Скала альбатросов

ТАЙНЫЙ ПОДЗЕМНЫЙ ХОД

Сальваторе понял, что оказался в безвыходном положении. Он убил человека, и что еще ужаснее, человек этот — офицер бурбонской армии. Двое мнимых монахов, сумевших скрыться, конечно же, сообщат в казарму о смерти лейтенанта. За такое преступление Сальваторе, без сомнения, повесят. Но он не должен поддаваться панике. Ему надо быстро решать, что делать дальше.

Он не может бросить тут раненую Арианну, но и доставить домой не может. Он не понимал одного — почему ее хотели убить. В полной растерянности он осмотрелся вокруг, взглянул на девушку. Она все еще лежала без сознания. Им обоим необходимо где-то спрятаться. А укрытие на этом острове он знает только одно — подземелье, которое обнаружил в прошлом году, когда ловил тут рыбу.

Это случилось в июле. Он приплыл сюда, в бухту Тонда, на своей небольшой лодчонке и любопытства ради решил зайти в большой грот, обращенный на север. Он даже захватил с собой масляную лампу, дававшую хороший свет. Свод в гроте нависал очень низко, но лодка все же прошла внутрь. Сальваторе углубился метров на пятьдесят, а может, и больше, пока не оказался в более просторной пещере. Тут, осматривая и ощупывая стены, он обнаружил большой камень, который случайно сдвинул с места, и тот повернулся. Перед ним открылся подземный ход, и Сальваторе принялся постепенно обследовать его. Еще с детства слышал он рассказы о том, будто существует какой-то вырытый монахами тайный ход, соединяющий острова Сан-Никола и Сан-Домино. Говорили также, будто там, в подземелье, спрятаны бесчисленные сокровища.

С тех пор, обнаруживая где-либо новый грот, Сальваторе всегда тщательно осматривал его. Так в конце концов он и нашел тот, который нужно, — подземный ход в бухте Тонда. Он поудобнее уложил Арианну и вплавь выбрался к своей лодке, которую оставил за пределами бухты. Через несколько минут вернулся, перенес девушку в лодку и осторожно направил свое суденышко в каменное ущелье.

Тьма стояла кромешная. Порывшись в карманах, Сальваторе нашел кремень. Но пакля промокла, да и вся его одежда тоже. Он постарался высечь огнивом искры, но их света явно недоставало. Придется, дорогой Сальваторе, сказал он сам себе, обойтись бет освещения.

В полнейшем мраке продвигался он на лодке вперед, то и дело ударяясь бортами о стены и отталкиваясь руками. Ему казалось, он движется уже бесконечно долго, как вдруг лодка ткнулась во что-то носом, и Сальваторе догадался, что добрался до ступеньки, возле которой, как он помнит, видел в стене кольцо для привязи лодки. Пошарив за бортом, он убедился, что не ошибся.

Закрепив лодку, он осторожно ступил на скользкую ступеньку и, сойдя на берег, направился в ту сторону, где, насколько помнил, должен находиться поворачивающийся камень. Но найти его в темноте никак не удавалось. Тогда в полном отчаянии он опять взял огниво и высек несколько искр. На этот раз их слабого света хватило, потому что его глаза уже привыкли к темноте. С огромным трудом повернул он камень, протиснулся в образовавшуюся щель и двинулся дальше, держась за стену и нащупывая ногами дорогу, пока не добрался до лестницы, ведущей вниз.

Всего десять ступенек. Он не раз пересчитывал их прежде. И в последний раз оставил на нижней ступеньке масляную лампу с паклей и огнивом. Теперь надо взять эту лампу и вернуться за Арианной.

Считая ступени, он осторожно спустился и оказался на небольшой площадке, которую монахи выбили в ломком камне. Он присел и принялся шарить по земле, тщетно пытаясь в то же время хоть что-нибудь увидеть в полнейшем мраке. В конце концов он нашел сверток с лампой, паклей и огнивом и порадовался своей предусмотрительности. Зажег лампу, и она осветила небольшую пещеру.

Ничто не изменилось с тех пор, как он побывал здесь несколько месяцев назад. Сальваторе вернулся за Арианной. Подняв ее на руки, он осторожно протиснулся в пещеру и, опустив девушку на землю, поставил поворачивающийся камень на место. Теперь они в надежном укрытии.

Но придет ли она в сознание, выживет ли? Он не представлял, насколько серьезны ее раны. Нужно отнести девушку в аббатство. И нужно предупредить падре Арнальдо — уж он-то позаботится о ней.

Как быть?

Он взял девушку на руки, как берут маленького ребенка, положив ее голову себе на плечо, поднял лампу и стал осторожно спускаться.

К счастью, девушка была совсем легкой.

Пройдя еще немного, Сальваторе остановился возле нового спуска.

Он помнил, что ступенек тут только семь, а дальше большая пещера и там в стене на уровне пояса небольшое углубление, выбитое, очевидно, специально для поклажи или продуктов.

Раньше он немало фантазировал, раздумывая об этом подземелье.

Он не раз бывал тут, но всегда доходил только до определенного места, потому что дальше, как ему слышалось, капала вода, и он не отваживался углубляться в эту черную кишку. Страшно было — а вдруг провалится куда-нибудь и навсегда останется в ловушке, ведь пресной воды на острове нет, так что капать тут могла только вода морская — соленая.

Он похвалил себя за то, что в свое время открыл этот тайный подземный ход и никогда никому не говорил о нем, даже жене. Конечно, военные уже ищут его, решил он. Обошли, наверное, в селении все дома один за другим, обшарили остров пядь за пядью. Но они с Арианной в надежном укрытии, и никто даже представить не может, куда они делись.

Он осторожно опустил девушку в углубление и поднес лампу к ее лицу: бледное, все волосы в крови… Левая рука опухла, и плечо тоже. Приложил ухо к груди: сердце билось еле слышно. Непременно надо перенести ее в другое место. Непременно. Но куда? И как сообщить падре Арнальдо? Каким чудом добраться до него?

Так или иначе, пути назад нет, значит, нужно двигаться только вперед. Сальваторе снова поднял девушку, взял лампу и железную палку, попавшуюся где-то по дороге, и стал спускаться глубже. Наконец он добрался до того места, дальше которого прежде не заходил. Слышно было, что где-то капает вода. Непременно нужно двигаться дальше Как жаль, что прежде у него не хватило смелости обследовать весь проход до конца! Он знал бы теперь, куда выйдет;

Но отчаиваться нельзя, твердо решил Сальваторе. Разумеется, тайный ход ведет в аббатство. Монахи вырыли его, должно быть, для того, чтобы в случае осады доставлять продукты с Сан-Никола на Сан-Домино, либо как убежище, если пираты или чужеземные войска захватят аббатство. Отчего бы иначе они назвали Сан-Никола «Райскими кушами»?

Набравшись решимости, Сальваторе двинулся дальше в темный туннель, взвалив Арианну на плечо и удерживая в протянутой вперед руке горящую лампу. Вскоре он почувствовал, как сверху капает вода — на голову, на плечи, но продолжал упрямо продвигаться дальше. Сначала он проверял дорогу палкой, потом осторожно делал несколько шагов.

Земля тут была скользкой, идти трудно, но спустя некоторое время вода перестала капать, и земля снова стала сухой. Сальваторе облегченно вздохнул. Дальше он с удивлением обнаружил, что пещера расширяется все больше и больше, а стены приобретают золотистый оттенок с темно-желтыми прожилками.

Он сразу же догадался, где находится. Это известняк острова Кре-таччо! Сальваторе сделал еще несколько шагов и оказался в другой просторной пещере — прямо-таки в огромной комнате. Осмотревшись, увидел в стене вместительную нишу. В ней висело распятие, а под ним ложе, на котором вполне уместился бы человек. Уложил туда Арианну и снова осмотрелся.

Вдоль стен стояли грубые деревянные скамейки и — он улыбнулся — даже шкаф с полками, вроде стеллажа, выбитый прямо в стене. Неплохо устроились монахи! В случае осады аббатства здесь можно было хранить достаточные запасы провизии. А по ночам осажденные могли выбираться через этот проход на поверхность, собирать овощи и фрукты в садах и огородах на Сан-Домино и неслышно, неприметно возвращаться тем же путем. И даже мессу здесь служить можно — вот и алтарь в скале предусмотрительно выбит.

Освещая стены масляной лампой, он внимательно осмотрел их. Никаких следов влаги. Пещера совершенно сухая. В одном углу стоял простой, грубо сколоченный стол, который, очевидно, использовали для трапезы, чтения и письма.

Но вдруг его опять охватил страх — в этой комнате он не обнаружил ни одной двери. А ведь должен быть выход на остров Сан-Никола, непременно должен быть, наверное, он старательно закрыт, замаскирован, чтобы сбить с толку непрошеного визитера, случайно попавшего сюда. Он поставил лампу на середину пещеры и, начав от ниши, где лежала Арианна, стал простукивать стены железной палкой. Но звук повсюду оставался глухой, нигде не отдавал эхом. Хитрые монахи, стиснул зубы Сальваторе, знает он их! Они никогда ничего не сделают зря!

Он схватил палку обеими руками и стал колотить ею по стенам куда попало со всей силой, какую придавало ему отчаяние. Он ведь не может оставаться в этой ловушке! Не может!

— Чертовы монахи, где у вас тут выход? — завопил он и так ударил по шкафу, что даже выронил палку.

И вот тут звук показался ему иным. Он схватил палку и, все еще не веря себе, снова ударил по шкафу, постучал между полками. Да, там явно пусто. Нет никакого сомнения. Скорее всего, это ложный шкаф, и за ним наверняка спрятана дверь.

Он остановился, чтобы собрать силы и успокоить сердце, колотившееся от волнения. Шкаф, наверное, тоже поворачивается вокруг своей оси, как и камень в бухте Тонда, решил он. Нужно только угадать, в какую сторону. Он уперся ногами и сильно надавил всем туловищем на левый край шкафа. Тот не сдвинулся с места. Набрав побольше воздуха, он еще сильнее нажал теперь уже на правую сторону, и шкаф чуть-чуть сместился. Сальваторе еще немного передохнул.

Он заставит его повернуться, чего бы это ему ни стоило.

Он подошел к Арианне, потрогал лоб. Холодный. Опять послушал, бьется ли сердце. Бьется. Но надо спешить. Он вернулся к шкафу, расставил пошире ноги, глубоко вдохнул и со всей силой толкнул его. Так он проделал несколько раз, и шкаф в конце концов наполовину развернулся. А за ним, как и следовало ожидать, открылось продолжение подземного хода. Сальваторе взял лампу и решительно направился туда. И на этот раз без Арианны.

Нужно как можно быстрее добраться до самого конца туннеля и найти выход на поверхность. Необходимо узнать, в какую часть аббатства он ведет. В церковь? В подвал? В монашеские кельи? Или на поверхность возле цистерны? Кто знает!

Он торопился.

Пройдя по туннелю метров двести или триста — уже и считать перестал, — он снова попал в небольшую пещеру с обширными нишами в стенах. Их тоже, подумал он, монахи использовали для хранения провизии или для мусора, чтобы удобнее было выносить наружу. Неподалеку лежали два больших почти квадратных камня, служивших, очевидно, скамьями для отдыха. Наверное, подъем к аббатству нелегок.

Выход, где же тут выход?

А вдруг Арианна придет в сознание, пока его, Сальваторе, нет?

Она же умрет от ужаса, когда откроет глаза и увидит это темное подземелье и ледяную каменную нишу. О боже! А вдруг она уже скончалась? Его охватил жуткий страх. Нужно вернуться и успокоить ее, объяснить, что он скоро придет за ней. Непременно нужно вернуться.

Скользя и падая, он опрометью бросился обратно. Прибежав в большую пещеру, что находилась пол островом Кретаччо, он бросился к нише.

Бледная Арианна лежала по-прежнему недвижно. Здесь должны быть свечи, подумал он, хотя бы огарок. Монахи, несомненно, использовали их, когда служили мессу. Он порылся в углу, где валялись какие-то доски, и нашел там небольшой ящик, а в нем — какая-то книга и два свечных огарка. Сердце его заколотилось от радости.

Он зажег свечу и поставил на пат возле Арианны. Прикинул, сколько времени она может гореть. Не больше получаса. Однако можно оставить записку. Он взял книгу, отыскал в конце чистую страницу. Но чем писать? Он ведь не монах, он не носит с собой чернильницу с гусиным пером. В карманах у него только нож да огниво, ну и еще кинжал в ножнах на поясе. Этих трех вещей ему вполне достаточно, чтобы выжить, считал он. Нет, впредь надо всегда носить с собой кусочек угля. Кусочек угля…

И тут он догадался, что нужно сделать. Сальваторе обломил кусочек обгоревшего фитиля от второго огарка. Его едва хватило лишь на пару слов. Он сумел написать: «Скоро вернусь» и одну букву — «С» вместо подписи. Он положил записку возле свечи, взял лампу и палку и снова бросился в туннель.

Нужно найти выход на остров Сан-Никола. Только туда и мог вести этот коридор. А вдруг не туда? Да нет! Не может быть! Он постарался отогнать мрачные мысли.

Добежал до пещеры, где стояли каменные скамьи, далее поднялся по лестнице на девять ступенек и, к своему великому удивлению, оказался в просторном коридоре, где вполне могли идти рядом два человека с поклажей. Он продолжал путь. Подземный ход постепенно набирал крутизну. Сальваторе сделал еще шагов сорок. Неожиданно перед ним открылась огромная пещера. Вернее сказать, самая настоящая просторная комната. Он поднял лампу повыше. Невероятно, сказал он себе, целый зал с рукотворными стенами, причем шестиугольный. Не веря своим глазам, Сальваторе подошел к стене и потрогал ее. Каменная — из твердого, хорошо отполированного известняка. Значит, уже совсем близко поверхность, облегченно вздохнул он. Но где же дверь, ведущая в аббатство?

