Школа обмана

17 глава

Поездки по железной дороге Родику нравились. Он, в отличие от многих почитателей самолетов, не считал это потерей времени. В поезде Родик умел спокойно поесть, выпить, пообщаться с людьми и выспаться. Кроме того, он был уверен, что в поезде человек находится в некотором среднем между работой и отдыхом состоянии, а это чрезвычайно полезно во всех случаях, поскольку позволяет оптимально адаптировать нервную систему к изменению условий обитания.

Раньше он даже в Свердловск ездил на поезде, но в последние годы такую роскошь позволить себе не мог и преимущество отдавал самолету, каждый раз жалея об этом. Исключение составляли лишь поездки на короткие расстояния, когда поезд отправлялся почти ночью, а прибывал рано утром. Родик старался использовать такую возможность по максимуму, брал билеты только в вагоны «СВ», запасался пищей и выпивкой, которыми щедро угощал случайного попутчика.

В этот раз поезд не оправдал его ожиданий, и Родик пожалел, что пренебрег услугами «Аэрофлота».

Двухместное купе вагона «СВ» трясло так, как будто поезд двигался по избитой проселочной дороге. Кроме того, постоянно что-то стучало, визжало и издавало другие неприятные звуки. К тому же было душно и жарко, а держать дверь купе все время открытой не хотелось — Родик взял с собой довольно много денег. Вначале это не очень волновало его. Ужин, бутылка водки, сносный собеседник в лице поддакивающего Михаила Абрамовича… Так прошло часов пять пути. Обсудили все: от неурядиц с грин кардамоном до проблем страны, разваливающейся, как этот поезд. Настало время ложиться спать. И тут все неудобства проявились с новой силой. В горизонтальном положении стали невыносимыми забытые за беседой толчки и вибрации, а какофония звуков в ночной тишине не давала заснуть. Повертевшись, Родик включил ночное освещение и попытался читать, но и это получалось с трудом — строчки прыгали, сосредоточиться не удавалось. Выключив свет, он занялся аутотренингом, представив себя космическим красным карликом, летящим к солнцу и растворяющимся в нем. Такой тренинг часто помогал ему от бессонницы. В этот раз метод тоже сработал, но Родик погрузился в какое-то ранее неизвестное ему состояние. Он одновременно спал и не спал, паря в невесомости, подобно альтисту Данилову из популярного несколько лет назад романа, и удивляясь тому, что спит, но слышит и ощущает все внешние факторы, находясь при этом где-то очень далеко от Земли.

Родик очнулся от вторгшегося в его сознание нового, очень сильного звука, нарушившего хрупкое равновесие двух субстанций — сна и яви. Родик прислушался и понял, что это храп. Храпел Михаил Абрамович — с присвистом и каким-то нутряным придыханием. Родик ударил ногой по дивану, на котором тот спал. Храп прекратился, но через несколько минут возобновился с новой силой. Родик несколько раз повторил свой тренинг, стараясь не слышать храпа и надеясь впасть в прежнее состояние, но в результате проснулся окончательно.

Он лежал с открытыми глазами, наблюдая, как купе то погружается в кромешную темноту, то освещается огнями встречных поездов и полустанков. Спать не хотелось.

Родик попытался занять себя размышлениями, но храп мешал. Судя по часам, наступало утро. Он тихо встал, открыл дверь и вышел из купе. Коридор, освещенный дежурным светом, обдал Родика приятной прохладой. За окном пробегали высвеченные придорожными фонарями ночные картинки, бездумное созерцание которых на время заворожило Родика. Вскоре чернота ночи начала разбавляться рассветом, рисующим черно-белые пейзажи уходящей зимы. Родик вернулся в купе. Михаил Абрамович, лежа на спине, продолжал храпеть. Его бледное лицо с полуоткрытым ртом и мясистым носом вызвало у Родика раздражение. Чтобы не дать развиться этому чувству, Родик взял полотенце, несессер и пошел умываться.

Вагонный туалет оказался грязным, с мокрым полом и конденсатом на стенах. Горячей воды не было. Родик неодобрительно посмотрел на себя в мутное и чем-то забрызганное зеркало. Отражение ему не понравилось. Попробовал причесать волосы, но скоро понял, что затея бесполезная жара и духота сделали свое дело. Поколебавшись, он засунул голову между краном и раковиной. На ощупь, давя левой рукой на кнопку крана, правой в холодной воде вымыл голову, потом почистил зубы, побрился, вылил на себя почти весь запас одеколона и только после этого ощутил уверенность в себе.

