Синева небес

глава 16. Западня

Фудзио удалось спокойно заснуть ночью, возможно, из-за вкусного ужина.

Хотя юный наглец, чье имя он даже не спросил, испустил свой последний вздох, Фудзио угнетали воспоминания. Они были подобны дурному запаху изо рта. Фудзио изо всех сил гнал прочь эти мысли. Сопляк оценивал себя настолько высоко, что искренне верил, будто его смерть нанесет урон государству. Фудзио не желал, чтобы в Японии жили подобные люди.

Вспышка гнева странным образом расслабила нервы Фудзио. Возможно, еще и поэтому он так спокойно спал той ночью. Утром он проснулся непривычно рано, от странного шума внизу, на первом этаже.

Фудзио посмотрел на часы. Было семь утра. Ему послышались голоса в прихожей. Время открытия магазина еще не наступило, и он никак не мог взять в толк, кто это там разговаривает.

Прислушавшись, он различил легкие шаги матери, поднимавшейся по лестнице.

— Фудзио, — нерешительно окликнула она из-за двери.

— Ну, что там еще?

— Ты уже встал?

«Неужели не ясно, что нет?» — подумал Фудзио, но промолчал. Мать тихонько открыла дверь и осторожно проскользнула в комнату.

— Я не знаю, что случилось, но там внизу полицейский, говорит, что пришел к тебе.

— Что это за свинство, в такую рань? Что ему от меня надо?!

— Он говорит, что случилась какая-то авария, и хочет кое-что у тебя уточнить.

Беспокойство Фудзио сразу же улеглось, но он не стал скрывать своего раздражения:

— Дура, не могла, что ли, сказать, что меня нет дома?

— Сначала я так и ответила. Тогда он начал спрашивать, где ты, и решил дождаться тебя. Вот я и сказала, что пойду, посмотрю, может, ты поздно ночью вернулся и сейчас спишь.

— Хватит врать! Совсем сбрендила! Ну, что за люди — так рано поднимать человека с постели!

— Так что мне ему сказать? Ты спустишься? Или попросить его зайти попозже, сказать, что ты еще спишь?

— Какая теперь разница, все равно ведь разбудила. Пойду, поговорю с ним.

А что случилось? Ты попал в аварию?

— Понятия не имею. Может, ошибка какая-то.

— Ну, ладно, пойдем.

Фудзио в пижаме спустился на первый этаж. В прихожей его ожидал полицейский лет сорока с тяжелым подбородком.

— Извините, что я вас так рано побеспокоил, — сказал он, предъявив Фудзио удостоверение инспектора отдела дорожно-транспортных происшествий полицейского управления Миуры. — Дело в том, что вчера вечером, где-то в половине восьмого, недалеко от перекрестка Такады произошло дорожно-транспортное происшествие. Вы не проезжали там в то время?

— Такада? Не знаю такого места.

Фудзио и в самом деле никогда не слышал такого названия. Возможно, то место, где на дорогу вылетел идиот-велосипедист, так и называлось, но Фудзио не знал даже названия ближайшей деревни, хотя неплохо ориентировался на местности.

Для Фудзио это было плюсом. Недоумение, сквозившее в его голосе, как бы подтверждало то, что ему ничего не известно о происшествии.

— Вы вчера куда-нибудь ездили на машине?

Фудзио мучительно соображал, что и как ему лучше ответить. Напряжение возбуждало его, он испытывал наслаждение от борьбы, схожее с сексуальным удовольствием.

— Да, ездил.

— Куда?

— Я обязан отвечать? Мне бы не хотелось обсуждать некоторые вещи при матери. Я ведь тоже человек, — сказал Фудзио. Он заметил, как мать, спрятавшись за деревянной опорой, самым беззастенчивым образом подслушивает разговор.

— Тогда, может быть, вы приедете в управление для выяснения обстоятельств?

— Каких обстоятельств?

— Я уже сказал, что вчера вечером произошло дорожно-транспортное происшествие. Если вы в то время проезжали по той самой дороге, то я хотел бы получить от вас некоторые разъяснения.

Фудзио задумался, взвешивая все за и против.

Если бы не дурацкое стечение обстоятельств, он бы никогда не стал плясать под чужую дудку, но сейчас он должен был сделать все возможное, чтобы не вызвать у полиции подозрений.

— Я так и не понял, в чем, собственно, дело, но раз вы настаиваете, я готов, — с неохотой отозвался Фудзио.

— Вы знаете, где находится полицейское управление Миуры?

— Да, знаю.

— В каком часу вас ждать?

Фудзио отметил про себя, что полицейский не назначил часа, и даже вздохнул с облегчением. Если бы дело было серьезным, полицейский не стал бы так либеральничать.

— Я только что встал… Позавтракаю и часам к десяти приеду, хорошо?

— Прекрасно. Мы будем ждать. Извините, что побеспокоил в столь ранний час, — последние слова полицейского были адресованы матери Фудзио, выглядывавшей из-за столба.

— Что случилось? Какая наглость — заставлять ехать в управление! — пристала к Фудзио мать, когда полицейский вышел за дверь.

— Я и сам не пойму. Какая-то авария…

Есть Фудзио не хотелось. Правда, не из-за того, что его вызвали в полицию — просто он не привык вставать так рано. Молча глотая яичницу-глазунью и суп из соевой пасты с картофелем, Фудзио продумывал стратегию своего визита в полицейское управление. Как избежать опасности?

Раз Фудзио сказал полицейскому, что знать ничего не знает ни о какой аварии, то теперь уже невозможно признаться в обратном. Это так ему с рук не сойдет, поэтому придется прикинуться, будто он не заметил велосипедиста. Но в этом случае в управлении могут решить, что виновник ДТП — Фудзио. Самое скверное было то, что машина Фудзио, скорее всего, действительно сбила велосипедиста.

Тут Фудзио осенило. Он схватил свежие газеты и стал лихорадочно их листать. В зеркале он видел, как тот болван, шатаясь, встает с обочины, но ведь потом он мог и умереть в больнице! Полицейский ничего не сказал об этом, а в газетах что-то есть…

Однако ни в одной из газет он не нашел ничего подобного. Даже о более крупных авариях не было ни слова. Об исчезновении несостоявшегося абитуриента Токийского университета тоже никто не упоминал. Фудзио решил, что велосипедист, скорее всего, сам добрался до дому. Никогда еще так сильно реальность не походила на дурной сон.

Обдумав все, он пришел к выводу, что если речь пойдет лишь об аварии, то ему, собственно, ничего не грозит. И ощутил прилив злости, представив, что ему придется платить за лечение этого придурка или выплачивать компенсацию за причиненный ущерб.