И тут при слабом свете лампы он заметил на противоположной стене какое-то темное пятно. Подошел ближе. И увидел проем! Он образовался, видимо, оттого, что обвалился огромный кусок стены…

Сальваторе сунул туда лампу и увидел высокий и узкий проход, идущий вверх. Здесь с трудом мог протиснуться один человек. Ощущался острый запах земли, да и воздух стал свежее.

Сальваторе снова осветил комнату. И все же, решил он, не таким должен быть выход в аббатство. Комната тщательно отделана, значит, и дверь нужно искать непростую. Сальваторе похлопал по стенам ладонями в поисках пустоты. Ничего. Все удары звучали глухо. Стало быть, хитрые монахи опять придумали какой-то секрет. Но сейчас у него нет времени разгадывать его.

Он спешит, так что придется воспользоваться узким ходом, чтобы выбраться наружу. Он вернулся к проему, втиснулся в него и проник в новый туннель. Его удивило, что одна стена тут совершенно гладкая. Что же это могло быть, удивился он. Но тут же и догадался — да это же цистерна! И туннель устроен монахами специально для осмотра ее наружной стены. Раз так, значит, где-то рядом должна быть и лестница, ведущая на поверхность.

Прижавшись к стене, он продвинулся еще немного вперед. Почва под ногами была мягкой. И тут он заметил вделанные в стену железные скобы. Подергал одну, проверяя на прочность. Хоть и ржавые, скобы оказались очень крепкими. Сальваторе стал подниматься по ним. Насчитал тридцать восемь. И наконец выбрался в какое-то помещение, где обнаружил небольшую деревянную лестницу, ивовые корзины и медные ведра с веревками, привязанными к ручкам.

В этих ведрах, подумал он, спускали вниз цементный раствор для ремонта. Значит, он уже близок к выходу. Он взглянул наверх и поискал люк, который вывел бы его на свет божий. И действительно, люк оказался рядом.

Сальваторе с силой толкнул его и выбрался наружу. Ночь стояла безоблачная. Наконец-то он всей грудью вдохнул свежий воздух. При слабом свете звезд он рассмотрел поблизости кусты и увидел бастионы аббатства. Он оказался у наружной стены, но это не беда. Он прекрасно знает, как добраться до падре Арнальдо.

Сальваторе задвинул люк, оставив внутри горящую лампу.

Он вошел в кухню к священнику. Дверь в его доме никогда не запиралась. Горела масляная лампа, но в комнате никого не было. Осторожно, на цыпочках прошел в коридор, ведущий в личные покои прелата. Он опасался, что падре Арнальдо не один. Неслышно подошел к двери в библиотеку — на полу виднелась полоска света. Осторожно постучал. Никто не ответил.

Сальваторе постучал еще раз и подождал. В дверях появился священник. Увидев Сальваторе, он невероятно удивился:

— Сальваторе! Что ты тут делаешь? Как ты сюда попал?

— Падре, я вошел через кухню. Дверь была открыта.

— Где ты скрывался? Твоя жена в отчаянии ищет тебя.

— Потом расскажу, падре. Сейчас некогда. Я убил человека, который напал на Арианну.

— О Боже мой! Как это случилось? Где Арианна?

— В подземелье.

— В подземелье? В каком подземелье?

— Некогда объяснять. Лучше пойдемте со мной.

— Ты убил человека? Но как ты мог это сделать?

— Я должен был, падре, должен был это сделать.

— И подумать только, ведь все уверены, что ты убежал с Ариан-ной… Один я не поверил да твоя жена. Но как Арианна? — спросил он дрожащим от волнения голосом. — Скажи правду!

— Она пострадала. Нужно сейчас же вернуться в подземелье, немедленно! Она без сознания. Я оставил ей огарок свечи, но, наверное, он уже погас. Надо спешить туда.

— Хорошо, идем, идем!

— Возьмите лампу, падре, и захватите одеяло. Нужно согреть ее.

Падре Арнальдо бросился в спальню и тут же вернулся с одеялом.

— Вот, с моей постели. Идем, идем… Хотя подожди минутку, возьму еще лампу с письменного стола.

Священник поспешил в библиотеку, вернулся с лампой и протянул ее Сальваторе. Тот еще никогда не видел падре Арнальдо в таком возбуждении. Он суетился и едва не задыхался от волнения.

— Падре, еще нужны бинты и лекарства…

— А что с ней?

— У нее рана на голове и сломана рука, — Сальваторе кое-что утаил, чтобы не слишком расстраивать его.

Падре Арнальдо схватился за голову:

— Тогда я вряд ли помогу. Тут нужен фра Кристофоро… и фра Дженнаро… Подожди, я позову их.

— Но, падре, прошу вас! У нас нет времени. Если Арианна очнется, она умрет от страха. Вернемся за ними потом. А сейчас нужно бежать туда.

— Ты прав, идем!

Сальваторе и священник устремились в подземелье.

Когда прибежали к Арианне, свеча уже погасла. Тишина стояла абсолютная. Сальваторе бросился к девушке, она все еще была без сознания. Падре взял ее руку.

— Боже, какая ледяная, и лоб такой холодный… Господи! Прошу Тебя, пощади ее! — прошептал он, закрыв лицо руками.

Сальваторе послушал, бьется ли сердце у Арианны:

— Прошу вас, падре, не отчаивайтесь! Она жива!

— Но что же нам теперь делать? Куда же отнести ее?

Сальваторе с удивлением смотрел на священника. Как странно! Он не узнавал его. Тот слыл человеком спокойным, собранным, умевшим быстро разрешить любую проблему. Даже самую сложную. А тут паникует, как простой смертный, ужасаясь, что Арианна умрет.

— Падре, — сказал Сальваторе, — я думаю, никуда переносить не нужно. Она должна оставаться тут, хотя бы какое-то время. У нас нет иного выхода.

— Но здесь адский холод! А она в таком состоянии… Без помощи врача умрет!

— Вы правы. Давайте принесем еще одеял, попросим монахов помочь, но наверх нести нельзя. Ведь ее хотели убить. К тому же один покойник уже есть… Завтра всех поднимут на ноги, нас будут искать. И меня в первую очередь.

— Да, да, завтра. А кто же покойник? — забеспокоился падре. — Где он?

— Остался в бухте Тонда. Завтра найдут, если уже не нашли.

— И кто это?

— Точно не знаю, но… Всё произошло так быстро. Их было трое, переодеты монахами. Двое убежали, а третий, столкнувший вниз Арианну, мне показалось, это лейтенант…

— Лейтенант Бандинелли?

— Да, он. Утром его найдут и примутся искать меня и Арианну. Возможно, придут с обыском и к вам. Или во всяком случае станут расспрашивать. Если меня найдут, то повесят. Тотчас соберут трибунал и повесят. А что будет с Арианной?

— Успокойся. Но ты прав, сын мой. Для начала надо разобраться, что к чему, и посмотреть, как будут развиваться события. Вы с ней, конечно, должны оставаться тут. Однако ее надо осмотреть, выяснить, какие у нее раны.

Сальваторе поднял лампу, получше освещая девушку. Падре откинул одеяло и увидел: левая рука опухла, вздулись плечо и правая нога.

— Но почему она так долго без сознания? — забеспокоился священник.

— Наверное, ударилась головой…

— О Боже мой! — простонал падре Арнальдо. Он приподнял девушку и обнаружил кровь на волосах. — Вот где самая серьезная рана. Она ударилась головой, ты прав. Рука переломлена, нога сломана и еще… гематома на затылке… Это очень опасно. Нужно найти врача, отыскать специалиста…

— Пойду позову фра Кристофоро, — предложил Сальваторе. — Он сумеет вылечить ее. Он всех может вылечить своими травами. Сейчас сбегаю за ним.

— Нет, — решительно возразил священник. — Ты останешься с ней. Я пойду.

— Но падре…

— Я сам пойду. Дорогу я уже знаю. А ты побудь с ней, а то кто-нибудь еще увидит тебя. Осторожность не помешает.

Падре Арнальдо взял лампу и поспешно скрылся в темноте. Сальваторе опустился на землю, обхватил голову руками и задумался. Как неожиданно может измениться вся жизнь! Несчастья так и подстерегают на каждом шагу. Убил человека! И сам до сих пор не может поверить в это.

Арианна с трудом открыла глаза. Что это?

Над ней склонились фра Кристофоро и фра Дженнаро, держат в руках бинты, ножницы, какие-то флакончики. Но может, ей только кажется, она плохо различает их, видит словно сквозь туман. Одно несомненно — они что-то проделывают с нею. Девушка попробовала шевельнуться, но чья-то крепкая рука сразу остановила ее. Монахи улыбались ей и что-то говорили, но голоса их звучали слишком тихо, и она не разбирала слов. Видела, что губы их шевелятся, и чувствовала, как они с силой давят на плечо, прямо-таки ломают его.

Зачем же они это делают? Неужели хотят сломать? Боже, как хочется пить! Во рту все пересохло. Даже языком не шевельнуть. И как трудно дышать. С огромным усилием она произнесла лишь одно слово:

— Пить…

Но равнодушные монахи не обратили на это никакого внимания и продолжали что-то делать с нею, переговариваясь друг с другом, что-то передавая из рук в руки.

Боже, сколько бинтов! Испугавшись, она опять попросила воды. Нет, они не слышат! Она хочет понять, почему же они не отвечают. Неужели не слышат? Она ведь позвала их. Надо дотронуться до кого-нибудь. Она хотела двинуть рукой, но от резкой боли перехватило дыхание. Закрыла глаза и опять уплыла в небытие, из которого только что вернулась измученная, обессиленная.

Как она устала!

Когда вновь открыла глаза, обнаружила над собой распятие, а рядом Марту, фра Кристофоро, Сальваторе. Они о чем-то переговаривались, но она не слышала их. Громкий гул в ушах и сильный жар мучили ее. Тут Марта заметила отчаянный взгляд Арианны и, склонившись к ней, поцеловала девушку в лоб, в щеки и прошептала:

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

И она снова попросила:

— Пи-ить, пить, воды…

Марта отошла к монахам, сидевшим, как показалось девушке, за столом, и они тоже с тревогой посмотрели на нее. Марта вернулась с чашкой воды и платком. Омочила ей губы.

— Пить! — повторила Арианна. — Пи-ить!

Та что-то ответила, отрицательно покачав головой. Снова намочила в чашке платок и приложила его к губам, ко лбу, щекам.

Арианна возмутилась. Почему вдруг Марта, всегда такая добрая, покладистая, стала такой злой? Так хочется пить, а она только увлажняет ей лицо. Она отвернулась, и слезы ручьями потекли по ее щекам. Не было сил кричать и возмущаться, и вдруг она увидела свою руку — забинтована и поднята кверху, хотела пошевелить ею, но не смогла — рука была привязана. В отчаянии девушка посмотрела на тех, кто равнодушно разговаривал за столом.

Но нет, они вовсе не безразличны. Заметив ее движение, поспешили к ней. Она слегка приподняла голову и увидела, что одна нога стала огромной, столько на нее накрутили бинтов. Арианна не в силах была выговорить ни слова, чувствовала, что ее душат слезы, но сказать что-либо не могла, только смотрела широко раскрытыми глазами на ногу и руку. Наконец Марта поняла ее.

— Не беспокойся, дорогая, — сказала она. — Теперь уже лучше. Ты упала с утеса, сломала руку и ногу, но скоро поправишься. А сейчас поели еще.

Арианна слишком переутомилась. Закрыла в изнеможении глаза и затихла. Марта опять протерла ей лицо влажным платном. Ova сделается хромой, станет уродом, с ужасом подумала девушка. Марио не захочет даже смотреть на нее, не женится, и она навсегда останется на Тремити. Сойдет с ума. Потеряет рассудок, как Джо-ванна, дочь плотника.

Мать рассказывала ей, что в молодости Джованна отличалась редкостной красотой, особенно хороши были у нее волосы, за которыми она старательно ухаживала. Из-за своей красоты девушка отказывала всем, кто бы ни просил ее руки, — и местным парням, и морякам, бывавшим на острове. Она отвергала их, считая либо неподходящей для себя парой, либо недостаточно привлекательными, либо чересчур бедными. Джованна всё ждала совершенно необыкновенного жениха, который заберет ее с острова и привезет в столицу, где все смогут оценить ее красоту. Шли годы, но она не замечала этого, по-прежнему считая себя молодой и красивой. И потихоньку сошла с ума. Заперлась в своем доме и не разговаривала ни с кем, даже с отцом, отказывалась от еды.

Иногда девушка брала пищу только у нее, Арианны. Еще девочкой она приходила к ней и тихонько стучала в дверь:

— Джованна, это я, Арианна. Я принесла тебе кое-что вкусненькое.

Тогда Джованна приоткрывала дверь, смотрела на нее дикими глазами, торопливо выхватывала узелок с едой и опять закрывалась на все замки. Арианна успевала лишь заметить, что волосы у Джованны отрастали все длиннее, а сама она все худела и худела. Только глаза по-прежнему оставались огромными, горевшими безумием.

Нет, не может быть! Она не станет такой, как Джованна. Падре Арнальдо, матушка, Марта уговорят ее даже хромую выйти замуж за какого-нибудь парня с Тремити. У нее не хватит сил противиться им. Они станут пугать: «Не выйдешь замуж, останешься старой девой, сойдешь с ума, как Джованна».

