Шлак 4.0

Глава 12

Стрельба то затихала, то усиливалась, её эхо наверняка достигало Загона, и самое позднее через час здесь соберутся все патрули. Мои спасители спешили уйти как можно дальше, видимо, поэтому они никак не могли взять единый ритм, и дёргали носилки каждый в свою сторону, перекашивая их и заставляя меня шипеть от боли. Чтобы сдержать рвавшиеся с языка ругательства, я закусил большой палец, пытаясь одной болью перебить другую, и только похныкивал, когда очередной неудачный рывок бросал меня на грань потери сознания.

Вылечусь, найду каждого чёртова носильщика и заставлю почувствовать то, что чувствую сейчас я.

Носилки вдруг опустили на землю. Я выдохнул. Боль по-прежнему оставалась во мне, но стала уже не столь яркой, позволяя дышать и говорить. Я попросил воды, увы, меня не услышали, или попросту проигнорировали. Носильщики поменялись местами и двинулись дальше. Стрельба прекратилась, стало непривычно тихо, и если бы не шелест гравия под подошвами ботинок и тяжёлое дыхание, я бы решил, что оглох.

Носильщики ещё несколько раз останавливались и менялись местами. За это время прошли больше километра. Русло постепенно исчезало, поднимаясь, сглаживаясь и сливаясь с пустошью, и вскоре пропало вовсе. Слева от меня появились терриконы, сначала невысокие и неровные, как ссыпанные из грузовика земляные кучи; потом становились выше, выше и, наконец, превратились в горы. Почти сразу после этого вышли на дорогу. У обочины стояла тентованная электроплатформа, на борту был намалёван логотип Смертной ямы — перевёрнутый треугольник с кругом в виде пулевой отметины.

Меня положили в кузов, и тут же нежные руки коснулись лица. Я вздрогнул.

— Алиса?

— Тихо, Дон, тихо. Тебе нельзя разговаривать. Береги силы.

— Как же так? Алиса… С Данарой что?

— Всё в порядке, не беспокойся.

— Но… Почему ты здесь?

Алиса приподняла мою голову и поднесла ко рту бутылку. Вода. Я стал пить, захлёбываясь и фыркая. Вода, вода! Ещё бы порошка на понюшку, чтобы наконец-то забыть о боли.

— Мне бы нюхнуть. А? Хоть немножко.

— Ничего нет, Дон, — Алиса, продолжала поглаживать моё лицо, и от её прикосновений я млел. — Прости, ни порошка, ни оживителя. Придётся потерпеть.

В кузов заглянул Гвидон.

— Как вы тут? Этот жив?

— Жив, дядя Лёш. Вы сами как? Все вернулись?

— Вернулись. Фломастера малость зацепило, — и обернулся, коротко приказав. — Садимся.

Кузов затрясся, вдоль бортов начали усаживаться люди. Я увидел берцы, приклад ружья. Заработал двигатель, платформа плавно сошла с места и поехала, покачиваясь. Чем-то это напомнило тот далёкий-далёкий день, когда я вот так же лежал на полу грузовика, а вокруг такие же берцы, приклады.

Ехали медленно. Голова моя покоилась на коленях Алисы, всё происходящее казалось калейдоскопом. Я впадал в забытье, на очередной кочке очухивался, широко раскрывал глаза и тянулся к какому-то виденью перед собой, вздрагивал и, не успев понять, что же такое вижу, снова впадал в беспамятство. Потом почувствовал, как меня вытаскивают из кузова и несут. Боли не было, помутнённое сознание отказывалось воспринимать её вместе с реальностью. Это хорошо, это правильно…

Но внезапно боль вернулась — невыносимая, кипящая. Я заорал, одновременно осознавая, что лежу на животе, голый. Кто-то держит мои ноги, руки, а спину режут ржавым зазубренным ножом.

Усталый голос произнёс:

— Не достану. Переворачивайте.

