Северные новеллы

ПОСЛЕДНИЙ ЗВЕРЬ

Волчица вернулась к своей стае глубокой ночью, когда разноцветные северные звёзды горели на тёмно-синем бархате неба с такой яростью, что видны были тянувшиеся от них узкие и острые, как лезвие кинжала, лучи. Звери послушно ждали своего вожака. Обязанности вожака в стае исполняла старая многоопытная самка, а самец только помогал ей.

Волчица разбила стаю на три группы. Одну группу возглавила она сама, другую — самец, третью — переярок. Вообще-то переярки, звери предпоследнего приплода, оставляют родителей перед рождением меньших братьев и сестёр, но этот не пожелал жить самостоятельно, не покинул стаю. Остальные звери — прибылые волки, рождённые в мае, молодняк, последний приплод; сейчас им было по девяти месяцев, и хотя они ростом почти догнали родителей, но ещё нуждались в опеке и натаске. Прибылые часто впадали в щенячье детство: то в самый важный момент охоты начнут игры, то затеют жестокую драку. За подобные шалости родители наказывали своих чад нещадной взбучкой.

Волчья стая была единой семьёй: самка, самец, переярок и девять прибылых. До недавнего времени в стае жил ещё один зверь, приблудившийся одинокий самец, но чужаков волки не жалуют. В начале декабря стая люто голодала; его растерзали на куски и сожрали.

В поисках пищи звери наткнулись на оленье стадо. Ветер нанёс желанный запах версты за три. Волчица сбегала в разведку. Олени кормились очень кучно, все на одном склоне горы; в низинке стоял пастуший чум, от него вился дымок. Она сразу поняла: добыча будет нелёгкой. Обычно волки нападали на отбившихся оленей и не рисковали приближаться к человеческому жилью. Но сейчас отбившихся животных не было. Предстояло брать оленя прямо из стада. Можно клыкастой торпедой врезаться в живую массу, зарезать двух-трёх оленей. Зарезать-то зарежешь, да потрапезничать не успеешь: напуганных бегущих животных заметят люди, и тогда не миновать беды. Что значит карабинная пуля, волчица испытала на собственной шкуре. Добыть оленя скрытно от людей — вот в чём состояла задача.

Что предпринять? Как действовать? Эти вопросы недолго занимали старую самку. Волки отличаются поразительной способностью трезво оценивать обстановку и принимать единственно верное решение. Дерзкая внезапность нападения, наглость — этим оружием они пользуются тогда, когда поблизости нет людей. Если рядом человек, звери берут добычу хитрой изобретательностью, перед которой ничто самые коварные лисьи уловки.

Итак, стая разделилась на три группы. Две группы лёгкой рысью побежали к реке. Ниже по течению в версте от стада была незамерзающая шивера; вода тёмными жгутами выливалась наружу, образуя обширную наледь. Группы заняли позиции на том и другом берегу, по обе стороны наледи, спрятавшись за валунами с высокими боярскими шапками снега. Группа, возглавляемая волчицей, направилась к стаду. Самка оставила прибылых в засаде, а сама с подветренной стороны поползла к животным. Один олень немного отбился от своих сородичей. Он сосредоточенно копытил наст, добывал из-под снега ягель. К нему-то и подкрадывался хищник.

И вот он совсем близко, на расстоянии трёх хороших прыжков. Волчица без особого труда могла бы зарезать его на месте. Но тогда начнётся переполох в стаде, и это не ускользнёт от внимания пастухов. Тревожить людей никак не входило в планы зверя. Волки панически боятся человека.

Опытная самка проползла ещё немного и оказалась между стадом и отбившимся оленем. Она чуть слышно зарычала. Олень мгновенно вскинул рогатую голову, заметив опасность, заметался по утоптанной площадке. Но путь к стаду был отрезан. Пришлось бежать в тайгу. Этого-то и добивалась волчица. Не потревожив стадо, она бросилась догонять жертву.

