Школа обмана

4 глава

Родик открыл глаза. В голове гудело, и он не сразу понял, что находится в самолетном салоне. Рядом мирно посапывали Боря и Юра, а через проход сидел, сосредоточенно читая какую-то книгу, Рифат. Кресло Лены, постоянной спутницы и незаменимого сотрудника Бори, которую после долгих дебатов все же включили в делегацию, пустовало, но откидной столик был заставлен разными предметами, свидетельствовавшими о ее близком присутствии. Во рту было противно, хотелось пить. Поозиравшись в поисках остатков воды или сока, Родик попросил Рифата посмотреть, нет ли у Лены чего-нибудь, способного утолить жажду.

Рифат, оторвавшись от книги, обследовал откидной столик и предложил Родику чашку с недопитым кофе. Тот взял чашку, но, увидев по краям многочисленные следы от губной помады, вернул ее обратно.

Посидев еще несколько минут, Родик нехотя поднялся и побрел по проходу в сторону ширмы, за которой, по его расчетам, должны были обитать стюардессы.

Там действительно мирно дремали две девушки в форменной одежде «Аэрофлота».

— Будьте добры, дайте попить, — обратился Родик, добавив в голос игривые интонации. — Умираю от жажды.

— Минералка устроит? — отозвалась одна из стюардесс, доброжелательно улыбнувшись.

— Конечно. Только побольше.

— Это у вас, молодой человек, жажда от водки. Вот попадете в Дар-эс-Салам и поймете, что такое жажда от жары, — наливая воду, заметила стюардесса.

— Я привычный к жаре. Часто бываю в Душанбе. Там летом иногда, как в парной. Я хорошо переношу жару, даже люблю ее. В бане парюсь порой часов по пять.

— А мы каждый раз с ужасом ожидаем посадки в этой Африке. Слава богу, что туда летаем не так часто. По мне лучше на Северный полюс. В этом Дар-эс-Саламе не просто жарко, а противно жарко. Какая-то липкая влажность. А грязь какая? Жуть… И всюду дикие негры. У некоторых уши до плеч. Страшные и мерзкие… Все время хотят что-то своровать…

— Ну ты и расписала, — прервала другая стюардесса, до этого тихо сидящая на откидном служебном кресле. — Не слушайте ее. Все там нормально. Во всяком случае, лучше, чем у нас. Хоть в магазинах все есть. Жара и негры — чепуха. Наши алкаши хуже. А тут океан. Песочек. Фрукты. Экзотика. Конечно, долго не протянешь, а недельку — отлично…

— То-то в этот раз тебя еле уговорили лететь. А что ты прошлый раз говорила про запахи в салоне? Может, теперь и негров полюбила?

— Девушки, девушки, не ругайтесь, — вмешался Родик. — Лучше налейте мне еще водички. Хотите, я вас виски угощу?

— Мы на работе, нам нельзя. Кстати, пить в этой ужасной Африке надо только виски. Все остальное на жаре мгновенно выходит потом. Да и зараза на каждом углу, а еще комары и другая летучая ядовитая гадость. Виски, говорят, от них защищает, — наливая Родику воды, продолжила стюардесса. — А пыль? Пылища! Машина проедет — друг друга не видно. Блузки несколько раз в день меняю. Я бы вообще из гостиницы не выходила… Сумасшедшие черные все время на тебя грузовиком наехать норовят. Дикость какая-то…

— Ну и не выходи. Кто тебя заставляет? — примирительно отозвалась ее напарница, поднимаясь с откидного кресла. — Налей и мне воды. А виски я бы выпила, но, боюсь, ты меня заложишь. Она, молодой человек, у нас очень правильная. Недавно против танков с зонтиком воевала. Комсомольский вожак.

— Не может такая красивая девушка заложить, — предположил Родик. — Пойду за виски. Вода — не виски, много не выпьешь.

Он вернулся к своему креслу. Боря и Юра все также спали. Рифат о чем-то беседовал с Леной. Она, увидев Родика, приветливо улыбнулась, продолжая слушать Рифата. Родика всегда удивляло, как женщины умеют уделить внимание сразу нескольким людям. Особенно, если это мужчины. Он впервые посмотрел на Лену как на женщину. Гладко зачесанные русые волосы, резкие, но при этом недостаточно контрастные черты лица, на котором выделялись крупные серо-голубые глаза и высоко поднятые брови. По-своему она была красива, но не относилась к типу женщин, нравящихся Родику. Лена, вероятно, заметила его пристальное внимание и, еще раз улыбнувшись, спросила:

— Родион Иванович, вам что-то надо?

— Надо, но у вас этого нет. Это есть только у одного человека в нашем коллективе. Попробую его ограбить…

Стараясь не разбудить Юру, Родик извлек из сетчатого кармана сиденья любовно сжимаемую его коленями более чем наполовину заполненную квадратного сечения бутылку с красной металлической пробкой. Юра, потеряв любимую опору, зашевелился и что-то пробормотал. Несколько раз плотоядно поводил мясистым носом, дернул рукой, но, не получив требуемых ощущений, вернулся в первоначальное положение и затих.

— Рифат, Лена, хотите выпить? — спросил Родик шепотом.

— Родион Иванович, вы же знаете, что я не пью крепкие напитки, — отозвалась Лена. — У меня есть яблоко. Будете?

— Спасибо, нет. Рифат, а вы примете пятьдесят грамм?

— Благодарю, Родион Иванович, не хочется.

— На нет и суда нет, — заключил Родик. — Я буду вон за той ширмой. Если передумаете — заходите.

— Еще раз спасибо, Родион Иванович, — учтиво улыбнувшись, поблагодарил Рифат и вернулся к разговору с Леной.

Родик дошел до ширмы. Сначала просунул руку с бутылкой, потом голову и сказал:

— Девчонки! Я опять к вам. И не один, со мной «Red label».

Девушки приветственно захихикали.

— Вы пейте сами. Мы не будем, — почти одновременно отозвались они, доброжелательно улыбаясь.

— Да ладно вам, девчонки. Никто не узнает. Перед посадкой выпить очень полезно. Кровь разжижается… Поэтому выпьем не удовольствия ради, а здоровья для.

— Не уговаривайте. Не будем, — ставя перед Родиком кофейную чашку, твердо заявила одна из стюардесс. — Лучше расскажите нам что-нибудь смешное.

— Могу про негров-евреев…

— А такое бывает? — удивилась вторая.

— Сплошь и рядом. Это одно из двенадцати колен Израилевых, и поэтому они живут даже в Иерусалиме на крыше храма Гроба Господня, а в Африке, особенно в Эфиопии, их очень много. Кстати, это говорит о том, что Африка — не самое плохое место. И вообще, все евреи из Египта вышли, а это край Африки. Кстати, в Марокко живут евреи-арабы. Тоже одно из колен Израилевых. Говорят, Моисей, водивший евреев по пустыне, был таким евреем-арабом.

— Это что же, евреи бывают всех цветов?

— Именно так…

— Никогда бы не подумала… — продолжила удивляться стюардесса. — Вот ужас…

— Ужас — это когда у белой еврейки рождается черный ребенок, и не от того, что она жила с негром, — просто сработал ген колена Израилева. Попробуй, докажи это мужу.

— Вы это серьезно? — округлила глаза стюардесса.

— Конечно. Выходите замуж за еврея и рожаете ему черного ребенка. И все потому, что у него негритянский ген одного из колен Израилевых. Вернее, не негритянский, а еврейский… В общем генетика, которую очень любил русский академик Лысенко. Чрезвычайно много он для генетики сделал. Лженаукой ее объявил. А дети, похожие на рыжих соседей, до сих пор рождаются. Их даже по телевизору показывают.

— Вы все шутите, — хихикнула вторая девушка.

— Почти нет. Шутить сейчас начну. Слушайте анекдот…

В самый разгар общения, превратившегося в монолог Родика, послышалось извещение о посадке. Стюардессы засуетились и с извиняющимся видом попросили Родика занять свое место.

— Слушаюсь и повинуюсь, красавицы, — он вылил оставшуюся в бутылке жидкость в чашку, объявил: — За счастливое приземление! — и выпил, картинно, по-гусарски, оттопырив локоть.

Юра и Боря сидели на своих местах, сонно оглядывая салон.

— Ты где был? — спросил Боря.

— С девушками общался, — ответил Родик.

— Этот подлец споил им все наше виски, — возмутился Юра.

— Девушки на работе, им пить нельзя. Так что ты занимаешься клеветой, — заметил Родик.

— Значит, ты сам обокрал друзей, воспользовавшись их бессознательным состоянием. Где виски? — закончил, бешено вращая зрачками, свою обличительную речь Юра.

— Какой виски? Тебе что-то приснилось. Ты что, забыл? Мы давно его выпили, — улыбаясь, заявил Родик.

— Борь, посмотри на этого гада… У него, как у мартовского кота, глаза блестят. Бабник и алкаш…

— От алкаша слышу, — шутливо отозвался Родик. — Тебе вообще пить вредно. Ты превращаешься в склочника и клеветника. Это еще полбеды. Ты на почве алкоголизма стал путать явь и сон. Причем снится тебе преимущественно выпивка. Сколько виски, по-твоему, я выпил?

— Было больше половины бутылки.

— Во… Если перестанешь меня ругать, обещаю, что в следующий раз тебе приснится целая бутылка или две, а если очень повезет, то и ящик.

— Ладно, кончай шутить. Налей, а то скоро приземлимся, — еще на что-то надеясь, жалобно попросил Юра.

Родик сложил руки на груди и, закрыв глаза, стал ожидать посадки. Юра, вероятно, поняв бесперспективность своих попыток, обиженно отвернулся к иллюминатору, делая вид, что разглядывает землю.

Вскоре самолет, мягко ударившись шасси, заскользил по посадочной полосе и остановился. В салоне началась суета, захлопали крышки багажных ящиков, люди, толкая друг друга, выстроились в проходах, стараясь побыстрее покинуть самолет. Родика всегда удивляла эта бесполезная торопливость. Сам он никогда не спешил и вставал с кресла одним из последних, беспрепятственно преодолевая короткий путь до выхода. Так произошло и в этот раз.