Система наказаний иногда дает сбой. Несмотря на то что правила нарушил велосипедист, виновным будет Фудзио, только потому, что он ехал на машине. По правде говоря, Фудзио сам был не прочь получить компенсацию, а тут все может обернуться совсем иначе: выкладывать денежки придется ему. А может, последуют и другие наказания — временное лишение прав или что-то еще. С этим Фудзио смириться не мог.

В другое время Фудзио ни за что не позволил бы манипулировать собой. Он не потащился бы в полицию и не стал приносить извинения, даже если бы от него этого требовали. Но сейчас следовало избегать некоторых тем, и поэтому полицию никак не следовало раздражать.

Позавтракав, Фудзио поднялся в свою мансарду и переоделся в костюм. Сначала он хотел отправиться в участок в свитере, но потом подумал, что это будет излишне легкомысленно и произведет на полицейских плохое впечатление. А это было совсем ни к чему.

Прежде чем выйти из комнаты Фудзио окинул ее взглядом.

Постель так и осталась неубранной. У изголовья лежали три журнала, посвященные свингу. Хотя у Фудзио не было жены, чтобы обмениваться ею с другими супружескими парами, он уже несколько лет состоял членом клуба этого рода развлечений. Раз в два месяца ему присылали каталог с фотографиями голых женщин. У них были длинные талии и короткие ноги. Казалось, от фотографий исходит запах плоти. Разглядывая их, Фудзио всегда получал удовольствие.

Выходя из дому, Фудзио все еще полагал, что поедет в полицейское управление Миуры на своей машине, но быстро передумал. Безопасность — прежде всего. Вмятин на машине нет, но при этом лучше не создавать себе трудностей, действуя полицейским на нервы. Им не следует говорить что-то вроде того, что если у человека есть машина, то приходится на ней ездить.

Полицейское управление Миуры, построенное несколько лет назад, было не на побережье, а у государственной автомобильной трассы, на небольшой возвышенности, которую можно было гордо именовать главной горой полуострова. Из вестибюля открывался вид на море, простиравшееся до окутанной дымкой далекой линии горизонта.

Стоя перед дверью, за которой не чувствовалось никакого движения, Фудзио подумал, что непременно навестит Юкико, когда закончится весь этот кошмар. Предвкушение было сладостным, от него даже сердце учащенно забилось в груди. Затем Фудзио вошел в здание. Заходивший утром к Фудзио полицейский разговаривал с коллегой, но, заметив Фудзио, сразу же подошел:

— А, вот и вы! Спасибо, что приехали. Поднимемся на второй этаж.

Он провел Фудзио в небольшой кабинет без окон и почти без мебели. Усадив его на стул у стены, полицейский попросил: «Я сейчас вернусь, подождите немного». Ожидая его возвращения, Фудзио рассматривал более чем скромный кабинет.

Впрочем здесь и смотреть-то было не на что. Кабинетик был маленький, не более шести квадратных метров. Из мебели — только два стула и железный стол без выдвижного ящика. Фудзио подумал, что с ним все-таки обращаются как с посетителем, вежливо, — предложили стул в глубине комнаты. Впрочем, присмотревшись, он заметил между стульями некоторую разницу.

Стул Фудзио был без подлокотников. Другой стул, видимо, предназначавшийся для ведущего допрос полицейского, стоял близко от входной двери и был с подлокотниками.

— Дурака из меня делают… — пробормотал Фудзио.

Не успел он закрыть рот, как в комнату без стука вошел другой полицейский. У него было круглое лицо, пухлое, как сладкий пирожок мандзю.

— Извините, что вызвали вас, — сказал круглолицый, важно усаживаясь на стул напротив Фудзио. Говоря, он довольно сильно гнусавил, отчего речь его казалось какой-то несерьезной.

— Дело в том, что вчера, в семь часов тридцать пять минут вечера, недалеко от перекрестка Такады произошел наезд на велосипедиста. Вы ничего не хотите сообщить по этому поводу?

— Я ничего не знаю об этом.

— Где вы находились в это время?

— В это время… На пути домой.

— На чьей машине вы ехали?

— На своей, конечно, — Фудзио решил, по возможности, говорить только правду.

— Номер вашей машины?

— «Миура СА 55-9174».

— Откуда вы возвращались?

— Со стороны побережья.

— Откуда именно?

— Господин полицейский, у меня своя личная жизнь. Мне бы не хотелось обсуждать ее с посторонним, — ухмыльнулся Фудзио.

— Вы ездили к женщине?

В другой раз Фудзио был бы доволен, что полицейский высказал именно эту версию, но сейчас он почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Фудзио представил, как этот тип с похожей на мандзю физиономией пожимает руку Юкико.

— Я прошу вас не вмешиваться в мою личную жизнь. Это не ваше дело.

Выражение лица полицейского оставалось невозмутимым.

— Вы проезжали перекресток Такады?

— А где это? Я не могут ответить, потому что не знаю, о чем выговорите.

Полицейский вытащил листок бумаги и нарисовал схему: железнодорожная линия «Кэйхин» — и перекресток.

— Точно не знаю, может, и проезжал, а может, и нет. Не могу сказать определенно. Бывает, что заедешь на какую-нибудь дорогу, и сам не понимаешь, где ты. Здесь полно таких проселочных дорог. Это сбивает с толку, но если знаешь основные ориентиры, то на главную дорогу как-нибудь выберешься, — сказал Фудзио с уверенностью местного жителя.

— В любом случае вы направлялись домой. Вы не заметили ничего странного по дороге? Может, с чем-то столкнулись?

— Ничего такого не припомню.

— В котором часу вы вернулись домой?

— Честно говоря, на время я и не обратил внимания. Где-то в восемь, в половине девятого, что-то вроде того.

— Где вы ужинали? Где-нибудь по дороге?

— Я ем только дома. Ужинал тоже дома.

— Ваша мать сказала, что вы вернулись поздно.

Фудзио кожей чувствовал, что здесь опасно говорить, будто он вернулся домой поздно ночью. Поэтому он и разозлился на мать, сочинившую, по его мнению, совершенно ненужную ложь.

— У матери плохо с головой. Бывает, что и дни путает. Хотя, вроде, не такая уж старая. Вчера я вернулся не поздно. Ужинал-то я дома. Мать жарила селедку. И отец дома был.

Фудзио понял, что при необходимости доказать несостоятельность заявления матери будет не так уж сложно.

— Где вы вчера были на машине? — настойчиво повторил круглолицый. Напора и смекалки ему было не занимать несмотря на глуповатое лицо.

