Схватка спецслужб, или Где решаются судьбы мира

Глава 19

В послеобеденное время Иван Михайлович Румянцев взял в гараже хозяина виллы выделенную ему машину. У него с утра было такое чувство, словно недавно за ним кем-то из недругов установлена слежка. Ему никак не удавалось избавиться от этого гнетущего ощущения, делающего его отчасти осторожным, отчасти неуклюжим в этой всеобщей атмосфере расслабленности и мечтательного покоя.

Он ездил по городу, однако ничего подозрительного не наблюдалось. В какой-то момент Румянцов захотел пить и остановился возле зазывно распахнутых дверей какого-то местного бара на тихой прибрежной улочке. Припарковав машину, он обратил внимание на расположенное рядом с баром другое подобное заведение, но уже с кегельбаном и прошел туда. Сев за столик и заказав два стакана сока со льдом, Иван почти не удивился внезапному предложению метрдотеля подойти к телефону. Словно так и должно было произойти.

Звонившим оказался доктор Фрэйзер; не поясняя, откуда он знает, где сейчас находится его гость, он пригласил Ивана отужинать в ресторане «Лаваль».

В назначенное время они встретились в холле престижной гостиницы, построенной и открытой незадолго до Второй мировой войны неким французом Жан-Полем Лавалем, чье имя она и получила. Мужчины прошли в уютный меблированный зал. Вокруг сияли свечи, их отблески отражались в ножах и вилках; в перстнях и драгоценностях вспыхивали трепетные огоньки; глаза дам заволакивало очаровательное мерцание. Но Иван перестал чувствовать легкость, сопровождавшую его последние дни, пока он находился в Сиднее.

Не испытывая ощутимого голода, они сделали заказ. Официант принес дары моря и чудесное белое вино. Звучала спокойная, умиротворяющая музыка, напоминающая шум прибоя. Найк Фрэйзер предупредил, что ожидает еще гостей. А вскоре к ним присоединились двое респектабельных мужчин, представленные Ивану Михайловичу как банкиры. Одного из них легко можно было принять за европейца, тогда как происхождение второго выдавала латиноамериканская внешность. Они говорили о ничего не значащих обычных вещах, имеющих отношение к финансам, мировым политическим новостям, и лишь изредка переходили на личности. Разговор продолжался, не напрягая никого и не раздражая. В какую-то минуту Румянцов почувствовал, как сильно он устал за день, пребывая в нервном напряжении. Даже не расслышав вопроса, он стал отвечать, думая о чем-то своем…

Было за полночь, когда Иван поднялся, поблагодарил всех за приятный вечер и, пожелав «доброй ночи в окружении прелестных фей», поднялся в номер. Незадолго до этого он предупредил Найка, что не имеет ни сил, ни желания возвращаться на виллу, и потому просит того не серчать, если останется в каком-нибудь номере в этой же гостинице.

Ему предоставили великолепный номер, где кавторанг, только добравшись до постели, почти сразу отключился. Под утро ему приснился странный сон, повторяющий знакомую явь, словно он в Сочи, в санатории, медленно открывается дверь и в его номер входит красивая роковая женщина, одной рукой она откидывает волосы цвета воронового крыла, другую резко выпрямляет из-за спины и уже целит в него из пистолета…

Проснувшись, Иван ощутил острую уверенность, что Ада где-то здесь, рядом… Он не стал отгонять наваждение, а сосредоточился на этой мысли, доверяя интуиции и первоначальному чутью.

Не успел он толком обдумать, что предпринять, как в дверь осторожно постучали. Еще и еще. Наконец стук повторился более громко и настойчиво. Румянцов продолжал лежать на кровати. А через пару минут раздался телефонный звонок, и Иван понял, что глупо играть в молчанку с теми, кто хорошо о нем осведомлен, и поднял трубку. Он узнал голос Ады Андреевны Ютваковой.

Когда Иван Михайлович открыл нежданной гостье дверь, она прямо с порога, словно взбалмошная девчонка, со словами «ну вот, попался!» обвила его, замкнув руки вокруг шеи. Она стала шептать что-то игривое, ласковое, проникновенное, не забывая при этом заглядывать в глаза, пока ему не надоела эта канитель и он не отшвырнул ее к креслу, заперев плотнее дверь. Раздосадованный и взбешенный, Иван стал наступать на нее, выкрикивая короткие вопросы, словно хлестал по лицу:

— Кто ты? Кто прислал тебя ко мне? На кого ты работаешь? Отвечай!