Олень хотел сделать по тайге небольшой крюк и вернуться к своим собратьям, потому что напуганные олени всегда ищут защиты и спасения в стаде. Но не тут — то было. В тайге животное приняли затаившиеся в засаде хищники. Они погнали обречённого на лютую смерть зверя к реке.

Олень легко оторвался от преследователей. Сыпучий снег разлетался из-под копыт лёгкими облачками, из ноздрей вырывались струйки пара и мгновенно исчезали, осыпаясь на землю мельчайшими кристалликами.

Впереди послышался рокот шиверы и показалась матово залитая луною широкая наледь. Лоси и олени всегда обходят наледь стороною: копыта скользят, ноги разъезжаются, животные на льду совершенно беспомощны. Олень свернул к правому берегу. Оттуда, как по команде, отделилась четвёрка волков. Хищники рассыпались цепью. Олень бросился к левому берегу. В ртутно-лунном свете и там заскользили тёмные гибкие тени. Тогда обречённый побежал назад. Отступление отрезали нагнавшие добычу волчица со своей группой.

Олень жалобно прокричал, попятился задом и очутился на голом льду. Переярок, как бы демонстрируя неопытным прибылым своё мастерство, двумя ловкими прыжками настиг жертву, полоснул клыками нежную шею — и олень, обливаясь кровью, замертво рухнул на лёд.

Часа через полтора всё было кончено. Стихла злобная грызня из-за лучшего куска мяса, жадное чавканье, хруст костей. На замёрзшей реке остались тёмные пятна, рога, копыта да обглоданный, отшлифованный острейшими клыками скелет.

Волки залегли по обе стороны большака, зарылись в сыпучий снег, а волчица побежала к жилью. Минула неделя с тех пор, как стая напала на оленя. Звери проголодались.

За взлобком выросла затерянная среди заснеженной тайги и кочковато замёрзшей мари маленькая северная деревенька. Огромными валунами темнели пятистенки и прирубы, над печными трубами вились прозрачные дымки. В оконцах кое-где ещё светился свет, острый волчий слух уловил разухабистые звуки припозднившейся гармоники.

Казалось, зверь совершает безрассудный поступок: он приближался к жилью с той стороны, откуда дул ветер. Но волчица поступила так сознательно, чтобы дать обнаружить себя. Не людям, нет, эти опасные существа, слава богу, не наделены нюхом, полагаются на зрение, а собакам — четвероногим хищникам, потерявшим свою первобытную звериную суть и за пищу поступившим в услужение людям. Собачье мясо вовсе не деликатес, жёсткое, неприятно пахнет псиной, не то что нежное мясо оленя, но в голодную январскую стужу и ему волки рады.

Долго стояла волчица, с ветром нагоняя на деревню свой запах. Но хозяйские псы, верно, дремали в тёплых зимних конурах, обтянутых оленьей шкурой. Тогда зверь негромко завыл. Этот вой не могли услышать люди, слух у них, как и нюх, никуда не годится; его уловит разве что чуткое собачье ухо.

Не успела растаять в стылом воздухе высокая, с подхрипом, нота, как в деревне рявкнул пёс. Ему ответил другой, третий. Волчица, подливая в огонь масла, взвыла ещё разок. Псы занялись в нескончаемом лае. Многоголосый лай слился воедино, вихрем пролетел слободку. Ватага из дюжины разнопородных псов выскочила за околицу, оберегая жизнь и покой хозяев, погнала хищника прочь от жилья. Волчица бросилась наутёк. Это придало собакам храбрости. Звончее, яростней рванул лай морозный воздух.

