Схватка

Глава 17

…За все время моего пребывания в реалиях средневековой Руси, мне впервые так везло. Ну, может, не впервые — но чтобы сразу несколько обстоятельств подряд сложились именно в мою пользу, практически без моих усилий!

Все же, по-моему, такого еще ни разу не было.

…После памятного боя у брода, Шибан не отважился преследовать мой отряд и углубляться в пределы Переяславльского княжества с теми силами, что остались на момент в его распоряжение. Вместо этого он откатился на север, принявшись спешно собирать поредевший тумен в кулак — после чего двинулся к Чернигову через земли удельного Новгород-Северского княжества.

Впрочем, сам стольный град родовой вотчины Мстислава Глебовича он даже не попытался осаждать.

Моя же дружина следовала вдоль границы княжеств на удалении за врагом. На тот случай, если татары вновь попробуют разделиться на несколько малых отрядов — и начнут мародерствовать на достаточном удалении друг от друга… Таким образом, чтобы мы могли вновь напасть на противника — и чтобы помощь не смогла вовремя поспеть к атакованным нами татарам!

Но, увы, подобной ошибки враг более не допускал — по крайней мере, пока мы продолжали неотступно следовать за погаными. Впрочем, держаться мы старались вне пределов действия татарских разъездов…

И ведь при этом нам удалось восполнить потери в дружине двумя сотнями местных ратников, прознавших о схватке на броду. А также прознавших о том, что мы перехватываем разбойные татарские ватаги!

И это была первая удача, первое обстоятельство, сложившееся в мою пользу.

А вот вторым, куда более важным и значимым оказалось полуторатысячная дружина Переяславля, догнавшая нас уже на земле северян!

Как позже выяснилось, победа на броду стала действительно резонансной: весть о ней разошлась по всему княжеству, причем слухи об итак немалых потерях поганых приумножили последние в разы. И тот факт, что татары перестали разорять северные пределы Переяславльской вотчины, удалившись на север, эти слухи подкрепил и приумножил.

Но это стало только одной из двух причин, вследствие которых епископ Симеон изменил свое решение и послал войско мне на помощь.

А вот последним обстоятельством, вдруг сложившимся в мою пользу (и подтолкнувшим епископа к сложному решению!) оказалось то, что Александр Ярославич во главе конных дружин Смоленска, Полоцка, владимирских личников и псковичей УЖЕ выступил на юг, следуя к Чернигову — и нам навстречу!

…Только при личной встрече я узнал, что Невский получил послание еще от Михаила Всеволодовича, и решил не отсиживаться в стороне, а рискнул попытаться помочь осажденным северянам. Безрассудно, конечно, было выходить на Батыя с двумя тысячами всадников! Но молодость часто безрассудна в своей горячности — однако порой именно этого безрассудства, этой горячности как раз и не хватает для победы. Ведь если вспомнить историю, то многие знаменитые полководцы прославились молодыми — к примеру, Александр Македонский, Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, тот же Александр Ярославич Невский, одержавший обе свои самые главные победы (обессмертившие его имя в веках!), двадцатидвухлетним юнцом!

А на Неве он дрался с Биргером так и вовсе двадцатилетним…

Так вот, и в этот раз все сложилось в мою пользу: отправивший в Смоленск гонцов епископ Симеон передал им и почтовых птиц — а когда посланники встретили дружину Александра на полпути к Чернигову, то отпустили полетевших на юг пернатых почтальонов, быстро вернувшихся в Переяславль со свежими новостями. И только тогда епископ, приободренный вестью о «победе на бродах», все же рискнул отправить мне на помощь конную рать, при этом ослабив свое итак невеликое войско…

