У Эвелин екнуло сердце, когда она впервые за три года переступила порог своего дома. Был час ночи, но, несмотря на позднее время, Бентон тут же возник перед ними, готовый услужить. Он по-прежнему являл собой образец благопристойности — гладко выбритое лицо, безупречный костюм. Кажется, он не особенно удивился, увидев Эвелин, впрочем, даже если бы Земля вдруг сошла со своей орбиты, Бентон остался бы, невозмутим.
— Очень рад вас видеть, миледи. Добро пожаловать домой. — Спасибо, Бентон. Я тоже рада тебя видеть.
— Проводить вас в ваши покои?
Ее покои располагались рядом с покоями Натана, разделенные лишь парой гостиных, поэтому предложение дворецкого вызвало в душе Эвелин легкую панику.
— Нет-нет, — поспешно отказалась она. — Может, здесь есть другие свободные комнаты?
— Она скорее пойдет на смерть, чем поселится так близко от меня, Бентон. Проводи ее в покои рядом с детской…
Эвелин ощутила укол в сердце. В детской умер ее сын.
— Нет! — быстро отклонила она это предложение. Она больше никогда не войдет в эту комнату, и не будет жить рядом с ней. Бентон и Натан посмотрели на нее, и она почувствовала, как у нее задрожала рука. — Я… остановлюсь в своих покоях, Бентон.
— Отлично, мэм. — Он резко развернулся и пошел вперед. Эвелин сердито покосилась на Натана и нехотя последовала за дворецким.
Они миновали главный коридор и гостиные. Путь им освещал канделябр, который Бентон держал в поднятой руке, но даже в таком тусклом свете Эвелин заметила, как оскудела обстановка дома: мебели стало меньше, а та, что осталась, выглядела как-то неухожено. В коридоре стояли две пары сапог — это показалось ей странным, — а на одном столике красовались садок, пара удочек и стопка покоробившихся и пожелтевших газет.
Большой красивый особняк превратился в какой-то постоялый двор!
По счастью, спальня Эвелин нисколько не изменилась: бледно-голубые стены, тяжелые шторы с цветочным рисунком и кровать с балдахином, застеленная затейливо вышитым покрывалом — свадебным подарком ее тетушки. Казалось, никто не заходил в эту комнату с того дня, как она отсюда уехала.
Как только Бентон оставил ее одну, Эвелин рухнула в кресло и закрыла лицо руками, пытаясь успокоить дыхание и не видеть сына в каждом углу комнаты. В памяти невольно возникла жуткая ссора, которая случилась у них с Натаном в этой самой спальне ночью, когда она сказала ему о своем желании уехать в Лондон.
— Не понимаю: ты часами сидишь в темноте и пялишься в окно, ни на что, не обращая внимания. С чего это вдруг ты засобиралась в Лондон? — накинулся он на нее. — Я столько раз пытался до тебя достучаться, Эви, но ты категорически не подпускаешь меня к себе! Ты бродишь по дому как привидение, уклоняешься от обязанностей хозяйки и жены, но при этом хочешь, чтобы я отпустил тебя в Лондон!
— По мне, так лучше сидеть в темноте, чем целыми днями играть в карты, охотиться и распутничать! Согласись, что мы с тобой перестали находить общий язык.
— Нет, не мы, а ты, Эвелин. Хорошо, отправляйся в Лондон! Я буду только рад, если ты уедешь!
Воспоминания нахлынули и накрыли ее с головой. Эвелин встала и вышла на середину комнаты, обхватив себя руками. Чем же заняться? Волнение не даст ей уснуть, а усталость мешает думать.
Она сделала несколько шагов и тяжело села на край кровати. Ее опять трясло — это была внутренняя дрожь, незаметная со стороны. В груди кипела адская смесь из тревоги, растерянности, отвращения и страха.
История, жившая в этих стенах, на каждом шагу напоминала о себе и душила ее. Она просачивалась из-под дверей и заползала в окна, распространяясь, точно кровавое пятно на ковре.