Всё шло по заранее разработанному плану: зверь нарочно обнаружил себя, увлёк собак в погоню. Возбуждённые псы проскочили волчью засаду, не учуяв зверей. И тогда волчица резко остановилась, вздыбила на холке шерсть и громко прорычала. Это было знаком для стаи: пора! Волки разом вылезли из-под снега. Каждый точно знал своё место, своё дело. Неторопливо, без суеты они растянулись цепью, затем окружили собак. Псы, в основном широкогрудые промысловые лайки, сбились в кучу, жалобно заскулили. Лайки, опытные добытчицы, случалось, держали до прихода хозяина-охотника двадцатипудового медведя-самца, но против волчьей стаи в двенадцать голов были бессильны. Дюжиной одного они бы ещё одолели, на худой конец, обратили бы в бегство…

Хищники сидели кругом, роняли в снег голодную слюну. Глаза горели холодным фосфорическим огнём. Им доставляло явное удовольствие видеть смятение среди собак.

Но вот одна лайка бросилась было в сторону жилья, попыталась прорвать окружение. Храбрец переярок летящими прыжками пересёк круг, ловко полоснул зубами лаячью глотку, и пёс растянулся на снегу.

Волчица отошла в сторонку и коротко, глухо прорычала. Это был сигнал к атаке. Звери со всех ног бросились на собак. Рычание, взвизги, жалобное поскуливание… Вскоре всё было кончено. Разномастные псы, кто на боку, кто вверх брюхом, валялись на поляне.

Волчица не принимала участия в расправе. Она была совсем старая. За тринадцать лет жизни у неё поизносились, стёрлись, кое-где выпали зубы и когти стёрлись и пообломались. Ни когти, ни зубы не годились для того, чтобы рвать жёсткое собачье мясо. Пусть этим занимается молодёжь.

Наутро хозяева обнаружили за околицей своих псов. Вернее, то, что от них осталось: обгрызенные головы да обглоданные кости.

Горевали всей деревней, потому как жителю глухого северного селения без собаки никак нельзя.

Начальник районного сельскохозяйственного отдела Пятков славился своей кипучей энергией. Громкоголосый, очень здоровый, несмотря на предпенсионный возраст, с крепкой бугристой шеей и бритой головой, он ни минуты не мог посидеть без дела. В его голову чуть ли не каждый день приходили новые идеи. И тогда он твёрдыми, энергичными шагами шёл к своему начальству, с порога кабинета так и говорил: "Иван Фёдорович, есть одна идея!" И, получив "добро", претворял свои идеи в жизнь с поразительной настойчивостью и быстротой. Когда на собраниях кого-то ругали за нерадивость или нерасторопность, непременно советовали равняться на Пяткова, а подчинённые начальника отдела жаловались друг другу: "Загнал старик!"

Однажды, просматривая перед началом работы областную газету, Пятков заинтересовался статьёй, подписанной отделом сельского хозяйства редакции. Называлась она жутковато: "Смерть хищнику!" В ней шла речь о губительной роли волка для народного хозяйства страны. Приводились действительно страшные цифры. Например, в Тамбовской области в 1944 году волки уничтожили 8 тысяч, в Пензенской — 8,5, а в Кировской — 6,1 тысячи голов скота. Только за март 1973 года в стадах одной Нарьян-Марской сельскохозяйственной станции они уничтожили 100 оленей, что составило один процент основного поголовья. В Беловежской пуще после отстрела за пять лет 148 волков численность копытных удвоилась. На Таймыре после неустанной борьбы с хищниками число диких оленей за двенадцать лет увеличилось в четыре раза. Заканчивалась статья таким выводом: "Волки не только уничтожают животных, но и мешают правильному использованию пастбищ, сильно осложняют труд пастухов, способствуют повышенной яловитости. Поэтому борьба с ними была и остаётся важным мероприятием в деле повышения продуктивности животноводства. Объявим же смертный бой хищнику! Навсегда освободим нашу область от таёжного гангстера!"

Отложив газету, Пятков задумался. Пальцы машинально выстукивали по письменному столу мотивчик армейского марша. Затем он отыскал папку с бумагами, которым раньше не придавал особого значения. Это были сообщения бригадиров оленеводческих бригад о гибели поголовья в результате нападения волков. Учитывая количество поголовья и то, что район по территории равнялся солидному европейскому государству, гибель животных была ничтожно малой.