Возвращаться в купе не хотелось, и Родик, перекинув влажное полотенце через шею, устроился на мусорном ящике в тамбуре перед туалетом. Откуда-то сквозило. Боясь с мокрой головой простудиться, он зашел в коридор и сел на откидное сиденье. Чтобы как-то настроить себя на рабочий лад, вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги со списком руководства завода и стал запоминать имена-отчества директора, его заместителей и начальника военной приемки. Мысли невольно вернулись к цели поездки…

Предстоящая встреча по поводу предложений Ключевского была подготовлена быстро, но достаточно хорошо. Родик организовал звонок из Министерства обороны начальнику военной приемки завода. Тот сказал нужные слова директору. В результате телефонный разговор Родика с директором завершился предложением встретить их на вокзале, что сулило самое благоприятное отношение. Зная о всеобщем дефиците сырья, Родик заручился поддержкой Минхимпрома и даже подписал у хорошо знакомой начальницы управления малозначащую, но полезную для разговора бумажку, из которой следовало, что бутил-каучук — материал для масок противогазов — может быть поставлен сверх существующих лимитов в более чем достаточных количествах. Это было практически неосуществимо, но свидетельствовало о наличии нужных связей. Родик хорошо знал менталитет руководства периферийных оборонных заводов, почувствовавших запах невиданных ранее левых денег и находящихся в состоянии «и хочется, и колется». Поэтому отчетливо представлял себе, как и в каком составе будет проходить встреча, что надо говорить, чем заинтересовать. Завершиться все должно было рестораном, где Родик надеялся умело растопить провинциальный ледок недоверия, продемонстрировав столичное умение пить, купеческий размах и душевную открытость.

Родик мысленно повторил заученные имена-отчества и удовлетворенно сложил листок так, чтобы можно было при необходимости использовать его как шпаргалку.

В вагоне началось утреннее движение. Хотя в коридор еще никто не выходил, в купе слышались шорохи и приглушенный говор. По опыту зная, что через несколько минут советские граждане создадут очередь в туалет, Родик решил под этим предлогом разбудить Михаила Абрамовича, который продолжал храпеть так, что было слышно даже в коридоре.

— Миша, просыпайся, — сказал он, входя в купе. — Ты храпишь, как извозчик. Спать мне всю ночь не давал.

Михаил Абрамович, ничего не отвечая, сонно таращился на Родика. Наконец он понял, что от него хотят.

— Я не буду мыться. Брился перед отъездом. Еще не оброс.

— Хоть зубы почисть и пописай.

— Давай лучше чай попьем и позавтракаем.

— Кто бы возражал, но проводница еще, по-моему, не проснулась. Ладно. Одевайся. Я схожу посмотрю.

Вскоре Родик вернулся с двумя стаканами чая. Михаил Абрамович уже успел одеться и что-то расставлял на столике.

— Миша, ты свою роль помнишь? — спросил Родик, ставя на столик стаканы в звенящих подстаканниках.

— Конечно…

— Постарайся проявить эрудицию в международных вопросах. Здесь деревня. Они уже много чего слышали, но мало что поняли. Ты должен создать впечатление аса международной торговли. Загни про маркетинг, поговори о контрактах.

— Постараюсь… Ты только дай знак, когда мне говорить.

— Не волнуйся. Я тобой поуправляю. Да и сам сообразишь.

— Скоро прибываем?

— Еще почти четыре часа ехать.

— Зачем ты меня так рано разбудил? Я спал совсем мало, долго не мог заснуть. Что-то поезд уж очень болтает.

— По твоему храпу этого не скажешь. Я тебя даже ногой бил, а тебе — хоть бы хны. Имеешь, вероятно, хорошую нервную систему и мягкую задницу. Говорят, что люди, спящие на спине, самодостаточны.

— Не знаю, может быть. Я еще полежу. Надо отдохнуть, а то до вечера не дотяну. Мало спал… И голова болит, нужно выпить таблетку.

— Брось. Сон — это не отдых, а уход от самого себя. Петр Первый спал два-три часа в сутки.

— Вот рано и помер.

— Помер он, наоборот, от того, что много спал с женщинами и наспал французскую болезнь — сифилис, который пытался лечить минеральными водами в Европе.

— Ты меня опять втягиваешь в дискуссию, а я хочу еще поспать. Дать тебе таблетку анальгина?

— Нет, у меня ничего не болит. И вообще, как ты знаешь, я стараюсь лекарства не употреблять. Ладно, дрыхни. Я почитаю. Только не храпи…

Поезд, вероятно, чтобы прибыть минута в минуту, медленно двигался вдоль перрона и наконец остановился.

