Скала альбатросов

СОН АРИАННЫ

Она сидела на постели, опираясь на подушки, и рассматривала розы на столике возле кровати. Ей стал сниться один и тот же сон. Как все повторяющиеся сны, этот, видимо, тоже что-то значил, и его следовало понять. Ей снилось, будто она лежит в какой-то каменной нише. Вот она слышит в полумраке чьи-то осторожно приближающиеся шаги. Трое мужчин — один в черном плаще и двое в коричневых — склоняются над ней и что-то проделывают с нею, только никак не понять, что же именно. Когда же она поворачивает голову к этим мрачным силуэтам, они уже удаляются, пригнувшись, стараясь не удариться о нависающий свод. И как она ни силится, не может рассмотреть их лица и сообразить, что же это за люди. При слабом свете ей видны лишь их зловещие тени. И тут, собрав все силы, она громко кричит:

— Помогите! Кто-то же должен освободить меня отсюда!

Но незнакомцы не слышат ее и исчезают, опустив головы. И тут веки ее смыкаются, силы окончательно покидают, тело цепенеет, и она перестает ощущать и время, и пространство. Чувствует только, что падает, летит в какую-то немыслимую пустоту, и не понимает, почему становится такой невесомой. Но вот наконец она вырывается из мрака на простор. Теперь ее озаряют лучи заходящего солнца. Она лежит на камне и смотрит на высокую отвесную стену. Да это же скала, на которой гнездятся альбатросы! И птицы эти плачут.

Плачут, носясь кругами высоко в небе, то и дело возвращаясь к скале, которой она столько раз любовалась, глядя на нее с высоты или находясь у подножия. Но почему вдруг альбатросы плачут на закате? Прежде она всегда слышала их голоса только ночью. Безлунной ночью, когда бывала тут с падре Арнальдо, братьями и Мартой. С Марио и художником. Она вспомнила, как Марио, воспользовавшись темнотой, осмелился взять ее за руку, погладил ее и пожал и она почувствовала, как ладонь юноши становилась все горячее и трепетнее. Она замерла, тело ее сделалось необычайно легким, гибким, словно лишилось костей, и она испытала какое-то новое, неведомое прежде чувство. Во сие у нее тоже каждый раз возникало такое же ощущение легкости. Тело оставалось неподвижным, но ничего не весило и не испытывало никакой боли.

Она ясно видела этих крупных птиц, продолжавших летать и плакать в лучах заходящего солнца: самки — высокими голосами, самцы — низкими. И крики их походили на плач множества новорожденных младенцев.

— Почему, почему плачете на закате? Вы же никогда не делали этого прежде? Что случилось?

Она с усилием поворачивает голову, видит рядом блестящие, мокрые камни и наблюдает, как они обнажаются на песке, когда волна откатывает, а потом снова возвращается к своему ложу. Высоко, высоко в небе проплывают облака, гонимые легким бризом, который она совсем не ощущает. Не чувствует и холода камня, на котором лежит. Она в оцепенении как бы отделяется от собственного тела и возносится все выше и выше, пока не оказывается среди множества альбатросов, летающих кругами, не задевая ее. И она все пытается понять, как же возможно находиться одновременно в двух местах: и лежать на камне, и летать среди альбатросов.

Когда этот сон стал повторяться каждую ночь, она поняла: это предвестие каких-то загадочных событий. Подобная мысль пугала ее. Но это же сон, всего лишь сон, успокаивала она себя.

Марта вошла в спальню, опустила на столик у кровати поднос, раздвинула шторы. Арианна заслонила глаза от яркого света, хлынувшего в комнату, и заметила, что у нее холодные руки. Так бывало всегда, когда она чего-то очень боялась.

— Ну, ну, соня, просыпайся! — сказала Марта, откидывая одеяло. — Завтра великий день!

Да, это будет тот самый день, когда ей предстоит выдержать пытливый взгляд матери Марио, его друзей, но самое страшное — пристальный интерес знатных дам. Кто знает, что из этого выйдет! Она давно мечтала поехать на материк, побывать на вилле Марио и оказаться на балу. Но теперь, когда этот день, можно сказать, наступил, ей стало страшно, Сильная тревога вызывала спазмы в желудке.

Она села на край кровати, машинально перебирая пряли волос.

Если бывают вещие сны, то ее сон, конечно же, предсказывает нечто печальное.

Может, ей суждено навсегда остаться на Тремити? Или же мать Марио выберет своему сыну другую невесту? Какое же это будет горе — приехать на материк лишь для того, чтобы увидеть другую девушку, подысканную вместо нее, Арианны. В конце концов, она всего-навсего дочь управляющего. Но ведь Марио любит ее! Ей, а не какой-то другой девушке клялся он в вечной любви. Клялся, что женится на ней…

Правда, она почему-то так и не смогла до конца поверить его клятвам. Ей стало страшно. Насколько же ей недостает Лелы! Как было бы прекрасно, если бы сестра пошутила сейчас над ее опасениями и они вместе посмеялись бы… Но сестра погибла, и на ее могиле уже выросла трава. Когда она лежала недвижно на столе в столовой, с лицом белым, как саван, в который ее обрядили женщины, Арианна услышала, как в небе что-то прогремело. И тогда она бросилась к сестре на грудь и зашептала:

— Ну проснись, Лела, проснись! Ты не можешь так крепко спать!

— Что ты делаешь! Оставь, не трогай ее! Ты-то здесь при чем!

Это прозвучал голос Марии. От ее слов тело Арианны сделалось таким же, как и тело сестры, — холодным. И показалось, будто в словах матери прозвучал упрек, и она вдруг почувствовала себя виноватой в том, что еще жива. Неужели ее мать предпочла бы, чтобы умерла она, Арианна, а не Лела? Невероятно, но она же бросила: «Ты-то здесь при чем?» Потом Арианна не раз спрашивала Марту, как понимать эти слова, но та, как обычно, успокаивала воспитанницу:

— Люди становятся странными перед лицом смерти, запомни это.

Глаза Арианны наполнились слезами. Но она не смела плакать накануне столь долгожданного дня. И потому решительно поднялась с постели. Ей предстояло трудное испытание — встретить будущее, которое, как она надеялась, окажется лучше настоящего.

В соседней комнате Марта уже приготовила большую лохань с водой. Опустившись в лохань, девушка подумала, что, в сущности, нет никакой причины всерьез пугаться ни своего сна, ни свидания с матерью Марио. Она, Арианна, всегда устремлялась навстречу новым событиям, ради удовольствия бросить им вызов и преодолеть трудности, как произошло на прошлой неделе.

Утром она незаметно вывела из конюшни лошадь, с которой упала Лела, и, набравшись мужества, вскочила на нее и понеслась галопом, чтобы забыть страх и снова почувствовать себя сильной. Она запрокинула голову, и ветер хлестал ее по лицу. Ей хотелось сразиться с ним, покорить его — она бросила вызов самой себе и смерти.

Испуганный Рафаэль вскочил в седло и бросился следом за ней. Больше всего его беспокоило, что она скакала по полям с непокрытой головой, пренебрегая трауром. Девушка неслась как раз туда, где крестьяне собирали на своих огородах помидоры, баклажаны, красный перец.

— Не смей так бешено скакать, не то рано или поздно свернешь себе шею! И сколько раз твердить тебе: нельзя показываться на людях с непокрытой головой, когда в семье траур! Как еще втолковать тебе это? И все твоя мать виновата! Постоянно позволяет тебе делать все, что заблагорассудится.

— Отец, но это же немыслимо — скакать на лошади в черной шали и с платком на голове! Это все равно что надеть на себя узду!

— Среди крестьян надо быть в платке, — крикнул он, хватая лошадь за поводья. — Держись в седле, я отведу вас домой.

Люди делали вид, будто поглощены работой, однако искоса посматривали на эту чудачку, что-то бормоча себе под нос. А она только выше запрокидывала голову, подставляя лицо солнцу…

Но в тот раз ей нечего было терять, подумала Арианна, играя с пеной в лохани. Она всего лишь бросила вызов собственному страху. А сегодня?

— Итак, ты готова к великой встрече? — поинтересовалась Марта, опустившись на колени возле лохани и растирая плечи девушки мягкой мочалкой.

— А если маркиза не захочет меня знать? — спросила девушка.

Тут все дело в Марио. Если любит тебя, значит, будет любить, даже если его мать воспротивится, — заключила Марта, крепко натирая ей спину.

— Больно! — пожаловалась Арианна, желая уклониться от ее слишком властных рук.

— Надо потерпеть, если хочешь иметь гладкую кожу. На балу сможешь познакомиться с другими молодыми людьми. И среди стольких мужчин не исключено, что Марио не покажется тебе таким уж распрекрасным. Я желаю тебе счастья. Ты ведь мне что родная дочь. Моя гордость… — голос Марты дрогнул. — Знала бы ты, как хороша! Глаз не отвести! Впрочем, совсем скоро узнаешь.

— Я люблю тебя, Марта. Это ты — моя настоящая мама. — девушка поцеловала ее в щеку и заметила, что та мокрая от слез.

— Ладно, не обращай внимания на мои слезы. Я просто глупа. Ну, вылезай из лохани, иди сюда! Завтра нас ожидает чудесный день.

— Может, и чудесный, но меня он что-то не устраивает. Я бы предпочла встретиться с простой матерью обычного человека. А придется знакомиться со знатной дамой, желающей выбрать в невесты своему сыну такую же голубую кровь. Именно это мне не нравится. Я не хочу, чтобы она выбрала меня ему в жены, а хочу, чтобы, несмотря ни на что, полюбила меня.

— Но это зависит только от тебя, — заметила Марта.

Арианна собрала пену в ладони и подула на нее. Горстка мыльных пузырей взлетела в воздух.

— Думаешь, Марио еще любит меня? Вот уже два месяца, как я не вижу его. Два месяца без двух дней.

— Если за такой недолгий срок он мог забыть тебя, то тем лучше.

— Недолгий срок? Да для меня это целая вечность! Мне кажется, я уже и не помню его лица. Однако помню его дыхание. Будто он тут, рядом. Помню его запах, манеру смеяться, тепло его рук… Странно, не правда ли, Марта?

— Вовсе не странно. Ты влюблена. И боишься, вдруг забудет тебя. Боишься, и это тоже нормально.

— Выходит, по-твоему, и он боится?

— Ну, ну, поторопись! Нам еще многое надо сделать до отъезда.

— Нет ли туч над Гаргано?

— Не обратила внимания. А какое отношение имеют тучи над Гаргано к Марио?

— Тетушка Антониетта говорила, что это плохая примета, если на восходе тучи собираются над Гаргано, — озабоченно сказала Арианна.

— Тетушка Антониетта родом из Ирпинии, а там люди верят, что, если на восходе тучи сгущаются над Тревико, это плохое предзнаменование. А поскольку тучи почти каждый день собираются над самыми высокими горами, тетушка Антониетта плохие предзнаменования может собирать мешками, а потом пригоршнями раздавать их всяким чересчур доверчивым людям, — с иронией заметила Марта, протягивая девушке полотенце.

Глупая старуха, подумала Марта, пугает ее девочку разными суеверными страхами только ради удовольствия помучить человека. Но не решилась сказать это вслух. Тетушка Антониетта — родственница Рафаэля. Славная женщина, всегда готовая помочь. Только уж очень любит отыскивать всюду разные зловещие знаки и мрачные предвестия. Иногда казалось, будто нарочно делает это, стараясь поставить верящих ей людей в зависимость от примет Суеверными предсказаниями она повлияла и на Арианну. Эта глупая старуха все еще думает, будто живет на своих ирпин-ских горах и по-прежнему занимается колдовством.

— Не верь ее россказням. Знаешь, мне тоже приснился сон. Не помню, правда, его, но только я чему-то очень радовалась и чувствовала себя просто счастливой. Наверное, потому, что завтрашний день может стать для нас очень памятным. Представляешь, вдруг со временем ты сделаешься синьорой Россоманни!

— Ну теперь уже ты чересчур размечталась, — прервала ее Арианна.

— Какое платье наденешь в дорогу? — поинтересовалась Марта, меняя тему разговора.

— Еще не думала, — ответила девушка, расчесывая свои длинные волосы. — Пойду погуляю немного. А с платьем потом решим.

Она вышла из дома и направилась в лес. Полумрак в чаше, несмотря на ясное летнее утро, вновь пробудил в ней детские страхи. Шуршала листва, везви деревьев переплелись так тесно, что заслоняли солнце. Тени рождали силуэты каких-то призраков, всё вокруг возникало словно из ничего — какие-то шорохи, потрескивания, всякие едва уловимые звуки намекали на присутствие кого-то невидимого и загадочного. Она опять почувствовала себя как в детстве, когда прибегала в лес спрятаться. Однако шорох листьев или движение какого-нибудь небольшого зверька настолько пугали ее, что она тут же во весь дух мчалась обратно домой. И обрадовавшись, что снова оказалась в объятиях Марты, тотчас забывала про все страхи. Но сейчас она не могла найти спасения в ее объятиях.

Теперь она стала взрослой и никому не хотела показывать свою тревогу. И тут она пожалела, что не осталась дома. Да, мрачные пророчества тетушки Антониетты, конечно, результат суеверий простолюдинов. Ну а эта ниша во сне, этот камень у подножия скалы… Ничего подобного нет в народных поверьях. Впрочем, зачем думать о таких мрачных вещах! Завтра произойдет великое событие. Ведь это огромная честь — получить приглашение от матери Марио на бал по случаю дня ее рождения.

И вдруг у нее разгорелось любопытство. Любопытство, перед которым невозможно устоять. Она бегом вернулась домой, вывела из конюшни лошадь, вскочила в седло и галопом, низко пригнувшись к лошадиной гриве, чтобы не задевать ветки, поскакала по сосновому бору к скале альбатросов.

Она остановилась у дерева, где обычно привязывала лошадь, и осторожно, очень осторожно заглянула с высоты в пропасть. Там всё было как всегда. Пенистые волны омывали большие черные камни — совсем как в ее сновидении. Вдали летали альбатросы, над морем мирно сияло солнце. И все же, если присмотреться, как волны разбиваются о камень…

Да, это тот самый камень, что она видела во сне! Именно тот, на котором лежала, глядя в небо, нисколько не ощущая собственных рук и ног. Тот же камень и те же необычные волны, бившиеся о него, словно прибой, и так странно тревожившие ее.

— Нет, довольно! — решительно сказала она сама себе. Вернулась к лошади, вскочила в седло и галопом понеслась домой.

В ее комнате были повсюду разложены платья, а Марта все доставала их и, рассмотрев, либо вешала на место, либо оставляла на кровати.

— Девочка моя, выбери, что наденешь завтра в дорогу! Я должна погладить. Вот это зеленое подойдет? — спросила она, прикладывая его к себе.

— Нет, не нравится. Я хочу вон то, голубое.

Марта взяла платье и приложила к лицу девушки.

— Да, ты права, очень идет тебе. Такого же цвета, как твои глаза. Как думаешь, может, стоит накинуть белый шелковый шарф?

— Очень хорошая мысль, — ответила Арианна и, примеряя шарф перед зеркалом, изобразила реверанс, какой сделает завтра перед маркизой. Она, конечно, пошутила, но сердце ее внезапно сильно забилось. Невольно прижав ладонь к груди, Арианна вернула шарф.

