Глава 25

— Кощей, признайся, как у тебя это получается? — Пыхтел Прорва, заводя бредень. Ближе к вечеру, после получения приказа отдыхать, кто-то из летчиков вдруг взял, да и предложил сходить на реку. Протекала неподалеку от аэродрома какая-то переплюйка, что в эти жаркие безветренные дни здорово обмелела, местами даже пересохла и представляла собой цепочку разрозненных водоемов разной протяженности и глубины. А кто-то из стрелков предложил под это дело взять у техников заныканный бредень, погонять прячущуюся в иле щуку и красноперку и приятно скоротать время на закате за свежесваренной ушицей. Предложение всем неожиданно понравилось. Тем более, что тупо валяться на койках в палатке откровенно надоело. Поэтому большинство летчиков и стрелков кинулось одеваться. Куда только подевалась свинцовая усталость и хандра.

И совсем скоро доблестные сталинские соколы превратились в ораву обычных молодых парней, что с азартом носилась по мелководью в длинных черных сатиновых трусах, стараясь изо всех сил поймать изворотливых рыбин.

— Что получается?.. Черт, Гришка, да держи ты ее! — Рыжков изловчился и ухватил за хвост приличных размеров щуку. Но та вдруг резко изогнулась, вырвалась, блеснула напоследок чешуей на солнце и только ее и видели! — Ах, дятел бестолковый, упустил! Вот ведь, руки-крюки!

— Извини, — обескуражено улыбнулся Прорва, размазывая по лицу брызги и грязь. — Сам не понял, как она умудрилась сбежать. Вроде, крепко держал. Да ладно, не переживай ты так, сейчас поймаем, куда ей здесь деваться?

— Вроде! — передразнил его экспат, старательно высматривая в мутной воде беглянку. — Вечно у тебя все так. Вроде, да кабы! Что спросить-то хотел, я не понял?

— Да я не пойму, как ты тех «тигров» разглядел? И накрыл их так здорово.

— А, ты про это. Да нет никакого секрета, — Дивин отчаялся разглядеть щуку и решительно потянул свое крыло бредня вперед. — Мы с тобой когда домой начали поворачивать, то я понял, что лучше всю «капусту», которую перед вылетом загрузили, фрицам в виде подарочка сыпануть. Ты же сам видел, как мне машину зацепили, так что лишняя тяжесть была совсем ни к чему. В принципе, особо даже не целился. Так, показалось, что танк замаскированный заметил, вот и постарался по нему отработать. А дальше все само пошло, ты ведь помнишь, что ПТАБы при сбросе полосой все накрывают?

— А как же, — понятливо кивнул Рыжков. — Двести на пятнадцать метров. Ты ж сам заставлял нас все их основные характеристики учить.

— Вот именно, — улыбнулся экспат. Но тут же поморщился и недовольно зашипел. Свежие ожоги и порезы на лице давали себя знать. Полковой эскулап густо разрисовал его несчастную физиономию йодом, намазал какой-то густой и вонючей желтоватой пастой, но болело все равно сильно. Хорошо, что в итоге оказалось не так страшно, как он себе нафантазировал в воздухе, но и приятного было мало. — Молодец, что запомнил. Вот и получается, что когда я по подозрительному месту врезал, то попутно зацепил все, что в зону поражения попало. Кто ж знал, что там еще одна «кошка» есть? Повезло.

На самом деле, все обстояло немножко иначе. Тяжелые немецкие танки Дивин засек еще когда тянул своего «илюху», снимая на пленку фотоаппарата основные узлы противотанковой обороны гитлеровцев у Прохоровки. А когда пришло время уходить, то в голове вдруг сам собой сложился отличный план атаки, поскольку два «тигра» оказались рядышком и прекрасно вписались в зону действия ПТАБов. Там еще пушка и автомобиль подвернулись, но это уже были мелочи, по сравнению с новейшей бронетехникой фашистов. Но, надо признать, горел весь этот зоопарк хорошо. Густые столбы черного, как смоль, дымы поднялись вверх, став отличным ориентиром. А, заодно, и раздражителем для «мессеров». Те буквально осатанели, когда увидели последствия атаки советского штурмовика. И постарались сделать все возможное, чтобы его сбить.

