Сценарий убийства

27

– Я не считаю, что она была в меня влюблена, – оправдывался Стэнли Рот.

– А если бы и считали – какая разница?

В действительности меня не интересовало, знал он или нет. Волновало другое: насколько большую брешь пробила в нашей защите Анабелла Ван Ротен и сколько сумел восстановить я, уговаривая Джули сказать правду.

Стэнли Рот не собирался причинять Майклу Уирлингу телесных повреждений – не это ли сказала Джули? Но первым импульсом его адвоката – того самого, кто упорно доказывал, что обвиняемый не мог убить жену, – был бросок через стол, чтобы ради спасения компаньона Рота от неминуемой гибели получить несколько швов на голове. Все сказанное, имевшее смысл и казавшееся таким логичным, таким ясным в зале суда, где меня опьяняло внимание публики, теперь рассыпалось в прах. Как проснувшийся утром пьяница, я с сожалением вспоминал то, что натворил вчера.

Чем больше я размышлял, тем хуже выглядели сегодняшние обстоятельства. Ударив жену, Стэнли Рот так сильно переживал по этому поводу, что заявил Джули Эванс о том, что желал смерти Мэри Маргарет! Конечно, он не хотел ее убивать, и эти слова лишь отражали глубину его переживаний. Наконец, все свидетельствовало о том, что подобные случаи бывали раньше. Они бранились всегда, скорее, вообще ни о чем, но не об отношениях Мэри Маргарет Флендерс с другими мужчинами – единственной теме, о которой, по показаниям самого Рота, обвиняемый не хотел ничего знать.

Но теперь это потеряло всякий смысл. Когда все осознали, что Мэри Маргарет Флендерс применяла насилие в той же степени, что и ее муж. В конце концов, это она едва не убила Рота, промахнувшись тяжелой стеклянной пепельницей всего на дюйм или два. Что заявил Рот перед судом присяжных? Рот сказал, что если бы его жена думала о разводе, он бы об этом знал. Единственно правильным поступком за вчерашний день казалось то, чего я не сделал. Я не спросил у Джули Эванс, мог ли Стэнли Рот убить свою жену. Вероятно, я помнил, что уже спрашивал об этом в первый день нашего знакомства, и помнил, что она сказала в ответ.

Рот все еще думал над вопросом.

– Возможно, какие-то вещи не стоило ей рассказывать, – наконец сказал он. – Не нужно было приводить один или два аргумента из тех, что я говорил Мэри Маргарет. В ее устах они оказались серьезнее, чем на самом деле.

Пока наш лимузин неспешно двигался по шоссе, Рот не отрываясь смотрел в окно. Косо падавший солнечный свет смягчал глубокие морщины, пролегшие между бровей.

– Представьте, что работаете с кем-то изо дня в день. Однажды люди замечают, что ваше настроение изменилось: вы более обычного задумчивы или удручены. Вас спрашивают, не случилось ли чего. Вскользь вы отвечаете, что поссорились с женой. Тем вечером вы вместе были на ужине. Вы не помните, отчего ссорились, и вообще не представляете, будете ли ссориться в следующий раз. Но разумеется, вы ссоритесь опять – недели или месяцы спустя, – и вы опять об этом говорите. – Повернув голову, он посмотрел мне в глаза. – Вы не говорите о том хорошем, что было между вами. Все, что знают о вас другие люди, – это о происходящих между вами размолвках. Понимаете, куда я клоню? Джули не представляла, на что был похож мой брак. Она знала про ссоры, я сам ей рассказывал; и, думая, что любит меня, она считала мой брак несчастливым. Не правда ли, мысль о том, что этот брак вот-вот развалится, могла стать навязчивой? Заметьте, я сказал: «думая, что любит меня». Она любила не меня. Она любила Стэнли Рота. Уверен, вы поняли – Стэнли Рота, направлявшего бизнес киностудии. Она не любила меня как человека. Помните, что я рассказывал про детство? Джули Эванс – симпатичная девчонка, которая гуляла с ребятами, ездившими на новых машинах, с ребятами из обеспеченных семей. Она ни за что не взглянула бы на меня… – Он рассмеялся. – Чуть не сказал «дважды». Забудьте: Джули не посмотрела бы на меня даже раз. Говорите, она меня любила? А что Джули сделала, когда студия «Блу зефир» превратилась в «Уирлинг продакшн»?

