Штурмовик из будущего-2

Глава 12

Мотало в кузове раздолбанной полуторки нещадно. Совершив в очередной раз малоприятное путешествие от борта к борту, Григорий не выдержал и забарабанил по кабине.

— Стой! Да стой же ты, зараза, кому говорят!

Под капотом полуторки что-то заскрежетало, она дернулась, подпрыгнула на очередном ухабе и медленно остановилась. Скрипнула дверь и из кабины высунулся чумазый шофер.

— Что случилось, товарищ лейтенант?

— Ничего, — проворчал экспат. — Я дальше пешком пойду.

— Так темнеет уже, — изумленно вытаращил на него глаза боец. — Опасно в одиночку-то. А вдруг на немецких диверсантов напоретесь?

— Не твоя забота, — рассердился Дивин. — Нашел, чем пугать. Уж лучше собственной башкой рискнуть, чем сидеть и ждать, что, того и гляди, язык себе откусишь или кости переломаешь в твоей колымаге. Ездун, твою за ногу!

Лейтенант закинул на плечо вещмешок, взял чемоданчик и ловко спрыгнул на землю. Шофер что-то виновато промямлил, но Григорий лишь отмахнулся от него: проваливай! Полуторка покатила дальше, обдав экспата на прощанье пылью и вонючим выхлопом.

— Вот мерзавец! — чертыхнулся Дивин, отплевываясь и протирая глаза носовым платком. — Даже напоследок умудрился подгадить! Погоди у меня, доберусь до полка, найду и точно морду начищу, чтоб впредь неповадно было!

Он огляделся. Разбитая машинами дорога уходила, петляя, вдоль огромного луга вдаль, терялась в лесу. Где-то там прятался аэродром родного полка. Григорий задрал голову. Серое раскаленное солнце уже почти завершило свой вековечный вираж по небосводу от восхода до заката и вот-вот должно было скрыться из виду. Лейтенант прислушался. Артиллерийская канонада? Так близко? Но уже через мгновение он облегченно улыбнулся. Гроза собирается, видать, гром гремит, скоро будет дождь. А по звуку на работу нескольких батарей крупного калибра похоже.

Григорий усмехнулся, поправил сползшую с плеча лямку и зашагал вперед. Не хватало еще заявиться в полк словно мокрая курица. Хорош же он будет — со Звездой, но жалкий и промокший до нитки. Может быть не стоило вылезать из машины, мелькнула трусливая мыслишка. Но нет, ну его к черту, этого гонщика, решительно прогнал ее Дивин. Если бы имелась возможность пересесть в кабину, то еще куда ни шло, перетерпел бы, но туда еще у штаба армии влез незнакомый толстый майор — такого и танком не выдернешь. Ладно, будем надеяться, что успею до того, как хлынет дождь.

Дивин вдруг увидел в небе над лесом несколько точек. Наши или немцы? Пригляделся к самолетам внимательно, немного усилив восприятие. Четверка «илов» в сопровождении пары «яков». Порядок, свои. Идут ровно, как на параде, что, на самом деле не очень хорошо — так от залетного «месса» хрен увернешься. Ни скорости, ни маневра. Мало били их что ли? Черт, даже с его зрением на таком расстоянии номеров не разглядеть, а то можно было бы прочистить кое-кому мозги. Одна надежда, что фрицы сейчас готовятся к наступлению и сосредотачивают силы под Курском, а потому не слишком активны на их участке фронта.

Экспат вспомнил, как возвращался в полк из Москвы. Вообще, пилоты обычно не очень любят летать в качестве пассажиров. Им постоянно время мерещится, будто за штурвалом сидит какой-то неумеха, который все, абсолютно все делает неправильно. Не так взлетает, не так пробивает облака, не так совершает маневры. Но в этот раз пассажиры Ли-2 были заняты и не обращали особого внимания на действия экипажа транспортника.

Фронтовики бесцеремонно набросали посреди салона самолетные чехлы и развалились на них вповалку, бок о бок. Робкие попытки второго пилота прервали совершенно по-русски, просто послав его по известному адресу далеко и надолго. Спорить с летчиками, которые все, как один, щеголяли новенькими Звездами Героев, тот не решился. Грубо? Может быть. Но вырвавшиеся ненадолго в тыл офицеры два последних дня изрядно погудели и им сейчас было не до вежливости. Они просто-напросто отсыпались, чтобы не предстать перед глазами командующего воздушной армией совсем уж в непотребном виде.

