Секреты в тумане

Глава 6

В день перед туманом столица, как обычно, сходила с ума. Все спешили завершить дела до того, как аномалия на целую ночь лишит город магии. Даже в университете студенты и преподаватели были сосредоточены на занятиях меньше обычного. Еще и последнюю пару отменили, чтобы все, особенно ученики с моего факультета, успели разойтись по домам. Из года в год находились те, кто из зависти, ненависти или просто скудоумия пытался воспользоваться роденским туманом, чтобы навредить временно оставшимся без поддержки источника магам. В отличие от обычных людей, привыкших рассчитывать только на свои силы, мы в ночь аномалии были особенно уязвимы.

До прихода тумана я успела напечь пирожков с мясом и теперь смотрела, как сидящий рядом на ковре оборотень уплетает их один за другим, пытаясь одновременно учить экзаменационные билеты в свете разожженного камина и почесывать устроившегося у него на коленях Золотко. Калеб в туман всегда приходил ко мне для защиты, да и просто так, чтобы мне было не скучно. Хотя за последний год, кажется, друг ночевал у меня чаще, чем в общежитии, уже не пытаясь придумать повод остаться.

Пока оборотень готовился к экзаменам, я делала закладки в тяжелом и толстом учебнике по истории — госпожа Дорваль зачет всегда принимала одинаково, вызывая студентов по одному и допрашивая перед всем курсом. За шепот с места и подсказки преподавательница безжалостно отправляла на пересдачу, но подсказывать-то я могла не только вслух. Систему сдачи зачетов и контрольных принципиальной даме мы с Калебом выработали еще в прошлом году, когда оба не успели нормально подготовиться и рискнули воспользоваться моим даром для помощи друг другу. Теперь, пока однокурсники в панике зубрили все даты, имена и события, нам было достаточно заранее отметить нужные места в учебнике, чтобы не тратить время на поиск. Если отвечал Калеб, я передавала правильный ответ ему прямо в голову, а когда вызывали меня, друг снимал защищающий его разум браслет и вдумчиво, сосредоточенно читал нужный мне раздел — этого хватало, чтобы даже в хаосе сознаний в полной студентов аудитории я слышала правильный ответ так, будто мне диктовали его вслух. На нашу удачу тем, кто сидит на местах, госпожа Дорваль подсматривать в учебники и шуршать страницами не запрещала, а поощряла подобный энтузиазм, справедливо полагая, что никогда не поздно прочитать и запомнить что-нибудь полезное. Даже жаль немного, что после этой сессии истории у нас больше не будет — мало на каких предметах удавалось пережить зачеты настолько легко.

Да, еще на первом курсе я разработала артефакт, защищающий Калеба от случайного воздействия моего дара. До оборотня не сразу дошло, что его подруга — ментальный маг, который в любой момент может влезть не только в чужие, но и в его собственную голову. Стоит отдать должное, даже после осознания этого факта друг не замкнулся в себе и не перестал со мной общаться, лишь осторожно поинтересовался — можно ли как-то от меня защититься, или я всегда буду читать все его мысли и чувства, как открытую книгу? То, что я не могу использовать ментальный дар круглые сутки, Калеба немного успокоило, однако напряжение в общении все еще оставалось. Пришлось закопаться в учебники и дневники представителей рода Ферроу, а потом уговаривать оборотня поучаствовать в испытании защитного браслета. Пусть не с первой попытки, но я смогла сделать так, чтобы мысли друга, когда я отпускаю на волю свой дар, оставались для меня закрытыми. Калеб браслет оценил, а я лишь порадовалась, что смогла решить проблему. Слишком хорошо я понимала, каково это — знать, что кто-то непрерывно следит за тобой не только наяву, но и в твоей голове.

