Скандальный дневник

Глава 20

Без четверти семь Бентон встретил Эвелин в холле.

— Добрый вечер, мэм, — сказал он и указал по коридору направо: — Его сиятельство ждет вас в комнате для завтраков.

— Почему там?

— Так велел его сиятельство, — только и ответил Бентон. Подозрительно покосившись на дворецкого, Эвелин направилась к мужу. Бентон шел рядом.

— А что там, какой-то сюрприз? — предприняла Эвелин новую попытку.

— Я не имею права это говорить. Мне пригрозили увольнением, если я скажу хотя бы слово о том, что ждет вас в комнате для завтраков, или не заменю на втором этаже парафиновые свечи на восковые.

— При чем тут свечи?

— Это второе условие, которое я должен выполнить, если хочу остаться на прежней должности.

Эвелин улыбнулась. Ее всегда восхищала безграничная преданность Бентона графу.

— Вот и пришли, — объявил Бентон и взялся за ручку двери. — Хорошего вам вечера, леди Линдсей.

— Ты что, уходишь? — растерялась Эвелин.

С невозмутимым лицом дворецкий открыл дверь и отступил в сторону.

Пахнуло ароматом лаванды: Эвелин заглянула в комнату и восторженно ахнула: все помещение было наполнено цветами и зеленью. Комнату украшали пальмы и декоративные кусты в кадках, принесенные из солярия. Между ними стояли вазы с тепличными цветами. В углу висела клетка, в которой с жердочки на жердочку перепрыгивали три щебечущие канарейки. В дальнем конце комнаты полыхал камин.

Эвелин вошла в комнату. Перед камином на ковре лежала зеленая скатерть. Вокруг нее полукругом были разбросаны большие мягкие подушки. В центре зеленой скатерти возвышалась корзина, накрытая льняной салфеткой. Пожалуй, самым удивительным был большой зонт — из тех, что слуги выносят на улицу и ставят на пригорке, чтобы укрыть дам от солнца.

— Это что, пикник? — спросила она, ни к кому не обращаясь.

— Ты угадала.

Она обернулась. Натан стоял, прислонившись спиной к буфету у стены напротив камина. Скрестив руки на груди и выставив одну ногу вперед, он внимательно наблюдал за ее реакцией.

— Не понимаю, — пробормотала Эвелин.

— Когда-то ты призналась, что любишь пикники. В это время года я не мог устроить его на природе, однако здесь есть все необходимое, мэм.

«О Боже!»

— Натан, это… — Она не могла подобрать слово. Безумие? Или чудо?

— Чего-то не хватает?

— Прежде всего — солнца, — ответила она, скрестив руки на груди.

Натан вскинул темную бровь и указал наверх. Эвелин подняла голову. На потолке было нарисовано голубое небо, по которому плыли белые легкие облачка.

— Что-то новенькое, — заметила она с легкой усмешкой.

— Это идея Бентона, — сказал он, сделав легкий жест рукой. — Вот деревья, — он указал на пальмы и декоративные кусты в кадках, — и чудесная лужайка. — Он кивнул на зеленую скатерть, лежавшую на ковре. — Все признаки пикника налицо.

Да, ему пришлось немало потрудиться над декорациями! Эвелин вспомнила свой двадцать седьмой день рождения, когда он разбудил ее, играя на трубе под окном. Раздернув шторы и выглянув вниз, она засмеялась от радости: Натан был в костюме короля. Он отвесил низкий поклон, потом указал на белую лошадь, стоявшую сзади, — как выяснилось позже, он взял ее у Дюполей.

— Спускайся, любимая! Я увезу тебя в дальние края, и мы хорошенько отпразднуем этот торжественный день.

В спальню вошла Кэтлин. В руках у нее было золотое платье с длинными свисающими рукавами и шляпа — из тех, что были модны несколько столетий назад.

Эвелин с превеликой радостью уехала бы со своим мужем куда угодно и там позволила бы ему делать с ней все, что угодно, но Натан повел ее к развалинам аббатства, где ее ждали родственники и многочисленные друзья из графства. Они устроили ей сюрприз, нарядившись в костюмы средневековых придворных. Это был потрясающий день! Они ели индейку и пили эль под народную музыку, которую исполняли сельские музыканты, а потом танцевали в помещении, когда-то служившем общим залом аббатства.