Помимо них в полумраке дребезжащего заклепками фюзеляжа обреталось еще несколько командиров, но знакомиться с ними пилоты не стали. Летят себе и летят, ну их к лешему. Какой-то нескладный очкастый майор в нелепо сидящей на нем форме попытался было затеять разговор с Григорием, но экспат равнодушно отвернулся от него, сделав вид, будто не услышал, устроился поудобнее, подложив под голову изрядно похудевший после посещения родителей Пономаренко «сидор», закрыл глаза и мгновенно отключился.

Товарищи растолкали его после приземления.

— «Горбатый», подымайся! — потряс его за плечо старлей-москвич. — Здоров ты, брат, ухо давить, аж завидки берут. Сели мы. Приводи себя в порядок, там нас Худяков уже ждет.

— Который час? — Дивин потер лицо и сладко зевнул. — Черт, такое ощущение, будто глаза всего минуту назад закрыл. Спать охота, сил нет.

— Возьми флягу мою, — предложил другой летчик. — Там вода, умойся.

— О, спасибо, друг, выручил! — искренне поблагодарил его экспат.

— В небе сочтемся, — тихо рассмеялся тот.

Но даже после того, как ополоснул физиономию, бодрости не прибавилось. Бессонная ночь и большая часть утра, проведенная в обществе Махрова, вымотали Григория. В голове до сих пор теснилось множество цифр, схем, карт, чертежей, фотографий и сцен из просмотренных видеозаписей. Даже для тренированной памяти это оказалось достаточно тяжким испытанием.

Вот и стоя перед Худяковым, экспат вдруг поймал себя на том, что хочет предупредить командующего, чтобы тот ни в коем случае не брал с собой на фронт после Курской дуги сына-подростка, потому что иначе паренек погибнет во время бомбежки. И лишь в последний момент сдержался. Да, нелегкая, оказывается, ноша у тех, кто знает будущее. Получается, до того момента, как согласился узнать побольше, жить-то было на порядок проще. Прежде всего в плане моральном.

Поэтому, выслушав очередные поздравления и пожелания, Григорий воспользовался первым же подвернувшимся случаем и торопливо смылся в свой полк на попутке, вежливо отклонив щедрое предложение отправиться туда на связном «кукурузнике». Правда, оказалось, вместо того, чтобы спокойно все обдумать, ему предстояло всю дорогу проверять на собственном печальном опыте утверждение классика насчет одной из вековечных бед России.

Но, шагая по обочине, лейтенант вдруг сообразил, что за то время, пока он порхал, словно бабочка, в кузове полуторке, то гигантское умственное напряжение, что владело им в последние пару дней, куда-то бесследно испарилось. Жизнь вновь заиграла всеми красками, а прежние тревоги улетучились. Получается, что тому шоферюге следовало сказать спасибо за то, что невольно заставил мозг Григория переключиться. Что ж, пусть живет, великодушно заключил про себя экспат, вычеркнув нерадивого бойца из списков жертв мучительной экзекуции.

Под дождь он все-таки угодил. Как ни прибавлял ходу Дивин, но короткая и мощная гроза догнала его. Лейтенант пробовал укрыться под деревьями, но тщетно, косые струи безжалостно отхлестали его, точно плетьми, вымочили до нитки и Григорий с огорчением понял, что предстать перед товарищами во всей красе, пройтись перед ними гоголем не получится.

— Нет, ну вот что ты за человек? — искренне расстроился Хромов, когда экспат добрался, наконец, до полкового КП с докладом. Батя по такому случаю вышел на улицу и встречал его у входа в окружении офицеров штаба и широко улыбался, пока Дивин в окружении набежавшей толпы шел от КПП. Но улыбка майора мгновенно пропала, как только Григорий оказался перед ним. — С тебя ж течет, как из дырявого ведра. А мы ему торжественную встречу подготовили, столы в столовой накрыли. Ох, лейтенант, иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели. Герой! Приведешь себя в порядок, обсушишься, а завтра серьезно поговорим. Все, свободен.

Может оно и к лучшему, решил экспат. Сказать по правде, он даже и не подозревал, как, оказывается, соскучился по ребятам из эскадрильи, по Тае. Поэтому больше всего ему хотелось сейчас посидеть в узком кругу самых близких ему людей, а не толкать речи на очередном митинге. Успеется.

