Штурмовик из будущего-2

Глава 22

— Гриш, ты бы Звезду прицепил, а? — Прорва с видимым сожалением наблюдал за экспатом, который наводил блеск на своих хромовых сапогах.

— Отвяжись, — недовольно буркнул Дивин. — Не хочу.

— Да почему? — Изумился товарищ. — Ты ж ее честно заслужил. Так носи!

— Сказал же, не хочу, — отмахнулся от него Григорий. — Кого я там на этих деревенских танцульках удивлять должен? Обойдутся твои столетние поклонницы без лицезрения моих регалий.

— Но ведь положено, — не сдавался Рыжков. — По положению обязан на форме иметь медаль Героя.

— А ведь ты прав, — задумчиво произнес экспат. — Ладно, черт с тобой, сейчас привинчу.

После вылета, что закончился такой нервной посадкой, экспат вдруг взял, да и решил составить компанию Прорве в его почти ежедневных походах в ближайшую деревню. Тем более, что Таисия неожиданно уехала на несколько дней за продуктами в компании с заведующим их летной столовой и делать в расположении по вечерам Дивину было решительно нечего. К тому же, «четверка» благополучно ремонтировалась, и на задания Григорий в лучшем случае вылетал на чьей-нибудь машине от силы раз в день.

Что поделать, пополнение полка новыми самолетами в ближайшее время не предвиделось. По крайней мере именно так шепнул Зотов экспату, когда тот забрел на КП.

— Отдыхай пока, — посоветовал загруженный работой по самую маковку начштаба, прикуривая бог весть какую по счету папиросу. — После того цирка, что ты устроил, будет не лишним. Сходи куда-нибудь, развейся. А будешь доставать, — нахмурился Алексей Алексеевич, заметив, что Дивин открыл было рот для возражений. — Я тебе мигом работенку отыщу. Вот, к примеру, не желаешь на наш передовой пункт наведения съездить? Поработаешь денька три-четыре авианаводчиком.

Григорий поежился. Те его однополчане, что отправлялись в подобные «командировки», возвращались обычно молчаливыми и весьма мрачными. И, как правило приходили в себя по нескольку суток. Отсыпались, глушили водку и смолили папиросы одну за одной. Тяжко приходилось пехоте, ой как тяжко.

— Могу съездить, — нейтрально пожал плечами Дивин. Показывать свою слабость или страх он не хотел.

— Да? — цепко взглянул на него начштаба. — Ловлю на слове. В следующий раз ты первый в списке.

Ну и как это называется? Правильно: довыпендривался! Забыл старую солдатскую мораль: подальше от начальства, поближе к кухне — вот и огреб. Ладно, чего уж теперь. Решив больше не искушать судьбу, экспат тихонько смылся. А потом вдруг решил последовать совету Зотова. Обилия вариантов на горизонте не наблюдалось, поэтому, по здравому размышлению, идеальным был признан поход на танцы.

— Гриш, а чего от тебя корреспонденты хотели? — поинтересовался Рыжков, когда они миновали пост при въезде на аэродром и вышли на дорогу, ведущую в деревню. — Мы с ребятами со стороны смотрели-смотрели, потом плюнули и ушли в столовку. Что так долго можно выспрашивать?

— А, забудь, — скривился, как от зубной боли Дивин. — Одно и то же по кругу двадцать пять раз. Почему решил не прыгать, о чем думал во время посадки, что испытывал, когда понял, что приземлился успешно, а встаньте вот сюда — здесь снимок удачный получится…достали, если честно. Знаешь, я бы лучше еще раз на штурмовку слетал, чем снова с этими акулами пера связался.

— Да ладно тебе, — засмеялся Прорва. — К нему из самой «Красной звезды» и «Сталинского сокола» приехали, а он кобенится! На всю страну прогремишь, неужто не понимаешь?

— И что, мне от этого как-то веселее летать будет? — угрюмо осведомился экспат, безжалостно сшибая подобранным прутиком верхушку какого-то полевого цветка. — Да и не люблю я всю эту шумиху. Голова сразу болеть начинает.

— Так мы сей момент это поправим! — оживился Рыжков. И полез в вещмешок, который прихватил с собой. — Будешь? — он протянул приятелю бутылку какой-то мутной жидкости. — Враз и башка пройдет, и настроение подымется. Проверено!

— Это что за косорыловка? — Дивин взял бутылку в руки и подозрительно посмотрел на просвет. Выдернул самодельную затычку и поднес к носу. — Фу, черт, аж слезы потекли!

— А то, — засмеялся Прорва. — Крепка зараза, как советская власть. Да не нюхай ты ее, пей.