Рот вызывающе засмеялся, но смех прозвучал фальшиво и неестественно, словно скрывал боль от ее решения уйти. По какой-то необъяснимой и до конца не понятой мной причине я чувствовал, что должен защитить Джули от обвинений в неверности.

– Она не хотела давать показания.

– Да ладно, никто ничего не хотел, – с обидой проговорил Рот.

Осознав свое состояние и, вероятно, зная, как легко эмоции разрушают способность к результативному действию. Рот сменил тему разговора. Вместе с темой изменилось и настроение.

– Взглянем на дело иначе, – сказал Рот, вдруг представляя все в перспективе. – Именно теперь вы можете победить благодаря своим решающим аргументам. Превосходно. Все думают, что это сделал обвиняемый. Об этом говорят улики. И вот наконец появляется адвокат, защитник, который убеждает суд присяжных, что они не могут осудить человека, возможно, невиновного. Жаль, что идет суд, – добавил Рот, глядя в окно лимузина. – Это отличное кино.

Его голос звучал сильно и уверенно. Казалось, Стэнли Рот действительно говорил о фильме или сценарии, с которым только что познакомился, а вовсе не о судебном процессе, в финале которого он мог если не увидеть собственную казнь, то провести остаток жизни в тюрьме. Тут же я обратил внимание на его руки, лежавшие на коленях. Пальцы едва заметно дрожали, совсем чуть-чуть – так слабо, что Рот этого не замечал.

Вернувшись в отель, я попытался взяться за работу. Сидя за письменным столом, за которым уже провел много долгих ночных часов, я силился найти другой ракурс и отыскать новый подход, убедивший бы суд присяжных в том, что они, как сказал Стэнли Рот, не могут осудить невиновного человека.

Я мерил шагами комнату, все еще сомневаясь, размышляя, не виновен ли Рот. И если так, то какое обстоятельство я упустил? Лежа в постели, я изучал потолок в поисках ответа, пытаясь отыскать нечто, с чего можно было начать. И не находил ничего, вообще ничего, – сознание казалось чистым листом, на котором вот-вот появятся несколько слов, неверно подобранных и неуместных, несколько мыслей, случайно подхваченных моим воспаленным воображением.

Джули Эванс действительно не любила Стэнли Рота. Она думала, что любит, потому что он был великим Стэнли Ротом. Тогда что думал Рот о своей жене? Думал ли, что она взглянула бы на него – хотя бы раз! – в те времена, когда он был неуклюжим мальчишкой, выросшим в Сентрал-Вэлли? Что он думал в тот день, в «Пальмах», когда смотрел со странным выражением, словно радовался моей промашке – той самой, которая, возможно, будет стоить ему свободы, – и моей неспособности прийти к выводу, что произошло в ночь убийства Мэри Маргарет?

Если Рот что-то знал, ему следовало мне рассказать. Но он этого не сделал – а значит, не знал ничего, что могло бы помочь. Хотя казалось, будто Рот мог что-то сказать, но почему-то не стал… Теперь слишком поздно. Стэнли Рот прав: единственный шанс выиграть – это произнести лучшую в моей жизни заключительную речь.

И я не имел даже смутного представления, с чего начать.

Взяв телефонную трубку, чтобы позвонить домой, я никак не мог придумать, что скажу. Слышала ли Марисса о событиях на процессе, знала ли о том, что я говорил в суде? Как объяснить все это и стоит ли пытаться?

Положив трубку, я убедил себя, что должен изложить на бумаге нечто вроде плана заключительного выступления. Уже в другой комнате, сев за стол, опять принялся искать аргументы, способные убедить суд в невиновности Стэнли Рота.