Год назад по инициативе Пяткова в районе был организован беспощадный отстрел хищников. В облавах, обнаружении и уничтожении волков участвовали жители всех посёлков и деревень. Охотники проникали в самые глухие и труднодоступные урочища. После успешно проведённой операции Пятков писал в районной газете: "Можно с уверенностью сказать, что на территории нашего района не осталось ни одного волка!" Поспешил, однако, с фанфарами. Видно, упустили охотнички единственную парочку — самца и самку. Самка в мае принесла приплод. Вот тебе и стая! Судя по сообщениям, нападение на скот совершает одна и та же стая голов в десять — тринадцать, не больше. Хищниками руководит многоопытный вожак, потому что стаю никак не удаётся выследить и уничтожить…

Пятков взял папку, газету и твёрдыми, энергичными шагами прошёл к начальству. Распахнув кабинет, он с порога сказал своим зычным голосом:

— Иван Фёдорович, есть одна идея!

Очередная идея Пяткова заключалась в следующем: отыскать с воздуха и уничтожить волчью стаю, завершить прошлогоднюю операцию по полному истреблению хищников в районе.

Пятков разослал радиограммы в оленеводческие бригады с указанием немедленно сообщить ему, если пастухи обнаружат волчью стаю.

Через несколько дней начальник отдела получил радиограмму из совхоза "Северное сияние". Волчья стая, говорилось в ней, зарезав и сожрав двух оленей, ушла на северо-восток от центральной усадьбы.

Пятков был человеком дела. Не мешкая, он связался с аэродромом и добыл Ан-2 — двукрылую "Аннушку". Опытный охотник, он решил сам участвовать в операции по уничтожению последней волчьей стаи. В напарники подобрал сослуживца, тоже страстного охотника.

Вылетели на следующий день, едва забрезжил поздний северный рассвет. Пятков и его товарищ сидели на откидных дюралевых сиденьях и с противоположных бортов самолёта глядели в иллюминаторы вооружённые мощными биноклями. К стене, отделявшей пилотскую кабину от грузового отсека, были приставлены две двустволки. В воронёных стволах покоились папковые патроны с волчьей картечью и усиленным зарядом бездымного пороха. Бить зверя пулей-жаканом рискованно, можно промахнуться, а картечь, разойдясь кругом, непременно поразит цель.

На сотни вёрст снега, снега, снега… Они засыпали кочковатую марь, лёгкой лебяжьей периной легли на кроны елей и лиственниц, покрыли скалы. Два цвета царили внизу: слепяще-белый и дегтярно-чёрный. Чёрный — это тени. От деревьев, скал, валунов. Они как бы пробили сухой пушистый снег и походили на безобразные провалы. Чёрная тень от самолёта хищной стремительной птицей скользила по заледеневшему безмолвию.

Наконец внизу показались избы, вытянувшиеся в слободку; "Аннушка" описала над центральной усадьбой полукруг и взяла курс на северо-восток.

Пятков и его товарищ неотрывно, до рези в глазах смотрели в бинокли.

Первыми нескончаемую цепочку волчьих следов увидели, однако, не они. След своими молодыми глазами заметил штурман.

— Есть! С левого борта!.. — обернувшись, радостно прокричал он.

Немного снизились. Летели точно над следом. А он то взбегал на вершины сопок, то спускался в увалы.

На маленькой таёжной полянке волчья цепочка уткнулась в утрамбованную площадку. Дальше потянулся ещё один след, редкий и глубокий. Опытный Пятков определил: волки учуяли сохатого, подняли его с лёжки и начали преследование.

И действительно, вскоре в глубоком овраге на взрыхлённом снегу показались разбросанные, расшвыренные клочья шерсти, кости, рогатая голова. Повсюду, будто кто гроздья спелой рябины раскидал, алели пятна крови.

Теперь насытившиеся звери шли вразброд и часто отдыхали; то там, то здесь встречались лёжки.