Задумавшись, я протянула руку в сторону низкого кофейного столика и тут же получила в нее пирожок — друг без лишних слов понял мое желание, как будто это он, а не я, читает мысли. Я с благодарностью кивнула, сунула лакомство в рот, освобождая руку, чтобы перевернуть страницу, и в очередной раз порадовалась, что в обществе Калеба мне нет нужды изображать из себя идеальную леди. Кажется, только с ним я и чувствовала себя свободной.

— Повезет же какому-то идиоту, — едва слышно пробурчал себе под нос оборотень. Я в недоумении к нему обернулась.

— А?

— Пирожки вкусные, говорю, — покосился на опустевшее блюдо Калеб. — Жаль, закончились быстро.

Я только улыбнулась — что бы я ни приготовила, друг съедал все и требовал добавки, убеждая, что у меня настоящий талант. Мне готовить нравилось, поэтому не удивительно, что за лето после первого курса мы оба прилично набрали веса. Мастер Лерой, встретив нас после каникул, возмутился и беспощадно гонял, пока мы не сбросили лишнее, а затем пригрозил, что еще раз увидит на своих занятиях двух ленивых заплывших тюленей, и мы оба вылетим с его курса. Пришлось мне осваивать более диетические блюда, хотя от сладкого и выпечки мы все равно не отказались.

— Видела это? — Калеб в очередной раз отложил билеты в сторону и показал разворот криминальной хроники сегодняшнего «вестника» с кричащим заголовком: «Городская легенда убивает!» Я кивнула — успела прочитать, пока пироги пеклись. Полученное редакцией письмо с манифестом темных гончих, бравших на себя ответственность за целую серию жестоких убийств, прокатившихся по Родену за последний месяц, стало настоящей сенсацией. Помимо списка жертв и перечисления совершенных убитыми преступлений авторы манифеста обещали, что это только начало. Роден погряз в беззаконии и преступности, и пришло время это исправить.

— Не зря с утра перед зданием редакции «вестника» было полно и синих мундиров охраны порядка, и серых одежд палачей.

— Да? — удивился оборотень. — Не обратил внимания. Как думаешь, быстро этих психов поймают?

— Очень сомневаюсь…

Я поежилась, вспомнив, как после прочтения свежего номера «вестника» металась по кухне, разрываясь между желанием хоть мольбами, хоть угрозами убедить Калеба прекратить участие в расследовании наркотдела, и порывом связаться с Ночным Кошмаром, чтобы уговорить ее пощадить моего друга, ведь он-то не преступник! Меня же гончие шесть лет назад не тронули, хотя я, пусть и вынуждено, участвовала в преступлениях Артура Ферроу. Но могу ли я рассказать гончим о Калебе, не подставлю ли я его таким образом? Я ведь понятия не имею, кто они и какие цели преследуют! Я еще помнила слова Ночного Кошмара в ночь перед смертью Артура Ферроу: «Ты перешла мне дорогу». В тот раз мне повезло, потому что дорогу темным гончим на самом деле перешла не я. Но кто знает, если я предупрежу Калеба о гончих, не окажемся ли из-за этого под ударом мы оба?

— Будь осторожен и постарайся не привлечь их внимание, — увы, это все, что я могла сказать другу. И это меня убивало.

Наутро после тумана университет гудел, обсуждая очередное происшествие. Мало того, что появилась новая потерявшая память жертва, так еще и охрана порядка забрала его, закованного в наручники, прямо из общежития. В этот раз сутки своей жизни потерял первокурсник, которого к тому же подозревали в торговле «феей снов» — небезосновательно, как украдкой подтвердил мне Калеб. Из передававшихся по коридорам слухов стало ясно, что студента якобы видели вчера перед туманом, сбывающим опасное снадобье на юге города, но именно этот промежуток он и не помнил! По просьбе Калеба я старательно ловила не только слова, но и мысли, в общем шуме мало отличая одно от другого, однако ничего более конкретного никто из попавшихся по пути к нужной аудитории студентов не знал. К тому же, чем ближе мы подходили к кабинету истории, тем меньше ожидающих зачета однокурсников заботил какой-то там арест.

