Штурмовик из будущего-2

Глава 27

— Гриш, ты бы закусывал, — Таисия жалостливо вздохнула и пододвинула тарелку с наваристым борщом поближе к экспату. — Остынет ведь. А я тебе потом еще вермишель с котлетами принесу. Поешь! Не хочешь котлеты, у нас вишня спелая есть. Бойцы из БАО где-то целый бачок нарвали, давай сбегаю?

— Так я и не пью почти, чего тут закусывать? — возразил Дивин. Поглядел с недоумением на пустой стакан, который, оказывается, держал все это время в руке, и небрежно поставил его на неровную поверхность грубо сколоченного на скорую руку деревянного стола. В летной столовой — длинные некрашеные столы и такие же длинные скамьи под навесом из маскировочной сети — уже никого не осталось. Где-то поодаль, за пределами неровного круга от слабеньких лампочек, испускающих тусклый красноватый свет, невидимый повар гремел у своей полевой кухни чашками-плошками. — Я ж только законные наркомовские сто грамм употребил. Так право имею.

— Да я и не спорю, — опять вздохнула девушка. — И понимаю все.

— Слушай, а что это за песню вы тут вчера вечером пели? — спросил неожиданно экспат. — Что-то про Днепр?

— Про Днепр? — задумалась Таисия, припоминая. — А, это одна из девочек наших в отпуске была, услышала где-то и слова записала. Хорошая песня, правда? Поэт товарищ Долматовский сочинил.

— Споешь? — попросил Григорий.

— Да ну, — смутилась девушка. — У меня голос слабый. В компании с другими еще ничего, а одна даже пробовать не стану.

— А тебе вон, Шварц подпоет, — улыбнулся Дивин. Он уже давно заметил кота, который шарился в траве неподалеку. Услышав свое имя, питомец на секунду замер, а потом все-таки вышел к людям, гордо распушив хвост. Примерился, запрыгнул на скамью рядом с хозяином и ткнулся ему в бок лобастой головой. Дескать, чего надо?

— Ой, я ему сейчас чего-нибудь вкусненького принесу, — всполошилась Таисия.

— Сиди, — придержал ее за руку экспат. — Хватит его закармливать. И так уже сам поперек себя шире стал. Шварц возмущенно мявкнул. — Я тебе поспорю! — Григорий ловко ухватил шерстяного наглеца за шкирку. — Разом хвоста накручу! — Кот прикрыл глаза и обреченно обмяк, демонстрируя покорность злодейке-судьбе.

— Не надо, отпусти, ему же больно! — начала причитать девушка. Шварц жалобно мурлыкнул.

— Аферист! — отбросил мнимого страдальца Дивин и брезгливо вытер ладонь о штаны. — Нашла, кого жалеть. Эта скотина даже у Карпухина умудряется за обедом что-нибудь выпросить, представляешь? Слушай, правда, давай споем что-нибудь? Душа не на месте.

— О Куприянове думаешь?

Экспат помолчал, а потом скрипнул зубами.

— И о Кольке, конечно. Просто…ты знаешь, вот сколько смотрю со стороны, а все равно привыкнуть никак не могу. Адъютант эскадрильи приходит, вещи сбитых летчиков собирает, а после некоторых ребят вообще ничего не остается — ни писем, ни фотографий. Получается, все, чем они владели, с ними и сгорело. Будто и не было человека. Даже родным отправить нечего.

— Но ты же письма домой пишешь, — робко сказала Таисия. — Я видела, всегда пишешь. Зубами, правда, так страшно скрежещешь.

— Пишу, — мотнул согласно обгорелым чубчиком Дивин. — Я тебе никогда не рассказывал, что именно пишу? Нет? А, тогда слушай. Когда есть повод рассказать о последнем героическом бое товарища, тогда проблем нет. А как быть, когда ничего славного и запоминающегося в смерти не найди, хоть обыщись?

— О чем ты, Гриш? — девушка смотрела непонимающе. — Как такое возможно?

— Легко! — криво усмехнулся экспат. — Загибай пальцы: Ярослав Вяжевич — врезался в холм при низкой облачности при заходе на посадку. Ибрагим Гасанов — в госпитале помер, от заражения крови. Родион Кирюхин — сбит огнем своих же зениток. Валька Миронов — не раскрылся парашют. У Семки Данилова отказал двигатель, когда он в штопор вошел. Петька Ерин от осколка шального снаряда прямо на аэродроме. Каждый из них — это как рубец на сердце, что никогда не заживет. Скажи, что я про их смерть должен написать?! Некоторые всего разок в небо и поднялись. Да там и остались.

Таисия тихонько заплакала, утирая лицо накрахмаленным фартуком. Шварц снова запрыгнул на скамейку и прижался к ней, неловко тычась усатой мордой и громко мяукая. Утешал.