Она опять открыла глаза. Почувствовав, что дышать все труднее, все болезненнее, хотела шевельнуться, но боль пронзила все тело. Она расслабилась, и горькие слезы полились ручьем, она ощущала, как они текут по щекам, по шее. Она выйдет замуж, но не за Марио. Станет женой какого-нибудь сельского парня, который согласится жениться на ней. Теперь она уже не сможет смотреть на женихов свысока. Не сможет больше смеяться над их предложениями.

И растолстеет, подурнеет, будет ходить в рваной, неряшливой одежде. Ведь человек, который согласится взять в жены хромую девушку, вряд ли окажется богатым.

И будет она жить как Ассунта, жена Кармине, рыбака. У них народилось одиннадцать детей, и обитали они в жалкой лачуге, слепленной из камней и грязи. Арианна видела иногда, как Ассунта и Кармине обедают всей семьей под соснами. Вдвоем с Лелой они наблюдали за ними из-за кустов.

Все усаживались вокруг замызганной скатерти, разостланной прямо на земле. В центре стояла большая миска с едой. Ассунта нарезала каравай на тонкие ломтики и выдавала каждому по куску. А потом водружала оставшийся хлеб себе на голову, чтобы никто не посмел взять его. Одиннадцать тощих и жалких ребятишек жадно макали свои ломти в миску, все время посматривая на голову матери.

САЛЬВАТОРЕ ИЩЕТ СОКРОВИЩЕ

Сальваторе подождал, пока Арианна уснет. Заметив, что она притихла, он на цыпочках подошел убедиться, спит ли она. Затем оставил на столе зажженную лампу и короткую записку: «Ушел погулять. Сальваторе». Марта вскоре прочтет ее.

Взял кирку, которую держал в углу — ее принес фра Дженнаро, — и тайком покинул пещеру. Засунув кирку за пояс, освещая дорогу лампой, он углубился в проход, ведущий к Сан-Домино. Железной палкой он уже давно простучал здесь все стены в поисках какой-нибудь пустоты. Его все время терзал страх, что вода может подтопить их и залить пещеру под островом Кретаччо. Хоть это и маловероятно, он все же очень тревожился. Кто знает, всякое может случиться, поэтому по ночам, когда Арианна засыпала, он бродил по подземелью и простукивал стены.

Осмотрел и ход, который вел от Сан-Домино к бухте Тонда, однако ни разу так и не решился выйти наружу, добирался только до вращающегося камня подышать воздухом, проникавшим в щель.

Ему нестерпимо хотелось увидеть небо, нырнуть в воду, пахнущую водорослями, ощутить кожей горячее солнце, а вечером возвратиться домой усталым и голодным, чтобы заснуть в объятиях жены. Только сейчас понял он, как дорого было для него все окружающее. Только теперь, когда лишился всего этого.

Он с трудом сдерживал слезы. Но рисковать не решался.

Падре Арнальдо заметил его прогулки и заставил поклясться, что он не станет выходить из подземелья, иначе подвергнет опасности не только свою жизнь, но и здоровье Арианны, создаст множество трудностей монахам. Сальваторе дал честное слово и нерушимо держал его.

Он дошел до подземелья под островом Сан-Домино. Именно тут он собирался провести ночь, заметив накануне, что в одном месте камни в стене уложены не совсем обычно. Снедаемый любопытством, он вернулся сюда, поставил на землю лампу и принялся аккуратно, стараясь не очень шуметь, долбить киркой стену. Под первым слоем камней обнаружилась довольно мягкая порода. Он стал пробиваться дальше, стремясь понять, удастся ли выбить отверстие. Он наносил удары со всей силы, с упорством и злостью заключенного, но в результате лишь слегка поцарапал стену.

Вообще-то стена подобна женщине, подумал он, женщине, которая при первой встрече кажется поначалу доступной, охотно подпускает к себе и начинает завораживать, смеяться… А ты сидишь рядом, совсем рядом с нею и не знаешь, как преодолеть столь ничтожное расстояние. И чем более приветлива она, чем разговорчивей, тем неувереннее чувствуешь себя. Понимаешь вдруг, что слишком поторопился, не подумал, как лучше вести себя, и вот ты рядом, вдыхаешь ее духи, касаешься ее тела, но ничего не добиваешься. В танце ведет она, и тебе остается только ждать с пересохшим от волнения ртом.

И вдруг Сальваторе ужаснулся — а что, если удары кирки услышат снаружи? Тогда он пропал! Он замер, но все же опять принялся долбить, стараясь делать это потише и с большими перерывами. Все равно, подумал он, времени у него предостаточно.

Прошло несколько часов. Сальваторе устал, а в стене появилась лишь небольшая бороздка. Ладно, сейчас он вернется на свою соломенную подстилку, а завтра продолжит. Он уложил камни на прежнее место. На всякий случай, вдруг кто-нибудь придет сюда, лучше быть осторожным.

Записка, которую он оставил, теперь была сложена пополам. Это означало, что Марта прочитала ее. Сейчас она спала, а девушка лежала неподвижно, склонив голову на раненое плечо.

Сальваторе тихо подошел к ней. Арианна спала очень крепко, одеяло почти не выдавало ее дыхания. Наверное, фра Кристофоро дал ей какой-нибудь травяной настой, подумал он. Должно быть, снотворное. Хорошо, что он, Сальваторе, отказался пить его снадобья, предпочитая вино.

На следующую ночь он снова пришел на прежнее место в подземелье и продолжил работу, не веря своим ушам, — внутри явно слышалась какая-то пустота. Выходит, он не ошибся и здесь есть еще какой-то ход. Давай, сказал он самому себе, потрудись, осталось совсем немного. Он снова принялся долбить и наконец пробил отверстие, в которое смог просунуть руку, осторожно поднес лампу и заглянул внутрь.

Там была какая-то пустота. Он сунул туда железную палку, стараясь понять, насколько там глубоко. Палка вошла полностью, значит, открылся еще один тайный ход. Надо расширить отверстие, забраться внутрь и посмотреть, куда он ведет.

Сальваторе заработал еще усерднее. Теперь под ударами кирки порода крошилась делю и быстро Вскоре в стене образовалась большая брешь. Сальваторе проник в нее, но двинуться дальше не решился — любопытство сковал страх. Эта часть подземелья очень близко от поверхности, и кто знает, может, тут гнездятся змеи, крысы или еще какие-нибудь животные.

Осветив полость, он убедился, что там совершенно пусто, набрался смелости и ползком с зажженной лампой и железной палкой в руках стал продвигаться дальше. Нож он зажал в зубах.

Через несколько метров узкий лаз стал расширяться. Продвинувшись еще немного, Сальваторе проник в небольшую пещеру, где можно было даже сесть. Он осмотрел ее, осветив все углы, и крепко стукнул палкой по земле. Никаких живых существ не обнаружилось. Но у него возникло странное ощущение, будто кто-то уже побывал здесь. Он заметил на земле несколько камней разной величины. Откуда они тут? Сдвинул их в сторону и несколько раз копнул киркой. Почва оказалась мягкой. Он пошире раздвинул ноги и принялся копать дальше, отгребая в сторону вырытую землю. Впрочем, тут были также камни и порода. Он не сомневался — подобным образом все мог перемешать только человек, но не природа. А раз так, значит, в земле что-то зарыто.

Он не может ошибиться, потому что очень хорошо знает почву и подпочву на Сан-Домино. И вдруг что-то звякнуло под киркой, явно что-то металлическое. Он отбросил инструмент и принялся торопливо разгребать землю руками. Охваченный нетерпением, он рыл землю, как собака нору.

А вдруг легенда о пиратах — не вымысел? Вдруг здесь и в самом деле скрыто сокровище? И он разбогатеет и разрешит все свои проблемы? Деньги решают всё, сказал он себе, как вдруг увидел в земле металлическую крышку.

Он стал копать еще усерднее, стараясь побыстрее извлечь находку. Пот градом лил с него, стекая на кончик носа и капая на землю. Защипало глаза, он вытер их сначала ладонью, потом рукавом рубашки. Ему казалось невероятным такое везение.

Сердце его бешено колотилось, и он не мог понять отчего: то ли от усердной работы, то ли от радости, что нашел ящик, полный, должно быть, алмазов и золотых монет. Очистив клад от земли, он остановился, так как руки его дрожали.

Ему вдруг сделалось страшно, безумно, невероятно страшно, даже мурашки побежали по коже. Подобный ужас он переживал в детстве, когда перед сном ему напоминали о призраках или бывалые моряки рассказывали про утопленников, нападавших на суда. Внезапно вспомнились самые жуткие, самые ужасные истории. Про колокола мертвецов, к примеру, которые звонят зимними ночами, когда наступает твой смертный час. Или про моряка, утащенного сиреной на дно моря и погибавшего там без воздуха и света. Он смотрел на этот небольшой металлический ящик, обнаруженный в земле, и сравнивал себя с тем моряком, которого утащила сирена.

Откроет этот ящик — и ему конец. Сколько раз слышал он старинную легенду о таинственном подземелье и сокровищах пиратов, запрятанных тут после ограбления аббатства. В те времена монастырь был неприступен. Но морские разбойники, как гласила легенда, пошли на хитрость. Они выдали себя за рыбаков, которые выносят на берег тело погибшего товарища. Монахи, сжалившись, разрешили похоронить его по-христиански. И когда пираты проникли в церковь, то выхватили оружие и перебили всех священнослужителей. И разграбили сокровищницу аббатства. Но с материка заметили, что на острове происходит нечто подозрительное. Несколько военных кораблей вышли из Виесте в Роди-Гарганико и оттуда направились к Тремити. Тогда предводитель пиратов решил, прежде чем покинуть остров, спрятать награбленное богатство на Сан-Домино, а потом преспокойно вернуться за ним. Грузить его на свой фрегат было бы неосмотрительно, ведь корабли, идущие от материка, могли вступить в бой и отнять сокровище вместе с жизнью.

Сальваторе отчетливо представил себе, как все это происходило.

Предводитель пиратов высадился ночью на Сан-Домино с факелом и шпагой в руках. Его сопровождали только двое самых преданных разбойников. На рейде в открытом море ожидали остальные. Они наблюдали за берегом и горизонтом, пока главарь с пылающим факелом пробирался в подземелье, где велел закопать ящик с драгоценностями.

И вот сейчас этот тайный проход открыл он, Сальваторе, и ящик с сокровищем лежит у его ног.

Но предводитель, как утверждала легенда, не доверял даже самым верным своим соратникам, помогавшим спрятать клад, и, опасаясь, что они покажут хранилище другим пиратам, умертвил их и бросил в море. Он поступил точно так же, как средневековые властители, про которых рассказывал падре Арнальдо. Ведь феодалы в прошлом, выстроив замок или дворец с потайными ходами, всегда уничтожали свидетелей.

Сейчас Сальваторе казалось, будто все зги древние скелеты окружают его.

Он передернул плечами, чтобы прекратить дрожь, охватившую его, и еще раз взглянул на ящик. А вдруг тот намазан ядом? Он уже прикасался к нему! Сальваторе принялся судорожно вытирать ладони о рубашку и штаны. А еще ходила легенда о дьявольском проклятье. Будто тот, кто отыщет сокровище, никогда не найдет обратной дороги и будет вечно бродить в подземелье аббатства. За эти драгоценности пролито слишком много крови. И тот, кто отыскивал когда-либо клад пиратов, платил собственной кровью, но так и не использовал его. Удавалось лишь перенести ящик куда-нибудь в другое место.

Может, нечто подобное ждет и его, Сальваторе?

Он еще некоторое время посидел в задумчивости, перебирая в памяти страшные истории. У него не хватало решимости притронуться к этому ящику. Но постепенно страх сам собой улетучился, и он сказал себе: все это глупости. Взял нож и принялся за работу.

Ящик сильно проржавел, и крышка никак не поддавалась, но, постаравшись, Сальваторе все же просунул в щель кончик лезвия и резким усилием поднял крышку. Ящик оказался довольно глубоким и… пустым. Дрожа от волнения, Сальваторе сунул в него руку и наскреб немного пыли. А может, это чей-то прах, подумал он. Да нет, такое невозможно! Столько трудов ради горстки праха! Он пошарил еще и вдруг что-то нащупал на самом дне. Сердце опять заколотилось, как бешеное.

Он запустил в ящик обе руки. Там лежали какие-то камни разной величины, некоторые крупные — с куриное или голубиное яйцо. Сальваторе глубоко вздохнул и схватился за голову. Он не знал, плакать ему или кричать от радости. Нет, надо успокоиться, потому что сердце готово выскочить из груди, а губы и подбородок дрожат, и чтобы остановить их, пришлось зажать рот обеими руками.

Успокойся, Сальваторе, успокойся, заклинал он себя. Он осмотрелся и только теперь заметил, что воздух в этой крохотной пещере теплый и к тому же свежий, а не затхлый. Его глаза, привыкшие к темноте, могли теперь осмотреть и самые дальние углы. Но вдруг его охватило ужасное волнение. Взяв лампу, нож и палку, он быстро пополз к выходу, желая убедиться, что его никто не разыскивает. Он ни с кем не намерен делить свою находку!

Добравшись до проема, пробитого в стене, он некоторое время постоял, затаив дыхание, прислушиваясь. Нигде ни души, никакого шума, ни единого звука. Он вернулся, уселся, расставив ноги, и на какое-то мгновение закрыл глаза, как делают дети, когда пытаются представить звездное небо, потом стремительно запустил руку в ящик и достал из него первый же попавшийся камень. Отряхнул от пыли и поднес к свету, но камень рассмотреть не удавалось.

Он потер его о штаны и заметил металлический блеск, затем сильнее потер о шерстяную рубашку и снова посмотрел: вроде бы кусок какого-то желтоватого металла.