Фудзио деланно рассмеялся.

— Вы будете смеяться, но я иногда пишу стихи. А для этого нужно вдохновение. Поэтому я иногда катаюсь в одиночестве по всему полуострову. Люблю полдня дремать на побережье, слушая шум волн, или вечером прогуливаться по лесу при свете яркой луны.

— Хорошее увлечение, ничего не скажешь. Сборника стихов еще не выпустили? — Фудзио заметил, что на круглом лице полицейского на какой-то момент промелькнуло завистливое выражение.

— Ну, не такие они хорошие, чтобы показывать другим, — поскромничал Фудзио.

— Это что, проблема, издать сборник?

— Я еще не пробовал. Мне предложили напечататься, он даже в издательском плане стоит, но я все никак не отберу лучшие. Вот сейчас как раз этим и занимаюсь, — громко рассмеялся Фудзио.

— Тогда расскажите мне о своей вчерашней поездке за поэтическим вдохновением. Когда вы выехали из дому?

— После полудня. Где-то в половине четвертого я выехал из дому и сразу направился в Хаяму. Потом по западной части побережья двинулся на юг.

Если искать поэтическое вдохновение, то лучше всего на западном побережье полуострова…

— Пробок на дороге не было?

— Да нет, ничего такого.

— Вы заезжали куда-нибудь по дороге?

— Нет, никуда не заезжал. Хотелось сбежать от людей, поэтому я останавливался только в безлюдных местах.

— Например? Расскажите, где такие чудесные места, я тоже съезжу туда на выходные.

— Ну, Садзима, Арасаки… еще Митохама — все это очень тихие уголки. Уж вы-то должны отлично их знать. Это же ваш участок, верно?

— Я туда отдыхать не езжу. Значит, говорите, что столкновения не заметили?

— Нет, ничего такого не помню.

— Однако к нам поступило заявление.

— Какое заявление?

— От велосипедиста, который столкнулся с вашей машиной. Там написано, что вы умышленно скрылись с места происшествия.

— Это была моя машина?

— Да, он запомнил ваш номер.

Фудзио был изумлен, что этот кретин сумел показать такие чудеса сообразительности.

— Это правда? — искренне удивился Фудзио. — Не знаю, какая там могла быть травма. Но я, кажется, понимаю, зачем он запомнил номер моей машины. Наверное, он врезался в дерево, когда моя машина как раз проезжала мимо, он получил травму и, решив, что будет неплохо слупить с кого-нибудь деньги на лечение, свалил вину на меня.

— Вам не стоит лгать. Есть еще один свидетель.

— Что? Сколько же можно говорить, что я никого не сбивал!

— Где сейчас ваша машина? — спросил круглолицый.

— На стоянке, как всегда. У нас дома нет гаража, приходится арендовать парковку.

— Можно на нее взглянуть? Тогда все сразу прояснится.

— Ладно. Смотрите, сколько хотите. Там, вроде, никаких вмятин нет, следов столкновения тоже нет.

— А ключи?

— Ключи у меня с собой.

— Ну, что ж, придется пригнать ее сюда, чтобы мы могли произвести досмотр. Вас это не затруднит?

— Нет, нисколько. Так даже лучше. На ней я и домой вернусь. Сейчас я нарисую план автостоянки, где находится машина.

— Полицейские не имеют права сами забрать ее. Вы должны пойти вместе с нами и пригнать машину сюда.

— Правда? Хорошо, вы ведь можете и не найти стоянку. Я вас провожу в любое время. Только у меня нет с собой личной печати.[42] Ко всяким финансовым вопросам я отношусь без особого интереса.

— Ничего страшного. Вместо печати подойдет отпечаток указательного пальца левой руки.

— Отлично. Указательный палец левой руки у меня всегда с собой. Полицейский достал бумаги, оказавшиеся формой заявления о добровольном согласии на предоставление вещественных доказательств.

— Как все строго, — сказал Фудзио круглолицему, прикладывая к бумагам вместо личной печати свой указательный палец.

— В полиции такие порядки. Ну, поедем, — предложил полицейский и первым покинул комнату.

Фудзио вышел на площадку за зданием, сел в служебную машину, где уже находился еще один полицейский в форме.

— Да, дорожное происшествие, пусть и ерундовое, — дело серьезное, — сказал Фудзио в машине. — Нужно выяснять все обстоятельства.

Когда они подъехали к автостоянке, Фудзио сказал: «Вот она, вот», — и мельком взглянул на заднее левое колесо, но там были лишь небольшие трещинки на шине. Невозможно определить, когда они появились. Ни вмятин, ни облупленной краски — ничего такого.

Фудзио немного нервничал, поскольку осматривал машину ночью, но сейчас, при свете дня, у него отлегло от сердца. На машине нет никаких следов столкновения.

— Вы сами поведете машину, или это можно сделать мне? — спросил Фудзио, поняв, что за руль его машины сядет кто-то из полицейских.

— Не волнуйтесь. Это ведь вещественное доказательство, — сказал круглолицый.

— Ну, раз уж вещественное доказательство, вы ведите машину осторожнее, — это прозвучало как нотация, хотя на самом деле Фудзио просто хотел пошутить. — Вы сколько лет в полиции? — спросил он у круглолицего, когда они выехали со стоянки.

— Уже десять лет.

— Ого, солидный срок! Женаты?

— А вы?

— Я-то нет, но женщин не сторонюсь. Знаете ли, люди искусства пользуются у слабого пола такой популярностью, просто ужас, — хихикнул Фудзио.

— И сколько же у вас подруг?

— Сколько? Сколько же их у меня? Ну, в общем довольно много. На каждый час своя подружка.

— Но ведь бывает, что с женщиной невозможно расстаться так просто. Что вы тогда делаете?

— Это надо уметь. Я не хвастаюсь, но возмещать ущерб не приходилось.

— Значит, люди искусства именно такие?

— Вероятно, да.

— А чем занимаются ваши родители?

— У них торговое дело, продают фрукты и овощи. Эх, заехать бы домой, пообедать! Утром торопился, поэтому уже проголодался.

Но круглолицый на это ничего не ответил.

Они подъехали к полицейскому управлению Миуры и поставили машину Фудзио во внутренний двор.

— Есть охота, проголодался я, — снова заметил Фудзио, когда его отвели в ту же комнату, где он был утром.

— Хорошо. Вам сейчас что-нибудь принесут — соба или тэндон.[43]

— Я соба не очень люблю, лучше тэндон.

Заплатив семьсот пятьдесят иен за тэндон, который доставили через пятнадцать минут, Фудзио в одиночестве съел его прямо в комнате для допросов.