Проснувшись на следующее утро, я какое-то время сосредоточивался на каждом из утренних дел, стараясь не вспоминать о вопросах, ответить на которые не мог, и не думать о загадках, мной не разгаданных – касавшихся самого убийства, судебного процесса и моего опасного положения.

По дороге в суд мы со Стэнли едва ли перебросились парой слов. Плечом к плечу, с опущенными головами мы пошли мимо отгороженного строя охрипших репортеров, чтобы занять места в убого обставленном зале судебного заседания, столь разительно отличавшемся от интерьера богатых частных домов, где жили Стэнли Рот, Льюис Гриффин, Майкл Уирлинг и остальные титаны странного, почти сказочного, мира, частью которого, не думая о последствиях, надеялись оказаться многие.

– Вы написали ее? – спросил Рот, начиная разговор словно бы ни о чем.

– Заключительную речь? Нет.

Стэнли Рот широко раскрыл глаза:

– Вы помните текст наизусть?

Он почти не интересовался событиями в зале суда, но проявлял любопытство, иногда навязчивое, к любым нюансам моей работы.

– Конечно, нет.

– Иногда это лучше, – глубокомысленно кивнул Рот. – Ничего не записывать, не стараться заучить каждое слово. Мысль должна немного повариться, а мозг – поработать. Тогда выходит лучше, чем по написанному.

Ответить я не успел. В зале появилась пренебрежительно-хмурая секретарь суда. Готовая подняться по первому слову помощника шерифа, она присела на край стула. Громко возвестив о прибытии судьи, за секретарем вышел помощник шерифа.

– Держите руки в карманах или под столом, – сказал я Роту, когда мы оба встали. – Присяжные не должны видеть, как они дрожат.

Хонигман занял место судьи и распорядился, чтобы секретарь вызвала присяжных.

Анабелла Ван Ротен едва смогла дождаться начала.

Она сидела в напряженной позе, высоко подняв голову, и в ее блестящих черных глазах притаилась злая жажда хищника, готового схватить жертву. Повернувшись к Ван Ротен в надежде застать заместителя прокурора врасплох, я улыбнулся, вдруг решив, что таким образом смогу вывести ее из равновесия. Между нами было три фута, но с тем же успехом могло быть триста. Закричи я, она не услышала бы. Когда судья сказал, что обвинение может начинать, Ван Ротен решительно покинула свое место, простучав за моей спиной каблуками в направлении скамьи присяжных.

Она была безупречна, как лабораторный журнал. Рассматривая и сводя вместе показания свидетелей, напоминая присяжным, как были одеты свидетели и чем выделялись, Ван Ротен заставляла присяжных вспомнить то, что после нескольких недель слушаний могло забыться. Она начала с момента, когда прислуга обнаружила в бассейне обнаженное тело Мэри Маргарет Флендерс, голову которой окутывало кровавое облако. Анабелла Ван Ротен простым, ясным языком описывала каждое полученное обвинением свидетельство и подробно объясняла, почему, сложенные вместе, эти свидетельства оказывались уликами, не оставлявшими места для сомнений в том, что именно Стэнли Рот, а не кто другой, убил жену.

Заговорив про окровавленную рубашку, найденную в корзине для грязного белья, Ван Ротен неожиданно отошла от скамьи присяжных, показав не на обвиняемого, а на меня.

– Мистер Антонелли пытался отвлечь ваше внимание от факта, что окровавленная одежда принадлежала обвиняемому, а кровь принадлежала жертве. Можно ли его осуждать? Он не в состоянии опровергнуть факты: то были одежда Стэнли Рота и кровь Мэри Маргарет Флендерс.

Постукивая пальцем по подбородку, она смотрела на меня с фальшивым сочувствием, намекая присяжным, что я пытался увести суд в сторону, однако потерпел неудачу.