— Золотой самородок! — воскликнул Сальваторе.

Он положил его на землю возле лампы и опять полез в ящик. Извлек оттуда второй такой же кусок и тоже очистил, только еще поспешнее, не так тщательно. Этот драгоценный камень выглядел иначе — желтый, гладкий, прозрачный и блестящий. Он достал еще четыре камня, так же наскоро почистил их и положил возле лампы. Все разной формы и окраски: фиолетовый, три розовых — прозрачные и очень красивые, а последний отливал зеленым цветом.

Не веря своим глазам, Сальваторе собрал их в ладони, поднял высоко над головой и закричал:

— Золото, изумруды, топазы, рубины! Я богат, богат, богат! — и со смехом сбросил их обратно на другие камни, еще утопавшие в пыли.

Он закрыл ящик. Нет, легенда — не вымысел! Сокровище на Тремити существует, существует! И забыв, что во весь рост тут не встать, он вскочил, сильно ударившись затылком о свод. Со стоном упал он на колени и схватился за голову, ощупывая, но увидев ящик, тут же забыл про боль.

Нельзя оставлять сокровище на виду. Это опасно! Он быстро сгреб землю, засыпал находку, уложив сверху крупные камни, замел свои следы и осмотрелся: все в порядке, все лежит как прежде. Взяв лампу и инструменты, он ползком вернулся в проход, ведущий в пещеру под островом Кретаччо.

Спускаясь по лестнице, он перепрыгивал через ступеньки. Снится ли ему все это или происходит наяву? На последней ступеньке он замер и обернулся. Поставив лампу на землю, сжал руки, словно хотел удержать сам себя от мучительного желания вернуться и еще раз увидеть свое сокровище, но в то же время он чувствовал, что у него не хватает сил снова смотреть на драгоценные камни.

Он стиснул голову руками, словно пытаясь помешать собственному рассудку покинуть ее. Подобрав лампу, нож и палку, бросился по туннелю и, примчавшись а пещеру, остановился ив пороге. чтобы перевести дыхание. Потом на цыпочках подошел к Арианне — посмотреть, спит ли она. Девушка стонала во сне, пытаясь повернуться на больной бок. Сальваторе стоял не шелохнувшись и любуясь ею. Может быть, теперь, когда на него неожиданно свалилось богатство, он может позволить себе любить такую красивую женщину, как она? Но для нее свет в окошке — маркиз.

Тем лучше, а то жена не простила бы!

Он подошел к своей соломенной подстилке, все еще не веря в свое приключение, и опустился на нее. Достал из кармана камень, который как бы случайно сунул туда. Впрочем, сейчас-то он понимал, что сделал это вполне осознанно: ему хотелось убедиться, что все произошедшее — не сон. Он держал в руках невероятную драгоценность, гладил, ласкал ее и смеялся про себя, чтобы не разбудить Арианну, но все же никак не мог сдержать смех, никак.

Он, должно быть, сходит с ума, решил он, тараща глаза. Тогда он встал на колени и, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, зашептал молитву, понятную одному только Господу, но не ему самому, не соображавшему, что он говорит.

После молитвы Сальваторе немного успокоился. В этот предутренний час он поверил в собственное счастье. Растянувшись на соломенной подстилке, он принялся подсчитывать свое состояние. Оно, по всей видимости, должно быть огромным.

Он попробовал грубо прикинуть, сколько же камней в ящике и в какую сумму их можно оценить, но не сумел, так как не знал, вообще не представлял себе их стоимости. Однако какое это имеет значение? Он богат, богат, как король! Ему хотелось смеяться, смеяться и кричать, но нельзя. Он должен усмирить свой восторг.

Тогда он убавил огонек лампы и уселся на подстилке. Нет, он вовсе не сумасшедший, конечно, нет. Он просто счастливый человек! А кто же может уснуть, когда его ждет впереди такое огромное счастье?

ФРА ГУАРДИАНО[19]

Проснувшись, Арианна осмотрелась и опять увидела над собой то же распятие, какое явилось ей в бреду.

— Сальваторе! — позвала она.

— Я тут, тут. Наконец-то вы проснулись!

Целыми днями он ни на шаг не отходил от девушки, слышал, о чем она бредила, видел, чем лечили ее монахи, наблюдал, как она постепенно приходит в себя. Недавно щеки ее опять порозовели, дыхание стало ровным.

— Я совсем ослабела, Сальваторе. Что случилось со мной? Где мы? Знаешь, я думала, всё это снится, а оказывается — нет. Я хочу сказать, что сейчас уверена: все это наяву, потому что я наверняка проснулась. Где я?

— Вы были ранены, Арианна, не помните?

Да, теперь она вспомнила. Вспомнила про несостоявшееся свидание с Марио и как приходил Анджело, а потом вдруг появились какие-то монахи в черных масках. Припомнила, как испугалась, и один из них наступил на ее руки, когда она ухватилась за уступ, и она полетела в пропасть. Больше ничего не осталось в памяти.

— Я спас вас. И теперь мы в тайном убежище. Я сразу же привел сюда падре Арнальдо. Вы были тяжело ранены. Потом пришли наши, настоящие монахи и стали лечить вас.

— А Марио?

— Не знаю, ничего не знаю о маркизе. Может быть, падре Арнальдо что-нибудь известно, надо подождать его.

— А мама и братья?

— Ну, ваша матушка и ваш отец по совету падре Арнальдо пустили слух, будто вы сбежали с каким-то парнем на материк. Но люди думают, что вы убежали со мной.

— Невероятно! А твоя жена? — спросила Арианна, глядя на него.

— О ней тоже позаботился падре Арнальдо. Он велел ей не беспокоиться, сказал, как только появится возможность, я приеду за ней.

— Выходит, никто не знает, где мы?

— Никто. Падре Арнальдо никому не доверяет даже монахам. Кроме фра Кристофоро и фра Дженнаро. И я с ним согласен. Никому нельзя говорить, ведь вас хотели убить. А меня, если найдут, повесят. Я пырнул ножом негодяя, который столкнул вас. Он испустил дух.

Арианна необычайно разволновалась.

— Думаешь, они искали меня дома?

— Да, солдаты искали вас дома, и ваша матушка так и сказала, что вы сбежали на материк. И меня искали. Обшарили весь остров пядь за пядью, пока не убедились, как говорит падре Арнальдо, что я тоже удрал туда.

— А что за люди напали на меня? Ты знаешь, кто это был?

Он помолчал. Он сомневался, нужно ли говорить девушке, что это офицер, который сопровождал ее на бал к маркизе.

— Нет, не знаю. Он был в маске.

— Но разве ты не сказал, что убил негодяя, который столкнул меня?

— Да, но я не видел его лица.

— Солдат?

— Забудьте обо всем, синьорина. Скоро придет фра Кристофоро и принесет вам поесть и попить, — он посмотрел в ту сторону, откуда мог появиться монах.

— Хочу посоветоваться с тобой, Сальваторе.

— Слушаю вас, синьорина, — отозвался он, садясь на стул у ее изголовья.

Сколько тревожных ночей провела на этом стуле Марта, пока девушка бредила. Да и все другие — фра Кристофоро, фра Дженнаро, падре Арнальдо, — все отдали бы бог знает что, лишь бы облегчить ее страдания. Только вчера жар спал и девушка поела впервые за долгое время, а потом ей дали снотворное. И когда она уснула, все тоже разошлись по своим постелям. А они с Мартой постоянно сменяли друг друга у ее изголовья, по очереди отдыхая на соломенной подстилке.

Он взглянул на девушку — бледная, лишь глаза иногда загораются.

— Как предупредить Марио, где я?

Он сразу же нашелся:

— Об этом позаботится падре Арнальдо. Возможно, он уже сообщил маркизу.

В этот момент в конце туннеля появился огонек. Сальваторе облегченно вздохнул. Это пришел фра Кристофоро.

— Значит, нашей больной уже лучше? — спросил монах.

За ним следовал и фра Дженнаро.

— Сегодня можете поесть кое-что посущественнее.

— Спасибо большое, — поблагодарила Арианна, — а что сейчас — день или ночь?

— День, день. Ты долго спала, дорогая.

Фра Дженнаро между тем принялся накрывать на стол — расстелил скатерть и достал из корзины большой каравай хлеба, миску с домашними макаронами под соусом и еще глиняный горшочек с голубцами. А кроме того, фруктовый пирог и два небольших кувшина — с водой и вином.

— Смотрите, какие замечательные кушанья мы вам приготовили! — радостно воскликнул фра Дженнаро. — Просто королевский обед!

— Боже, какие запахи! — восхитился Сальваторе. — Представляю, как это вкусно!

Он немедля уселся за стол.

Фра Кристофоро принес Арианне подушку.

— Давай-ка помогу тебе немного подняться. Подошло время обеда. Буду кормить с ложечки, как в детстве. Помнишь? Ты обычно сердилась, что я слишком много еды кладу тебе в рот. «Я же не лошадь, — жаловалась ты, — все, что остается, доедай сам!» И я охотно жертвовал собой, — с улыбкой добавил фра Кристофоро.

— «Ты должна есть, ведь Христос смотрит на тебя!» Разве не так вы говорили мне в детстве? — напомнила она, указывая на распятие, висящее над ней.

Монах снова улыбнулся и принялся с ложечки кормить девушку.

— А падре Арнальдо когда придет? — поинтересовался Сальваторе.

— Скоро, — ответил фра Кристофоро. — Он обедает дома вместе с Мартой. Днем, стараясь не вызывать подозрений, он подольше остается в аббатстве и даже бывает на Сан-Домино. Но обещал обязательно заглянуть сюда. Нам нужно кое-что обсудить с ним после обеда.

Монахи прочитали молитву, благодаря Господа за помощь и хлеб насущный. И фра Кристофоро снова позаботился о девушке, поудобнее устроив ее в постели.

Послышались шаги, и появился падре Арнальдо с лампой и книгой в руках.

— Приветствую всех, — проговорил он и, подойдя к Арианне, взял ее руку. — Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Хорошо, падре, и пообедала тоже хорошо.

— Молодец! — он потрогал ее лоб. — Температура нормальная. Кажется, всё идет к лучшему.

Священник взглянул на монахов. Он весьма признателен им: ведь своими стараниями и благодаря обширным знаниям они спасли Арианну. Фра Кристофоро слыл большим знатоком трав и многое постиг в медицине. Он приступил к лечению вскоре после покушения на девушку.

— Ей необходимо несколько дней полежать совершенно неподвижно. Травма головы — самое опасное. И к сожалению, невозможно быстро определить, насколько она тяжелая. Для этого нужно время и покой. И будем надеяться на помощь Господа.

Потом он осторожно перевязал ей сломанные руку и ногу, укрепив их так, чтобы они не двигались. Падре Арнальдо заметил, что рука и нога девушки посинели, особенно внизу, и с тревогой спросил:

— А это не гангрена, фра Кристофоро?

— Нет, такой цвет всего лишь признак повреждения кости. Кровь приливает к месту перелома и создает такую окраску. У гангрены совсем другие приметы.

А когда у девушки угрожающе поднялась температура, сам падре Арнальдо, отчаянно волнуясь, проводил долгие часы у постели больной. Теперь кризис миновал, и священник принял решение: надо попросить монахов вынести девушку из пещеры. Недостаток свежего воздуха и холод могли осложнить ее состояние.

И тогда падре поспешил в аббатство. В ризнице собора он застал фра Кристофоро, фра Дженнаро и приора монастыря фра Гуардиано.

Ему показалось, они ожидали его прихода.

— Братья, нельзя ли перенести больную в другое место, где было бы не так холодно? — озабоченно спросил он. — Ну разве может она поправиться в этом склепе?

Ему ответил фра Гуардиано, древний старик, с которым падре Арнальдо общался очень редко. Своим обликом он походил на святого, вышедшего из какой-нибудь библейской притчи. Высокий, худой, с длинной седой бородой и редкими волосами. Бледное лицо без морщин не позволяло угадать его возраст, голос звучал тихо, возвышенно, руки длинные, а пальцы тонкие, как у юноши. Монах этот никогда не покидал пределы аббатства. Бастионы он видел только однажды — в тот день, когда приехал на Сан-Никола. И с тех пор ни разу не выходил из монастыря. Таков был его обет.

Падре Арнальдо понимал, что, хотя формально главой аббатства является он, истинным настоятелем монастыря монахи считают фра Гуардиано. Он читал вечерние молитвы. Ему исповедовались остальные шестеро монахов, всю жизнь проведшие вместе, и понятно, что они доверяли друг другу, хотя он и не принадлежал к их монашескому ордену.

— Монсиньор Дзола, — сказал фра Гуардиано, — вчера вечером все монахи собрались на капитул.

Падре Арнальдо насторожился. Странно, что тот употребил такой официальный термин — «капитул», говоря о простом собрании. Капитул обычно созывался для принятия самых важных решений, касающихся аббатства, или при выборе настоятеля монастыря. Но аббата на Тремити не было. Его обязанности выполнял по поручению архиепископа он, монсиньор Дзола.

— Мы провели капитул в ваше отсутствие отнюдь не из неуважения к вам, а потому, что решение, которое должны были принять, касалось вас, Арианны, Сальваторе, маркиза и маркизы. Мы всё обдумали и решили помочь вам — скрыть девушку и Сальваторе от расправы солдат и защитить вас.

Монах говорил спокойно, торжественно. Священник ощутил в его словах отзвук величия минувших столетий, когда аббатство главенствовало на Адриатике и располагало несметными владениями в Италии, когда капитул представлял собой самый настоящий сенат; а аббат обладал могущественной и устрашающей властью.

