Взлетев, собрались в звенья и восьмеркой пошли к цели. Над штурмовиками рассерженными осами сновали взад-вперед шесть «яков». Солнце уже поднялось, рассеяло утренний туман и нестерпимо било в глаза. Начищенные до блеска стекла кабины сверкали, отражая солнечные лучи. Впереди едва различимое кольцо бешено крутящегося винта. Сквозь него вдалеке проступали множество тянущихся кверху коричнево-черных столбов. Это разворачивались в атаку немецкие танки — их сегодняшняя цель.
Через пару-тройку минут полета стали хорошо видны внизу вспыхивающие то тут, то там огоньки. Судя по их количеству, бой завязался нешуточный. Видать, схлестнулись на встречных курсах наши танкисты с гитлеровцами. Как бы не задеть ненароком своих, мелькнула у Григория тревожная мысль. То-то радости у прокурора будет — не успел отмазаться от прежних обвинений и на тебе — на подходе новые! Дивин до боли напрягал зрение, стараясь ухватить картинку сражения. Сегодня он просто не имел права на ошибку.
— За тобой нынче будут следить в четыре глаза, — тихонько говорил ему перед самым взлетом Карпухин. Не поленился особист, пришел проводить летчиков на задание. — Смажешь вылет, не остановишь фрицев, припомнят мигом все. Учти, Кощей!
— Так разобрались же, товарищ майор, — искренне недоумевал экспат, надевая парашют. — Вы же сами пленку несколько раз смотрели, не бил я по своим. Какие ко мне могут быть претензии?
— Ой, дурак, — с жалостью глядел на него Карпухин. — Другого виноватого так и не нашли, верно? — Особист дождался от летчика согласного кивка и спокойно продолжил. — А это значит что?
— Что?
— Это значит, что приказ командарма не выполнен. Смекаешь?
— Не очень, — помотал головой Григорий.
— Объясняю для тупых. Доложить командующему, что обосрался, прокурор побоится. Собственно, поэтому он до сих пор от нас не уехал. И задание на штурмовку ты получил аховое. Ошибешься, мгновенно сделают виноватым. А прицепом и прежнюю гадость на тебя повесят. И оправданий никто уже слушать не станет. Теперь уразумел?
— Да, — мрачно ответил Дивин. — Придется сработать ювелирно.
— А я тебе о чем толкую! — обрадовался майор. — Будь так любезен, заткни поганую пасть всем болтунам. И тебе хорошо, и полку. Не подкачай!
«Не покачай»! — передразнил контрразведчика экспат. Поди, отыщи в этой круговерти нужный квадрат. На земле за время последних ожесточенных боев перепахано буквально все. Где взять нужные ориентиры?
— Приготовьтесь, цель перед вами, — донесся из радиоприемника искаженный до неузнаваемости голос авианаводчика.
— Вас понял, — отозвался Григорий. — Начинаю работу. — Он дважды покачал крыльями, подавая сигнал другим пилотам. Рация рацией, а вдруг кто-то не услышит? Энергичный маневр и «ильюшин» устремился в пике. Земля приближалась с пугающей быстротой. Палец на кнопке бомбосбрасывателя закаменел. А навстречу уже полетели, расчерчивая небо разноцветными линиями и точками трассы крупнокалиберных пулеметов — это зенитное прикрытие фрицев опомнилось и попыталось сорвать атаку советских штурмовиков.
«Рано…рано…— говорил сам себе Дивин. — Еще чуточку…Пора»!
Он быстро нажал на кнопку шесть раз подряд. Многотонная махина слегка подпрыгнула, освободившись от лишней тяжести. Летчик с силой потянул ручку управления на себя, боясь зацепить землю — при выходе из пикирования самолет всегда дает просадку. А в голове бьется загнанной птицей опасливая мыслишка об опасности подорваться на собственных «сотках». И от этого хочется поскорее убежать, набрав спасительную высоту. Но «ил», как нарочно, поднимается словно в замедленной киносъемке. И пришпорить его, как жеребца, не получится — в небе действуют другие законы и правила.
Снизу его догнал глухой толчок, после которого штурмовик как будто получил невидимый пинок и подскочил вверх. Это догнала его ударная волна. Быстрое движение ручкой — все ли в порядке, не получила ли машина повреждения? Нет, все в норме, «илюха» послушен, как всегда. Значит, можно продолжать атаку.