Она подошла к окну и посмотрела на сосновую рощу. Лицо ее посветлело при виде сплошного моря зелени, едва волнуемого ветром. И вдруг любые страхи показались ей лишенными всякого смысла. Она очень даже недурна собой, и аристократы, друзья матери Марио с их унылыми физиономиями, еще будут мечтать о том, чтобы увидеть ее улыбку. Завтра она будет улыбаться, будет добра, любезна, но высокомерна. Именно так должна вести себя красивая девушка.

Она снова взглянула в зеркало, любуясь собой, и обратила безмолвную молитву к своему детскому лицу: «Господи, сделай так, чтобы я всегда оставалась такой же, как сейчас! Сделай так, чтобы у меня никогда не появились морщины, а груди не походили бы на обвислые баклажаны, как у моей мамы. Сделай, мой Боже, чтобы все дамы, что окружают мать Марио, дружелюбно встретили меня».

«Нет, все они возненавидят тебя», — предупредили ее голубые глаза из глубины зеркала.

Девушка пожала плечами:

— Ну и пусть! Пусть ненавидят. А я — буду любить.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МАРКИЗЫ

Увидев Арианну, готовую отправиться на бал, падре Арнальдо утратил дар речи от восхищения — до чего же она хороша! Вот только платье показалось ему чересчур открытым.

Арианна не меньше падре удивилась и даже испугалась, увидев себя в зеркале. Она впервые надела столь дорогой наряд, и потому ей казалось, что все происходит будто во сне. Однако зачем усложнять себе жизнь? Она молода и имеет право не прятать свою красоту.

— Ох, дорогая, иди сюда, покажись! — ласково улыбаясь, позвал падре Арнальдо. — Ты просто великолепна!

— В самом деле, падре? Не слишком ли открыто платье?

— Нет, для такого вечера нет. Девушки из знатных семей всегда так одеваются на бал. Правда, Марта?

Марта стояла в дверях, с восторгом любуясь девушкой.

— Да, падре. Я уже сказала Арианне, что ей нечего опасаться. Чудесное платье. Маркиза, как всегда, проявила великодушие. Но и Господь Бог милостив к нашей девочке. Она будет самой красивой на балу, я уверена. Я много видела придворных дам, но ни одну не сравнить с нашей красавицей.

— Жаль, очень жаль, что не смогу потанцевать с тобой, дорогая! Счастливее меня никого не оказалось бы на балу. Но я нашел тебе кавалера. Это Фернандо Бандинелли, лейтенант из гарнизона Тремити. Ты знаешь его. Тебе с ним будет хорошо. И еще раз советую за ужином и во время танцев как можно меньше внимания обращать на маркиза Россоманни, иначе его мать заподозрит, что он влюблен в тебя, и тогда… Даже не представляю, что она сделает.

— Хорошо, падре, буду смотреть в потолок.

— Дорогая, всему свое время, ты ведь еще дитя. Смотри на всех одинаково, разговаривай со своим кавалером, развлекайся.

— Падре Арнальдо, ну а хоть разок потанцевать с маркизом можно?

— Не знаю… ну разве что разок. Все будет зависеть от ситуации, от обстановки. Но прошу тебя, почаще смотри на своего кавалера.

— Хорошо, я все сделаю, как вы хотите, падре.

— Ну а теперь хватит поучений. Это первый бал в твоей жизни, и я хочу, чтобы ты была на нем весела и счастлива. Пойдем, дорогая.

Арианне было всего лишь шестнадцать лет, но в новом платье с облегающим лифом и пышной юбкой она казалась женщиной в расцвете молодости. А вот падре Арнальдо впервые почувствовал себя немного постаревшим.

У входа уже ждала карета. Лейтенант Фернандо Бандинелли поспешил им навстречу.

— Добрый вечер, монсиньор!

— Добрый вечер, лейтенант Бандинелли. Это моя племянница Арианна.

Лейтенант поклонился:

— Я очарован вами, синьорина, просто очарован!

— Благодарю вас, вы очень любезны, — ответила Арианна, с трудом изобразив улыбку.

Отчего это падре Арнальдо представил ее как свою племянницу? Непонятно! Впрочем, наверное, сегодня вечером ей встретится немало других неожиданностей, которые она не поймет, решила девушка. Тем скорее надо включиться в игру. Она будет говорить как можно меньше.

«Когда не знаешь людей и обстановку, лучше всего поменьше говорить и побольше слушать. Лучше смотреть и изучать, чем что-либо предпринимать», — не однажды поучал ее фра Кристофоро.

И прав, конечно, что она слишком нетерпелива. «Терпение — добродетель, которая приобретается только со временем». Но у нее уже не оказалось этого времени. Ей надо срочно научиться быть терпеливой. И нельзя совершать ошибок. К тому же она поняла, что на балу Марио не будет танцевать с ней, как обещал. Иначе зачем падре Арнальдо советовал бы не смотреть на маркиза! Ей хотелось убежать, спрятаться в лесу и поплакать, помолиться. И дождаться Марио, чтобы он объяснил ей, что происходит. Но она не может себе этого позволить. Она должна быть сильной. Должна поддерживать интригу, ибо только так научится играть с сильными мира сего.

Лейтенант помог своей даме сесть в карету и расположился напротив нее. Падре Арнальдо сел возле Арианны. Карета тронулась к вилле Россоманни.

Маркиза попросила момсиньора Арнальдо приехать пораньше, пожелав, чтобы он встречал гостей вместе с нею и сыном.

Маркиза и Марио сидели в обитых желтым шелком креслах, в глубине просторной залы. И все другие кресла и стулья здесь тоже были желтые, а стены затянуты зеленым крепом, что подчеркивало яркость мебели. Маркиза выбрала синее платье с расшитым бриллиантами лифом, бриллиантовые колье и диадему. Пышные волосы, собранные на затылке, открывали прекрасное лицо.

Войдя в зал, священник направился прямо к маркизе. Прелат поклонился и подождал, пока женщина обратится к нему:

— Добро пожаловать, монсиньор Дзола!

— Вот, маркиза, я привел к вам нашу Арианну.

Девушка приблизилась и, сделав глубокий реверанс, замерла. Не поднимая глаз, она ожидала, пока хозяйка дома обратится к ней.

— Взгляни на меня, девочка, взгляни! Добро пожаловать в наш дом. Падре Арнальдо много рассказывал о тебе. Да, ты мила, даже очень. Сколько тебе лет? — поинтересовалась мать Марио, протягивая руку.

— Шестнадцать, синьора маркиза.

— А выглядишь старше, но в твоем возрасте это не беда.

— Благодарю вас, синьора маркиза.

— Добро пожаловать, синьорина Арианна, — произнес Марио, глядя ей прямо в глаза. Похоже, он был не менее падре Арнальдо ошеломлен новым обликом девушки.

Да, Марио восхищался ею и прежде, в ее простых, деревенских платьях. Но теперь перед ним предстала светская дама. Не знай он, кто она на самом деле, стал бы расспрашивать о ней. От ее прически, рук, груди, выглядывающей из выреза платья, невозможно оторвать взгляд. Его любимая поистине бесподобна.

Фернандо Бандинелли стоял перед капитаном навытяжку.

— Здравствуйте, лейтенант, добро пожаловать! — приветствовал его Марио.

— Спасибо, капитан!

— У вас очаровательная дама!

— Спасибо, капитан. Мне очень повезло быть кавалером такой синьорины. Монсиньор Дзола был очень, очень любезен, предложив мне сопровождать племянницу на ее первый бал.

— У тебя уже есть жених? — поинтересовалась маркиза, продолжая рассматривать девушку.

— Мама, о чем вы говорите, ей же всего шестнадцать лет! — вмешался Марио.

— Глупости! В ее возрасте я уже была замужем. Лейтенант, вы хотели бы жениться на Арианне?

— Я почел бы за честь жениться на такой красивой девушке. Но, возможно, она по-другому представляет свое будущее.

— Да, я предпочитаю быть свободной, — воскликнула Арианна. — Не хочу пока думать о замужестве. Я мечтаю путешествовать, повидать многие города, побывать в разных странах… До сих пор я жила только здесь, на Тремити, теперь мечтаю посмотреть мир. Мне вовсе не хочется думать о замужестве. У женщины не может быть только одна цель в жизни — поскорее оказаться под венцом.

Марио поразили ее пыл и красноречие. Она держалась гордо, уверенно и ответила так, словно родилась в знатной, аристократической семье. Он не ошибся, когда при встрече на Тремити подметил в ней нечто необычное, исключительное. Красивая, сильная и умная девушка, именно в этих качествах и заключается ее аристократизм. Он приложит все силы, чтобы заставить мать признать это.

— Бесспорно, моя дорогая, — согласилась маркиза, — ты права, нужно будет позаботиться о твоем путешествии. Вы согласны, монсиньор Дзола?

— Конечно, маркиза. Для Арианны пришло время повидать мир. А сейчас позвольте воспользоваться случаем и до приезда первых гостей показать лейтенанту и Арианне ваш сад?

— Конечно, монсиньор, конечно. Но не уходите далеко, гости вот-вот появятся.

Девушка поклонилась и последовала за падре Арнальдо. Как ловко он избежал ловушки, обрадовалась она. Задержались бы еще хоть немного, и маркиза, чего доброго, устроила бы помолвку с этим выскочкой-лейтенантом, похожим на павлина. Она с неприязнью посмотрела на своего спутника. Боже милостивый, как она будет танцевать с ним!

Между тем Фернандо старался держаться скромно и даже не смотрел на нее.

Маркиза проводила молодых людей и священника взглядом, пока они не вышли в стеклянную дверь, ведущую в сад, потом, не глядя на сына, приказала:

— Пойдем со мной. Нам надо поговорить.

Марио молча последовал за матерью. Маркиза явно нервничала, но шла гордо выпрямив стан и высоко подняв голову, глядя прямо перед собой. Марио не видел зеленых глаз матери, но догадывался, что в них сейчас вспыхивают желтые искорки, так случалось всякий раз, когда маркиза была вне себя.

Он с детства восхищался матерью. Гордился ее красотой и радовался, когда она наклонялась поцеловать его. Он с ранних лет помнил ее приветливой и ласковой. Но после смерти отца она изменилась. А в последнее время стала еще и подозрительной.

Он намеренно избегал встречи с матерью, приехав домой. Сегодня день ее рождения, и ему не хотелось огорчать ее. Узнай мать о его чувствах к Арианне, она, конечно же, отменила бы праздник, сказавшись больной. Но ради этого дня многие гости приехали из Фоджи, Сан-Северо, Беневенто и даже из Неаполя. По приказу маркизы вся прислуга целых два месяца наводила порядок в палаццо в Роди-Гарганико и в прадедовском особняке в Санннкардо.

Марио не хотелось перечеркивать труды матери, вложенные ею в подготовку столь грандиозного праздника. Он просто не мог заявить ей напрямик: «Мама, я люблю Арианну и не собираюсь жениться ни на ком другом». Но она решила получить от него прямой ответ, как он видит свое будущее. Что ж, придется попросить дать ему время, еще год, чтобы выбрать невесту.

Едва они вошли в любимую гостиную маркизы, как она приказала:

— Садись! Ты ведь знаешь, как старательно я готовила этот праздник. Но знаешь ли ты, зачем я это делала?

— Я думал, чтобы отпраздновать мой приезд и упрочить связи с друзьями.

— Совершенно верно. Без тебя я жила слишком уединенно. Но нельзя отдаляться от своего круга. Не уверена, хорошо ли мы поступили, перестав бывать при дворе.

— Но, мама, вы же терпеть не можете все эти светские условности, интриги и заговоры…

— А для чего, по-твоему, существует двор? Для того ли, чтобы у короля было пышное окружение? Или для того, чтобы королевские придворные как можно дольше жили в Неаполе и как можно меньше в своих владениях?

Марио растерялся. Он не понимал, куда клонит мать.

— Думаю, король желает, чтобы им восхищались и угодничали перед ним. Ну и, наверное, он хочет держать аристократов под контролем.

— Да, а для этого нужно заставить их заниматься всякой чепухой, нарядами и разными церемониями, строить пышные дворцы и тратить громадные средства на слуг и на праздники. Втайне он добивается, чтобы люди нашего круга обеднели, ведь тогда их можно будет держать в кулаке. После смерти твоего отца я могла бы отправиться ко двору. Королева обласкала бы меня… и довела до нищеты. Так что ты сейчас был бы ниш и голоден. Но я решила иначе и теперь очень, очень богата. Местная знать смотрит на меня с завистью. В Неаполе немало тех, кто должен нам денег, и еще больше тех, кто злословит о нас.

— По-моему, вы преувеличиваете, мама. При дворе о вас отзываются с большим уважением.

— Глупости! С уважением говорят только в моем присутствии. И когда просят денег в долг, тоже очень почтительны. А между собой сплетничают и настраивают королеву против меня. Вот почему я и устроила большой праздник. Я хочу укрепить связи с апулийской знатью. Я пригласила ближайшую подругу королевы — графиню фон Граффенберг. Именно она вместе с Эммой Гамильтон определяет погоду при дворе. И ты ведь знаешь, что королева Мария Каролина терпеть не может итальянцев и доверяет только австрийцам вроде Граффенберг или англичанам вроде Эктона[17] или супругов Гамильтон[18].

Марио пришлось признать, что мать права.

— Понимаешь теперь, почему так важно, чтобы наш праздник удался? Я прошу тебя прежде всего уделять как можно больше внимания дочерям самых знатных семей. Это Сан-Северо, Кара-фа, Капече Минутоло, Бозино, Марулли и, самое главное, обеим графиням Граффенберг. Ты должен заняться дочерью, Марией Луизой. Девушке восемнадцать лет, она недурна собой. Королева Мария Каролина сделала ее своей фрейлиной. Словом, ты меня понял.

Марио кивнул. Но разговор на том не закончился. И действительно, маркиза продолжала:

— Эта девушка с Тремити очень мила. Хота откуда она взялась, одному Богу известно! У тебя неплохой вкус. Она ведь нравится тебе, не так ли?

— Да, нравится, — признался он.

— Можешь сделать ее своей любовницей. Только будь осторожен. Священник ведет себя так, будто он ее отец.

Похоже, мать готова на все, лишь бы устроить его брак. Она ясно дала понять, на ком хочет его женить. На молодой Граффенберг!

Видя, что сын задумался, маркиза спросила:

— Ты согласен, не так ли? Это ведь одно из непреложных правил сильных мира сего: никогда не соединять чувства и брак. Брак — это политическое и экономическое соглашение, а уж любовью можно заниматься с кем угодно.

— Времена меняются, мама.

— Глупости! Они меняются для простого народа, для буржуазии, для обнищавших аристократов. Но для таких, как мы, не изменятся никогда.

Марио решил закончить этот разговор. Он понимал, что у его матери своя правда, а у падре Арнальдо — своя. Но он обхитрит их обоих. В крайнем случае он обратится к королю, который был дружен с его отцом. Пока же надо быть осторожным.