Меня перевернули. Я увидел над собой лампу, а на её ослепляющем фоне лицо пожилой женщины. Демонесса. В правой руке она держала нож, красный от крови.

— Нужен рентген.

— Где ж его взять, Тамара Андреевна?

Это Алиса. Я прошептал:

— Алиса…

Она наклонилась ко мне.

— Алиса, не надо… — я почти плакал. — Больно… Пожалуйста…

Левый бок обожгло. Я выгнулся дугой, застонал сквозь зубы, но сдержался, не закричал, только слёзы покатились из глаз.

— Пусть кричит, не держит в себе, — посоветовала врач. — Здесь это нормально.

Я хотел спросить, где «здесь» и почему «нормально», но бок обожгло снова, и меня опять выгнуло в арочный мост. Каким-то архаичным инструментом врач развела мои рёбра и начала ковыряться в теле, а я никак не мог отключиться, чтобы не чувствовать и не видеть всего этого…

Но всё-таки отключился, потому что в следующее возвращение я уже лежал на дощатых нарах, укрытый тонким одеялом и дрожал. Тело сочилось потом, зубы стучали. Алиса сидела рядом на табурете, склонившись надо мной и обхватив голову ладонями. Сколько она так просидела? И тут же другая мысль: это ради меня… ради меня…

Четыре дня я провалялся в полубреду, то приходя в себя, то вновь впадая в беспамятство, а потом вдруг осознал, что выздоровел. Ничто не болело, голова ясная. Только внутри пустота, словно не хватает чего-то.

Чего?

Я сел на нарах, спустил ноги на пол. По-прежнему голый, босый. Рядом ни штанов, ни какой-нибудь тряпки, чтобы прикрыть срам. Встал, завернулся в одеяло. Пахло пылью, потом, крапивницей. Под голыми ступнями ощущался холод земли. Где я?

Возле нар на кособоком столике горел жировой светильник. Маленький огонёчек трепетал при каждом колыхании воздуха, того и гляди потухнет. Странно, что нет электричества, в Загоне оно есть везде, даже на свалке. Или я не в Загоне? Да нет же, в нём родимом. Но почему я не вижу в темноте? Впрочем, это как раз понятно. Наногранды ушли на восстановление, потому мне и не хватает чего-то. Надо найти заветный портсигар, в нём ещё четыре дозы.

Я поднял светильник. Огонёк встрепенулся и стал как будто ярче, выхватив из темноты пол, стены, потолок. Всё земляное, словно могила. Но могилы такими большими не бывают, и в них нет нары, и нет подпорок, удерживающих потолок от обрушения. Более всего это походило на неудачную копию жилого блока, или даже на тот подвал, в котором я очутился после похищения.

На двух нарах лежали люди. Один спал, шевеля губами и посапывая, второй смотрел на меня. Молодой парень, не больше двадцати пять лет, худощавый, скуластый, на голове светлый ёршик, под носом щетинистые усики, призванные придать ему мужественный вид, но при этом совершенно не придававшие. Увидев, что я встал, он приподнялся на локте и ухмыльнулся:

— Ну ты чёрт. Везунчик. Никто не верил, что выживешь, хоть и заряжен был.

Я подошёл, присел на край нар.

— Ты сам-то кто?

— Будем знакомы: Фломастер, — он протянул руку.

— Слышал это имя на свалке. Гвидон говорил, пулю за меня поймал?

— Есть малость, — парень приподнял одеяло, показывая перевязанную выше колена ногу. — Ерунда, цепануло малость, через пару дней бегать буду.

— А где мы?

