— Над чем корпишь, лейтенант? — Багдасарян присел за стол рядом с экспатом и устало стянул с головы шлемофон. Бойцы БАО соорудили на новом аэродроме чуть поодаль от разбитых в роще палаток деревянный навес со столами и скамьями. Это место мгновенно облюбовали многочисленные курильщики и кто-то метко прозвал его «табачным навесом». — Уф, вот нас сейчас «мессы» знатно погоняли, будто в парилке побывал! Пару кило точно сбросил.
— Представление на Челидзе сочиняю, — Григорий, радуясь нежданной передышке, отложил ручку и потянул папиросу из коробки. — Хватит ему в сержантах бегать.
— А почему сочиняешь, он у тебя так плохо воюет, что выдумывать приходится? — искренне удивился комиссар.
— Нет, воюет замечательно, то и дело приходится сдерживать, чтобы в одиночку всех фрицев не поубивал, — засмеялся Дивин. — Тут другая заковыка: я как ни напишу, все как-то сухо, казенно получается. А хочется, чтобы наверху знали, какой он отличный и достойный штурмовик.
— Дай посмотрю, — попросил Вардан Эрнестович, протягивая руку к листку.
Быстро пробежал внимательным взглядом текст, вымученный эскпатом, и недоуменно вскинул брови:
— По делу все написано, ничего лишнего. Мой тебе совет, не майся дурью, а отдавай Хромову именно в таком виде. Я со своей стороны поддержу.
— Серьезно? — обрадовался Григорий. — Здорово! Прям камень с души упал. Я тогда к Бате прямо сейчас побегу.
— У него совещание, не торопись, — посоветовал Багдасарян. — Через часик зайди. Кстати, как тебе здесь, по прежнему житью-бытью не скучаешь?
— Нормально, — удивился неожиданному вопросу экспат. — Сколько уже этих аэродромов было, ничего принципиально нового нет. Где-то чуть лучше условия, где-то — чуть хуже.
— С истребителями поладили? — настойчиво продолжал допытываться комиссар.
— Поладили! — засмеялся Дивин. — Никаких проблем, полный контакт.
В самом деле, что было делить с летчиками из того самого полка, где служил старый знакомый Дивина, старший лейтенант Каменский? Места под самолетные стоянки? Так их заранее, еще перед прилетом, разнесли на противоположные стороны рощи. Рулежные дорожки, соответственно, у каждого полка свои. Вот, разве что, взлетная полоса общая, так это не страшно — как говорится, в тесноте, да не в обиде. Зато на боевой вылет сразу вместе уходят, никто никого не ждет.
— Добро, раз так. А скажи-ка мне еще вот какую вещь, в самоволки-то бегают твои архаровцы? — Багдасарян посмотрел на экспата со смешинкой в глазах.
Хороший вопрос! После перебазирования выяснилось, что неподалеку от аэродрома раскинулось до войны большое и богатое, а теперь сильно порушенное и обезлюдевшее село. Жителей в нем осталось немного — кто успел эвакуироваться, кого угнали в Германию, — но среди них встречались и молодые девушки и женщины. Естественно, что многие летчики всеми правдами и неправдами стремились вырваться к ним. В принципе, ничего эдакого — танцы-обжиманцы под патефон или баян в чудом сохранившемся сарае, переделанном на скорую руку в клуб. Звали туда ребята из эскадрильи пару раз и Григория, но он отнесся к этой идее без энтузиазма, сказал, что не хочет никого пугать своей физиономией и его подозрительно быстро оставили в покое.
Впрочем, экспат не обижался. Тем более, что собирался все-таки как-нибудь наведаться в этот очаг культуры, но только непременно с Таей. А у нее из-за резкого увеличения едоков — столовая пока была одна на два полка — свободного времени толком и не оставалось.
— Я никого за руку не ловил, — дипломатично уклонился от прямого ответа лейтенант.
— Смотри, Дивин, если какое чэпэ произойдет, я с тебя лично семь шкур спущу! — пригрозил Багдасарян. — В первой эскадрилье вчера одного деятеля пришлось от полетов отстранить — заявился в расположение под утро, да еще и под хмельком. Карпухин с ним теперь разбирается. — Чего ржешь?!