В ту ночь, когда они лежали в постели, Эвелин взяла Натана за руку, сплела его пальцы со своими и сказала:

— Спасибо тебе, дорогой.

— Тебе понравилось?

О, еще как! Это был один из лучших дней ее жизни.

— Все было замечательно, Натан! Даже не знаю, как тебя отблагодарить.

Он крепко обнял ее и положил на себя.

— Я знаю несколько способов…

На другое утро, разумеется, он отправился гулять со своими друзьями. Однако при воспоминании о том дне рождения Эвелин улыбнулась.

Сегодня вечером Натан не стал дожидаться ее решения, подошел к буфету и наполнил вином два бокала, после чего вернулся к жене, протягивая ей один бокал.

— Ты приложил немало фантазии, — одобрила она, пробуя вино.

— Я подумал, что после вчерашнего испытания ты это заслужила.

Повинуясь, то ли привычке, то ли желанию, Эвелин взяла его за руку.

Он подвел ее к зеленой скатерти и помог сесть на колени, потом опустился рядом и сдернул салфетку с корзины. Увидев, что там, Эвелин ахнула от удивления: виноград, сыры, холодная курица, свежий батон хлеба. На дне корзины лежала еще какая-то снедь, завернутая в салфетки, но Эвелин сосредоточила внимание на закусках, которые Натан выложил для нее на блюдо из севрского фарфора.

Она забросила в рот виноградину.

— Ты вырастил это в своем ботаническом коттедже? Натан засмеялся и принялся за курицу.

— Нет, там я выращиваю только лаванду. А этот виноград из теплицы мистера Робертса. Ты его помнишь?

— Только его жену. — Эвелин фыркнула. — Она ужасно обращалась с детьми прислуги. В дождливые дни те ходили в школу через ее живую изгородь, а она гоняла их метлой. Сын Мэри Стерн так испугался, что какое-то время отказывался ходить в школу.

Эвелин была поражена их непринужденной дружеской беседой, общими воспоминаниями и тому, как спокойно она себя чувствовала на этом воображаемом пикнике. Казалось, встретились после разлуки два близких друга, а не рассорившиеся супруги. Как в первые дни после свадьбы, она хохотала над его шутками.

В течение часа они не затрагивали темы прошлого и не задавали вопросов о будущем. Два человека сидели рядом и наслаждались обществом друг друга. Эвелин давно не чувствовала себя такой счастливой.

Когда Натан налил по второму бокалу вина, Эвелин увидела пирожки из слоеного теста.

— Мои любимые! — радостно воскликнула она.

Натан усмехнулся и сел рядом с ней, откинувшись спиной на подушки и протянув к огню свои длинные ноги. Он снял крошку с ее губы и положил себе в рот.

Эвелин улыбнулась.

Смеясь, Натан схватил жену за запястье, поднес пирожок к своему рту и мгновенно проглотил его.

— Ну и аппетит! — изумилась она. — В Лондоне я не видела пирожков из слоеного теста.

— Я помню, у тебя было темно-красное платье. С огромным декольте. Когда ты его надевала, я терял голову.

Эвелин смущенно улыбнулась.

Натан покосился на ее теперешний наряд.

— Помню, я слизывал крошки с твоей груди, — сказал он и провел костяшками пальцев по ее ключице.

Вновь охваченная дрожью желания, она, тем не менее, спросила:

— Ты пытаешься меня соблазнить?

Его взгляд напомнил Эвелин, как они лежали, прижавшись, друг к другу, когда она еще верила в его любовь. Ей стало трудно дышать.

— Не пытаюсь, — тихо произнес Натан, оглядывая ее грудь, вздымавшуюся над лифом платья, — а решительно иду к цели.

— Ты слишком самонадеян.

— О нет! — Он хищно усмехнулся. — По-моему, ты путаешь с самонадеянностью желание доставить удовольствие. — Он дотронулся до ее шеи и медленно опустил палец в ложбинку на груди. — Хотя, признаюсь, не могу с собой совладать. Вижу знакомый огонь в твоих глазах, Эви. Чувствую, как пылает твоя кожа, — он провел большим пальцем по ее нижней губе, — и вспоминаю о том, что я твой муж. Мне хочется заняться с тобой любовью.

Он всегда легко мог ее соблазнить: было время, когда она таяла от одного его взгляда или нежного прикосновения. Но юношеская впечатлительность уступила место зрелой рассудочности. Она знала мужские уловки, и хотя ее тело горело от его ласк, а сердце учащенно билось от его слов, ее волновало много других вещей, помимо постели.