Глядя на свою пустую тарелку, он вспомнил о том, как они с Юкико впервые ездили в ресторан, где подавали тэмпуру. Нужно, во что бы то ни стало, сообщить Юкико о том, что он был в полицейском управлении. Фудзио решил сразу же после допроса отправиться к ней и рассказать о своих злоключениях.

Пообедав и оставшись в одиночестве, Фудзио понял, что круглолицый вернется не слишком скоро, и стал рассматривать еще одну вещь, находившуюся в комнате, — календарь.

Календарь, скорее всего, был подарен на Новый год какой-нибудь фирмой. Приглядевшись, он рассмотрел надпись: акционерное общество «Строительные материалы Ямафудзи». На листке этого месяца была картинка в японском стиле, с похожими на хризантемы белыми цветами, названия которых он не знал. Оказалось, что это диморфные ноготки. Они же — африканские бархатцы.

Листая календарь, Фудзио дошел до июльской страницы. Как он и ожидал, на ней были вьюнки, чрезвычайно похожие на те синие цветы, что росли в садике у Юкико.

Фудзио поднялся.

Он вышел из комнаты и спросил у сидевшего полицейского:

— Откуда с вашего разрешения можно позвонить?

— Подождите немного. Сейчас придет человек, который занимается вами, — ответил дежурный, но звать круглолицего не стал. Рядом было множество телефонных аппаратов, где-то должен быть телефон-автомат. «Не могут, что ли, сказать, где он?» — хмуро подумал Фудзио, вынужденный вернуться в комнату для допросов. Вскоре неторопливо вошел круглолицый, и Фудзио настойчиво повторил:

— Я бы хотел позвонить.

— Куда?

— Это здесь же, в Миуре.

— Тогда можно отсюда. Какой номер?

Фудзио назвал ему номер телефона Юкико, который он помнил наизусть, полицейский тут же его записал и, поглядывая на листок бумаги, сам набрал номер на стоявшем на столе телефонном аппарате.

— В мэрии возражают против частных телефонных звонков. Там недовольны, когда мы звоним в другой город по просьбе задержанных, поэтому приходится звонить отсюда под мою личную ответственность, — пояснил круглолицый.

— Все же в полиции людям не доверяют.

— Вы так считаете? Но если дать всем волю, начнется анархия.

Пока Фудзио звонил, круглолицый, сидя чуть в отдалении за своим столом, перебирал бумаги, делал какие-то пометки, изредка вяло потягивался, поднимая вверх обе руки.

Слушая звонки в трубке, Фудзио чувствовал, как сжимается его сердце.

— Алло!

Услышав голос Юкико, Фудзио приложил все усилия, чтобы спокойно сказать:

— Как твои дела?

— Хорошо, спасибо. А твои?

— Да так, ничего.

— Если ты говоришь «ничего», значит что-то случилось?

— Нет, я сейчас не дома. Сегодня, как закончу дела, хотел бы к тебе заехать, вот и решил позвонить, узнать, дома ли ты.

— Я тебе когда-то уже говорила. Я всегда дома. Раз в три дня отправляюсь за покупками и, когда заболеваю, езжу к врачу. А так всегда дома.

— Теперь буду постоянно беспокоиться, думать, почему тебя нет дома.

— Спасибо, но сейчас я здорова.

— Я сегодня хотел бы взять у тебя семена тех вьюнков.

— Но тебе же это неинтересно.

— Нет, я действительно хочу их посадить. Поэтому не сердись за прошлое, а дай мне эти семена, ладно?

— Ладно.

— Я, правда, занимался этим давно, в начальной школе, и не знаю, взойдут ли они, дадут ли цветы…

Это была удачная ложь. Даже в начальной школе он никогда не сажал цветов, хотя его не раз просили. А однажды, когда кто-то из друзей гордо принес ему горшок с вьюнками, он поставил его в такое место, где цветы никто не мог видеть, и постоянно пинал горшок ногами.

— Ты сейчас где?

— Не могу тебе сказать, — весело ответил Фудзио. — Если ты узнаешь, то неприятно удивишься.

— Вообще-то можешь и не говорить. Это ведь твоя личная жизнь. А в котором часу ты собираешься заехать? Скажи, чтобы я не ушла за покупками как раз в это время: мне сегодня необходимо кое-что купить.

— Я точно сказать не могу, но думаю, что дела займут еще час или два. А потом я сразу же поеду к тебе. До твоего дома отсюда на машине минут пятнадцать, не больше, — говорил Фудзио, незаметно наблюдая за круглолицым.

Круглолицый прекрасно слышал слова Фудзио, но на его лице не отразилось никакой реакции, и Фудзио почувствовал облегчение. Он не просто так позвонил Юкико; он завел этот разговор для того, чтобы узнать, можно ли вырваться отсюда в назначенное им время; а может быть, полицейский скажет: «За час-другой не управиться»?

Положив трубку, Фудзио заметил, что неожиданно в большой зале появилось много людей. По всей видимости, они вернулись с обеденного перерыва.

После разговора с Юкико Фудзио ничего другого не оставалось, как вернуться в комнату для допросов, но круглолицый полицейский не пошел вместе с ним. В этой комнате с ее какой-то неестественной тишиной заняться было нечем, и Фудзио впал в уныние. Здание полицейского управления — новое, выстроено всего несколько лет назад, и стены комнаты для допросов, вероятно, проложены звукоизолирующими материалами.

Если бы Фудзио мог услышать, что происходило за ее стенами, то вряд ли продолжал бы считать это место тихим и спокойным.

Вчера, после девяти вечера, в полицейское управление южного округа Йокосуки поступило заявление о том, что Кэн Окада (11 лет), ученик пятого класса начальной школы Яманотэ, старший сын прокурора Сакаэ Окады (45 лет) из прокуратуры Иокогамы, проживавший с родителями по адресу: город Йокосука, Яманотэ, дом 3, вышел из частной вечерней школы, но домой так и не вернулся.

Мать мальчика Сигэко сказала, что ее сын хороший ученик, послушный и аккуратный ребенок и до сего времени никогда не опаздывал к ужину, который в их семье в половине восьмого. Она подумала было, что сын заигрался в гостях у друзей: такое порой случалось; но если бы он опаздывал к ужину, то непременно позвонил бы домой и предупредил родителей. Родители требовали, чтобы он звонил, хотя особой нужды в этом не было: ребенок и так пунктуален и аккуратен.