Робби, чудесный малыш! Она вспомнила его смех. Представила, как он бежит к ней, раскинув ручки для равновесия и ставя пухлые ножки мысками внутрь, — так, что его качает из стороны в сторону.
Потом Эвелин вспомнила его кашель — кашель, мучивший его с рождения.
Она опустила голову и закрыла глаза, пытаясь мысленно воссоздать его лицо, которое медленно, но неодолимо стиралось из ее памяти. У него были папины голубые глаза и мамины золотистые волосы. Но как Эвелин ни старалась, она не могла вспомнить его улыбку. Как же он улыбался? Перед ней словно висела густая вуаль, скрывавшая детали. Почему она забыла его улыбку, но с пронзительной ясностью помнила тот день ранней весны, когда холодные дожди, лившие несколько суток подряд, наконец, прекратились и робкие солнечные лучи выманили их на прогулку в сад? Егерь привел туда пару щенков, которых собирался натаскать и потом использовать в качестве охотничьих собак. Робби сел на корточки и вытянул вперед ручонки, подставив их проворным языкам щенков. Он смеялся, но хрипы в его груди терзали сердце Эвелин.
Робби обернулся.
— Мам-ма! — радостно проговорил он, но она видела только яркий лихорадочный блеск в его глазах и раскрасневшиеся щеки.
Трудно сказать, что это было — материнский инстинкт или голос свыше, — но она уронила корзину, в которую складывала срезанные ветки, и подбежала к сыну. Ей никогда не забыть того ощущения, которое она испытала, коснувшись губами его лба: он пылал огнем!
Эвелин крепко зажмурилась. Нет, в этом доме она не сумеет избавиться от страшных воспоминаний. Повсюду ее преследуют больные глаза сына и мысли о несчастливом замужестве. А еще, когда она смотрит на Натана, она видит Робби, и это самая жестокая пытка. Есть только один способ дожить до возвращения в Лондон: избегать те места — и тех людей в доме, — которые напоминают ей о сыне. Надеть на глаза шоры и смотреть только вперед. Она выдержит эту невыносимую ссылку, только если не будет заглядывать в прошлое. Господи, помоги! Она пережила смерть собственного ребенка и уж точно переживет общение с Натаном.
Доннелли и Ламборн, двое из трех постоянных гостей Натана, удивленно округлили глаза, когда увидели хозяина дома, входящего в бильярдную со стаканом виски в руке. Возможно, они не ожидали, что он приедет так рано, или просто растерялись, потому что были в компании двух симпатичных девушек-сестер из Истчерча, дочерей деревенского сапожника. В последнее время фаэтон Натана частенько доставлял их в аббатство.
— Линдсей! Добрый вечер, старина! — Ламборн — ростом чуть выше Доннелли, с угольно-черными волосами и живыми серыми глазами — энергично похлопал Натана по плечу. — Что, Лондон тебе не понравился?
— А что в нем хорошего? — протянул Натан и отхлебнул из стакана.
Это была уже третья порция виски: две другие он выпил один у себя в кабинете после того, как Эвелин не пожелала занять свои старые покои, примыкавшие к его комнатам.
Она шла за Бентоном, точно приговоренный к смерти каторжник. Натан тоже отправился к себе, чтобы заглушить головную боль — результат невероятно долгого дня, в течение которого он похитил свою жену, сражался с разбойниками, а потом несколько часов подряд ощущал близость женского тела.
И это было так приятно, так естественно, черт возьми!
А сейчас виски ударило ему в голову. Хоть его и называли распутником, он давно утратил желание напиваться до полного забытья.
Даже долгая горячая ванна не помогла расслабиться. Он чувствовал себя старым и разбитым.
Натан улыбнулся девушкам.
— Добрый вечер, мисс Мэри и мисс Сара, — проговорил он слегка заплетающимся языком.
Сестры присели в реверансе — получилось на редкость слаженно.