С Невским мы встретились западнее Чернигова, в трех днях пути от стольного града, счастливо разминувшись с большинством татарских дозоров — и перехватив те, что все же встретились на нашем пути. Князь Псковский мне откровенно понравился — несмотря на младые годы, он оказался рассудителен, основателен, расчетлив. Что удивительно сочетается в нем с идеализмом, юношеским максимализмом и порывистостью… Развитый регулярными воинскими занятиями, ловкий и быстрый, он отличный боец — но при этом разительно отличается от грузных и мощных бояр старшей дружины. И, наконец, даже внешний его облик сочетает в себе серьезный, прямой взгляд серо-зеленых глаз, уже вполне мужскую курчавую, русую бородку, крепкий, волевой подбородок — и одновременно с тем беззаботную улыбку, да мальчишеский задор в глазах, когда князю удавалось отвлечься от мыслей о грядущем сражение…

Да, мне Александр Ярославич очень понравился — и как воин, и как будущий правитель, и как соратник, о полном безрассудстве или, наоборот, трусости которого в бою не стоит переживать и волноваться.

…Так вот, собрав под общим началом четыре тысячи ратников — тяжелой, бронированной конницы старшей дружины и легкой стрелковой кавалерии отроков младшей практически пополам (за счет гридей Смоленска и Полоцка, в основном именно тяжелых) — мы явились под стены Чернигова. Явились в день штурма.

А вот теперь мне осталось уповать лишь на то, что везение последних седьмиц не оставит и меня, и всю нашу рать в начинающейся схватке. В схватке с едва ли не четырехкратно превосходящим ворогом…

Иными словами, надежда у меня только на Господа.

…— Бей!!!

Первая волна стрел взмывает в воздух под слитный хлопок тетив, устремившись ввысь практически отвесно! Но уже мгновением спустя сверху послышался гул роя стремительно приближающихся татарских срезней, падающих на землю — и наши головы… Подняв над собой щит, я в тоже время прижимаюсь к коню, стараясь защитить и его — и одновременно с тем молюсь, чтобы стрела не сразила моего скакуна, с разгона бросив того на землю!

Последнее пережить будет непросто, еще как непросто…

В мой щит ударило всего один раз — а завизжавшего жеребца срезень резанул по боку, не нанеся ему впрочем, серьезных увечий, из-за которых он бы пал. Зато дружиннику, скакавшему слева от меня, и чей конь споткнулся из-за раны передней ноги (возможно, широкий наконечник степняцкой стрелы рассек сухожилие), повезло меньше — сделав еще два шага, его скакун с разбега рухнул наземь, подмяв ногу отчаянно закричавшего русича…

Выхватив очередную стрелу из колчана, я тут же наложил ее на тетиву, оттянув оперенный конец к подбородку — после чего отправил в полет почти вертикально вверх, лишь с небольшим наклоном к врагу.

— Бей!!!

Крик опережает действие всего на секунду — и как только он сорвался с губ, я тут же разжал пальцы, отправляя свой срезень ко врагу по навесной траектории. Пока мы ведем перестрелку еще на предельной дистанции боя биокомпозитных луков…

Впрочем, расстояние между нами и татарами стремительно сокращается с каждым ударом сердца.

Поганые отвечают градом «оперенной смерти», рухнувшей на наши головы спустя всего лишь пару секунд — и вновь я вскидываю щит над головой, пережидая гибельный ливень… Залп на залп мы размениваемся с татарами, стараясь не уступать ворогу ни в чем! Хоть поганые и успели послать в воздух на две стрелы больше — все же их составные луки дальнобойней наших — но враг не стал строить бой на одном лишь этом преимуществе. Ведь тогда бы ему пришлось все время держать одну и туже дистанцию между нами, пришлось бы отступать! Однако монголам очевидно их численное превосходство, а потому они, как кажется, не против и ближней схватки.

Кроме того, маневрировать, имея за спиной осажденную крепость и линию возведенных вокруг нее надолбов, с неширокими проходами в ограждении — задача весьма нетривиальная…

— Бей!!!