Экспат в самом деле начал смеяться, как сумасшедший, представив на секунду, какое лицо будет у комиссара, если перед ним предстанет в подлинном виде — без человеческой «шкуры» — один проштрафившийся комэск. Но не объяснишь ведь майору истинную причину своего безудержного веселья? Пришлось отделаться какой-то наспех выдуманной отговоркой. Багдасарян посмотрел подозрительно, но докапываться до истины не стал.
— Слушай, а что ты за учения затеял? — вспомнил вдруг замполит. — Нам комполка соседей уже все уши прожужжал. Говорит, ты его парней чуть ли не на поединок вызвал?
— Вот ведь брешут! — Григорий по-настоящему расстроился. — Ну какой поединок, Вардан Эрнестович?! Мне что, делать нечего, кроме как ерундой заниматься? Вы же знаете, в полку много молодежи. Знаний и умений у них ноль целых хрен десятых. Учить их надо? Надо! Вот я и договорился устроить над полигоном учебный бой. Мы приемы штурмовки и отражения атак вражеских истребителей обкатаем, а они, в свою очередь, сопровождения и нападения. Опять же, у них тоже зеленых юнцов как грязи.
— Вон оно что! — просветлел лицом Багдасарян. — А что, отличная придумка. Молодец, лейтенант, хвалю! Только ты вот мне объясни, почему такое нужное дело кустарными методами да еще в обход непосредственного командования затеваешь? Эту инициативу необходимо не только в нашем полку внедрить, но и в дивизии. А там, глядишь, ее и повыше подхватят!
— Погодите, товарищ майор, — нахмурился Дивин. — А разве вы не в курсе, что подобные учения еще в марте этого года проходили в первом штурмовом и первом истребительном корпусах?
— Правда? — изумился замполит. — А тебе откуда про это известно?
— Не бойтесь, я не шпион, если подозревать что дурное начали, — хмыкнул Григорий. — В Москве случайно кто-то обмолвился, а я запомнил.
— Понятно, — успокоился Багдасарян. — Видимо, просто какая-то несостыковка в обмене информацией между фронтами. В любом случае, — он вновь перешел на нравоучительный тон, — на будущее заруби себе на носу: подобные дела требуется согласовывать с начальством. Пойми, лейтенант, тут ведь даже такой момент присутствует — не получится что-нибудь, как задумывал, так с тебя и взятки гладки. Получится — командирам твоим честь и хвала, а они о тебе не забудут. Возможностей-то, чай, больше у того, у кого на погонах звезды крупнее. Усек?
— Учись жить по-людски, если хочешь расти. — Дивин криво улыбнулся. — Спасибо за науку, Вардан Эрнестович, впредь буду умнее. Можно я вас тогда напрягу маленько?
— Ну давай, — замполит с силой потер лицо. — Только в темпе, а то устал, как черт. Сейчас пойду ополоснусь, а после перекушу — аппетит после боя волчий.
— Хорошо бы на всех машинах, что будут принимать участие в учениях, установить фотокинопулеметы и проверить наличие радиопередатчиков. И возле полигона оборудовать наблюдательные вышки.
— Это чтобы командиры могли непосредственно с места событий за всем наблюдать и выводы делать, — сообразил Багдасарян. — Молодец, толково! — Он взглянул на экспата с уважением. — Ох, лейтенант, чует мое сердечко, заберут тебя в штаб.
— А вы не отдавайте, — спокойно сказал Григорий. — Не мое это: бумажки перебирать. Я — летчик!
— Ладно, я тебя понял, — усмехнулся комиссар, поднимаясь. — Покумекаем с Батей насчет твоего предложения. Думаю, особых возражений не будет ни у кого. Кстати, ты думаешь заявление в партию подавать?
— Да я... — замялся Дивин.
— Не тяни! — строго приказал Багдасарян. — То, что у тебя пробелы в биографии имеются — это, конечно, не есть «гут». Но зато ты всей своей нынешней жизнью доказал, что являешься настоящим советским человеком. Скажу больше: мнение о том, что на прорехи в твоей памяти можно закрыть глаза есть даже в Главном политуправлении. Так что, если тебя только это сдерживало, то можешь не беспокоиться. Понадобится рекомендация — обращайся, дам с удовольствием. Да и звезды на погоны, глядишь, быстрее падать начнут.
— Спасибо, товарищ майор, — растерянно произнес экспат.
— Кушай на здоровье!
По плану шестерка «ильюшиных» под прикрытием четырех «яков» должна была атаковать учебную цель на полигоне. А восемь истребителей, изображающих немцев, попытаться всеми правдами и неправдами сорвать штурмовку.