Да, досталось им знатно. «Худые» сначала попытались применить свой знаменитый «бум-зум» — «соколиный удар». Тактика, которую в сорок втором придумал и отточил до совершенства летчик-ас Эрих Хартман. В чем ее смысл? На первый взгляд все просто: атака на противника сверху с короткой, смертельной очередью и скорейший пологий набор высоты. То есть, упал, убил, свалил. Благо, большая тяговооруженность и огромный секундный залп «мессершмитта» подходили для подобного приема как нельзя лучше. Но был один нюанс. Если немецкий пилот ввязывался в маневренный бой — «собачью свалку» — то быстро терял высоту и становился уязвимым. Да и на выходе из вертикального пикирования «худой» переламывался «дубово» и лишь у самой земли переходил в горизонтальный полет. Подобная драка часто заканчивалась не в пользу люфтваффе даже при численном преимуществе.

Вот и сейчас фрицы потеряли осторожность и допустили эту ошибку. А ведь противостояли им уже отнюдь не новички начала войны на устаревших «ишаках» и «чайках». Каменский со своим ведомым так классно врезали первой паре «мессов», что ведущий врезался в землю, даже не сделав попытки вывести самолет из пике, а его товарищ отчаянно принялся улепетывать на бреющем, разматывая за собой дымную ленту. Добивать его не стали, не до того было, «яшки» отчаянно крутились над разведчиками, прикрывая их. Григорий швырял «ильюшина» в разные стороны, следуя отрывистым командам стрелка, отчаянно матерился и с надеждой посматривал вниз — не показалась ли линия фронта. Когда наконец пересекли ее, гимнастерка на экспате было мокрой, хоть выжимай. «Худые» нехотя отвязались.

— Прорва, доклад! — потребовал Григорий. Машина Рыжкова шла чуть позади слева и нехорошо кренилась. Видимо, тоже получила изрядно. Но приятель вроде бы был цел. По крайней мере, головой крутил вполне бодро. Это Дивин видел совершенно отчетливо. «Маленьким» повезло меньше. Из восьми истребителей, что вылетели на их прикрытие, сейчас домой возвращалось лишь четверо. Когда и где сгинули остальные, экспат мог только предполагать. Равно как и то, скольких фрицев они успели приземлить.

— Я в порядке, — устало отозвался Рыжков.

Что ж, и то хлеб. Теперь надо сдать пленки, отметить на карте то, что успел разглядеть, и ждать команду на взлет. Почему-то Дивин даже не сомневался, что командование решит нанести упреждающий удар по немецкой обороне. Слишком уж многое поставлено на карту.

Так и вышло. Едва в штабе получили проявленные снимки, доложили наверх, как полк Хромова подняли по тревоге. Приказ был прямой и простой, как мычание: штурмовать выявленные очаги обороны гитлеровцев. И, главное, жечь немецкие танки. Особенно «тигры» и «пантеры». Поэтому «илы» под завязку загружались ПТАБами и тяжело выруливали на взлет. Машина за машиной. Дивин пересел на самолет Болдырева — его собственная «четверка» опять получила слишком много повреждений и встала на прикол — и повел полк в качестве ведущего. Неугомонный Прорва оседлал штурмовик Кима и увязался следом.

Когда дотелепались до места, то оказалось, что командование бросило в бой все наличные силы их воздушной армии. Как раз перед штурмовиками заканчивали свою «карусель» «пешки». А над ними кружились в жестоком бою и «лавочкины», и «аэрокобры». Противостояли им «мессеры» в компании с «фокке-вульфами». Драка разгоралась жуткая. То и дело к земле устремлялся очередной горящий самолет, а в расчерченном трассами и разрывами зенитных орудий небе распускался белоснежный купол парашюта.

В итоге, на штурмовку они вылетали три раза. А потом…потом полк кончился. От трех полнокровных эскадрилий осталось девять машин. И два десятка уставших до чертиков летчиков и стрелков. Многие, к тому же, были ранены. Хромов скрипел зубами, но молчал. Да и что тут скажешь. После доклада в дивизию распорядился отдыхать.

* * *

— Так, это что тут за банда махновцев? Немедленно прекратить! Кто такие? Быстро ко мне!

Дивин ошалело обернулся. На берегу, возле брошенных небрежной кучей вещей, стояло несколько офицеров. Один из стрелков, что остался сторожить одежду, стоял рядом с ними по стойке «смирно». Рядом тихонько присвистнул Прорва.

— Гриш, по ходу начальство какое-то пожаловало. Ох и влетит нам сейчас.

— Разберемся, — недовольно буркнул экспат. Начальство не начальство, но один из гостей носил погоны полковника. Правда, смущало, что выглядел этот офицер как-то излишне молодо для столь высокого звания. Неужто, опять диверсанты шалят. Черт возьми, а они, как на грех, в одних труселях — ни пистолета, ни завалящей финки под рукой. На крайний случай, разумеется, можно перекинуться в мантиса. Но тогда придется зачищать всех. И чужих, и своих. А этого хотелось бы избежать. — Так, ребята, давайте все на берег, — махнул он рукой товарищам.