— В Петлюровке. Где ещё нам быть? А это нора в терриконе. Ушлые граждане копают, сдают нуждающимся, с того и живут. Райончик тоже Норой называется, так что это нора в Норе. Прикольно? Теперь здесь жить будем. Когда Мёрзлого прихватили, мы в пустоши были. Ты же знаешь Гвидона, его хлебом не корми, дай народ по пустоши погонять. Вот он и гонял. Хорошо хоть не по полной выкладке, а в шортах и маечках. Хотя, наверное, наоборот плохо. Если б со всей экипировкой, с оружием… — Фломастер замотал головой. — Или всё-таки хорошо? Короче, сам суди. Пока бегали, поднялась стрельба. Видел у нас тридцатимиллиметровые пушечки на крыше? Вот они и стреляли. Контора отправила против ЦБ четыре сотни варанов, специально с Земли доставили. Красивые, в полной упаковке. Половина прошли через полигон. Их никто не остановил, за своих посчитали. А вторая половина развернулась в цепь и рванула напрямую по пустырю, их-то пушки и встретили. Баран тот, кто варанами командовал. Два десятка положили от нечего делать. Нахера, спрашивается, в открытую переть? Остальных тоже бы перебили, но подошла первая половина. Уложили взрывчатку, выбили дверь и зачистили весь Центр. И у нас и у них потери были серьёзные, но их почти в шесть раз больше. Наши в это время кто на внешке сидел, кто как мы… В общем, если бы мы по полной форме пустошь пугали, то по-любому варанам в спину ударили, и полегли бы как один, глупо и геройски. Вот я и не знаю, хорошо, что мы без оружия были или плохо? — он снова тряхнул головой. — Короче, Гвидон велел затихариться. До темноты просидели у реки, а ночью обошли полигон и рванули в Петлюровку. Гвидон нашёл кого-то из местных, договорился, нас в Нору определили. Пять дней куковали, кто-то даже работу нашёл. Прикинь? А на шестой день вечером пришла команда, типа, надо кого-то со свалки вытащить. Оружия ноль, одежда сам видел. Гвидон дельный командир, добыл где-то платформу, три ружья на восемь человек. Но делать нечего, поехали. По дороге Алису Вячеславовну подобрали и с ней бабёнку какую-то, нюхачку конченную. Она как в угол забилась, так до конца и не вылазила…

Я закусил губу. Получается, Данара всё время была с нами, и даже не подошла ко мне. Впрочем, почему она должна была подойти? Она уже другая. Прав Фломастер: конченная.

— Доехали до конца терриконов, — продолжал штурмовик, — и сухим руслом добрались до тебя. Забрали, привезли сюда. Пока ехали, ставки на тебя делали, выживешь или нет. Не обижайся только, ладно? Не со зла мы. Гвидон сказал, что выживешь, а мы все против. Тебе мусорщики в спину три пули загнали, с такими ранами не выживают. Пусть и заряженный ты был, но всё равно не выживают. Тамара Андреевна, когда пришла, сразу сказала, что операцию ты не переживёшь. А ты пережил, и сейчас вон свеженький какой. Получается, Гвидон выиграл.

Три пули. Я почему-то думал, одну.

— На что хоть спорили?

— Да на что сейчас можно спорить? На щелбаны. Будут у нас лбы трещать.

— Стерпите. Остальные где?

— Кто где. За жильё-то платить полагается. Гном вышибалой в кабаке рядом, Алиса Вячеславовна на кухне. Помыть чё, принести.

Мысль, что Алиса, положенка, дочка Мёрзлого, в занюханном кабаке посуду моет, ради меня, как жена декабриста… Разве не приятно? Значит я для неё больше чем на пару раз.

— А женщина, которая нюхачка?

— Да под нарами где-то сидит. Дикая, боится всех, — Фломастер хмыкнул. — Но сама ничё так. Помыть бы её, причесать, подкрасить, классная бабёнка получится. Проституткой можно пристроить. Я б ей по самые гланды всандалил.

Я вбил кулак ему в нос. Без нанограндов сила не та, да и скорость тоже, но Фломастер всё равно хрюкнул, голова откинулась, из носа струйкой потекла кровь. Однако стенать и плакать не стал. Крепкий парнишка. Вскочил, ударил в ответ. Хорошо ударил, ладонью по уху наотмашь. Меня повело. Руки опустились, одеяло спало. Ждать, когда я приду в норму, Фломастер не стал и, не смотря на рану в ноге, пошёл вперёд, нанося короткие боковые: раз-два, раз-два. Я увернулся, присел, шагнул в сторону, поставил блок. Фломастер не унимался, продолжал бить. Силёнок ему хватало, дыхалки тоже, молодой, здоровый. Дважды неплохо зарядил мне в грудь. Я снова скользнул в бок и ударил левой под рёбра. Он согнулся, раскрылся, и я от души во второй раз приласкал его по носу.

