Секреты и Соблазнение

25

Александр

Это то, на что был похож внетелесный опыт?

Я не мог ясно мыслить, только видел перед собой измученное лицо Эйвери. Она яростно царапала его предплечья, брыкалась и извивалась, но это было так, как будто она боролась со стеной. Глаза Флавиана были полны убийственной ярости, он жаждал ее крови.

— Я уже знал, что что-то не так, когда почувствовал твой запах на ней, но то, что ты трахаешь своих студентов, для меня в новинку — сказал он с весельем. Рычание сорвалось с моих губ. — Или есть что-то еще?

Я изо всех сил пытался скрыть свои чувства к ней, защитить ее от монстров, которые скрывались в этой академии. Очевидно, я потерпел неудачу, если даже этот садист заметил мою любовь к ней.

— Мне насрать на нее — сказал я, молясь, чтобы она мне не поверила. Смесь гнева и разочарования загорелась в ее глазах, и я возненавидел себя за слова, которые должен был произнести дальше. — Она была хороша только для траха. Ее кровь была бонусом, хотя я пробовал лучше ее.

Флавиан фыркнул, и я увидел слезы, навернувшиеся на глаза Эйвери. Как бы мне этого ни хотелось, я не мог снять маску холодного безразличия.

— Ты это слышала? Наш профессор только что воспользовался тобой. — Он убрал локон с ее лица, и я почти подбежал к нему, чтобы сломать ему пальцы.

— Отпусти ее, и мы уладим это как мужчины. — Он ухмыльнулся и демонстративно схватил ее крепче.

Потребовалась лишь часть его силы, чтобы убить ее. Я не мог смотреть, как это происходит снова, мне уже слишком много раз приходилось наблюдать, как она умирает.

Первый раз это было, когда мои родители узнали, что я тайно женился на ней. Они пытали Эйвери, и когда я, наконец, нашел ее, ее травмы были слишком серьезными. Она умерла у меня на руках.

Если бы я не был связан волей своих родителей, я бы уничтожил весь свой род. Они были первыми, кто отнял у меня маленькую искорку надежды.

В своей второй жизни она уже была замужем и имела детей, когда я нашел ее еще более красивой, чем когда-либо.

Мы только поговорили, и она рассказала мне о своих путешествиях и приключениях со своим мужем. Идеальная жизнь… без меня. Каждая из ее улыбок пробуждала во мне что-то новое и исцеляла что-то старое.

Она не могла вспомнить наше прошлое. Но зачем ей это? Только я был обречен тосковать по ней каждую минуту своей жизни.

Боясь, что мои родители найдут ее и в этой жизни, я оставил ее позади, позволив ей продолжать свою обычную жизнь.

Но однажды мое сердце больше не могло выносить разлуки, и я навестил ее. Ее дети и муж умерли от оспы вскоре после того, как я оставил ее.

А когда я вернулся, она испускала последние вздохи — туберкулез. Я хотел исцелить ее, но было слишком поздно. Она умерла у меня на руках.

Это было почти так, как если бы ее душа ждала, зная, что я приду, чтобы увидеть ее в последний раз.

В ее предполагаемой третьей жизни я объездил полмира, но так и не нашел ее. Я даже искал ее в женских монастырях — безрезультатно. Как будто моя Эйвери добровольно стала бы монахиней. Я ждал, может быть, она найдет меня вместо этого, но мне не так повезло.

Целую жизнь спустя я встретил ее на одном из ее концертов. Она была музыкантом, играла на пианино как богиня. Если бы я уже не любил ее, я бы влюбился в нее снова.

Я ходил на все ее концерты, не пропустил ни одного, всегда был тем, кто хлопал первым и громче всех. Это была моя девочка, талантливая и красивая, как сейчас.

В течение нескольких месяцев я не осмеливался подойти к ней, опасаясь, что мои родители узнают, но однажды вечером, в день нашей свадьбы, мы разговорились, и я проводил ее домой.

Потом это вошло в привычку. В течение многих лет я нес ее сумку, пока мы гуляли по темным аллеям, пока не стало заметно, что я не старею, и мне пришлось оставить ее позади.

И все же она никогда не переставала ждать меня каждую ночь, прежде чем уйти одна.

Были времена, когда я наблюдал издалека, чтобы убедиться, что она благополучно добралась домой. По крайней мере, я использовал это как предлог, чтобы восхищаться ею, скрытой в тени.

Эйвери никогда не была замужем, у нее никогда не было детей. Я был единственным человеком, который скорбел у ее смертного одра, и в своих последних вздохах она вспоминала меня, наше время вместе. Это разбило мне сердце.

В пятой жизни она нашла меня, именно здесь из всех мест, где опасность была вездесущей.

Я чуть не упал на колени, когда снова увидел ее в своем классе несколько недель назад, ее лицо было таким же, как в любой жизни.

Мое сердце горело из-за нее. Она не должна была быть здесь, и я хотел, чтобы она ушла, даже если это уничтожит меня.

Но я с треском провалился, позволил себе почувствовать проблеск счастья, и теперь мы здесь, в этом проклятом лесу, рука психопата на ее горле.

— Охотиться на тебя было веселее, чем на Оливию — прошептал он ей на ухо, и она задрожала, увидев смерть перед своими глазами.

— Отпусти ее, или я спущу с тебя шкуру живьем. — спокойно сказал я. Только вены ярости вокруг моих глаз показали ему, что я был серьезен.

— Мы можем делиться, как братья. — Брат Пенелопы бросил на меня вызывающий взгляд, желая испытать меня.

— Я не хочу ее.

Безмолвная мольба застряла на дрожащих губах Эйвери, и мой разум опустел.

Он собирался вонзить в нее свои клыки, когда я с боевым кличем рванулся к нему быстрее, чем когда-либо. Ублюдок поднял глаза и улыбнулся.

Потом он сломал ей шею.