Стаю самолёт настиг на большом таёжном озере. Ан-2 заложил крутой вираж, снизился до предела и с рёвом заходил над замёрзшим озером кругами. Кругами же, сбившись в плотную серую массу, забегали волки.

Пора! Пятков открыл и закрепил дверцу. Ворвавшийся морозный воздух мгновенно выстудил грузовой отсек. Стрелки опустились на колени. Щёлкнули ружейные предохранители. Расправа началась.

Бах!.. Бах!.. — хлопали выстрелы. Волки один за другим как бы спотыкались в беге, переворачивались через голову и замирали на снегу. Оставшиеся в живых, чтобы легче было бежать, отрыгивали полупереварен-ную пищу, освобождали желудок. Иногда, когда "Аннушка" нагоняла очередной раз стаю, кто-нибудь из зверей, выбившись из сил, останавливался, задирал морду с оскаленной пастью, энергично мотал хвостом-поленом. И тогда он становился неподвижной, удобной мишенью.

Когда последний, двенадцатый волк распластался на снегу, самолёт сел на озере. Стрелки и пилоты разбрелись в разные стороны, начали перетаскивать к "Аннушке" волчьи трупы.

И здесь произошло такое, о чём впоследствии не раз вспоминал Пятков, не переставая удивляться волчьей хитрости.

Один из трупов вдруг ожил и как ни в чём не бывало запрыгал к тайге. По зверю стреляли, но промахнулись. Хищник успел скрыться в кедровой роще.

— Притворился мёртвым, стервец! — с досадой сказал Пятков. — Не иначе как вожак. Хитёр, хитёр, разбойник!

Быстро погрузили добычу, поднялись в воздух. Летели по следу. Из кедровой рощицы цепочка спустилась в овраг, затем пересекла реку. За рекою начиналась тайга, тянувшаяся на десятки вёрст. Там-то и нашёл спасение зверь. В сплошной тайге с воздуха волка не добыть.

Пятков считал проведённую операцию успешной. То, что один волк всё-таки увильнул от картечи, мало беспокоило его. Судя по размерам, тяжёлым прыжкам, это был очень старый зверь. Через год-другой сам подохнет и, разумеется, не причинит особого вреда ни поголовью домашних оленей, ни дикому таёжному зверью.

Увильнувшим от смерти зверем была волчица.

Нападать на домашних оленей она более не решалась и всю зиму провела в глухой тайге, вдали от людей. Питалась редко, случайной пищей. То зайчишку подстережёт, то зарывшегося в снег глухаря задавит. Много ль ей, старой, надо. Её всё поташнивало, часто кружилась голова.

Волчица готовилась стать матерью. Способность к размножению волчицы сохраняют до глубокой старости.

В мае самка стала подыскивать подходящее место для логова. Его на Крайнем Севере не так-то легко найти: вечная мерзлота, копнёшь на полметра, а дальше начинается лёд. Поэтому она спустилась к ручью, где почва была взрыхлена водою, и, волоча тяжёлое брюхо, внимательно посматривала на обрывистые берега.

Из-под корневища разлапистой ели вдруг выскочил полулинялый бело-ржавый песец и с паническим тявканьем бросился бежать вдоль ручья. Волчица не стала его преследовать: не угнаться. Она подошла к тому месту, откуда выскочил песец. Там была неглубокая нора, усыпанная слежавшимися клочьями шерсти. Пожалуй, здесь можно устроить логово. И зверь начал углублять и расширять чужое жилище.

К ночи логово было готово. Оно представляло собою узкую трёхметровой длины нору с полуметровым входным отверстием, тщательно замаскированным сухими ветками.