Эти монахи, подумал он, наследники и продолжатели традиции, хранители славной историй аббатства. Они уже старики, и после их смерти сюда, скорее всего, никто больше не приедет. Но пока именно они — законные хранители устоев. Они верно поступили.

Он имеет слишком прямое отношение к этому событию, а им предстояло решить, кого поддержать, на чью сторону встать — на сторону маркизы или на его.

— Конечно, — продолжал фра Гуардиано, — девушка не может столь долго оставаться в пещере под островом Кретаччо. В лучшем случае она поправится там лишь через несколько месяцев. Мы решили укрыть ее в аббатстве. Все будет совершено в полнейшей тайне. Никто никогда ничего не узнает об этом. Если она чувствует себя лучше, то уже завтра можно перенести ее сюда.

Вспоминая этот разговор и решение монахов, падре Арнальдо опустился на стул возле Арианны. Девушка действительно чувствовала себя лучше. Можно перенести в аббатство. Но как сделать это так, чтобы никто не заметил? И он спросил фра Кристофоро:

— А как поднять по железной лестнице?

— На носилках, монсиньор Дзола, — спокойно ответил фра Кристофоро. — Сейчас братья принесут сюда носилки.

И действительно, вскоре появились два монаха со странным предметом в виде кресла, поставленного на две палки. По бокам свисали ремни.

— Походит на паланкин, в котором переносят папу римского во время торжественных церемоний, — пошутил падре Арнальдо и улыбнулся, восхищаясь изобретательностью монахов.

— Сальваторе, — сказал фра Кристофоро, — наденешь на себя эти ремни, потому что ты самый сильный. Падре Арнальдо, наши собратья и фра Дженнаро возьмутся за палки, а я буду показывать дорогу.

Арианна удивилась.

— Но куда мы отправимся?

— Завтра перенесем тебя в другое место. Там будет кровать поудобнее этой, — ответил фра Кристофоро.

— И я увижу солнце?

— Все увидишь, дорогая, теперь отдыхай. А я покажу падре Арнальдо твое новое жилище.

Сальваторе вошел в шестиугольную комнату, куда велели ему прийти монахи, собираясь показать путь, по которому понесут Арианну. Здесь он застал падре Арнальдо и фра Гуардиано. Вот сейчас-то он наконец и узнает хитрости монахов, подумал Сальваторе, сгорая от любопытства.

— Ты прошел вот тут? — спросил фра Гуардиано, указывая на проем в стене.

Сальваторе утвердительно кивнул.

— Но отсюда в аббатство не попасть, — сказал старый монах, и еле заметная улыбка появилась на его губах, скрытых густой белой бородой.

Все у монахов подчинено особой логике, подумал Сальваторе. У каждого жеста, каждого слова, каждого действия свой смысл. Теперь мне понятно, почему этот старый монах никогда не покидает стены Сан-Никола. Ведь он — хранитель секретов аббатства. Кто знает, как долго пришлось священнику уговаривать его, чтобы тот согласился открыть истинный ход. Вот в чем причина, почему они так долго сидят в пещере под островом Кретаччо, а вовсе не в состоянии Арианны.

— Идите! — торжественно произнес фра Гуардиано. Он приложил руку к стене, где, как заметил Сальваторе, находилось какое-то углубление. Рука вошла в него почти по локоть. Сальваторе не понял, что он там сделал. Что-то покрутил, наверное, и вынул руку. Ничего, однако, не происходило. Старик стоял молча, словно чего-то ожидая.

Падре Арнальдо и Сальваторе переглянулись, оставаясь в стороне и не решаясь даже шелохнуться, и вдруг с величайшим изумлением увидели, как стена сдвинулась с места, вернее, повернулась вокруг оси. Пришел в движение огромный каменный блок. Прикинув на глаз, Сальваторе определил его размеры — метра по три в высоту и ширину и столько же в глубину! Колоссальный куб! Он поворачивался на шарнирах точно так же, как и шкаф в пещере под Кретаччо. Только здесь шарниры, несомненно, громадные, высеченные из камня много сотен лет назад, когда аббатство было могущественной, неодолимой цитаделью на море.

Сальваторе догадался, что монах подал внутрь какой-то сигнал, скорее всего дернул канат, привязанный к языку колокола. Эту циклопическую дверь можно открыть лишь изнутри, только со стороны острова Сан-Никола. Никто не мог проникнуть в аббатство, если не угоден его иерархам. Даже если обнаруживал потайной ход, как это случилось с Сальваторе.

По другую сторону открывшегося прохода стояли фра Дженнаро и фра Кристофоро. Они посторонились, и Сальваторе переступил порог, а следом за ним прошли падре Арнальдо и фра Гуардиано.

Поначалу Сальваторе даже не понял, куда попал. Просторное помещение с высокими колоннами до самого потолка. Церковь. Монахи держали факелы высоко, и Сальваторе сообразил, что они пересекают центральную часть капеллы, судя по всему, очень древней. По сторонам два ряда колонн поддерживали стрельчатые своды, а слева и справа размещались каменные алтари с бронзовыми распятиями. Пропустив вперед монсиньора, Сальваторе, взволнованный, почти испуганный, замедлил шаг. Там, в пещере под Кретаччо, он чувствовал себе куда свободнее. Тут же он оказался в аббатстве, на его священной земле. Падре Арнальдо — священник, и ему более пристало идти впереди.

Но и падре Арнальдо не меньше поразился увиденному. Он знал, что в аббатстве есть подземелье. В народе говорили про темницы, кладбища, сокровища, тайные ходы. Однако он не очень-то верил подобным россказням.

Они миновали капеллу. При свете факелов помещение показалось не очень высоким. За боковыми колоннами виднелись двери, похожие на пустые глазницы. Куда веди они? Священник предположил, что сейчас они очень глубоко под землей.

Из капеллы все вышли в коридор с коробчатым сводом — шириной метра два и такой же высоты. Здесь тоже по сторонам виднелись двери. Куда вели они? На склады? И что там хранится? Интересно, что прятали древние монахи на такой глубине, спрашивал себя священник. На развилке они свернули направо. А куда, хотелось бы знать, ведет коридор, уходящий влево, подумал падре.

Вскоре они вступили на широкую лестницу, по которой могли передвигаться даже мулы — каменные ступени были совсем низенькими. Священник насчитал пять маршей. Каждый из них сворачивал налево под прямым углом. На третьем марше он заметил в середине небольшой коридор, уходивший вправо, но не стал задумываться, куда он ведет. Надо запоминать дорогу. Лестница образовала квадрат, причем последний марш находился над первым.

Падре Арнальдо остановился, потрясенный. Перед ним открылся огромный, невероятно высокий зал с тонкими готическими колоннами, поднимавшимися к сводчатому потолку, высеченному прямо в скале, как и в той небольшой внутренней капелле, которую они миновали раньше. Когда-то, наверное, здесь находилась колоссальная природная пещера. Монахи превратили ее в церковь, укрепили своды колоннами в центре и облицевали стены каменными плитами. Эта церковь, должно быть, находится под собором — под главным храмом аббатства.

Трое монахов подняли факелы высоко над головой. Может быть, хотели осмотреть потолок, подумал священник. Два ряда колонн делили церковь на три нефа — центральный и два боковых. Пол, который Сальваторе освещал своей лампой, был выложен множеством могильных плит с надписями на латыни и с горельефами.

Падре заметил, что его слуга, следуя за монахами, старается не ступать на плиты и обходит их. Священник понял теперь, почему в соборной церкви наверху так мало захоронений. Прежде он не раз задумывался над этим и даже как-то спросил об этом фра Кристофоро, но тот ответил уклончиво, и падре Арнальдо перестал расспрашивать, не желая вынуждать монахов открывать свои секреты, потому что знал, насколько ревниво они оберегали их. Теперь же, когда они допустили его в это надежное хранилище времени, всё стало ясно — в недрах аббатства скрывалось внушительное кладбище.

Немногочисленные могилы наверху были скромными. Там хоронили не самых важных людей. А тут, в подземелье церкви, погребены великие аббаты, творцы истории монастыря. Но почему их хоронили здесь, так глубоко, а не в соборе наверху? Ведь подземная церковь хоть и древняя, все же не древнейшая. Колонны, капители, арки здесь были выдержаны в готическом стиле, а не в романском, как в верхнем соборе. Значит, она возведена в четырнадцатом веке, когда могущественное аббатство процветало и большая романская церковь была уже давно построена. Возможно, опасаясь нашествий, ее высекли в скале совсем рядом с тайным ходом как последнее укрытие для живых и мертвых. Ни в каком другом месте на острове прах святых аббатов не оказался бы в более надежном укрытии от нечестивых рук.

Падре Арнальдо спросил монахов, верна ли его догадка.

— Да, — ответил фра Гуардиано, — наши братья именно здесь укрывались от злобы захватчиков и слепоты нищих. Варвары всегда старались перечеркнуть историю народов, которых порабощали. Только утратив память о предках, об их великих творениях, побежденные могут забыть о своих талантах, растерять духовное богатство и смириться с игом захватчиков. Продолжительные бедствия делают человека жалким, убогим, нищим. А нищие думают только о том, как спасти свое бренное тело от голода и холода. Великие творения и славные подвиги предков не заполняют их желудок. Поэтому они с безразличием уничтожают их и вырождаются, живя в беспросветной бедности. В вашем тонком наблюдении о капелле, монсиньор Дзола, кроется только одна неточность. Три церкви размещаются не одна над другой. Вот эта, где мы стоим сейчас, расположена далеко от верхнего собора. Над нами скорее находятся церковные дворики и некрополь. Церковь эта огромна. В отдельных местах ее высота достигает десяти метров. А воздух сюда поступает снаружи по специальным воздуховодам, попадает сюда даже немного дневного света.

И священник действительно отметил, что темнота в церкви не кромешная. Верхняя часть слегка освещалась, и это позволяло рассмотреть капители.

— Это отраженный свет, — объяснил фра Гуардиано, предвосхищая вопрос священника. — Существует целая система туннелей в виде латинских букв L и Z с зеркалами, они и пересылают сюда лучи солнца. Нет, снаружи их заметить невозможно. А там, — монах указал за спину, — еще много других помещений, и дальше — цистерны.

Падре Арнальдо знал, что на Сан-Никола существуют гигантские цистерны и превосходная система канализации. Во всем аббатстве крыши и любые открытые поверхности имели водостоки, которые собирали дождевую воду в эти цистерны. Ее хватало не только для нужд монахов, но в случае необходимости и для пополнения запаса пресной воды на судах.

Однако теперь канализация серьезно повреждена, а цистерны используются лишь частично. Но и в таком виде они остаются великолепным образцом инженерной мысли. Хранилища воды высекались в массивных каменных глыбах, без единой трещины, чтобы вода оттуда не утекала и дольше хранилась. Под воздействием чистого кальция она не портится, это хорошо знают моряки. Собираясь в длительное плавание, они всегда опускают в кувшины с пресной водой горсть известняковых камней.

Между тем монахи приблизились к алтарю и преклонили колени, оставив место в центре свободным. Падре Арнальдо оценил их любезность и занял это почетное место перед алтарем, которое монахи уступили ему. Конечно, в верхней церкви он был настоятелем этой необычной братской общины, но здесь, в подземелье, хранителями и наследниками ее устоев оставались они. Предоставив ему сейчас место аббата в центре, почтенные монахи приобщили его к великому наследию, выбрав своим пастырем.

Он с волнением опустился на колени и прочитал молитву на латыни, Монахи вторили ему.

Сальваторе не понимал слов. Он знал наизусть только молитву святой мессы и потому преклонил колени немного в стороне от алтаря, причем постарался не ступать на могильную плиту. Простота, с какой монахи ходили по надгробиям, удивляла его. Ему лично совсем не хотелось, чтобы кто-то топтал его могилу. Он вообще убежден, что люди отнюдь не умирают, а только погружаются в вечный сон.

Закончив молитву, первым отошел от алтаря фра Гуардиано. Остальные последовали за ним. Монах вышел в дверь слева, и все опять оказались в коридоре, не очень широком — здесь могли встать рядом только два человека. Сальваторе не успел рассмотреть, как далеко тянулся этот коридор — мешали фигуры шедших впереди монахов. Пройдя еще шагов сто, они остановились, и фра Гуардиано, подняв факел, осветил дверь:

— Вот, монсиньор, эти покои мы приготовили для Арианны.

УРОК НРАВСТВЕННОСТИ

Вернувшись после осмотра церковных подземелий в пещеру под островом Кретаччо, Сальваторе забеспокоился. Когда он переберется вместе с Арианной в аббатство и за ними затворится массивная дверь, перекрывающая доступ в подземелье, он уже не сможет вернуться за своим сокровищем. И в тот день, когда покинет пещеру, его богатство будет брошено на произвол судьбы. Может, сами монахи, а они очень хитры, заметят, что кто-то пробил стену киркой. Он жутко испугался, что не может сейчас же, сию же минуту забрать сокровище.

Арианна еще не спала, и вот-вот ожидали фра Кристофоро для вечерней молитвы. Он появился, как всегда, вовремя. Сальваторе преклонил колени возле кровати девушки, но не мог сосредоточиться на молитве.

Монах заметил это:

— А ты почему не молишься? Уставился в пространство и молчишь. Можно узнать, о чем ты думаешь?

Сальваторе вздрогнул. Арианна, заметив это, улыбнулась и попросила:

— Да, расскажи-ка, что видел вчера в аббатстве, что так взволновало тебя? Какой-нибудь призрак? Сокровище?

— Ну ладно, не будем отвлекаться на разговоры, дети мои, — прервал фра Кристофоро. — Продолжим молитву с того места, где остановились.