— Сам-то пробовал? — засомневался Григорий. — Уж больно страхолюдна твоя выпивка. Помнишь, что нам Карпухин недавно рассказывал о том, как несколько летчиков в Ростове-на-Дону от технического спирта померли? Грустно будет загнуться из-за этой гадости, а не в бою.

— Вот сейчас обидно было, — не на шутку оскорбился Рыжков. — Мы этот первачок все время у одной и той же хозяйки берем. И никогда никаких проблем не было.

— Часто берете? — вскользь поинтересовался экспат как-бы между прочим, взвешивая на руке бутылку.

— Да постоянно, — горячо ответил товарищ. И вдруг осекся. — Твою мать, Кощей, подловил-таки! — грустно протянул он, поняв, что его так легко обманули. — Зараза ты, и больше никто.

— Но-но, погруби мне еще! — притворно нахмурил брови Дивин. — Ишь, разговорился. Вот запущу сейчас твою отраву куда подальше, — он вернул затычку на место и замахнулся бутылкой, как гранатой, словно и правда собирался ее выкинуть.

— Ты что делаешь?! — испуганно завопил Прорва и повис на его руке. — Не хочешь пить, не пей. А выбрасывать-то на хрена?

— Да на, забери свою бодягу, — засмеялся старший лейтенант, возвращая самогонку хозяину. — Не думал, что геройскому летчику-штурмовику такой допинг требуется.

— Что за «допинг»? — зыркнул на него с подозрением Рыжков, пряча торопливо бутылку обратно в вещмешок. Пока командир не передумал и действительно не запулил ее в кусты.

— Да лекарства всякие, чтобы в человеке что-нибудь усиливать на время, — объяснил Григорий. — Навроде того шоколада «Кола», что нам для бодрости выдавали. Помнишь такой?

— А, понял, — кивнул Прорва. — Не, мне на самом деле ничего такого не нужно. И так все, как положено, функционирует. Но вот для разговора, для души, вот тут самогоночка очень даже пригождается. Женщины красившее выглядят, мужики дружелюбнее становятся.

— Тьфу ты, я ему про Фому, а он мне про Ерему, — безнадежно махнул рукой экспат. — Шагай уже.

— Товарищ командир, а я вот интересуюсь, что у вас с лицом? Неужто и правда кислотой плеснули? — Смешливая белозубая дивчина, что кружилась с Дивиным в танце, смотрела с боязливым интересом. А в глазах нет-нет, но мелькают чертики.

— Это откуда ты такую чушь взяла? — удивился Григорий. — В самолете горел. Сбили меня как-то, вот и не уберегся — раненый был. А что, настолько страшный?

— Да нет, — запротестовала девушка. — Не так уж и заметно, на самом деле. Просто иногда свет так падает, что под загаром будто пятна проступают. — И тут же нахмурилась. — Вот ведь, а болтали про вас невесть что! А вы, выходит, раны боевые получили.

— Страшный, поди? — невесело усмехнулся Дивин. Обычно он не слишком любил говорить на эту тему, но сегодня почему-то отвечал спокойно. Даже не испытывал особого стеснения, которое овладевало им в присутствии женщин.

— Что вы такое говорите, товарищ командир? — Девчонка аж задохнулась от возмущения. — И вообще, с лица воду не пить! — Она заразительно рассмеялась. А потом мечтательно прищурилась. — А руки у вас какие сильные. Небось, прижмете, так охнешь. И фигура.

Григорий обалдело заморгал, не зная, что сказать. Вот и пойми этих женщин. Как ляпнут, хоть стой, хоть — падай. Как между собой увязываются следы от ожогов и его фигура? Да и сила рук. Ох уж эти простые деревенские нравы. Хотя…не слишком его партнерша похожа на селянку. Дивин чуточку отстранился от девушки и окинул ее внимательным взглядом. Поношенная, но вполне аккуратная ситцевая кофтенка, довольно смелая по нынешним понятиям короткая юбка из зеленого сукна — перешивала из армейского обмундирования? — на ногах туфли со смешными старомодными пуговками. На голове белая косынка. Лицо загорелое, но даже так видны многочисленные точки веснушек. На щеках проступает румянец. Губы умело подведены. Нет, вряд ли перед ним простая колхозница. Что называется, на лбу десять классов нарисованы.

— Да вы не обращайте внимания, товарищ командир, — чертовка лукаво усмехнулась. Явно ведь срисовала, как он ее рассматривал. — Понравились вы мне. Надежный такой, как скала. Чего раньше-то не приходили? У нас здесь весело. То ли дело ваш дружок рыжий, постоянно здесь по вечерам ошивается. И ко мне уже несколько раз подкатывал. Только я ему всегда от ворот поворот выписываю.

— Неужели? — заинтересовался экспат. — А что так?