«Если лишусь стипендии, придется искать другое жилье!»

«…из автобиографии лорда Карла Закхена мы знаем, что…»

«Стерва высокомерная, ходит тут как королева!» — о, а это, кажется, обо мне. Я быстро обернулась, но в толпе студентов было не понять, чью мысль я поймала.

«Да скажи ты уже хоть что-нибудь про мою прическу! Я всю ночь на папильотках спала!»

«Только бы не серебряная эпоха!»

Перед закрытыми до начала занятия дверьми уже толпились однокурсники, поэтому мы встали чуть в стороне, подальше от любопытных ушей. Калеб еще и не пропускающую звуки завесу наколдовал, чтобы наш разговор точно остался только между нами.

— Не нравится мне это, — нахмурившись, признался оборотень, когда я не смогла поведать ему ничего нового. — Будь эта забывчивость случайной, за два года даже силами ленивых студентов можно было вычислить, что дает такой эффект. Да и жертв при случайном отравлении наверняка было бы больше, а у нас даже десяток не наберется. Значит, кто-то стирает память другим избирательно и специально. Как думаешь, может тут быть замешан еще один менталист?

— Вряд ли, — не задумываясь, ответила я. — Ты сам сказал, срок всегда один и тот же — ровно сутки. Ты в этом уверен?

— Предыдущих жертв не арестовывали, так что да. Сутки. У первых двух на провалы в памяти не обратили внимания, думали, просто перепили. После третьего случая жертвы собрались в общежитии вместе с теми, с кем были в «потерявшиеся» дни, и по чужим воспоминаниям восстанавливали хронологию событий. Сама понимаешь, ничего, что могло бы так повлиять на товарищей, в коллективной памяти не нашли, зато у каждого из трех было хотя бы несколько часов, в которые их никто не видел. Потому-то и решили, что дело в каком-то новом пойле — вывод, что наши забывчивые студенты тайком от друзей хлебнули чего-то запрещенного, напрашивался сам собой.

— Ментальному магу нет нужды стирать целые сутки, если нужно убрать какое-то определенное воспоминание, — пояснила я свою уверенность. — Наоборот, чем меньше промежуток, тем незаметнее он пропадает из памяти, и тем меньше сил тратится. Сутки — сравнительно большой интервал, если не хочешь привлекать к себе внимания, столько убирать не будешь. А еще интересно, — задумалась я, — блок это или полное стирание…

— Что? — не понял меня друг. Я мало рассказывала ему про специфику работы своего дара, до сих пор в этом не было нужды. Пришлось пояснять различия.

— Блок закрывает воспоминания на замок, если можно так выразиться, но они остаются в голове. Вспомни, как ты забывал и вспоминал о сейфе — это тоже блок, хоть и довольно хитроумный. А стирание — сам понимаешь из названия — безвозвратно. Что бы ни хранилось в стертом промежутке, нельзя вспомнить то, чего больше не существует.

— Как бы проверить… — загорелись глаза друга. Я помотала головой.

— Даже не думай. Как ты себе это представляешь? «Посиди спокойно полчасика, пока моя подруга пороется в твоей голове?»

— Ну, потом ты могла бы стереть этот короткий промежуток… — с надеждой в голосе подсказал оборотень, явно уже мысленно выбирая мне подходящую жертву.

— Нет! Но обещаю, если сутки воспоминаний потеряешь ты, я обязательно поищу их в твоей голове. Только не вздумай нарываться специально!

— И не думал, — пробурчал друг. — Неизвестно, что с жертвами за эти сутки произошло…

С этим я была полностью согласна. Один позабыл, как торговал «феей снов», вдруг, и остальные потеряли память не просто так? Липкий страх, который я старательно игнорировала в последние недели, снова напомнил о себе — Калеб ведь тоже связан с торговлей «феей», кто знает, может, дело именно в ней?