Однако вскоре Сальваторе опять погрузился в свои мысли, и фра Кристофоро недовольно воскликнул:

— Можно узнать, что с тобой? Ответь!

Сальваторе стал соображать, как выйти из положения.

— Не могу забыть вчерашнее… Эти подземные церкви… И к тому же беспокоюсь о жене.

Столь убедительный ответ вполне устроил монаха. Сальваторе снова постарался сосредоточиться на молитве, однако не мог дождаться, когда она окончится. Ему безумно хотелось помчаться к своему сокровищу. Прежде всего надо убедиться, что никто не унес его. Вдруг кто-нибудь уже обнаружил драгоценности? От волнения у него дрожали руки и ноги. Нет, опасаться нечего. Ведь ни одна душа не знает про этот тайный ход. Монахи заняты приготовлением комнаты для Арианны и для него. Но все равно нельзя терять времени. Когда фра Кристофоро уйдет, он скажет девушке, что устал сидеть на одном месте и хочет немного размять ноги. Возьмет старую рубашку и сделает из нее мешок для драгоценностей.

Надо только немного подождать. «Терпение, Сальваторе, — приказал он себе, — терпение». С таким богатством он сможет осуществить все свои желания, все, все!

Когда старый монах ушел, Сальваторе проделал все, как задумал, и вскоре увидел наконец свое сокровище. Один за другим достал он из ящика разные цветные камни и, тщательно обтерев от пыли, переложил в мешок, сделанный из рубашки. Сколько их? Он не считал. Сотня? Наверное, больше. Весят два или три фунта. Черт возьми, но вес драгоценностей измеряется граммами, а не фунтами. Сколько же они стоят? Он не представляет! Очень много, подумал он, может быть, даже тысячу дукатов, а может, и все сто тысяч. Ох, появись у него такие деньги, сколько всего он мог бы сделать!

Покинул бы Тремити, это уж точно. Впрочем, нет, домик свой он не бросит, а купит еще дом в Термоли, на материке, тот, что на площади у старинной церкви, неподалеку от замка. С видом на море и поблизости от порта, и еще приобретет лодку. Да какое там лодку, он купит большую рыбацкую шхуну и будет ходить в открытое море. А лучше стать владельцем судна и начать торговлю с Пескарой, Манфредонией, даже с Бари и Бриндизи. На оставшиеся деньги обзаведется фермой, купит коров, станет получать молоко. А еще можно делать вино. А что если сто тысяч скудо позволят ему приобрести еще кое-что? Например, красивейшую любовницу, такую же прекрасную, как Арианна.

Жену он оставит на Тремити. Купит ей хороший участок земли…

Но какой же он дурак, вдруг спохватился он, совсем забыл, что его ищут. Ведь ему нельзя оставаться на острове, нельзя поехать и в Термоли. Надо скрыться где-нибудь далеко, очень далеко.

Он быстро собрал последние камни — теперь их набралось по меньшей мере килограмма полтора, — засунул мешок в штаны, но не смог застегнуть ремень. Тогда он выпустил рубашку поверх и прикрыл ею образовавшуюся выпуклость. Не очень заметно или во всяком случае можно надеяться, что никто не увидит. К тому же, решил он, в пещере под Кретаччо темно, а монахи все весьма престарелые, и зрение у них плохое.

Сальваторе вернулся к Арианне. Девушка уже спала. Он достал из штанов драгоценности и сунул в мешок с одеждой. Теперь сокровище в надежном месте. Никому и в голову не придет заглядывать в его мешок под соломенной подстилкой, а завтра, когда надо будет перебираться с Арианной в подземелье аббатства, он уж постарается обезопасить его от посторонних глаз.

Обдумав свой план, Сальваторе улегся на соломенную подстилку и уснул. Ему снилось, будто он приехал в Термоли, но очутился не в доме, что на площади, у церкви, а на террасе возле замка, и снизу его зовет жена. Она держит какие-то тряпки, он хочет крикнуть ей, чтобы действовала осторожно, там драгоценности, но эта несчастная не слышит его и продолжает трясти мешок. «Осторожно! Осторожно!» — надрывается он. И просыпается.

Сальваторе испугался, не разбудил ли Арианну, но она лишь повернулась на другой бок. Он приподнялся. Нет, он не в силах удержаться от искушения и не посмотреть еще раз на свое сокровище. Он достал мешок и развязал его, поставил рядом лампу и принялся рассматривать камни.

Когда перебрал все, ему вдруг пришла в голову ужасная мысль: какой же он дурак, что прямо с ума сходит из-за этих камней, ведь он ничего не понимает в этих драгоценностях, понятия не имеет, что с ними делать, как вынести отсюда, а главное — как продать, превратить в деньги? Ну разве может такой парень, как он, рыбак, прожаренный на солнце, явиться в магазин и предложить обменять камни на деньги? Сразу же возникнет подозрение. И к тому же он ничего в них не смыслит, не представляет даже их стоимости!

О боже, как же он глуп! Сальваторе схватился за голову и уставился на камни, сверкающие при свете лампы. Они несомненно стоят огромных денег. Это в его руках они не имеют цены. Он даже не представляет, что же делать с таким сказочным сокровищем.

Он богаче короля! Но все равно остается простым моряком. Преступником, которого разыскивают.

Не в силах даже голову поднять, он так и сидел, понурившись. И вдруг расхохотался, закатился тем горьким смехом, какой обычно предшествует слезам. В одиночку он ничего не сумеет предпринять. А вот падре Арнальдо может превратить камни в деньги. Да, конечно же, надо попросить его помочь.

Решив так, Сальваторе сложил камни в мешок, опять сунул его под солому, улегся сверху, но долго не мог уснуть. Уж очень смешон стал самому себе.

Наутро, открыв глаза, Сальваторе увидел священника, который разговаривал с Арианной.

— Падре, — обратился он, уловив минутку, — есть какие-нибудь новости насчет нашего отъезда на материк?

— Да, новости есть, но нет пока сведений, которых я очень жду.

— Так что же мы будем делать дальше?

— Я еще не решил. Пока можно не торопиться. Сегодня переберетесь в аббатство. Там Арианна быстрее поправится. А чтобы выяснить, как тайком покинуть остров, мне нужно уехать на несколько дней. Может быть, на неделю. Там посмотрим. Оставляю вас на фра Кристофоро и фра Дженнаро. Они скоро придут и помогут перенести Арианну.

— Наконец-то! — воскликнул Сальваторе.

— Какая хорошая новость! — заулыбалась девушка. — Мне так хочется встать, вымыться.

Падре Арнальдо в задумчивости посмотрел на нее. Еще такая слабая. Прошло две недели после покушения, и пройдет еще немало времени, пока она поправится окончательно. Может быть, месяц. Ему очень хотелось понять, будет ли она хромать. Да позаботится о ней Господь!

Арианна отвлекла его от этих мыслей:

— Падре, меня отнесут наверх, в аббатство?

— Умерь свой восторг, дорогая. Вы перейдете в подземелье аббатства. Там есть хоть какой-то свет, воздуха больше. И место более удобное.

— Ох, не могу дождаться, когда покину эту мышиную нору.

— А теперь я должен оставить вас, — сказал священник.

— Спасибо, падре, — поблагодарила Арианна, когда он склонился к ней поцеловать в лоб. — Но умоляю, не покидайте нас надолго. Возвращайтесь побыстрее, очень прошу вас!

— Постараюсь, — ответил священник, направляясь к выходу.

— Падре, — обратился к нему Сальваторе, вставая, — можно я провожу вас немного?

Сальваторе молча шел впереди священника по подземному ходу. Когда они оказались в шестиугольной комнате, он сел на камень, служивший стулом, и сказал:

— Падре, я должен открыть вам тайну.

— Тайну? О чем же пойдет речь?

Сальваторе посмотрел священнику прямо в глаза и выпалил:

— Я нашел сокровище, о котором сложены легенды!

Падре Арнальдо некоторое время смотрел на нега с изумлением, потом на лице его появилась озабоченность.

— Я не сумасшедший, падре, — продолжал Сальваторе. — Я понимаю, о чем вы думаете. И все же я нашел сокровище, о котором говорится в легендах. Клянусь вам!

— В самом деле? И где же ты нашел его? — поинтересовался священник, все еще недоумевая.

Сальваторе вынул из кармана сжатый кулак и помедлил раскрывать его, как бы разжигая любопытство священника, а потом неожиданно открыл ладонь.

Падре Арнальдо изумился еще больше — на ней ярко сверкал при свете лампы крупный желтый камень.

— Не может быть! — воскликнул он, всплеснув руками.

— И все же это не сон, падре, — заверил Сальваторе, опять сжал кулак и приложил его к груди.

— Но… дай-ка рассмотреть как следует, дай потрогать.

Священник взял камень, осмотрел его со всех сторон, повертел в руках, поднес ближе к свету.

— Остальные тоже такие? — поинтересовался он.

— Там их много, и не только желтые, есть зеленые, красные, золотистые, — Сальваторе даже встать не мог, так у него дрожали от волнения ноги.

— Нож есть?

— Есть.

— Дай-ка!

Сальваторе протянул священнику нож. Падре еще раз посмотрел камень на просвет и стал царапать его острием, оставаясь серьезным и сосредоточенным.

— Что вы делаете, падре?

— Хочу понять, насколько он твердый.

— А зачем?

— Видишь ли, такие драгоценные камни, как изумруды, рубины и алмазы, очень твердые. Ножом их не поцарапаешь, — священник продолжал скрести камень то кончиком ножа, то лезвием. Наконец, покачал головой.

— Истинно сказано: пути сатаны неправедны! — воскликнул он. — Почему неправедны? Как это понимать?

— Это я сам себе говорю, Сальваторе. Я сначала обрадовался, что ты действительно нашел сокровище, о котором рассказывают легенды.

— А это что же такое?

— Видишь ли, твой желтый камень похож на топаз, но это все-таки не топаз, а кварц-цитрин. Он красив, но стоит немного.

— Вы уверены в этом? — Сальваторе даже вскочил.

— Мне очень жаль, но я нисколько не сомневаюсь в этом, — с горечью ответил священник, глядя ему прямо в глаза. — Взгляни на него глазами разума, а не мечты, — падре вернул ему камень. — Есть еще? Давай посмотрим. Может, какой-нибудь действительно окажется драгоценным. Кто знает!

— Камни у меня под соломой. Сейчас принесу!

Не успел священник ответить, как тот исчез и вскоре вынырнул из тьмы подземелья, обливаясь потом и тяжело дыша.

— Вот, падре, здесь всё. Вы всё это посмотрите, да?

— При условии, что успокоишься.

Священник не надеялся найти хоть один драгоценный камень. А надо бы развеять заблуждение Сальваторе и вернуть его к реальности. Да поможет ему Господь преодолеть мучительный момент! Сальваторе положил перед священником узел и, не говоря ни слова, развязал его. Доставая камни, он вытирал их о штаны и один за другим передавал Арнальдо, и тот внимательно осматривал каждый.

Исследовав последний камень, он положил руку на колено Сальваторе:

— Все камни очень красивы, но они не твердые. Этот желтый, как я уже сказал, кварц-цитрин, красный — не рубин, а розовый кварц. А те, что кажутся самородками золота, — куски пирита, железистого минерала. Единственный ценный камень — вот этот, фиолетовый. Это аметист, его священнослужители вставляют в перстни. Думаю, за него сможешь получить сотню дукатов. Это не сокровище, но и не такой уж пустяк. Будь доволен. И я тоже должен быть доволен.

Сальваторе стоял, понурив голову и опустив руки.

— Понимаю, печально пробуждаться после прекрасного сновидения, — продолжал священник. — Но это только сон. Лишь во сне ты мог ошибиться, а в действительности ты никому не дашь себя обмануть. И это самое главное, не так ли?

Закрыв лицо руками, Сальваторе смеялся и плакал одновременно.

— Простите меня, падре! Простите! — повторял он.

— Да ты что, Сальваторе? За что же я должен тебя простить?

— Но я-то знаю за что. Я вовсе не такой человек, как вы считаете. Я не хотел говорить вам о своей находке, представляете, и задумал скрыться с моим сокровищем, одни…

— Но ты ведь не сделал этого, а сказал мне.

— Да, но почему сказал? Знаете почему? Не по доброте душевной или от глубокой веры, а только потому, что понятия не имел, как продать эти драгоценности.

— Важно, что ты открыл мне свой секрет. Ты таков, каким я тебя знаю. Просидев столько времени в подземелье, кто угодно свихнется. А фантазировать — это нормально, и оставить всё себе — тоже вполне человеческое желание. Когда изведаешь бедность, поживешь во мраке тюрьмы, то и душа начинает метаться в заблуждениях.

Сальваторе больше не смеялся. Он неслышно плакал.

— Признаюсь, сначала я тоже поверил было в сокровище, — произнес священник. — И подумал: «Благодарю тебя. Боже милостивый, с помощью этих драгоценностей я смогу вывести отсюда своих детей на свет, не прибегая ни к каким уловкам». Я тоже обманулся. Но это не трагедия.

— Но то, что со злым умыслом сделал я, это безнравственно. Прошу у вас прощения, падре.

Священник положил ему руку на голову:

— Прощаю тебя от всей души.

Слуга схватил руку пастыря и поцеловал ее.

— А теперь пойдем, нам многое нужно сделать. Поручаю тебе Арианну. Меня не будет некоторое время. Не вернусь, пока не найду способ помочь вам выбраться отсюда тайком.

— Рассчитывайте на меня, падре. Я ошибался, но вы помогли мне вернуться на путь истинный. Ничто не дается нам даром, теперь мне ясно это как никогда.

