Семь колодцев

83

Страшная догадка пришла мне в голову:

— Это Неля, мой бывший главный бухгалтер?

— Так точно.

Я схватился за новую сигарету.

— Вы ее убили? Убили для того, чтобы с помощью Веры сконцентрировать в своих руках всю бухгалтерию?

— Разве я это говорил? Просто несчастный случай. Просто. — Валентин Федорович спокойно положил в рот вторую дольку апельсина. — Послушай, я знаю, что ты уже в курсе происшедшего. Если сейчас что-то не знаешь, то все равно со временем разберешься. Поэтому я не вижу смысла что-либо от тебя скрывать. В общем, мы приватизировали, так сказать, твой бизнес…

— Да уж, наслышан! — горько выдавил я.

— Однако относись ко всему проще — ведь это всего лишь игра. Ты же шахматист! Просто сегодня я тебя обыграл. Мы тебя обыграли. А деньги? Что деньги? Разве нужно столько денег для того, чтобы обеспечивать потребности всего одного человека?

— Ну а вам зачем они в таком количестве?

— Мы — другое дело. Мы — это огромная семья, это большая политика. К тому же нас много — и все хотят кушать, у всех семьи. А ты — просто человек. Один. А один в поле не воин. Я тебя много раз предупреждал, чтобы ты умерил свои амбиции, но ты не хотел меня слушать. Ты за все эти годы так и не научился по-настоящему делиться!

— Все это чушь!

— Да ладно! В нашем мире или ты, или тебя… Или разве ты не хотел от меня избавиться? Только честно!

— Честно? Хотел…

— Ну вот видишь!

— Но ведь это мой бизнес. Никробрил-продукт придумал я.

— Я, я… — головка от… — Валентин Федорович все это время поддерживал мягкий приятельский разговор, будто мы не поделили с ним всего лишь зонтик под дождем или последнюю сигарету из пачки, а не сорок миллионов долларов и еще сотни миллионов в ближайшей перспективе. — Никробрил не может принадлежать одному человеку. Никробрил — это ярчайшее явление нашей эпохи. Он должен стать достоянием народа.

— А вы разве народ?

— В каком-то смысле да.

— Послушайте, Валентин Федорович! — взбесился я. — Неужели вы думаете, что вам это все так просто сойдет с рук? Я уже сообщил своим высоким друзьям о случившемся, и вскоре вы проклянете тот день, когда решили меня кинуть!

Валентин Федорович только вежливо ухмыльнулся.

— Ну, насколько мне известно, ты еще ничего никому не сообщил, — сказал он. — А если все же попробуешь воспользоваться тем номером телефона, который записан у тебя на сим-карте под символами Р.Г., — только усугубишь свое и без того бедовое положение. Потому что этот человек с нами. Он один из нас. И он все знает. Или ты решил, что он за какую-нибудь жалкую подачку возьмется тебе помогать? Да у него вилла в Швейцарии стоит не меньше пятнадцати миллионов долларов. Он без пятидесятипроцентной доли палец о палец не ударит. А если он с тобой и заигрывал, то только для того, чтобы ты не искал себе новых покровителей. Вот так!

— Я не верю вам.

— Отлично! — Валентин Федорович взял один из своих сотовых телефонов, больше похожий на миниатюрный компьютер, и ввел из электронной памяти номер. Поскольку он включил громкую связь, я после двух гудков услышал знакомый голос — знакомый не только по личным встречам, но и по многочисленным телевизионным передачам, поскольку Р.Г. ко всему прочему был известным политиком и его знала в лицо вся страна:

— Слушаю, Валентин. Только быстро, у меня конгресс начался.

Судя по звукам на заднем плане, он находился в большом гулком зале, заполненном людьми.

— Все в порядке. Все прошло более чем… — Голос моего собеседника был необычайно сладок.

— Хорошо. Ты уверен, что он не выкинет ничего такого?

— Все под контролем!

— Смотри, Федорыч! Если он, блядь, сунется к журналистам или начнет мне названивать…

В помещении, где находился Р. Г., раздались первые аккорды гимна России.

— Тогда мы предпримем запланированное! — поспешил успокоить его Валентин Федорович.

— Это меня не касается, что вы там предпримете… Ладно, тут уже все началось… Завтра пересечемся — доложишь все по порядку. И знаешь чего? Молодец!

Р.Г. отключился.

Валентин Федорович отложил трубку и глянул победоносно: «Ну что, убедился?» Я был раздавлен.