Такого праздника Арианна и вообразить прежде не могла, а теперь наблюдала его воочию, не упуская ни одной детали, поскольку место ей отвели рядом с креслом маркизы Россоманни.

Кареты одна за другой останавливались у парадного подъезда в палаццо, и из них выходили представители знатных фамилий, их встречали маркиза и Марио.

— Герцог и герцогиня Карафа ди Андрия и их дочь Лукреция! — объявлял дворецкий новых гостей. — Князь и княгиня Капече Минутоло и их дочери Стефания и Беатриче!.. Князь и княгиня Сансеверо…

Да, в доме маркизы собрались все самые именитые семьи Апулии. А в какие невероятные туалеты были одеты дамы!.. Отметив почтение, с которым маркиза встретила графа и графиню фон Граффенберг с дочерью Марией Луизой, Арианна постаралась рассмотреть девушку. Что ж, весьма недурна собой. Держится уверенно, надменно. И платье, разумеется, сказочное.

Когда все гости наконец прибыли, их пригласили пройти к роскошному столу, накрытому в большом зале. Следуя за маркизой, Арианна замечала устремленные на нее взгляды. Смутившись поначалу, в следующее мгновение она заставила себя гордо поднять голову и держаться с достоинством. Внезапно Арианна заметила, что за ней наблюдает молодая Граффенберг.

Девушка оглядела свой наряд, а затем, заметив поблизости священника, решительно подошла к нему:

— Падре, мне неловко, на меня так смотрят. Может, что-нибудь не в порядке в моем туалете? Прошу вас, скажите!

— Дорогая моя, на тебя смотрят потому, что ты впервые здесь. И не забудь, маркиза объявила, что ты моя племянница. Не волнуйся.

Соседями Арианны за столом оказались Фернандо Бандинелли и рыжеволосый офицер, которого называли Камерано. Падре Арнальдо сидел вдали от нее между двух важных дам. Маркиза восседала во главе пиршества. Марио занимал место напротив матери, по соседству с молодой Граффенберг. Фернандо был так любезен и предупредителен, что после третьей перемены блюд Арианне надоело поддерживать разговор с ним. Она поймала на себе испытующий взгляд Марии Луизы Граффенберг, который заставил ее на мгновение потупиться.

Украдкой подняв глаза, Арианна увидела, что Граффенберг по-прежнему пристально и холодно изучает ее. Это так рассердило девушку, что она ответила вызовом на вызов. Как долго выдержит графиня, если так же прямо смотреть на нее? Арианна хотела понять, что представляет собой эта гордячка. Ей удавалось определять характер по глазам. Правда, фра Кристофоро советовал ей быть осторожной, не делать поспешных выводов. А Марта напомнила, что неприлично долго смотреть на человека. «Это признак дурного воспитания», — заметила она. Но если это признак дурного воспитания, отчего сама Граффенберг не перестает рассматривать ее?

Только внимание Марио могло бы утешить сейчас Арианну. Но именно на него ей нужно смотреть как можно меньше. Она взглянула в сторону падре Арнальдо. Он не замечал ее, целиком занятый своей соседкой, огромная грудь которой прямо-таки выпирала из тифа Черного платья.

Аршина не понимала, что происходит Допустим, она не должна смотреть на Марио, чтобы не вызвать подозрений у маркизы, но отчего же падре избегал ее взгляда? Она знала его совсем другим — спокойным, по-отечески заботливым, внимательным, готовым понять каждого. А этот сидящий за столом мужчина был таким светским, подчеркнуто галантным и таким отчужденным… Она и не подозревала, что в обществе аристократов он держится как аристократ.

Почему никто не открыл ей, что у людей бывает не одно лицо, а несколько — в зависимости от ситуации? И как разобраться, которое из этих лиц подлинное? На островах Тремити люди совсем иные. Они неизменно оставались искренними. Даже если лгали, то делали это так неумело, что эту ложь нетрудно было распознавать и изобличить. Как бы ни злился пойманный на лжи, он признавал, что сказал неправду.

Или, может, у тех, кто живет на Тремити, тоже разные лица?..

А пока Арианна размышляла над этим вопросом, падре Арнальдо украдкой поглядывал на нее. Его терзало странное противоречие. Как священника его смущали наряд и прическа Арианны, глубокое декольте, чересчур обнажавшее грудь. Но как отец он очень гордился ею. А еще он никак не мог избавиться от мучительного желания повернуть время вспять. Ах, если бы Арианна навсегда осталась девочкой, крошкой, которую можно баловать и ласкать! Какими восторженными возгласами она встречала его появление в своем деревенском доме!..

Падре подумал, что оказался в положении садовника, в изумлении замершего перед любимой розой. Цветок раскрывался слишком рано.

Священник перевел взгляд на Марио. В глазах юноши он прочел такие же восхищение и гордость. Как было бы хорошо поделиться с ним своими мыслями, как с другом! Как близкому, сказать без всяких церемоний; «Ты не ошибся в своей любви к Арианне. Не сомневайся, красота — это сокровище, это власть, это знак Божьей милости».

Падре вздрогнул. Он размечтался, как мальчишка. А этого делать не следовало.

УНИЖЕНИЕ ПАДРЕ АРНАЛЬДО

Уже окаю полуночи лейтенант Фернандо Балдинелли проводил Арнанну домой. Падре Арнальдо был счастлив. Как же, оказывается, трудно выполнять отцовские обязанности! Когда Арианна покинула бальный зал, он почувствовал себя помолодевшим на несколько лет. Танцы еще продолжались. Маркиза беседовала с окружающими ее дамами. Она смеялась шуткам по поводу Французской революции, но священник, хорошо зная маркизу, видел, что она чем-то очень взволнована. Наконец около трех часов ночи маркиза поднялась со своего кресла.

— Нет-нет, — сказала она гостям, — это вовсе не приглашение закончить вечер. Не прерывайте праздника. Оркестр будет играть до тех пор, пока хоть кто-нибудь желает танцевать. Если праздник закончится под утро, я буду счастлива. Рассветы у нас прекрасные, это зрелище, которое никак нельзя пропустить. Я же пройдусь немного и вскоре вернусь в ваше приятное общество. Монсиньор Дзола, не хотите ли составить мне компанию?

— Сочту за честь, маркиза, — и он последовал за ней в ее личную гостиную. — Что-то не так, маркиза?

— Всё не так, и виноваты в этом вы. Вы повлияли на моего сына, как я вас просила? Нет! Увы, падре Арнальдо, вы оказались не на высоте. А ведь брак моего с сына с графиней Граффенберг — жизненно важный вопрос для меня. Но Марио не обращает на нее никакого внимания.

— Вы говорили с ним?

— Конечно, говорила, но он остался глух к моим словам. На моем празднике Марио вел себя просто невыносимо. Я приглашаю полкоролевства, пятьсот человек, все виллы в округе заняты моими гостями, из Неаполя приезжают обе Граффенберг, мать и дочь, а ему хоть бы что! Если уж он не готов к помолвке с молодой графиней, то хоть потанцевать с ней, наверное, мог бы. А этот кретин… — Казалось, маркиза начисто забыла о своем аристократическом происхождении. Она стояла перед священником, словно простолюдинка, уперев руки в бока, и не стеснялась в выражениях: — Да, именно кретин, он пригласил ее всего на один танец. И это мой сын! Он не желает понять, в какое время мы живем. Как и вы, между прочим, да-да, как и вы, мой дорогой монсиньор! Не сознаете, что нужно спешить, очень спешить. Впрочем, и Граффенберг тоже глупа, как гусыня. Да-да, австрийская гусыня, говорящая no-итальянски с дурацким акцентом. Она не соображает, что женщина тоже должна что-нибудь предпринять, позаботиться о себе. А она и пальцем не пошевелила! Чертова кукла! Круглая и румяная, словно спелое яблоко, но совершенно пустая внутри! Я злюсь на всех троих, да, на всех троих — на сына, на вас и на австриячку, на трех никчемных безмозглых бездарей…

Священник смотрел на маркизу и не решался прервать ее. А она с жестом, выражающим полное отчаяние, отвернулась от него и, помолчав, продолжила еле слышно:

— После смерти мужа я умножала свое состояние с единственной целью — сделать моего сына одним из самых могущественных людей в королевстве. Вы, — сказала она, переменив тон и твердо глядя священнику в глаза, — человек не нашего круга и полагаете, будто знатность и власть — нечто прочное, постоянное. Но это не так. Самые высокородные фамилии разоряются за несколько лет, и на их место приходят другие. Короли лишаются трона. А иногда и головы. Так случилось с Карлом Первым, королем Англии, а теперь с Людовиком Шестнадцатым и его супругой. Власть можно удержать лишь постоянной борьбой, неусыпной бдительностью. За власть сражаются, даже обладая ею. А вы не поняли меня, падре. Не постигли моих намерений. Я удивляюсь: вы же умный человек, а не сумели воспользоваться случаем, который вам представлялся. Удача бывает только раз в жизни. Довольно, падре, на моем празднике вы неплохо развлекались, я видела. Вы с удовольствием провели время в светском обществе, я всё приметила.

Да, эта женщина права. Этим вечером падре радовался, что вновь проводит время в кругу знати, и наслаждался приятными беседами. А ведь ему уже казалось, что он навсегда утратил возможность быть принятым в светском обществе. Так что если он хочет и впредь получать приглашения в дом маркизы, придется терпеть ее капризы, сносить любые ее причуды, стиснув зубы, выслушивать разглагольствования.

— Подойдите поближе, — предложила маркиза, усаживаясь на диван. — Помните, я говорила вам, что не остановлюсь ни перед какими препятствиями? — Лицо маркизы приняло мирное, почти мечтательное выражение. Она продолжала: — Сколько женщин помимо матери любило вас, монсиньор?

— Не знаю. Думаю, только Арианна по-настоящему любит меня. Но она ребенок. В прошлом, конечно, встречались женщины, которые флиртовали со мной. Но была ли это любовь? Не думаю.

— А я думаю, что вы влюблены в эту девушку, падре Арнальдо, моя женская интуиция подсказывает, что именно поэтому вы никогда не принимали меня всерьез. Вы же знаете, что меня влекло к вам, что я даже была влюблена в вас.

— Нет, это неправда, — возразил он, отводя взгляд. — Общаясь со мной, вы всего лишь оттачиваете свое остроумие. Вот и все. Когда вы смотрите на меня, вспоминаете, как из любви к свободе запретили себе отдаваться чувствам.

— Ошибаетесь. Я любила вас. И как любила! Боже милостивый! Вы полагаете, монсиньор, моя любовь к власти мешает мне любить мужчин? Позвольте сделать вам признание, падре Арнальдо: пока мое тело еще молодо, оно остается чувственным, желает любви, предается мечтаниям, ищет наслаждений, восстает против запретов, какие я сама перед собой поставила. Но преклонный возраст уже близится. Знаете, почему старость невыносима, падре Арнальдо? Потому что она наступает всегда слишком стремительно и именно тогда, когда мы наконец начинаем чувствовать свои возможности и находить подлинные радости. Сейчас я могла бы совершить значительно больше, чем прежде. Я знаю мир, и желание жить у меня теперь сильнее, нежели в юности. Молодые люди нередко упиваются мыслями о смерти. Но чем дольше живешь на свете, тем интереснее становится жить. В нас разгорается жажда жизни, потребность мечтать. А в этот момент старость — раз! — и замуровывает нас в собственном теле. Будто бы тебя похоронили заживо, — маркиза откинулась на спинку дивана и грустно улыбнулась. — Бог обманул нас, падре Арнальдо. Он наполнил наши сердца надеждой и Сам же поставил преграды, не позволяя нам достичь всего, чего хотим.

— Вы христианка, маркиза. Если такова воля Божия, нужно принять ее. Но Господь пожелал открыть людям, что их страдания значимы и ценны. Господь сам захотел воплотиться в человека, дабы показать нам, что жизнь человеческая и страдания человека достойны Бога. Мы не вправе судить деяния Господа.

— Выходит, жалобы бесполезны, вы это хотите сказать, падре?

— Маркиза, прошу вас, не мучайте себя. Это всего лишь краткий миг уныния. Завтра утром посмеетесь над своими печалями.

— Хотите избавиться от меня? Отправить в постель и вернуться к заботам об Арианне, своей большой любви? — Маркиза подиялась. — Проводите меня в сад, — попросила она.

Он подошел к ней, взволнованный ее последними словами, и почтительно подал руку. Свет, падавший из окон зала, в котором горели сотни свечей, выхватывал из тьмы ближайшие деревья сада. Полосы света перемежались с пятнами темноты, и священник заметил кое-где в тени обнявшиеся парочки. Маркиза, несомненно, тоже видела их, и ему показалось, будто она теснее прижалась к нему.

В конце аллеи маркиза остановилась, продолжая опираться на его руку.

— Отчего вы не захотели переехать сюда? — спросила она.

Он с грустью взглянул на нее. Конечно, здесь, в палаццо, ему жилось бы куда лучше, удобнее, и светское общество оказалось бы ближе. Но его смущала мысль об опасных отношениях, какие могли сложиться у него со столь властной женщиной.

— Я и так всегда к вашим услугам, маркиза, в любое время дня и ночи.

— Мне бы хотелось быть ближе к вам.

Маркиза опустила голову ему на плечо — чисто женский жест, беззащитный, доверчивый. Он ощутил тепло ее мягкого тела. И вдруг почувствовал влечение к ней. В конце концов он ведь мужчина, а эта женщина так откровенно соблазняет его! Падре постарался отстраниться от нее.

— Не надо, останьтесь, — шепнула она, заметив его движение. — Я была сегодня искренна с вами, призналась в своей любви к вам. Понимаю, что вы отвергаете меня, я не нравлюсь вам и вы не испытываете ко мне никаких чувств…

Падре хотел было ответить: нет, она ошибается, но не успел.

— Презираете меня, верно? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.

— Маркиза, я вовсе не презираю вас, вы это прекрасно знаете, я…

Она прижалась к нему всем телом. Священник почувствовал прикосновение ее бедер, ее живота, увидел ее пышную грудь в низком вырезе лифа. Маркиза прильнула к нему так близко, что ее губы едва не касались его губ. Она смежила веки и замерла. Прошло несколько бесконечных секунд. И тогда она в бешенстве оттолкнула его. Она походила на разъяренную тигрицу.

— Но вы же пятнадцать лет провели на этих несчастных скалах! Не могли же вы совсем забыть Неаполь, жизнь, которую вели в столице… Вы не можете довольствоваться обществом крестьян, рыбаков и старых колдуний. Я открываю вам свои объятия. И не вздумайте сказать, будто отвергаете меня только из верности сану. Тут что-то другое. Может, это ваша гордыня, желание отомстить мне за все, чем обидели вас другие, и я ошиблась, унижаясь перед вами?.. Нет, вы никого не любите. Ни меня, ни свою Арианну, никого на свете. Даже Бога!

Последние слова маркизы ударили падре, словно хлыст. Ошеломленный, он прошептал:

— Я вас прощаю, маркиза. Да простит вас Бог!