Не успел Родик ступить на перрон, как поймал на себе взгляд стоящей рядом с проводницей миловидной блондинки средних лет с собранными в пучок волосами. Родику нравилась такая прическа у женщин с длинной шеей — когда пучок располагается высоко, а оставшиеся волосы завитушками обрамляют открытые уши. Шея и уши блондинки тоже очень понравились Родику, они намекали на то, что их обладательница должна иметь прекрасную фигуру и кожу. Автоматически переведя взор ниже, Родик убедился в своей правоте — у блондинки были стройные и высокие ноги. Остальное скрывалось полами зимнего пальто.

— Родион Иванович? — утвердительно сказала она, нажимая на букву «О».

— Да, здравствуйте, — отозвался Родик. — А вы, вероятно, Лидия Степановна, коммерческий директор завода?

— Заместитель директора по экономике, — поправила его женщина, выпростав из муфты для приветствия ухоженную руку с узкой ладонью и длинными пальцами. — Нас ожидает машина. Правда, придется немножко пройтись пешком.

— Я не один. Познакомьтесь… Ваш коллега, Михаил Абрамович, — произнес Родик, следя, как ладошки, не получив внимания, вернулись в меховую муфту, а их обладательница сообщила:

— Очень приятно. Ну, пойдемте, а то время уже к обеду.

Родик вежливо предложил женщине поддержку, но она, произнеся что-то похожее на слова благодарности, отказалась и быстро, обгоняя идущих по перрону пассажиров, зашагала в сторону вокзального здания. Родик и Михаил Абрамович с трудом поспевали за ней. Им пришлось преодолеть привокзальную площадь, засыпанную полурастаявшим снегом, идти по которому было трудно. Родик несколько раз пожалел, что надел зимнее пальто и шапку. Шапку пришлось нести в руке, а пальто расстегнуть. Однако это не помогло, и Родик, пока дошел до машины, сильно вспотел. Вызванный этим дискомфорт усиливался желанием Родика сохранить с трудом наведенный утром в туалете внешний лоск, пропадающий вместе со стекающим за воротник рубашки потом. Это расстраивало. Все начиналось с неприятных ощущений, а ощущениям своим Родик доверял.

«Плохое начало, — подумал он, садясь на переднее сиденье «Волги». — Может, напрасно я все это затеял. Как-то на душе неспокойно. Сколько уже раз я попадался на том, что старался преодолевать препятствия, а потом оказывалось, что этого не стоило делать. Фатализм существует. Каждое действие — это какое-то предупреждение, и надо уметь его правильно истолковать. Иначе будет много безрезультатных движений, а то и еще хуже — вредных последствий. Меня научили идти вперед, преодолевая все на своем пути. Результат, конечно, положительный, но, может, он был бы таковым и без диких преодолений. Судьба — независимая от нас субстанция, и нам только кажется, что мы ею управляем…»

Размышления прервала Лидия Степановна, желающая, вероятно, заполнить образовавшуюся паузу.

— Как живет столица нашей Родины? — задала она дежурный вопрос, который Родику приходилось слышать каждый раз, когда он попадал в другой город.

— Стоит, матушка, — не задумываясь, стандартно ответил он. — Приезжайте, посмотрите. Вы в Москве часто бываете?

— Сейчас очень редко. Мы же теперь почти самостоятельные. По министерствам ездить практически нет надобности. Чаще они к нам приезжают, да и то, как вы понимаете, в основном с непроизводственными вопросами.

— Что, хотят персональные противогазы? — пошутил Родик. — Помните бородатый анекдот про солдат, которые после марш-броска по команде все сняли противогазы, старшина подходит к одному и спрашивает: «А ты, Иванов, почему не снял противогаз?» Строй отвечает: «Товарищ старшина, это у него рожа такая».

— Да, уходят времена, — как бы не слыша анекдота, посетовала Лидия Степановна.

— Это нормально. Так и должно быть. Я думаю, что все перемелется, и мы еще увидим светлое будущее, — поняв, что она имела в виду, заметил Родик.

— Вашими бы устами… — недоверчиво отозвалась Лидия Степановна. — Пока с каждым днем все хуже. Послушаем ваши предложения. Вдруг вы наш спаситель?

— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Кто-то из великих сказал, что спасти человека против его воли равносильно убийству. Нам необходимо совместное желание, а перспективы мы уже имеем хорошие. Есть реальная возможность серьезно заработать…

— Да… Вы в нашем городе первый раз? — спросила Лидия Степановна и, не дождавшись ответа, начала комментировать появляющиеся то справа, то слева городские достопримечательности.

— Вы, наверное, очень любите свой город? — улучив паузу, спросил Родик. — Вы здесь родились?