— «Восьмерка»! — громко скомандовал Григорий. Этот маневр он отработал с летчиками своей эскадрильи сравнительно недавно. Суть его заключалась в следующем: чтобы лишить немецких зенитчиков возможности пристреляться, сбить с толку их наводчиков, штурмовики на повторных заходах неожиданно меняли направление боевого курса и сторону разворота на выходе из пикирования. Вроде бы ерунда, но сделать это могли лишь пилоты в группе с отличной слетанностью, потому что каждый элемент маневра требовал неослабного внимания, осмотрительности и дисциплины. А, самое главное, умелого руководства ведущего группы. Почему «восьмерка»? Когда Дивин первый раз чертил на листе бумаги траекторию движения, то внезапно получилась фигура, похожая именно на эту цифру. Где в центре, на пересечении линий и находился объект атаки.
Внизу мелькали ломаные линии траншей и окопов. С помощью своего чудо-зрения экспат мог иногда разглядеть даже отдельных солдат в форме мышиного цвета, которые старательно прятались за бруствером. Почвы для сомнений не осталось, под ним именно немцы.
Дивин на всякий случай уточнил у авианаводчика квадрат, в котором предстояло действовать. Надо было нанести точный и мощный удар. Короткий взгляд назад. Все на месте, все держатся в строю.
— Стрелок, доклад! — Воздушному стрелку проще, чем пилоту. Летчик в бою редко имеет возможность рассматривать землю в деталях: он пилотирует самолет, выполняет противозенитные маневры, целится. Стрелкач же в это время свободен от всех подобных обязанностей и вполне может помочь своему командиру с опознанием каких-либо особенностей в наземной обстановке. Другое дело, что Григорию это не слишком-то и было нужно, но зачем порождать нездоровые слухи? Пусть окружающие думают, что он такой же, как все.
Восьмерка «илов» еще примерно десять минут утюжила немецкие позиции. «Эрэсы», пушки, пулеметы — в ход пошел весь арсенал грозных летающих танков.
— Отлично, «горбатые», красиво сработали, — поблагодарили с пункта наведения. Что ж, можно и назад потихоньку. В душе разливалась гордость за хорошо выполненное задание. Атака и впрямь удалась. После докладов ведомых и собственных наблюдений экспат готов был поручиться, что его группа уничтожила или повредила не менее шести танков. С живой силой сложнее, ведь фрицы прятались в окопах. Навскидку, до тридцати гавриков стали сегодня удобрением в русской земле. А там, кто его знает наверняка?
В реве мотора еле-еле стали слышны обрывки каких-то команд в наушниках. Но как Григорий не прислушивался, понять, о чем именно идет речь так и не смог. В конце концов, в который уже раз плюнул и пообещал себе, что обязательно заставит начальника связи полка сделать, наконец, что-нибудь с этим недоразумением — штатной рацией РСИ. Хотя, помнится, в информации из будущего обнадеживающих сведений на этот счет не имелось.
Едкий запах гари с земли и от рвущихся в небе зенитных снарядов чувствовался даже в кабине «ильюшина».
— Атака закончена. Сбор! Стрелкам, усилить наблюдение. «Маленькие», мы домой, прикройте.
— «Ястреб-4», я — «Сокол-18», все в порядке, слышу и вижу вас отлично, пристраиваюсь.
Вот и славно, значит «худых» поблизости не наблюдается. Но все равно, бдительность и еще раз бдительность. Иначе и не поймешь, откуда прилетит твоя последняя пушечная или пулеметная очередь, выпущенная одним из многочисленных птенцов Геринга.
Шарах!
Самолет резко потянуло на нос. Так, словно он готов снова устремится в пикирование. Кабина наполнилась едким дымом от которого на Григория напал кашель. Задыхаясь, экспат отрыл форточку. Стало чуть полегче. Что же произошло? А, вон оно как — слева, в центроплане здоровенная дырища. Видать, на отходе поймал-таки зенитный снаряд. «Илюха» ощутимо потяжелел. Ручку управления приходилось держать двумя руками, напрягая мускулы. От напряжения быстро начали ныть плечи.
— Кощей, ты как? — ворвался в наушники встревоженный голос Прорвы. — Наблюдаю дым за твоей машиной.
— Не паникуй раньше времени, — процедил Дивин. — Дотянем!
Кое-как развернул «ил» на девяносто градусов и потащился на свой аэродром, сверяясь то и дело с картой. Заблудиться сейчас было никак нельзя. Вскоре с ним поравнялся самолет Валиева. Ведомый покачал крыльями, словно подбадривая. Дескать, не боись, командир, вернемся. На душе потеплело. Кажется, или даже ручка управления стала немного послушней?
Долгие тридцать минут полета домой сильно вымотали Григория. А ведь впереди еще был десерт: предстояла сложная и опасная посадка на изувеченной машине.
— «Ястребы», садитесь первыми! — скомандовал он ведомым, подстроив радиоприемник. Нельзя было допустить, чтобы он при неудачной посадке перегородил своим летчикам взлетную полосу, у них ведь тоже горючки в обрез. В последнее время это стало в полку доброй традицией: заливать баки не под крышку, зато добавлять боезапас. Сейчас, правда, это играло против экспата.