– Стэнли Рот не убивал жену: просто детектив Крэншо захотел, чтобы мы так думали. – Ван Ротен с язвительным смешком повернулась к присяжным: – Почему так случилось? Для чего детективу Крэншо все эти сложности? Взбежать по лестнице в дом – ведь вы были в доме и видели, как это далеко от бассейна, – обыскать комнаты в попытке найти что-то из одежды, которую носил Стэнли Рот, затем спуститься по ступеням, покинуть дом, вывалять одежду в луже крови, вернуться в коридор, проникнуть в спальню хозяев, потом в ванную комнату. Кстати, не зная, где находится корзина для белья и есть ли она вообще. Детектив мог создать правильную картину преступления, только положив перепачканную кровью одежду в корзину и утверждая в дальнейшем, что нашел ее там! – Ван Ротен глубоко вздохнула и озадаченно почесала затылок. – Не слишком ли много ненужной суеты? И ради чего? Лишь потому, что Стэнли Рот, заплативший детективу четверть миллиона долларов, еще не экранизировал его сценарий! В конце концов, причина именно в этом – единственная причина, которую смогла привести защита. И какое свидетельство было предложено защитой? Разумеется, показания мистера Рота, кого же еще! Он заявил, как вы помните, что детектив Крэншо чувствовал себя несколько разочарованным, так как мистер Рот никоим образом не использовал его сценарий. И, как вы, разумеется, помните, именно мистер Рот в своих показаниях говорил о том, что, несмотря на фактически заключенный контракт между детективом и студией, Крэншо никогда не работал консультантом в его картине. Да, бухгалтерские документы студии показывают совсем другое, и это правда. Такая же правда, как и показания исполнительного помощника мистера Рота, не так ли?

Опустив голову, Ван Ротен старательно делала вид, будто размышляет над следующей фразой.

– В чем ошибся детектив Крэншо, – печально сказала она, глядя на присяжных, – так это в том, что не составил рапорта о насилии, уже имевшем место в доме мистера Рота. Это был не его участок, но детектив не имел права замалчивать происшествие, какими бы ни были его личные мотивы. И он должен был рассказать об этом сразу, не дожидаясь, пока его прижмут во время процесса. Впрочем, ни одно из указанных обстоятельств не меняет фактов нашего дела. Детектив Крэншо нашел в бельевой корзине одежду, принадлежащую обвиняемому и пропитанную кровью жертвы. Нет даже малейшей улики, указывающей на то, что это не так. Нет ничего, кроме безответственных заявлений защиты, неспособной найти способ обхода улик, указывающих, что Стэнли Рот действительно убил свою жену. Почему он это сделал? После всего, что мы услышали на процессе, вопрос следует поставить так: почему этого не случилось раньше? Стэнли Рот – человек, склонный к насилию, оказался мужем той, которая не могла с этим смириться и, если хотите, имела достаточно сильный характер, чтобы не оставаться объектом насилия. Они непрерывно ссорились. Нет – они непрерывно воевали. Обвиняемый под присягой заявил, будто ничего не знал о других мужчинах, однако, – тут Ван Ротен презрительно улыбнулась, – признал, что не был слишком удивлен, услышав о любовной связи жены с Майклом Уирлингом и Уокером Брэдли, часто снимавшемся вместе с ней. Он не хотел ничего знать, заявил нам обвиняемый. Но тем не менее сказал совершенно другое Джули Эванс, которой полностью доверял. Помните? Он сказал ей, а она поведала нам, что им обоим было известно о других мужчинах.

Почему он ее убил? Ревность. Ревность и, конечно, скупость. Ее отец, у которого нет причин лгать суду, сообщил, что Мэри Маргарет Флендерс собиралась развестись со Стэнли Ротом. Уокер Брэдли также показал, что она хотела уйти. По собственному признанию Стэнли Рота, он ударил жену, заявив впоследствии, будто желал ее смерти из-за вполне правомерного решения женщины избавиться от нежеланного ребенка. Как, по вашему мнению, он мог отреагировать, узнав, что эта женщина больше не хочет иметь с ним ничего общего? И если даже намерение развестись остается не до конца выясненным, мы с абсолютной определенностью знаем про связи Мэри Маргарет Флендерс с другими мужчинами, а также про ссоры с мужем, происходившие по этому поводу, в нескольких случаях жестокие. Иными словами, мы знаем, что Стэнли Рот был ревнив, нам известно о его склонности к насилию. Мы также знаем, что в финансовом отношении после смерти жены он не только ничего не терял, но, более того, сильно выигрывал. И не правда ли, нам известно кое-что еще?