— Да. Это мой родной город. Мы — провинциалы — с детства приучаемся ценить свой край. Это же не Москва… Конечно, Москва красивая, но я у вас устаю. Суета… Толпы народа. А здесь тихо, спокойно. Природа. Вы нашу природу еще не видели. Реки, поймы… Рыбалка и охота знатные.

— Вы охотитесь? Рыбу ловите?

— А чем нам еще занимать свободное время? Мы же провинция. Вся культура у вас и в Ленинграде.

— Ну, не прибедняйтесь. У вас театр знаменитый. Гастроли, небось, каждый день. Мы в Москве имеем только теоретические возможности приобщиться к культуре. Билеты доставать очень трудно, да и времени нет. Если раз в год куда-то выбираемся, то хорошо.

— Если бы я жила в Москве, то нашла бы время для театра. Я люблю театр…

— А как же охота и рыбалка? — пошутил Родик.

— Я же сказала, что долго в Москве жить не могу. Похожу по театрам и вернусь домой.

— Ну что ж… Приглашаю. Обещаю добыть самые дефицитные билеты. Хотите в Сатиру или во МХАТ?

— Хочу…

Машина, проехав без задержек в ворота завода, остановилась перед типовым зданием, почему-то называемым заводоуправлением и мало чем отличающимся от множества виденных Родиком ранее. Знамена, Доска почета, выложенная мраморной крошкой и местами поколотая лестница с протертым лаком перил, приемная, обшитая деревянными панелями, двойная, обтянутая изнутри дерматином дверь кабинета директора, длинный стол с вереницей стульев, поднявшаяся из-за стола бело-черная мужская фигура, рукопожатия, дежурные приветственные слова — все это промелькнуло перед Родиком привычной чередой, не вызвав в его сознании никаких эмоций. Обстановка была знакомой и еще несколько лет назад ежедневно видимой. Родик почувствовал себя уверенно и внутренне даже удовлетворенно. Те времена, когда продуманные сталинскими психологами длинные кабинеты с унизительными приставленными к массивному столу начальника столиками и стульчиками производили на Родика подавляющее впечатление, давно прошли. Еще много лет назад он выработал в себе неприятие этого до сих пор эффективного приема, когда человека сначала заставляют подождать в приемной, потом пройти через тамбур с двойными дверями, а затем — долго двигаться к небожителю, восседающему у дальней стены и делающему вид, что он никого не замечает. Многих людей, как и задумано, такая обстановка ломает, и они то забывают, зачем пришли, то воспринимают все сказанное как приказ, то начинают раболепствовать. Родик же научился, наоборот, сосредотачиваться и черпать в этом дополнительную уверенность.

Он по-хозяйски разместился за столом так, чтобы ближайшие стулья оказались незанятыми, положил перед собой необыкновенной красоты кожаную с иностранным тиснением папку, нарочито посмотрел на циферблат своих шикарных часов и молча перевел взгляд сначала на директора, а затем — на противоположную сторону стола, где сидели пять-шесть мужчин. Родик заочно знал состав присутствующих, оставалось понять, кто есть кто. Директор незамедлительно приступил к знакомству. Каждый сидящий напротив при упоминании его имени и должности привставал и делал приветственный жест.

— Ну, с Лидией Степановной вы, вероятно, уже познакомились, — закончил представление директор. — Это наш экономический ангел-хранитель и единственная женщина во всем руководстве…

— Надо сказать, очаровательная женщина, — сделал вполне соответствующий действительности комплимент Родик и, воспользовавшись паузой, представил: — Наш финансовый гений — Михаил Абрамович. Рыбак рыбака видит издалека. Они как раз расположились рядом. Вот, возьмите мои визитные карточки…

— Вы нас извините, но мы до визиток еще не доросли, — доброжелательно улыбнувшись, сказал директор, рассматривая карточку. — Провинция…

— Не прибедняйтесь… — шутливо парировал Родик. — Это не самое главное. Нам они необходимы, поскольку часто бываем за рубежом, там так принято. Да и вообще удобно. Думаю, что скоро это у нас привьется.

— Хотите пройти посмотреть наше производство? — пригласил директор.

— Обязательно. Я чуть-чуть разбираюсь в полимерах. Имею по этому направлению второе образование, и в докторской диссертации посвятил композиционным материалам с полимерными связующими целый раздел. Кстати, применяемые вами синтетические бутилкаучуки мы тоже широко использовали. Могу даже поделиться опытом, а если необходимо, то помочь с сырьем, — согласился Родик.

— Приятно видеть сочетание коммерции, практики и науки в одном лице. Целесообразно, думаю, осмотреть завод, потом пообедать, а затем продолжить совещание… — выйдя из-за стола, предложил директор.

Никто не возражал, а Родик даже выразил живой интерес. Прогулка по заводской территории и цехам не произвела на Родика позитивного впечатления. Это было достаточно запущенное и устаревшее производство.