Когда подросток не является вовремя домой, в голову приходят четыре версии: его похитили, он сбежал из дому, заблудился или попал в ДТП. Но у Кэна не было никаких причин убегать из дому. Заблудиться он тоже не мог, в таком возрасте и с такими умственными способностями. Дорога от частных курсов до дома занимает минут десять, по пути нет ни реки, ни моста, нет даже люков, куда бы он мог провалиться, нет даже куч песка или гравия. Кэн чрезвычайно осторожный ребенок, и даже если бы друзья позвали его в сомнительное место, он бы отговорил их, объяснив, как это опасно. Такой у него характер.

В полицейское управление южного округа Йокосуки выслали детективов — специалистов по похищениям из отдела уголовного розыска префектурального полицейского управления. Они поставили на прослушивание телефон в доме мальчика, чтобы можно было записать звонок потенциального похитителя и вычислить его, если тот потребует выкуп. Родители всю ночь просидели у телефона, но никто не позвонил. Днем отец мальчика — прокурор Окада — ждал новостей в своем кабинете. Мать попыталась скрыть свое беспокойство, сказав полицейским: «Из-за него такой переполох! Когда вернется, мы его строго накажем».

С раннего утра, когда в дом Фудзио пришел сотрудник отдела расследования дорожно-транспортных происшествий, полицейское управление округа Йокосуки начало собирать информацию о пропаже ребенка; полицейские прочесали окрестности между частными курсами и домом, где, собственно, и пропал Кэн, опросили его преподавателей и одноклассников.

По их словам, в тот день ничего необычного в поведении Кэна они не заметили. Он просидел до конца занятий по математике и японскому языку и вышел из здания курсов примерно без десяти семь. Последним с Кэном разговаривал его одноклассник Мамору Ямада. В вестибюле Кэн потребовал от Мамору немедленно вернуть ему три пластинки жевательной резинки, которые тот одолжил у него.

Как сказал Мамору Ямада, Кэн чрезвычайно щепетильно относился к подобным вопросам. Казалось бы, иногда можно и забыть о такого рода долгах, но Кэн всегда помнил, считая, что взятое в долг должно быть возвращено. Поэтому в тот день Мамору вернул Кэну три точно такие жвачки. Речь шла о жевательной резинке «Рэдзагаму» фирмы «УФО».

Мамору Ямада, отдав Кэну жвачку, собирался идти домой вместе с ним, но Кэн забыл в классе какую-то вещь и сказал, что сбегает за ней. Мамору отправился домой один. Кэн не просил подождать его, к тому же Мамору очень проголодался, поэтому спешил.

После этого никто Кэна не видел. Работник частных курсов, запиравший аудитории на ночь, сообщил, что в здании никого не оставалось, поэтому Кэн, скорее всего, тоже вышел из здания. Что было Дальше — никто пока не представлял.

Из главного управления прислали сотрудника, который выяснил Номера машин, стоявших в то время рядом с курсами. Среди них оказалась белая машина, номер которой оканчивался цифрами «74». Детектив не придал значения этой информации. Ее сообщил живущий по соседству шестидесятипятилетний Сабуро Канэда. В тот день он получил долгожданное письмо от школьного друга. В письме друг сообщал, что наконец приобрел грушевый сад в префектуре Гумма и хочет провести там остаток жизни. Сабуро Канэда немножко позавидовал бывшему однокласснику, решившемуся на такой шаг, но подумал, что в таком возрасте тому, вероятно, будет непросто научиться выращивать фрукты, — ведь прежде он ничем таким не занимался.

В тот день груши стали для Сабуро Канэды своеобразным символом дня. Когда он вышел прогулять собаку, то обратил внимание на то, что номер стоявшей на противоположной стороне улицы машины заканчивается цифрами «74». В сочетании эти цифры звучат по-японски как слово «груша» — «наси».

Однако марку машины он назвать не смог. Его семилетний внук прекрасно разбирался в таких вещах, но для Канэды, который после шестидесяти не садился за руль, машины уже не представляли никакого интереса. Он только запомнил, что машина была белая, самая обычная — таких полным-полно на дорогах Японии. Из-за сгустившихся сумерек Канэда даже не смог рассмотреть, сидел ли кто-нибудь внутри.

Все это, возможно, имело какое-то отношение к случившемуся, но свидетель запомнил лишь последние цифры номера, так что информация была скудной. Бывает, у людей совпадают последние цифры в номерах лотерейных билетов. Так и тут, белых машин отечественного производства с номером, оканчивающимся цифрами «74», — море. Естественно, мгновенно отыскать ту самую машину невозможно. Кроме того, еще не факт, что машина действительно имела отношение к инциденту. Ведь известно лишь, что она стояла около курсов примерно в то время, когда пропал Кэн, — так что, возможно, не стоило тратить столько усилий.

Однако в этот день некая случайность ускорила развитие событий. Один из сотрудников отдела уголовного розыска полицейского управления Миуры, зайдя во время обеденного перерыва в туалет, выглянул из окна во внутренний двор. Ему просто захотелось вдохнуть полной грудью свежего весеннего воздуха.

Однако тут его взгляд упал на нечто, что не имело отношения к весне. Во дворе, как обычно, стояли автомобили сотрудников полиции, а также машины людей, приехавших в управление по делам. В целом картина была вполне заурядной, но все же одна из машин вызвала особый интерес этого полицейского.

После исчезновения старшего сына прокурора Окады в полицейское управление Миуры из полицейского управления южного округа Йокосуки поступили по факсу свидетельские показания и прочая информация. Он обратил внимание на номер, который заканчивался цифрами «74», — и сразу же сделал «стойку».

Полицейский спустился во двор и осмотрел машину. На переднем стекле была приклеена табличка «Вещественное доказательство отдела дорожно-транспортных происшествий». Тогда он вернулся к себе в отдел и доложил начальнику о находке.

С этой минуты дело приняло неожиданный оборот.

Масаёси Хара (48 лет), владелец участка, густо поросшего бамбуком, сделал страшную находку во время полевых работ. Это случилось примерно в час пополудни.

Масаёси Хара давно возмущало то, что проезжающие мимо люди выбрасывали в заросли бамбука на его участке всякий хлам. Из машин, ехавших со стороны города, в бамбуковые заросли летели пустые банки из-под сока и пива. Потом Масаёси увидел, как мусор туда свозят его односельчане, не подозревавшие, что он их мог заметить. После этого при встречах с ними у него пропало желание здороваться.

В тот день Масаёси Хара, едва войдя в заросли, сразу же обратил внимание на странный предмет. Сначала он подумал, что кто-то выбросил в чаще матрац или сверток со старой одеждой. По размерам лежавший в зарослях предмет больше походил на свернутый небольшой матрац, на который зачем-то накинули кимоно для занятий дзюдо.