Ада сверкнула глазами и также запальчиво произнесла:

— Работаю на того, на кого и ты!

«Блеф, — подумал Румянцов, — зачем эта курва опять вышла на него и по чьему указу? Что нужно ей на сей раз? Кто и почему его подставляет?»

— Не темни, говори, на кого работаешь.

Она услышала в его голосе новые интонации и оттого ответила с явным вызовом:

— Ну хочешь, расскажу правду. Мой папа встретился с твоим начальником. Это он, Арсений Алексеевич Архимандритов, порекомендовал мне через моего папу отдохнуть здесь, в Сиднее.

— Ну хорошо. Но ты не могла знать, что я буду находиться именно в этом отеле.

— Конечно… я была у господина Фрэйзера. Тогда, когда он звонил тебе в кегельбан, я сидела рядом с ним и пила прохладительные напитки. Предложение об ужине в ресторане «Лаваль» исходило от меня, между прочим. А ты купился, как мальчишка.

— А банкиры? Тоже по твоей просьбе…

— Я бы тебе не советовала интересоваться ими.

— Хочешь сказать, что они отмывают деньги и, по крайней мере один из них… этот, латиноамериканец причастен к наркобизнесу?

— Дорогой, ты слишком увлекся в своих фантазиях. Как бы не навредил себе, а?

И этот непонятный разговор, и эта женщина порядком раздражали Румянцова. Если она и в самом деле из их же конторы, или если она легализованный здесь советский резидент, то ее нахождение тут, конечно, оправдано… И все же… Почему он? Зачем он? Кто пасет? Кто проверяет? За что? Вопросов было много, ответов — нет.

От всей этой нелепицы кавторанг почувствовал себя так, словно его выкупали в дерьме. Неугомонный шутник Папа Сеня держит его за болванчика в русском преферансе?! Как ему захотелось в это мгновение сорваться и бежать, бежать, бежать куда попало, без оглядки. Но бежать-то ему некуда и не к кому; скрыться от соглядатаев конторы Папы Сени невозможно. Так где же и когда ты, господин хороший Румянцов, прокололся и на чем?

Ада заметила, что собеседник не слушает ее, потухшим взглядом углубляясь в пространство. Подойдя и легонько тряхнув его за плечо, она скороговоркой попросила: Вернись, ничего ужасного не произошло, ну как ты не поймешь, наивным было считать меня глупой бабой, которая была готова запрыгнуть на простачка, там, в Сочи.

Ведь я хорошо знала, что ты не с улицы, что ты офицер, который служит у секретаря ЦК. Понимаешь, мы можем наладить отношения… мы с тобой можем установить деловое сотрудничество, полезное как для твоего босса, или, как говорят, для дела партии… — тут она чертыхнулась и произнесла: — Тьфу, любимая фраза моего папы, у него в голове одно: партия, Ленин, социализм, а мне это так осточертело…

А-а-а может… она всего лишь ведет свою игру? — Румянцов почувствовал прилив сил; его краткая отрешенность была видимой, но внутренне он анализировал и искал точку отсчета начавшейся игры.

То, что Ада Андреевна так открыто говорит антисоветчину, свидетельствовало лишь, что номер может прослушиваться; причем не только прослушивается, но здесь идет и скрытая визуальная съемка. Опасная женская болтовня, дозволенная и все еще продолжающаяся в устах дочери члена Политбюро, выглядела хорошо продуманной провокацией. Иван решил не поддаваться, молчать и слушать; думать… думать и слушать. И, нащупав точный момент, вставить нужные и отчетливые слова, которые помогут установить тот контакт на пределе откровенности, чтобы определить, с какой целью и зачем все это организовано.

Когда он готов был уже задать ей вопрос, она, стоящая вплотную, склонилась к его уху и прошептала: «Уйдем отсюда». Но тут же громко произнесла: «После вчерашнего позднего ужина тебе бы следовало прогуляться, проветриться. Может, где-нибудь зайдем в бар?»

Иван принял ее предложение, молча кивнув, сказав, что хочет пока принять душ.

Через какое-то время они уже гуляли под пальмами по набережной. В шуме небольшого шторма таяли звуки, издаваемые экзотическими насекомыми и птицами, растворялись тонкие запахи цветущих растений. Ада предложила, пока пляж не заполнился людьми, прогуляться вдоль самой кромки волны, в ту сторону, где вообще еще никого не было. Они медленно побрели в том направлении; под гомон неумолчного прибоя она спросила:

— Ты хорошо знаешь агентов Зорю и Пуму?