Обед оказался более современным и изобиловал советскими деликатесами. Проголодавшийся Родик получил удовольствие, даже несмотря на постоянно задаваемые вопросы о жизни в столице и многочисленные тосты под ледяную водку.

К концу обеда Родик почувствовал, что его приняли за своего. Ледок, еще присутствовавший при экскурсии по заводу, растаял без следа. Возобновившееся после обеда совещание приобрело признаки свободной товарищеской беседы. Родик умудрился преподнести информацию о своих внешнеэкономических возможностях так, что никто из присутствующих (а их число увеличилось за счет нескольких начальников цехов) не смог бы точно сказать, от кого последовало предложение об открытии в Москве представительства завода с самыми широкими полномочиями, а директор просил Родика организовать и возглавить московское представительство. Родик, в душе радуясь, высказывал сомнения в целесообразности такого действия.

Наконец перешли к конкретным вопросам о возможности поставки противогазов. Выяснилось, что требуемое количество сделать в ближайшие полгода невозможно, поскольку завод полностью загружен государственным заказом. Более того, производить противогазы сверх госзаказа не из чего. Сырье и отдельные комплектующие поставляются плохо. К тому же, хотя завод и получил некоторую самостоятельность, для производства и свободной реализации сверх госзаказа требуется разрешение. Завод никогда еще не осуществлял свободную реализацию, не говоря уж о таких огромных количествах.

— Получить сырье, как я говорил, мы поможем, — доставая письмо Минхимпрома, заверил Родик. — А вот насчет госзаказа и разрешений ничего сейчас сказать не могу.

— На складах сегодня имеется необходимое количество изделий, но в самое ближайшее время мы должны их отгрузить. Завод и так не выполнил предписанные сроки, — задумчиво произнес начальник военной приемки. — Срывать госзаказ мы еще не пробовали. Однако всегда что-то делается в первый раз… Как теперь связаны мое министерство и ваш завод?

— Ты в своем уме? Соображаешь, что говоришь! — прервал его директор. — Сам первый побежишь всех подставлять. Провокатор. Мы пока еще госучреждение.

— По-разному можно подставить, — хитро улыбнувшись, продолжил начальник военной приемки. — Если вдуматься, то в стране остались лишь финансовые взаимоотношения. Денег у армии мало. Идет масштабная реорганизация, сокращение, укрупнение. Вполне возможно, что противогазы уже и не нужны, а требуется что-то иное. Платить нечем. Поэтому попытка уменьшения или отказа от госзаказа может командиров порадовать. А уж если вернуть полученные предоплаты и еще кое-кому подбросить с помощью Родиона Ивановича деньжат… Смотришь — все и решится. Другая возможность: пусть госзаказ идет куда следует, перехватим его в конечной точке. Кстати, не знаю, по стечению каких обстоятельств имеем на складах то количество, о котором идет речь. В общем, есть варианты…

— Вот времена наступили… — изумился директор. — Не упрощай. Кто разрешит эти противогазы вывезти за рубеж? Лицензии, разрешения. Нам-то дадут, а вашему министерству — нет.

— Брось. Вон танки и самолеты через «Ант» продают, и ничего. Противогазы — вообще гражданская продукция.

— Действительно, противогазы вывозятся свободно, без лицензии, — подлил масла в огонь Родик. — У меня есть официальное заключение ВВО «Внештерминалкомплекса». Однако лучше, конечно, действовать через завод, хотя с Хусайновым поговорить не вредно. Министерство обороны действительно широко торгует всем своим имуществом.

— Тогда зачем вы, Родион Иванович, к нам приехали? — с обидой в голосе спросил директор.

— Чтобы вместе с вами заработать денег, — ответил Родик. — Хотя не бизнес выбирает партнеров, а партнеры — бизнес. Давайте постараемся отбросить ведомственно-личностные претензии и попробуем выработать приемлемое для всех решение. Предлагаю для этого взять до завтра тайм-аут. Приглашаю всех поужинать в ресторане.

— Приглашать в ресторан — это дело наше. Мы хозяева, вы — гость, — сказал директор бесцветным голосом.

— Давайте считать, что я не гость, а проситель. Еще раз повторяю свое приглашение. А вы, как всезнающий хозяин, доставите нас в лучший в городе ресторан. Есть такой?

— Конечно, есть. Кстати, он рядом с гостиницей, где мы вам забронировали номера, — включился в разговор главный инженер, до этого о чем-то перешептывающийся с начальниками цехов. — А чтобы была пища для размышлений, скажу: месяца за два мы и без военной приемки с вашим объемом справимся без ущерба для госзаказа. Конечно, при условии, что вы нам поможете с сырьем и подкинете зарплату.

