Симбиоз

Глава 17

На следующий день ближе к вечеру мы, наконец, достигли пригорода Монтгомери. Николь, с которой не слезала теперь ни при каких обстоятельствах кислая мина, выбралась на улицу возле серого обшарпанного каменного здания. Мне очень хотелось, чтобы она стала улыбчивой и веселой, как прежде, потому что даже с Себастьяном было теперь легче общаться, чем с ней, однако ей, очевидно, требовалось время. Здание походило на заброшенный магазин: над крыльцом его висела ржавая вывеска, настолько грязная, что буквы на ней оставались нечитаемыми, а сетчатый заборчик, огораживающий участок, прогнулся с нескольких сторон.

- Мы давно здесь не останавливались, - виновато произнес Бенедикт. – Только-только перебрались, собирались заняться ремонтом, но потом потребовалось вернуться в Даллас…

Мы вошли внутрь. Лестница вся лоснилась от пыли, деревянный пол тревожно поскрипывал под ногами. Одинокий кустарник во дворе казался тускло-серым через заросшее паутиной окно, небо - пасмурным, будто собирался дождь, хотя я, секундой ранее переступившая порог, точно знала, что на улице еще достаточно солнечно. Тут не сдержалась и Николь: в ней проснулась образцовая домохозяйка.

- Ни в какие ворота! Эй, бездельники, спускайтесь! Чем вы занимаетесь?! Трудно было убраться к нашему приезду?!

- Чем молодые парень с девкой еще заниматься могут? – завел старую шарманку Себастьян. – Ты постучись сперва…

- Я их голыми заставлю полы мыть, если понадобится! – крикнула Николь, сердито поднимаясь на второй этаж.

Несколько обескураженная этим заявлением, я застыла в проходе. Дакота аккуратно протиснулся к лестнице, стараясь не задеть меня: он, как и другие симбионты из группы Бенедикта, явно придерживался неких манер, согласно которым дотрагиваться друг до друга в первый раз можно было лишь с разрешения. Словно обнажение демонов считалось переходом на новую ступень взаимоотношений, признаком близости.

- Прости за это, - произнес Бенедикт.

Теперь в коридоре мы остались одни.

- Что вы, - помотала головой я. – Мы очень быстро все уберем, я помогу…

- Как дела? Приятно провели время? – зазвенел наверху незнакомый женский голос.

- Почему такой беспорядок, Гвинет? – родительским тоном укорила ее Николь. –Сейчас же набери воды в ведро!

- Я помню, что обещал тебе, Андреа, - Бенедикт жестом пригласил меня подняться на второй этаж. – Завтра я попробую научить тебя устанавливать портал. Иди, познакомься. Вы с Гвинет примерно одного возраста, тебе будет с ней комфортно.

Чуть воспрянув духом, я принялась преодолевать шаткую лестницу, однако, достигнув ее верхнего края, резко остановилась. Если Франциско там, что мне ему сказать? Как вообще смотреть ему в глаза после случившегося в кафе?

Николь вышла из комнаты в компании остролицей худощавой девушки с выкрашенными в ярко-бордовый цвет волосами. Кожа у нее была темная, с оливковым подтоном, глаза – круглые и выпученные. Она уставилась на меня с удивлением, и я вмиг ощутила возникшее в воздухе напряжение, граничащее с неприязнью. Бенедикт определенно ошибался, полагая, что нам будет комфортно.

- Гвинет, - она протянула руку.

- Андреа.

Я не пожала ее. Просто подняла ладонь и помахала ей в воздухе; не из вредности или снобизма, мне просто отчетливо вспомнилось поведение Дакоты. Николь внезапно улыбнулась.

- Осторожничаешь, молодец. При нашей первой встрече даже не задумалась. Говорили тебе, что невежливо так, - и она шлепнула Гвинет по плечу. – Где Франциско-то?

- Не знаю, - буркнула она. – Утром еще ушел.

От этих слов мне стало легче дышать. То ли потому, что откладывались постыдные речи раскаяния, то ли потому, что Себастьян промахнулся в своем вскользь брошенном в коридоре замечании.