Сделав многозначительную паузу, Анабелла Ван Ротен обвела присяжных пристальным взглядом.

– Мы знаем, что он убил ее. Возможно, мы никогда не узнаем, что толкнуло его на преступление. Не узнаем, какие слова были брошены в ту роковую ночь, но мы знаем, что именно Стэнли Рот убил Мэри Маргарет Флендерс. Даже в отсутствие основной улики – окровавленной одежды, которую он попытался спрятать, – Стэнли Рот остается единственным, кто мог ее убить, потому что только Стэнли Рот находился в доме.

И так далее в том же духе.

В итоге, когда наступила моя очередь, впервые за всю адвокатскую практику мне показалось, что все уже кончено, что я упустил свой шанс – единственную возможность спасти Стэнли Рота. Об этом я думал, когда старался изложить на бумаге то, что могло пригодиться во время выступления. Найти упущенную, одну-единственную, улику, способную привести к настоящему убийце.

Анабелла Ван Ротен была права: все свидетельствовало против Стэнли Рота. Тем не менее, даже зная, что он не всегда говорил мне правду, и несмотря на то что я оказался свидетелем или, если угодно, жертвой его дурного характера, – теперь я сам пришел к едва ли не полному убеждению в его невиновности.

Казалось, это не более чем ощущение, интуиция – то, чего нельзя выразить в словах, убедительных с точки зрения присяжных, несколько месяцев внимательно слушавших возводимые против Рота обвинения. Казалось, невозможно, чтобы эти люди поверили, будто Мэри Маргарет Флендерс убил кто-то другой.

И все-таки я попытался.

Встав, я оглядел зал, так плотно набитый, что зрители едва могли расступиться перед присяжными, втискивавшимися на свои неудобные места. Некоторые лица уже стали знакомыми. Постоянные свидетели заседаний, они казались более заинтересованными в деталях, чем помощник шерифа с пустыми глазами и мрачного вида секретарь. В последнем ряду сидел Джек Уолш. Вытянув шею, он старался рассмотреть происходившее впереди или, что более вероятно, из кожи вон лез, чтобы все его видели. Уолш заметил мой взгляд, и тупое выражение его лица сменилось открыто враждебным. Впереди, на обычном месте, которое он по нескольку часов занимал каждый день с самого начала слушаний, сидел Льюис Гриффин. Одетый, по обыкновению, в черный деловой костюм, он ответил на мой взгляд ободряющей улыбкой.

Обернувшись к присяжным, я постарался хотя бы на секунду заглянуть в глаза каждого из них. Многие не пожалеют о принятом решении. Не слишком хорошее начало.

Отрицать очевидное было делом пустым и заведомо неблагодарным. Подведя итог выступлению обвинения, суммировавшего доказательства, я попутно отметил, что для меня осталось загадкой, почему Анабелла Ван Ротен уделила много времени очевидному. Не оттого ли это произошло, спросил я в заключение своего беглого экскурса, что заместитель прокурора не хотела привлекать наше внимание к вопросам, оставшимся без ответа?

– Стэнли Рот ударил жену. Вам рассказала про это защита, а не обвинение. Он ударил Мэри Маргарет, впав в неистовство из-за того, что она тайно избавилась от ребенка, которого носила. Рот был спровоцирован и совершил ошибку. Он утратил самообладание. Сделав необдуманный шаг, обвиняемый не взял нож, не потащил жену вниз по ступеням к бассейну, не обмотал ее шею чулком и не перерезал ей горло, упершись коленом в спину. Обвинение сказало, что он был зол, потому что… Вот именно – почему? Потому, что она изменяла мужу с другими мужчинами? Потому, что у нее были отношения с Майклом Уирлингом? Потому, что она спала с Уокером Брэдли? Из-за тех ли прочих мужчин, в «случайные» связи с которыми она, вероятно, вступала? Но каким образом, – спросил я, недоуменно почесав затылок, – можно убить человека по причине, которая существовала уже несколько лет?