— Да он сразу норовит за пазухой пошарить и под юбку лезет, — девушка смотрела на Григория, посмеиваясь, демонстрируя ровные белоснежные зубы. Какая-то смутная мысль прошелестела в голове летчика. Но так быстро, что он не успел ухватить ее. — А вы лапать не начнете?

— Нет, что ты! — растерялся Дивин.

— Жаль, — вдруг расстроилась девица. — Что, такая страшная?

Уф! Нет, так нельзя. Как понять женщину?!

— Слушай, все имя твое спросить забываю?

— Олеся. Как в повести у Куприна. Не читали?

— Не читал.

Дивин шел через небольшой лесок рядом с девушкой. Уже стемнело, но луна сегодня была в полной силе и заливала землю неярким светом, в котором можно было разглядеть тропинку. По крайней мере экспату с его нечеловеческим зрением хватало.

— Тебе сейчас на аэродром возвращаться не нужно? — поинтересовалась Олеся, по-хозяйски, крепко, взяв летчика за руку.

— Нет, — выдавил экспат. — Мы по ночам не летаем. А что?

— Тогда пошли.

— Куда?!

— Да не бойся, что так кричишь? — тихо засмеялась девушка. — Я ж тебя не съем. Ко мне, куда же еще. Но ты не подумай, я не какая-нибудь — у меня бабушка дома. Чаем тебя угостим. С конфетами. Любишь конфеты?

— Не очень, — честно признался Григорий. Ему страшно хотелось курить, но Олеся так прижалась к нему и повисла на руке, что лезть в карман за папиросами и зажигалкой было неудобно. И, вот ведь напасть, опять с ним играла в догонялки какая-то мыслишка. Носилась метеором в голове, но в руки никак не давалась. И от этого Дивин потихоньку начинал злиться. И это вместо того, чтобы радоваться неожиданно нарисовавшемуся романтическому свиданию.

Внезапно летчик насторожился. Показалось, или за ними кто-то идет следом? Экспат остановился и напряг слух. А ведь точно. Неведомый преследователь, правда, тоже сразу остановился, но все же с небольшой заминкой и Григорию удалось распознать слабый шорох подошвы по земле.

— Ты чего? — шепотом спросила Олеся, нервно озираясь. — Иль почудилось что? Так ведь нет никого рядом.

— Погоди, — тихо попросил ее Дивин, повернув голову в том направлении, откуда раздались подозрительные звуки. — Не говори ничего. Эй, кто там? — громко крикнул старший лейтенант в темноту. — Выходи!

Тишина. А потом негромко хрустнула веточка под чужой ногой и неизвестный пошел прочь. Григорий пожал плечами. Ерунда форменная. А он уже собрался расстегнуть кобуру и достать пистолет. Так, на всякий случай.

— Ушли? — испуганно вздохнула девушка. Ее била нервная дрожь.

— Не бойся, все уже закончилось, — успокоил ее Дивин. А затем усмехнулся. — Небось Прорва приревновал и решил проследить.

— Это вы так рыжего своего зовете? — несмело улыбнулась Олеся. — Странное прозвище для летчика.

— Ничего странного, — развеселился экспат. — Жрет как не в себя, вот и вся разгадка. Знаешь, у нас ребята иногда шутят, что Рыжкова проще пристрелить, чем прокормить. — Григорий поднял голову. Луна посеребрила верхушки деревьев. Красиво. — Что, пошли дальше?

Запах дыма от костра шибанул в нос, когда они еще только выходили на окраину леса. Обычный человек может и не среагировал бы на него, но Дивин почуял присутствие других людей задолго до того, как они встретились. И поэтому рассеянно отвечал что-то расщебетавшейся Олесе, прикидывая, с кем предстоит столкнуться.

— Стой, кто такие? — окликнул их грубый голос. Девушка ойкнула и спряталась за спину летчика. Смутная тень проявилась в темноте, подошла ближе и оформилась в рослого красноармейца.

— Свои, — отозвался Григорий. Самую чуточку «подкрутил» зрение и повел головой. Ага, три человека. Один стоит перед ним, двое других присели слева, прячутся за поваленным деревом. В руках у всех троих автоматы. Патруль? Или, как это правильно называется — а, точно, вспомнил, — «секрет»! Хотя, при скрытном наблюдении бойцы вряд ли позволили бы себе разжечь костер. Другое дело, что горит он в яме, да еще так хитро, что не виден чужому глазу. Разведчики? Тьфу, ерунда, какие разведчики в собственном тылу? Или…

— Документы! — Высокий боец настороженно повел стволом ППШ. — Сейчас поглядим, что тут за свои по лесам шляются ночью, — грозно сказал он, смешно окая по-волжски.