Нагнувшись, она положила оставшийся маленький кусок пирожка в корзину и аккуратно вытерла руки. Натан приложил ладонь к ее затылку и медленно погладил по спине.

— Разве можно забыть, какое большое удовольствие мы получали в нашей супружеской постели, — тихо проговорил он. — Я часто об этом думаю.

Эвелин села на колени и оглянулась на него через плечо. Мучительное томление в его глазах волновало и полностью обезоруживало. Она чувствовала себя красивой и желанной, но в душе ее наряду с ответным желанием гнездился страх.

— Ты вспоминаешь об этом? — спросила она с нарочитым придыханием.

Он слабо улыбнулся.

— А как же, — сказал он, продолжая ласкать ее спину, — и еще о том, как приятно в тебя входить. И какими глазами ты смотришь на меня в момент наивысшего удовольствия…

Внезапно Эвелин оттолкнула мужа, повалив его спиной в подушки и крепко прижав его руки к бокам.

— Ты не помнишь ничего, кроме плотских утех, Натан!

Он сердито схватил жену, уложил ее на зеленую скатерть, опрокинув при этом корзину с едой, и приподнялся на руках.

— А ты разве забыла их, милая?

— Забавы в супружеской постели — не главное в семейной жизни! — с жаром заявила она.

— А что, по-твоему, должно им быть? Каждая размолвка, каждое сказанное поперек слово? Хочешь знать, Эвелин, что еще я помню? Не ссоры и не запальчивые слова. Я помню, какие у тебя глаза утром, когда ты только просыпаешься. Помню твой смех. Помню, как переливаются золотом твои волосы в свете свечей. Помню венок из цветов, который был у тебя на голове в день нашей свадьбы. Помню, как ты была прекрасна тогда. Помню твои сияющие счастьем глаза, когда ты сказала мне, что носишь под сердцем нашего ребенка. Помню, как сильно ты любишь пирожки из слоеного теста и духи с запахом фиалки, с каким восторгом ты участвовала в соревновании по стрельбе из лука.

У Эвелин перехватило дыхание. Он гипнотизировал ее, такой страстный и такой гневный. В его глазах горело желание.

— А еще я помню, — продолжил Натан, прожигая взглядом ее тело, — как приятно заниматься с тобой любовью. Ничто на свете не сравнится с этими ощущениями, и мне не стыдно признаться, что я опять тебя хочу.

Она тоже его хочет. Прямо сейчас, на этом воображаемом пикнике. Однако все ее опасения, которые она тщательно заталкивала на самое дно души, сейчас яростно рвались наружу.

— Телесный позыв не позволяет тебе трезво взглянуть на наши отношения, Натан, — укорила она. — Но в действительности все не так просто. Что ты думаешь по поводу нашего прошлого и всего того, что между нами произошло? — спросила она, пытаясь отвернуться от его взгляда.

Но Натан держал ее крепко. — У нас было не только плохое, но и хорошее, Эви! Если ты не хочешь этого помнить, мы все начнем сначала. И прямо сейчас. — С этими словами он обхватил ладонью затылок Эвелин, притянул ее к себе и, нагнув голову, поцеловал.

Поцелуй был ошеломляюще страстным. Его губы со вкусом вина, щекочущая щетина на подбородке, крепкие руки. Эвелин забывала обо всем на свете, когда он держал ее в своих объятиях. Но сегодня вечером она была скованной и неуверенной, потому что не знала, как себя вести. С одной стороны, ей хотелось остановиться, чтобы сохранить душевное спокойствие и здравый разум, но сердце и тело, истомившееся по мужской ласке, требовали продолжения.

Ее язык скользнул в его рот и коснулся кончика его языка. Он застонал, и она почувствовала, что уплывает в давно забытый туман наслаждения. Каждая клеточка ее существа трепетала от желания.

Натан повернулся вместе с ней на бок, а потом лег на спину, положив Эвелин на себя. Он обхватил ее голову ладонями, пробуя на вкус и покусывая ее губы. Его неутомимый язык распалял ее все больше и больше. Его пальцы ласкали ее тонкую шею, задевая серьги. Наконец он опять повернул ее на спину, ни на секунду не прерывая поцелуя, и начал ласкать рукой ее грудь.