Стоя у края стола, ближайшего к месту свидетеля, я взглянул на Ван Ротен. Заместитель прокурора спокойно и совершенно невозмутимо смотрела мне прямо в глаза.

– Или все было так, как написал в своем сценарии Стэнли Рот? В сценарии, над которым он работал несколько лет? В сценарии, получившем название «Блу зефир», где кинозвезда бросает мужа ради его партнера по бизнесу, впоследствии основавшего свою студию? – Я усмехнулся, не отводя взгляда от Ван Ротен: – То есть совершил убийство уже после разрыва с женой и ее бегства с Майклом Уирлингом? Нет. – Под пристальным взглядом Анабеллы Ван Ротен я повернулся в другую сторону: – Нет. Если у кого-то и была причина ее убить, так это у Майкла Уирлинга, а не у Стэнли Рота. Майкл Уирлинг – отвергнутый и выставленный на посмешище любимой женщиной, которая была замужем за ненавистным ему человеком.

Вопрос о мотиве – далеко не единственный из вопросов, уйти от которых хотело обвинение. Есть еще вопрос, и весьма серьезный, о главной улике как таковой. Кто-то из вас наверняка заметил – и вам всем необходимо иметь это в виду, – что, говоря обо всех собранных обвинением свидетельствах, госпожа Ван Ротен умолчала о вещественном доказательстве, наиболее важном для вынесения решения по этому делу: об орудии преступления, о том ноже, которым перерезали горло Мэри Маргарет Флендерс. Где это вещественное доказательство? Почему его до сих пор не обнаружили? Потому, что главную улику так хорошо спрятал Стэнли Рот? Тот самый Стэнли Рот, ничуть не убоявшийся, что кто-то может найти окровавленную одежду, столь необдуманно брошенную им в корзину для грязного белья по пути на работу?

Отступив назад, я открыл присяжным вид стола защиты, который до этого заслонял спиной и за которым, спрятав руки между колен, сидел Стэнли Рот, с искренним интересом следивший за всем, что происходило в зале.

– Вы наблюдали, как Стэнли Рот ответил на все вопросы, которые обвинение сумело ему задать. Каждый день вы видели его в зале суда, следили, как он воспринимал показания свидетелей. Не все их показания были приятными для слуха. Но, я полагаю, независимо от вашего мнения о Стэнли Роте, будет честным сказать, что он человек далеко не глупый. И несомненно, не настолько глупый, чтобы спрятать орудие преступления и не избавиться от окровавленной одежды.

Некоторые из присяжных теперь смотрели на меня во все глаза, ожидая услышать, что я скажу дальше.

– Обращаясь к вам, обвинение говорило: Стэнли Рот наверняка убил свою жену, потому что они ссорились из-за поступков, которые ей не следовало совершать. Поступков, касавшихся ее отношений с другими мужчинами. Далее обвинение сказало вам, что Стэнли Рот наверняка сам убил жену, потому что только он был в доме той ночью. Но Мэри Маргарет Флендерс встречалась и с Уокером Брэдли, и с Майклом Уирлингом, и бог знает с кем еще… Следовательно, есть более чем веская причина решить, что той ночью она вернулась в дом не одна, а с убийцей и они вместе поднялись по ступеням в ее спальню. Вы были в этом доме. Вы были в «Пальмах» и видели, насколько велик этот дом и как далеко от супружеской спальни находится комната, в которой спал Стэнли Рот. Вы заметили толщину прочных дубовых дверей. Мы не знаем, что случилось после того, как они поднялись в спальню, и что было, когда она разделась. Мы не знаем. Возможно, этот человек начал душить ее уже в спальне, а затем выволок по ступеням наружу, к бассейну. Возможно, она вышла вместе с ним по своей воле. Возможно, он ждал ее около бассейна. Что действительно нам известно: все без исключения свидетельства, собранные обвинением с целью доказать вину Стэнли Рота, могут с той же легкостью доказывать вину любого, имевшего мотив, такой как… Что сказала госпожа Ван Ротен, ревность? Ревность, скупость или то и другое вместе? Например, так называемые неопровержимые доказательства могут говорить о виновности компаньона мистера Рота, Майкла Уирлинга. Если это он пришел в дом той ночью вместе с женщиной, с которой состоял в близких отношениях. С женщиной, очень известной и со всей очевидностью не желавшей продолжения их романа.