— А куда ты дел Уилкса? — спросил Доннелли, протягивая руку. Его золотисто-каштановые волосы и карие глаза были необычны для ирландца. — Бросил в придорожной пивной в компании шлюшек?
— Он остался в Лондоне, — сказал Натан. — Ему там надо уладить кое-какие дела.
— Знаем мы, эти дела, — проворчал Ламборн. — Небось не смог пропустить очередную игру. Этот парень обожает резаться в карты, особенно за столом у принца.
— Ну, что же тут такого, Джек? — заметил Доннелли. — Да, он игрок. Ему не дано, как тебе, расхаживать павлином и очаровывать дам.
— Ах, приятель! — засмеялся Ламборн. — Я отчетливо слышу в твоем голосе зависть.
Доннелли фыркнул, взял из подставки бильярдный кий и протянул его Натану:
— Сыграешь с нами?
Все что угодно, лишь бы они заткнулись! Натан пожал плечами и поймал кий, брошенный Доннелли, потом отставил в сторону стакан и продернул кий между пальцами.
— А ну-ка отойдите, парни! — сказал он и подмигнул девушкам, которые дружно захихикали в ответ.
К сожалению, в этот вечер у Натана не клеилась игра. Доннелли выиграл первую партию, и Натан допил свое виски. Потом Доннелли выиграл вторично, и Натан налил четвертый стакан, чего обычно себе не позволял. При этом он беззастенчиво заигрывал с младшей сестрой. «Интересно, сколько ей лет? — думал он. — Семнадцать? Или восемнадцать? Восемнадцать… столько было Эвелин, когда он на ней женился».
— Как вам понравился Лондон? — спросила девушка. Он не хотел вспоминать про этот город.
— Он погружен в дворцовые распри, — усмехнулся Натан, отходя от нее, чтобы сделать очередной удар. — Весь город взбудоражен скандалом — одни на стороне принца, другие на стороне принцессы, и все с хищным нетерпением ждут новой порции жареных сплетен.
— О чем же? — поинтересовалась одна из девушек.
— О том, кто с кем спит, милая, — услужливо объяснил Доннелли.
Сестры округлили глаза и переглянулись, но их приятно взволновала возможность услышать столичные новости, поэтому они живо обернулись к Натану.
Натан сосредоточил внимание на старшей. Особенно на ее груди, которая показалась ему маленькой: он предпочитал женщин с более пышными формами — таких, как Эвелин.
— Похоже, в Лондоне нет ни одного человека, который не был бы замешан в адюльтере, — сказал он неожиданно для себя. — У меня такое впечатление, что вся королевская семейка и все придворные напрочь забыли про десять заповедей. — Он подчеркнул свое замечание сильным ударом кия и оглядел стол, задумавшись об Эвелин.
Спустя мгновение до него дошло, что никто не отвечает, а Доннелли дважды кашлянул, стараясь привлечь его внимание. Натан поднял глаза. Все взгляды были обращены к двери.
Он сразу догадался, на кого они смотрят, и почувствовал себя нашкодившим мальчишкой.
— Час от часу не легче, — пробормотал Натан, обернулся и увидел свою жену.
Эвелин стояла в дверном проеме, на ней было дорожное платье — золотистое с красным. Она спокойно, с бесстрастным лицом оглядывала комнату. Теперь она держала себя по-королевски, а когда они только поженились, она с разбегу влетала в комнату и целовала его независимо от того, уместно это или нет.
Натан стоял в полной растерянности.
Доннелли и Ламборн поклонились, девушки присели в реверансе.
— Миледи, простите нам, пожалуйста, наши плохие манеры, — сказал Ламборн. — Его сиятельство не сообщил, что вы приехали домой.
— Как странно! — произнесла она, внимательно разглядывая сестер. Ее светло-карие глаза сердито блестели. — А я думала, он не упустил возможности похвастаться, как похитил меня с лондонских улиц. — Джентльмены округлили глаза, а Эвелин холодно улыбнулась: — Нет? Значит, он рассказал вам, как прогнал грабителей.