— Наши все целы? — задал он самый важный вопрос, который беспокоил его больше всего, как только отошел от КП. — Никого фрицы не срубили?

— Порядок, командир, — ответил за всех Пономаренко. — Да мы и на задания ходили за эти дни всего пару раз. Мудрят что-то начальники, выжидают. — Старшина замялся и почему-то отвел виновато взгляд в сторону.

Григорий мог бы точно рассказать, чего ждут отцы-командиры, но, разумеется, промолчал.

— Шварц не сбежал? — спросил он вместо этого Прорву. Именно ему он поручил заботиться о любимце перед отлетом в столицу и всерьез переживал, как бы котейка не удрал, пока его не будет в полку. Все-таки признавал Шварц исключительно экспата, а остальных лишь терпел, не упуская, впрочем, возможности полоснуть острыми как бритва когтями любого, кто решал погладить его.

— Не, на месте твой бандит, — засмеялся Рыжков. — Шляется, правда, целый день на улице, но всегда обратно приходит. Сядет возле входа и плошками своими сверкает на всех недовольно, будто прожекторами светит. Ночью идешь, так прям вздрагиваешь. Но жратву исправно берет. Да что ему сделается, толстяку этому? Расскажи, лучше, как Москва? Как Кремль, Красная площадь? Мавзолей видел?

— Да не гони ты меня, — улыбнулся лейтенант. — Все расскажу. Сейчас вот придем, одежку поменяю и все подробно доложу. И подарки раздам.

— Ой, Гриша, ты что, привез нам что-то? — радостно взвизгнула Тая. — И мне?

— Тебе в первую очередь, — серьезно ответил экспат. — Но учти, что целиком твой подарок забрать нам придется после войны. И обязательно вдвоем!

***

Очень хотелось начистить Карманову физиономию. В который раз? Да сбился давно со счета! И в который уже раз пришлось сдержаться. Как там говорится: «Не трожь — не воняет»? Вот-вот, именно тот самый случай. Поэтому осталось лишь страстно, до дрожи, до одури мечтать о том, чтобы когда-нибудь настал день и ненавистная рожа украсилась давно заслуженным фонарем под глазом. Как минимум.

Спрашивается, каким надо быть, гм, комэском, чтобы в очередной раз блуданув на маршруте, приказать возвращаться назад с бомбами? Хорошо еще, что у летчиков хватило ума ссыпать содержимое бомболюков в какое-то болото, а не то не миновать беды — сто процентов при посадке подорвались бы все к чертовой матери. А этот урод просто забыл, видите ли!

— Главное, Гриш, стыдно было до ужаса! — жаловался другу Прорва, нервно затягиваясь папиросой. — Я и вспомнить толком не могу, когда в последний раз эскадрилья так обделалась. А Карманову трын-трава, ходит себе, тварюга, и в ус не дует. Ребята из других эскадрилий за спиной шепчутся, мы все, как в воду опущенные, зато командир и бровью не ведет. Представляешь?!

— Не кричи, — глухо попросил Дивин. — Я тебя хорошо слышу. Да, позорище. Ну что ж, — он усмехнулся, — значит, будем возвращать славное имя второй эскадрилье!

— Что, скоро наступление? — догадался Рыжков. — В Москве узнал? Когда? На нашем участке?

— Тихо ты, чего орешь? — Лейтенант оглянулся. Но рядом, слава богу, никого не оказалось. Они сидели вдвоем на маленькой скамеечке в овраге неподалеку от входа в землянку. Еще тогда, когда летчики только-только перебрались на новый аэродром и начали обживать его, кто-то нашел в этом месте установленные щиты для мишеней и прекрасно оборудованные огневые позиции. Видимо, гитлеровские пилоты упражнялись здесь в стрельбе в свободное время. Идея пришлась по вкусу новым обитателям и с тех пор, освободившись от полетов, летчики устраивали настоящие соревнования. Тем более, что командование никоим образом не возражало против этого, а, наоборот, даже поощряло. Даже Хромов порой навещал стрельбище и азартно высаживал несколько обойм по небрежно намалеванным на фанере силуэтам в рогатых фашистских касках.