Остаток дня заняла генеральная уборка. Николь припахала к ней всех без исключения: кого заставила работать во дворе, облагораживая участок, кого – протирать окна и стены, кого – собирать мусор. Мне досталась ванная комната и почти пустая бутылка моющего средства. Срок годности у него истек несколько месяцев назад, но я решила, что пара капель хуже не сделает, и принялась с энтузиазмом отдраивать кафель.

- Абби, - не отрываясь, позвала я. – Портал – очень сложная вещь?

- Для вашей расы – достаточно сложная, - после паузы откликнулся демон.

- Ты поможешь мне научиться?

Он неопределенно фыркнул. Я с трудом обогнула его гигантское тело, чтобы взяться за другой угол.

- Как тебе здесь? Среди друзей?

- Друзей, - возмущенно прошипел Аббадон. – Глупые человеческие мерки.

- Прости, - поспешно извинилась я и отложила губку. – Как вы называете тех, к кому… что-то чувствуете? Вы ведь умеете чувствовать, иначе ты не проявлял бы эмоции.

- В вашем языке нет подходящих слов.

- Как обычно...

- Здесь находятся лишь низшие и один верховный, - не слушая меня, продолжил Аббадон.

- И поэтому они тебе не друзья? Не твоего… ранга, да?

Он бросил на меня негодующий взгляд, уменьшился в размерах и порхнул к потолку. Я разочарованно вернулась к подсохшей губке. Конец у наших разговоров всегда был один: демон сооружал кокон из крыльев, чтобы укрыться от моих вопросов.

Очень скоро в санузел зашла Николь и, одобрив мою работу, предложила мне отправиться отдохнуть, но я осталась, чтобы умыться с дороги. Во время заточения в полицейском участке Мерилин несколько раз водила меня в душ, установленный на цокольном этаже; не снимая околиозной маски, я слепо ловила телом воду и истерически посмеивалась, представляя себя со стороны. Мысль, что все это осталось в прошлом, действовала успокаивающе.

Николь дала мне толстенную упаковку разноцветных полотенец, которую, видимо, приволок Дакота, только что вернувшийся из магазина, и спортивный бледно-розовый костюм.

- Он тебе велик будет, - вздохнула она. – Мой старый. Зато чистый.

Кожу я терла, не жалея, с мылом и до красноты, в особенности лицо. Волосы мои, предварительно подвергнутые болезненной процедуре расчесывания, намокнув, распустили последние узлы, в которые закрутились из-за ношения околиозной маски. Покидая ванную, я, наконец, почувствовала себя человеком. Штаны и кофта Николь и впрямь оказались великоваты, но такая мелочь не могла сейчас испортить мне настроение. Я потуже затянула веревку на поясе, закатала рукава и побрела на улицу, чтобы вывесить сушиться свое полотенце.

В коридоре и на участке царила невинная чистота, будто три часа назад мы заходили совсем в другой дом. Только каменный фасад оставался обветшалым – для него требовалась краска. Замызганную вывеску сняли, но почему-то не выбросили, и теперь она покоилась у забора. С нее стерли вековую грязь, и я, склонившись, смогла прочесть ее.

«Р. К. Эванс, антиквариат».

- Дом принадлежал моим родителям, - я вздрогнула от неожиданности и обернулась на Бенедикта. Он виновато улыбнулся. - Не хотел тебя напугать.

- Они коллекционировали старинные вещи?

- Торговали ими, так вернее. Мы с Себастьяном уже все распродали, чтобы освободить гостиную.

- Понятно…

- Ты вправе не отвечать, но я все равно спрошу, Андреа. Николь упомянула, что ты уже использовала трансформацию, после чего тебя и арестовали агенты ФБР.

- Да.

- Франциско был с тобой в этот день?

Я с трудом подавила желание отвести взгляд. Бенедикт терпеливо ждал, седина его поблескивала в звездном свете, а глаза смотрели мягко и доброжелательно. Тогда меня словно прорвало. Очень скомкано, перебиваясь на оправдания, я поведала ему события того злосчастного утра.