Размышляя о том, как этот сверток оказался именно на его участке, Масаёси подошел ближе. Тут он почувствовал, что у него холодеют руки и ноги. Но онемели не только конечности: у него отнялся язык. Если бы он закричал, его услышала бы находившаяся неподалеку жена, но позвать ее не достало сил.

Перевернув сверток, он увидел труп ребенка. Одетый в джинсы мальчик лежал, свернувшись калачиком, поэтому в первый момент Масаёси увидел лишь спину, обтянутую свитером, вот и принял его за сверток.

Масаёси не мог смотреть без содрогания на пожелтевшее, отекшее лицо ребенка. Теперь у него перехватило горло. Масаёси, словно пловец, раздвигая стебли бамбука, вырвался из зарослей. Бежать не было сил. Добравшись до жены на ватных ногах, он смог только хрипло произнести два слова:

— Там мертвец.

— Где? — спросила жена, но Масаёси лишь махнул рукой в сторону зарослей.

Это было практически все, что ему запомнилось.

Жена оказалась более хладнокровной. Она велела ему сесть в машину, а повела машину сама.

Размышляя позднее о случившемся, Масаёси очень удивлялся тому, что сам он был просто не в состоянии сесть за руль. У них с женой существовал договор, что на поле и обратно машину ведет он. Тем не менее он понимал, что в тот день он не должен был делать этого. Если бы он сел за руль сам, они бы наверняка оказались в кювете.

Когда супруги добрались до деревни, жена остановила машину у первого дома. Здесь жил двоюродный брат Масаёси — Мандзо. Молодые, недавно сыграв свадьбу, каждый день вместе трудились в поле, поэтому дома сидела одна девяностодвухлетняя бабушка.

Не отошедший от шока Масаёси Хара едва разобрал, что говорит жена, звонившая в полицию:

— Бамбуковая рощица, прямо на склоне холма, где стоит статуя святого Дзидзо,[44] — кричала она в телефонную трубку.

Масаёси не мог сказать, сколько статуй Дзидзо на всем полуострове Миуре, он даже не знал, сколько их в ближайшей округе. Даже если водитель патрульной машины отлично знает эту местность, он все равно не сможет определить, к какому именно холму со статуей святого Дзидзо ему ехать. Поняв, что, если следовать объяснениям его жены, то до бамбуковых зарослей на его участке никто никогда не доберется, он отобрал у жены телефонную трубку и объяснил полицейским, как доехать до нужного места.

Голос дежурного, принявшего звонок по номеру 110, был такой невозмутимый, что Масаёси изумился. Полицейского интересовали детали — положение тела, примерный возраст ребенка, его одежда, но Масаёси смог вспомнить только то, что мальчик одет в джинсы, а какого цвета куртка и что на нем за ботинки — этого он сказать не сумел.

— В любом случае, это ребенок! Школьник! Прошу, приезжайте быстрее!

Супруги Хара, не дождавшись ответа, покинули старушку, не выказавшую никакого волнения, и вернулись на место преступления.

Уже через несколько минут на вершине холма стояло десять патрульных и обычных полицейских автомобилей. В течение последующего часа число полицейских в форме и в штатском приблизилось к сотне. Они обтянули участок специальной оградительной лентой, основательно потоптав при этом капусту. Сюда прибыли не только местные сотрудники из отдела уголовного розыска полицейского управления Миуры, но и работники префектурального управления, начиная с отряда оперативников из уголовного розыска и кончая группой экспертов-криминалистов.

Вскоре подоспели и машины с корреспондентами, украшенные развевающимися флажками. Но это было еще не все — над участком с громким жужжанием летал вертолет, с которого велась съемка.

Однако Фудзио, сидевший в комнате для допросов полицейского управления Миуры, ни о чем даже не подозревал.

— Господин полицейский, когда вы закончите? — спросил Фудзио. — Я тут пообещал заехать к одной женщине.

— Если вы все расскажете, закончим быстро.

В это же время криминалисты из отдела дорожно-транспортных происшествий полицейского управления Миуры обнаружили в машине Фудзио несколько весьма интересных вещей.

Прежде всего они обратили внимание на отломанное зеркало заднего вида, валявшееся на пассажирском сиденье. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, они бы его не заметили, но сейчас нужно было выяснить причину поломки.

Также они обнаружили прилипшие под передним пассажирским сиденьем комочки жевательной резинки. Несомненно, что кто-то, сидевший на этом месте, незаметно прилепил туда жвачку, и поэтому была надежда, что на ней и вокруг нее остались отпечатки пальцев.

К тому же на сиденье было обнаружено несколько рыжеватых мягких волос. Эксперты поначалу не увидели их, потому что они не выделялись на фоне темно-серой отделки.

Затем следователи открыли багажник, где обнаружилась саперная лопатка. Она казалась чистой, словно ее специально вымыли, но на желобке осталась земля.

Круглолицый полицейский время от времени выходил из комнаты для допросов, но, возвращаясь к Фудзио, не проявлял никаких эмоций. В кабинете же начальника полицейского управления Миуры уже начали разрабатывать связь между делом об убийстве мальчика и машиной, стоявшей во внутреннем дворе полицейского управления.

Во-первых, существовали свидетельские показания, из которых явствовало, что в то самое время, когда Кэн должен был возвращаться с занятий, рядом со зданием частных курсов находилась белая машина, номер которой заканчивался цифрами «74». Машина Фудзио Уно, стоявшая сейчас на заднем дворец полицейского управления, была белоснежной, и ее номер заканчивался на те же самые цифры — «74».

Во-вторых, место дорожного происшествия, откуда Фудзио Уно сбежал после столкновения с велосипедистом, располагалось всего в нескольких километрах от места убийства, то есть в нескольких минутах езды. Конечно, непосредственная связь между Фудзио Уно и гибелью мальчика еще не обсуждалась прямо, да и Фудзио Уно продолжал отрицать, что он сбежал с места аварии. Но факты — вещь упрямая.

До полудня в полицейском управлении Миуры решался вопрос о задержании Фудзио Уно за нарушение правил дорожного движения и халатность, приведшую к телесным повреждениям велосипедиста. В кабинете начальника управления появился глава отдела дорожно-транспортных происшествий и предложил в случае побега Фудзио Уно организовать погоню, на что от начальника управления услышал: «Он не должен сбежать!»

Пока ордер на арест Фудзио не был еще выписан, круглолицему полицейскому приходилось тянуть время; однако при этом он должен был вести разговор так, чтобы Фудзио не заподозрил неладное.

После полудня круглолицый продолжил допрос:

— Итак, пожалуйста, еще раз поподробнее расскажите о вашем вчерашнем маршруте, — сказал он деланно равнодушным тоном.