Наконец, с земли пришла команда. Можно было приступать к посадке. И сразу мучительный выбор: пробовать сесть, как положено или не рисковать и приземлиться на «брюхо»? Но тогда «четверочка» выйдет из строя как минимум на несколько дней. С другой стороны, выпущенные шасси могут потянуть самолет и он скапотирует, перевернется. Задачка.
Григорий решил рискнуть. Привычное движение рукой и кран установлен в положение «выпуск». Правая зеленая лампочка тотчас загорелась, показывая, что все в норме, а вот левая…левая осталась темной. Перегорела? Летчик выглянул из кабины. Красно-белый полосатый «солдатик» механического указателя на левой плоскости тоже не выскочил, не встал вертикально.
— Кощей, левое шасси не вышло! — руководитель полетов уже несколько раз повторил это в свой микрофон. — Не вышло!
— Вас понял, — отмахнулся от его бубнежа Дивин. — Извини, браток, не до тебя сейчас!
Дивин несколько раз попытался выпустить шасси аварийным способом, но оно упрямо оставалось на своем месте.
Спина взмокла от напряжения. Во рту пересохло, а результат по-прежнему нулевой. Один, второй круг над аэродромом. Никак! Григорий даже слегка пошуровал ручкой управления, попытался аккуратно встряхнуть штурмовик с крыла на крыло, надеясь, что проклятое колесо все-таки выпадет и встанет в нужное положение. Хрена там.
— Стрелок, будем садиться на одно, цепляйся у себя покрепче! — отдал, в конце концов, экспат приказ по СПУ. А потом связался с наземной радиостанцией. — «Земля», я «Ястреб-4», сажусь на одном колесе.
— Принял, «Ястреб», — отозвались снизу после небольшой паузы. — Садись чуть левее посадочного «Т».
Легко сказать! Вот знать бы еще, как это правильно сделать? Дивин посмотрел в открытую форточку. На взлетке, возле посадочных знаков метались люди. К финишеру подкатила полуторка. Понятно, готовятся к возможной аварии и пожару.
Что требуется? Надо удержать Ил-2 с правым креном на одной точке опоры до полной остановки. Пока не будет сброшена окончательно скорость. Потому что, если левое крыло опустится, начнет пахать острой консолью землю на большой скорости, то штурмовик скорее всего «клюнет», встанет на нос и перевернется через голову. Какие у него со стрелком шансы выжить после такого кульбита? Правильно, невысокие. Да что там, и думать нечего остаться живыми-невредимыми.
А голос в наушнике твердит, как заведенный, напоминая, что нужно садиться чуть левее посадочных знаков. Ну да, там запасная посадочная полоса, все правильно. Но она ведь значительно уже основной и попробуй еще попади на нее на изувеченной машине. О, а что там расстилают на траве? Экспат пригляделся. Потом от души выругался. Поперечное полотнище «Т», подвернутое с левой стороны.
— Бл…дь такая! А я не догадался, что у меня там шасси не вышло! Не иначе, себе страховку на возможный несчастный случай готовят.
Ладно, все постороннее идет к черту. Сейчас надо сосредоточиться исключительно на посадке. Время на бортовых часах замерло. И только тоненькая секундная стрелка неторопливо ползет, отсчитывая последние мгновения перед приземлением.
Григорий решил сажать «илюху» как обычно. Главное, не прозевать момент и когда правое колесо штурмовика коснется земли, сразу же создать крен в сторону выпущенного шасси. А потом удерживать самолет в таком положении до конца пробега и молиться всем известным богам.
Что еще? Ах, да, триммер! Дивин привычно выкрутил нужную рукоятку до отказа. Потом нежно, еле-еле шевеля ручку управления, довернул «ил» вдоль посадочных знаков, не сбавляя оборотов. Сбрось их даже на самую малость и машина сразу же уйдет в пикирование. Не, дураков нема!
Глянув прицельно вперед, экспат установил угол планирования. Вот, кстати, насущная проблема: определиться с тем, когда нужно прибрать газ. Тут ведь если потянешь его на себя, то самолет мгновенно провалится вниз, врежется единственным колесом в землю, сделает «козла» и тогда пиши пропало. Вмиг останешься вообще без шасси. Господи, да что они там вся бубнят по рации?! Достали уже! Экспат рыкнул нечто матерное и постарался отстраниться от чужого бормотания. Не до него сейчас, сказал ведь!
А ведь можно было просто плюхнуться на «брюхо», опять мелькнула предательская мыслишка. И ведь хрен бы кто его осудил за это — машина с такими повреждениями является однозначно аварийной. Вот только, помимо потери ставшего родным штурмовика, не прицепится ли к нему снова этот назойливый прокурорский?