Стэнли Рот убил ее из ревности, или Майкл Уирлинг убил ее из ревности? Стэнли Рот должен был получить от ее смерти какую-то финансовую выгоду. У студии имелись необходимые страховые полисы. Выпустив на экраны ее последний фильм, студия сделала хорошие деньги. Студию основал Стэнли Рот, но Стэнли Рота обвинили в убийстве, он предстал перед судом, и Майкл Уирлинг, получив контроль над студией, заставил Рота уйти.

Через плечо я бросил взгляд на Анабеллу Ван Ротен.

– Кто-то устроил так, что на одежде Стэнли Рота оказалась кровь. Возможно, это был вовсе не детектив Крэншо. Может быть, несмотря на вымученные показания, часть которых лжива, детектив действительно обнаружил одежду там, где сказал. Возможно, окровавленную одежду положил туда Майкл Уирлинг. Если Уирлинг убил Мэри Маргарет Флендерс, то имел все причины это сделать. В чем тут суть? Если допустить возможность, что убийство Мэри Маргарет Флендерс совершил кто-то другой, тогда все, что обвинение решило представить вам в качестве доказательств вины Стэнли Рота, не доказывает вообще ничего. Согласитесь: это работает лишь в том случае, если вы вопреки требованию закона исходите не из презумпции невиновности, а от обратного.

Я постоянно возвращался к вариантам, при которых доказательства могли вести к решению либо о вине, либо о невиновности Стэнли Рота. Я напоминал им, повторяя вновь и вновь, что такая доказательная база не дает ничего, кроме оснований для разумного сомнения. Разумное сомнение же означает, что у присяжных нет иного выбора, кроме оправдания подсудимого.

– Мы услышали достаточно причин, каждая из которых могла толкнуть Стэнли Рота на убийство жены. Позвольте, я назову одну причину, по которой он не мог этого сделать. Стэнли Рот «создал» Мэри Маргарет Флендерс. Взяв незнакомку – молодую женщину, обладавшую еще не проявившимся талантом, с неизвестным публике именем, Мэриан Уолш, он превратил ее в Мэри Маргарет Флендерс, сделав самой популярной кинозвездой в мире. Рот не хотел сломать ее жизнь, как ни один родитель не пожелает гибели собственного ребенка. Стэнли Рот любил Мэри Маргарет Флендерс точно так же, как родитель любит свое чадо – родное создание, часть его самого. Это чувство больше, чем любовь мужа к жене. Он любил Мэри Маргарет как женщину, но также любил ее как часть себя. Убить ее означало убить самого себя. Скорее это было бы не убийство, а самоубийство.

Стэнли Рот оказался прав: я не думал об этом и даже не догадывался, что эта мысль сидела в моей голове, пока не услышал собственный голос.

Воспользовавшись привилегией обвинителя, Анабелла Ван Ротен немедленно сделала ход, сопроводив мою речь брошенным для разрушения только-только завоеванных позиций контрдоводом:

– Он едва не заставил себе поверить, не правда ли? На одну секунду вы забыли все, что знали, забыли об уликах, неопровержимо – вопреки всему, в чем мистер Антонелли хотел бы вас убедить – указывающих на обвиняемого! Не на Майкла Уирлинга или неизвестно какого еще тайного любовника Мэри Маргарет Флендерс, но только на обвиняемого, Стэнли Рота!