Григорий втайне надеялся, что его приятель Каменский будет в числе тех, кому поручено защищать «илы», но Константин сильно его удивил.
— Не, даже не надейся! — злорадно ухмыльнулся он, когда они оказались рядом в столовой и разговор зашел о составе групп. — Хватит, насопровождался я вас, «горбатых», по самое не могу. Так что, не обижайся, но хочу теперь погонять. И спуску, кстати, не дам, даже не надейся!
— О, как! — развел руками экспат. — Не ожидал, не ожидал. Что ж, тогда и ты пощады не проси, бить будем по-взрослому!
— А давай один на один? — загорелся вдруг старший лейтенант. И, видя скепсис на лице Дивина, подковырнул с ехидной усмешкой. — Или слабо?
— Да нет, почему бы не попробовать, — Григорий равнодушно пожал плечами. — Можем прямо сегодня.
— Сейчас, после обеда! — подпрыгнул от нетерпения Каменский. — Я договорюсь! — Другие истребители поддержали его одобрительными возгласами. Летчики из эскадрильи Дивина также не остались в стороне, а там пошло-поехало и вскоре шум и гам в столовой стоял преизрядный. Разгоряченные офицеры всячески старались переорать друг друга, непременно доказать свою правоту.
Экспат смотрел на них снисходительно. Надо же, как мальчишки. Хотя... в принципе, все они здесь действительно не старики — тех, кому за тридцать, можно по пальцам одной руки пересчитать. Если подумать, это на Дивина наложил свой отпечаток тот груз знаний будущего, что вывалил на него в Москве Махров и теперь Григорий старался просчитывать свои действия. Насколько мог, разумеется. Но для окружающих его людей ведь все иначе — каждый день будто последний и потому они так торопятся жить, пытаются все успеть.
— Идет, — сказал, как отрезал, лейтенант и протянул руку Каменскому.
— Гриш, а кто с тобой стрелком полетит? — спросил вдруг Прорва. — Хочешь, я тебе своего пришлю? Не подведет, ручаюсь!
— Спасибо, — криво улыбнулся экспат. — Так и поступим.
Отцы-командиры не возражали против показательного боя и вскоре в воздух над аэродромом поднялись два самолета: Ил-2 Дивина и Як-7б Каменского. Набрали безопасную высоту, разошлись в разные стороны. «Ястребок» сразу же попытался получить преимущество, направившись в сторону солнца. С кем другим этот фокус может и прошел бы, но для Григория палящие лучи, бьющие прямо в глаза, являлись лишь небольшой помехой. И потому, когда Каменский ринулся на него, стремясь приклеиться к хвосту и преспокойно расстрелять ослепленного соперника, запечатлев свою безоговорочную победу при помощи фотокинопулеметов, экспат привычно ввел машину в глубокий левый разворот и угостил противника длинной холостой очередью из пушки. А стрелок, пусть и после небольшой заминки, добавил из крупняка.
«Яшка» проскочил мимо и оказался далеко сзади и справа. Попробовал вновь зайти в хвост, но Дивин мгновенно встал в глубокий вираж. Так, что левое крыло, казалось, начало чертить невидимый круг по земле, а правое уперлось в прозрачное голубое небо.
— Сумасшедший, что творит! — ахнул кто-то из летчиков, что в огромном количестве собрались на краю летного поля и задрав головы внимательно наблюдали за учебным поединком. — Сейчас в штопор сорвется!
— Не боись, вырулит! — задиристо выкрикнул Катункин. — Наш комэск и не такое может исполнить. Давай, Кощей, подпали макинтош «маленькому»!
Григорий, будто услыхав этот возглас, вовремя добавил обороты двигателю и многотонная махина неожиданно резво, словно детский волчок, закружилась вокруг своей оси, все ближе и ближе подбираясь к яростно бросающемуся на нее «яку». Выждав подходящий момент, Дивин очень уверенно и четко заложил максимальный крен, а потом молниеносно выровнял «ильюшина» и жахнул по оказавшемуся в прицеле Каменскому изо всех стволов.
— Закончили! — удовлетворенно скомандовал в микрофон Хромов с КП. — Садитесь. Ну что, поглядим, что там за кино у них получилось? — обратился он к командиру истребительного полка, сухопарому подполковнику, на гимнастерке которого алели сразу три ордена Красного Знамени. Но тот лишь с досадой махнул рукой:
— Что там смотреть? И так ясно, что твой лейтенант победил. Ну, я Каменского на всю катушку взгрею, пусть только явится! — погрозил он кулаком заходящему на посадку «яку».