Эвелин отдалась во власть его рук и губ. Все ее мысли были сосредоточены на его теле и символе мужского желания, прижимавшемся к ее бедру. Разомлев от его поцелуя, она представляла эти губы на своей груди и между ног. Когда он коснулся губами ее шеи, она задрожала.

— Натан…

— Да, Эви, — прошептал он ей на ушко. — Я сделаю все…

Охваченная мощной лавиной страсти, она не могла ни о чем думать. Ей хотелось как можно скорее избавиться от платья и прижаться обнаженным трепещущим телом к его крепкому торсу. Она зарылась пальцами в его волосах, погладила уши, плечи, спину. Он освободил ее грудь из лифа платья, нагнул голову и принялся целовать сосок, слегка прихватывая его зубами. Эвелин стонала от острого удовольствия.

Но когда он попытался приподнять ее платье, она вздрогнула и остановила его руку.

— Нет, подожди, пожалуйста, — слабо попросила она, силясь вынырнуть из блаженного забытья.

— В чем дело? — прохрипел он, положив руку ей на бедро. — Тебе неприятно? Скажи, чего ты хочешь. — Он смотрел на нее потемневшими от страсти глазами. — Хочешь, я поласкаю тебя здесь? — спросил он, скользнув пальцами ей между ног.

Эвелин судорожно вздохнула.

— Или здесь? — Он медленно проник внутрь ее.

— Ты… ты отдаешься страсти, забывая про наши истинные отношения, — произнесла она прерывистым шепотом. — Что будет завтра, когда ты удовлетворишь позывы своей плоти?

— Мы будем счастливы, — шепнул он и повернул ее на живот. Взявшись за ее ягодицы, он нагнулся над ней и начал ласкать, обдавая ее волосы своим дыханием. Нежным движением он раскрыл складки у нее между ног и добрался до центра ее удовольствия. — Ты увлажнилась для меня, милая. Это и есть истина. Ты хочешь меня так же, как я тебя, — прошептал он ей в волосы. — Вопрос в том, где ты меня хочешь, — здесь? — Он прижался к ней, дразня ее пальцами. — Или здесь? — Он повернул ее на бок и принялся тереться об нее.

— Я всего лишь человек, Натан, — сказала она, закрывая глаза от удовольствия. — Меня можно соблазнить — так же как и тебя, но ты нарочно не хочешь меня понимать.

— Я знаю только, что твое тело хочет меня, — прохрипел он и снял брюки, выпустив на волю возбужденный член, которым принялся тереться об ее бугорок. — Нам с тобой всегда было хорошо вместе, Эви, — сказал он срывающимся голосом. — Думаю, тебе не хватало этого так же, как и мне. Скажи, ведь это правда? — спросил он и глубоко вошел в нее.

Ничего не скажешь, он настроен решительно.

— Нет, нет… — Она оттолкнула Натана.

— Не делай этого, Эви. Пожалуйста, не делай, — процедил он сквозь зубы.

Но было поздно. Эвелин, которая всего мгновение назад готова была сдаться, теперь отчаянно вырывалась из его рук. Натан сначала пытался удержать жену, явно задетый ее внезапным сопротивлением. Он тяжело дышал, обуздывая свое желание. Эвелин опять толкнула его, и он, наконец, отпустил ее, повернулся на спину и разочарованно вздохнул.

Его жезл желания вздымался кверху, грудь ходила ходуном. Эвелин чувствовала необходимость объясниться, как-то сгладить ситуацию.

— Есть слишком много таких вещей, которые уже нельзя исправить, и мы не должны… не можем…

— Ну что ж, — буркнул он и резко сел.

Чтобы не смотреть на него, Эвелин начала поправлять на себе одежду, потом поднесла руку к волосам. Одна густая прядь выбилась из прически и повисла над плечом.

Натан несколько секунд наблюдал за ней, потом натянуто произнес:

— Ради Бога, скажи мне, что, по-твоему, нельзя исправить? Скажи, и я все исправлю.

— Это трудно объяснить, — отозвалась она. Надежды, разочарования и страх — страх, который не отпускал ее ни на минуту: она все время боялась, что ей опять придется пережить ту почти невыносимую боль, от которой она с таким трудом избавилась… — Я не могу вернуться к прошлому, Натан. Не знаю, как тебе объяснить. Скажу только, что я стала другим человеком. Я больше не желаю быть женой ради поддержания статуса и привилегий.