Стюардессы столпились у двери. Родик на минутку задержался, поблагодарил всех и выразил надежду, что назад они тоже полетят вместе.

Получив в ответ порцию улыбок и прощальных слов, он вышел на залитый солнцем и окутанный влажным зноем трап. Представшая перед ним картина очень напоминала душанбинскую. Та же побитая зноем жухлая трава, пыльное марево на горизонте. Если бы не странно раскрашенные самолеты с латинскими буквами на фюзеляжах и стоящие у трапа чернокожие люди, сходство было бы полным.

Еще до прохождения паспортного контроля их встретил белозубо улыбающийся мистер Мбаго. Он приветствовал Родика как старого знакомого, заключил его в объятия и попытался поцеловать. Родик мягко отстранился, сделав вид, что ищет паспорт. Контроль ограничился несколькими непонятными словами, произнесенными мистером Мбаго, и понятным «О’кей», сказанным пограничником, ставившим печать в паспорте Родика.

Вещи каким-то чудесным образом уже оказались в руках неизвестно откуда взявшихся иссиня-черных молодых людей.

Рифат вручил Родику для подписания заполненную декларацию. Этим таможенная процедура закончилась, не начавшись.

Прямо у входа их ожидал ранее невиданный Родиком, но чем-то похожий на советский «УАЗ», серебристого цвета то ли большой джип, то ли маленький автобус с надстройкой из никелированных труб на крыше. Туда вела прикрепленная к задней части кузова лестница. Молодые люди с необычайной проворностью погрузили вещи на это никелированное чудо и, к изумлению Родика, сами уселись среди них.

Внутри автомобиль был прохладным и просторным, с семью комфортабельными сиденьями и откидным столиком. Не успели разместиться, как машина резко сорвалась с места. Родик забеспокоился по поводу всего, что находилось на крыше. Однако шума падающих людей и вещей не послышалось, и он не стал комментировать свои чувства. Это сделал за него Юра — забыв, что Рифат может все перевести, он стал размахивать руками и бессмысленно повторять: «Люди! Там люди! Они не успели сойти! Стоп!..»

Мистер Мбаго, сидящий рядом с водителем, повернулся и, улыбаясь, попытался успокоить Юру. Однако тот, возможно, из-за недополученного виски, успокаиваться никак не хотел и весь путь до отеля приставал к спутникам с различными предположениями о том, что происходит на крыше автомобиля.

Родик, привыкший к Юриным выплескам эмоций, переключился на созерцание проплывающих мимо городских пейзажей. Нескончаемые ряды магазинчиков и лавчонок сменялись то облупившимися коробками жилых домов, похожих на советские хрущобы, то роскошными белыми дворцами, утопающими в буйной зелени экзотических растений. Самое же интересное являл людской поток, заполняющий все пространство улиц и состоящий из черных и иссиня-черных, белозубых, ярко одетых людей, двигающихся словно в каком-то танце. Смотрелись они очень живописно, особенно выделялись женщины, несущие на головах свертки и кувшины.

Неожиданно взору открылся песчаный пляж, обрамленный пальмами, а за ним — бирюзовый океан. Родику сразу захотелось искупаться и полежать в тени этих пальм, но не успело это чувство окрепнуть, как океан пропал из виду, и автомобиль пополз по узким улицам, рискуя задавить беспорядочно снующих людей, не обращающих на него никакого внимания. Рассматривая эту пеструю автомобильнолюдскую суету, Родик вспомнил слова стюардессы про африканский ужас. Однако увиденное производило на него обратное впечатление. Когда же автомобиль, выпутавшись из тесноты улочек, помчался по широкому проспекту, а потом въехал в зеленый оазис с небольшим отелем в центре, Родик понял: его первое впечатление об Африке — однозначно положительное.

В отеле все было привычно за исключением москитных сеток над кроватями. Молодые чернокожие люди, вопреки предсказаниям Юры, не погибшие на крыше автомобиля, быстро перенесли вещи и оборудование в три двухместных номера, вероятно, предполагая поселить Лену отдельно. Однако Боря и Лена решили занять один номер, а Родику досталась целая комната, что его очень обрадовало.

Времени на отдых после утомительного пути фонтанирующий гостеприимством мистер Мбаго почти не дал, ссылаясь на запланированный торжественный обед.

Наскоро приняв душ, Родик спустился в холл. Там ожидали Рифат и Юра, о чем-то беседующие с мистером Мбаго. Не успел Родик вступить в разговор, как появились Боря и Лена, а еще через двадцать минут вся компания по тенистой аллее вдоль берега океана приближалась к причудливой ограде, за которой просматривались атрибуты открытого ресторана.

У входа к ним присоединились мистер Луспа и мужчина, которого мистер Мбаго представил как своего заместителя по имени Майкл.

Началось застолье, удивившее даже повидавшего венесуэльское разнообразие Родика. Стол ломился от блюд, обладающих совершенно новыми, часто специфическими вкусовыми качествами. Рифат, хорошо знающий танзанийскую кухню, давал пояснения, поражающие необычным сочетанием продуктов. Хозяева, видя, с каким азартом угощаются гости, белозубо улыбаясь, поднимали стаканы с виски за будущее сотрудничество. Родик тоже произнес несколько ответных тостов. Перед десертом мистер Мбаго коротко описал программу их недельного пребывания в Танзании. Предстояла очень напряженная работа, требующая разделения на две группы. Боря и Лена должны были заняться пробными сушками различных продуктов с использованием привезенной установки и для этого совершить путешествие куда-то в горные сельскохозяйственные районы. Остальные оставались в Дар-эс-Саламе для оформления и согласования документов, начиная с меморандума о создании компании и кончая предварительным выбором — на основе изучения карт — земельных участков для добычи минералов. Результирующий договор с соответствующими приложениями — основой для бизнес-плана — должен был быть готов к концу недели, а бизнес-план предполагалось делать в Москве с учетом данных по сушке и оценок объемов геолого-разведочных и горных работ.

Юра дополнительно настоял на организации нескольких встреч с ювелирами и торговцами ювелирными изделиями.

По самым скромным оценкам, времени было не просто мало, а очень мало.

Мистер Мбаго по этому поводу страшно расстраивался, чувствуя себя виноватым из-за невозможности проявить должное гостеприимство. Кроме того, он опасался, что за неделю им будет чрезвычайно трудно выполнить производственную программу.

Родик заверял его, что это первый предварительный визит, после которого последуют другие встречи— и в Танзании, и в Москве, за неделю же они, бесспорно, проведут всю запланированную работу. А вот культурную программу целесообразно перенести на следующий приезд. Однако мистера Мбаго это не успокоило. Он начал настаивать на том, чтобы отложить отъезд на неделю, обещая массу экзотических развлечений: сафари, посещение знаменитого озера Виктория, острова Занзибар и кратера Нгоро-Нгоро.

Конечно, посмотреть все это хотелось, но московские события требовали скорейшего возвращения. Родик, напомнив мистеру Мбаго о недавней попытке переворота и очень сложном положении в Москве, твердо отказался продлевать пребывание в Танзании.

Мистер Мбаго, вероятно, поняв весомость аргументов, согласился и больше эти вопросы не поднимал, хотя каждую свободную минуту старался проявлять гостеприимство — организовывал походы в лучшие рестораны, на экзотические рынки и в другие примечательные места Дар-эс-Салама, около которых — случайно или нет — они оказывались.

Неделя пролетела как один миг. Объем письменной и устной информации оказался огромным. Только предварительный договор с приложениями занял более пятидесяти листов машинописного текста, который Рифат с утра до вечера переводил на суахили. Боря и Лена умудрились пересушить чуть ли не все фрукты и овощи, произрастающие в Танзании, хотя некоторые из них брались еще незрелыми или после длительного хранения. Экспериментаторов очень волновал способ доставки такого большого объема образцов в Москву, где могли задержать груз по эпидемиологическим причинам.

Впечатлений было хоть отбавляй. Самое яркое ощущение Родика состояло в том, что он полностью изменил свое отношение к неграм, а вернее, к африканцам. Слово «неф», используемое в советской печати и обиходе повсеместно, являлось оскорбительным, и Родик теперь старался не употреблять его. Однако изменился не только лексикон Родика, но и отношение к этим людям. Пропала антипатия к чернокожим. Воспитание в советской школе, как он теперь отчетливо понял, внушало с детства неприязнь к другим расам, хотя на словах было все наоборот. Равенство и братство существовали лишь на страницах учебников и газет, на самом же деле любой советский человек был в той или иной мере расистом, а многие и националистами.

Родика не миновала эта участь. Еще совсем недавно, видя в вагоне метро или в автобусе людей с черным цветом кожи, он начинал брезгливо сторониться, стараясь не касаться поручней и других предметов, до которых те дотрагивались. Он не мог читать переводные американские детективы, где главным героем был чернокожий полицейский или частный детектив — пропадал интерес. Вероятно, это началось в детстве при прочтении «Хижины дяди Тома» и «Приключений Тома Сойера» — произведений на первый взгляд антирасистских, а в действительности пронизанных американской терпимостью, но нелюбовью к чернокожим, и поэтому выставляющих их людьми второго сорта. Именно в этом и заключался, как теперь стало совершенно очевидно Родику, расизм. Первый сдвиг в его сознании произошел в Таджикистане. Однако сдвиг этот был незначительным — Родик лишь стал более терпимо воспринимать корейцев. Хотя, не испытывая к ним брезгливости, в душе он считал себя выше, если не умственно, то физически. Они все равно ассоциировались у него с чем-то неполноценным, второсортным. Это в полной мере касалось и Оксы…

Сейчас, пробыв неделю в Танзании, он начал стыдиться такого поведения. В его душе родились совершенно иные чувства, вызванные близким общением с чернокожими и при этом интеллектуальными, образованными и очень доброжелательными людьми, не только равными ему, но и во многом превосходящими его. Он стал замечать в них внешнюю и внутреннюю красоту. Особенно его поражала и волновала женская красота. Точеные фигуры с высокими шеями, гордо посаженными головами, зовуще изогнутыми талиями, а также величественная и грациозная походка страшно возбуждали его, а непосредственность и сексуальность поведения требовали ответных действий. Все это дополнялось сходством менталитетов. Вернее, присутствием в Африке яркого восточного менталитета, который очень импонировал Родику и тонкости которого он хорошо понимал.