— Откуда это у тебя такие возможности появились? — спросил недовольно директор. — То план никак не можешь выполнить, а тут вдруг резервы нашел.

— Так это при нашей бедности. А Родион Иванович ресурсами, вероятно, располагает. Вон, в ресторан нас всех приглашает, — хохотнув, отшутился главный инженер.

— Со всех сторон обложили. Проходим урок политэкономию!. Вот они, капиталистические отношения, — примирительно сказал директор. — Думаю, что д ля сегодняшнего дня мы очень существенно продвинулись. Принимаем приглашение Родиона Ивановича?

— Вы уж меня извините, но я не смогу, — ответила Лидия Степановна. — Мне дома надо быть. Да и без меня вам будет даже лучше.

— А нельзя как-то перенести домашние заботы? Нам без вас никак нельзя. Напьемся и завтра работать не сможем. Облагораживающее влияние очаровательной женщины необходимо, — спросил Родик.

— Лидия Степановна, я лично вас прошу, — поддержал Родика директор. — Считайте это производственным заданием.

— Ну, мне тогда хоть переодеться и привести себя в порядок надо, — сдалась Лидия Степановна.

— Даем вам машину и полчаса времени. Будем ждать в ресторане…

Ресторан располагался в доме постройки сталинских времен. Чтобы попасть в зал, надо было подняться по широкой лестнице с помпезными балясинами и изрядно потертыми ступенями с бронзовыми креплениями для ковровой дорожки. Зал с тяжелыми темно-вишневыми портьерами и гармонирующими с ними бархатными скатертями производил торжественно-провинциальное впечатление. Директора тут знали. Метрдотель проводил к уютно расположенному в дальнем углу большому столу и услужливо поправил несколько приборов, демонстрируя тем самым, вероятно, глубокое уважение к пришедшим.

Сказав несколько слов, он подозвал не менее услужливого официанта, держащего в руках несколько темно-бордовых кожаных папок с золотым тиснением. Тот молча протянул одну из них Родику, другую директору. Остальные стопкой сложил на углу стола. Все расселись.

— Полагаюсь на ваше знание заведения, — не открывая папки, сказал Родик, обращаясь к директору. — На горячее мне что-нибудь мясное. Однако мы не в полном составе. Может быть, подождем Лидию Степановну, а пока примем аперитив?

— Вкус Лидии Степановны нам хорошо известен. Думаю, что есть смысл сделать заказ и выпить по маленькой. Пока сервируют закуски, она появится. Живет здесь рядом, — ответил директор и принялся перечислять официанту названия блюд.

Действительно, не успел стол наполниться закусками, как пришла Лидия Степановна. Она успела переодеться в длинное вечернее, из черного трикотажа платье, плотно облегающее ее стройную фигуру и временами показывающее через длинный боковой разрез обтянутую черными колготками ногу, стройность и сексуальность которой Родик оценил еще днем. В меру глубокое декольте открывало высокую шею, обрамленную малахитовыми бусами. Понравившиеся Родику на вокзале забранные в пучок волосы с небрежно торчащими завитушками придавали этой шее легкую эротичность, подчеркнутую элегантными сережками с крупными для маленьких, покрытых светлым пушком ушей малахитовыми вставками.

— Вы, Лидия Степановна, очаровательны… — не удержался от комплимента Родик. — Где вы раздобыли такой прекрасный малахитовый комплект? Вам очень идет…

— Не вводите меня в краску, Родион Иванович, — весело отозвалась Лидия Степановна. — Полагаю, что и мы, и вы в Москве все приобретаем на толкучках. Однако спасибо за комплимент.

— Поверьте, он искренний… А что касается бус, то у меня вполне профессиональный интерес. Мое предприятие в качестве товаров народного потребления выпускает ювелирные украшения. Мы в этом преуспели. Даже на международных выставках экспонируемся. В следующий приезд обещаю вам подарить что-нибудь из наших изделий. Надеюсь, вам понравится. У меня работают лучшие ювелиры Москвы. Хотя про толкучки вы правы. Действительно, наши произведения до прилавков магазинов не доходят, но и на толкучках их найти очень трудно.