Только через несколько минут я пришел в себя и высказал вслух несколько новых идей, которые только что пришли мне в голову:

— Без меня у вас все равно ничего не получится. Вы не сможете производить Никробрил-продукт. Есть одна технологическая особенность, о которой, кроме меня, никто не знает…

— Уж не та ли это особенность, в которую ты мне однажды посвятил, когда мы первый раз ездили на завод? — Валентин Федорович наконец закончил с апельсином и теперь медленно вытирал руки влажной салфеткой, тщательно протирая палец за пальцем.

Я вспомнил, что однажды по глупости открыл ему самую главную тайну, не зная которую невозможно добиться того, чтобы Никробрил заработал. Раз в неделю я лично приезжал на завод, запирался на ночь на складе готовой продукции и колдовал над изделиями — пусть необыкновенной красоты, но пока мертвыми бесполезными предметами, — вдыхая в них душу, оживляя их. На самом деле это был просто один маленький фокус, трюк, зная который даже последний дегенерат был бы в состоянии проделать то же самое.

— Ну хорошо! — Я полыхнул ненавистным взглядом. — Вы украли мои деньги, захватили главный офис. Но завод «Никробрил-продукт» все равно вам не достанется! Тем более он оформлен как самостоятельное независимое юридическое лицо. Кроме этого, весь штат, да и сам директор подчиняются только мне и, конечно, не признают каких-то подметных документов. Они просто поднимут восстание, если вдруг объявятся новые хозяева!

Валентин Федорович бросил на меня ироничный взгляд, подошел к громадному сейфу, который стоял в углу комнаты и который я не заметил, и извлек толстую папку. Он вернулся и предъявил мне несколько документов, которые лежали в папке сверху. Я внимательно их просмотрел. К своему заводу я больше не имел никакого отношения, все принадлежало каким-то неизвестным мне предприятиям с серыми незапоминающимися названиями.

— А что это за директор какой-то здесь подписывается? — удивился я.

— Ах, этот! Это новый руководитель завода «Ник-робрил-продукт». Старый директор совершил ряд налоговых хищений, и на него заведено уголовное дело. На днях его арестовала районная прокуратура, и теперь он сидит в СИЗО и ждет свидания с адвокатом. Что касается твоего штата… Китайцев мы в течение недели депортируем на родину. Остальные… Приказом номер один всем утроена заработная плата, а приказом номер два завод будет реорганизован в открытое акционерное общество и десять процентов акций будут безвозмездно розданы работникам предприятия. Как?

— Охереть! — хрипло выдохнул я.

— Вот! А ты говоришь! И никакого восстания! Скорее, наоборот. Кстати, новый директор «Никробрил-продукта» здесь, и я даже могу тебя с ним познакомить…

Валентин Федорович громко позвал какого-то Рому, который оказался за дверью, дал ему указание, и вскоре в комнату уважительно заглянул интеллигентного вида мужчина в рубашке с попугаями и белых шортах, покрытый с ног до головы свежим южным загаром.

— Вызывали, Валентин Федорович?

Я пригляделся и на минуту потерял дар речи. Я узнал… я узнал Мозгоправа, Вениамина, Вениамина Марковича — великого комбинатора, бывшего полноправного владельца Веры, про которого та столько всего мне рассказала.

— Здрасти! — с добрейшей улыбкой и не без издевки произнес Мозгоправ, заметив меня.

— Насколько мне известно, вы уже знакомы, поэтому я не буду вас друг другу представлять, — сказал Валентин Федорович. — Скажу только, что мы предложили Вениамину Марковичу принять участие в нашем проекте и он, несмотря на свою занятость и отсутствие в стране, сразу же согласился.

— Да, это так! — подтвердил Мозгоправ, слегка кривляясь. — Мне поступило предложение, от которого я не смог отказаться. Ха-ха! Вы уж, Александр Владимирович, извиняйте, если что не так!.. Кстати, как вам Вера? Хороша сучка, правда? Особенно в анальчик. Моя школа! А минет? А вы знаете, батенька, что я заставлял ее целый месяц с оранжерейным огурцом тренироваться, пока она не научилась горловой технике? А ведь вы меня за нее даже и не поблагодарили!

Я уже был не в силах контролировать себя, вскочил и бросился на ублюдка. Однако в то же мгновение в гостиную влетели охранники во главе с Ромой и тренированными движениями легко меня скрутили.

— Я могу идти? — поинтересовался Мозгоправ у Валентина Федоровича.

— Да, идите. Завтра с утра на завод, а сегодня отдыхайте. Можете съездить в город. Только без фокусов!

— Какие фокусы, Валентин Федорович?! — наигранно возмутился Мозгоправ. — Мы же обо всем договорились!