Парнишку крутануло и бросило на нары. Он закашлялся, попытался подняться, я не позволил. Подскочил и кулаком в челюсть поставил точку в поединке.

— Молодец, — услышал я. — Как встал, так и пошёл кулаками махать. Сразу видно: поправился.

В дверях стоял Гвидон, из-за его плеча выглядывала Алиса.

— А он такой, дядя Лёш. Ага. Ему лишь бы подраться. Злая кровь покоя не даёт.

— Проводник, понятно дело. Не зря мы их отлавливали.

Я повернулся к ним. В запарке не сразу вспомнил, что стою голый. Когда вспомнил — твою мать! — резко присел, подобрал одеяло. Алиса засмеялась, Гвидон покачал головой.

— Приведи себя в порядок, боец, — и подошёл к Фломастеру. — Ну а ты как? Тебе-то чего не хватило?

Тот начал бубнить неразборчиво, не отошёл ещё от нокдауна.

Я обмотался одеялом, вернулся к своим нарам. Алиса присела рядом, губы по-прежнему расплывались в улыбке, ситуация казалась ей забавной.

— Зачем ты на него набросился?

— Выпросил.

— Последнее время у тебя часто выпрашивают.

— Фонарь не выпрашивал, — напомнил я ей за безобидного квартиранта. Что ни говори, а его кровь на её руках.

На мой упрёк Алиса лишь пожала плечами.

— Это была необходимость.

— Как выяснилось, не такая уж и необходимая необходимость. В Загон мы попали через задний проход.

— Он бы не дошёл, слаб был.

Какая она всё-таки циничная. Люди для неё не более чем средство достижения цели. Нигилистка, одним словом.

— Ладно, забыли. Одежда моя где?

— Загляни под нары.

Я заглянул. Там стояли берцы, стопочкой лежала одежда: чистая, сухая. Тут же разгрузка, тактический пояс. Стыдливо прикрываясь одеялом, я натянул штаны, обулся. Алиса следила за мной. Улыбка была то ли игривая, то ли издевательская, сложно понять, но в любом случае, меня она смущала.

— Ты могла бы не смотреть?

Алиса провела по губам кончиком языка, словно заигрывая, а вернее, раззадоривая.

— А я могу увидеть что-то новое?

Нового она вряд ли увидит. Что тут вообще может быть нового?

— Дон, — Алиса всплеснула руками, — ты стесняешься. О, Господи! Меня? Или ты боишься, что твоя жена увидит нас вместе? — игривость вдруг исчезла, голос зазвучал жёстко. — Так она не поймёт. Она не помнит тебя. Ты для неё тень, как и все остальные.

Может и тень. Да, скорее всего тень. Но она по-прежнему моя жена. Мы прожили семь лет, и взять вот так всё и выбросить из памяти… Нельзя, невозможно, и невозможно оттолкнуть Алису. Я помню, как она сидела рядом, пока я пластом валялся на нарах не в силах прожевать кусок крапивницы. Она делала это за меня: жевала и вкладывала кашицу в рот, чтобы я жил.

Я надел рубашку, разгрузку, застегнул пояс. Пока натягивал плащ, искал, что ответить, не нашёл. Я люблю Алису, и я люблю Данару, какая бы она ни была. На свалке я хотел оставить её. Смалодушничал. Больше этого не повторится.

— Портсигар мой где?

— Ушёл на оплату лечения. Жизнь на нелегальном положении дорогая.

— Хотя бы один шприц могла оставить.