- Понимаете, все наложилось, отцу сделали выговор, и Джованни сказал про убийства… мне казалось…

- В этом нет твоей вины, - строго произнес Бенедикт. – Ты поступила, как считала нужным, а вот он совершенно напрасно впоследствии поддался злости.

- Он защищался!

- Защищался столь усердно, что потом тебе потребовалось спасать агентов ФБР? Не переживай, - он понимающе покачал головой. – Здесь никого не наказывают за ошибки – это прерогатива Питера. И никто не обязан считаться с моими ожиданиями: у каждого есть своя точка зрение и, разумеется, право выбора. Только поэтому ты до сих пор с нами, не правда ли?

Он вдруг посмотрел куда-то мне за плечо, и я догадалась, что последние его слова адресованы отнюдь не мне. За забором мелькнул человеческий силуэт, и в калитку через секунду вошел Франциско.

- Я лишь прошу придерживаться основных правил, - продолжил Бенедикт. – Очень простых и, как мне кажется, вполне обоснованных.

Ноги мои словно приросли к земле; чтобы не сталкиваться взглядом с Франциско, я посмотрела на безглазого Манту, и мне, в моем обожженном виной сознании, почудилось, что даже он злится на меня.

- Поздновато вы гуляете.

- Ты прав. Оставим разговоры на завтра, - Бенедикт направился к дому. – Андреа, Николь постелила тебе отдельно на первом этаже, а она сама ляжет с Гвинет наверху.

- Спасибо, - выдавила я, с трудом разжав челюсти.

Как только он ушел, во дворе воцарилось гробовое молчание.

В жизни мне очень редко приходилось просить прощения всерьез. Потому что редко приходилось ошибаться. Наверное, я даже не помнила, когда делала это в последний раз, чтобы со слезами, с полным осознанием своей вины, а не просто по пустяку или ради сохранения хороших отношений. Франциско чуть наклонил голову, наблюдая за мной. Во взгляде его отражалась моя собственная неуверенность, словно он тоже имел повод усомниться в себе. Тоже боялся, что случившееся уже нельзя исправить.

- Давно приехали?

- Несколько часов назад. Вуд! – на одном дыхании произнесла я. – Мне очень стыдно за то…

- И мне.

- Тебе?.. Почему?

- Я говорил, что не причиняю зла людям. Так и было долгие годы, однако они продолжали ненавидеть, вынюхивать, чинить неприятности… не только мне, это не имеет значения, но и Бену, и Николь, и Дакоте – тем, кто всегда был на их стороне. Я убеждал тебя, что Джованни и вся его агентура ошибается на мой счет, но сорвался и ранил нескольких человек прямо на твоих глазах. Как ты теперь сможешь мне доверять?

- А ты? – глаза у меня против воли заслезились, и двор начал стремительно превращаться в одно мокрое темное полотно. – Это ведь я сдала тебя, и только я виновата в том, что произошло потом.

- Ты не позволила Джованни трансформироваться, чтобы помочь мне, и остановила меня, чтобы помочь людям. Ты спасла всех, кого была в силах спасти. Не нужно оправдываться, тем более передо мной, - Франциско поморщился. – Ты действовала в соответствии со своими принципами, а я свои нарушил.

- Перестань. Ты выставляешь меня чуть ли не героем, хотя я всего лишь беспорядочно пыталась исправить то, что натворила!

- Если тебя так сильно это гложет, я могу сказать, что прощаю тебя. Хотя никогда и не злился.

- Спасибо, - ощутив долгожданное облегчение, я решила, что сейчас витающее в воздухе напряжение спадет, и мы улыбнемся друг другу и сменим тему, но Франциско оставался серьёзным. – Для меня в тот день ты защищался.

- Это не совсем правда. Не в конце.

- Я познакомилась с твоими друзьями, узнала много нового о вашей жизни и увидела, за что вы сражаетесь. Мне стали гораздо понятнее твои разочарование и гнев.