— Бог даровал нам жизнь, Сальваторе, не забывай о его милости.

В ПОДЗЕМЕЛЬЯХ АББАТСТВА

Новая комната Арианны оказалась шириной три метра и высотой около двух, пол выложен керамической плиткой, а в стенах — шкафы, высеченные прямо в скале. Стояли тут стол и два стула, а в глубине висело большое распятие, и под ним помещалась скамеечка для молитвы. В углу умывальник из кованого железа с тазиком и кувшином. Монахи позаботились повесить рядом зеркало. Вдоль стен две кровати с соломенными тюфяками, но очень чистые, покрытые свежими простынями.

Арианна поняла, что комната эта не только для нее, но и для Марты, хотя днем та должна появляться наверху и почаще бывать среди людей, чтобы не вызвать подозрений. Но отсутствие Марты теперь уже не пугало ее.

Через коридор напротив находилась комната Сальваторе. Стоило совсем негромко позвать его, как в полнейшей тишине он сразу же слышал ее зов.

Стены, тоже высеченные в известняковой горной породе, оштукатурены и побелены. Помещение очень походило на комнату в апулийском доме. Свет проникал сюда из трех вертикальных щелей высотой около метра каждая и шириной сантиметров десять. Арианна попробовала заглянуть в одну из них и сразу же уперлась взглядом в глухую стену. Узкий канал уходил куда-то очень далеко вниз, и на дне что-то голубело.

Море? Нет, конечно…

Хотя света и воздуха проникало сюда совсем немного, после стольких дней, проведенных в кромешном мраке подземелья, девушке показалось, будто она впервые вдохнула полной грудью, и ей впервые захотелось спать. По ту сторону каменных бастионов оставались солнце, небо и свобода. Она должна набраться как можно больше сил, чтобы снова научиться ходить и найти Марио.

Как он, наверное, тоскует без нее! И кто знает, что ему порассказали о ней. Ей мучительно захотелось обнять любимого. Комок подступал к горлу, прерывая дыхание. Нет, сказала она себе, нельзя отчаиваться. Они еще встретятся с Марио. В будущем. Им надо лишь обрести силы на ожидание этого будущего. А оно непременно окажется лучше настоящего.

Сальваторе очнулся ото сна и стал соображать, где же он. А вспомнив, подумал, что не так уж и плоха его каменная комната, точно такая же, как у Арианны. И по сравнению с пещерой под островом Кретаччо тут просто рай — стены побелены, чистые. И дневной свет наконец!

Маловато, конечно, но достаточно, чтобы не забыть, как он выглядит. Надо спросить, что думает обо всем этом Арианна. Сальваторе вошел к ней в комнату и на цыпочках приблизился к кровати.

Лампада едва мерцала.

Арианна спала, волосы разметались по подушке и блестели, словно золотые. Он залюбовался девушкой. Она и в самом деле очень хороша. Никогда не видел он подобной красоты. Несмотря на столь долгое пребывание в темноте, лицо не утратило свежести, не поблек чудный цвет кожи.

Знала бы Арианна, как часто она снилась ему, подумал Сальваторе, то испугалась бы. Сколько раз он чувствовал себя виноватым, лежа рядом с женой, а мыслями уносясь к ней. С нежными, чистыми мыслями как о хрупкой, недостижимой мечте.

Девушка шевельнулась, открыла глаза и увидела Сальваторе.

— Боже, что ты тут делаешь?

— Смотрю на вас. Но вы спите, спите. Быстрее поправитесь, если будете много спать.

— Мне не повернуться, — пожаловалась она, пытаясь улечься на другой бок. — Спина затекла.

— Подождите, — Сальваторе подсунул руку ей под лопатки, приподнял и немного помассировал спину.

— О, спасибо, теперь лучше.

— Попробуйте опять уснуть.

— Хватит, мне надоело это слушать! Хоть ты не тверди постоянно, что я должна, должна спать. И так фра Кристофоро без конца вливает в меня эти свои настои, а я от них только слабею. Чувствую, как погружаюсь куда-то, а потом всплываю и лежу на спине «покойником», покачиваясь на волнах. Помнишь, ты сам учил меня так плавать?

— Помню, но сейчас вам и в самом деле нужно больше спать, если хотите быстрее поправиться. Нам же надо выбраться отсюда. Не забывайте об этом.

Арианна не ответила, а только задумчиво посмотрела на него. И он тоже вместе со всеми заботится только о ее телесном здоровье. Должна поправиться, должна ходить, как прежде! Это, конечно, так, она согласна. Но никто не хочет подумать о том, как она тоскует по Марио.

Прошел месяц со дня ее несчастья, и за это время она претерпела мучительную физическую боль, пережила жуткий страх навсегда остаться хромой. И ее постоянно терзал ужас при мысли, что она не сможет нормально ходить. Может, не случайно опаивает ее фра Кристофоро своими настоями, стараясь затуманить сознание, а не только для быстрейшего выздоровления. «Спи, это нужно, чтобы быстрее поправиться», — повторяли все. И без конца лгали, словно сговорились. Она много раз спрашивала, почему ее хотели убить, но так и не смогла добиться ответа. Все до единого отвечали уклончиво. Она спросила, что за люди покушались на нее, кто эти мнимые монахи. Ни одного толкового ответа не получила, только разные неопределенные предположения.

Когда спрашивала о Марио, еще хуже. Все говорили одно и то же: Марио направили служить на Сицилию, падре Арнальдо ему написал, но тот не ответил. Настоящий заговор.

Она возмущалась их ложью. Плакала, приходила в отчаяние. Но что толку? Фра Кристофоро только удвоил дозу настоев, и она бодрствовала теперь не больше часа в день. Все сговорились и лгут ей, лгут, лгут! И ведут себя точно так же, как монахи, однажды приснившиеся ей. Тогда, во сне, она не смогла рассмотреть их лиц, отчаянно звала на помощь, а те равнодушно, ничего не сказав, исчезли. Да, совсем как в том сне, загадочно ведут себя и фра Кристофоро, и Марта, и Сальваторе, и падре Арнальдо…

Все! И говорят неправду. Притворяются. А притворяться, лгать — значит, не иметь лица, вот что означает тот сон. Одни монахи кругом — и во сне, и наяву. Всюду монахи! Мнимые ранили ее, а настоящие лгут. Сновидения только кажутся загадочными, а на самом деле…

Сальваторе присел на постель Марты. Взял книгу и принялся листать ее. Кто знает, о чем он сейчас размышляет, подумала Арианна. С тех пор как они оказались заточенными в пещерах, она его совсем не понимает. На ее вопросы всегда отвечает уклончиво. Это он-то, который еще недавно был таким искренним и правдивым. И часами читает или только притворяется, будто читает, как сейчас. Но он же любит ее, она уверена. Все любят.

Это она плохая, когда считает, будто все лгут ей. Наверное, почему-то не могут быть совершенно откровенными. Наверное, есть на то какая-то причина. Не смеют открыть правду о случившемся, опасаются, что не выдержит. Но они ошибаются. Надо поддерживать игру. Она тоже притворится: станет вести себя так, как им хочется, — как больная и капризная девчонка.

Вдруг раздались гулкие шаги.

Арианна посмотрела в приоткрытую дверь. Приближался колыхавшийся огонек, и вскоре в дверях появилась Марта.

— Ну, как себя чувствует моя девочка? — она ласково тронула Арианну за руку.

Девушка приподнялась.

— Мне тебя очейь не хватало, — призналась она.

Марта поцеловала ее в лоб:

— Но теперь-то я с тобой, дорогая. И приготовила тебе сюрприз! — весело добавила она. — Сейчас фра Кристофоро и фра Гу-ардиано принесут лохань и горячую воду. Очень трудно доставить это сюда, зато смогу помыть тебя и даже волосы вымою, уж очень они загрязнились.

— О, спасибо! Безумно хочу залезть в воду!

— Но именно этого и нельзя делать. Пока еще рано снимать бинты. Но я все равно постараюсь обмыть тебя губкой. Знаешь, мы придумали, как высушить твои волосы. Фра Кристофоро подал прекрасную идею. Он принесет мешочки с горячими отрубями. Уложим их вокруг головы, и увидишь, волосы высохнут очень быстро.

— Ты обо всем умеешь позаботиться, — проговорила Арианна, зевая;

Пришли монахи и притащили лохань, наполнили горячей водой, действовали быстро, чтобы не остыла.

— Вот, всё в порядке. Не бог весть что, конечно, — заметил фра Дженнаро. — Но если учесть, где мы находимся, то это настоящая ванна для принцессы.

— Вы просто чудеса творите, — сказала Марта, пробуя воду рукой. — Горячая, едва ли не кипяток. А теперь попрошу вас удалиться.

Когда мужчины вышли, Марта вымыла Арианну, отдавшуюся во власть ее материнских рук. Впервые за время болезни девушка испытала физическое наслаждение. Вода, мыло, духи. Тело ее словно пробуждалось к жизни и радовалось ей. Даже болезнь, казалось, утихла, поулеглась чуть-чуть и тоска по Марио.

Да, видимо, она уже выздоравливает и ходить будет совсем нормально, как прежде. Фра Кристофоро торжественно обещал это.

Неужели Марио предпочтет другую девушку? Ведь он же любит ее. Не способен же он всего за месяц совершенно забыть и разлюбить ее?

Марта массировала ее тело и натирала мазями, напевая какую-то новую мелодию. Она принесла свежую, просторную рубашку и, переодев девушку, накрыла простыней, укутала одеялом. А потом уложила так, чтобы голова свисала с кровати, и принялась мыть волосы.

Тут появился падре Арнальдо.

— Вот и хорошо, Марта. Молодец! — он подошел к кровати. — Дорогая, как ты себя чувствуешь?

— Неплохо, падре, — вяло, словно в полусне проговорила девушка и закрыла глаза. Падре хочет, чтобы она побольше спала, вот она и притворится спящей.

— Пока моешь ее, Марта, я схожу к Сальваторе. Мне надо поговорить с ним.

Когда священник и моряк вошли в комнату, Марта уже заплетала Арианне косу. При свече та отливала золотом.

— Какие красивые волосы, — восхитился падре Арнальдо.

— Да, очень, — согласился моряк. — И не только волосы.

Падре Арнальдо повернулся к нему:

— Ты женат! И не забывай об этом!

— Как же, забудешь! Но ведь рано или поздно… Я хочу сказать, — добавил Сальваторе, не страшась грозного взгляда священника, — рано или поздно она выйдет замуж.

— Конечно, — подтвердил падре Арнальдо, — но женихом должен быть подходящий для нее человек.

— Богатый, вы хотите сказать?

— Не только, — серьезно ответил священник, — не только богатый, — падре искоса взглянул на Сальваторе. — Люди могут жить в браке только в том случае, когда хорошо понимают и ценят друг друга. Муж Арианны должен уметь ценить ее красоту. Не так, как это понимаешь ты. Это должен быть человек, разбирающийся в искусстве, любящий его, ценящий красоту во всех ее проявлениях.

Сальваторе задумался и кивнул:

— Вероятно, вы правы, падре.

— Я стараюсь устроить всё как можно лучше для вас обоих.

— Падре, но позаботьтесь немного и о себе. Не оставайтесь до конца своих дней на этих островах.

— Нет, Сальваторе, не останусь. Возможно, удастся избавиться от оков, которые меня держат тут, и в один прекрасный день я приеду к вам.

— Падре, а вы уже знаете, куда поедем?

— Пока еще нет. Поэтому и покидаю вас на время. Мне нужно кое-что прояснить, чтобы определить, куда и как переправить вас отсюда.

— Удачи вам, падре.

Они разговаривали негромко, и Марта поинтересовалась:

— О чем это вы? Или ты исповедуешься, Сальваторе?

— Нет, Марта, — ответил падре Арнальдо, — мы обсуждаем наши планы. Так или иначе, я покидаю вас на время. Ты ведь знаешь, мне нужно уехать, и я поручаю тебе Арианну. Находись здесь ночью, а днем — дома, и веди себя как ни в чем не бывало. Фра Кристофоро знает, что надо сказать, если меня будут спрашивать. Во всяком случае, тебе известно лишь одно: я уехал в Апулию навестить умирающего родственника. Хорошо?

— Хорошо, падре.

Священник подошел к Арианне и поцеловал ее в лоб. В ответ она протянула руку и ласково коснулась щеки своего покровителя:

— Не оставляйте меня, падре.

— Не волнуйся. Думаю, что скоро вернусь.

— И поищите…

— Хорошо, — пообещал он. — Постараюсь разузнать что-нибудь о Марио.

Арианна улыбнулась ему, и священник стремительно вышел из комнаты.

В ту ночь, убедившись, что женщины уснули, Сальваторе направился по длинному коридору. Ему хотелось размяться. Его побуждала и другая причина: он отличался ужасным любопытством. Все острова Тремити он знал, как свои карманы. Отчего бы ему не обследовать так же тщательно и подземелья аббатства?

Он вошел в подземную церковь, которую хорошо запомнил. Высокий потолок, узкие колонны с капителями, украшенными головами животных. Он хотел пройти по длинному коридору из церкви к шестиугольной комнате, но вдруг подумал, что ведь придется шагать по многим могильным плитам. Церковь, объяснял ему священник, в средневековье служила кладбищем. В те времена мертвых хоронили под церковными сводами, прежде всего, конечно, важных господ — аббатов, епископов, укрывавшихся за стенами монастыря знатных особ, графов, князей.

Сальваторе остановился возле огромного надгробия. Воин в доспехах бросал вызов времени. Со спокойным достоинством лежал он на спине, вытянувшись во весь рост и сложив на груди руки, лицо выразительное и отрешенное.