Но сейчас кроме двоих летчиков здесь никого не было. Кто-то дежурил в кабине штурмовика, кто-то отдыхал. Батя с утра велел находиться в готовности, но конкретного задания не выдал — не было заявки от наземных войск. Вторая эскадрилья оказалась в резерве. Поэтому Григорий смог переговорить с Прорвой с глазу на глаз, без свидетелей. Узнать, так сказать, всю подноготную жизни товарищей во время его отсутствия. И услышанное лейтенанту категорически не понравилось.

— Нет, ты скажи, мы и правда скоро наступать будем? — Тезка разве что не подпрыгивал от нетерпения. — Врежем немчуре?

— Врежем, не сомневайся, — поспешил успокоить его экспат. — Сначала немножко пообороняемся, но зато потом двинемся вперед. — Рассказывая о грядущем сражении Дивин, в принципе, особо ничем и не рисковал. Конкретики в его словах все равно не было, а, случись что, и найдись кто-то чересчур въедливый, желающий узнать, откуда у него подобная информация, всегда можно сослаться на намеки со стороны высокого командования. Услышал, мол, в Москве, вот и решил, что скоро хана проклятой фашистской гадине. Тем более, что конфигурация линии фронта под Курском сама за себя говорит, опытному вояке два плюс два сложить, что высморкаться. Что говорите? Ошибся? Что ж, извиняйте, виноват. Дурак был, исправлюсь!

— Так что, у нас где-то полыхнет? — ерзал от нетерпения Рыжков.

— Вот сколько раз я тебе говорил: учись анализировать информацию! — менторским тоном заговорил Григорий. — Карту боевых действий на фронтах давно смотрел?

— Сегодня смотрел, — нахмурился, вспоминая, Прорва. — Перед завтраком. Она же на щите у входа в столовую висит.

— И что скажешь? — Дивин сорвал травинку и принялся жевать стебелек. — Какое, по твоему, направление представляется наиболее взрывоопасным?

Рыжков задумался. Лейтенант взглянул на него искоса и едва не рассмеялся, настолько забавным выглядел в эту секунду товарищ. Он шевелил губами, хмурился, сопел и пыхтел, пытаясь найти правильный ответ на вопрос. Чисто школьник на экзамене. Поправочка: двоечник!

— Как правильно будет: курянин или курянич? — сжалился, наконец, Григорий. — И про жителей Орла тоже просвети?

— Погоди! — взвился Рыжков. — Точно! — Он вскочил на ноги и от избытка чувств едва не подпрыгнул. — Как же я сразу не допер? Ну, ты голова!

В вечерней сводке Совинформбюро 5 июля объявили, что на орловско-курском и белгородском направлениях начались бои с перешедшими в наступление гитлеровскими войсками. Немцы атаковали при поддержке значительных сил авиации. Драка завязалась серьезная. Экспат-то знал, что, по сути, именно в этом сражении решалось, кто из противников захватит стратегическую инициативу. И потому каждый из них шел до конца.

Штурмовики впервые применили против вражеских танков ПТАБы — противотанковые авиабомбы. Изобретение инженера Ларионова оказалось чрезвычайно удачным. Небольшая, весом всего в два с половиной килограмма, эта бомбочка снаряжалась в кассеты по сорок восемь штук и сбрасывалась на бронетехнику противника. Ил-2 нес четыре таких кассеты и накрывал, словно ковром, площадь примерно в пятнадцать метров шириной и двести — длиной. За счет кумулятивного эффекта ПТАБы прожигали верхнюю часть башен фашистских танков, уничтожая экипаж. В зависимости от угла, под которым бомба встречалась с целью, она гарантированно пробивала броню толщиной от шестидесяти до ста миллиметров.

По приказу самого Сталина ПТАБы до последнего держались в строжайшем секрете и их появление стало для гитлеровцев очень неприятным сюрпризом. Они-то, небезосновательно рассчитывали, что их новейшие танки — «тигры» и «пантеры» — сметут советскую оборону, оставаясь при этом неуязвимыми для противотанковых орудий. А тут какая-то маленькая бомбочка вдруг стала раз за разом выводить из строя бронированные махины. А советские летчики, будто в насмешку, прозвали ПТАБы «капустой» — за характерное очертание взрыва.

Полк майора Хромова тоже получил приказ атаковать немецкие танки. В каждый штурмовик «капусту» загрузили до отказа. Кое-кто из летчиков сомневался, не рванут ли ПТАБы в бомболюке от сотрясения. Начальник вооружения полка даже специально устроил демонстрацию и бросал их, но пилоты все равно смущенно переглядывались и чесали в затылках.