- Теперь ты будешь оправдывать меня?

- Нет, но и осуждать не буду. Мы можем просто забыть об этом.

- О своих ошибках лучше помнить, чтобы не совершать их в будущем, - он поманил меня рукой. – Иди сюда.

Я бодро побрела к нему, чувствуя, как колет лодыжки высокая, давно не стриженная трава. Погас свет в последнем окне на втором этаже – наверное, в комнате Бенедикта, – и звезды будто бы сразу засияли ярче. С каждым новом шагом на душе становилось все свободнее, и уже с близкого расстояния я заглянула в пепельные, лучившиеся теплотой глаза Франциско и крепко обняла его.

Мы сидели во дворе до самого утра. Полусонное состояние, преследовавшее меня весь вечер, как рукой сняло; я описывала Франциско ощущения от околиозной маски, которую ему, как выяснилось, никогда прежде носить не приходилось, пересказывала дословно перепалки Нари и Джованни, вспоминала, как Мерилин билась за меня в суде и как страшно было выслушивать приговор. Когда по небу расползлась апельсиновая полоса рассвета, в голосе моем появилась надсадная охриплость.

- Потом пришел Габриэль… Вуд, это правда?

- Что?

- Что ты попросил его вытащить меня.

- Кто тебе сказал?

- Бенедикт так считает.

- Бенедикт, - с долей разочарования протянул Франциско. – От него сложно что-либо скрыть.

- Ты не ушел сразу, как только стал тогда невидимым, да? Ты видел, как меня забирают?

- Да. Я оставался в Далласе до тех пор, пока директор Харклифф не обозначил дату своего прибытия. Как бы ни старались Нари и Мерилин помочь тебе, с самого начала было ясно, что у них нет ни единого шанса. Суд над симбионтом по определению не способен разрешиться в его пользу.

- Вы с Габриэлем говорите одними словами. Хотя и ведете себя совершенно по-разному, - быстро добавила я, чтобы ненароком не нагнать на него болезненные воспоминания. – Когда он появился там… мне было жутко все это видеть, но сейчас я рада, что так получилось. Наверное, это неправильно…

- Неправильно бояться тюрьмы?

- Неправильно радоваться тому, что пострадали люди.

- Не накручивай себя, ты радуешься совершенно по другой причине.

Мы ненадолго замолчали, думая каждый о своем. Аббадон обустроился на заборе, как огромный филин на жердочке, и было удивительно, что он не прогибается под его весом. Для меня так и осталось загадкой, воздействуют ли демоны физически на неодушевленные предметы вокруг них и способны ли воздействовать вообще. Со стороны выглядело, будто бы да, но при этом я ни разу не видела, чтобы Аббадон задевал какую-нибудь табуретку или оставлял отметины на потолке.

- И как тебе наши?

- Мне нравится Бенедикт, и Николь тоже нравится.

- С Себастьяном, надо полагать, пока напряженно, - усмехнулся Франциско. – Ничего, ты не одна такая. Гвинет с ним враждует уже три года.

- Она к вам сравнительно недавно попала? Я так поняла, все остальные вместе с самой войны, – я неуверенно покосилась на него. – Не считая тебя?..

- Я пришел в тот же год, когда она закончилась, - спокойно отозвался он. – За время, пока камень хранится у Бенедикта, на свет появились лишь два новых симбионта: ты и Гвинет.

- Что с ней произошло?

- Это очень забавная история, и при Дакоте ее лучше не рассказывать. Он был назначен хранителем камня, когда в баре к нему подсела очаровательная девушка и принялась грамотно его спаивать...

- Ты шутишь!

- Нет. Он, конечно, не отключился, но обшарить свои карманы, будучи развеселым и невменяемым, позволил.

- Так Гвинет – мошенница?!

- У нее было сложное детство: карточные долги матери, прикованный к инвалидному креслу отец, полное безденежье, - но сейчас она другая. Бенедикт взялся за нее, когда она стала симбионтом. Ему хорошо удается перевоспитывать людей.