Священник покинул сад с гневом в сердце. Но злость постепенно улеглась, обратившись в печаль. Он ощутил горечь отчаянного одиночества. Пятнадцать лет в изгнании! Пятнадцать лет уединения… Уступи он сейчас женщине, старавшейся соблазнить его, он стал бы ее игрушкой для забавы, ее рабом. Нет, маркиза не любила его. Ей нужен был самец. И она выбрала его лишь потому, что он не представлял для нее никакой опасности. Она хотела сделать его еще послушнее, чем прежде. И ревновала к Арианне. В ее словах явно сквозило это чувство. Мужчины ненавидят, заключил он, а женщины — ревнуют.

Он много страдал, порой даже отчаивался. Но всякий раз ему удавалось найти утешение, забывать о себе, о своей несчастной участи — стоило только окунуться в необъятность Вселенной, слиться с миром, ощутить себя частицей неведомого, которым движет лишь воля Господа.

Все неприятности происходят от нашей гордыни, внушал он себе, от того, ставим ли мы себя в центр мироздания или нет. Ведь мы всего лишь тени мысли, мелькнувшей у Бога. Господь пожелал создать всех, в том числе и его, как сотворил вот это растение, этот лист, по непостижимой для человека причине.

Священник обратил лицо к звездному небу. Мириады светил всегда восхищали его, заставляли ощутить свое бесконечное ничтожество и непостижимость деяний Создателя. Наверное, он действительно любит Арианну. И эта любовь разрывает его сердце. С одной стороны, он обожает ее как свое дитя, с другой — внезапно обнаружив, что она стала взрослой девушкой, испытывает к ней чувственное влечение.

— Господи, — взмолился падре, — просвети меня! Внеси ясность в мой разум и мою душу! И если существует во мне чувственное влечение к ней, погаси его и оставь место для одной лишь отцовской любви. Я изнемог. Господи, смилуйся надо мной!

И тут он увидел падающую звезду. Яркую, тонкую линию, начертанную на небосводе неведомой, неземной рукой. Полоска тянулась с запада на восток, туда, где должна была зардеться заря. Он понимал, что падающая звезда — всего лишь метеоритный осколок, летящий на землю. Но сердце его все равно встрепенулось.

«Загадай желание!» — говорила ему в детстве мать при виде падающей звезды.

А он как раз задумал: «Дай мне. Господи, мира, просвети мой разум и мою душу».

Вернувшись в охотничий домик, который предоставила им маркиза, падре заметил полоску света под дверью комнаты Арианны. Он постучал и вошел. Девушка сидела на кровати и плакала.

— Дорогая, сокровище мое, что с тобой? — спросил он, садясь рядом с нею на край кровати. — Возьми мой платок, утри слезы, будь умницей.

Девушка послушно утерла слезы.

— Ты даже не сняла свое нарядное платье, неужто так и сидишь тут с полуночи?

— Да, падре.

— А где Марта?

— Я сказала, что ложусь спать, и она ушла.

— Отчего же ты плачешь?

— Вы ни словом не перемолвились со мной на празднике.

— И поэтому ты плачешь? Ну, дорогая, посмотри на меня!

— И Марио тоже не замечал меня, — всхлипнула девушка. — Он все время разговаривал с молодой графиней… как ее там зовут?

— Мария Луиза Граффенберг.

Он посмотрел в окно — в ночной тьме перламутром светился горизонт далеко на востоке — и снова взглянул на Арианну. Даже эти горькие слезы не могли омрачить красоту ее глаз!

— Дорогая, ты, бесспорно, была самой красивой девушкой на балу. А Марио выполнял обязанности хозяина дома.

— Но и вы не замечали меня. Я чувствовала себя совсем одинокой!

— Я священнослужитель, детка. Я и так уже многое сделал, взяв тебя на праздник. А если бы я уделял тебе столько же внимания, как дома, люди принялись бы сплетничать. Когда не о чем говорить, люди принимаются обсуждать других. Так уж они устроены. Понимаешь, что я хочу сказать?

Она покачала головой.

— Да, ты еще слишком молода. А хотел я сказать вот что: люди стали бы злословить, будто я неравнодушен к тебе как мужчина, а не как исповедник.

— Вы, падре Арнальдо?!

— Странно, да? — улыбнулся он. — Но вот так и стали бы судачить. Ты ведь уже не дитя, дорогая, ты выросла, но пока не научилась скрывать свою любовь ко мне.

— Да, понимаю, глупо, что я не сообразила сама… А Марио перестарался, — добавила она, качая головой. — Хоть на один танец он мог бы меня пригласить. Да, он определенно перестарался.

ИСКУШЕНИЕ

Около полудня чья-то рука коснулась его плеча. Священник поймал ее, не в силах сразу открыть глаза, и прижал к щеке.

— Арианна, — прошептал он.

— Падре, падре, проснитесь, ради бога! — Марта будила его.

Услышав ее встревоженный голос, он забеспокоился:

— Что случилось?

— Маркиза, падре! Маркиза хочет немедленно видеть вас. И прислала карету.

Ошеломленный, еще не совсем очнувшийся ого сна, он сбросил ночную рубашку и надел сутану. Зачем он понадобился маркизе? Ей мало его мучений нынешней ночью? Боже, дай мне терпенья вынести эту гадкую женщину!

Он застал маркизу в гостиной. Она ходила взад и вперед, глядя под ноги, на ковер, и, подняв на него, стоящего на пороге, взгляд, без церемоний спросила:

— Почему вы ничего не сказали мне о моем сыне и вашей Арианне?

— Успокойтесь, маркиза, успокойтесь!

— Почему вы утаили это от меня? А я вчера вечером открыла вам свое сердце. Вы же обманули меня, бесчестно обманули! Вы, монсиньор Дзола, все знали, не отрицайте…

— Уверяю вас, что не…

— Вы лжец, лицемер!

— Прошу вас, успокойтесь, — строго произнес прелат, приближаясь к ней. Он приехал с желанием терпеливо, понимающе образумить ее, а не выслушивать приказы, какие маркиза отдавала управляющему. — Кто вам наговорил…

— Мой сын! Утром он пришел ко мне и выложил все начистоту. После вчерашнего праздника он принял решение: или я помогу ему жениться на Арианне, или он вообще не женится!

Падре нахмурился. И маркиза вспомнила, что этот человек — бунтарь. Он и сейчас может встать на сторону сына, помочь ему, и тогда она останется ни с чем. Нет, он еще нужен ей. Маркиза медленно прошла к своему креслу и опустилась в него. Священник не шелохнулся.

— Прошу извинить мой тон, — вздохнула маркиза, — но я в отчаянии. Понимаю, вы связаны тайной исповеди. Однако я обращаюсь к вам как к другу и прошу ответить: правда ли, что эта девушка и мой сын любовники? Или, не дай боже, вы уже обвенчали их тайком? Так или нет?

— Маркиза, поверьте, они не могли стать любовниками. С тех пор как они повстречались на Тремити, я всегда был рядом. Они просто катались на лошадях. Невинные прогулки верхом по острову. Марио ни разу не оставался с девушкой наедине. И они не обвенчаны. Я никогда не позволил бы себе такого, не стал бы венчать их тайком. Боже меня упаси! К тому же ваш сын никогда и не просил меня об этом. А попросил бы, так я отказал бы ему. Я слишком хорошо знаю вас, синьора маркиза. Ведь вы уничтожили бы обоих.

— Слава богу, хоть это до вас дошло! Вздумаете обвенчать их без моего согласия, не пощажу никого. Лишу наследства сына, выгоню с Тремити вашу Арианну, а вам самому придется прозябать в своей церкви отшельником, без гроша в кармане. Управляющий Рафаэль со всей семьей пойдет по миру. А мой сын может отправляться ко всем чертям. И все свое состояние, все владения и имения завещаю своим испанским родственникам, — маркиза резко выпрямилась и, с вызовом посмотрев на священника, предупредила: — Не забывайте, что я еще и графиня Альтамира. Я — испанка!

Священник спокойно возразил:

— Всё это беспочвенные фантазии. Еще ничего не произошло, а вы уже придумываете, как отомстить за то, чего не было.

— Я высказала всё это, дабы вы знали, что вас ожидает, если совершите такую непростительную ошибку.

— Я не совершу ошибку, даю вам слово.

Не ожидая приглашения маркизы, падре опустился в кресло напротив неё.

— Ладно. Имейте в виду, вы сможете добиться многого, став моим союзником, — примирительно произнесла маркиза.

— Я ваш верный друг, чего же вам еще угодно? А что значит быть вашим союзником?

— Мой сын должен жениться на Граффенберг.

— Я говорил с ним об этом, маркиза, но я не в силах заставить его. И вы тоже ничего не можете сделать, если хорошенько подумаете. Марио — наследник титула, который носил его отец.

— Но не денег. Они мои. А без них любой титул ничего не стоит. Да я вовсе и не собираюсь принуждать его. Силой от моего сына ничего не добиться. Нам с вами необходимо убедить его в разумности и целесообразности женитьбы на Марии Луизе. Если мы не способны это сделать, значит, я больше не женщина, не маркиза Россоманни, а вы не прелат, которого я уважаю.

— И что же вы предлагаете? — поинтересовался падре Арнальдо.

— Уберите с глаз долой вашу воспитанницу и помогите устроить брак сына.

— Но это невозможно!

— Вы не представляете, как я богата.

— Прекрасно представляю, маркиза. Вы весьма хитры, искусны, очень умны и невероятно богаты, но все равно — то, что вы просите, невозможно.

— Насколько я богата, не знает даже мой сын. Так вот, я предлагаю вам следующее: вы удаляете с острова Арианну, отправляете ее в Австрию, Пруссию, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Ведь у Марио всего-навсего юношеское увлечение. Вдали отсюда, будучи вполне обеспеченной, девушка выйдет замуж за кого-нибудь и забудет моего сына. И он забудет ее. Но убрать ее отсюда следует непременно.

— Но как? Этого я не в состоянии сделать.

— Дайте мне договорить и вы поймете, что нет ничего невозможного. Всё реально для того, кто располагает большими деньгами. А у меня они есть. Если Марио не женится на девушке, которую укажу ему я, я потеряю много денег. Значит, нужно использовать средства с толком. Я вкладываю их в вас. Если Марио женится на графине Граффенберг, вы получите шестьсот тысяч дукатов.

Священник широко раскрыл глаза от изумления.

— Но я… — пробормотал он.

— Вы правильно меня поняли — шестьсот тысяч дукатов. Их вполне достаточно, чтобы архиепископ Неаполя простил вас, а со временем дал бы вам и епархию. Церковь во Франции разрушена, в Австрии по вине императора Иосифа обескровлена. Ей нужны деньги. Сам папа римский придет вам на помощь. Но и это еще не все. Вы сможете выделить поистине сказочное приданое вашей Арианне и подыскать ей какого угодно мужа.

— Ни за что на свете! — ответил он, поднимаясь. — Я не могу пойти на такую сделку.

— Да будет вам, падре!

— Вы, должно быть, считаете меня не священником, а дьяволом во плоти, способным использовать свое образование, свой ум для воздействия на умы людей. Но я как пастырь, да и просто как человек, не собираюсь так поступать.

— И вы полагаете, что творите добро для вашей любимицы, помогая ей подняться по социальной лестнице ценой моего унижения? Нет, падре Арнальдо! Она может стать хоть баронессой, но только если отправится другой дорогой. Подумайте хорошенько На деньги, которые я вам даю, вы можете купить ей титул. Но ее необходимо удалить отсюда. Вы меня понимаете? Я предоставлю вам возможность стать епископом, мой сын женится на Марии Луизе, я обрету спокойствие, а перед вашей любимицей откроются перспективы, о которых она даже и помышлять не смеет.

— Хотите перевернуть судьбу, подменить самого милостивого Господа? Думаете, что можете манипулировать умами и судьбами людей, как собственными деньгами?

— Вы ошибаетесь, падре. Это деньги манипулируют людьми…

— Не всеми, маркиза. Вы упускаете из виду одно обстоятельство. Очень непросто своевольно управлять людьми, если они крепко привязаны к идеалам. Со временем, конечно, жизнь их испортит. Они отбросят прочь свои идеалы и будут поклоняться иным кумирам — деньгам и власти. Но вам придется подождать. Арианне всего шестнадцать лет, а сын ваш — человек образованный, с прочными нравственными устоями.

— Это верно, но и мой сын тоже повзрослеет и со временем, как и все мужчины, тоже пожертвует идеалами ради денег. Я подожду — Маркиза достала из ящика письменного стола конверт и протянула ему: — Держите. Тут письмо, в котором я подробно изложила свое предложение, чтобы вы могли довериться мне. Прочтите его, прочтите сразу, как только выйдете отсюда, и обдумайте. Вот увидите, оно убедит вас.

— Раз вы так настаиваете… — священник взял конверт. Он задумчиво посмотрел на него и опустил в карман сутаны. — Если это все, маркиза, я хотел бы покинуть вас.

— До свиданья, падре.

Тот же экипаж доставил его обратно.

Подъехав к охотничьему домику, он увидел, что возле него стоит незнакомая карета, а в коридоре услышал голоса женщин, взволнованно обсуждающих что-то. Падpe Арнальдо вошел в гостииую.

— Добрый день, Арианна! Хорошо спала?

— Добрый день, падре! Очень хорошо, спасибо. — ответила она, сияя от радости. — Марио прислал за мной карету! Он хочет показать мне свои охотничьи угодья. Я могу поехать, правда? А лучше, если и вы поедете с нами.

Он провел рукой по лбу, потер глаза. Он почувствовал себя очень усталым.

— Что с вами, падре? Вам нездоровится? — встревожилась девушка.

— Нет-нет, дорогая. Но лучше бы ты не ездила.

— Почему? Почему я не могу поехать? Я обещала. Марио столько рассказывал о своих охотничьих угодьях…

— Ну ладно, поезжай. А я побуду здесь. Мне надо немного отдохнуть.

— Я возьму с собой Марту, она побудет со мной, пока вы не присоединитесь к нам.

— Хорошо. Марта, поезжай с нею и через час пришли карету за мной. А теперь пойду к себе.

— Но вы уверены, что не заболели, падре? — забеспокоилась его кузина. Она никогда еще не видела его таким расстроенным.

— Нет-нет, всё в порядке, просто я устал. Поезжайте, а я нагоню вас. До встречи, дорогая, — сказал он, целуя девушку в лоб, — до встречи, Марта.

Взглянув в окно, священник полюбовался морем. Солнце пекло немилосердно, воздух раскалился донельзя, и прозрачная дымка расстилалась над водой, приближая горизонт. Мир показался ему очень тесным. Он чувствовал, что его загнали в ловушку. Священник достал из кармана письмо маркизы. Она настаивала, чтобы он прочел его, не откладывая. Зная ее, падре догадывался, что в нем содержится гораздо больше сказанного вслух. Маркиза — искусная соблазнительница.

В конверте оказались два листа: кредитное поручение на его имя на сумму в двести тысяч дукатов, которые он мог получить в банке Санто-Спирито в Неаполе, и написанное торопливым почерком письмо к нему.

«Мой дорогой монсиньор Дзола, вы только что обнаружили кредитное поручение на ваше имя. Это лишь задаток.