Экспат с трудом выровнял Ил-2. Мотор рявкнул последний раз и затих. Григорий быстро выключил магнето и затаил дыхание, ожидая тот самый страшный, первый момент касания с землей. Не прозевать, не упустить — сделать его максимально мягким, иначе машину не удержать в правильном горизонтальном положении и она повалится на левую плоскость. А там, что характерно, никакой опоры!
Как не старался, но момент соприкосновения колеса с землей Дивин позорно упустил. «Илюха», будто осторожничая, дотронулся до полосы неуловимо, почти невесомо. А потом начал было заваливаться, словно обессилев, но здесь уже летчик не сплоховал, быстро переложил ручку, создавая нужный крен. Машина стремительно бежала на одном правом колесе. Но с каждым мгновением элероны обвисали, а левое крыло начало опускаться. И сделать с этим экспат уже ничего не мог. Штурмовик катился, скорость гасла.
Пора! Григорий начал тормозить. Крыло все ниже. Еще ниже. Совсем низко…Касание!..Тормоз!...
Надо же, оказывается, руки совсем затекли. Дивин тупо разглядывал резиновый наконечник ручки управления и никак не мог заставить себя взглянуть из кабины. Резкий сигнал подъезжающего автомобиля вывел его из оцепенения. Черт возьми, он сел!
Экспат облегченно выдохнул, выпустил ручку управления и сильным рывком сдвинул фонарь кабины назад. Выскочил наружу и постучал ладонью по борту.
— Эй, боец, вылезай, приехали! Ты как там?
— Норма.
— Вот и гут!
Ловко соскользнул на землю и первым делом пошел посмотреть на поврежденное крыло. Надо же, а не все так плохо, как он думал. В принципе, после аварийной посадки достаточно было лишь поменять слегка помятую консоль и штурмовик будет в порядке. Относительном, разумеется, хватало ведь у него и иных повреждений. Но, все же не как в известной авиационной песенке: «Прилетели, мягко сели, высылайте запчастя. Элероны, лонжероны, фюзеляж и плоскостя»! Некоторые остряки, к слову, умудрялись существенно расширить список требуемых деталей в этом шуточном стихотворении.
Первым, кто соскочил с подножки подъехавшей полуторки, был Свичкарь.
— Командир, ты как? — За ним горохом посыпались из кузова техник, моторист и оружейник.
— Нормально, — скупо ответил Дивин. Выпрыгнувшей из кабины медсестре он успокаивающе махнул рукой: «Все в порядке. Цел».— Глянь лучше, что там с нашей ласточкой.
Механик понятливо кивнул и быстро нырнул под плоскость. Пробежался вдоль нее, ощупывая вмятины и пробоины, похмыкал задумчиво. Потом подошел к хвостовому оперению. Уверенным жестом сдернул со стабилизатора задравшийся лист дюрали, заглянул под него и многозначительно цокнул языком.
— Богато тебе прилетело, командир.
— Ну извини, — усмехнулся экспат, стаскивая шлемофон. — Забыл гансов предупредить, чтобы поменьше сыпали.
— Да ладно, — смешался механик. — Извини, командир, ляпнул не подумав. А за «четверку» нашу не переживай. Сегодня заклепаем стабилизатор, наклеим перкалевые заплатки. А потом займемся шасси. Надо только поставить «илюху» на козлы.
— Смотри у меня, чтобы, как в прошлый раз не получилось! — пригрозил Григорий. Техник, что болтался возле Свичкаря, густо покраснел и быстро юркнул под крыло. Подальше от начальственного гнева.
— Не волнуйся, командир, все проконтролирую лично! — вскинулся механик. — Если сомневаешься, потом могу пригласить инженера полка, пусть он сам все перепроверит и примет машину после ремонта.
— А что, хорошая мысль, — не дал слабину Дивин. Ишь чего удумал, поросенок, на жалость и сочувствие давить! Главное, физиономия такая обиженная. Тоже мне, униженный и оскорбленный. — Обязательно пригласи «сухаря».
Свичкарь резко поскучнел. Инженер полка Валерин отличался повышенной педантичностью во всем, что касалось обслуживания самолетов. И спуску никому не давал.
— Есть пригласить «сухаря».
— Вот и славно.
— Ваши бегут, — указал механик на летчиков эскадрильи, что неслись шумной веселой гурьбой к месту приземления штурмовика.
— А ты разговор не переводи, — мигом разгадал его нехитрую уловку экспат. — За каждый винтик отчитаешься!
— Да понял я, понял, — мрачно пробурчал Свичкарь и тоскливо шмыгнул носом. — Сделаем все в лучшем виде.