— Я уже рассказывал. Я — поэт, летаю, как ветер, куда только

вздумается.

— Было бы хорошо, если бы вы хотя бы в общих чертах вспомнили, где вчера ездили.

— Ну, вы и зануда! Я не люблю людей, поэтому мало с ними общаюсь. В магазины не хожу. Напитки покупаю в торговых автоматах.

— Вы покупали напитки? — круглолицый ухватился за последнюю фразу Фудзио.

— Да, покупал. На побережье у Садзимы, не помню, как называется то место. Там еще в магазине такая странная старушка торгует. Я там сок купил. В магазин не заходил. У входа есть автомат с напитками. Что это за магазин, понятия не имею. Знаю только, что там торгует бабуля, и на улице все время крутится собака, которую я терпеть не могу.

— Что за собака?

— Я в породах не разбираюсь. Похожа на бронзовую собаку памятника Сайго.[45] Кажется, какая-то помесь с доберманом. Она вечно путается под ногами. Это же нарушение всех правил. Пусть полиция на это обратит внимание.

Фудзио говорил об этом вполне уверенно, поскольку во время своих поездок туда всегда видел одну и ту же картину.

— Так где находится этот магазин? Нарисуйте, пожалуйста, схему.

Круглолицый полицейский придвинул к Фудзио листок бумаги.

— А что вы делали в Митохаме? — Круглолицый знал, что времени у него достаточно, поэтому не торопился. Фудзио же начинал нервничать.

— Ничего я там не делал! Остановил машину на побережье у обочины и пошел бродить по пляжу, — отвечая на вопрос, Фудзио отметил, как медленно полицейский заполняет протокол допроса, и подумал, что тот явно хочет затянуть дознание до конца рабочего дня. Если отпустить Фудзио слишком быстро, то на круглолицего навесят что-то еще, а так он может хоть целый день заполнять один-единственный протокол.

— Никого там не видели?

— Перед тем как пойти на пляж, видел одну женщину. Она, правда, была в рабочей одежде, на голове крестьянская шляпа, поэтому я так и не понял, молодая она или нет, хорошенькая или дурнушка.

— А какое вчера было море?

— Море?

— Ну, были волны или отлив?

— Не знаю, разве вчера были какие-то особые волны? Молодые родители отпускали детей резвиться на мокром песке после отлива.

На побережье такой пейзаж был обычной картиной: Фудзио тщательно обдумывал свои слова.

— А куда вы отправились потом?

— Я пошел бродить по дюнам, где-то там прилег и задремал.

— На пляже?

— Нет. В стороне от взморья есть дюны. Вы не знаете? Там и валуны есть такие, пористые, словно пемза, их поверхность похожа на кипящую воду. Там люди часто ставят палатки. Правда, этого делать нельзя, но когда погода хорошая, туда приезжает много народу. За этим полиция тоже должна следить. Они ведь сорят, бросают объедки. Там постоянно должна дежурить патрульная машина, следить за отдыхающими.

— Вчера были отдыхающие?

— Не припомню.

— А где это? Если вы нарисуете схему, это нам очень поможет.

— Ладно. С полицией надо сотрудничать.

Фудзио начал рисовать на листке бумаги схему пляжа, а полицейский время от времени переспрашивал, как бы поощряя его: «Это Деревня? Вы отсюда повернули к побережью?» или «А где именно в Дюнах вы задремали?»

— Ничего-то вы в округе не знаете, — сказал Фудзио.

— Пляжей здесь много, — флегматично ответил полицейский.

— А ваш патруль разве на побережье не заезжает?

— Иногда заезжаем, иногда едем только по дорогам.

— На побережье надо заезжать. Там больше всяких проблем, чем на пляжах.

— Каких проблем?

— На пляже труп можно закопать, а на побережье его легко спрятать.

Через мгновение Фудзио пожалел о сказанном: лучше было бы не произносить слово «труп». Но поскольку сам он трупы на пляже никогда не закапывал, то эта тема в разговоре с полицейским ему показалась вполне безопасной.

— Вам что, приходилось закапывать на пляже трупы?

— Шутите? Дело не в том, что мне приходилось или не приходилось… Когда-то недалеко от Дзуси было что-то подобное. Не припоминаете?

— А потом куда вы отправились?

— Потом? Домой вернулся.

— Какой дорогой?

— Я же вам сказал. Петлял по дорогам между полей. Но Хикихаси не проезжал, а проехал со стороны станции Мисакигути.

— В котором часу это было?

— Господин полицейский, извините, конечно, но в отличие от вас мы, поэты, на часы не смотрим. Когда я обращаю внимание на время, то могу только сказать примерно так: «Ночь таяла, и гасли звезды».

— Значит, звезды?

— Да, звезды, а что?

— Вы о них, как о живых, говорите?

— Этот вопрос свидетельствует о вашей необразованности. Думаю, в наше время даже полицейские должны читать книги, хоть иногда.

— Ну, как бы там ни было, по пути домой вы все же столкнулись с велосипедом?

— Не знаю.

— Мне кажется, что вы не можете не знать. И пострадавший, и свидетель видели номер вашей машины. Если машина с чем-то сталкивается, водитель должен это почувствовать.

— Да не знаю я! Ну и упорный же вы человек! Этот велосипедист что, сильно пострадал?

— Медицинское обследование еще не закончено. Ему сделали рентген, но компьютерной томограммы еще нет, а это очень важное обследование.

— Так ему что, деньги, что ли, нужны? Поэтому он на меня такое наговаривает? Если он бедный и расходы ему не по карману, я мог бы немного помочь ему, дать на лечение. Хотя я и не виноват, но сочувствую.

— Дело не в деньгах. Мы просто хотим прояснить обстоятельства этого происшествия. Итак, вы проезжали поблизости от места происшествия.

— Да, проезжал. Когда возвращался, я сначала поехал по дороге на восток, а потом, если бы не повернул на север, то до дома бы не добрался.

— И вы все это время были в машине один? Вы весь день ездили в одиночестве? — поинтересовался круглолицый полицейский, и Фудзио почувствовал легкое дыхание смертельной опасности.

— Да, один. Когда сочиняешь стихи, компания не нужна.

— Никого не подвозили?

— Никого. Посадишь в машину женщину — и можно забыть про стихи, — деланно рассмеялся Фудзио.

— А если это не женщина? Больше вы никого не подвозили? Ребенка, например…

— Ребенка? — На лице Фудзио отразился испуг. — У нас дома нет детей.

— Это неважно. Я имею в виду любого ребенка. Никого не подбирали на улице?