Меня потряхивало, организм требовал дозы. Без подзарядки я обычный, слабый человек, драка с Фломастеров показала это нагляднейшим образом. Пусть я немного сильнее, немного быстрее, лучше держу удар. Но душу гложет, каждая клеточка кричит: дай! Да и пользы от меня заряженного будет больше.

— Не могла. Сейчас ты нужен такой как есть. На постах, на дорогах, в жилых блоках — вараны. Здесь в Петлюровке тоже. Все под дозой. Если чувствуют силу, хватают, проверяют, отправляют в яму. Там сейчас концлагерь, держат всех неблагонадёжных. Много наших. Кого-то уже трансформировали, кто-то ждёт очереди.

— Дряхлый там?

— Возможно. Для начала надо поговорить со Свиристелько. Только он может дать необходимую информацию.

— Так почему до сих пор не поговорила?

— Ждала, когда ты поправишься, — она достала планшет Гвоздя. — А теперь готова. Приступим?

И отстучала:

Здравствуйте, многоуважаемый Андрей Петрович.

Сообщение ушло, но с ответом Свиристелько не торопился. Никто и не рассчитывал, что он тут же кинется отвечать. Мало ли кто может написать тебе с планшета давно почившего Гвоздя. Вдруг подстава? Да и про Грота он наверняка в курсе. Все его подельники так или иначе отдали богу душу, и надо крепко подумать, прежде чем что-то сказать.

Чтобы думалось лучше, Алиса отправила скрин с переговорами по формуле. Пока Свиристелько переваривал прочитанное, я спросил:

— Знаешь, кого я на свалке встретил?

Судя по выражению лица, её это не слишком беспокоило. Кого можно встретить на свалке? Не Льва Толстого конечно. Поэтому я быстро добавил:

— Тебе будет интересно.

Алиса вздохнула:

— Ну и кого же?

— Коптича.

Ей действительно стало интересно.

— Коптича? Вот же сволочь. Выжил, значит, гнида мерзкая.

— За что ты его так?

— За что? Поверь, этот… — Алиса замялась, подбирая слово. — Неважно. Плохой он. И тоже проводник. Мы сотрудничали с ним. Всё нормально было, выполнял особые задания в паре с Желатином, а потом перевёл на свою карту полтора миллиона статов и сбежал. Своровать-то он сумел, а то, что карточку заблокировать можно и отследить, не подумал. Взяли его в Квартирнике — и в яму, оттуда в шоу. Думали сдох. А он выжил.

— Мне он другую историю рассказал.

— С ним нельзя разговаривать. Если больше трёх слов произнесёт, стреляй не задумываясь, иначе заболтает. Заговаривает человека, подталкивает к нужной мысли и заставляет выполнять свои приказы. Может создать фантом. Вроде бы стоит перед тобой, а на самом деле это трёхмерное изображение. Сволочь! Значит, это он Крыс? Надо послать ребят, чтоб убрали его…

Планшет пискнул ответным сообщением. Мы одновременно склонились к экрану, едва не столкнувшись лбами.

Чё ты хочешь, шлак?

Не очень-то вежливо ведёт себя этот Свиристелькин. Алиса облизнула губки и отправила ответ:

Почему вы считаете, что мне от вас что-то нужно?

А иначе ты бы сдал меня давно!!! Так чё ты хочешь, пень паршивый??? Зелёную майку?%⁇ Бабло??? Бабла нет, сразу предупреждаю. Было бы оно, стал бы я связываться с этим говноедом из Квартирнику! Здох он и хорошо. Чё те надо777

Свиристелько нервничал до такой степени, что писал с ошибками. Наверное, сразу всеми пальцами кнопки тыкал.

Успокойтесь, Андрей Петрович, мне не нужны статус или деньги. От вас всего лишь требуется информация, которой вы, несомненно, обладаете. Обещаю, как только получу интересующие меня данные, я верну вам планшет со словами благодарности за сотрудничество.

Я вскинул брови:

— В самом деле вернёшь?