— Неужели? — удивился Ламборн, взглянув на Натана.
— Как, вы и этого не знаете? А мне он не сообщил, что у нас гости, — продолжила Эвелин, — а то бы я сразу спустилась, чтобы с вами поздороваться. — Она радушно улыбнулась: — Очень рада вас видеть, милорд Доннелли и милорд Ламборн. А вы, мисс Мэри и мисс Сара, заметно повзрослели.
— Спасибо, миледи, — пробормотала старшая сестра. Эвелин вошла в комнату, продолжая улыбаться, но, не отрывая взгляда от девушек-сестер.
— Распорядиться, чтобы вам подали карету? — вежливо спросила она у мисс Мэри. — Уже поздно. Ваша мама наверняка беспокоится и ждет, когда вы вернетесь.
— Нет, что вы… — начала, было, младшая, но старшая тронула ее за руку, заставив замолчать.
— Спасибо, миледи, вы очень добры. — Строго взглянув на младшую сестру, мисс Мэри присела в реверансе: — Спокойной ночи.
Она взяла Сару за руку и пошла к двери. Та нехотя поплелась за ней.
— Я вызову карету, — поспешно проговорил Ламборн. Очевидно, Доннелли решил ему помочь: он подошел к девушкам и протянул руку старшей сестре. Все четверо торопливо покинули бильярдную. Остались только Натан, Эвелин и лакей, которого явно потрясло ее присутствие в доме. Натан неуклюже повел рукой в сторону жены:
— Ну, Уилсон, встречай свою хозяйку, леди Линдсей. Она вернулась домой — на время.
— Я уверена, что эта новость уже известна всей прислуге, милорд, — весело сказала Эвелин. — Как поживаете, мистер Уилсон?
— Э… отлично, мэм.
— Ты свободен, Уилсон, — бросил Натан.
Лакей поклонился и, украдкой взглянув на Эвелин, торопливо вышел из комнаты. После его ухода она взяла бильярдный кий. Натан вспомнил, как учил ее играть.
— Вообще-то бильярд — не женское занятие, — сказал он тогда, стоя за спиной у жены и обнимая ее за талию. — Пусть это будет нашим секретом.
— Обожаю наши секреты, — отозвалась Эвелин и нагнулась, чтобы сделать пробный удар.
Натан обхватил ладонями ее груди, и она захихикала. Сейчас Эвелин склонилась над столом, перехватила кий и ловко ударила по шару. Он попал точно в лузу.
— Ну что ж, — не без удивления произнес Натан, — я вижу, ты отточила свое мастерство в Букингеме.
— И вовсе не там. Королева никогда не позволила бы мне играть в бильярд.
— Значит, в Карлтон-Хаусе, — предположил он, когда она обогнула бильярдный стол, оценивая возможные варианты ударов. — Вряд ли принц так ревностно соблюдает приличия.
— Ты, наверное, удивишься, если узнаешь, что в Карлтон-Хаусе зачастую царит сдержанная атмосфера, — сказала Эвелин. — Принц Уэльский обожает своих сестер и в их присутствии ведет себя безукоризненно.
— Он разрешает им играть в бильярд?
Она сделала еще один удар, отправив и второй шар прямиком в лузу.
— Нет, только не сестрам, — ответила она, многозначительно усмехнувшись.
Натан тут же представил себе, как Эвелин играет в бильярд в окружении целой толпы джентльменов, которые наперебой предлагают ей свои услуги по обучению этой игре — и не только, — пока принц развлекает принцесс.
Эвелин обошла стол и нагнулась для очередного удара. Натан увидел изящную линию руки, налитую грудь и стройную спину. Его вдруг захлестнула волна желания. Это было совсем некстати! Он не хотел думать о близости с ней. «Бильярдные шары, бильярдные шары», — мысленно твердил Натан, пытаясь отвлечься.
— Думаю, фрейлинам королевы не совсем прилично играть в бильярд, — заметил он.