— Ладно, ты прости меня, солнышко, — экспат неловко приобнял девушку за плечи и привлек к себе. — Накатило что-то. Слушай, а принеси еще водки? Я же знаю, у повара вашего точно есть в заначке. Душа горит.

— Нет! — решительно отрезала Таисия, вытирая слезы. Куда только ее жалкий вид делся. — Не хватало еще грусть-тоску выпивкой заливать. Насмотрелась я такого вдоволь. У нас в коммуналке через одного мужики спивались. А ведь какие рабочие были — золотые руки. Но как к заразе этой пристрастились, так ничего, кроме стакана в жизни больше не интересовало. Даже не проси! Лучше за патефоном схожу. Ты ведь петь хотел? Вот и пой.

Дребезжала мембрана. Шипели старые заезженные пластинки. На звуки песен подошли летчики и стрелки. Появилась стайка девушек — связистки-телеграфистки, официантки, работницы штаба. Подтянулись даже истребители. Жизнь брала свое — вскоре в танце закружилось несколько пар.

Григорий по-прежнему сидел за столом. Курил, рассеянно чесал развалившегося у него на коленях Шварца и молчал.

— Слышь, командир, я слыхал, что Куприянова к Герою представили, — плюхнулся рядом Валиев. — Посмертно. А воздушного стрелка к Красному Знамени.

— Пассия твоя штабная проболталась? — угрюмо осведомился Дивин, глотая горький дым папиросы. Ильмир смутился. Но вдруг упрямо вскинул подбородок.

— Зачем так говоришь? У нас с Машей все серьезно. Война закончится — распишемся. Я про нее уже родителям написал. И она своим про меня тоже.

— После войны? — нехорошо прищурился экспат. — Долго ждать придется. Еще два года.

— Откуда знаешь? — обалдел ведомый. — Мы ведь фрицам хребет нынче переломили. Теперь погоним вражину!

— Силен немец, Ильмир, — грустно вздохнул Григорий. — Вся Европа на него работает. Видал, что у гансов убитых в ранцах? Вино, сыр, колбаса — все из других стран. А техника, вооружение? Нет, помяни мое слово, еще долбить их и долбить. Но я точно тебе говорю: перемелем эту свору поганую! В мелкую труху перемелем. И в Берлине, на рейхстаге их, напишем обязательно, что, мол, дошли. Точка!

— Рейхстаг? А, это за ложный поджог которого товарища Димитрова фашисты судили? — насупился Валиев, зло сжав кулаки. — Знаю, на политбеседах Вардан Эрнестович рассказывал. — Сволочи!

— Вот-вот, — кивнул согласно Дивин. — Именно там и накорябаем что-нибудь матерное. А Шварц еще и нужду в кабинете их бесноватого фюрера справит.

Ильмир громко засмеялся.

— Умеешь ты, командир, меткое словцо подобрать. Как скажешь, прям камень с души упадет.

— Что я тебе, клоун цирковой? — недовольно проворчал Григорий. — Говорю, что думаю. Кстати, невеста твоя не сказала, часом, когда в тыл отправят?

Валиев густо покраснел.

— Да ну, какая невеста.

— А кто ж еще? — удивился экспат. — Конечно невеста. Сам только что в драку кидался, доказывал, что у вас все серьезно, все по-взрослому. Так что, хорош тут щеками полыхать, докладывай.

Ильмир огляделся по сторонам. Потом подвинулся поближе к Дивину, зашептал на ухо.

— Не будут нас в тыл выводить. Пополнение скоро пригонят. И самолеты новые. В пути уже перегонщики. Маша сказала — только это секрет, командир, — что нам какие-то другие «илы» дадут.

— Какие еще другие? — удивился Григорий. Но неожиданно задумался и потер лоб, припоминая. — Ах ты ж, черт. Неужто пушечные? Но они ведь говеные совсем. Пустая трата сил и времени.

— Ты про что, командир? — изумленно приоткрыл рот Валиев. — Откуда про новый штурмовик знаешь?

— Тоже мне, секрет Полишинеля! — отмахнулся от него экспат. — Я еще год назад под Сталинградом видел, как войсковые испытания машины с пушками ШФК проходили. Прилетали к нам эксперты из НИИ ВВС. Висит такая мандула в обтекателе, боекомплект всего сорок снарядов, попасть из нее можно разве что, если очень сильно повезет. Из одной стрелять вообще нельзя, потому что самолет мгновенно в эту сторону разворачивается. А из двух требуется бить короткими, по два-три снаряда очередями. Да и отказы частенько случались. Зато пилотировать на порядок сложнее. «Илюха» и так утюг утюгом, а с пушками и маневренность никудышная, и виражить невозможно. А нагрузка на рули такая, что за штурвал штангиста или борца надо сажать. Иначе ни за что не удержишь. Хотя, врать не буду, легкие танки как орешки из этой пушки щелкали. Да и средний, если метров с пятисот приложить, то мало вражине не покажется. Так это еще, повторюсь, попробуй попади. В общем, барахло!