— Опять этот клоун, — презрительно процедил Калеб, прерывая мои размышления. Я проследила его взгляд и вздохнула — к аудитории приближался Генри Ласлоу с большим букетом розовых роз в руках. — Шестой год без девушки из-за тебя, а все никак не угомонится.

— Не думаю, что его некому утешить, — пробормотала я, пытаясь срочно придумать, как отказаться от букета и очередной порции громогласных, но фальшивых признаний. Как назло, поговорить мы с другом отошли в тупик, и отработанное за пять лет «ухаживаний» бегство было мне недоступно, а грубить в лицо и посылать куда подальше я так и не научилась несмотря на уроки Калеба. Воспитание часто оказывалось сильнее, да и нужные слова порой приходили в голову спустя несколько часов, когда было уже слишком поздно. Весь университет стараниями стенающего Генри считал меня жестокой стервой, годами то приближающей, то отвергающей пылко влюбленного в меня однокурсника. О своей безответной любви и моем бессердечии Ласлоу рассказывал так много и так красочно, что я сама почти поверила. Однако за фасадом страдающего героя скрывался расчетливый маменькин сынок, влюбленный не в меня, а в мое наследство. Эта любовь, кстати, была искренней.

— Не знал бы, что ему нужно, сам бы поверил, что ты над ним издеваешься, — озвучил мои мысли оборотень. — Все без изменений?

Я коснулась чужих мыслей, хотя не видела смысла этого делать — что бы ни случилось в моей жизни, у Ласлоу нет шансов.

— У него такая мечтательная улыбка, потому что он смотрит на меня, а представляет, как разгуляется на мое состояние после свадьбы, и как мамочка ему больше будет не указ, — я не стала добавлять, что к привычным уже мыслям добавилась еще одна — Ласлоу начал задумываться, какая часть моего наследства уже утекла мимо его рук к Калебу. Друга, который не то, что у меня, а даже у семьи денег не брал, подобное подозрение точно взбесит.

— Ну и дурак, за столько лет мог бы и по-настоящему влюбиться, — успел пробурчать оборотень до того, как Генри Ласлоу протолкнулся к нам мимо стоявших у дверей аудитории однокурсников.

— Фая, свет моей жизни! — не стесняясь свидетелей и присутствия другого мужчины рядом со мной, провозгласил Ласлоу с дебильной улыбочкой на лице. Я подавила желание закатить глаза, а вот Калеб не отказал себе в удовольствии фыркнуть, чем заслужил несколько презрительных взглядов от наблюдавших за представлением и мечтающих оказаться на моем месте студенток. Чего бы такого сделать, чтобы Ласлоу отвалил… Точно, придумала!

— Генри, как хорошо, что ты с букетом! — воскликнула я преувеличенно дружелюбно. Совсем уж дураком виконт не был, потому моя внезапная радость заставила его насторожиться и даже сделать небольшой шажок назад. — И именно с розами! Все же знают, как госпожа Дорваль любит цветы! Молодец, что догадался, с таким чудесным подарком мы точно без проблем сдадим этот зачет!

Однокурсники, поняв, к чему я клоню, одобрительно закивали и хищно воззрились на несчастный букет, отрезав Ласлоу путь к отступлению. Теперь Генри придется вручить цветы преподавательнице, иначе свои же за отнятую надежду на куски порвут! Про любовь госпожи Дорваль к цветам я не преувеличила — кабинет истории был буквально заставлен горшками и кашпо с самыми разнообразными растениями, половина из которых постоянно цвела. Все знали — провинился перед преподавательницей — неси букет или горшок с чем-нибудь ароматно цветущим, и тебя обязательно простят.