— Что?! — удивленно воскликнул он, вскочил на ноги, застегнул брюки и обернулся к Эвелин, упершись руками в бока. — Что ты хочешь этим сказать?

— Только не надо делать вид, что мы с тобой поженились по какой-то другой причине, — проговорила она, нагнувшись, чтобы разгладить юбки.

— Ты не права, — отрезал Натан. — Все на самом деле было не так, и ты это знаешь, Эви. — Он вдруг схватил ее за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза. — Ты это знаешь!

Она спокойно отвела его руку от своего лица.

— Наши отношения пошли прахом после смерти Робби.

— О Господи, чего же ты хочешь? — закричал Натан.

— Я хочу любви, Натан! Я хочу знать, что ничто не сможет нас разлучить и, что мы всегда будем вместе!

Натан выпучил глаза:

— И это все, что тебе нужно?

До сих пор ей никак не удавалось облечь в слова свои потаенные желания, но сейчас у нее получилось. Она сказала это совершенно искренне. Он нужен ей, но только при таком условии. На меньшее она не согласна.

— Я люблю тебя, Эвелин! — прорычал Натан, теперь его глаза сверкали гневом. — Люблю, люблю! Сколько раз я должен это повторить? Я всегда любил тебя!

— Не надо, Натан. — Она покачала головой. — Нельзя забыть прошлое…

Он взял ее лицо в ладони и повернул к себе.

— Послушай меня, Эви. Я любил тебя тогда и люблю сейчас. Может быть, моя любовь не всегда была такой, как тебе хотелось, но, Бог свидетель, я любил тебя как умел.

Прости, если я не говорил тебе, что моя любовь будет вечной, но у меня никогда не было в этом ни малейших сомнений.

— Ты нуждался в своих друзьях и развлечениях больше, чем во мне…

— Я делал много такого, о чем теперь сожалею. — Он внимательно посмотрел ей в глаза. — Я тоже изменился, Эви.

Она почувствовала, как с сердца ее упали невидимые оковы. Ей хотелось избежать его взгляда, но Натан поднял ее лицо, заставив взглянуть на него.

В его глазах застыла боль, которую она знала лучше, чем он думал. Боль человека, брошенного на произвол судьбы.

— Поверь, Эви, я буду любить тебя всегда. Всегда. До тех пор, пока мы дышим.

Она замерла.

Он погладил ее по щеке, заглянул в глаза, нагнулся и нежно поцеловал.

— Всегда, — прошептал он и снова ее поцеловал. — Всегда.

Обмякнув всем телом, она прижалась к мужу и обвила руками его шею. Кто-то стучал в дверь, но это казалось таким неважным. Однако стук не прекращался.

Натан поднял голову, не отрывая взгляда от жены.

— Уходите! — рявкнул он.

— Прошу прощения, милорд, но дело не терпит отлагательства! — крикнул Бентон из-за двери.

— Уходи!

— Милорд, это срочно! — настаивал дворецкий.

— Проклятие! — пробормотал Натан и тряхнул головой. Он убрал руки с лица Эвелин и обернулся к двери, почти скрытой за декоративными деревьями.

— Если ты напрасно меня потревожил, завтра же будешь подковывать лошадей в кузнице! — крикнул он. — Входи!

Дверь слегка приоткрылась, и Бентон скользнул в комнату. Эвелин заметила, что он тактично не поднимает глаз от ковра.

— Приехали гости, милорд.

— Это и есть твое срочное дело? Принеси мне ружье, Бентон, я сейчас тебя застрелю! Кто приехал — Уилкс? Доннелли? Скажи им, пусть спят в конюшне!

— Прошу прощения. Это не лорд Доннелли и не сэр Уилкс. Это маркиз и маркиза Садли, а также барон и баронесса Уэйнрайт. Кажется, произошло какое-то недоразумение. Они говорят, что приглашены к нам сегодня на ужин.

Эвелин ахнула и взглянула на мужа. До обоих, наконец, дошло: приехали их родители! Вместе!

— О Господи! — Натан вздохнул и махнул Бентону: — Проводи их куда-нибудь и покорми. Но, во имя всех святых, пожалуйста, оставь нас на минуту!

— Слушаюсь, сэр, — отозвался дворецкий и быстро вышел, прикрыв за собой дверь.

Натан посмотрел на Эвелин, подозрительно сощурившись.

— Наверное, это знак свыше, — проворчал он, — иначе, почему наши родители приехали к нам именно сегодня вечером?