Настрой Родика, вероятно, не ускользнул от проницательного взгляда мистера Мбаго. Поэтому или по какой-то другой причине в ночь накануне отлета в Москву в его гостиничном номере появилась смущенно улыбающаяся очень молодая девушка, закутанная в кусок яркой ткани, рельефно обрамляющей ее не до конца сформировавшуюся фигуру и призывно выступающую грудь.

Родик сперва растерялся, вспомнив о том, что на африканском континенте свирепствует СПИД. Но еще раз оглядев прекрасный образец того, что уже несколько дней занимало его воображение, он выбросил из головы все сомнения…

Когда он проснулся утром, в комнате никого не было. «Будем считать, что это сон. Очень приятный, но сон», — сам себе сказал Родик, рассматривая намыленное для бритья лицо в мутном зеркале ванной комнаты.

В холле их, как всегда, ожидал мистер Мбаго. Родик поздоровался и, подмигнув, сказал: «Спасибо». Мистер Мбаго, сверкнув белозубой улыбкой, ответил по-русски: «Пожалуйста». На этом закончилось первое знакомство Родика с африканскими женщинами, но не с Африкой…

В аэропорту представитель «Аэрофлота» вежливо сообщил, что, несмотря на наличие билетов, регистрировать их не будут, поскольку положено заранее подтверждать вылет, а этого никто не сделал. Сейчас же, по предварительным данным, в самолете свободных мест нет. Чудодейственная сила мистера Мбаго не произвела на представителя «Аэрофлота» никакого впечатления. Следующий рейс ожидался только через неделю. Оставалось ждать конца регистрации в надежде на появление свободных мест.

Их оказалось всего три. Посовещавшись, решили, что Родик вместе с переводчиком Рифатом задержатся в Танзании еще на неделю, а остальные со всеми материалами вернутся в Москву.

Родик сам пока не мог сказать, радует его такое стечение обстоятельств или нет. В нем, по обыкновению, боролось два чувства: желание посмотреть экзотические красоты Африки, о которых он много читал, и боязнь вовремя не среагировать на возможные изменения, связанные с недавними гэкачепистскими событиями.

Мистер Мбаго, бесспорно, обрадовался. Родик даже заподозрил, не подстроил ли он это нарочно. Такое предположение так и осталось предположением, хотя Родик часто впоследствии спрашивал об этом мистера Мбаго в разных ситуациях и каждый раз получал ту или иную удивленновозмущенную реакцию.

Словно торопясь наверстать упущенное, мистер Мбаго прямо из аэропорта повез Родика и Рифата к себе домой куда-то на окраину Дар-эс-Салама, а может быть, и за его границу. Вероятно, дом был построен недавно и представлял собой одноэтажное, площадью в триста — четыреста квадратных метров, спроектированное почти в авангардном стиле здание, окруженное чудесным садом с самыми разнообразными растениями, из которых многие Родик видел впервые.

Обходя дом, он поймал себя на мысли, что снова попал в ставшую родной восточную среду, сильно повлиявшую на него сегодняшнего. Все здесь — от ковров на полу до низенького национального столика и даже посуды — было совершенно таким же, как в Таджикистане. Что-то теплое наполнило его душу. Он вдруг отчетливо ощутил: не будь в его жизни Таджикистана, он давно, как многие в России, потерял бы себя или, что одно и то же, уверенность в себе. Там, в Таджикистане, он открыл первый кооператив, впервые позволил себе роскошь, впервые почувствовал себя настоящим мужчиной, впервые, возможно, полюбил, впервые… В общем, многое из того, что изменило его мироощущение и в конечном счете привело его в этот дом, впервые произошло там. Он вспомнил Оксу, о которой в последнее время почти не думал, и понял, что соскучился. Запоздало забеспокоился о том, как она живет без него в сотрясаемом переменами Душанбе, что делает. Ведь она считает себя его женой и по своим корейским обычаям никуда без него не ходит. Хотя… Ревность вдруг посетила Родика, к на этом фоне вдруг захотелось обнять ее миниатюрное хрупкое тело, провести рукой по скуластому лицу и заглянуть в узкие щелочки глаз, прикрытые столь нравящимися ему похожими на средневековые латы веками. Он живо представил ее бронзовую гладкую кожу, покорные губы и маленькие, помещающиеся в его ладонь, груди. Сексуальное возбуждение завладело им.

Чтобы как-то отвлечься, Родик стал объяснять мистеру Мбаго, что в одной из советских республик — Таджикистане — люди живут в очень похожей обстановке, и это удивительно.

Рифат, переводящий его слова, прервался и пояснил:

— Родион Иванович, это проявление мусульманства и исламизма. Мистер Мбаго — мусульманин. Хотя в Танзании мусульман меньше половины населения, они придерживаются достаточно жестких норм исламского поведения. Вероятно, мы посетим Занзибар. Там практически все мусульмане, и вы окончательно поймете, о чем я говорю.

— Рифат, но ведь Танзанию и Таджикистан разделяют десятки тысяч километров, континенты и еще бог знает что. А складывается впечатление, что даже орнаменты на коврах одинаковые.

— Конечно. Это персидские ковры.

— А посуда? Пища? Вон там стоит блюдо не с чем иным, как с пловом…

— Думаю, что муллы учились по одним и тем же учебникам, а Коран переводился с одного арабского подлинника.

— Да, но в Москве, более близкой к Таджикистану, не найти столько сходного, однако мусульман в России всегда было очень много, среди русского дворянства — чуть ли не половина, плюс татары… Думаю, что объяснение какое-то иное, это меня и интригует…

— В России перевод Корана появился только при Петре Первом, да и то с французского бестселлера, а после революции сами знаете, что было. Я вам это говорю как мусульманин. Мне преподавали Коран в институте — он имеет мало общего с истинным Кораном. Его рассматривали лишь как литературный шедевр. Здесь же и, вероятно, до революции в Таджикистане больше обращали внимание на традиционное арабское толкование Корана, на соблюдение диктуемых им норм и обычаев.

— Возможно. Не буду спорить… Но все же удивительно! Воистину, великое учение…

— Считайте, что это как устав в армии. Мусульманину в этом смысле легко — не надо ничего нового придумывать. Все давно расписано, выполняй и не думай.

— Ну, наверное, не совсем так. Мы знаем массу великих мусульманских ученых, писателей, поэтов, художников… Они, без сомнения, много думали.

— Я не об этом. Я о поведенческой стороне учения. О соблюдении норм в повседневной жизни. Возьмите плов… Он во всем мире уже тысячу лет готовится почти одинаково. Откуда это?

— Говорят, от Александра Македонского.

— Сомневаюсь. Александр прошел множество стран, где о плове до сих пор не слышали.

— Мы зашли в глубокие исторические и философские дебри. Хозяин обидится. Давайте поменяем тему. А вы, Рифат, мистеру Мбаго вкратце расскажите о нашем разговоре, думаю, ему будет интересно. Да и приличия ради…

В свете этой беседы Родика не удивило, что за столом не было женщин, а пищу приносили мальчики, которых он сначала принял за детей мистера Мбаго. Однако оказалось, что его дети учатся в Англии, а это слуги. Родик заинтересовался тем, сколько у мистера Мбаго слуг и сколько им платят, но спросить он постеснялся. Сам он к этому моменту видел четырех, включая тех, которые открывали ворота, а потом копались в саду.

Принесли фрукты, какое-то заплетенное в косички печенье и белый хлеб. По дому разнесся аромат кофе. Танзанийский кофе производил на Родика, еще не забывшего вкус венесуэльского, сильнейшее воздействие, причем не только вкусовое. В отличие от венесуэльского, он еще и пьянил. Окружающие Родика танзанийцы предпочитали чай, но, вероятно, стараясь угодить гостям, постоянно готовили кофе. И сейчас мистер Мбаго, не спрашивая, угощал им гостей, а сам пил чай, по-английски разбавляя его молоком. Вкус кофе на этот раз был другим, и Родик спросил: «Мистер Мбаго, что туда добавлено? Лимон? Эвкалипт? Гвоздика?».

— Это кардамон. Мы много говорили с вашим коллегой, господином Борисом, о возможности сушки этого продукта. Я собрал для него несколько образцов. К сожалению, мы не смогли его посушить, поскольку он еще не доспел. Кардамон очень популярен на Востоке. Вы, вероятно, знаете о целебных свойствах этого растения семейства имбирных?

— По правде говоря, слышу о кардамоне второй или третий раз в жизни, а пробую впервые, хотя восточные традиции мне не чужды. Вкус и аромат — приятные.

— Это широко распространенная на арабском Востоке и у нас в Африке специя, добавляется почти во все блюда. Однако мало кто знает, что кардамон в больших количествах растет в Танзании, родина же этого растения — Индия и Цейлон или Шри-Ланка. Оттуда в основном его и везут. В рамках нашей взаимной работы мы придаем большое значение кардамону как коммерческому продукту. Если вы научите нас производить зеленый кардамон, соответствующий международным требованиям, мы скоро станем очень богатыми. Сейчас наши крестьяне сушат кардамон под солнцем и в результате получают низкосортный и дешевый желтый кардамон в основном для внутреннего рынка. Иными словами, они портят прекрасный исходный продукт, получая из тысяч тонн собираемого ими кардамона всего несколько тонн дефицитного и дорогого зеленого кардамона в год. Причем и это у них выходит случайно, без технологического обеспечения и надлежащего контроля. Таким образом наша страна теряет огромные деньги.