— Брось, — засмеялся Хромов. — Это ж Дивин, а не мальчик со двора. Он родился в кабине самолета. Даст бог, мы на днях его сотый боевой вылет отметим.
— Ладно, — прищурился подполковник. — Будем считать, что в одиночной схватке вы нас сделали. Что ж, посмотрим завтра, как групповой поединок пройдет.
— Посмотрим, посмотрим! — довольно улыбнулся Хромов.
— Только, чур, уговор: чудо-аса своего на земле оставляешь.
— Хочешь уравнять шансы? — не удержался от язвительной подколки Хромов. — Добро, так и сделаем.
На следующее утро штурмовики вылетели на полигон и встали над ним в привычный круг, отыгрывая штурмовку наземной цели. «Яки» прикрытия заняли позицию над ними. Через пару минут на них свалилась четверка истребителей, изображавших немцев. Они умело завязали бой с защищающимися, буквально связали их по рукам и ногам, оттеснили в сторону от «илов».
Штурмовики остались одни, но все равно продолжали заходить на цель, поливая ее пулеметно-пушечным огнем. И тут на них ринулась не четверка, как было условлено по первоначальному плану, а восьмерка «яков».
— Ты что творишь?! — вызверился Хромов, предвкушавший очередную победу своих летчиков. Но его коллега-истребитель лишь довольно ухмыльнулся:
— На войне, как на войне. Ты ведь с фрицами заранее не договоришься, верно?
Но «ильюшины» не дрогнули. Четверо продолжили штурмовку, а пара вдруг рванула навстречу атакующим в лобовую. Те от неожиданности рассыпались в разные стороны.
— Правильно, — веселился Хромов, — так их, хлопцы, бей жуликов!
Правда, это был последний успех штурмовиков. Уже через несколько секунд пилоты «яков» сориентировались, разобрали цели и зажали каждый «ил» в огненные клещи. А ведущий «маленьких» вообще поразил всех, когда сначала сделал лихую горку, а потом крутанул самолет и завис ненадолго над кабиной машины Прорвы вверх ногами.
— Твою мать! — раздался испуганный возглас Рыжкова в эфире. Его Ил-2 вдруг резко шарахнулся в сторону, едва не сорвавшись в штопор.
— Долгов, отставить! — грозно рыкнул командир полка истребителей. — Немедленно прекратить!
После окончания учений собрались все вместе — и штурмовики, и истребители, — чтобы обменяться впечатлениями, услышать мнения условных противников, попытаться понять смысл их действий на каждом этапе. Говорили долго. Практически у каждого нашлось, что сказать, чем поделиться. Заодно познакомились друг с дружкой накоротке.
Развеселил всех Прорва. Найдя того летчика, что висел у него над головой, он сначала долго ругался, а потом неожиданно схватил его и крепко обнял.
— Спасибо, браток, за науку! Честно признаюсь, как увидал тебя над кабиной, чуть не обосрался!
От громового хохота содрогнулся, казалось, даже вековой дуб, величаво возвышавшийся посреди рощи, в которой проходило собрание.
— Чего ржете, как жеребцы? — искренне недоумевал Рыжков, оглядываясь по сторонам. — Это хорошо, что свой так сделал, а если бы фриц, да в настоящем бою? Нет, лучше уж сейчас прививкой от мокрых штанов обзавестись.
— Уй— уйди, уйди, зараза! — плачущим голосом попросил Хромов, вытирая слезы и пытаясь разогнуться.
После того, как все угомонились, командиры подвели итоги учений. Дивину было интересно, совпадут ли выводы, сделанные им по ходу учебного поединка, с тем, на что предложат обратить внимание его товарищам. Совпали практически во всем.
Главное, что поняли для себя летчики-штурмовики — это то, что воевать с «мессерами» и «фоккерами» можно и нужно даже в одиночку, без прикрытия. Но, вот беда, вести подобный бой способны лишь хорошо обученные, слетанные группы. А это означало, что прежде всего требовалось подтянуть технику пилотирования. И не только у вновь прибывшего в полк молодняка, но также и у кое-кого из «старичков», что задрали нос и возомнили о себе излишне много. В этом смысле, учения пришлись как нельзя кстати.