Обещаю, что как только уберете Арианну с Тремити, причем насовсем, безвозвратно, и выдадите замуж за кого угодно, вы получите вторую долю — еще двести тысяч дукатов, которые будут положены на ваше имя в банк Моите деи Паски в Сиене. А когда мой сын женится на Марии Луизе, сможете получить точно такую же третью часть. Всего шестьсот тысяч дукатов. Эта сумма может изменить вашу жизнь На мое счастье, я имею возможность соблазнить вас.

Не мучайтесь вопросом, как поступить. Вас непременно будет подстегивать тщеславие, вы утратите сон, и тогда вы, может быть, поймете меня, мои тревоги, опасения одинокой женщины, ужасные ночи молодой вдовы…ж

Священник почувствовал, как лоб его покрыла испарина. Он едва было не вскочил, чтобы бросить в огонь бумаги, искушающие его. Он не хотел дочитывать письмо, не собирался получать деньги по кредитному поручению. Но эта дьявольская женщина хорошо знала свою жертву. Конечно же, он дочитает письмо и польстится на огромную сумму. Боже, почему он не родился кривым и безобразным коротышкой, как фра Кристофоро?..

Появись он на свет таким же, тоже был бы счастлив, как этот монах. Тот, блаженный, вполне доволен своей жизнью в монастыре: время от времени прогуливается, объезжая острова, охотно дает уроки истории и философии Арианне, и вновь возвращается в свою келью, радуясь тому, что его ожидает на ужин. Его главное счастье в том, что он лишен тщеславия. Живет ради возможности делать добро и восхвалять могущество Божие.

А маркиза живет для того, чтобы властвовать над всеми, и, как кошка с мышкой, играет с ним, падре Арнальдо, сжигаемым желаниями и гордыней.

Он достал платок и отер лицо, шею. Заметил, что расстегнулась сутана.

Ох, как же умна эта тигрица! Ведь ум — тоже дар Божий. Но ум может также стать инструментом дьявола. Злодей использует ум, дабы проникнуть в чужую душу и разгадать ее самые безумные желания, выпустить их оттуда, выпестовать, укрепить, взрастить и выходить, пока они не вырастут и не обретут такую силу, что задушат все добрые чувства. Злодей не покидает свою жертву, пока она не станет похожей на него и не ответит целиком и полностью его амбициям, желаниям, инстинктам. Жертва злодея либо уподобляется ему, либо сходит с ума.

Когда же ум использует благородный человек, то он служит иным целям. Благородный человек стремится понять другого, заглянуть ему в душу, рассмотреть его достоинства и недостатки, а потом извлечь все хорошее на благо людям. Благородный человек никогда не использует слабости других, а помогает окружающим стать сильнее, увереннее, свободнее.

Маркиза коварно поступила с ним, задумав лишить его свободы. Она намерена во что бы то ни стало достичь своей цели. Падре Арнальдо понимал, что отныне, даже отказавшись от денег, предлагаемых маркизой, уже никогда не будет счастлив.

Но в силах ли человек жить спокойно, когда, прнблизившись к мечте всей своей жизни, отказывается от нее, дабы идти прямой дорогой? Он будет по-прежнему чувствовать себя изгнанником и даже не будет уверен, что сможет защитить Арианну. А если все же он согласится на предложение маркизы и возьмет предлагаемое богатство? Не будет ли это лучше и для Арианны? Конечно, она разрыдается, придет в отчаяние от потери Марио. Но даже страдания любви в конце концов проходят. Он увезет с собой девушку, найдет ей богатого, приличного мужа, человека, который полюбит ее. И благодаря этому не потеряет ее навсегда.

Дрожащей рукой он провел по щеке, мокрой от слез. Оказывается, они давно текли по лицу, а он даже не замечал их. Так недолго и с ума сойти, встревожился он, вытирая платком глаза. Ну нет, хватит, господин дьявол! Он не отдаст ему ни свою душу, ни разум.

Надо нагнать Арианну.

Карета уже ждала у дверей. Падре сел в нее и откинулся на обтянутую красным бархатом спинку. Сиденье удобное, как хорошее кресло. Потом он потрогал свой карман, проверив, на месте ли кредитное поручение. Отчего же он сразу не порвал его? Но это был бы слишком поспешный жест, а торопиться не в его правилах. Он предпочитал все обдумать, взвесить и на какое-то время отложить решение. Он будет носить с собой столь заманчивое искушение, заключил он, скрестив руки на груди. Необходимо доказать самому себе, что при поддержке Господа он сильнее дьявола.

ИНТРИГИ В ТОРРЕ ДИ МИЛЕТО

Фернандо приказал кучеру отвезти его на пляж. Ему захотелось подышать свежим воздухом, побыть наедине со своими мыслями под шум морского прибоя. Ему нужно прийти в себя после столь неприятного вечера. В ушах все еще звучали резкие слова Арианны. Да, это верно, он не слишком деликатно вел себя с нею, все пытался обнять, поцеловать, хотя и понимал, что неприятен ей, замечал, какими томными глазами она смотрит на маркиза. Нет, милочка, слишком высоко ты нацелилась. Впрочем, сам он тоже, вероятно, чересчур занесся, возжелав обладать ею. Она поразительно, просто безумно красива. Именно так отозвался о ней один из офицеров гарнизона на Тремити, заметив, как Фернандо подглядывает за ней из олеандровых кустов.

— Оставь ее. Она не про тебя. Такая девушка предназначена кому-нибудь из сильных мира сего. Думай лучше о своей невесте.

Спору нет, ему больше подходит Кармелина. Арианна же заявила ему, что он противен ей, и запретила приближаться — у него, мол, воняет изо рта. Ну уж это слишком! Сказать ему: «Не подходите, я задыхаюсь от вашей вони изо рта» — все равно что приставить кинжал к горлу. Фернандо расстегнул мундир. Даже сейчас при одном воспоминании о таком оскорблении он едва не задохнулся от гнева. Он понимает, что не красавец, видел себя в зеркале, но он ведь мужчина, а мужчине не обязательно быть красивым. К тому же он вовсе не собирался жениться на ней, хотя и обдумывал подобный шаг в те долгие месяцы, что провел на Тремити.

И вот сегодня вечером ему довелось быть ее кавалером на балу. Танцуя с ней, он то и дело чувствовал, как кровь бросается в голову. Однако он оставался галантным партнером и не пытался в танце прижать ее к себе. Он с трудом терпел эту пытку, надеясь, что она приласкает его потом. Ах, если бы она хотя бы поцеловала его! Этот поцелуй Арианны стал бы для него самым чудесным свадебным подарком к предстоящему венчанию с Кармелиной.

Сколько ночей представлял Фернандо, как обнимает Арианну и целует, безумно целует ее… Он отдал бы жизнь за одну только ночь с ней. А она вот как вознаградила его за все страдания. «Вонь изо рта…» Эти слова буквально уничтожили его. Он предпочел бы удар кинжалом.

Фернандо вышел из коляски и пошел по пляжу в сторону «Морской таверны», любимого местечка всех отпускников из гарнизона Тремити. В полночь таверна закрывалась, и солдаты высыпали на небольшой пляж. Мертвецки пьяные, они травили грязные анекдоты и сидели у моря, пока не появлялись проститутки, готовые удовлетворить их похоть, накопившуюся за время пребывания в казарме.

Таверна была уже совсем близко, и Фернандо слышал голоса Кармине, Сандро, Джованни, Пьетро и Джерардо, развалившихся на песке. Он неслышно приблизился к ним. Солдаты были пьяны, возбуждены и шумно балагурили. Фернандо решил послушать, о чем же они говорят. Узнал голос Сандро:

— Она прекрасна, как мадонна!

— Ах, — ответил кто-то, — отчего же ты сохнешь один в своей постели?

— Эй, — засмеялся Кармине, — да ты похабник! С мадонной такими делами не занимаются.

Все расхохотались. Фернандо подошел ближе.

— Ого, смотрите-ка, кто явился! — проговорил Джованни.

— Добро пожаловать, лейтенант!

— Надо приветствовать его поклоном, — предложил Джерардо. — Ведь он у нас стал очень важной фигурой — побывал на приеме у самой маркизы!

— Да, ты прав, — подхватил Пьетро. — А мы — люди маленькие. Мое почтение, лейтенант!

— Да оставь ты его! — заступился Джованни. — Не видишь разве, он не в духе. Устал, наверное, наблюдать, как танцевала прекрасная Арианна.

— И она тоже там была? — удивился Джерардо.

— Ну да. Только к ней ни с какого боку не подъедешь!

— Конечно, — согласился Сандро, — прелестная блондинка оккупирована маркизом.

— Да брось ты, перестань! Смотри, какой он убитый… Умолял ее, умолял, а она: «Никак нет, синьор лейтенант, тут поблизости две огромные сторожевые собаки!» — съязвил Джерардо.

— И кто же эти собаки? — хихикнул Пьетро.

— Падре Арнальдо и маркиз. Особенно священник старается. Так и ходит за ней по пятам. Будь я на его месте, уже давно получил бы свое.

— Оставь священника в покое, — вмешался Сандро.

— А с чего бы это? Не мужик он, что ли, не такой же, как мы? Да там, на Тремити, даже монашек нет, не с кем утешиться. А ему, небось, тоже хочется.

— Да, он не откажется проделать то же, что и мы сегодня ночью. Ставлю пять против одного, — предложил Джованни.

Все засмеялись.

— Теперь уже и священнику мосточки перемываете… — проворчал Фернандо, присаживаясь рядом.

— А почему бы и нет? Он всегда так радуется, отпуская нам грехи. Приходится грешить, чтобы не оставлять его без работы! — сострил Джерардо.

— Перестаньте. Поглядите лучше, кто идет!

Все обернулись в ту сторону, куда показал Фернандо.

— А, наши красавицы… Вот к ним действительно можно запросто подъехать! — обрадовался Джерардо, потирая руки.

— Да, уж тут никакой охраны нет и в помине, — добавил Пьетро.

Три неряшливо одетые девицы подошли к солдатам. Глубокой ночью они, как всегда, появлялись на пляже, не сомневаясь, что кому-нибудь понадобятся. Фернандо всегда держался подальше от проституток. Приезжая в Торре ди Милето, он предпочитал бывать у своей невесты Кармелины в ее небольшом домике. Но в эту ночь ему не хотелось отправляться так далеко, и Кармелина, еще чего доброго, пристанет с расспросами… Ему стало любопытно, как отдаются эти женщины, которые развязной походкой идут по пляжу. Он, как и солдаты, был уже навеселе. Будь он трезвый, ни за что в жизни не прикоснулся бы к проститутке, не дотронулся бы до нее даже кончиком сапога. Но он охмелел и горел желанием, которое разжигали мысли об Арианне.

Не раздумывая, он взял за руку одну из девиц и повел к брошенной на берегу лодке. Фернандо с удивлением обнаружил, что возбуждается от жадных ласк и бесстыдных вздохов незнакомки. С ней общаться куда проще, чем с Арианной. Даже не пришлось задирать ей юбку. Сама подняла. Села на него верхом и обвила ногами. И совершенно неожиданно оказалось, что это она овладевает им, а не он ею. И тут уже он сам стал умолять ее оставить, отпустить. Но женщина не слушала и продолжала возбуждать его. Фернандо ощутил ее запах — запах гнилых водорослей и пота, — и его охватило отвращение.

Но куда хуже оказалось другое — он услышал тяжелый топот сапог. Открыл глаза и увидел над лодкой ухмыляющиеся физиономии солдат. Эти сукины дети подзуживали проститутку, которая подскакивала на нем, раздвинув ноги, и хлестала по лицу распущенными солоноватыми волосами, когда наклонялась и впивалась ему в губы, как он ни старался увернуться. Лейтенант не мог оттолкнуть женщину. Эти мерзавцы заорали бы, что он импотент. Фернандо накрыл глаза и отдался во класть опытной проститутки. Грубое, насильственное удовлетворение против его желания захватило его. Он забыл о женщине, о мерзких лицах солдат. Не помнил даже, кто он, пока чей-то хриплый возглас не вернул его к действительности.

И она была омерзительна. Фернандо поднялся. Приятели жадно затягивались куревом, притворяясь, будто смотрят в сторону. Он взглянул на женщину, которая равнодушно оправляла на себе одежду. И после всего случившегося у нее еще хватит наглости требовать платы, подумал Фернандо, застегивая брюки. И действительно, проститутка протянула руку.

— Чего тебе надо? Это ты должна заплатить мне! — обозлился лейтенант.

— Мне надо кормить своих детей. Мое несчастное тело вконец измучено. Я немало потрудилась, доставляя тебе удовольствие, жалобно проговорила женщина.

— Мне нечего дать тебе, — резко ответил Фернандо. — А было бы что, так приберег бы для более смазливой шлюхи. Иди поищи себе другого! Иди к ним! Таких, как ты, надо бы вешать прямо тут, на пляже!

Сандро шагнул вперед.

— Черт возьми! Да разве так благодарят женщину? Ты что?! — решительно напустился он на лейтенанта, — Это не по-мужски.

Фернандо недовольно посмотрел на него. Какого дьявола этот грязный рекрут лезет не в свое дело? Краем глаза он заметил, что и другие солдаты смотрят на него с осуждением. Он опустил голову, сунув руку в карман, достал какую-то монету и швырнул к ногам женщины.

— Хватит, чтобы накормить детей? И благодари небо, что нашелся такой дурак, как я, которого можно разжалобить твоими баснями.

Женщина не подобрала монету. Она зло посмотрела на Фернандо.

— Я осрамлю тебя, офицер! Отдай, что положено, или ославлю на всю округу, — она гордо запрокинула голову. — А еще есть тут одна пастушка, которой интересно будет узнать, как ты провел ночь перед свадьбой. Пожалеешь, что не отдал мне положенного.

— А я заткну тебе рот, вот так! — и Фернандо яростно ударил ее по лицу.

Двое солдат бросились к нему и схватили за руки.

— Ты что? С ума сошел?

— А что, это ведь проститутка! Она же делает это ради денег! — гневно закричал лейтенант.

— А какого черта она, по-твоему, должна это делать? Не ради же твоей распрекрасной физиономии? — вспылил Сандро.

— И что ты за человек? — возмутился Пьетро.

— Оставь меня, — приказал Фернандо, отталкивая Джованни, пытавшегося увести его подальше от проститутки.

Солнце уже вставало, когда Фернандо добрался до дома своей невесты.

Дверь была распахнута, он увидел, что Кармелина, стоявшая у очага, обернулась к нему, и прочитал в ее глазах немой вопрос.

Он вошел и сел за стол.

— Поесть что-нибудь найдется? — поинтересовался жених, не глядя на девушку. Кармелина не ответила. В дверях появился будущий тесть.

— Я оставил тебе молока, — сказал он, жестом приветствуя Фернандо. — А ты купил что-нибудь для праздничного стола?

— Да, сладости и подарок для Кармелины. Покупки принесут сегодня.

Тесть вышел. Фернандо выпил немного теплого парного молока с ломтем свежеиспеченного хлеба. Кармелина подошла к нему и посмотрела полными упрека глазами.

— Что задержало тебя до самого утра? — Она отставила чашку и прижалась к нему. — Почему не пришел вчера?