— Я за ворохом бумаг как-то не ощутил важности и актуальности этого направления. Может, стоило не распыляться, а сосредоточить все усилия в части сушки на кардамоне. Боюсь, что и господин Борис не до конца это понял. Я учту это при составлении бизнес-плана в Москве.

— Господин Родион, — пригубив пиалу с чаем, хозяин изменил тему разговора. — Я думаю, что за проведенную в нашей стране неделю вы посмотрели Дар. Однако наш прекрасный город — это не вся Танзания. Аллах предоставил нам возможность побыть вместе еще неделю, и я предлагаю вам путешествие, полезное для нашей будущей работы. Я покажу вам не только красоты, но и те места, где мы предполагаем развивать совместный бизнес. У вас есть какие-нибудь пожелания?

— Спасибо за предложение, мистер Мбаго, — ответил Родик. — Я полностью в вашем распоряжении. А пожеланий немного — я хотел бы увидеть производство изделий из черного дерева и мыльного камня, а также приобрести морские ракушки.

— Это очень легко выполнимые пожелания, господин Родион. Мы как раз будем проезжать мимо деревни, где производят фигуры из черного дерева. Ракушки купим на рынке около гавани здесь, в Даре. Мыльный же камень обрабатывают индийцы. Они нам ничего не покажут, но продать изделия из него могут. Это надо делать в центре Дара.

— Еще раз спасибо. Когда мы трогаемся в путь?

— Если вы не возражаете, то я приглашаю вас провести ночь в моем доме. Вам будет очень удобно и комфортно. Утром мы заедем в советское посольство — необходимо уладить некоторые формальности в связи с вашей задержкой. А потом на автомобиле отправимся в Тангу. Это один из крупнейших городов Танзании. Там мы обоснуемся в очень живописном отеле. Один день посвятим осмотру помещений и территории для бизнеса, на другой — организуем сафари, а в четверг вылетим на Занзибар. Там проведем ночь и день, все оглядим и в пятницу возвратимся по морю в Дар. К сожалению, увидеть наши всемирно известные достопримечательности — озеро Виктория и гору Килиманджаро — в этот раз не удастся. Времени мало.

— Спасибо. С удовольствием принимаю ваше предложение. У вас прекрасный дом. Здесь хорошо дышится и совсем не жарко. Как вы этого добиваетесь? Я не вижу кондиционеров.

— Кондиционеры здесь есть, но прохлада и свежий воздух обеспечиваются специальной системой вентиляции, изобретенной еще нашими предками. Пойдемте, я вам покажу, как устроен африканский кондиционер…

Как ни пытался Родик понять физический смысл явления, обеспечивающего поток прохладного воздуха, который поступал в дом через широкую трубу, завешанную полосами ткани, ничего разумного придумать не смог, а хозяин то ли сам не понимал принцип устройства, то ли не хотел в это углубляться. Африканский цикл Карно не поддавался объяснению, хотя, конечно, имел место. Поскольку это была не первая загадка Африки, Родик, немного поломав голову, решил обдумать увиденное позднее, сейчас же полностью посвятить себя общению с мистером Мбаго — очень приятным и при этом полезным и много знающим собеседником.

Родик, мистер Мбаго и Рифат удобно расположились в саду в тени деревьев. Говорил в основном мистер Мбаго. Рифат синхронно переводил с суахили, которым, как Родик давно убедился, владел в совершенстве. При этом он не скрывал своих эмоций, свидетельствовавших о глубоком сочувствии проблемам Африки и каком-то особо теплом отношении к африканцам. Обсудили, а вернее, выслушали информацию о государственном устройстве, о партийной системе, о медицинском обеспечении, об образовании, об экономике. Родик в несвойственной ему манере не вступал в полемику, а только задавал уточняющие вопросы. Его продолжала мучить мысль, возникшая еще при первом разговоре с Айзинским: какие перспективы есть в этой слаборазвитой стране? Стране, потребности которой существенно превосходят то, что она может дать, и чей национальный продукт всего в пятьсот— тысячу раз больше объема финансирования организуемой работы?

«Битый небитого везет, — вновь всплыла в голове Родика подходящая пословица. — Все это может кончиться как в известной сказке, делением «вершков и корешков», — подумал он и спросил:

— Мистер Мбаго, вы уверены, что задуманное нами предприятие защищено от посягательств других сил, в том числе государства? Не случится ли очередная национализация или иной отъем основных и оборотных средств?

— Господин Родион, никто не способен предоставить нам такую защиту. Все возможно. Даже в вашей стране произошел путч, не говорю уж о других проблемах. У нас их тоже много. Гарантировать можно только одно — мы узнаем о переменах одними из первых. Мы очень близки к президенту. Кроме того, я вам предложу ряд мер по защите наших финансовых интересов. Думаю, они вам понравятся. Обсудим это через несколько дней.

— Я примерно представляю, что вы мне предложите. Однако я не об этом. Ваша страна всегда зависела от других стран — сначала от Германии, потом от Англии. Сейчас, наверное, тоже от кого-то. Так вот, эти силы не начнут нас вытеснять? Они хоть как-то управляемы? Об их намерениях информация имеется?

— Вы задаете очень сложные вопросы. Формально наше государство почти тридцать лет ни от кого не зависит. Мы, как и вы, строили социализм. У нас и у вас происходят схожие процессы. Мы, как и вы, пускаем к себе капиталистических инвесторов. Конечно, при таких условиях возможна конкурентная борьба, особенно в тех областях, которые мы собираемся совместно развивать. К этому надо быть готовыми. Наши интересы могут пересечься с интересами крупных международных картелей, таких, например, как «Де Бирс». И внутри страны, несмотря на нашу бедность, есть противоборствующие силы, имеющие связи в Заире и Кении…

— Ясно, что ничего не ясно. Поживем — увидим. Одно могу констатировать — нам предстоит работать в зоне большого риска. Хотелось бы получить поддержку со стороны силовых структур вашей страны.

— У нас есть поддержка президента.

— Президент — это очень хорошо и важно. Я о другом. Требуется охрана. Особенно, когда мы начнем строить и производить. Нужен режим благоприятствования не только сверху, но и снизу.

— Я не готов обсуждать эти вопросы. Обещаю отнестись к вашим предложениям очень внимательно и рассмотреть их на самом высоком уровне…

В саду непривычно быстро стемнело. Ночь вблизи экватора сменяла день почти без привычных сумерек. Зажужжали насекомые.

— Пойдемте в дом, — предложил мистер Мбаго. — Поедим и будем устраиваться спать. Завтра нас ждет утомительный день…

Утром, легко позавтракав, поехали в советское посольство.

Консул, приветливо встретив всю компанию, передал мистеру Мбаго какие-то бумаги, необходимые по существующим порядкам при продлении пребывания в стране, а также при оформлении документации для совместной деятельности. Мистер Мбаго начал объяснять Родику суть полученных документов, но консул вмешался в их разговор и сообщил, что посол хотел бы познакомиться и задать несколько вопросов.

Посол, лучась благожелательностью, долго и внимательно слушал пояснения Родика по поводу будущих проектов, что-то помечал в красивом ежедневнике, поощрительно кивал, а в заключение произнес длинную речь о перспективах всестороннего развития советско-танзанийских отношений. На этом официальная часть закончилась, и посол, взяв Родика под руку, предложил прогуляться по небольшому парку, расположенному на территории посольства.

Говорил в основном посол, а Родик слушал и поддакивал. Тот жаловался на полное отсутствие средств, на противоречивость получаемых директив, на задержку зарплаты и на массу других сложностей в работе его ведомства.

Родик напрягся, пытаясь понять цель и последствия такого разговора, но, когда посол предложил ему осуществлять обмен долларов на танзанийские шиллинги лично через него, стало ясно, что лукавства и опасности нет. Мысленно Родик ужаснулся происходящему. Посол — один из самых высокопоставленных чиновников страны, вероятно, находился в состоянии нищеты и унижения.

Представить себе, что этот осанистый, на вид гордый человек будет менять пачку долларов на сумку засаленных, полуистлевших связок танзанийских шиллингов, которые пересчитать покупюрно почти невозможно, было как-то совестно. До чего нужно довести человека, олицетворяющего великую державу, чтобы он начал заниматься унизительной работой уличного менялы?

Родик сделал все возможное, чтобы эти мысли не отразились на его лице, и заверил посла, что непременно обратится к нему в случае необходимости обмена денег, но сейчас это не требуется, поскольку танзанийцы взяли все расходы на себя.

Ему захотелось перевести разговор на проблемы, возникшие после ГКЧП, но, поразмыслив, он решил подождать, пока посол сам не затронет столь важную для страны тему. Однако этого не произошло, и Родик сделал вывод, что в официальных кругах окончательное мнение еще не сформировалось, а процесс глобальных изменений далек от завершения. Сев в автомобиль, Родик принялся анализировать их разговор.

Только проехав почти весь Дар-эс-Салам, он осознал весь ужас положения этого чиновника. Он понял, что говорил не с послом, а с несчастным, беспомощно мечущимся человеком, брошенным на произвол судьбы теми, кому верно служил всю жизнь. Он готов был на любые действия, которые хоть как-то поддержат его благополучие. Вероятно, весь штат посольства находился в аналогичном или худшем состоянии. «Неужели, — думал Родик, — такая ситуация сложилась в наших посольствах во всех странах? Воистину рыба гниет с головы. Надо ожидать каких-то глобальных перемен. Что ждет могучую советскую державу?..»

— Родион Иванович, — прервал его размышления Рифат. — Мистер Мбаго, вспомнив ваше желание посмотреть и купить изделия из черного дерева, предлагает заехать в деревню, жители которой занимаются резьбой. Там целый рынок изделий.

— С удовольствием воспользуюсь его предложением, — отозвался Родик. — Скажите, что я буду очень признателен ему за это.