— Полно, Родион Иванович, мне будет неудобно принимать такие подарки. Я все-таки должностное лицо. Меня коллектив осудит…

— Вы в первую очередь красавица. А красота должна иметь достойное обрамление. Кому придет в голову запрещать вставлять в рамы живописные шедевры…

— Ох, Родион Иванович, все же заставили меня покраснеть. В нашей провинции мне уже давно не говорили столько лестного. Спасибо…

— Давайте выпьем за прекрасных дам! — вмешался в разговор директор. — Пьем стоя…

Застолье развивалось непринужденно. Вскоре зал начал заполняться людьми. Заиграла музыка. Родик пригласил Лидию Степановну на танец. В туфлях на безумно высоких каблуках Лидия Степановна была почти на голову длиннее Родика, но его это не смущало. Он чувствовал себя с этой женщиной уверенно. Так уверенно, как будто знал ее уже много лет. Более того, он инстинктивно чувствовал, что и она относится к нему не просто с симпатией, а как-то иначе, по-домашнему. После окончания музыки они некоторое время стояли, держа друг друга в танцевальных объятиях и не двигаясь. Что-то неуловимое сблизило их. Вероятно, это почувствовали не только они. Когда наконец Родик проводил Лидию Степановну к ее месту, за столом на некоторое время воцарилась напряженная тишина. Родик, ощущая неловкость момента, разрядил обстановку шутливым тостом: «Давайте выпьем за то, чтобы ваш завод выпускал маски для противогазов, надевая которые, человек становился бы не резиновым чудовищем со стеклянными глазами, а прекрасным созданием, радующим взгляд не меньше, чем красивая женщина».

— Ну, Родион Иванович, ты и загнул, — засмеялся директор, перейдя на «ты». — Хотя… За бугром делают нечто похожее. В каждой шутке есть доля шутки. Ха-ха-ха… С удовольствием выпью… Хорошо сидим… Жаль, Родион Иванович, что ты раньше не приезжал…

Тосты сыпались один за другим. Не пил только Михаил Абрамович, с серьезным видом беседовавший с главным инженером. Родик, зная эту его особенность и не желая возможных пересудов, громко через весь стол крикнул: «Михаил Абрамович! Ты смотри… Я тебе пить запрещаю. На тебе ответственность… За меня».

— Ну, ты и строг, Родион Иванович. Время-то уже не рабочее, — вполне серьезно заступился директор.

— Не строг, не строг… У нас все двадцать четыре часа рабочие, — отозвался Родик. — Закон… Если я пью, мои коллеги не пьют.

— А у нас всем можно, — поднимая рюмку, парировал директор. — Давайте за угнетенного этим тираном Михаила Абрамовича… Хоть рюмку ему разреши.

— Ни за что!

Водка подействовала. Регулировать поток тостов стало невозможно. Застолье традиционно перешло в пьянку. Все говорили одновременно, не слушая друг друга, хаотично наливая и выпивая. Родик, как обычно, почти не пьянел и в привычной обстановке чувствовал себя прекрасно, чокаясь со всеми подряд, улыбаясь и отвечая на товарищеские объятия. Почувствовав отсутствие какого-либо внимания к себе, Лидия Степановна сделала попытку тихо, по-английски, убежать домой. Родик боковым зрением уловил этот момент. Извинившись перед собеседником, он устремился за Лидией Степановной и догнал ее около гардероба.

— Не покидайте нас, о, прекрасная дама, — наигранно гнусаво-просящим голосом запричитал Родик. — Хотите, я на колени встану? Мы ведь без вас впадем в первобытную дикость.

— По-моему, мои коллеги уже в эту дикость впали. Я этих пьяниц знаю. Лучше пойду домой. Поверьте, они этого даже не заметят.

— Я же заметил… Останьтесь ради меня. Обещаю быть самым галантным кавалером.

— Пойду, Родион Иванович. Поверьте, всем от этого будет лучше.

— Приглашаю вас танцевать, — почувствовав неуверенность Лидии Степановны, предложил Родик, беря ее под руку и увлекая вверх по лестнице.

— Вы насильник, Родион Иванович. Правильно про вас, москвичей, говорят… Ладно… Побуду еще полчасика, но лучше посидим за столом. Неудобно…

На площадке между двумя лестничными пролетами Родик попытался шутливо поцеловать Лидию Степановну, но она, как бы не поняв, отстранилась. Родика такая неудача нисколько не смутила, и он продолжил настойчивые ухаживания.

Лидия Степановна после неудавшейся попытки побега смирилась с необходимостью терпеть пьяный мужской кагал. Вероятно, поняв, что Родик — единственный мужчина за столом, способный за ней ухаживать, расположилась рядом с ним и с удовольствием принимала все знаки внимания. Родик, в котором выпитая водка пробудила донжуана, беспрерывно подзывал официанта и угощал Лидию Степановну напитками и десертами. Приглашая ее на танец, он позволял себе все больше вольностей. Лидия Степановна их поощряла. Танцы, несмотря на музыку, становились все медленнее и все более походили на объятия. Вскоре они уже не возвращались за стол, перешли на «ты», а паузы в музыке пережидали стоя, прижавшись друг к другу. Пьяный коллектив перестал обращать на них внимание, и они были предоставлены друг другу…

Музыка кончилась. Родик поблагодарил ансамбль словами и деньгами, а те в ответ исполнили еще какую-то танцевальную мелодию.