— Товарищ майор, разрешите? — Григорий сделал шаг вперед и кинул ладонь к пилотке. — Давайте я первым полечу?

— Вот это правильно, — облегченно улыбнулся Хромов. — Разрешаю!

Экспат торопливо залез в кабину. Пристегнулся, запустил двигатель. Тронулись!

«Ильюшин» вырулил на взлет.

— Дивин, пошел! — махнул рукой начштаба Зотов с командного пункта, не отрывая от уха телефонную трубку. Он держал связь с дивизией, докладывая комдиву Чижову информацию о поднятых в воздух самолетах. Главное, это отправить на задание хотя бы одну машину.

Григорий четко взлетел и заложил крен над аэродромом, демонстрируя всем, что с ним все в порядке и ПТАБы ведут себя даже при маневрах абсолютно нормально.

— Андрюх, глянь, — попросил он стрелка, — кто-то следом собирается на войну?

— Сейчас, командир, — отозвался старшина. — Вижу! Наши поднимаются.

— Все?

Пономаренко замялся.

— Комэска не наблюдаю, — виновато доложил он через несколько секунд.

— Вот, сука! — выругался лейтенант. — Ну и хрен с ним, сами справимся.

Самолеты эскадрильи пристроились к нему, образовав колонну из восьми машин и экспат уверенно повел товарищей к линии фронта. На подходе к ней он связался по рации с авиационными представителями, находящимися на наблюдательном пункте наземных войск.

— «Клумба», я — «Лютик-4», дайте цель! — Черт побери, что за садовод-любитель придумывает постоянно подобные позывные?

— «Лютик-4», — отозвался наводчик. — Ваша цель на опушке леса. Курс 210.

Григорий чуть шевельнул ручкой управления, вводя «илюху» в левый разворот. Он внимательно наблюдал за тем, как меняются цифры на картушке компаса. Дождался появления цифры 205 напротив указателя и выровнял самолет. Штурмовик по инерции еще немного развернулся и когда курс достиг нужного значения, Дивин аккуратно компенсировал инерцию едва заметным движением руля поворота. Чистая работа!

Так, а где там фрицы танки свои прячут? Экспат перевел самолет в пикирование, зорко отслеживая все, что происходит на земле. У гитлеровских зенитчиков сдали нервы и прямо по курсу встали шапки разрывов. Значит, не ошибся наводчик, немцы именно здесь затаились, отметил с удовлетворением лейтенант. Ловко проскочил огненную завесу, еще круче наклонил «ильюшина» и начал ловить в прицел замаскированные танки. Он сумел разглядеть их и теперь прикидывал, как половчее накрыть их ударом ПТАБов.

Маленькие букашки быстро превратились в характерные угловатые коробки, выкрашенные в серый цвет. Черт, да сколько же вас здесь?

— Что говоришь? — встревожился Пономаренко. Видимо, Григорий в запале нажал кнопку переговорного устройства.

— Атакую! — бросил Дивин. — Еще чуток... Сброс! Гляди в оба, Андрюха!

Экспат потянул ручку на себя.

— Есть! — ликующе закричал старшина. — Как ковриком их накрыл! О, и пыль до небес!

— «Лютики», — немедленно скомандовал лейтенант. — Ориентируйтесь на мои взрывы.

Ил-2 величаво развернулся, готовясь ко второму заходу. Григорий посмотрел вниз. Среди серых ковриков-разрывов кое-где виднелись темно-красные языки пламени и стелился белесый дым от загоревшихся танков. Кажется, накрыл цель точно. А как дела у остальных? Так, Прорва тоже отбомбился удачно. Катункин, Валиев... молодцы, ребята, не подвели.

— «Лютик-9», ты что, ослеп? — Ох уж этот Стеблин! Поторопился, нажал на кнопку бомбосбрасывателя раньше времени и ПТАБы впустую выбили пыль далеко в стороне от разворачивающихся танков. Ну ты у меня теперь на полигоне досыта бетонными бомбами нашвыряешься, сделал зарубочку у себя в памяти Григорий и подал новую команду: — Ребята, во втором заходе работаем эрэсами и пушками. Давайте, поддадим фрицам парку, не повезем домой боекомплект!