— Да? — легкомысленно спросила Эвелин. — Столичные жители не так провинциальны, как королева и мелкопоместное дворянство. — Она искоса взглянула на мужа. — В лондонском свете женщины соревнуются с мужчинами, и это не возбраняется. Неужели ты этого не знаешь?
Натан почувствовал обиду.
— Я знаю только одно: осмотрительность еще никому не помешала.
Эвелин засмеялась и опять сменила позицию. На этот раз она прошла так близко от Натана, что задела юбкой его брюки.
— Довольно забавно слышать это от распутника Линдсея. — Она помолчала и задумчиво посмотрела на него: — Поправьте меня, если я ошибаюсь, милорд, но ведь именно вы пригласили в гости скандально известного охотника, который прострелил ногу одному джентльмену и, единственной добычей которого стали тощий фазан и пухленькая фермерская дочка? Эта восхитительная история какое-то время ходила по Лондону.
Натан сердито взглянул на нее.
— Вообще-то все было не совсем так. Неужели ты думаешь, что я в состоянии контролировать все происходящее в графстве?
— Нет… но мне хотелось бы верить, что ты, как граф, контролируешь хотя бы часть происходящего. В самом деле, Натан, как ты можешь общаться с дочерьми сапожника?
Она нагнулась и сделала очередной удар кием. Шар не попал в лузу и выкатился на середину стола.
— Ты пришла сюда, чтобы меня донимать? — спросил он раздраженно и в то же время слегка виновато.
Эвелин права: в аббатстве творилось, черт знает что, а ему было плевать: он пил, чтобы ни о чем не думать и ни о чем не беспокоиться…
— Ух, какой ты сердитый! — засмеялась Эвелин. — Я пришла не для этого, Натан. Хотела спросить: нельзя ли найти сундук с моей одеждой, ведь ты похитил меня без вещей, а заодно узнать, куда делся французский секретер, который стоял в моих покоях? Если ты не против, я бы хотела, чтобы его мне вернули — вместе с бумагами и чернилами.
Натан скептически взглянул на нее.
— Это так настоятельно необходимо? — спросил он.
— А что, это так трудно? — сладко пропела она, повернувшись к нему лицом.
Он резко положил кий, обогнул стол и подошел к Эвелин, остановившись так близко, что ей пришлось слегка отступить и опереться сзади о бильярдный стол. Но ее подбородок был, воинственно вздернут, а в блестящих глазах отчетливо читался вызов.
— Нет, совсем не трудно, — отозвался Натан, медленно пройдясь глазами по ее длинной гладкой шее. — Проси все, что тебе нужно. Я никогда и ни в чем тебе не отказывал. Ты собираешься переписываться с принцессой Мэри?
— Конечно. Ты же знаешь: мы с ней подруги.
Он залюбовался ее пышным бюстом в декольте и спросил:
— Только с ней или с кем-то еще?
Эвелин шаловливо улыбнулась и потеребила маленький медальон в ложбинке у горла, в котором хранился локон волос Робби. Это еще одна особенность жены, известная Натану: она крутила в пальцах ожерелье или серьгу, когда нервничала или пыталась что-то утаить.
— У меня есть и другие знакомые в Лондоне. Я и им могу написать, — сказала она, пожимая плечами.
— Понятно, — протянул он и шагнул к ней.
Теперь они стояли вплотную друг к другу. Он подался вперед. Эвелин отпрянула. Натан улыбнулся, положил руки на край бильярдного стола по обеим сторонам от нее, заставив Эвелин еще немного отклониться назад. Чтобы не упасть, она оперлась рукой о стол и крепко вцепилась в кий.
— Кому же еще, Эвелин? — спросил он, не отрывая глаз от ее губ.
— Зачем тебе знать? Ты что, собираешься просматривать мои письма?
— А что, в этом есть необходимость?
Его взгляд опять опустился к ее пышной груди, взволнованно вздымавшейся в такт дыханию.