Некоторое время я находился в прострации. Потом очнулся, допил коньяк, задымил сигаретой.

— Ну хорошо! — сказал я — А как же филиалы? Ведь без них…

Валентин Федорович сухо меня прервал:

— Да все то же самое, не сомневайся. Мы все предусмотрели, все вопросы порешали. Мы не оставили тебе ни единого шанса.

— И Санкт-Петербург? — недоверчиво поинтересовался я. — Но ведь Алексей ни за что бы в жизни…

— Эх, Саша, Саша! — отечески перебил мой собеседник. — Когда ты уже повзрослеешь? Нельзя же так доверять людям! Все люди — твари, чем больше ты для них делаешь, тем больше вероятности, что они тебя сдадут.

— Неправда! Алексей не мог!..

— Что ж, я не скрою, с ним пришлось повозиться. Но Питер для нас — ключевой регион. Поэтому я лично ездил туда четыре раза. Впрочем, все разрешилось довольно просто…

Валентин Федорович опять бросил мне пачку каких-то фотографий.

— Видел бы ты его лицо, когда я ему показывал вот это, — объяснил он. — Скажу тебе, это было потрясающее зрелище! Я не Лев Толстой, поэтому вряд ли смогу тебе передать словами всю ту боль, отчаяние…

Я бегло пролистал снимки. На них были я и жена Алеши в номере питерского отеля в тот день, когда она сама явилась ко мне, чтобы отдаться. Я рассматривал откровенные подробности нашей бурной близости с Лолой и с ужасом думал о том, что все эти схваченные несколькими замаскированными фотокамерами сверхразвратные нюансы видел и Алексей.

Господи, какое коварство!

Я был окончательно уничтожен.

— Он очень долго рассматривал эти фотки, — уточнил Валентин Федорович, а потом положил передо мной еще одну пачку снимков. — А вот эти фотографии я пообещал Алексею ни при каких обстоятельствах не показывать его жене…

На них Алеша в спальне моего номера в скромной классической позе трахал одну из блондинок, которых привел мне тогда в номер, сразу после ухода Лолы. Девушка с очевидным притворством изображала страсть…

— Все понятно, — обессиленно промямлил я.

— Ну вот и хорошо!

Валентин Федорович сгреб со столика все фотографии, однако после короткого раздумья с ехидцей во взгляде оставил мне один снимок. На нем с высоким качеством был изображен момент, когда Лола с заметным удовольствием услаждала мою плоть своим язычком. Все было видно во всех деталях, будто это был не подпольный снимок, а настоящая студийная работа.

— Это тебе мой подарок, — весело сказал он. — Может, хоть это тебя утешит!

Злости уже не было. Я был опустошен. В груди стояла болезненная тоска. Я уже не знал, что делать, ведь все мои козыри были легко биты. Мне оставалось лишь признать поражение и, если позволят, покинуть поле боя с миром.

Я машинально убрал фотографию в карман.

— А теперь, Саша, можешь идти, — сказал Валентин Федорович. — Ты уже, наверное, понял, что мы сделали все в высшей степени профессионально и ловить тебе здесь нечего. И помни, каждый твой шаг у нас на контроле. Даже если ты только один раз пукнешь — мы сразу об этом будем знать. Хочешь жить — отойди в сторону и забудь. Пересиди где-нибудь, подумай за жизнь. В конце концов, ты же способный парень и еще совсем молодой. Будет и на твоей улице праздник. Не сомневаюсь в этом! Займешься чем-нибудь. Я уверен — у тебя всё получится. А про всё это лучше забудь, будто ничего не было. Это в твоих же интересах… Иди, тебя сейчас отвезут туда же, где тебя «приняли», или в любое другое место, которое ты назовешь. Прощай!

У двери я вдруг обернулся:

— В жизни каждого человека есть свой Брут!

— Чего? — не понял Валентин Федорович.

— Я говорю, Юлий Цезарь мне сказал однажды: в жизни каждого человека есть свой Брут!

— А-а, понятно… — Он посмотрел на меня довольно странно.

— Я тогда не придал значения словам императора, хотел только его самого предупредить… — Я безнадежно махнул рукой и вышел…

Вечером в баре захудалого клуба я сумрачно потягивал крепкий коктейль и время от времени поглядывал в телевизор.

Хроника происшествий: выбросился из окна одиннадцатого этажа своей квартиры программист известной московской фирмы. Найдена предсмертная записка… Версия самоубийства…

В обезображенном трупе я узнал Славика, с которым еще сегодня днем разговаривал в кафе «Неглинка»…

Он-то чем провинился…