— Нет, там какая-то другая пушка упоминалась, — отчаянно замотал головой Ильмир. — Точно не ШФК. Это ведь Шпитального, правильно? А там другое обозначение было.

— Да? Ладно, тогда поглядим, что за зверя нам приволокут, — плавно закруглил разговор экспат. Не говорить же товарищу, что и НС-37 — а другого ничего попросту нет — тоже полная фигня. На «яках» и «лаггах» еще куда ни шло, но на Ил-2 эта идея окажется пустышкой. Лучше бы дурью не маялись, а побольше ПТАБов присылали.

— Дивин, иди-ка сюда, — комполка поманил курившего неподалеку от столовой экспата пальцем. Багдасарян, что стоял рядом с командиром, что-то негромко спросил, но Хромов лишь досадливо отмахнулся.

— Тащ подполковник…

— Хорош, — оборвал доклад Батя. Хотя довольная ухмылочка по губам проскочила — новое звание явно грело ему душу. И еще Дивин успел заметить, как командир непроизвольно покосился на свои погоны. Экспат спрятал улыбку. А что, сам такой же — нет-нет, а проверишь, на месте ли четвертая звездочка. — Ты, помнится, возмущался часто, что, дескать, наземные войска плохо используют авиационную поддержку. Было такое?

— Было, — кивнул Григорий. — Не всегда разумно используют. Оно ведь как: заметят пару танков и давай истерить — минимум эскадрилью им немедленно подавай. В итоге летаем вхолостую. А там, где по-настоящему жарко, пехота зазря пропадает. Да вы и сами лучше меня все это знаете.

— Знаю, — согласился Хромов. — Поэтому слушай приказ: направляешься на передовую в качестве авианаводчика. Поучишь пехоту, как требуется работать со штурмовиками.

— Я? — удивленно вскинулся экспат.

— Ты, ты, — подтвердил комполка. — Все равно машин исправных не осталось. Так что, нечего без дела сидеть. Собирайся, дуй к Зотову — он тебя вместе с начальником связи полка подробнее в курс дела введет, а потом отправляйся. Связисты с оборудованием уже возле КП ждут.

— Есть, — козырнул Дивин. — Разрешите идти?

— Иди!

Трое бойцов — персонал радиостанции V-100 — в самом деле уже ожидал экспата. После небольшого инструктажа у начштаба Дивин не спеша оглядел свое небольшое воинство, закурил и тихо поинтересовался:

— Аппаратура исправна, проблем не будет?

— Не волнуйтесь, товарищ капитан, — спокойно ответил старшина с прокуренными, рыжими от махорки усами. — Все, как часы работает. Техника отличная.

— Добро, — кивнул Григорий. — Тогда поехали. Машина наша где?

— А вон, под деревьями ждет, — показал старшина.

— Ага, вижу. Берите шмотки.

Бойцы сноровисто закинули на плечи три брезентовых ранца, в которых переносилась радиостанция в полевых условиях. Американская V-100 состояла из самого приемопередатчика, ручного динамопривода и комплекта радиоантенн. Рация была компактной, но достаточно мощной. Для авианаводчиков — самое то. Забрались в кузов видавшей виды полуторки — водитель предлагал экспату сесть в кабину, но тот решительно отказался: жарко и тесно. Тронулись.

Ехали часа полтора. Фронтовые дороги — то еще развлечение. Трясет и мотает за милую душу. Чуть зазевался и получай «тещин подарок» — синяк, ссадину или ушиб. Поэтому за края кузова держались крепко. Шофер крутил баранку, стараясь объезжать рытвины и ухабы, но куда там. Бойцы ворчали, иногда недовольно ругались вполголоса, посматривая на Григория. Но тот молчал. Лишь один раз тоже не выдержал и от души выматерил водителя, когда их грузовик едва не влетел в тушу подбитого «тигра», что вырос неожиданно на дороге в небольшой рощице.

— Аккуратнее рули, чай, не дрова везешь!

Прибыли на место. Доложились встречавшему их майору с двумя красными и одной желтой нашивкой за ранения. Тот искренне обрадовался приезду авиаторов.

— Понимаешь, капитан, — делился он наболевшим. — Житья от этих гадов нет. Ладно, танки с пехотой контратакуют все время, пытаются наше наступление задержать. Но ведь самолеты ихние висят и висят над головой. Нет, вы — летуны — тоже им шороху даете, но стоит зазеваться и сразу фугаски на голову сыпятся. И артиллерия долбит. А у нас приказ взять вон то село, — офицер показал рукой на едва видневшиеся вдали домики среди деревьев. Так что, надеюсь на помощь доблестных сталинских соколов. Иначе до околицы не дойдем, положат всех на подходе.