Своё убежище волчица вырыла всего в двух верстах от посёлка, где разместилась центральная усадьба оленеводческого совхоза. Зачем? Ведь в посёлках живут люди, самые страшные её враги. На то были свои веские причины. Кто ей поможет добывать пищу? Самец? Он мёртв. Рассчитывать приходилось только на себя. Ослабленная шестидесятипятидневной беременностью, мучительными родами, она едва ли возьмёт хитрую, вёрткую, всегда настороже таёжную дичь. А пищи надо будет много, чтобы прокормить многочисленное потомство. Лёгкая же добыча в избытке есть в посёлке. Лёгкая, но чрезвычайно опасная, ибо она принадлежит людям…

Однажды из логова послышалось кряхтение, сдавленные рыки. В эти звуки вдруг вклинилось тоненькое поскуливание. На свет явились шесть мокреньких, глухих и слепых существ, покрытых шелковистыми тёмно-бордовыми волосками. Мать устало облизала их и поочерёдно затолкала к набухшим сосцам. Волчата припали к ним и с жадностью зачавкали.

На девятый день у них открылись глаза.

Полтора месяца волчица выкармливала малышей молоком. Когда оно кончалось в сосцах, она бежала к посёлку, хватала зазевавшуюся собаку, кошку или курицу, оттащив добычу в тайгу, пожирала мясо. Через считанные часы сосцы вновь набухали.

Волчата быстро росли. Мех посветлел и стал серым. Они ни минуты не лежали спокойно, а бегали по логову, играли, дрались и получали материнские затрещины, когда пытались выскочить на волю. Теперь они нуждались не только в молоке, но и в мясной подкормке. По опыту волчица знала, что, если не подкармливать волчат в таком возрасте мясом, они вырастут слабыми, рахитичными, не подготовленными к жестокому таёжному существованию и длительным голодовкам. И она чуть ли не каждую ночь бежала в посёлок, добывала кошек, собак, кур, затем возвращалась в логово, отрыгивала полупереваренное мясо, и волчата с рычанием и визгом набрасывались на пищу.

Чтобы прокормить прожорливый выводок, надо было много, очень много мяса. И однажды волчица, сделав под бревенчатым венцом подкоп, проникла в хозяйский хлев, зарезала свинью. Половину туши сожрала, половину унесла. Кара миновала. Обнаглела: тем же манером пробралась в соседний хлев и погубила телёнка. На сей раз еле ноги унесла. Разбойницу учуяли собаки, подняли лай. По хищнику стреляли. Две картечины угодили в левую ногу, и теперь волчица охромела.

Пятков приехал в совхоз в служебную командировку и, когда узнал о волке, совершавшем по ночам набеги на хозяйский скот, посчитал своим долгом уничтожить хищника.

У директора оленеводческого совхоза, охотника, он позаимствовал хорошую двустволку, патроны с картечью, пару превосходно натасканных лаек.

Выросший в тайге Пятков знал, что одинокий волк-самец, не поражённый бешенством, никогда не явится в летнюю пору в посёлок. Это явно самка, притом кормящая мать; свои логовища они устраивают неподалёку от деревень и посёлков, чтобы под боком всегда была пища. Не далее как два года назад он, Пятков, отыскал логово и уничтожил волчицу с выводком в двухстах метрах от райцентра. Зверь устроился со щенятами в водосточной трубе!

Хозяин, у которого хищник зарезал телёнка, рассказал ему, как было дело, в какую сторону убежал зверь. Для начала Пятков взял со склада изрядный кусок оленьего мяса, бросил его за околицей, а сам всю ночь просидел в засаде, взобравшись на высокую лиственницу. Вышел конфуз: волк не явился, зато из посёлка, учуяв съестное, прибежали собаки и сожрали лакомый кусок. Раздосадованный Пятков, даже не передохнув после бессонной ночи, взял директорских лаек и пошёл с двустволкой в тайгу.

Шагал, нервно, напряжённо прислушивался: не раздастся ли заливистый лай? Но нет, всё было тихо. Убежавшие вперёд собаки не подавали голоса.