— Ну так, разные мужские дела… Сидели с солдатами на пляже, они рассказывали всякие истории… Знаешь, в таких случаях время летит незаметно…

Поначалу, когда он познакомился с Кармелиной, то с трудом лгал ей. Теперь же лишь слегка удивлялся наивности, с какой она верила всему, что он сочинял. Ему даже захотелось добавить: «Уж не думаешь ли ты, будто изменяю тебе?»

— Сколько было солдат? — спросила Кармелина.

— Пятеро или шестеро.

— И все придут на свадьбу?

— Конечно, — ответил он, ни иная — Пойду помогу твоему отцу управиться со скотиной.

Он не мог оставаться с нею наедине. Она продолжала бы расспросы, а потом стала бы рассказывать, как готовится к предстоящему торжеству. И все же ему незачем расстраиваться из-за свадьбы. Кармелина в самом деле славная девушка, мастерица на все руки, и бедра широкие — детей хорошо рожать. Она ни разу за свою жизнь не болела, напомнил он себе, и ни одного дня не сидела без работы. Лучшей жены и не найти. А кроме того, пришло наконец время образумиться. Не может ведь он всю жизнь бегать за юбками Бегать за юбками? Он остановился, покачал головой и усмехнулся. За Арианной, если уж на то пошло.

Он направился в хлев, и они с тестем вывели оттуда двух быков. Хлев просторный, в нем помещался еще десяток коров и телят.

— Доволен приданым, Фернандо? — спросил тесть. — Ферма Сан-Вито, двести овец и половина всего скота.

— Очень доволен, спасибо, спасибо.

Фернандо повел животных на пастбище и, услышав шаги Кармелины, поспешившей за ним, обернулся.

— Пойду с тобой, — сказала она, улыбаясь, и взяла его за руку.

Они отвели скотину на холм. По дороге Кармелина во всех подробностях рассказала ему, какой завтра будет праздничный стол. Он не мог сердиться на нее. Невеста ведь так ждала этого события. Пройдет всего один день, и он станет женатым человеком. Завтра будет проверять упряжь, убранство и лошадей, которых запрягут в коляску.

Чистя на току лошадь, он слышал доносившийся из дома громкий смех женщин, примерявших подвенечный наряд. Для них день свадьбы Кармелины становился большим праздником. Самый упитанный барашек, какой найдется у Дженнаро, каплуны, голуби и всякая прочая благодать, приготовленная к столу, — все это сулило настоящий праздник живота. А ведь в этих краях мясо видели не чаще четырех раз в году. Даже в таких состоятельных семьях, как у Кармелины, его ели только дважды в неделю.

Женщины ждали свадьбу с нетерпением потому, что в этот день они могли не только вдоволь поесть, но еще и развлечься, принарядиться, дать невесте немало коварных советов, поболтать, потанцевать в саду под деревьями и даже позволить поухаживать за собой.

А вот он не мог заставить себя радоваться. Не мог вообразить Кармелину в подвенечном наряде. Сколько ни старался, более отчетливо виделась она ему в будничной темной шали и в простом, затрапезном платье. Он хорошо представлял ее у очага или баюкающей ребенка, которого она укладывает в семейную постель между ним и собой, словно преграду для удовлетворения его мужских потребностей, представлял, как лениво ставит она на стол плохо сваренный суп, слышал ее упреки: опять задержался с приятелями в таверне…

Фернандо перестал скрести лошадь.

Он даже не заметил, как Кармелину в его голове вытеснил образ Арианны — в белом чудесном платье, она смеялась над ним, удаляясь.

Лейтенант со вздохом присел на скамейку и поднял глаза к небу, словно выискивая какой-нибудь знак, который указал бы ему, что делать. Ни малейшего дуновения ветерка, ни шороха листьев. А когда опустил глаза, увидел лишь шкуру барана, только что освежеванного тестем для праздничного стола.

— Устал, Фернандо? — спросил вдруг тесть, слегка тронув его за плечо. — Может, стоит поспать немного?

— Нет, не беспокойтесь. Сегодня лягу пораньше. — Он не посмел взглянуть старику в лицо. Он чувствовал себя подлецом. — Я принял решение, — добавил Фернандо, помолчав немного, — женюсь на Кармелине и послужу в армии еще два года. А когда вернусь, останусь с вами насовсем.

— Возвращайся как можно скорее. У меня, кроме тебя и Кармелины, никого нет. Этот дом ваш, скотина тоже. Завтра тебе уже придется почувствовать себя главой семьи. Я слишком стар, — закончил тесть, вытирая ладони о широкие штаны.

Фернандо промолчал. Его внимание привлекла дорога, вернее, солдат из свиты маркизы Россомаинн, который галопом несся по ней.

— Добрый день, лейтенант! — приветствовал прибывший. Его лошадь тяжело дышала.

— Что вам нужно?

— Маркиза просит как можно скорее приехать к ней.

— Как можно скорее? — удивился Фернандо.

— Да, немедленно.

— Хорошо, переоденусь и поедем. Дай что-нибудь попить этому парню, — попросил он тестя.

Приехав в охотничий заповедник, падре Арнальдо застал Арианну и Марио уже верхом на лошадях. Они собирались отправиться на прогулку в лес. Девушка сияла от радости, и, глядя на нее, священник почувствовал, как развеивается его печаль. Слуга подвел еще одну лошадь, падре оседлал ее и присоединился к молодым людям.

Проезжая по лесу, Марио рассказывал девушке немало интересного про каждого встречавшегося зверя, про его жизнь и повадки, про то, как появляется потомство. Особенно обращал внимание на тех животных, которых девушка видела прежде только на картинках, потому что на Тремити они не водились. Он указал ей на лису, перебежавшую дорогу с поднятым хвостом, попробовал вытащить из кустов дикобраза, чтобы она могла рассмотреть его, потом вспугнул диких уток, плескавшихся в небольшом пруду. Арианна всем восхищалась, радостно вскрикивая, как ребенок, которому показывают что-то новое, невиданное прежде.

Падре Арнальдо, словно зачарованный, наблюдал за нею. Он счастлив был видеть ее озаренной радостью и чувствовал себя виноватым перед ней. Как мог он допустить даже мысль разрушить счастье молодых влюбленных, обменяв их любовь на свою церковную карьеру?

Цокот копыт прервал волшебную прогулку. Какой-то солдат подъехал к Марио и вручил ему конверт. Ожидая ответа, посыльный удерживал тяжело дышавшую лошадь. Марио прочитал бумагу; и на лице его отразилось недовольство. Он подъехал к Арианне, ласково коснулся ее щеки и сказал:

— Прелесть моя, вынужден покинуть тебя. Но я скоро вернусь. Обещаю!

Арианна крепче сжала поводья и вопросительно посмотрела на Марио.

Он подъехал к падре Арнальдо:

— Монснньор Дзола, поручаю вам Арианну. Мне нужно ехать. Генерал приказывает срочно явиться к нему. А вы продолжайте прогулку или поезжайте в охотничий домик, там для вас готовят обед. Я скоро вернусь. И после обеда, если хотите, можем снова отправиться в лес.

— Спасибо, маркиз, мы подождем вас, — ответил падре Арнальдо.

Поравнявшись с Арианной, Марио шепнул ей:

— Подари мне улыбку! Она так нужна мне!

Девушка с трудом улыбнулась ему. Глаза ее блестели.

Марио пришпорил коня, но Арианна не двинулась с места, не обернулась ему вслед. И вдруг ее охватил такой сильный беспричинный страх, что захотелось кричать. Она развернула коня и с тревогой посмотрела на дорогу, но Марио уже исчез — его поглотила густая чаща. Слышался только далекий цокот копыт. Вскоре и он слился с ударами ее сердца. Отчего ее сердце бьется так сильно? Отчего? Марио ведь уехал совсем ненадолго…

Голос падре вывел ее из задумчивости.

— Дорогая, что будем делать? Вернемся или продолжим прогулку?

— Побудем еще немного в лесу, — предложила она.

— Хорошо.

Она пустила своего коня бок о бок с лошадью падре, но ехала склонив голову, уставившись на лошадиную гриву. Заметив, как расстроилась Арианна, священник вскипел гневом. Несомненно, этот срочный вызов к генералу устроила маркиза. Она не теряет времени. Падре Арнальдо посмотрел на девушку. Очевидно, женский инстинкт не обманывает ее — Марио вернется нескоро. Он вынужден будет повиноваться приказу генерала, с которым договорилась маркиза. Тот отзовет маркиза с Тремити на материк, это же ясно.

Голос Арианны отвлек его от горьких раздумий.

— Простите меня, падре, — попросила девушка, не оборачиваясь.

Она говорила тихо, с трудом сдерживая слезы. Священник нахмурился:

— За что, дорогая?

— Простите, что заставляю вас скитаться по лесу. Но мне не хочется возвращаться в охотничий домик. Я боюсь, что маркиза приедет туда. Не нравится мне эта женщина. Я, наверное, неблагодарное существо, раз так плохо отзываюсь о нашей благодетельнице?

— Не терзайся, дорогая. Я тоже сейчас не расположен хорошо отзываться о ней. Она человек не очень-то порядочный, — он горько усмехнулся. — Как видишь, и я существо неблагодарное. А ведь это очень плохо, я должен любить всех людей, он вздохнул и печально добавил: — Это тяжкое бремя, которого ты, к счастью, не таешь А я — священник.

Девушка с тревогой посмотрела нс него:

— Может, вам нездоровится, падре?

— Нет, нет. всё в порядке. — Помолчав немного, он добавил. — Мне тоже не хочется возвращаться туда. Нет никакого желания еще раз сталкиваться с маркизой, а там встреча вполне возможна.

— Что вы хотите сказать, падре? Не понимаю вас. Что означает «еще раз сталкиваться с маркизой»?

— Ничего, совершенно ничего. Подожди меня здесь. Я хочу переодеться. Верхом удобнее ездить в брюках, чем в сутане. Я на минуту загляну в дом и вернусь. Побудь здесь.

И он галопом ускакал от нее. Как же она счастлива, что у нее такой отец! И как он хорош собою… Марио, между прочим, тоже весьма недурен. Она гордилась, что может считать падре Арнальдо своим вторым отцом. Но сегодня он какой-то странный. Она никогда еще не видела его таким печальным, хотя он и старался изо всех сил скрыть свои чувства.

Что же случилось? Может, эта гарпия… При одной только мысли о маркизе она содрогнулась. Но прежде эта женщина так благожелательно относилась к ней… Девушка не понимала, почему маркиза внушает ей такой страх. Она не могла забыть, как та рассматривала ее на празднике. Только что в зубы не заглянула — как лошади на базаре. И при этом не скрывала досады. Зеленые глаза ее были неприступны и зловещи, будто лесная чаща после заката.

Арианна не спускала глаз с дороги, что вела к охотничьему домику, с волнением ожидая возвращения падре Арнальдо, и он вскоре появился — без сутаны, в брюках и легкой рубашке.

— Так лучше. Слишком жарко сегодня, — сказал он, поравнявшись с ней. — Побудем в лесу, пока не вернется Марио, он ведь станет искать нас. Слуга сказал, что видел карету маркизы — она направляется сюда. Нам надо скрыться. Ей не скажут, что мы тут. И, не застав нас, она вскоре уедет. Поэтому не расстраивайся, детка, воспользуемся полумраком в лесу. Там мы в надежном укрытии. А отчего ты так страшишься маркизы?

— Она пугает меня. У нее ледяные глаза. А вы почему не хотите видеть ее?

— Ну, я уже достаточно насмотрелся на нее. И вчера вечером, и нынешним утром. На сегодня хватит.

Он пришпорил коня, и Арианна последовала за ним. Священнику непременно нужно было поговорить с ней, но он не знал, с чего начать. И что, собственно, он может предложить ей? Уехать с ним и забыть Марио? Он должен объяснить ей, что появилась возможность разбогатеть, и тогда они смогут навсегда покинуть Тремити.

Но осмотрительно ли это будет с его стороны? Ведь как только он сообщит ей свой план, она сразу же поделится им с Марио. Если он вернется, конечно. И что же предпримет маркиз? Он может отвернуться и от падре, и от своей матери. Но разве нет никакого иного выхода? Марио способен принять решение и жениться на любимой Арианне. Но тогда он, падре Арнальдо, не получит денег.

Мучило и другое противоречие. Если его первейшее желание — выдать Арианну замуж за Марио, отчего же он тогда так противится их браку? Почему сразу же решил, будто это невозможно? Выходит, маркиза и его сумела убедить? Или он ослеплен этими деньгами? Он готов был разрыдаться от отчаяния и отступиться от всего. Но вдруг подумал, что у Марио могут быть и другие планы. Юноша легко поддается влиянию матери, а маркиза может посоветовать ему сделать девушку своей любовницей. Конечно, и в таком случае Марио способен создать ей роскошные условия для жизни, но он, падре, не может на такое согласиться. Нет, не может! Это было бы, с его точки зрения, подло.

Почему? Да потому, что с этой девушкой следовало обращаться как со знатной синьорой. Вот почему ему нужны деньги маркизы. И вот почему он опять оказался перед той же задачей — перед прежней дилеммой.

На берегу озера он предложил ей спешиться и немного отдохнуть.

— Знаешь, дорогая, мне нужно поговорить с тобой, — решился он наконец, когда они присели у дерева. — Ты любишь Марио, верно?

— Конечно, падре.

— Но ты отдаешь себе отчет, что означает все это для него?

— Я знаю, что у него будут трудности с маркизой.

— Не только с маркизой. Другие аристократы и даже королева наверняка воспротивятся этому браку. У Марио есть свои обязанности. Женившись на тебе, он нарушит их, и ему придется пойти навстречу серьезным опасностям.

— Каким опасностям, падре?

— Маркиза может лишить его наследства. Она испанская графиня, дочь гранда и невероятно богата. Сам же Марио ничего не имеет. А кроме того, маркиза может повлиять на генерала, и ее сына переведут в отдаленный гарнизон. Король тоже может разгневаться. Так что опасность вполне реальная.

Арианна задумалась. Она и не подозревала о подобных трудностях. Но в душе она верила, что Марио — человек сильный и безумно любит ее.

— Падре, вот увидите, Марио сумеет разрешить все проблемы. Кроме того, маркиза его мать. Не станет же она причинять своему сыну столько зла…

— Ему, возможно, и нет, но тебе — да, моя девочка.

— Вы пугаете меня, падре!

— По-моему, есть другой выход из положения. Давай обдумаем всё хорошенько. На днях я как раз получил известие, что архиепископ простил меня и мне будет возвращено мое состояние. Словом, я опять богат и могу покинуть Тремити.

— В самом деле, падре, вы свободны? И богаты? Как я рада за вас! Но это означает, что вы уедете отсюда, не так ли?

— И ты можешь поехать со мной. У тебя не будет больше никаких проблем. Мы можем путешествовать. Сможем отправиться в Неаполь, Милан. Купить дом в каком-нибудь городе, какой тебе больше понравится, а со временем ты выйдешь замуж. И все это можно сделать спокойно, без лишних волнений, никому не причиняя зла, без опаски. Знаешь, все это вполне реально. Но ты могла бы расстаться с Марио? — неожиданно спросил падре.