— Дон, ну хоть ты не тормози. После первого же слива он станет моей вечной дойной коровой.

— Мне кажется, он это понимает.

— Конечно понимает, но рассчитывает на лучшее, потому что другого выхода у него нет. Тавроди сильно расстроится, когда узнает, что кто-то решил заработать на его формуле и лишить Контору стабильного дохода. А ты знаешь, сколько Контора зарабатывает на порошке? Это настоящая астрономия. А расстроенный Тавроди хуже расстроенного Гвоздя. Про Гвоздя тебе надо что-то объяснять?

— Нет, про Гвоздя я собственными глазами видел. А Коптич варит порошок. Не по формуле, но говорит, что неплохой.

Алиса закатила глаза.

— Господи, Дон! Я тебе только что объяснила насчёт Коптича. Всё, что он наговорил, выбрось и забудь. Он варит точно такой же эрзац-нюхач, как все прочие, просто ему удаётся убедить покупателей, что его товар лучше остальных.

Планшет снова ожил.

Что ты хочешь?

Мы переглянулись.

— Про Дряхлого спроси, — попросил я.

— Чего тебе дался твой Дряхлый?

— Пообщаться нужно. Помнишь, что говорил Жаба Правильный? Он сказал, что Данару на свалку привели чистые люди, и она уже тогда была нюхачка. Сделать это могли только фермеры. Ну не поведут же её из блоков или, тем паче, из Петлюровки? Её бы бросили и всё, а тут ещё приплачиваться стали. Так что хочешь, не хочешь, а Дряхлый в этом замешан. Я считаю, он должен, ну или может знать, где Кира. Мне моя дочь нужна! Понимаешь?

Алиса кивнула.

— Логично. Хорошо, спрошу.

Андрей Петрович, мне необходимо узнать, где содержится Вячеслав Андреевич и члены его команды, в первую очередь доктор Дряхлов.

Прошла минута, прежде чем Свиристелько ответил.

Алиса Вячеславовна, вы? Извините, я думал, это кто-то из квартирантов. Нашли планшет, решили шантажировать. Если это действительно вы, скажите, где мы встречались последний раз.

В «Малахитовой шкатулке».

Это был тот самый ресторан, в котором Алиса кормила меня макаронами по-флотски. Походу, не я один их там ел.

Хорошо, я согласен. Извините ещё раз за грубость. Мерзлого в Загоне нет, его держат в Анклаве. У них там своя тюрьма, своя охрана. Тавроди обещал Куманцевой какие-то преференции, я не знаю какие, но, видать, что-то очень полезное, раз она согласилась. Да она бы и без преференций согласилась. Вы же знаете, как Наталья Аркадьевна относится к вашему отцу. Доктора Дряхлова держат в яме. Точно знаю, что два дня назад его ещё не трансформировали. Это всё. Вы вернёте мне планшет?

Разумеется, я же обещала. Спасибо, Андрей Петрович. Мне нужны кое-какие вещи. Поможете достать?

Мы договаривались только насчёт информации. Об остальном речи не шло.

Всё верно, Андрей Петрович. Но вы же не думаете, что я брошу отца в Анклаве? Я должна его освободить, а для этого мне потребуются определённые ресурсы, которые я в связи с нынешним моим положением достать не имею возможности. Позже я пришлю вам список вещей, необходимых для выполнения миссии. Прощайте.

Алиса отключила планшет и проговорила задумчиво:

— Анклав, Анклав… Как неудачно получилось. Теперь нам нужен человек, способный провести нас туда и, главное, вывести.

— Незаморачивайся, знаю я эту тюрьму. И территорию тоже знаю.

— Знаешь?

— Довелось однажды познакомиться с гостеприимством редбулей. Шанс вытащить Мёрзлого есть. Но потом мы вытащим Дряхлого. Согласна?

Алиса кивнула:

— Слово даю.

— Только помни, я не Свиристелько, надуть себя не позволю.

Алиса улыбнулась, сложила губы дудочкой и послала мне воздушный поцелуй.