— Будем стараться, — улыбнулся Дивин. Огляделся по сторонам и, приметив удобную высотку, решил: — Мы, пожалуй, на ней разместимся. Радиостанцию поставим в окопе на склоне, а я на самый верх залезу.

— Принято, — довольно потер руки пехотинец. — Я сейчас несколько бойцов вам выделю, чтобы помогли обустроиться. Ну и, само собой, чтобы охраняли.

— Ага. А пока давайте уточним границу переднего края и основные ориентиры. Не хотелось бы своих задеть.

— «Ворон», обеспечьте встречу группы, — пробился сквозь треск и шум эфира незнакомый голос. Григорий кинул короткий взгляд на страницу блокнота, где были указаны позывные, и покрепче ухватился за «грушу» микрофона. Два десятка тяжело нагруженных «илов» в сопровождении шестнадцати «яков» он заметил уже давно. Даже сумел разглядеть опознавательные знаки на бортах штурмовиков. Так что прекрасно знал, с кем говорит.

— «Кречет», слышу вас. Работайте по переднему краю. Ориентир…

«Илы» начали утюжить вражеские позиции. Из своего узкого окопчика экспат хорошо видел, как яростно огрызаются зенитки гитлеровцев. Вокруг советских самолетов вспухали белые облачка разрывов, тянулись разноцветные снарядные линии «эрликонов». Но Ил-2 упрямо продолжали «клевать» землю, метко накрывая бомбами и эрэсами траншеи и блиндажи фашистов.

Дивин поднес бинокль к глазам. Из наших окопов поднялись редкие цепи пехотинцев и двинулись вперед. Атакующих прикрывали две роты тридцатьчетверок и легких Т-70. «Илы» закончили штурмовку и стали расходиться веером. Сейчас они начнут уходить домой. Черт, фрицы ведь очухаются и вот-вот встретят красноармейцев огнем. А у «горбатых» боекомплект на нуле — и так сделали три захода. Ясно, как божий день, что высыпали все дочиста. Разве что у воздушных стрелков патроны имеются на случай встречи с вражескими истребителями. Григорий повел биноклем. Медленно. Очень медленно двигаются маленькие фигурки по полю. Не достигли они еще окопов противника.

— «Кречет», я — «Ворон». Нужен еще один заход. Парни, выручайте, надо помочь пехоте! Обозначьте, хотя бы, холостую атаку.

— Принял, — после небольшой паузы отозвался ведущий штурмовиков.

«Ильюшины» вновь развернулись. Снизились почти до бреющего и с ревом начали носиться буквально по головам фашистов. Раз за разом. А стрелки усердно поливали из пулеметов немцев. Кое-где возникали очаги сопротивления, но туда сразу же кидались краснозвездные самолеты и заставляли врага прятать головы.

Опомнились фрицы только тогда, когда в их окопы начали запрыгивать наши пехотинцы. Закипела яростная рукопашная.

— Спасибо, «Кречет», помогли нашим! — ликовал Григорий. Но вдруг осекся. Откуда с высоты на выходящие из атаки штурмовики падали знакомые до боли капли «мессеров» и «фоке-вульфов». Пять…Десять…Двадцать…Тридцать! Тридцать истребителей набросились на советские самолеты, словно ястребы на уток. Им наперерез тотчас устремились «яки» прикрытия. Но поздно, ах, как поздно они заметили врага. Вот задымил один штурмовик. Второй… Третий потянул за собой черно-красную ленту.

Экспат стиснул бинокль. Теперь «илы» казались ему тяжелыми, неловкими, неуклюжими. Они медленно кренились, уворачиваясь от пушечных и пулеметных трасс, пытались прижаться к земле. Что за ерунда, разве так спасешься от «худых»?

Со стороны деревни пришел истошный вой. Воздух просверлили первые снаряды. Земля под ногами вздрогнула от близкого взрыва. Григорий торопливо присел в своем окопе, спрятался за бруствером. Но тут же опомнился. Не время пережидать артобстрел, надо засечь, откуда бьют пушки и передать эти координаты следующей группе штурмовиков. По плану они должны были вот-вот подойти. Экспат приподнялся и посмотрел вверх. Скоротечная воздушная схватка уже сместилась на несколько километров в сторону наших позиций. Фрицы яростно наседали, русские активно огрызались. В воздухе уже висело несколько «одуванчиков»-парашютистов со сбитых машин. А на земле поднимались черные столбы из догорающих обломков.

Дивин вгляделся в небо. Не пропустить бы своих. И тут совсем рядом взревело, а перед глазами встало ослепительное желто-красное пламя. И Григорий почувствовал, как летит в огромную яму. Яму без дна, без края, в мерцающие багровые всполохи, в черноту и беспамятство.

Конец второй книги