемой.

Наконец обвинение предъявило неспособность Лиззи точно вспомнить, где она находилась в момент убийства. Однако доктор Боуэн показал, что он давал Лиззи сульфат морфия не только в вечер, когда был убит ее отец, но также и во время допроса и пока ее держали в тюрьме в ожидании суда. Позднее защита Лиззи использовала это показание, утверждая, что лекарство могло повлиять на ее умственные способности, может быть, даже изменив ее воспоминания о местонахождении 4 августа.

Через двенадцать дней обвинение остановило дело. Они представили факты, четкие и логичные, но им сильно помешало судопроизводство.

По контрасту с обвинением защита взяла всего два дня для того, чтобы представить суду свою версию истории, хотя ее вариант был гораздо более натянутым. Проводимая тремя юристами — Эндрю Дженнингсом, Джорджем Робинсоном и Мелвином Адамсом защита настояла на том, что действие, разыгравшееся в доме номер 92 по Второй улице, не имело ничего общего с тем, что предъявило обвинение. Вместо того чтобы объявить преступницей Лиззи Борден, они уверяли, что кто-то проник в дом и, незамеченный ни одним из обитателей, убил мистера и миссис Борден, а затем проскользнул в подвал и сбежал через задний двор. Выстроив такой сценарий, защита представила ряд свидетелей, чтобы подтвердить, что во время совершения убийства в окрестностях видели какого-то странного чужака. Кроме того, они вызвали также Эмму Борден.

Эмма приняла сторону сестры с того самого момента, как Лиззи обвинили в убийстве. Теперь ее попросили занять место свидетеля и показать, что у младшей сестры не существовало никакой причины убивать Эндрю и Эбби Борденов. Она держала себя достойно, отвечая в прямой, вызывающей доверие, манере.

19 июня Джордж Робинсон произнес свою заключительную речь, которая была, по мнению некоторых, экстраординарной речью, суть ее может быть сведена к одному короткому утверждению, которое он сделал прямо в суде. «Чтобы признать ее (Лиззи Борден) виновной, — произнес Робинсон, — вы должны поверить, что она дьявол. Джентльмены, похожа ли она на него?»

Невозмутимо сидящая за столом эта тридцатилетняя старая дева, образцовая прихожанка местной церкви, предусмотрительно одетая во все черное, с двумя исполнителями по бокам, выглядела скорее респектабельной матроной, чем кровавой убийцей. Но, как будто этого было недостаточно, судья Дьюи (который был назначен в Верховный суд именно Джорджем Робинсоном) повернулся к присяжным, чтобы резюмировать дело, и повторил почти все, что сказала защита, будто это Евангелие.

Присяжным потребовалось чуть больше часа, чтобы вынести вердикт. В понедельник, 19 июня, Лиззи Борден была признана невиновной в убийстве отца и мачехи. Она покинула суд свободной женщиной.

Сегодня кажется невероятным, что такая хлипкая защита смогла легко добиться оправдания, но в 1893 году никто не слышал, чтобы респектабельная леди из среднего класса обвинялась в подобном преступлении. В основном к женщинам, по определению, впервые данном поэтом Ковентри Патмором, относились как к «ангелам в доме»[5], то есть они были выше упрека в таком тяжелом и корыстном деянии, как убийство.

Известно, что через пять недель после суда Лиззи и Эмма купили большой, тринадцатикомнатный дом под номером 306 по французской улице, который находился в востребованном, фешенебельном районе Фолл Ривер. Лиззи (которая теперь сменила свое имя на Элизабет А. Борден) вела полную комфорта жизнь, часто ездила в театры Бостона, Нью-Йорка и Вашингтона. Но в 1897 году ее имя снова попало в заголовки газет, когда ее арестовали за кражу двух картин из магазина компании Тилден — Тербер. «Путь» украденных картин якобы проследили до дома Лиззи Борден, но дело было решено без суда, и о нем больше ничего не говорилось. В голове сразу всплывает эхо краж в доме номер 92 по Второй улице.

Однажды Лиззи познакомилась с актрисой Ненси О'Нейл, к которой испытала пылкую любовь. В последующие два года они стали неразлучны. Лиззи устроила для подруги роскошный прием, пригласив всю группу театра — событие, которое без сомнения шокировало респектабельных жителей Фолл Ривер. Видимо это никак не соответствовало вкусам Эммы Борден, потому что именно тогда она переехала из дома 306 по Французской улице. Со времени суда она становилась все более набожной и, несомненно, считала отношения своей сестры с Ненси абсолютно непристойными. Вначале Эмма жила с преподобным Баком и его семьей, но, в конце концов, покинула Фолл Ривер, переехав в Ньюмаркет, Нью-Хэмпшир. После этого о ней мало что было известно, но в 1923 году между нею и Лиззи возник спор по поводу продажи какой-то недвижимости из их общего состояния.

Лиззи Борден умерла 1 июня 1927 года из-за осложнения после операции на желчном пузыре. Эмма Борден пережила сестру на девять дней. Сестры Борден оставили значительное состояние, доля Лиззи составляла примерно 266 тысяч долларов, которые она разделила между семьей и друзьями, а также Лигой защиты животных. Обе сестры похоронены в фамильном склепе, рядом с матерью и искалеченными останками их отца и мачехи.