Вскоре автомобиль свернул на проселочную дорогу, петляющую среди буйной растительности. Ветви и листья деревьев царапали кузов и закрывали боковой обзор. Сзади тоже ничего различить было невозможно из-за столба пыли, поднимаемой колесами. И только через лобовое стекло просматривался кусочек разбитой дороги, швыряющей машину во все стороны. Ехать пришлось около часа. От постоянной тряски и мелькания ослепляющих солнечных лучей, пробивающихся через листву и скачущих по салону, Родик непрерывно ерзал на сиденье, пытаясь устроиться так, чтобы муки стали меньше. Поэтому он почувствовал огромное облегчение, когда они наконец остановились.

Выйдя из автомобиля, Родик увидел несколько десятков ветхих строений, которые можно было назвать хижинами. Именно такие, покрытые пальмовыми листьями, с облупившимися глинобитными стенами жилища любили показывать в советской хронике, иллюстрирующей колониальную нищету Африки до прихода туда народно-освободительного движения и социализма. Рядом с хижинами на земле и на пеньках сидели мужчины-резчики и создавали удивительные вещи. Поражали огромные — до трех-четырех метров в высоту — столбообразные изваяния непонятного назначения, игрушки с многочисленными, вложенными одна в другую геометрическими фигурами. Как резчик умудрялся вырезать сферу, внутри которой находились еще несколько сфер с ажурным сквозным орнаментом, и шар, испещренный замысловатой резьбой, было непонятно.

Танцовщицы, застывшие в стремительном беге звери, изготовившиеся к бою воины, шахматные фигуры с ферзем в виде женщины, несущей на голове кувшин, ладьей в виде африканской хижины, пешками в виде впавших в глубокую задумчивость человечков, выполнялись с такой изобретательностью и тщательностью, что смело могли быть причислены к предметам изобразительного искусства. Стены хижин украшали богато декорированные, добрые и злые маски, передающие фактуру африканских лиц и национальных татуировок.

Родик полностью погрузился в этот мир деревянных чудес. Он с присущим ему знанием восточного рынка торговался, потом покупал за совершенно незначительные деньги удивительные предметы, изготовление которых, вероятно, требовало многих дней или даже месяцев работы. Лишь один только раз он не смог выторговать ни одного шиллинга, причем за вещь, которая к Африке не имела отношения.

В одной из хижин, увидев фигуру многорукого Шивы, Родик вспомнил, что Окса давно хотела приобрести изображение этого божества. В ответ на вопрос о цене африканка, до этого продавшая Родику две большие фигуры воинов примерно за два доллара, попросила пятьдесят долларов, что составляло стоимость почти всего ее товара и, вероятно, выручку нескольких месяцев. Родик удивился, позвал Рифата и мистера Мбаго, но ни их вмешательство, ни его уговоры ни к чему не привели. Он отказался от покупки и продолжил свой поход, однако мысль, что Оксе надо сделать такой подарок, его не покидала. Он вернулся и еще раз попробовал поторговаться, но ничего не добился. Африканка стояла на своем, очевидно, просто не желая продавать скульптуру. Что-то загадочное было в ее поведении, и Родик, заинтригованный, протянул пятидесятидолларовую купюру. Африканка нехотя взяла эти огромные для нее деньги, но упаковывать покупку не стала, а жестом дала понять Родику, что он может взять Шиву сам. От всего этого на Родика повеяло мистицизмом, и, как показали дальнейшие события, тому имелась причина.

Рифат предложил завершать, как он выразился, шопинг, поскольку время, запланированное мистером Мбаго на посещение этого места, подошло к концу.

Уезжать Родику не хотелось. Однако, постояв еще какое-то время возле резчика и поняв, что на серьезное изучение секретов его мастерства времени нет, он направился к автомобилю, где его с нетерпением ожидали Рифат и мистер Мбаго.

— Вы уж извините, что мы вас торопим, но до Танги еще несколько часов езды, а нам надо бы до темноты успеть посмотреть город и будущую производственную площадку. Да и отель, в котором мы предполагаем остановиться, расположен за городом, — извиняющимся тоном сказал мистер Мбаго, любезно открывая перед Родиком дверь.

— Все отлично. Я получил массу впечатлений. Мне очень все понравилось. Конечно, хотелось более подробно познакомиться с технологией, но, будем надеяться, такая возможность мне еще представится. У нас говорят: делу время, а потехе час. Могу я узнать, почему вы выбрали для нашей деятельности не Дар-эс-Салам, а Тангу?

— Для реализации всех наших планов Танга географически и климатически удобнее. Производственная площадка принадлежит нашей компании, а в Даре ничего подходящего у нас нет. Кроме того, Танга — моя родина. Там проживают мои родственники. Многие вопросы будут решаться намного легче. Впрочем… Давайте продолжим наше сафари[1]…

Танга оказалась уютным городком, состоящим в основном из малоэтажных зданий с красными черепичными крышами, вероятно, унаследованными от немецких колонизаторов.

Все были достаточно голодны, поскольку после деревни резчиков останавливались только один раз, около придорожного рыночка, где мистер Мбаго купил горячие пирожки с мясом и бананы. Пирожки, очень похожие на таджикские самбусаи, Родик есть не стал, опасаясь за свое здоровье, а бананы сытости не принесли. Выражая общее мнение, Родик шутливо заметил:

— Бананы — не водка, много не съешь, надо где-то пообедать.

— Мы специально не заезжали никуда для обеда. В Танге есть прекрасный ресторан с удивительным видом на океан. Через несколько минут мы туда приедем, — отозвался мистер Мбаго.

Действительно, вскоре машина въехала в тщательно ухоженный парк и остановилась около живописного здания Викторианской эпохи. За ним просматривалась голубая гладь океана. В нижней части здания находился ресторан с огромной, нависающей над водой террасой, с которой открывался чарующий вид на прибрежную полосу. Здесь было очень комфортно и — в отличие от Дар-эс-Салама — не чувствовалось изнуряющей жары. После дорожной тряски свежесть океанского бриза в сочетании с показавшейся очень вкусной пищей и несколькими рюмками виски настроили Родика на добродушно-лирический лад. Но его расслабленное состояние длилось недолго — мистер Мбаго предложил посетить площадку для будущего производства. Родику пришлось приложить немало усилий для того, чтобы встать и дойти до машины.

Площадка представляла собой пыльные развалины какого-то старого производства. Единственным ее достоинством являлось наличие трансформаторной подстанции и водопровода. Канализация отсутствовала, а то, что раньше служило очистными сооружениями, было совершенно непригодно для использования.

— Печальная картина, — подытожил Родик, обращаясь к мистеру Мбаго. — Сюда надо вкладывать и вкладывать. Я затрудняюсь даже предварительно оценить объемы вложений. Надо знать цены на стройматериалы, заработные платы строителей. Вероятно, придется делать какие-то проектные работы…

— Мы можем предоставить вам все необходимые сведения. Рабочая сила, как вы уже знаете, у нас очень дешевая, а строить все можно было бы из ваших терраблоков…

— Терраблоки — это только для стеновых панелей. Здесь же много бетонных работ, прокладки коммуникаций, кровельные работы…

— Не забывайте, что у нас не требуется толстых стен, глубоких фундаментов, отопления и других привычных вам элементов зданий. Многие производства в Танзании работают просто под навесами. Поэтому стоимость постройки здесь значительно ниже, чем в России.

— Я это понимаю, но все равно нужно оценить…

— Конечно. Для этого я вам все показываю. Завтра приглашу соответствующих специалистов и подрядчиков. Думаю, мы сможем сделать необходимые оценки за несколько часов.

— Следует учитывать, что сегодня не известны все наши потребности. В частности, по сушке мы еще не определились. Так что такие оценки преждевременны.

— Я не имел в виду оценку затрат. Я хотел дать вам все данные для будущих расчетов к бизнес-плану в виде расценок на различные строительные работы.

— Это, конечно, полезно. Жаль, что на прошлой неделе мы не затрагивали этот вопрос. Ведь предполагалось, что вы в счет своего участия предоставите необходимые производственные площади и земельные участки. То, что я вижу, существенно меняет структуру будущих затрат. Прежде всего надо обсуждать, на кого они лягут.

— Мы думали об этом. С учетом того, что мы передаем в совместное предприятие эту площадку, желательно, чтобы финансирование реконструкции взяла на себя советская сторона.

— Мистер Мбаго, я не готов сейчас обсуждать такое предложение. Да я и не имею на это полномочий. Максимум, что мы можем сейчас сделать, — это изучить вопрос.

— Хорошо, я вас понял. Мы на большее и не рассчитывали. Поедемте в отель. Устроимся, а за ужином еще вернемся к этим вопросам.

Автомобиль выехал из города. Вдоль дороги потянулись поля, засаженные какими-то неизвестными Родику растениями.

— Мистер Мбаго, что здесь выращивают? — спросил Родик, меняя тему разговора.

— Здесь — ничего. Это пастбища. А вообще в этом районе растет в основном сизаль, есть кукуруза, рис. Чуть дальше — орехи кешью, на юге — хлопчатник, кофе, в горах — чай, на Занзибаре, куда мы полетим послезавтра, — гвоздика. Мы занимаем первое место в мире по экспорту сизаля и гвоздики. Естественно, собирают много фруктов. Наши ананасы, как вы уже смогли убедиться, самые крупные в мире.

— Я думаю, что еще и самые дешевые. На прошлой неделе мы заезжали на базар, и я купил за один доллар пять огромных ананасов. Правда, поторговался. Ребята повезли их в Москву.

— Ну, я бы не сказал, что это дешево. Мы покупаем дешевле.

— Да?.. А Лена меня изругала, утверждая, что я обидел продавца. Если ей верить, то она потом возвратилась и дала ему еще пять долларов.

— Сейчас будут снимать урожай апельсинов, и за пять долларов можно купить их целый грузовик. Я же вам говорю: у нас все очень дешево. В отдаленных деревнях пять долларов — невиданное состояние. Там почти натуральное хозяйство. Мы посетим такие деревни, это совершенно неисчерпаемый источник дешевой рабочей силы…

Автомобиль въехал в укутанные буйной растительностью ворота и остановился на поляне, заканчивающейся отвесным океанским берегом. На поляне под кронами огромных баобабов стояли домики, стилизованные под уже виденные деревенские хижины. О том, что они именно стилизованы, свидетельствовали оконные рамы и двери, сделанные с заводской тщательностью и покрытые лаком.