Кто он такой? Сколько сражений выиграл и какие проиграл? И вот теперь он старался одержать самую трудную победу из всех — победу над вечностью!

— Я запомню тебя, неизвестный воин! — вслух произнес Сальваторе.

Немного подальше лежала плита с горельефом, изображавшим монаха, все углубления горельефа заполняли мрачные тени, и казалось, будто монах облачен в черную каменную рясу. Сальваторе не знал точно, как одевались священники в разные времена, хотя и припомнил, что капуцины носили коричневые рясы, а доминиканцы — черно-белые. А этот — во всем черном. Такой огромный, мрачный, он невольно внушал страх.

Ужаснувшись, Сальваторе повернул лампу.

— И тебя не забуду, можешь быть уверен!

И вдруг моряк сообразил — ведь он находится глубоко под землей, среди мертвецов. Сколько раз повторял он друзьям: «Я боюсь живых, а не мертвых». Отчего же теперь, оказавшись среди покойников, он так испуган, что у него мурашки бегут по коже и волосы встают дыбом? И все же, появись вдруг перед ним наяву во мраке церкви призрак этого монаха в черном, он не растерялся бы. Он разузнал бы у него, почему тот носил такую зловещую рясу, кем был в своей земной жизни, и попросил бы показать дорогу в этом темном таинственном лабиринте. Покойник ведь привык к темноте, ему не нужен свет.

Тут он почувствовал, что у него стучат зубы, и придержал челюсть рукой. Ему страшно, это верно, но ведь глупо бояться мертвых. Он опустил руку и крепко стиснул зубы. Он не отступит, даже если выйдет отсюда седым. Потом попросит фра Кристофоро вернуть прежний цвет волос, уж тот умеет.

Теперь ему хотелось выйти из церкви, чтобы обследовать другую часть подземелья. Но с какой стороны он вошел сюда? Кажется, он запутался. Где главный алтарь?

Он поднял лампу и обнаружил, что алтарь как раз напротив него, в конце центрального нефа. Значит, вход за спиной, слева. Однако, когда они с падре Арнальдо впервые попали сюда, дверь была открыта, а теперь — закрыта. Копотью от лампы Сальваторе начертил на полу стрелку, обозначив направление к алтарю. Итак, ему надо идти в противоположную сторону. Он сделал несколько шагов и уперся в глухую стену без единой двери. Частично облицованная каменными плитами разной величины, ровными и гладкими, она в основном оставалась монолитной скалой.

Все понятно.

По его расчетам подземная церковь находилась между цистернами двух монастырских двориков. Когда-то здесь была, видимо, огромная природная пещера, и монахи вырубили тут две цистерны, а между ними построили церковь, отгородив от хранилищ воды стенами. Значит, за этой вот стеной должна находиться цистерна.

Помнится, фра Гуардиано так и сказал тогда: «Там цистерна».

Выход, конечно же, должен быть слева. Но пройдя шагов десять, Сальваторе снова наткнулся на глухую стену, выложенную каменными плитами. Он стал тщательно осматривать их, и одна из плит привлекла его внимание — огромная, высотой почти два метра и такой же ширины, но никаких петель или цепей не видно. Он сильно толкнул, но плита не шелохнулась. Он надавил изо всех сил сначала на правый край, потом на левый. Плита должна поворачиваться вокруг оси. Но нет, не двигалась с места.

Он не понимал, что ее держит, однако, без сомнения, она открывалась с этой, внутренней стороны. Тут Сальваторе заметил наверху, метрах в двух от плиты, две узкие темные щели. Только как добраться до них? Он не знал, что предпринять. И вдруг вспомнил, что перед алтарем вроде бы стояла скамья для молитвы.

Да, так и есть.

С огромным трудом он подтащил скамью к плите, встал на нее и, дотянувшись до первой щели, волнуясь, сунул туда руку. Задвижка, железная задвижка! Очень тяжелая. Фута два длиной[20] и в дюйм[21] толщиной. Сальваторе сбросил ее вниз.

Раздался чудовищный грохот, многократно повторенный эхом. Все закоулки подземелья откликнулись на этот гул.

Сальваторе перепугался: вдруг призраки рассердятся, что он нарушил их покой, и восстанут из могил? А вдруг монахи услышат?

Раздумывать больше некогда, нужно быстрее двигаться дальше. Точно так же Сальваторе достал вторую задвижку, слева, только на этот раз не сбросил ее, а спустился и осторожно положил на пол.

Теперь плита должна сдвинуться. Сальваторе оттащил скамью и толкнул плиту. Она медленно повернулась вокруг оси. Проход открылся.

Он оттащил скамью на прежнее место и спрятал под нею задвижки. Не хотелось, чтобы кто-нибудь, обнаружив их, запер вход.

Затем он стал спускаться по лестнице, по которой они поднимались, когда их вел сюда фра Гуардиано. В стороны от нее уходили коридоры. В какой из них направиться? Он решил — в первый.

Коридор тянулся вдоль ограды церкви и вывел в комнату с вогнутыми стенами — это была цистерна. Железные скобы вели к люку. Сальваторе попробовал открыть его. Никак. Должно быть, замурован. Но и это не огорчило его. Все равно здесь ничего не найдешь.

Второй коридор привел к другой цистерне. Третий вывел в помещение, служившее складом для домашней и хозяйственной утвари и продуктов.

Сальваторе невероятно устал и решил вернуться к себе и лечь спать.

— Я достаточно потревожил ваш покой сегодня ночью, — громко произнес он, — и прошу простить меня. Продолжайте спать спокойно.

На следующую ночь он снова принялся обследовать подземелье. Теперь он действовал гораздо быстрее. Спустился в церковь, толкнул массивную плиту, тихо закрыл ее за собой и опять принялся изучать коридор за коридором, каждый раз оставляя на стене стрелки.

Наконец он проник в туннель, шедший с наклоном. После двух или трех поворотов тот вдруг разветвился направо и налево. Словом, этот ход оказался не такой, как остальные. Настоящий лабиринт.

Сальваторе вернулся и нацарапал на стене из песчаника стрелку, указывавшую направление к выходу, и опять устремился вперед, оставляя по пути новые пометки. Его лихорадило от возбуждения. Он не сомневался, что именно здесь где-то прячется самая тайная келья подземелья аббатства.

Вскоре коридор привел его в круглую комнату. И дальше идти некуда — никаких дверей в этом помещении не было. Сальваторе принялся тщательно обследовать стены, сложенные из блоков скалистых пород, ровных и гладких. А вот пол… Тут что-то не так. Он весь усыпан песком и камнями. Сальваторе разрыл их руками и вдруг нащупал что-то железное.

Кольцо! На крышке люка! Он расчистил крышку от камней и с силой дернул за кольцо. Крышка со скрежетом поднялась. Осветив люк, Сальваторе увидел ступени. Они, конечно же, ведут к тайнику! Дрожа от волнения, он спускался дальше.

Вдруг огонь его лампы вспыхнул ярче. Ага, горит лучше. Значит, здесь больше кислорода. Ступени покрыты толстым слоем пыли. Ни влаги, ни даже следов сырости.

Спускаясь, он насчитал двадцать пять ступенек.

Сюда явно поступал свежий воздух, только непонятно откуда.

Сальваторе остановился. Одной ногой он стоял на ступеньке, другой на земле, и готов был в любую минуту броситься обратно. Ему стало страшно. На этот раз от сознания, что зашел слишком далеко. Он чувствовал себя так, словно заглянул кому-то в самую душу и неожиданно узнал все секреты, все мысли, все самые тайные помыслы незнакомца. Он устыдился своего поступка.

Но… он только посмотрит, решил он, и поспешит к себе спать. Он поднял лампу повыше. А что там у противоположной стены? Алтарь? Нет, непохоже. Гробница? И даже не гробница. Как же это назвать? Да это… ларец! Ковчег! Ну да, библейский ковчег для хранения святых даров, о котором говорил фра Кристофоро.

Обрадовавшись, Сальваторе подошел ближе, осветил ларец и внимательно осмотрел его. Нет, не гробница это и не ковчег, а всего-навсего пустой каменный сейф. Вот он какой, оказывается, каменный сейф, скрытый в самом чреве подземелья! Ни найти его, ни вынести отсюда невозможно. И все же сокровище, некогда хранившееся в нем, украдено и унесено!

Вот где когда-то находился тот самый ящик, что он обнаружил в проходе под Сан-Домино. Его перенесли туда тайком, может быть, без ведома аббата, переправили на другой остров в ожидании сообщников. И кто поведает, что случилось потом? Как всё обстояло на самом деле? Узнать можно было бы, только если бы эти камни заговорили.

Сколько же пыли тут скопилось, как много времени прошло! Века, наверное.

Задумавшись, Сальваторе машинально пошарил ногой по земле, вороша пыль, и вдруг ему показалось, будто что-то блеснуло. Нет, сказал он себе, на этот раз он не попадется на удочку. Он уже принял однажды такую мишуру за сокровище. Здесь, он прекрасно понимал, уже давно ничего нет. Размышляя так, он все же продолжал ворошить пыль, и опять что-то блеснуло на полу. Тогда он присел и, поставив рядом лампу, пошарил по земле.

И нашел монету. Крупную монету, которая, судя по весу, вполне могла быть золотой. Но он, к несчастью, такой невезучий, улыбнулся про себя Сальваторе, что она, конечно же, окажется свинцовой. Он вытер монету о штаны, поднес к свету и рассмотрел получше. Диаметром примерно в дюйм, очень толстая. И действительно тяжелая. На одной стороне монеты было изображено что-то похожее на ангела, а на другой располагались по кругу буквы.

Сальваторе опустил монету в карман, еще раз окинул взглядом комнату и в задумчивости покинул тайник. Ему хотелось поскорее вернуться к Арианне и узнать, не приехал ли падре Арнальдо. Только он прежде передаст священнику найденную монету, а уж потом поздоровается!

Прошла неделя, а от падре Арнальдо не было никаких вестей.

Арианна потеряла сон и отказалась пить настои, которые готовил фра Кристофоро. Фра Кристофоро старался успокоить ее, объясняя, что у монсиньора много дел, что, может быть, он поехал в Неаполь к архиепископу…

— Но он же сказал, что вернется очень скоро, — сердилась Арианна, все более тревожась.

— Ты ведь понимаешь, всякое бывает. Лучше давай попробуем приготовить ему сюрприз. Закончим изучение немецкой грамматики к его возвращению.

— Хорошо, — согласилась девушка и расплакалась.

— Но что с тобой? — встревожился фра Кристофоро. — Что с тобой? Отчего плачешь? Мне совсем не нравится, как ты себя ведешь. Не надо плакать. Это дурная примета.

Сальваторе, услышав эти слова, подошел ближе:

— Падре Арнальдо обещал, что будет в отъезде дня два. Но я знаю, как много у него дел, и думаю, приедет не раньше чем через неделю.

— Не верю! Не верю! Ты тоже лжешь!

— Поверьте, синьорина, — сказал Сальваторе, взяв девушку за руку, — через девять дней он будет здесь. И чтобы время не пропадало даром, давайте займемся немецким языком.

— А когда я смогу наконец встать? — обратилась она к фра Кристофоро.

— Совсем скоро. Может быть, завтра сниму бинты. Начнем упражнения, и через несколько дней сможешь сделать первые шаги.

Фра Кристофоро перевязал Арианне ногу, заменив деревянные шины очень тугим бинтом, и через несколько дней она смогла встать и сделать с помощью фра Кристофоро и Сальваторе несколько шагов. Рука тоже была еще на перевязи. Девушка приходила в отчаяние, видя, что еле держится на ногах. Сальваторе и фра Кристофоро всячески ободряли ее, объясняли, что после стольких недель неподвижности ее ноги просто ослабели. Неделю им удавалось кое-как отвлекать больную.

Но прошло восемь дней, и едва проснувшись, она тотчас напомнила Сальваторе, что время прошло.

— День еще только начался, давайте подождем до вечера, — сказал Сальваторе, расстегивая рубашку и направляясь к умывальнику. В душе он умолял Господа совершить чудо.

И тут в комнату вошла сияющая Марта.

— Посмотри, Арианна, — весело проговорила она, показывая большой пакет, — что тебе прислали. Это от падре Арнальдо.

— Но… когда он вернется?

— Внизу у причала появился какой-то моряк, — продолжала Марта, — передал мне этот пакет и сообщил, что падре Арнальдо вернется через неделю. А пока прислал тебе подарок. Ты бы только видела, что в нем!.. Какие чудесные ткани! Я сошью тебе замечательные платья. Куда красивее, чем у этих кривляк на балу, — она стала прикладывать ткани к лицу Арианны. — Как они идут тебе! Сальваторе, принеси-ка зеркало!

Арианна увидела шелестящий шелк и роскошную парчу, и речь о нарядах изменила ее настроение, она заулыбалась и оживилась. В восторге она обняла Марту, расцеловала, и они стали оживленно обсуждать фасоны платьев, которые предстоит сшить. Сальваторе радовался, что Арианна наконец-то улыбается.

Марта принялась снимать мерки, приговаривая:

— Посмотрим, посмотрим… Талия сделалась тоньше. Около пятидесяти сантиметров. А затянешь корсажем, будет всего сорок пять. У тебя самая тонкая талия на свете, с кем угодно готова поспорить. Вот увидишь, какой станешь красавицей! Я сделаю из тебя светскую даму, — пообещала она.

Теперь Арианна и Сальваторе целыми днями занимались немецким языком. А Марта по ночам кроила и сметывала платья для Арианны, потом дошивала их дома, беспокоясь, чтобы ее работу не увидели любопытные соседки.