— С кем я переписываюсь, тебя не касается.
— Возможно. Но если я узнаю, что ты неосторожна в своих посланиях или что они способны усугубить скандал, в который ты уже втянула нас обоих… — он поднял руку и убрал локон с ее виска, — тебе не сносить твоей прелестной головки. Ты хорошо меня поняла?
Он ожидал гнева или возмущения с ее стороны, но красавица жена лишь соблазнительно улыбнулась и посмотрела на его губы, вновь всколыхнув в нем волну желания.
— Давай уж уясним все до конца, — любезно проговорила она. — Ты что, мне угрожаешь?
— Вовсе нет, милая, — сказал он, лаская ее шею и плечо. — Я просто откровенно предупреждаю тебя о том, что случится, если я уличу тебя хотя бы в малейшем двуличии. Может, тебе кажется, что этот скандал в королевских сферах — своего рода шутка, но, уверяю тебя, все очень серьезно. Ты уже нанесла урон имени Линдсей и поставила под сомнение мою репутацию. Еще немного — и я могу лишиться своих владений. Больше я этого не потерплю.
Она усмехнулась, ей явно понравился этот вызов. Натан провел костяшкой пальца по ее ключице, почувствовав, как она напряглась от его прикосновения.
— Ты будешь держать меня здесь в заложницах и одновременно играть в бильярд с деревенскими девушками?
Откуда ему знать, что будет теперь, когда она вернулась в его дом? Он машинально поддел пальцем ее золотистый локон.
— В любом случае ты хозяйка дома и, надеюсь, будешь вести себя как графиня. Бог свидетель, твой отец заплатил за это право.
Эвелин вскинула бровь:
— Замечательно! Кстати, раньше ты не слишком соблюдал правила, которых приличествует держаться графу.
— Возможно, я только сейчас по-настоящему оценил свой статус, — сказал он, глядя на ее губы. — Когда над ним нависла угроза.
Когда эти безупречно красивые губы складывались в улыбку, на правой щеке жены появлялась единственная ямочка. Он погладил ее шею, провел пальцами по ложбинке между двумя округлостями и накрыл ладонью верхнюю часть груди.
Ее кожа была гладкой и теплой. Он почувствовал в руке упругую мягкую плоть, и волна желания превратилась в девятый вал.
— Ты пытаешься меня соблазнить? — мягко спросила она.
— Не искушай меня, милая. Я пьян и безумно соскучился по своей жене.
Ему показалось, что по ее телу пробежала легкая дрожь, но в следующее мгновение Эвелин обеими руками схватила кий и оттолкнула Натана. Он потерял равновесие.
— В чем дело, Эви? Ты боишься, что я увлеку тебя в постель?
— Похоже, ты считаешь, себя совершенно неотразимым.
— Было время, когда и ты думала так же. Мне достаточно было только дотронуться до тебя, и ты начинала мурлыкать, как котенок.
Он погладил ее грудь, потом ухватил ее ладонью.
— Тогда я была наивной девчонкой. Теперь же я опытная женщина, знающая толк в мужчинах.
— Вот как? — Он взялся за другую грудь. — У тебя было так много любовников в Лондоне?
— В отличие от тебя я достаточно благоразумна.
Она сильно толкнула Натана, но он только улыбнулся:
— Ты, в самом деле, надеешься, что тебе удастся удержать меня от исполнения супружеского долга?
Она многозначительно улыбнулась:
— Я уверена в этом. — Она опять толкнула Натана, заставив его отступить на шаг назад, бросила кий на бильярдный стол и величаво прошествовала к двери. — Спокойной ночи, Натан, — бросила она с порога и ушла, не дав ему ответить.
Натан на мгновение нагнулся над бильярдный столом, потом выпрямился и посмотрел на руку, которая трогала ее тело, ее грудь. Он сжал пальцы в кулак, разжал их и снова сжал.
Той же рукой он внезапно схватил брошенный женой кий и метнул его в стену.