Баобабы в природе Родик видел впервые, но узнал эти могучие деревья сразу. Стволы их были настолько толстыми, что выглядели рядом с домиками несуразно, и это придавало пейзажу нереальность детского рисунка. Родик подошел к дереву и потрогал его ствол, оказавшийся мягким и пористым, как пробка. Родик с трудом преодолел в себе желание залезть на этого ветвистого гиганта, возраст которого мог исчисляться тысячелетиями.

Мистер Мбаго, видя интерес гостя, подошел и начал рассказывать, как его предки использовали баобабы для добывания воды в засуху. По его утверждению, одно такое дерево могло обеспечить водой целую деревню, но при этом само погибало. Потому таких огромных и древних баобабов сохранилось немного, а место, куда они приехали, вообще уникально не только для Танзании, но и для всей Африки. Чтобы поселиться в этом отеле, требуется специальное правительственное разрешение, поскольку расположен он в национальном парке. Его часть занимает водно-болотный комплекс, где можно в природных условиях увидеть сотни птиц и земноводных, в том числе огромных анаконд, способных заглотить даже человека. Ходить в окрестностях одному опасно. Поэтому передвижение желательно ограничить берегом океана и огороженной территорией.

Все услышанное Родику не очень понравилось, и он спросил:

— Вероятно, здесь могут ползать мелкие змеи? Ведь для них забор — не преграда.

— Все может быть, — буднично ответил мистер Мбаго. — Хотя змеи не очень любят людные места, но на всякий случай смотрите под ноги. Кстати, если хотите увидеть змей, то недалеко есть террариум.

— Спасибо, в этот раз не будем тратить на них время. Я предпочел бы гиппопотамов, — шутя, предложил Родик.

Однако мистер Мбаго воспринял шутку всерьез и сообщил, что в ближайшие дни Родик посмотрит не только гиппопотамов, но и львов, слонов, жирафов, а также множество других более мелких животных в естественных условиях их обитания.

Такая перспектива Родика нисколько не обрадовала. Он не любил наблюдать животных в неволе. Они вызывали у него жалость. Перспектива встретиться с ними в джунглях страшила. Подвергать себя опасности ради того, чтобы увидеть какого-нибудь злобного хищника, не хотелось. Однако отказываться он не стал, здраво рассудив, что время само расставит все по местам, и если ему суждено встретиться с дикими зверями, то стоит набраться смелости. Терять имидж Родик не собирался.

Быстро стемнело, в зарослях зажглись многочисленные фонари, подсвечивая еще недавно буйную зеленую растительность мертвым люминесцентным светом. Океан, погруженный в темноту, мерно шумел прибоем. Джунгли издавали неизвестные звуки. Опустилась приятная прохлада. Мистер Мбаго предложил поужинать на улице, махнув рукой в сторону освещенной веранды. Родик согласился и пошел туда, стараясь наступать только на каменные дорожки и внимательно глядя под ноги. То ли ему мерещилось, то ли он на самом деле слышал шуршание в траве и в придорожных кустах, и фантазия рисовала ужасные сцены появления ненавистных ему змей. На веранде Родик немного успокоился. Однако тут же ощутил новую опасность — в свете фонарей роилось огромное количество насекомых. Ему вспомнилась смертельно опасная муха цеце… В общем, ночь в полудиких африканских условиях никакого удовольствия ему не доставляла. Даже во время ужина он старался поджимать под себя ноги и рефлекторно озирался по сторонам. Последним испытанием стало размещение в одном из домиков-хижин, для чего пришлось пересечь почти всю территорию отеля, двигаясь иногда в кромешной темноте.

Внутри домик был оборудован прекрасно. Имелось все: от кондиционера до современной душевой кабины. Легкая плетеная мебель с мягкими подушками выглядела очень удобной. Перед тем как воспользоваться благами цивилизации, Родик обследовал помещение на предмет отсутствия ползучих гадов и обнаружил в душе на стене ящерицу — та при виде него не спеша ушла под душевой поддон. «Вдруг под кроватью или где-нибудь в углу затаилась змея? — подумал он, ложась в постель. — Жуть какая-то». Вспомнились слова Корнея Чуковского: «Не ходите, дети, в Африку гулять. В Африке ужасный…» Однако день был длинный и утомительный. Природа взяла свое, и Родик крепко уснул.

Проснулся он рано. На стене, теперь уже напротив кровати, сидела ящерица. Он хлопнул в ладоши, и она куда-то юркнула. Других ползучих гадов в комнате не наблюдалось, но Родик на всякий случай надел ботинки. Солнечные лучи, проникая через окно, упирались в дверь, как бы пытаясь открыть ее. Родик помог им, и в комнату ворвался поток прохладного воздуха, насыщенного знакомыми и незнакомыми запахами. Все вокруг стрекотало, свистело, пело и неизвестно что еще делало, создавая необычную природную симфонию. «Можно просто записать на магнитофон и продавать, как музыку джунглей», — выдал коммерческое предложение практичный мозг. Непрактичная душа, отвергнув такое кощунственное предложение, потянула Родика к океану, бирюзовая даль которого призывно проглядывала сквозь листву. Родик наскоро умылся, отметив, что ящерица опять устроилась на стене в душевой. Он попытался прежним способом испугать ее, но она не среагировала, и он решил оставить ее в покое.

На берегу Родик увидел впечатляющую картину океанского отлива. За песчаной чертой пляжа остались лужи, водоросли, куски кораллов. Родик представлял, как в этих лужах лежат океанские звезды, ежи, ракушки, плещутся разноцветные рыбки и множество другой живности, не сумевшей обогнать отлив и поэтому обреченной на смерть. Смерть эта в виде многочисленных птиц и людей уже заполнила удивительную скатерть-самобранку, каждодневно расстилаемую природой и обеспечивающую неизбежный круговорот. Родик с удовольствием ощутил ни с чем не сравнимый аромат отлива и, зажмурив глаза, впустил в себя ласкающие лучи восходящего солнца. Он был убежден: такая процедура, проделываемая им с детства, позволяет восстановить внутренний энергетический баланс и закрепить утреннюю бодрость. Действительно, все чувства обострились, а звуки, удивительно дополняя друг друга, сложились в кружащую голову музыку — музыку дикой Африки.

Боясь нарушить эту идиллию, он погрузился в созерцание. «Баобаб-отель» просыпался. Со стороны веранды потянулись кулинарные ароматы, которые, смешиваясь с запахом океана, вызвали у Родика острый приступ голода и отвлекли его от поглощения солнечных лучей. Впрочем, солнечные лучи, особенно сильные здесь, в Африке, наверное, уже произвели свое благодатное воздействие, и организм потребовал дополнительного топлива.

Повинуясь физиологическим потребностям, Родик устремился на веранду. Мистер Мбаго, к его удивлению, уже сидел за круглым плетеным столом и потягивал какой-то напиток. При виде Родика он приветливо улыбнулся, привстал для рукопожатия и одновременно другой рукой подал знак официанту. Тот услужливо подскочил к столу и застыл в выжидательной позе.

Родик, глядя на него, подумал, что поведение африканцев — это калейдоскоп поз: женщина, грациозно несущая на голове груз, грязный нищий, подобно мыслителю подпирающий рукой подбородок, прыгающие босоногие мальчишки, гребцы на лодке, воин с копьем и оттянутыми к плечам ушами, выжидающий официант или торговец… Всего не вспомнить. Когда-то и в России можно было создать галерею поз. Однако социализм нивелировал различия между людьми. В серой массе, движущейся по улицам советских городов, выделить что-то яркое и самобытное стало почти невозможно. Единая общность, гордо именуемая теоретиками коммунизма «советским народом», не позволяла различать людей даже по профессиональным особенностям. Продавца можно было принять за академика, а академика — за шахтера, крестьянку — за манекенщицу, а официанта или банщика — за крупного чиновника или партийного деятеля.

Виденные Родиком Африку, Японию, Венесуэлу легко показать посредством жанровых сцен, а Россию — нет. Нас лишили индивидуальности. Еще чуть-чуть — и перестанем мыслить. Утопия Оуэна почти реализовалась. Сколько потребуется поколений, чтобы мы смогли изобразить свою жизнь в виде цепочки жанровых сценок? Вернется ли это когда-нибудь?..

Его размышления прервал мистер Мбаго, пытающийся без переводчика выяснить, что Родик хочет съесть на завтрак. Делал он это на английском языке, который, как и все образованные танзанийцы, знал в совершенстве, и тем самым вызывал у Родика чувство собственной неполноценности. Сосредоточившись, Родик сумел понять, что ему в очередной раз предлагают отведать мясо крокодила или слона. Есть слонов, которые в сознании Родика ассоциировались с домашними животными типа собак и кошек, было противно. А мясо крокодила он уже попробовал, и оно ему не понравилось, поскольку напоминало курицу. Полистав меню, он увидел написанное латинскими буквами слово «каша». Вспомнился пионерский лагерь. Стандартная манная каша и омлет, который тоже значился в предлагаемом перечне блюд. Добавив чай, Родик получил нечто похожее на «завтрак пионера», который съел с большим удовольствием. Правда, при этом с иронией подумал о том, как сильно в нем засело советское воспитание: «Вероятно, девяносто советских людей из ста поступили бы так же. Надо выработать индивидуальный стиль поведения и подавить в себе стадное чувство. Для начала в обед закажу рагу из осьминогов, ракушки и салат из водорослей, а за ужином попробую жареный бок бородавочника с тушеными бананами. В Дар-эс-Саламе я от этого отказался в пользу утки с рисом, свинины и креветок. Было привычно вкусно, но опять же стандартно. Начнем ломать стереотипы поведения с пищи. Пусть это будет первым шагом на пути к индивидуальности. Стану любителем экзотики. И конечно же, соглашусь ехать к диким животным…»

За такими глупыми мыслями прошел завтрак, в конце которого появился Рифат. Со слов мистера Мбаго он описал дальнейшую программу действий.