- Дакоте, наверное, влетело. Зачем он только пошел в бар, да еще и с камнем?

- Мы же тоже люди, Андреа, - вздохнул Франциско. – И в отдыхе нуждаемся, и в компании. Отчаиваемся, пьем, увлекаемся, доверяем – ошибаемся, как все. Тяжело постоянно оставаться начеку. Хотя Дакота с тех пор по струнке ходит, занудный стал, хуже самого Бенедикта.

Я перевернулась на бок и с запоздалым раскаянием подумала, что трава почти наверняка прилично попачкает одолженный мне розовый костюмчик Николь.

- Вуд, а почему камень просто не спрятать? Ну… закопать где-нибудь или выбросить в океан? Чтобы никто его не нашел. Зачем носить его постоянно при себе?

- Бенедикт считает, что из этого ничего не выйдет. Якобы он обладает слишком сильной энергетикой, и его в любом случае найдут.

- Он совершенно прав, - проскрежетал Манту, раззявив клыкастую пасть. – Слеза будет притягивать людей подобно магниту, пока не окажется в чьих-нибудь руках.

- Тогда, может, вы заберете ее? – обратилась к нему я, а затем перевела взгляд на Аббадона. – Она же принадлежит вам.

Аббадон в ответ зловеще сощурил алые глаза.

- Слеза была передана человеку одним из верховных много веков назад. Сила в обмен на неисчерпаемый запас крови и посмертное рабство души. Ни я, ни Мантрэссапа не сможем вернуть ее в наш мир.

- А если найти этого… верховного? Ты говорил, здесь есть один.

- Найти будет недостаточно, Андреа, - снова взял слово Манту, когда Аббадон многозначительно отвернулся, не желая отвечать на вопросы и дальше. – Необходимо, чтобы человек, состоящий в симбиозе с верховным, лично передал ему Слезу перед собственной гибелью.

- Почему ты мне раньше этого не говорил? – удивился Франциско.

- Верховные крайне редко призываются в ваш мир. Сейчас их здесь двое, что уже на удивление много, но главная проблема заключается в другом. Люди на смертном одре видят в Слезе единственный источник света, за который готовы цепляться до самого конца. Разум их затмевается: им начинает казаться, что она способна продлить им жизнь. Ни один человек не сможет отказаться от нее в нужный момент.

- Давай проговорим еще раз, - Франциско поднялся на ноги, явно взволнованный услышанным. – Для того, чтобы камень вернулся в Инкхигхаим, необходимо, чтобы умирающий симбионт, состоящий в союзе с верховным, на последнем издыхании передал его своему демону?

- Передал по собственному осмысленному желанию, - утвердительно повел раздвоенным черепом Манту. – Таково мое предположение, основанное на…

- Ты должен был сказать мне!

Аббадон, все это время делавший вид, что наша беседа его нисколько не интересует, не сдержался и презрительно фыркнул:

- Ты позволяешь этому мальчишке перебивать и поднимать на тебя голос? Жалкое зрелище, Мантрэссапа. И сколько еще тайн нашего рода ты собираешься раскрыть?

- Нам же лучше, что они узнали, - рассудительно отозвался тот. – Отдавая Слезу людям, верховные не думали, что однажды, спустя много лет, тоже окажутся в числе призванных. Теперь и они наверняка хотели бы вернуть ее в Инкхигхаим.

- Бенедикт состоит в симбиозе с верховным Вельзевием Вуманой Улкроллой Анто, - пробормотал Франциско, не обращая внимания на пересуды демонов. – Кто второй, Манту?

Меня как всегда поразило, с какой легкостью у него получилось выговорить столь длинное и еще более запутанное, чем у Аббадона, имя. Сам Аббадон будто бы тоже удивился, но не этому, а скорее уровню его осведомленности. Судя по проскользнувшей в его глазах издевке, он собирался вновь затянуть песню про унизительное поведение Манту, скачущего на задних лапках перед своим симбионтом и позорящего честь всех порядочных демонов, однако тот уже отвернулся, чтобы ответить Франциско.

- Твой брат. Габриэль.