Очередной обмен залпами — а вокруг меня пало уже трое всадников. И мой конь споткнулся после очередного татарского срезня, как кажется, зацепившего его заднюю ногу! Впрочем, скакун удержался от падения, и я позволил ему замедлиться, чуть осадив — от пережитого страха отчаянно хватая воздух широко открытым ртом! Но, слава Богу — мне удалось избежать удара о землю на галопе…

Воспользовавшись краткой передышкой, я оглянулся назад и увидел, что клин всадников старшей дружины держится уже вплотную за нами, а жеребцы гридей перешли на резвую рысь — что, в общем-то, не очень хорошо для быстрых в разгоне, но не очень выносливых «тяжей». Затем прикинул оставшееся до татар расстояние — не более полусотни шагов от первых рядов всадников, стреляющих уже вразнобой, по настильной траектории (то есть прямо друг в друга!) — я поднес к губам турий рог, подвешенный на перевязи через плечо…

И протяжно в него затрубил.

Всего пару ударов сердца спустя конная лава младшей дружины начала размыкаться в стороны. Размыкаться, тем самым пропуская сквозь свои ряды клин перешедших на тяжелый галоп гридей — до поры спрятанных за спинами отроков от вражеских глаз!

— Гойда-а-а-а!!!

Поприветствовав наших витязей, ведомых в атаку лично Александром Ярославичем (!), я дождался, когда старшая дружина пролетит вперед, сотрясая землю ударами копыт тяжелых жеребцов — и буквально вонзиться в густую массу татарских конных лучников, успевших развернуть лошадей, но уже не успевших бежать! После чего я вновь прижал к губам рог — и в этот раз протрубил дважды…

По условному сигналу отроки начали сбивать разомкнутый строй кавалерийской лавы в уже плотную колонну, от флангов к центру. Впрочем, зная общую задумку на бой, всадники на крыльях стали смыкаться еще в тот миг, когда клин гридей лишь перешел на галоп — тем самым экономя наше время… Ибо нам ну никак нельзя терять младшую дружину в неравном бою с монгольским туменом, превосходящим число отроков в разы! Также, как нельзя допустить и лишних потерь… А единственный шанс избежать затяжного, фатального для нас боя — это проскочить сквозь татарский строй коридором, что в эту самую секунду пробивают для нас гриди!

— Не жале-е-е-еть!!!

Выкрикнув боевой клич, Александр Ярославич выбросил правую руку с зажатым в ней копьем в длинном выпаде, все же дотянувшись до последнего татарского всадника, пытающегося от него бежать! Причем ворог словно почуял свою смерть — и попытался напоследок огрызнуться, развернувшись в седле назад с уже наложенной на тетиву лука стрелой… Поганый целился в лицо князя, пусть и закрытое стальной личиной шелома — русич почуял это нутром. И успел вонзить копье в грудь монгола за мгновение до того, как степняцкий срезень с широким плоским наконечником сорвался с тетивы! Сорвался, все же изменив направление движения от сильного толчка — и ударил уже в живот князя, закрытый дощатой броней…

Невский пошатнулся в седле, но удержался — невольно замедлив скакуна и позволив соратником его догнать. Конный строй поганых они пронзили насквозь, практически без потерь со своей стороны — словно и не заметили ворога! Однако теперь и у ближников жеребцы уже тяжеловато скачут, замедляются, устав от долгой рыси и короткого, стремительного рывка…

Александр Ярославич чуть перевел дух, воспользовавшись удобным моментом. Но уже в следующий миг у него аж дыхание перехватило при виде бронированной монгольской конницы, нацелившейся ударить по клину русичей сбоку именно в тот самый миг, когда скакуны гридей потеряли ход, сделав невозможным встречный таран!

Ведь именно таким образом, не хуже русичей скрыв своих батыров от противника лавой конных стрелков, татары разбили князей на Калке…

Но как бы то ни было, сдаваться или же заранее себя хоронить сын Ярослава Всеволодовича, славного победами при Омовже и Усвяте, не собирался — не из того теста вылеплен Псковский князь! Развернув коня навстречу ворогу, Невский лишь склонил уцелевшее копье параллельно земле, плотно сжав его рукой. После чего, расчетливо выждав несколько мгновений, тем самым дав жеребцу хоть немного времени отдохнуть, Александр пришпорил скакуна:

— Не жале-е-е-еть!!!