Сегодня предполагалось проехать на запад, в глубь страны, посмотреть производство кирпича. На обратном пути заглянуть в национальный парк и посмотреть диких животных — то, что в ряде стран и у нас принято называть «сафари». На самом же деле «сафари» в переводе с суахили означает просто поездку и никак не связано с животными. Завтра на самолете из Танги предстояло лететь на Занзибар…

До кирпичного завода ехали очень долго — сначала по шоссе, а потом по пыльным проселочным дорогам. Завод оказался чрезвычайно примитивным. Оборудование, состоящее из слабенького парогенератора, маленькой печи и нескольких транспортеров, стояло под навесами. Стены отсутствовали. Заготовка глиняной массы и ее размещение в формы осуществлялись вручную.

Родик выразил сомнение в целесообразности посещения такого примитивного предприятия.

— Дорогой господин Родион, цель поездки — продемонстрировать вам организацию производства в нашей стране, — пояснил мистер Мбаго. — Как вы видите, стоимость его подготовки в части строительства помещений, автоматизации, жилой инфраструктуры в сравнении с Россией во много раз меньше. Все происходит под открытым небом. Минимальные энергетические затраты плюс дешевая рабочая сила являются главными факторами инвестиционной привлекательности Африки. Кроме того, думаю, вам ясно, насколько перспективно применение ваших прессов.

— В этом ключе действительно познавательно, — согласился Родик. — Однако необходимо понять, как это согласуется с получением международных сертификатов, особенно для пищевой продукции. Ведь эти полуголые люди должны, вероятно, пройти медицинское освидетельствование, получить спецодежду. Помещения, даже если это простые навесы, тоже должны быть проверены на соответствие санитарно-эпидемиологическим и другим требованиям.

— Конечно, но у нас все иначе, чем вы себе представляете. Предлагаю эти задачи возложить на нашу сторону без изменений распределения вложений и прибылей.

— Согласен. Это снимет ряд вопросов, возникших у меня сегодня. Однако нам все равно нужен специалист в части такого «строительства». Ведь деньги даже на навесы следует планировать в ближайшее время.

— Мы найдем такого человека. Я же вам обещал еще вчера. Оплачивать его услуги мы будем сами. Давайте отложим обсуждение этого момента на несколько дней…

— Хорошо, но строить производство прошлого века мы не планировали. Надо искать какую-то золотую середину. Гордиться отсутствием механизации я не стал бы. На примитивном ручном труде далеко не уедешь.

— Не хочу с вами спорить. В целом вы правы, но нашу специфику вам необходимо понять и учесть. Сегодня для нас важнее создание рабочих мест, а не механизация и автоматизация. Прогресс мы не отрицаем, но социальные вопросы в части занятости населения чрезвычайно важны. А это сегодня в основном ручной труд. Стоимость одного экскаватора, для которого следует еще найти и обучить оператора, в несколько раз превышает затраты на содержание нескольких деревень в течение двух-трех лет. Нужно ли в таких условиях покупать экскаватор?

— Думаю, что нужно…

— А не боитесь нарушить существующий баланс?

— Но нельзя же жить одной ногой в двадцатом веке, а другой — в восемнадцатом. Вы детей в Оксфорде учите. У вас имеется достаточно серьезная научно-техническая интеллигенция. Городская инфраструктура в некоторых случаях развита лучше, чем у нас. А такие диспропорции действительно опасны.

— В этих диспропорциях живет почти вся Африка. Вы еще не видели настоящей нищеты сельского труженика. Какая механизация? Он мотыгу купить не может, палками землю обрабатывает. В отдельные сезоны голодает. Детская смертность — огромная. Медицинского обслуживания даже на бумаге нет. Болезни, эпидемии…

— Нашли чем гордиться… И все же я с вами не согласен. Как производить горные работы без техники?

— Я не говорю обо всех работах. Конечно, есть области, где без механизмов сложно обеспечить требуемые объемы только за счет ручного труда, но и там его доля велика. Вы еще не встречались с умышленными поломками техники…

— Читал в учебниках по истории Средних веков.

— Вы опять о другом. Мы — в Африке. Это реалии, с которыми надо считаться. Так было, так есть и, я думаю, так еще очень долго будет. Я хочу, чтобы вы поняли — это то, что позволит нам всем заработать деньги. А развитие Африки, борьба с голодом и эпидемиями — не наша задача. Оставьте ее общественным организациям. Им тоже надо чем-то заниматься.

— Вы меня не убедили. Развитие техники сегодня страшно ускорилось. То, что раньше внедрялось десятилетиями, нынче проходит путь от зарождения идеи до практического воплощения за месяцы. Посмотрите, как развивается вычислительная техника… Следуя вашим доводам, мы рискуем не только ничего не заработать, но и все потерять…

В это время подъехал автомобиль, и беседа на некоторое время прервалась.

Спор продолжился в автомобиле и вызвал у Родика массу противоречивых чувств. Ему как грамотному инженеру претило в конце двадцатого века создавать морально и технически устаревшие предприятия. Однако убедить в этом мистера Мбаго не удавалось. Он знал что-то такое, что было трудно или невозможно объяснить и что совершенно не укладывалось в представления Родика, воспитанного на примерах советского масштабного, оснащенного современной техникой производства.

Родик, как всегда в таких случаях, распалился, и спор начал приобретать черты острой полемики, которую прервал водитель — он сообщил, что они приехали в национальный парк, и мистеру Мбаго надо выйти и договориться о сафари. Через несколько минут мистер Мбаго вернулся. За ним шел африканец в форменной одежде с корзиной, наполненной фруктами. Автомобиль тронулся, и не успел Родик спросить, для чего принесли фрукты, как снова остановился. Все вышли, и только тогда Родик увидел, что окрестности густо заселены обезьянами. Африканец протянул ему кисть бананов. Родик едва сделал несколько шагов, как к нему, злобно скаля зубы, подскочила обезьяна и попыталась отнять лакомство. Ее примеру последовали другие, но Родик, опасаясь за себя, бросил им все, что было у него в руках. Обезьяны не схватили бананы сразу, а, перебрав гроздь, отделили спелые и стали чистить их, совсем как люди. Зеленые же плоды остались лежать на земле не тронутыми. Каким-то образом одна из обезьян залезла в машину и, пока водитель выгонял ее и закрывал двери, успела своровать банку с кока-колой. Отбежав в сторону, она принялась бить банку о землю, наконец, добралась до жидкости и, чмокая, высосала все до конца, а банку бросила в заросли. Там ее подхватили другие обезьяны, и яркая этикетка замелькала между ветвей деревьев. К этому моменту Родик уже немного освоился и заметил, что фрукты едят лишь взрослые особи. Многочисленным детенышам ничего не перепадало. Он попробовал восстановить справедливость, но получил агрессивный отпор, не на шутку испугавший его. Обезьяны скалились, совершали угрожающие движения, пытались укусить. В общем, удовольствия общение с ними Родику не доставило. Родик, не желая больше испытывать судьбу, удалился в машину, на крыше которой также устроились несколько обезьян. Вскоре вернулись все остальные. Дальнейший осмотр парка проходил из салона автомобиля. Стада слонов, жирафов, зебр, антилоп, находящиеся в угрожающей близости от них, не произвели на Родика никакого впечатления, лишь обострили чувство повышенной опасности. Он предпочел бы такое наблюдать по телевизору…

Где-то вдали, на фоне выжженной травы и деревьев с плоскими кронами, удалось увидеть львов. В конце экскурсии подъехали к затоптанному и грязному водоему, в котором лежали гиппопотамы. Остановились вдали и, чтобы лучше разглядеть этих гигантов, решили немного пройти пешком. Родик открыл дверь автомобиля и ступил на землю. Вдруг трава под ногой ожила крупной зеленой змеей. Родик отпрыгнул и выругался, а сопровождающий их служитель парка радостно крикнул: «Грин мамба!» и начал что-то рассказывать на суахили. Рифат перевел, что им повезло увидеть королеву змей, от укуса которой не существует противоядия, кроме того, она является самой быстрой змеей в мире. Родик радости от этой информации не испытал. Подойдя к дереву, он, не обращая внимания на протестующие знаки гида, выломал палку и стал обстукивать ею траву и кусты перед собой по ходу движения. Рифат объяснил ему, что дотрагиваться до деревьев и кустов небезопасно, поскольку на них очень много древесных змей, и гид именно об этом пытался предупредить. Приглядевшись к деревьям, Родик заметил огромное количество свисающих с веток змеиных шкур, хорошо знакомых ему еще с институтского похода на подмосковное Плещеево озеро. Там он от нечего делать охотился на змей, отрубая им головы и сдирая шкуры. От этого Родику стало совсем неуютно, и смотреть гиппопотамов расхотелось. Испытывая неприятную слабость в ногах, но не желая показывать страх, он до конца вытерпел созерцание на вид неуклюжих бегемотов, потешно раскрывающих огромные зубастые пасти и прыгающих друг на друга или безучастно валяющихся в мутной воде. Картина эта была впечатляющей. Однако облегчение Родик испытал только тогда, когда наконец очутился в салоне автомобиля, взявшего обратный курс.

В завершение он долго благодарил гида и мистера Мбаго за доставленное удовольствие, мысленно дав себе слово больше никогда не ездить на сафари.

После сафари все страхи «Баобаб-отеля» показались Родику ничтожными. Поздоровавшись с ящерицей, он принял душ и почти мгновенно заснул. Разбудил его телефонный звонок. Родик поднял трубку и спросонья несколько раз сказал «да», сразу не поняв, что это автоматический телефонный будильник. Было семь утра. Он полежал еще немного и пошел бриться.