День, специально освобожденный от занятий, чтобы мы подготовились к первому экзамену, я решила провести с пользой и создать два комплекта управляющих пауками артефактов. С частью, обозначенной мастером Тарреном, проблем не должно было возникнуть — я отлично знала, как нужно зачаровывать первые четыре камня и как связать работу артефактов с техномагической начинкой паука. Нужно было только выбрать подходящие самоцветы одного размера, и на это я потратила почти два часа, с лупой перебирая содержимое найденных шкатулок. Калеб так и не сказал, какого цвета хочет сделать глаза своему пауку, поэтому я выбрала за него. Александриты с их слегка приглушенными оттенками и способностью менять цвет нравились мне особенно, к тому же при естественном освещении напоминали дымчато-зеленые глаза Калеба. Такая вставка не будет издалека бросаться в глаза и привлекать ненужное внимание. Для своего же паука, сделанного первым, а потому немного страшненького внешне, я взяла яркие рубины — раз милая зверушка не получается, можно попробовать сделать ее каррикатурно-жуткой.

С отобранными драгоценностями и сидящими на моих плечах, как эполеты, пауками я спустилась на второй этаж в угловую комнату, из которой сделала себе мастерскую. Как я ни любила университетские мастерские, появляться в них сегодня, рискуя столкнуться с принимающим завтрашний экзамен преподавателем, было глупо. Но только я разложила инструменты, пауков и камни на столе, как хлопнула входная дверь и раздался бодрый крик явившегося в гости оборотня.

— Фаюшка! Ты дома?

— Второй этаж, — так же громко ответила я, откладывая фартук и выходя в коридор. Зачем бы ни явился друг, лучше разобраться с этим сразу, пока он опять не отвлек меня во время работы. С лестницы донесся бодрый топот, а в следующую секунду Калеб подхватил меня на руки и закружил под собственные вопли.

— Фа-а-а-я-я-я! С дне-е-ем рожде-е-е-нья-а-а-а-а-а!

На твердом полу я оказалась только когда голова начала кружиться, а в ушах все еще слышалось звонкое эхо. Опершись ладонью о стену, я свела глаза в кучу и наконец-то рассмотрела слегка обеспокоенное, но невероятно довольное выражение лица друга. У меня сегодня день рождения? Вот ведь, из-за заданий, экзаменов и странных событий в университете я совсем про него забыла!

— Ты как? — Калеб наконец-то понял, что я слишком долго не отвечаю.

— В шоке, — честно призналась я. — Я забыла, представляешь?

— Про день рождения? — не поверил оборотень. — Ну ты даешь! Значит, — хитро прищурился он, — подарок можно не дарить?

— Вот еще! — я шутливо ткнула его кулаком в плечо. — У меня день рождения, и я хочу подарок!

Калеб, рассмеявшись, ухватил меня за руку и побежал по лестнице вниз, так что я едва поспевала за ним. В прихожей друг протянул мне плотно упакованный и перевязанный бечевкой сверток.

— Вскрывай! — велел он мне.

С бумажной оберткой пришлось повозиться, но результат того стоил. Не веря своим глазам, я прикоснулась к потрепанной, видавшей виды обложке книги и несколько раз перечитала название: «Основы высшей техномагии в условиях удаления от магического источника».

— Это же…

— Практически государственная тайна Норвестля, ага, — сияя, гордо подтвердил оборотень.

— Но этот учебник нельзя вывозить из Норвестля!

Когда-то на занятиях мы пыталась обсудить с мастером Даренсоном, каким образом на всей территории его родины так развита техномагия, если цепочка магических источников, причем довольно слабых в сравнении с роденским, расположена только вдоль одной из границ. У нас в стране, например, и артефакты, и техномагические изобретения можно было использовать за пределами столицы где угодно, но и то, и другое со временем разряжалось и ломалось. Маги же, способные восстанавливать их работу, жили только в Родене и окружающих столицу городах, поближе к магическому источнику. Чем дальше от Родена, тем слабее и беспомощнее становились маги и тем дороже была доставка накопителей, и только поэтому все изобретения как артефакторов, так и техномагов распространялись по стране довольно неохотно. Но в Норвестле проблему подзарядки и настройки техномагических устройств за пределами действия источников каким-то образом смогли решить. Об этом знали все, как и о том, что тайну этого решения отгородившиеся от соседей непроницаемым куполом техномаги берегли и отказывались продать за любые деньги. В учебнике, который мне преподнес Калеб, этого секрета тоже не было, зато, если верить мастеру Даренсону, там был подробный разбор отличий плетений техномагии в условиях бедного и насыщенного магического фона, а это уже больше, чем знают техномаги Родена!