— Если уж кого-то подбирать, то я предпочитаю женщин, — рассмеялся Фудзио.

— Вы жевательную резинку жуете?

— Сейчас?

— Нет, вы не поняли. Я спрашиваю: любите жевательную резинку?

— Нет, жвачку я не жую. Этим мальчишки увлекаются.

— А вы не подвозили никого, кто жевал жевательную резинку?

— Жевательную резинку? — У Фудзио закружилась голова, и перед глазами поплыли женские лица.

— Не помню. Может, когда-то и подвозил кого, но я на это не обращал внимания.

— Кого вы подвозили в последнее время?

— В последнее время? Ну, не знаю… Кого же я подвозил?…

— Хорошо бы вспомнить. Вы примерно помните, кого подвозили в последний месяц?

Фудзио этот вопрос испугал. Он лихорадочно соображал, что сказать, — так, чтобы слишком не тянуть время.

— Ну, мать подвозил. Потом зятя. Племянниц. Однажды подвез до большой дороги женщину. Она заблудилась. Довез ее до автобусной остановки километрах в двух. Потом ту женщину, которой я звонил с вашего телефона…

— Она ваша любовница?

Фудзио молчал.

— Вы возите с собой лопату?

— А, это… — Фудзио рассмеялся.

— Зачем она вам нужна?

— На самом деле она мне не нужна, я просто делаю вид, что нужна.

— В смысле?

— У меня есть знакомый. Ему довелось побывать в пустыне Сахара. Конечно, он не в ралли Париж — Дакар участвовал, но все же…Так вот, когда я слушал его хвастовство о разных там испытаниях, мне все это так нравилось, что я тоже решил возить в своей машине лопату.

— А что это за знакомый? — Круглолицый полицейский не спешил, но к чему он вел разговор, Фудзио не мог понять.

— Я его даже не знаю. Просто часто встречался с ним в сауне, а имени не спросил.

— В какой сауне?

— Напротив станции в Йокосуке, сауна «Оазис». Вы там не бывали?

— У меня нет времени посещать подобные места, — с сожалением произнес круглолицый, но в его словах не было желания польстить Фудзио. — Вы часто ходите в сауну?

— Я бы хотел там бывать почаще, такой уж я избалованный. Там бывают люди, с которыми хочется поговорить. А бывают отталкивающие типы. Но мне не нравится, что некоторые туда ходят, чтобы похвастаться своими подвигами.

— Когда вы ходили туда в последний раз?

— Я такие вещи не записываю в ежедневник, — Фудзио пытался прикинуться дурачком.

— Вы ведете ежедневник?

— Нет. Такими глупостями не занимаюсь.

— Ну, а вспомнить не можете, когда последний раз были в той сауне?

— Где-то полгода назад. Кому другому я бы сказал, а вот вам поостерегусь. Вы же полицейский, если что-то не так скажу, мне же потом боком выйдет.

— Тогда вы и беседовали с человеком, который бывал в Сахаре?

— Да. Он там, похоже, постоянный клиент. В сауне, то бишь. Любит красивую жизнь.

— У вас в машине саперная лопатка. Вы ею пользуетесь?

— Да, однажды довелось.

— Где? Дома?

— У моего дома и земли-то нет. Другу помогал. Он цветы любит разводить.

— Что за друг?

— Не скажу, — сказал Фудзио тоном упрямого ребенка. Он солгал. Да и кроме Юкико, у него не было знакомых, что любили цветы. — Все, что связано с этим человеком, полиции не касается.

— Я еще раз спрашиваю: когда вы проезжали перекресток Такады, вы не почувствовали удара по машине? Подумайте хорошенько.

— Нет, не почувствовал. Сколько можно повторять? Если вы хотите услышать другое, напишите, что вам нужно. Меня это не волнует. У меня есть страховка. Она покроет расходы на лечение вашего велосипедиста. Я согласен заплатить ему из страховки. Можете так и записать в протоколе, если вас это устраивает.

— Речь не о деньгах, — сказал круглолицый полицейский со странной настойчивостью. — Так дело не пойдет.

— А как пойдет?

— Вы будете сидеть здесь, пока не скажете правду.

— Имейте совесть! Вы тратите чужое время! Что вы себе позволяете?! — Фудзио распалялся все сильнее.

— Это вы тянете время! Расскажите правду — и мы вас отпустим тотчас же!

Тут в комнату вошел еще один полицейский и положил перед круглолицым какие-то бумаги. Но Фудзио в запальчивости не обратил на это особого внимания.

— Я еду домой, — сказал он. — Мне надоело отвечать на одни и те же вопросы. А вы можете думать, что вам угодно.

Фудзио встал со стула, но выйти из комнаты ему не удалось. Принесший бумаги полицейский в ту же секунду оказался рядом с Фудзио, загородив ему путь из тесной комнаты.

— Вы никуда не уйдете. Есть ордер на ваш арест, — сказал круглолицый.

— Ордер на арест?

Кровь прилила к голове Фудзио, вскипела в сосудах. Он почувствовал, как у него резко поднимается давление.

— Вот, прочтите, — круглолицый положил перед Фудзио бумагу. Тот схватил ее и, не читая, разорвал на клочки. Круглолицый ивторой полицейский попытались перехватить Фудзио, но не успели — он оказался проворнее.

— На каком основании?!

— Вам лучше не совершать подобных действий, — медленно проговорил круглолицый, собирая обрывки растерзанного документа. — Это официальная бумага, и, уничтожая ее, вы совершаете противоправный поступок, за это полагается тюремное заключение с исправительными работами от трех месяцев до семи лет.

Разложив клочки ордера на столе, круглолицый соединил их и прочел вслух.

Фудзио слушал его, сидя боком к столу, на губах блуждала слабая улыбка, но от охватившего его гнева на висках вздулись жилы. Обвинения в нарушении правил дорожного движения и халатности, повлекших телесные повреждения велосипедиста, и побег с места происшествия. Это звучало для Фудзио словно монолог какого-то робота, говорившего механическим голосом.

Он был похож на загнанного зверя, попавшего в капкан. Этот тип позволил ему воспользоваться телефоном. Он прекрасно знал, что Фудзио обещал заехать после допроса к какой-то женщине, а в это самое время готовил его арест.

— Можно мне позвонить? — хриплым голосом спросил Фудзио.

— Зачем? Чтобы вызвать адвоката?

Только теперь Фудзио вспомнил, что можно вызвать адвоката.

— Нет. Я пообещал встретиться кое с кем, мне надо отменить встречу.

— Личные звонки не дозволены. Ваших родных об аресте известит полиция.