Предстояло лететь на самолете из Танги до Занзибара. Самолетик оказался крошечным монопланом. В салоне можно было разместить не более двенадцати человек. Летели же, включая Родика, Рифата и мистера Мбаго, восемь. Самолет резко, почти без разгона взмыл в небо так, что Родика вдавило в спинку кресла. В это время, вероятно, от перегрузки дверь кабины пилотов открылась, и Родик с ужасом увидел, что там сидит только один человек. Африканка. И, судя по шее, затянутой в воротничок форменной рубашки, — молодая. Родик чувствовал себя неуютно даже в автомобиле, если его вела женщина. Лететь же на самолете, управляемом девушкой, стало для него еще одним африканским испытанием. Это не было страхом. Он испытывал совсем другое чувство. Подчиняясь какой-то неведомой силе, Родик встал со своего места и просунул голову в открывшийся проем. Девушка за штурвалом, ощутив, что кто-то стоит за спиной, повернула голову, сверкнув белозубой улыбкой. Родик тоже улыбнулся, вытащил из кармана чудом сохранившийся брелок с маленькой матрешкой и протянул его ей. Она тут же бросила штурвал и со смехом что-то заговорила, подбрасывая брелок. Родик от такой неожиданной реакции оторопел. Посмотрев вниз, он увидел голубую гладь воды и разбросанные по ней острова. В голову пришла глупая мысль о том, что упасть лучше в воду… Однако самолетик продолжал лететь ровно. Вероятно, девушка продумала свои действия и предприняла соответствующие меры. Приземление прошло хорошо. Они подрулили прямо ко входу в здание аэропорта, что создало впечатление отсутствия других самолетов. В небольшом здании было безлюдно, нарушали безмятежность лишь несколько служащих и полицейских, не проявивших интереса к прилетевшим.

Само слово «Занзибар» с детства ассоциировалось у Родика с чем-то таинственным. Но никак не вызывало в мыслях живописный восточный город с узкими древними улочками, пригодными только для пешего передвижения и образуемыми в большей степени резными дверями, а не стенами почти одинаковых домиков. Здесь Родик ощущал, что время сдвинулось далеко назад. Такое восприятие усугублялось одеждой окружающих людей — в основной своей массе черной. Женщины еще и кутались в черные платки так, что видны были только их глаза, цвет же их кожи выдавали руки. Они далеко не у всех были черными — чаще шоколадного цвета, что удивило Родика.

Мистер Мбаго по-хозяйски открыл одну из бесчисленных дверей и жестом пригласил всех войти в помещение, явно сохранившееся с давних времен. Их взорам открылся огромный темный зал с покрытыми серой плесенью стенами. В углу — освещенный скудным светом — лежал ковер, на котором были разбросаны красивые, с бархатными чехлами подушки. Мистер Мбаго прошел к ковру и сел на одну из подушек. Из темноты тут же вынырнула закутанная в черное фигура с подносом. Походка выдавала в ней женщину. На подносе стояли замысловатой формы чайник, хлеб, кажущийся в полумраке белоснежным, и пиалы, в одной из которых была масса, похожая на мед. Мистер Мбаго наполнил пиалы чаем и, отломив хлеб, окунул его в эту массу, приглашая всех последовать его примеру. Родик рискнул попробовать только хлеб, действительно оказавшийся очень вкусным — хотя, возможно, Родик просто проголодался. В помещении царила прохлада, несмотря на явное отсутствие кондиционеров. Не было и никаких признаков электричества. Родик сначала решил, что это такой стилизованный ресторан, а чай — обычная прелюдия к сытному обеду. Однако продолжения трапезы не последовало. Посидев еще минут десять — пятнадцать, мистер Мбаго, сделав руками движение около лица, характерное для мусульман, заканчивающих прием пищи, поднялся и жестом предложил всем удалиться.

Яркое дневное солнце ослепило Родика, успевшего привыкнуть к темноте. Поэтому он не сразу увидел перед собой величественный храм с христианской атрибутикой, плохо сочетающейся с исламским окружением. Контраст был достаточно разительным, и Родик спросил об этом мистера Мбаго.

И тут вся таинственность поведения мистера Мбаго прояснилась. Оказалось, что они находятся на месте одного из самых больших на континенте рынков рабов. Сюда до конца прошлого века свозили людей со всей восточной Африки. Держали их без пищи и воды, истязали. В живых оставались лишь наиболее сильные, которых продавали. Основными работорговцами были арабы. После отмены работорговли они остались в Занзибаре и перемешались с местным населением. Причем смешение это происходило насильственно — с целью снятия социальной напряженности. В результате основное население Занзибара — люди, в жилах которых течет кровь африканцев и арабов, и привычный иссиня-черный цвет кожи тут редкость.

— Сегодня об ужасах рабства многие стараются не вспоминать, но я каждый раз, приезжая на Занзибар, отдаю дань памяти нашим замученным здесь предкам, — закончил свой рассказ мистер Мбаго.

— А откуда появилась эта церковь? — спросил Родик.

— Среди работорговцев, помимо арабов, были и европейцы. Вероятно, они, чувствуя свою вину, и построили этот храм. Можем зайти внутрь. Его в основном посещают туристы.

— Давайте зайдем…

Осмотрев церковь, оказавшуюся типично англиканской и не имеющей особых архитектурных изысков, вышли к порту. Там у самого берега океана разместились живописные, окутанные дымом мангалов открытые рестораны. Вблизи аппетитные запахи еще сильнее распалили чувство голода, и все решили, что лучшего места для обеда не найти. Они уселись за столиком почти у кромки воды, где легкий океанский бриз слегка компенсировал полуденный солнцепек.

Вскоре подали рыбу в банановых листьях, много фруктов, воду и виски.

— Господин Родион, мы посмотрели все достопримечательности острова. Если есть желание, завтра можем поехать и познакомиться с организацией производства гвоздики, — ловко расправляясь с рыбой, предложил мистер Мбаго.

— И снова увидим массу ручного труда? — спросил Родик, вспомнив вчерашний спор.

— Естественно.

— И что мы почерпнем там полезного для нашего бизнеса или интеллектуального развития?

— Вы посмотрите всемирно известные плантации одной из лучших пряностей Востока.

— Не вижу смысла трястись по проселочным дорогам и жечь бензин. Тем более что вам, вероятно, придется нанимать автомобиль. Давайте на этот раз сэкономим деньги и время. Лучше вернемся в Дар-эс-Салам. Я хотел бы связаться с Москвой, меня волнует, что там происходит. Да и, может, возникли вопросы, решение которых требует моего вмешательства. Если останется время, то лучше пройдем по сувенирным магазинам в Дар-эс-Саламе. Вы обещали показать мне мыльный камень, а я должен дочке привезти ракушки — мы с ней собираем коллекцию. И в океане хочется искупаться, я вам об этом уже говорил…

— Желание гостя — закон. Завтра утром возвратимся в Дар.

— Я надеюсь, не на самолете? Я с большим удовольствием воспользовался бы, если это возможно, морским путем.

— Я так и планировал. До Дара — полтора-два часа хода на скоростном катере.

— Спасибо. Мистер Мбаго, вы устроили нам чудесную поездку. Я хочу выпить за ваше здоровье, за процветание вашей семьи…

Утром у причала их ждал с детства знакомый катер на подводных крыльях типа «Метеор», явно изготовленный в Советском Союзе. Родик обрадовался ему, как родному, и громко выразил свои эмоции несколькими нецензурными эпитетами. Неожиданно он услышал, как кто-то в той же манере пожурил его за то, что он матерится в общественном месте.

Родик обернулся и увидел двух молодых людей, внешность которых, несмотря на загар, не оставляла сомнения в их происхождении.

— Привет. Вы откуда? — больше для того, чтобы начать разговор, спросил Родик.

— Мы из Поти, — радостно улыбнулся один из парней.

— А мы из Москвы, — сообщил Родик. — Давайте знакомиться. Это Рифат, меня зовут Родион, а это наш партнер — мистер Мбаго. Вы чем занимаетесь?

— У нас тут бизнес. Мы переправили сюда шесть судов. Открыли офис, прилично зарабатываем. Меня зовут Георгий, моего помощника — Марат. Проходите. Мы вас сейчас познакомим со всем экипажем. У нас редко бывают свои. Услышали мат и обрадовались. Что там у вас в Москве за буза произошла?

— Да сами не успели разобраться. Пришлось сюда ехать. Думаю, что это плановое мероприятие наших руководителей.

— Мы тут много чего наслушались, и нам так не кажется…

— Ладно, ребята, не мучайте себя политикой. Давайте лучше выпьем за встречу.

— С удовольствием!

Родик достал чудом сохранившуюся бутылку водки и спросил:

— Стаканы на судне есть?

— Какое же судно без стаканов? Давно водку не пили… Мы вас тоже угостим местным напитком под названием «Виски», — ответил Марат. — Вот только отчалим.

— Отдадим концы, — поправил Родик.

— Концы — это в СССР отдают, а здесь будем отчаливать. Чем вы здесь собираетесь заниматься?

— Внедряем технологии по переработке сельскохозяйственной продукции.

— Это ничего, можно. А то тут одни приезжали золото добывать… Ха-ха. Хорошо, что своими ножками утопали.

— Что, им лицензии не дали? — спросил Рифат.

— Дали… Потом еще добавили. Вы что, с неба свалились?

— С неба, — чтобы перевести разговор на другую тему, сказал Родик. — Сюда прилетели на самолетике. Его африканка пилотировала. Я чуть от страха не помер, но потом подарил ей матрешку, и все обошлось.

— Африканки — это нечто. Есть очень-очень… но опасно. Это как русская рулетка. Восемь из десяти могут таким наградить, что всю жизнь лечиться будешь. А им мы нравимся.

— Это вам так кажется, — заметил Рифат. — Вы думаете, что если они до вас дотрагиваются, то это знак сексуального интереса? Ошибаетесь. Они так общаются.

— Я не это имею в виду. Мы здесь уже больше года, все знаем. Их только позови… Они тут же за твой банан ухватятся. Первобытный инстинкт, а если еще доллар дать… Ну, вроде все загрузились. Поднимайтесь вон туда. Подождите чуть-чуть, сейчас из порта выйдем и присоединимся к вам.