Интересно, что за птицы? Знаки различия у чужаков авиационные. У полковника на груди сиротливый «боевик». Штабной? Другие щеголяют гораздо большим количеством наград. Один даже со Звездой Героя. Чуть выше по склону две или три автомашины. Точно не скажешь, просто не видно из-за гребня. Два или три бойца носятся, словно наскипидаренные, устанавливают стол, таскают продукты и спиртное. Прям, натуральный пикник для высокопоставленной особы в походных условиях.

— Одеваемся, бойцы, — весело скомандовал полковник. Сейчас Дивин мог хорошо его разглядеть. И правда очень молод, лет двадцать, не больше. Невысокий, отчаянно рыжий. И лицо почему-то кажется немного знакомым. Неужели раньше где-то встречались? — Улов не оброните, тащите-ка сюда. Шикарная закусь под водку будет.

Ладно, пусть считает бойцами. Видать, решил, что плещущиеся в воде тоже красноармейцы и сержанты, как и стрелок на берегу. Нет, ну каков наглец — собрался рыбу их себе захапать! Они тут, значит, плавали-ныряли, а этот ухарь просто все отберет? Нет, так дело не пойдет!

— Держите, товарищ командир, — внешне спокойно сказал Григорий, отдавая спутанных сеткой щук и прочую мелочевку. А сам направился за формой. Пока одевался, все время чутко поглядывал на гостей искоса, пытаясь понять, не попытаются ли те напасть? Но нет, ведут себя вполне дружелюбно. Разглядывают пойманную рыбу, гогочут, громко обмениваются впечатлениями.

— Старший лейтенант Дивин, 586-ой ШАП, — доложил экспат, натянув гимнастерку, штаны и сапоги. Остальные летчики выстроились за его спиной. — Отдыхаем после полетов.

— Ух ты, — показалось, или чужак немного смутился. Судя по всему, не ожидал, что перед ним появится офицер. Да еще и Герой. — Так ты «горбатый»? Из полка Хромова?

— Так точно.

— Видел, как же. Вы сегодня здорово немчуре дали прикурить под Прохоровкой. А я на передовом пункте наведения был. Координировал действия моих соколиков с бомберами. Там ведь после вас и «пешек» еще несколько полков ближних бомбардировщиков отметилось. А мы их, значит, прикрывали. Вот, решили тоже немного отдохнуть от трудов праведных. — Полковник на секунду задумался, а потом довольно потер руки. — А знаешь что, давайте-ка с нами. А что, дрались вместе, не грех за одним столом это дело и отметить. Ты как, старшой? С вас рыба, с нас — все остальное. Видишь, как удачно все складывается, нам даже не пришлось порыбачить по-фронтовому.

— Это как? — удивленно спросил Григорий, невольно заинтересовавшись.

— Да снарядом реактивным! — довольно хохотнул рыжий полковник. — Закинул в воду, дождался, пока бумкнет и готово. Только успевай собирать добычу.

— А если в руках рванет? — поежился Дивин. — Костей ведь не соберешь.

— Ерунда, — легкомысленно отмахнулся гость. — Для этого у меня целый начальник вооружения полка есть. Во-он стоит. Уж он-то свое дело знает. Ладно, хорош болтать, «горбатый», наливаем. Давай по пятьдесят за братство по оружию. И за знакомство.

При каком-нибудь другом раскладе эскпат ни за что не стал бы пить водку с незнакомым офицером. Тем более, старшим по званию. Ну его к лешему. Случись чего и вовек не отмоешься. Но этот «зеленый» полковник как-то располагал к себе. Было в нем что-то притягательное. Не кичился вовсе высоким званием и вел себя вполне по-свойски. Без панибратства, разумеется, с определенными границами, но приемлемо. Стрелков, правда, отослал к машинам. Велел своим бойцам накрыть там отдельный стол и строго-настрого предупредил, что разрешает употребить исключительно наркомовские сто грамм, не больше.

В котле, подвешенном над костром, весело булькала уха. Над ней суетился пухлый красноармеец в поварском колпаке и переднике. Штурмовики перемешались с истребителями и, разбившись на кучки по интересам, вели неспешные разговоры, опрокидывая время от времени очередную стопочку. Закусывали. Благо, продукты на столе располагали. Такого изобилия экспат не видел давно. Даже стол в московском ресторане, куда их отвезли после награждения в Кремле, был поскромнее. А здесь и банки со «вторым фронтом» — американские мясные консервы — и колбаса, зелень, сыр, огурчики-помидорчики. Хлеба — завались. Причем, даже белый. Хитрый такой, тоже консервированный. Сало нежнейшее, аж слюнки текут. И водка настоящая, заводская.