— Что я, для своей подруги какую-то книгу не достану? — с наигранной скромностью хмыкнул Калеб. Я не удержалась и повисла у него на шее.

На этом сюрпризы не закончились. В приказном порядке запретив мне сегодня учиться, Калеб увел меня в полупустой из-за все крепчающих морозов городской парк, где мы вдоволь нагулялись по хрустящему под ногами снегу, полюбовались на заснеженные шапки деревьев и наделали снимков на любимую фотокамеру друга. Как следует замерзнув, мы отправились в ставшее совсем небольшим без летней веранды парковое кафе и долго отогревались горячим шоколадом. Калеб, правда, подмигнув, сообщил, что я готовлю его намного вкуснее. Ну а потом мы отправились в «Закатный луч» — безумно популярный у студентов клуб, где играли как профессиональные музыканты, так и собранные самими студентами и просто неравнодушными к музыке горожанами коллективы. Место это было достаточно приличное, чтобы Калебу не приходилось ввязываться в драку, отстаивая свое право находиться рядом со мной, но в то же время недостаточно престижное, чтобы я могла случайно встретить кого-то из высшего света. Именно здесь несколько лет назад, повторяя за Калебом движения совсем не аристократического, но невероятно заводного джиттербага, я впервые почувствовала себя по-настоящему счастливой и свободной.

— Опять? — Калеб повертел в руках корзину, стоявшую на пороге моего дома. Под запотевшей изнутри упаковкой, защищавшей подарок от зимнего холода, прятался большой букет белоснежных роз.

— Похоже, — я просканировала корзину парочкой поисковых заклинаний, но в подарке, как и всегда, не было ничего опасного. Я оглянулась в надежде увидеть, кто все-таки принес цветы, но на улице, кроме нас с Калебом, никого не было. Мы ушли из клуба глубоко за полночь, а корзина, судя по всему, ждала нас как минимум несколько часов.

— Ладно, заходим — вздохнул друг, забирая тяжелый подарок. Я послушно распахнула перед ним дверь. — Ты так и не нашла отправителя?

Я помотала головой. Подобные подношения я регулярно получала уже несколько лет на дни рождения, новый год, закрытие сессии, а иногда и просто так. Цветы, пластинки с музыкой, которую я любила, мои любимые духи, изящные и полезные мелочи — например очки техномага, которые я все время носила с собой. К подаркам всегда прилагались открытки с признаниями, а порой и со стихами, каждая строчка в которых была пронизана восхищением и нежностью.

— Это точно кто-то из университета, — я принесла в гостиную вазы, в которые оборотень расставил цветы. — Он слишком много обо мне знает, особенно что касается учебы или вкусов. Слишком робкий, чтобы признаться или случайно выдать себя, но при этом отчаянный романтик.

— А еще он явно не беден, учитывая некоторые из подношений, следит за твоей жизнью и твоими успехами, знает твои предпочтения, где ты живешь, и, наверняка, где в любой момент тебя можно найти, — мрачно перечислил друг. Этот разговор мы вели каждый раз после появления очередного подарка на пороге моего дома. Калеба таинственный воздыхатель раздражал, а мне эти ненавязчивые знаки внимания казались милыми. Может быть, я стала музой для кого-нибудь художника или поэта? Даже если нет, неизвестный поклонник хотя бы ничего не требовал, не просил и не создавал проблем, поэтому, случалось, от подарка до подарка я даже не вспоминала о нем. У меня были и более серьезные поводы для беспокойства.