Ресторан закрывался. Родик расплатился, дав более чем щедрые чаевые. Официанты и метрдотель подчеркнуто предупредительно проводили их до гардероба, помогая плохо державшимся на ногах директору и начальнику военной приемки спуститься по лестнице. Родик и Михаил Абрамович, уворачиваясь от объятий и поцелуев, стали усаживать всех в такси. Как-то само собой получилось, что они и Лидия Степановна в стоящую у входа в ресторан машину не поместились. Она уехала. Другую, по словам швейцара, получившего на чай и ставшего от этого чрезвычайно любезным, надо было ожидать «с минуты на минуту». Родик, разгоряченный танцами, возвращаться в ресторан не хотел, несмотря на сырой холодный ветер и тротуарную слякоть. Он стоял в распахнутом пальто, крепко держа Лидию Степановну под руку.

— Вот пьяницы, — шутливо сказала Лидия Степановна. — Напились и забыли о гостях. Даже до гостиницы не проводили. Поросята.

— Ничего… Сейчас отвезем тебя на такси домой, а потом поедем в гостиницу, — отозвался Родик.

— Уж нет. Сделаем все наоборот, — возразила Лидия Степановна.

— Молчи, женщина. Сделаем так… Довезем Михаила Абрамовича до гостиницы, он будет квартирьерствовать, а я провожу тебя домой…

— Умный… Куда ехать? Вон гостиница светится. Пешком две минуты, — засмеялась Лидия Степановна. — Пошли…

Пока выполняли обычные формальности и получали ключи от номеров, Родик почувствовал усталость, но мужское достоинство не позволяло это показать. В душе завидуя Михаилу Абрамовичу, он подхватил Лидию Степановну под руку и вышел на улицу.

— Где эти чертовы такси? — сокрушенно спросил он неизвестно кого.

— До моего дома минут десять ходьбы. Давай проветримся… — предложила Лидия Степановна.

— Давай… Держись крепче…

Они шли молча сначала по широкой хорошо освещенной улице, а потом по темным пустынным и слякотным дворам.

— Вон мой дом, — указала Лидия Степановна на белеющую за ветками деревьев девятиэтажку. — Я живу на седьмом этаже. Будем прощаться.

Родик, подчиняясь скорее какой-то обязанности, чем сексуальному стремлению, обнял Лидию Степановну за талию и попытался поцеловать, но поскользнулся и начал падать, потянув ее за собой…

— Извини. Ты не ушиблась? — спросил Родик, приходя в себя и при этом не предпринимая ничего для того, чтобы подняться.

— Нет… По-моему, только что-то порвала, — тоже не пытаясь встать, рассмеялась Лидия Степановна.

— Дай посмотрю… — хихикнул Родик, переворачиваясь на бок и стараясь проникнуть рукой под складки одежды.

Она поймала его руку мокрыми от снега пальцами.

— Тут не надо…

— Пойдем к тебе…

— Ко мне нельзя. Там мама и дочка.

— А муж?

— Муж объелся груш…

— Ясно… В гостиницу не пустят…

— А с чего это вы, Родион Иванович, взяли, что я пошла бы с вами в гостиницу? — кокетливо переходя на «вы» и делая попытку подняться, спросила Лидия Степановна. — Шустрые вы в Москве какие.

— Ну хоть поцеловать-то можно?

— Нельзя… Лучше помоги мне встать.

Родик вскочил на ноги и протянул к Лидии Степановне обе руки. Она послушно ухватилась за них и легко встала, как бы случайно попав в Родиковы объятия. Губы их встретились.

Родик проснулся от мерзкого звона. С трудом он понял, что этот звук издает телефон, стоящий на письменном столе. Родик обвел взглядом незнакомую комнату, стараясь понять, где находится.

Наконец, сообразив, что это гостиничный номер, он встал и поднял трубку.

— Родик, тебя не добудиться, — раздался голос Михаила Абрамовича. — Нас уже ждет машина. Давай, поторопись. Я буду в фойе.

— Минут через тридцать. Побреюсь, помоюсь и спущусь. Не торопись. Думаю, что директор еще не проспался после вчерашнего. Они все были очень хороши. Да и вопросов нет — считай, все решили. Остались лишь формальности. Лучше подумай о завтраке.

— Я уже попил кофе. Тут все работает.

— Хорошо. Закажи мне, если есть, яичницу…