Азартный и нескончаемый — на зверя — лай вспорол воздух сразу с противоположных сторон, потому что директорские лайки работали в одиночку. Пятков растерялся: куда бежать? Заметался. Туда-сюда, туда-сюда. И припустился вправо, в бурелом, за которым зеленела плотная кедровая рощица. Ноги задевали за корневища, сучья рвали одежду. Лай ближе, ближе… Выскочив на таёжную прогалину, Пятков увидел лайку, плюнул, и выругался. Собака облаивала забравшуюся на самую макушку кедрача тощую линялую белку. Поддал ногой пса: думай, мол, дура, что делаешь, тебе сейчас не зима! И нехотя побрёл в ту сторону, откуда раздавался лай второй собаки.

Невесть откуда взявшаяся тропка вывела его к ручью. Пёс заливался немного ниже по течению. Небось тоже белку посадил.

Пятков вдруг резко остановился. Он расслышал короткие собачьи подвывы, взвизги. Хороший охотник, он знал, что с таким подвывом лайка обычно держит опасного хищника…

Грузный Пятков мгновенно преобразился. Движения его стали мягки и бесшумны, как у рыси. Щёлкнув предохранителем, он побежал по каменистой косе.

Наконец он увидел пса. Тот, залившись в лае, метался на маленьком пятачке. Бросится вперёд, круто затормозит передними лапами и сразу попятится задом.

Намётанным глазом Пятков заметил волчицу. Она лежала, наполовину высунувшись из логова, и преспокойно смотрела на пса. Не знала, глупая, что одни, без человека, в тайгу собаки не ходят…

Но вот волчица увидела человека. Мгновение — и она выскочила наружу, помчалась прочь. Покинула и логово и своих волчат. Отлично натасканная зверовая лайка залегла, чтобы не мешать выстрелу.

Хлопнули выстрелы. Дуплетом. Стрелок Пятков был неплохой. Волчица дважды перевернулась через голову, закружилась волчком, затем высоко подпрыгнула на всех лапах одновременно и рухнула наземь.

Пятков не спеша подошёл к ней, ткнул концами дула в бок. Волчица была мертва. Она лежала вверх брюхом, с оскаленной пастью, устремив остекленевшие глаза на своего убийцу. В них стыла лютая ненависть. Старая, совсем старая самка. Широкая проседь по бокам. Как и у того зверя, который зимой увернулся от картечи. Уж не тот ли самый?..

Пятков направился к логову, ударом ноги отогнал собаку. Заглянул внутрь. Волчата жались в полутьме друг к другу. Он отодрал от ствола берёзы длинную берестинку, поджёг её и бросил в логово. Волчата с паническим визгом повыскакивали наружу. Одних настигла и растерзала собака, других расстрелял Пятков. Эти звери, как он полагал, не имели такого права — жить.

…В центральной газете появилась статья известного зоолога. В ней шла речь о волке. Да, писал учёный, волк — страшный хищник, до сих пор наносит ощутимый вред людям, уничтожая домашний скот и таёжное зверьё. Но надо ли объявлять ему столь беспощадную и повсеместную войну? Стремиться стереть с лица земли? Статья заканчивалась такими словами: "Я затрудняюсь назвать зверя более умного и сообразительного, нежели волк. Отстрел волков должен вестись в разумных размерах. Следует, на мой взгляд, сохранить в каждом районе, особенно в Сибири и на Крайнем Севере, по две-три волчьи семьи. Безусловно одно: этого красивого и гордого хищника мы обязаны сохранить и для нас с вами и для грядущих поколений".

Газета попалась на глаза Пяткову. Он прочитал статью и задумался. Пальцы машинально выстукивали по столу мотивчик армейского марша. Потом твёрдыми, энергичными шагами прошёл в кабинет начальника и сказал своим зычным голосом:

— Иван Фёдорович, есть одна идея!

Прочитав статью, Иван Фёдорович тоже задумался. Затем сказал начальнику отдела:

— Наломали мы с тобой дров, Пятков, наломали… Так в чём же твоя идея?

Очередная идея Пяткова заключалась в следующем: согласно указаниям учёного, завезти в район из мест обитания и расселить две-три волчьи семьи.