— Браток, спокойно, — экспат осторожно высвободил рукав из цепких девичьих пальцев и аккуратно поднял руки перед собой. Как бы не пальнул сдуру, мелькнула тревожная мысль. — Старший лейтенант Дивин, штурмовой авиаполк.

— Дивин, говоришь? — красноармеец подошел поближе. — Старший лейтенант? Документики ваши все же позвольте, товарищ командир, порядок есть порядок. Сами понимаете.

— Понимаю, — согласился Григорий. Не торопясь расстегнул нагрудный карман гимнастерки и достал удостоверение. Боец шагнул вперед и быстро выхватил его из рук летчика. Отскочил назад, раскрыл, и не торопясь принялся изучать.

— Ноктолопией маешься? — насмешливо поинтересовался Дивин.

— Наслаждаюсь, — буркнул красноармеец, разглядывая документы.

Сзади раздались шаги. Экспат оглянулся. Из леса в открытую, не стесняясь и не прячась, подходили двое: похожие, словно близнецы, гибкие и ловкие парни — по внешнему виду обычные бойцы РККА. Оружия не видно, только на поясах у обоих ножи. Все страньше и страньше.

— А что, братья-славяне, погреться к огоньку пустите? — развязно осведомился один из гостей и шагнул к Дивину. Пора, понял летчик и опустил руку на кобуру. Твою мать!

— Потерял что-то, красавчик? — издевательски хохотнула лже-Олеся, направив на Григория его же пистолет. — Не дергайся, у меня твой ствол. Не заметил что ли? А я думала, вас хорошо обучают. Вот тебе и сталинский сокол. По сторонам надо смотреть, по сторонам. Ручки поднимай, да поживее. Ну?!

— Погодите, — заискивающе сказал экспат. — Зачем, нельзя же так.

— Тьфу, а говорили «герой»! — презрительно сплюнул тот из диверсантов — теперь в этом не было никаких сомнений — что держал в руках летчицкое удостоверение. — А на поверку выходит…

Договорить он не успел. Потому что Григорий с места прыгнул вбок, в темень, метра на два, покатился по земле, молясь про себя, чтобы не врезаться в какое-нибудь деревце. Не успел приподняться, как от костра часто, вразнобой, ударили вспышки выстрелов. Но били немцы наугад, явно прозевали его бросок и не понимали, где он сейчас находится.

— Не стрелять! Живым берите! — раздался повелительный приказ кого-то из диверсантов. Ага, видать, он у них за главного, отметил для себя экспат.

Дивин припал к траве и замер. Что всегда выдает? Правильно, движение и шум от него. Вот и сейчас, он никуда не бежит и потому стал невидим. А враги ломятся за ним, будто лоси во время гона, в азарте забыв об этом нехитром правиле. Нет, по человеческим меркам они действуют вполне даже неплохо, на порядок лучше обычного пехотинца. Чувствуется, что какая-никакая, но спецподготовка присутствует. Но для мантиса, что перехватил контроль над телом Григория, непозволительно шумно и неуклюже. А еще очень медленно.

Самый резвый получил сильнейший удар под ложечку и сложился пополам, не в силах вздохнуть. Экспат коротко рубанул его ребром ладони по шее и изящным пируэтом отшагнул в сторону, пропуская мимо себя детину с автоматом, который попытался достать его прикладом. Ему Дивин, недолго думая, свернул шею, резко скользнув за спину. И тут же без особых усилий бросил тело убитого врага навстречу одному из тех липовых бойцов, что преследовали его в лесу. Оба — и живой и мертвый — покатились по траве, точно сбитые городки.

— Сюда! — придушенно крикнул диверсант, пытаясь скинуть с себя труп товарища. — Здесь он! — Загонщики тут же бросились к нему. А мантис нехорошо усмехнулся и приготовился заняться тем, что любил больше всего. Убивать!

— Дивин, падай! — вдруг отчаянно заорал знакомый до боли голос откуда-то сзади. — Падай, Кощей!

И едва Григорий успел повалиться на землю, как из темноты по замершим от неожиданности немцам ударили сразу несколько автоматов. А потом еще басовито рявкнул «дегтярь», показывая, кто в доме хозяин. Стрельба продолжалась недолго, секунд двадцать-тридцать. Потом все стихло, и в лесу установилась нервная тишина, которую нарушал лишь протяжный стон раненого где-то впереди.

— Еще добавить? — насмешливо осведомились из леса. — Вы все у нас на мушке.

— Сдаемся, не стреляйте! — послышалось от костра после небольшой паузы.

«Кавалерия из-за холмов, — усмехнулся про себя экспат, закрывая, на всякий случай, голову руками. — Жаль, не дали порезвиться».