Дивин прикидывал и так и эдак, но все никак не мог взять в толк, что за странный полковник ему встретился. Уж больно богато снабжался молодой человек. Такое подошло какому-нибудь вороватому интенданту уровня как бы не армии, но по разговорам свой брат летчик. Есть ведь масса профессиональных нюансов, которые человек несведущий никогда в жизни просто не поймет. Экспат будто невзначай пару раз закинул аккуратно крючочек похитрее, но полковник совершенно спокойно прошел через эти проверки. Усмехнулся понимающе, но комментировать не стал.

— Сильно вам сегодня досталось?

— Сильно, — потемнел лицом Григорий. — От полка рожки да ножки остались. Девять машин. А еще утром полный комплект имелся. Тридцать два «ила».

— Ни хрена себе! — присвистнул полковник, сбивая фуражку на затылок. — То-то я смотрю, что назад гораздо меньше наших самолетов возвращалось. Да уж, — он помолчал. Налил, не чинясь, сам себе очередную рюмку. — Давайте, други, за тех, кто не вернулся.

— Будем надеяться, что вернутся еще парни, — тихо проговорил Валиев.

— Это конечно, — вздохнул полковник. — Только честно скажу, ребята, надежды на это мало.

— Почему? — насупился Ильмир.

— Там такое творилось, — командир безнадежно махнул рукой. — На земле форменный ад царил. Я такого и не видел никогда. С неба бомбы, эрэсы, снаряды сыпятся, все горит, дымится, плавится. Самолеты сбитые падают, боезапас от подбитых танков и самоходок детонирует. Артиллерия — и наша и фрицевская — тоже лупит во всю ивановскую. Потом еще танки Ротмитстрова вперед двинулись. Вот и прикинь, есть там шансы у кого-нибудь отсидеться и выжить? То-то и оно. — Полковник опять тяжело вздохнул. — О, кстати, а скажите-ка мне вот что, «горбатые», это не у вас в полку летчик с позывным Кощей служит? Как он, живой после сегодняшнего?

— Так это… — начал было Прорва, глядя с удивлением на экспата. Но тот как можно более незаметно отрицательно покачал головой.

— А на что он вам? — осторожно осведомился Дивин. — Знакомый ваш что ли?

— Да нет, — открестился полковник. Он как-то незаметно, но ощутимо опьянел. На ногах пока держался твердо, но речь немного плыла. И движения были не совсем четкими. — Слухи про него по всему фронту ходят, что, мол, видит фрицев на земле насквозь, стреляет и бомбит без промаха. А еще говорят, что голова у парня светлая, интересные мысли по тактике и стратегии высказывает. Мне тут показывали книжечку одну с его разработками, так скажу прямо, что молоток ваш Кащей. Думаю даже забрать его к себе в полк. Мне такие светлые головы позарез нужны!

— Так вы ж истребитель, а мы — штурмовики, — удивился Куприянов, хрустя огурцом. — Какой вам прок от Кощея.

— Э, не скажи, брат, — вмешался в разговор капитан со Звездой Героя. — Я тоже те наработки внимательнейшим образом изучил. И, должен сказать, парень ваш такие замечательные детали именно по действиям истребителей подметил, что любо-дорого посмотреть. Мы у себя в полку кое-что применили и ахнули, настолько разумно все изложено. Я бы не задумываясь его к нам в штаб взял. Или в начальники воздушно-стрелковой службы. А то, что он на «илах» сейчас летает, так это ерунда. Переучим!

— Дивин, так что там с Кощеем, — окликнул задумавшегося экспата полковник. — Жив или погиб?

— Живой, — нехотя выдавил Григорий.

— О, здорово! — обрадовался полковник. — Значит так, сейчас еще посидим маленько, поедим-попьем, а потом проводишь нас к вашему комполка. Будем брать за жабры вашего Кощея! — свита угодливо засмеялась. Штурмовики же ограничились натянутыми улыбками. Дивин то и дело ловил на себе удивленные взгляды товарищей. Но покамест помалкивал.

— А если не захочет он в ваш полк переходить?

— Что значит не захочет? — разом взбеленился полковник, багровея. — Да ты хоть знаешь, кто я такой? Нет? Я — Сталин! И мне не отказывают!

Ох ты ж, то-то лицо знакомым показалось. Как же — как же, Василий, свет, Иосифович. Сын вождя народов. Сам! Со свиданьицем.

…Сходили, бл…дь, на рыбалку!

Загрузка...