Арианна в изумлении подняла на него глаза. Потом после долгого молчания с волнением заговорила:

— Я люблю Марио. И если вдруг мне приходит в голову мысль, что я почему-либо больше никогда не увижу его, у меня перехватывает дыхание. А сейчас, когда можете уехать и вы и я расстанусь даже с вами, я просто в ужасе. Прошу вас, падре, не покидайте меня, не оставляйте! — и девушка бросилась ему на шею.

Падре Арнальдо, ощутив ее совсем рядом, почувствовал, как кровь прихлынула к вискам и бешено заколотилось сердце. Он замер, словно парализованный, задержав дыхание и крепко зажмурившись. Наконец он взъерошил девушке волосы и осторожно отодвинул от себя.

— Ну-ну, никто же не сказал, что я уезжаю. Будем считать, что я ничего подобного не говорил.

ЗАПАДНЯ

Арианна вернулась на Сан-Домино около полудня. Она устала от дороги, от жары, от чрезмерных волнений последних дней и сразу легла спать. Проснулась почти под вечер. Взяв стакан воды с лимонным соком, который приготовила ей Мария, она опустилась в кресло на веранде. Отпивая понемногу воду, она смотрела на противоположный берег, на материк, но ничего не видела: туман, висевший над морем, закрывал горизонт. А ведь там, за этой непроглядной завесой, лежал совсем другой мир, другая страна, другие люди, которых она не понимала.

Девушка сбежала по ступенькам в сад, огражденный кустами роз. Она внимательно, одно за другим осмотрела каждое растение. С роз, которые, когда она уезжала на бал, едва раскрывались, теперь уже осыпались почти увядшие лепестки. Ее розарий хоть немного, но изменился. Стоит ненадолго расстаться с чем-нибудь, подумала девушка, и замечаешь, как неумолимо все преображается. Но если постоянно находиться рядом, то изменения почти неприметны. Мать тоже, показалось ей, чуточку изменилась. Она сидела на веранде в черном платье и штопала чулки, но делала это не спокойно, как прежде, а то и дело поглядывая на дочь, и девушке показалось, будто та смотрит на нее, как на незнакомого человека.

А ведь прошло всего несколько дней.

Она пробыла в Торре ди Милето меньше недели. Конечно, за поездку и сама она тоже изменилась, надо ли удивляться, что мать заметила это. Вот и хорошо, решила девушка, искоса наблюдая за ней, теперь поймет меня, осознает, что значит долгие годы жить бок о бок с человеком и ощущать, что он чужой. А ведь она чувствовала это всякий раз, глядя на мать. И сейчас снова задалась вопросом: неужели эта женщина — ее мать? Как могла именно она родить ее, девушку, столь на нее не похожую ни обликом, ни характером?

Мать любила Лелу, но та… Та покинула и ее, Арианну, тоже. Девушка всхлипнула. Нет, она не должна плакать, приказала она себе. Наклонилась к розе и понюхала цветок, как любила делать Лела. Мать, словно угадав ее мысли, замерла с иголкой в руке и спросила:

— Не узнаешь свои розы?

— Пожалуй. — И, не глядя на мать, произнесла: — Прогуляюсь немного верхом. Хочется посмотреть на остров.

— Не стоит. Еще слишком жарко.

— Мне хочется покататься. Съезжу к отцу, посмотрю, что он делает.

— Ладно. Только будь осторожна с лошадью.

— Где он работает сегодня?

— В винограднике у скалы Дьявола.

Девушка вскочила в седло и направилась к маяку. Она пустила лошадь шагом и ехала, всматриваясь в окрестности. Лето выдалось засушливое, дождей совсем не было. Трава, некогда густая и высокая — по колено, вся выгорела под палящим солнцем. И сегодня оно тоже пекло так нещадно, что приходилось надвигать на глаза шляпу и щуриться, чтобы рассмотреть что-либо вдали. Легкий ветерок шевелил ворохи листьев и сухие травинки. Все вокруг выглядело поблекшим и увядшим, даже фиговые деревья и кусты олеандров. Однако для местных сосен, приспособленных к такому климату, жара не представляла никакой угрозы. Не приходилось опасаться и за розарий, потому что в цистерне еще оставалась вода. Падре Арнальдо оказался просто гением, когда при возведении нового дома рядом с их лачугой велел высечь в скале эту цистерну.

Теперь старую постройку использовали как кухню. Она получилась обширной, с камином и котлами, и мать готовила в них соусы и варенья или же грела воду для стирки и купания. Больше ни у кого в селе нет такого большого дома, порадовалась девушка. В нем размещались столовая, четыре спальни, ванная комната и большая гостиная. Напротив камина возвышался шкаф, который падре Арнальдо постепенно заполнял книгами, и рядом стол, за которым Арианна занималась, а Марта шила. Гостиная хорошо освещалась благодаря огромному окну и стеклянной двери на веранду. В жаркое время года девушка проводила здесь многие часы. Она сидела в одном из соломенных кресел с деревянными ручками и читала либо фантазировала, какой станет ее будущая жизнь.

Арианна услышала блеяние, лошадь навострила уши. Девушка крепче натянула поводья, зная, что при любом неожиданном шуме животное пугается. Две дикие козы выскочили из зарослей самшита и пересекли дорогу. Лошадь фыркнула, опустила уши и двинулась дальше медленным, но размеренным шагом. Козы выживали даже в самую сильную засуху. Они могли прыгать по каким угодно скалам, забираться в любые уголки в поисках хоть одной травинки. Могли питаться даже ежевикой, а потом спускались к морю и утоляли жажду — единственные на острове живые существа, которые могли пить соленую воду и потому спокойно переносили отсутствие дождей. Жители острова, напротив, весьма тревожились, видя все вокруг выжженным.

Дождя не было с того самого дня, когда молния убила Лелу. Воды оставалось все меньше, и даже для приготовления пищи сельские женщины носили ее из цистерны в аббатстве. Иногда кто-нибудь из соседей просил у них ведро воды. Мать давала, но очень неохотно и всегда ворчала:

— Сделайте себе такую же цистерну. Заставьте своих мужей. Зимой вместо того, чтобы резаться целыми днями в карты, пусть вырубят в скале цистерну.

Мать жила в постоянном страхе: вдруг чего-то не хватит, даже когда воды и еды бывало вполне достаточно. Отец смеялся над ее опасениями и, если она сердилась, говорил:

— Жаловаться, когда есть все необходимое для жизни, означает гневить Бога.

Но поучая соседей, мать была права. Бедняки нередко потому и бедны, что привыкают к своей бедности, как к удобной кровати. Люди завидовали, что у семьи управляющего такой дом. И конечно, завидовали несправедливо. Ведь жилище для них построил падре Арнальдо. Но и они, если бы захотели, тоже могли бы сами расширить собственные дома, пристраивая по комнате каждый год. Камней на острове сколько угодно, песка тоже. Однако крестьяне предпочитали зимой сидеть за картами в таверне, потягивая вино, а их жены — судачить у очага. Вроде и делом не заняты, могли бы поработать, но, видимо, не желали, и потому в бедных домах нередко имелась только одна комната.

Вздохнув, Арианна осмотрелась. Гудели пчелы, стрекотали цикады, летали в поисках воды стрекозы и удивительно красивые бабочки. Любуясь природой, девушка постоянно возвращалась мыслями к Марио. Она ме могла понять, почему маркиза отвергает ее. Неужели только из-за того, что она из простого народа? Это объяснил ей падре Арнальдо, втолковывала и Марта, но ей почему-то казалось, что такое могло относиться к кому угодно, но только не к ней.

И сейчас тоже, покачиваясь в седле, она размечталась — представила себе, как обнимает Марио. Никто никогда ни слова не говорил ей о физической близости с мужчиной. Лела упоминала лишь о поцелуях с Антонио, да и в романах, которые она читала, любовники тоже только целовались. И ей хотелось только целовать Марио, мечталось ощутить его объятия, его тепло, его губы, его дыхание… Но Марио был далеко. Он исчез, даже не попрощавшись с нею. Прислал записку: «Уезжаю, но увожу с собой твой образ. Скоро вернусь. Море поцелуев».

Скоро, скоро… Но когда? Хотя, если разобраться, прошло ведь всего несколько дней после его отъезда. Наверное, какие-то учения с солдатами, решила она.

Но если он не приедет сегодня, она не уснет, она вообще не сможет жить дальше!

Она придержала лошадь. Ее осенило вдруг — ведь это же означает, что она утратила свободу! Если для того, чтобы уснуть, чтобы жить дальше, совершенно необходимо видеть Марио, если несколько часов разлуки кажутся ей вечностью, значит, она уже утратила свободу и целиком зависит от него. Походит на жеребенка в загоне, который настойчиво пытается перепрыгнуть изгородь, стремясь к матери. Упрямо пытается, пока не падает без сил. И едва приходит в себя, опять поднимается, и без конца вновь и вновь рвется вперед, стремясь одолеть изгородь. Но вот приходит человек, открывает загон, впускает к нему мать, жеребенок бросается к ней и сосет молоко. А лошадь, пока тот жадно пьет, неторопливо облизывает его. Потом, радуясь матери и молоку, жеребенок издает громкое ржание и несется по лугу. А лошадь тем временем пощипывает неподалеку траву.

Сколько раз видела она подобную сцену. Но лишь теперь поняла ее смысл: лошадь и жеребенок были счастливы, только когда были вместе. И она тоже вдали от Марио, в разлуке с ним чувствовала себя запертой в загоне. Нет, никогда в жизни она не будет счастлива без Марио!

Глаза наполнились слезами. Ох, Марио, как же ей недостает его! Где он? Когда примчится обнять ее? Она утерла слезы.

До знакомства с Марио ей вполне хватало общества падре Арнальдо. Она радовалась прогулкам в лодке и на лошади. Любила фантазировать, как бы уехать с Тремити, попасть на материк, на какой-нибудь большой праздник, познакомиться с молодыми людьми, которые приглашали бы ее танцевать, дарили бы цветы и спорили бы друг с другом, кто поведет ее в театр, а Марта давала бы советы, как держать кавалеров на расстоянии.

Девушка доехала до Кала дель Сала и, увидев фра Кристофоро, удившего рыбу, остановила лошадь. Монах положил удочку, прыгая по камням, выбрался на берег и, улыбаясь, направился к ней.

— Какая приятная неожиданность, Арианна!

— Добрый день, фра Кристофоро! Если такая засуха будет продолжаться, что же нам делать дальше?

— Что Богу будет угодно. Не отчаивайся, дорогая.

Она сошла с лошади и привязала ее у дерева, опустилась на прибрежный камень и, сняв туфли, окунула ноги в воду. Фра Кристофоро присел на соседний камень и какое-то время молча посматривал на нее. Девушка выглядела печальной. Поездка на материк лишила ее улыбки, и монаху хотелось понять почему.

— Отчего сегодня такая невеселая? Не понравилось на балу? Устала? А где же падре Арнальдо?

— Он уехал в Неаполь. Вернется через несколько дней, — ответила Арианна.

— И потому грустишь? Но здесь же остался я. Давай не будем терять зря времени и позанимаемся французским.

Какой заботливый и добрый этот фра Кристофоро! Всегда умеет развлечь ее и чему-нибудь научить. «Любовь и знания — что еще нужно детям Божьим, — постоянно повторял он. — Учись и люби всех, кто встретится на твоем пути, и это доставит тебе радость и поможет жить беспечально. Всегда помни об этом, Арианна».

Она посмотрела на монаха. Он сидел, сложив руки на коленях. Скорбное лицо его заросло седой бородой. Он улыбался ей.

— Спасибо, что вы есть на свете, фра Кристофоро, большое спасибо.

— Моя девочка, нужно благодарить Господа.

Она посмотрела вдаль:

— Фра Кристофоро, вы хорошо знаете падре Арнальдо, верно?

— Конечно, дочка.

— Как, по-вашему, если архиепископ простит его и он сможет вернуться в Неаполь, как он поступит?

Фра Кристофоро ответил не сразу.

— Думаю, он был бы счастлив, если б такое случилось.

— А он вернется на Тремити? Я хочу сказать, если покинет аббатство, то сможет приезжать к нам сюда, хотя бы просто отдохнуть?

— Конечно, только на несколько дней. Но навсегда он тут не останется, если ты это имеешь в виду. В таком случае здесь ему было бы плохо. Он ведь монсиньор. И у него должна быть другая жизнь.

— Как вы думаете, если уедет, забудет нас? — едва слышно проговорила девушка, глада на монаха.

— Нет, конечно, не забудет. Он станет писать, интересоваться всеми нами, — и гладя ей прямо в глаза, добавил: — Думаю, для тебя было бы лучше, если б он покинул Тремити.

— Нет, нет, не говорите так! Он должен, должен остаться.

Монах поднялся.

Он уже давно ждал подходящего случая серьезно поговорить с ней, и теперь не стоило его упускать.

— Ох, дорогая! Боже милостивый! Думаешь, это хорошо, что ты провела всю свою жизнь вот здесь, среди скал, общаясь только с лошадьми, соснами, чайками и твоими любимыми альбатросами?

Девушка продолжала смотреть вдаль. Когда фра Кристофоро вдруг повышал голос, а они оказывались одни, она не пугалась. Обычно с детства в присутствии других людей, если она делала что-то не так, ему стоило лишь строго взглянуть на нее, как она сразу же все понимала. Одним только взглядом он умел выразить упрек или одобрение. Вот и сейчас он строго смотрел на нее и даже повысил голос, но она не испугалась. Напротив, ощутила себя взрослой. Наверное, так чувствовала себя ее мать, споря с отцом, хотя при этом они часто переходили на крик. Просто Мария нисколько не боялась мужа и любила поспорить.

Фра Кристофоро продолжал:

— Так или иначе, знай: напрасно мечтаешь удержать здесь падре Арнальдо, точно так же тщетны все твои мечты о Марио, даже если твоя матушка и Марта вселяют в тебя какую-то крохотную надежду. Марио Россоманни — маркиз, а ты — дочь управляющего. И не должна забывать об этом. Сейчас тебе кажется все незначительной преградой, потому что тебе неведомы общественные условности, которые определяют поведение мужчины. Дочь управляющего не может стать женой маркиза. Такое никак невозможно, просто немыслимо. Только чудо могло бы помочь маркизу жениться на тебе, запомни это хорошенько.

Монах остановился, поняв, что говорит жестокие, хотя и верные слова и звучат они слишком резко. Спустя минуту он продолжал уже иначе, спокойнее, стараясь смягчить тон. Он вовсе не собирался говорить со злобой, а хотел только раз и навсегда развеять ее иллюзии.

— Послушай меня, дорогая, я был твоим учителем и хочу твоего счастья. Я как никто желаю тебе счастья и поэтому не стану советовать вступать на опасный путь, который приведет тебя к беде. Веришь мне?

— Верю, — ответила девушка, понурив голову. Слезы ручьем текли по ее щекам.