Иван кивнул, то ли «да», то ли «нет», — как она сама пожелает воспринять ответ.

— А что ты знаешь о Зоре?

Не желая распространяться, он ответил игриво-пустое «ничего».

— Давай так, я не специалист по вербовке, но… если я тебе хорошо заплачу, то ты сдашь мне ее?

Все — ложь; и эта встреча, и это предложение, и все-все-все, что связано с навязчивой и нежданной гостьей. Иван уловил особым чутьем, что Зоря, которую Ютвакова так запросто предлагает перекупить, — двойной агент. И он, практически не блефуя, уверенно произнес:

— Зачем же ты мне будешь платить, если Зоря давно является твоим агентом, и чтобы выявить, с кем она контактирует, платить должен я — тебе…

Ада усмехнулась краем губ:

— Ты прав, но наполовину.

Ничего не объясняя, она резко прервала этот разговор и тут же, протягивая руку к его лицу, предложила:

— Открой глаза.

И не понятно было: относится ли эта просьба к тому, чтобы он снял темные очки или чтобы он и в самом деле по-другому посмотрел на мир окружающих его людей. Он не противился и она действительно сняла с него солнечные очки и, глядя совсем незнакомым взглядом в его чистые сине-серые глаза, как-то по-особенному произнесла: «Постарайся подольше прожить». После чего резко оттолкнула и, сбросив с ног босоножки, бросилась бежать по мокрому песку. Он и в самом деле залюбовался, как мелькали се загорелые стройные ноги и как раз за разом сверкали золотистые пряжки босоножек, которыми она размахивала, держа их в левой руке. Ее черные волосы развевались по ветру. Нимфа, успел подумать Румянцов, пока женщина не скрылась в пальмовой роще.

Вернувшись в гостиницу, кавторанг взял оставленную им на стоянке машину и отправился на виллу Найка. О происшествии в «Лавале» и о присутствии там Ады не было сказано ни слова.

А через два дня Румянцов вылетел в Веллингтон, где в условленном месте ему была оставлена шифровка от агентов, которую он взял в точно означенное время. В ней сообщалось, что босс высоко оценивает проведенную им операцию и надеется, что в ближайшее время он завершит выполнение их задач в Южной Африке.

Операция осуществлена; операция, которая им не проводилась и которую босс «высоко оценивает». Хотя, если разобраться, он проводит одновременно несколько операций, почти всегда действуя параллельно со своей агентурой в разных странах. Так что за операция завершена, успешное окончание которой с ним разделяет босс?! Румянцов пребывает в некоторой растерянности, но это не повод, чтобы радоваться или огорчаться, пока ситуация не прояснится. А для этого ему надо побывать в некоторых местах и встретиться с некоторыми нужными людьми.

Покинув столицу Новой Зеландии, Иван посетил Окленд, небольшой город сказочных гномов, роскошно живущих в двух-, трехэтажных домах, коттеджах и виллах. Такой и уже давно представлялась Ивану одна из финансовых столиц мира, где в тиши неимоверной роскоши, сибаритствуя, тихо проживали свой век солидные мужчины на пару с феерически прекрасными женщинами, весомо украшенными бриллиантами.

Проезжая по одной из улиц Окленда, Румянцов вдруг увидел Аду Андреевну. Она ничем не отличалась от холеных женщин, которых можно было увидеть только здесь, как и ничем не напоминала советскую женщину, которую также ни с кем, ни с какой женщиной на свете не перепутаешь… «Может, показалось?» — подумал Иван Михайлович, тогда как машина уже давно проехала то место, где мелькнул знакомый силуэт.

Словно мгновенно прокрутив назад пленку в мозгу, он вернул видение, зафиксировав его в памяти. Итак, она шла не одна, а была сопровождаема респектабельным господином очень преклонного возраста, выглядевшим, между тем, уверенно, с чувством собственного достоинства. Отчего он не притормозил, не остановил машину? Не оттого ли, что узнал эту парочку, каждого по отдельности, и проехал, чтобы не выдать своего присутствия.

Да, это он, подумал Румянцов, тот самый Дэвид Бросман, к которому он летал в Штаты! Человек-легенда, человек, лично знавший Сталина, Рузвельта, бывший с ними, как говорят, на короткой ноге, не раз лично встречавшийся с Гитлером, человек, остающийся близким другом Архимандритова. «Если даже и уходит их век, их Время не уходит из Истории… А вот если уходит время таких, как я, — прошептал для себя самого кавторанг, — исчезает и время нашего пребывания на этой Земле…»