— НЕ ЖАЛЕ-Е-Е-ЕТЬ!!!

Боевой клич Невского подхватили владимирские ближники — а за ними и едва ли не все гриди старшей дружины, посылая коней навстречу поганым! И пусть полноценного встречного тарана не получилось, но и опрокинуть себя русичи не позволили…

Александр, с семи годов обучаемый ратному искусству, умело закрылся щитом от сильного вражеского укола, нанесенного пусть и не на разгоне жеребца, а лишь рукой. Все одно укол оказался очень силен, и наконечник чжиды сумел пробить кожу и дерево рондаша самым острием! На что князь, однако, ответил точным ударом пики в лицо противника… Прием, разученный еще отроком и прекрасно себя показавший с Биргером, безупречно сработал и в этот раз — даже не вскрикнув, ворог, чье тело защищает крепкий стальной панцирь, замертво вывалился из седла!

Но уже в следующий миг в грудь князя ударило еще одно татарское копье, доставшее его с правой, незащищенной рондашем стороны…

Невский выдохнул от сильной боли — но вражеский наконечник, пусть и погнул стальные пластины дощатой брони, сшитые промеж собой внахлест, пробить их не смог. И уже в следующий миг сын Ярослава разжал пальцы на древке бесполезной в ближнем бою пики, после чего выхватил чекан, потянув за боек из кожаной седельной петли… Оказавшийся вблизи враг (жеребцы ведь не остановили свой ход, неся противников навстречу друг другу!) также попытался обнажить саблю, уже потянув клинок из ножен — но немного опоздал. И княжеская секира, во время удара сконцентрировавшая на узком лезвие огромную пробивную мощь, буквально вмяла стальные пластины худесуту хуяг под ключицу монгола…

Отчаянно закричав, поганый рухнул на землю — а Александр уже рванулся к новому противнику, увлекая за собой бешено прорубающихся к Невскому ближников…

Излюбленный монгольский прием с атакой тяжелой конницы в тот самый миг, когда вражеские «батыры» выдыхаются и теряют ход, показавшийся мне вдруг очень похожим на тактику боксеров-«контрпанчеров», в этот раз не сработал.

Не сработал по двум причинам: во-первых, бронированной, собственно монгольской конницы у врага осталось едва ли не вдвое меньше, чем наших старших дружинников. А потому атака хошучи полностью завязла — последние не сумели даже просто потеснить клин гридей! Ну, а во-вторых, в бок уже затормозившей, фактически на месте замершей тысячи поганых врезалась колонна отроков младшей дружины! Точнее, часть этой колонны — в то время, как другая начала стремительно обтекать татар, засыпая их со спины стрелами с гранеными и шиловидными наконечниками…

— Бей!!!

В этот раз я счастливо избежал рубки, увлекая за собой часть конных лучников — и безопасно для себя расстреливая рубящихся с русичами монголов! Впрочем, моя цель — вовсе не всадники-хошучи, а всего лишь несколько десятков монгольских гвардейцев, замерших вместе с чингизидами у бунчака ларкашкаки, вождя «западного похода»…

Если говорить точнее, то моя цель — это, собственно, сам Батый!

…Вот только ни ларкашкаки, ни его братья, ни верные телохранители (последние уцелевшие!) не рискнули принять боя с нами. Вполне ожидаемо, кстати — я бы тоже не стал рисковать в неравной схватке с прорвавшимся к ставке врагом, имея в своем распоряжении многотысячное войско, и все шансы победить в сражение! Вон, конные монгольские стрелки-хабуту уже вслед за нами скачут — замрешь на месте, так окружат, засыплют срезнями, выбив лошадей… Не отстреляешься! Прекрасно понимая это, я увлек за собой часть всадников, взлетев на холм, служащий до того ставкой Батыя, и спешно покинутый свитой ларкашкаки всего пять минут назад…

И замер, ошеломленный масштабом открывшейся мне воочию картины штурма осажденного града.