— Поговорим о маркизе, — отеческим тоном продолжал фра Кристофоро, взяв ее за руки. — Так вот, знай — при всем желании маркиз не может жениться на девушке из народа. Его родственники и другие аристократы никогда не допустят этого. Сам король запретит подобный брак. Ведь подобное событие подорвало бы устои всей системы, на которой держится высший свет. Особенно после революции во Франции. Для человека из низов закрыт вход в аристократические круги. Разве тебе не известно, что у них совершаются браки между двоюродными братьями и сестрами? Это способ сохранить чистоту рода, целостность семьи, укрепить свое сословное положение. В прошлом, когда устои общества считались прочными и надежными, может, и была какая-то совсем крохотная надежда на такой брак, но в наше время…

— Но Марио любит меня! И сделает все, чтобы жениться на мне. Он сам сказал это! — она с укоризной посмотрела на монаха.

— Я убежден, он любит тебя, и верю, что хочет жениться. Но он — мечтатель, как и ты! Очень скоро маркиз столкнется с действительностью: он может любить тебя, может сделать тебя своей любовницей, но жениться вынужден будет на аристократке. Это неизбежно. Ты хотела бы стать его любовницей? Чтобы он навещал тебя лишь время от времени, а может, даже всего раз в год? Разве именно это тебе нужно?

— Нет, ни за что на свете! Мне не нужен любовник! Я хочу всегда быть с ним!

— Тогда, если хочешь выйти замуж, следует забыть про Марио Россоманни. Придется выбрать другого мужчину, — торжественно заключил фра Кристофоро.

— И что это может быть за мужчина? Какой-нибудь крестьянин? Кто-нибудь из наших пастухов? Или солдат из гарнизона, который приведет меня в свой жалкий дом и заставит наплодить ему кучу детей? Я растолстею и подурнею. Этого вы желаете мне?

— Нет, дорогая, не этого. Понимаю, что тебя мучает. Все можно как-нибудь уладить. Ты мота бы, например, поехать на какое-то время к моей тетушке, в Фоджу. Пожила бы у нее. Там могла бы встретить какою-нибудь славного молодою человека, который захочет жениться на тебе. Может быть даже, это окажется сын какою-нибудь коммерсанта, достаточно состоятельный, который не станет претендовать на приданое.

— И все же вам, если вы любите меня, надо поговорить с падре Арнальдо. Он должен найти какое-то решение. Я хочу выйти замуж только за Марио! — воскликнула Арианна, решительно поднимаясь.

— Падре Арнальдо не Господь Бог! — сокрушенно произнес монах, снова взяв ее за руку. — Ты обязана, дорогая, понять это, иначе загубишь собственную жизнь.

— Но меня нисколько не интересуют все эти рассуждения. Я готова загубить свою жизнь. Я не могу жить без Марио! — Она высвободила руку. — Мне нужен Марио! — Девушка подошла к лошади и отвязала поводья.

— Но это же безумие, дорогая, приди в себя! — Однако она уже вскочила в седло. — Куда же ты?

— Не знаю. Мне надо побыть одной, подумать.

— Не сердись на меня, прошу тебя. И не плачь. Я говорил с тобой так только потому, что желаю тебе добра, запомни это, дорогая. И не забывай, что фра Кристофоро любит тебя.

— Да, я знаю. Спасибо. Но я хочу жить по-своему.

— И я желаю тебе этого. Ну а не получится по-твоему, не суждено сбыться радужным мечтам, тогда пусть у тебя будет такая же ясная и спокойная жизнь, как у меня.

Арианна повернула коня на восток и пришпорила его. Фра Кристофоро смотрел ей вслед и, когда она скрылась за соснами, тяжело опустился на камень. Он возненавидел самого себя за то, что решился поговорить с ней. Боже, как все сложно в отношениях мужчины и женщины! Похоже, они вступают в противоречие со множеством правил и не позволяют жить в мире с другими людьми.

В белом платье, с распущенными по плечам волосами, в широкополой шляпе Арианна направилась в бухту Тонда — просторный круглый водоем, отвоеванный морем у скал, поднимавшихся здесь на пять-десять метров.

Попасть сюда со стороны моря можно только через узкий сводчатый проход, в который едва протискивается небольшая лодка, а по суше — лишь по извилистой тропинке, спускающейся по изрезанной трещинами крутой скале, и для этого нужны определенная ловкость, а также знание, куда ступить. И всегда надо быть готовой ухватиться за известняковые выступы. А любой, кто укроется на лодке в этой закрытой со всех сторон бухте, не будет виден ни с моря, ни с суши.

Именно поэтому они с Марио выбрали эту бухту для своих будущих любовных встреч. И сейчас Марио назначил ей свидание в этом укромном месте, где он хотел остаться с нею наедине. Наконец-то, впервые после праздничного бала, они побудут одни. Маркиз прислал ей письмо из Неаполя: «Буду на Тремити 30 сентября. Жду тебя в нашей волшебной бухте к вечеру. Приходи непременно, прошу тебя, любовь моя, приходи непременно!»

После приема на вилле маркизы прошло две недели. Целая вечность для нее. Она читала и перечитывала письмо от любимого сотни раз. И для него тоже время тянется бесконечно, думала она. Значит, любит ее, любит!

С радостными восклицаниями кружилась она по комнате перед изумленной Мартой и с волнением готовилась к свиданию. Накануне ночью почти не спала. Просто не могла уснуть, столько мыслей бродило в голове, а главное, нужно было обдумать, что она скажет ему. Она представляла, как он обнимет ее, поцелует, приласкает, шепнет что-то ласковое. А она? Она доверится своему инстинкту. Главное — увидеть его лицо, услышать его страстный голос, ощутить его тепло. И дыхание. Ох, как ей нравилось его дыхание с легким ароматом табака. Боже, дай ей дожить до той восхитительной минуты, когда он заключит ее в свои объятия!

Было около шести часов вечера, солнце уже клонилось к закату. Тысячи цикад, укрывавшихся в кустарнике, издавали свой монотонный и непрестанный стрекот, а листья лавра, самшита и молочая, в отличие от легкого шелеста сосен, испускали почти металлический звук, едва до них долетал сентябрьский бриз. Из-под ног ее при каждом шаге разлетались крупные мухи, и по горячей земле шныряли ящерицы, некоторые в изумрудных крапинках. По крутым склонам прыгали дикие козы. Они давно уже привыкли к ней и не боялись ее. И все же Арианна чувствовала себя очень одинокой. В этот солнечный день ее почему-то мучило какое-то неясное чувство, похожее на страх. Она опасалась, что при свете дня кто-нибудь наблюдает за ней, видит ее. Если только какая-нибудь женщина, либо рыбак, либо парень из села заметят ее совершенно одну в бухте Тонда или обнаружат, как подплывает на лодке Марио, она тотчас станет мишеиью для сплетен по всем островам.

Опасение было столь велико, что она не решилась спуститься на самый берег, к воде, а остановилась на крутом склоне и взглянула вниз — там никого не было, но она пристально, камень за камнем, осмотрела всю бухту — никого. Быстро прошла обратно и поднялась на самый высокий в окрестностях утес и оттуда еще раз внимательно оглядела всё вокруг — нигде ни души.

Девушка не спеша вернулась на прежнее место, принялась спускаться, готовая в любую минуту ухватиться за камни, и в какой-то момент остановилась. Ей не хотелось идти к воде, и она решила пока остаться тут, на крутом склоне, нашла неподалеку углубление в скале и уселась там. Отсюда хорошо видна вся бухта и легко заметить лодку Марио, когда она появится.

Арианна задержала взгляд на волнах, захлестывавших проход в бухту и осыпавших скалистый свод серебряными кружевами брызг. Казалось, все вокруг создано для прибежища сказочных нимф. Или, быть может, для укрытия беглых каторжников? И вспомнив истории, которые рассказывал фра Кристофоро, девушка подумала о том, сколько же контрабандистов или пиратов заплывало сюда, стремясь избежать нескромных глаз морских путешественников или жителей острова. И может, они даже вырыли в неприметном уголке бухты какой-нибудь туннель или пещеру, где прятали свою добычу.

Арианна принялась тщательно оглядывать каждый утес, каждый камень, каждую трещину, что испещряли склоны скал. Некоторые из них вполне могли бы оказаться отличным проходом в пещеру. Особенно ее внимание привлек большой грот, обращенный на север. Жители острова рассказывали о сказочных сокровищах, спрятанных где-то в глубине острова, только никому не удавалось отыскать их. А может, людям просто хотелось, чтобы сокровища так и оставались легендой, и они даже не искали их, дабы не разочароваться.

Шорох в кустах заставил девушку вздрогнуть. Она прижалась к стене в своем углублении и замерла. И вдруг услышала чей-то шепот:

— Синьорина, синьорина, это я, выходите!

Арианна осторожно выглянула из укрытия и посмотрела в сторону, откуда послышался голос. Она увидела Анджело, адъютанта Марио.

— Я здесь, идите сюда, — сказала девушка, оставаясь на месте. Солдат приблизился.

— Добрый вечер, синьорина. Я приехал к вам с известием от маркиза.

— Что случилось? — встревожилась она.

— О, ничего, не беспокойтесь, — солдат говорил с ярко выраженным неаполитанским акцентом. — Капитану пришлось срочно уехать, он получил приказ короля прибыть в Неаполь.

— В Неаполь? Так далеко?

— Приказ есть приказ, синьорина.

— А когда вернется?

— Через несколько дней.

— Через несколько дней? Но Неаполь так далеко!

— Не так далеко, как кажется.

— А что еще он велел передать? Какое известие?

— Синьор маркиз послал меня сказать вам, что все время будет думать о вас в разлуке, а вы должны сейчас же вернуться домой. Капитан постарается приехать как можно скорее. Он обещал писать вам письма. Он будет вкладывать их в конверт на мое имя, и я доставлю их вам, как только получу.

— Понятно, станете нашим вестником любви, — улыбнулась девушка. — Спасибо, Анджело.

— Но вы, синьорина, поскорее возвращайтесь домой, не оставайтесь тут одна, это опасно.

— Почему опасно? Я родилась и выросла на этом острове.

— Да, но знаете… Всякое бывает… Змея, например…

— Я не боюсь змей, а когда вижу, отгоняю камнем.

— Но все же вам лучше побыстрее вернуться домой.

— Хорошо, сейчас потороплюсь. Идите, идите.

Оставшись одна, она съежилась в своем укрытии и обхватила руками колени. Ей хотелось рыдать, кричать, бросить вызов судьбе, которая всякий раз, когда близился какой-нибудь счастливый миг в ее жизни, сразу же воздвигала перед ней преграду. Сегодня должна была состояться их первая встреча наедине, первая любовная встреча. Но Марио сейчас на пути в Неаполь. А она сидит тут одна и смотрит на волны, что разбиваются у входа в бухту.

И все же не следует плакать, а нужно набраться терпения и ждать. Как часто падре Арнальдо говорил ей: «Твой, дорогая, недостаток — нетерпение. Надо бы научиться ждать, надо воспитать в себе столь ценное качество — терпение». Да, конечно, он, как всегда, прав. И теперь именно тот самый случай, когда необходимо именно умение ждать, а значит, и терпеть.

Но вдруг девушка увидела, что в бухту заходит лодка.

Сердце забилось от волнения.

Увы, ей тотчас же пришлось разочароваться.

Это оказался Сальваторе, слуга падре Арнальдо.

Войдя в бухту и заметив Арианну, он сразу же повернул обратно к выходу, жестами объяснив, что будет ждать ее на пологом берегу за бухтой, пусть она спустится туда с другой стороны утеса, и он отвезет ее домой.

Девушка направилась вверх по тропинке, чтобы спуститься по другую сторону утеса на пологий берег, как вдруг увидела впереди чей-то силуэт и услышала торопливые шаги. Ужасно перепугавшись, она затаила дыхание, но сердце сразу же заколотилось так часто, что, казалось, сейчас выскочит из груди. Кто это может быть? Несомненно, какой-то недоброжелатель. Иначе встречный поздоровался бы с ней. А тот, увидев, что она поднимается наверх, сразу скрылся. Наверное, спрятался в кустах и ждет ее, подумала Арианна. Лучше пойти другой тропинкой.

Она посмотрела вниз, на воду. Нет, нет, отсюда она не рискнет прыгнуть — слишком высоко, и дно каменистое. Туда можно спуститься только по очень крутой тропинке, но это опасно, там ее могут убить, и никто не придет на помощь, ведь Сальваторе ждет на берегу с другой стороны. Иного выхода нет — придется подняться по тропинке на самый верх утеса.

Дрожа от страха, она двинулась дальше и на самом верху вдруг увидела в кустах трех монахов.

Они поднимались с колен, словно после долгой молитвы. Девушка успокоилась. Но лишь на мгновение. Страх опять охватил ее, потому что монахи выглядели как-то странно — в черных тряпичных масках с отверстиями для глаз.

Арианна замерла. Отчего это вдруг монахи стали прятать свои лица? И зачем сидят здесь в кустах? Охваченная ужасом девушка взглянула вниз, на пологий берег, где хотел подождать ее Сальваторе. Там виднелась только его лодка. А где же сам он?

Между тем монахи, пригнувшись, приближались к ней, явно стараясь окружить. Она оказалась в западне! Не помня себя, девушка бросилась назад и принялась быстро, едва ли не бегом спускаться по крутой тропинке, цепляясь за камни, чтобы не сорваться. Увидев, что монахи преследуют ее, она закричала:

— Сальваторе, на помощь! На помощь!

— Иду! Иду! — откликнулся Сальваторе.

Тогда двое монахов повернули обратно и крикнули третьему:

— Уходи! Уходи!

Но тот нагнал девушку и сильно толкнул ее, она упала и покатилась вниз, несколько камней полетели следом за ней. Все же она сумела зацепиться за какой-то острый выступ, ухватилась за него обеими руками и закричала. Подняв голову, она увидела совсем рядом со своими пальцами сапоги догнавшего ее преследователя и услышала, как другие монахи кричат ему:

— Да уходи же!

И тут раздался голос Сальваторе, звавший Арианну. Услышав его, монах хотел было убежать, но передумал и изо всей силы топнул сапогом по рукам девушки. С душераздирающим криком она полетела вниз.

А монах не заметил, что за его спиной стоит Сальваторе, видевший, как он сбросил Арианну. В тот же момент Сальваторе со всей силой вонзил ему в спину кинжал, тотчас извлек его, толкнул раненого на камни и с яростью всадил клинок еще раз — в грудь, чтобы убить наверняка. Затем быстро выдернул окровавленный кинжал, сунул в ножны и сорвал с монаха капюшон и маску.

Лейтенант Бандинелли! Проклятый негодяй! Сальваторе схватил капюшон и с гневом заткнул им открытый рот мертвеца. Он посмотрел вниз.

Девушка покачивалась на волнах.

Сальваторе, не раздумывая, бросился в воду, выбрался на поверхность, подхватил девушку и отнес к ближайшему камню, выступавшему над водой. Арианна была без чувств. Струйка крови текла по шее. Сальваторе приложил ухо к груди, сердце билось — еще жива! Он с тревогой осмотрел ее. Левая рука сломана, плечо окровавлено, другая рука в кровоподтеках, на лице и на шее множество ссадин и царапин.

А ноги? Он хотел было приподнять юбку, но не посмел. Он не смеет сделать этого. Будь она в сознании, разве позволила бы? Да и какой смысл искать другие раны, он ведь не врач. Он должен как можно скорее отнести ее в безопасное место. Вот что он должен сделать.