Сказание о господе Раме

Глава 23 Успешные поиски

Дожди прекратились. Над миром занималась заря сезона Сарад. Земля сияла великолепием свежей зелени. Пышно разрасталась трава, и природа украшала свои изумрудные ковры пестрым и красочным цветочным узором. Как жадность бессильна противостоять щедрости и великодушию, так и воды, отступая, таяли под светом взошедшей на небосклоне звезды Агастья. Рассудок становится светел и ясен, когда исчезают желание и иллюзия; так и реки вновь обрели чистоту и прозрачность. Рама сказал Лакшмане: “Брат! Я считаю, что пришла пора обратиться к Сугриве.” Исполняя волю Рамы, Лакшмана попросил Ханумана - ежедневного гостя обители - напомнить Сугриве о данном обещании. Хануман, всегда готовый услужить Раме с горячим рвением и искренностью, не замедлил передать Сугриве пожелание Рамы. Сугрива собрал вожаков обезьяньих племен и возглавил приготовления к походу. Он вселил в своих подданных решимость и мужество, необходимые для удачного завершения возложенной на них миссии. Чтобы поиски увенчались успехом, он отправил несметные стаи обезьян во все концы света. Хануман был назначен Сугривой главою похода. Кувыркаясь и скача от возбуждения и восторга, полчища обезьян, ведомые Хануманом, выкрикнули в один голос “Джей!” - Сугриве и “Джей! Джей!” - Раме, Владыке и Господину, после чего устремились в разные стороны по тайным, им одним известным тропам джунглей, вдохновляемые Хануманом и важностью священной миссии.

Хануман со своим воинством отправился на Восток, Сушена и Мандава - на Север. Они обыскали горный хребет Гандамадану, пик Шумеру, Гору Арджуна, гряды Нилагири, не пропустив ни единой пещеры, и достигли берегов Северных морей. Подчиненные Ханумана были так же неутомимы в своих поисках; забыв о сне и пище, они готовы были пожертвовать жизнью ради Святых Стоп Рамы. Они хотели только одного - добиться успеха в служении Раме. Все они, от первого до последнего, будь то вожак или слуга, были исполнены преданности и самоотречения. Без устали повторяя Имя Рамы, они протискивались во все щели и закоулки, во все пещеры и убежища среди скал, карабкались на каждую гору, на каждый крутой утес, прочесывали все долины, бухты и берега рек, ибо могли проникнуть в места, недоступные для человека.

Однажды обезьяны оказались на берегу большого озера. Они заметили женщину, предававшуюся суровой аскезе, и простерлись ниц в почтении, не смея приблизиться к ней. Женщина открыла глаза и увидела стаю измученных, истощенных обезьян. Она сказала: “Обезьяны! Вы выглядите усталыми и голодными. Подкрепитесь этими фруктами”, и она предложила им обильное угощение. Когда они окружили отшельни цу, та попросила рассказать о цели их странствий. Сама же она поведала им, что совершает паломничество к священной обители Рамы! “Послушайте мою историю, - сказала она. - Мое имя - Свайампрабха. Я дочь небесного гандхарва. Мою подругу, одну из апсар, зовут Хема. Когда я предавалась покаянию, передо мной явился Брахма и спросил меня, каково мое сокровенное желание. Он сказал, что я достойна награды, и он ниспошлет мне любой дар. Тогда я ответила: “Я хочу узреть Бога, спустившегося на землю в человеческом обличье.” Он произнес:

“Живи здесь в одиночестве. Придет время, и сюда прибудет стая могучих обезьян, и ты предложишь им отдохнуть и набраться сил. От них ты сможешь узнать о Раме - Боге в образе человека. Позже ты увидишь его собственными глазами.” О! Я чувствую, что близится исполнение моей мечты. Два верных знака говорят мне об этом. Первый знак - это ваше появление. Второй знак - ваш рассказ о Раме и о месте, в котором он пребывает. И теперь я счастлива, будто бы уже обрела третий, заветный знак Благодати - Даршан Рамы.” Женщина испытывала безграничный восторг и проливала слезы счастья. Обезьяны были глубоко тронуты ее повестью и вместе с нею плакали от радости. Отшельница, между тем, закрыла глаза и погрузилась в глубокую медитацию. Через некоторое время она прервала молчание, провозгласив: “Обезьяны! Я вижу, как на острове, омываемом волнами океана, в прекрасном городе, в глубине цветущего сада, Сита, одна-одинешенька, горько оплакивает свою судьбу. Я уверена, что вы найдете ее. Не сомневайтесь в этом! Наберитесь терпения и мужества и продолжайте путь.”

Обезьяны вновь пустились на поиски; почти утратив надежду и поддавшись печали, они сетовали: “Увы! Только две дайн остались до срока, назначенного нашим хозяином, Сугривой. А мы все еще не напали на след Ситы!” Ангада и другие вожаки жаловались на свою судьбу и были близки к отчаянию. Из их глаз катились слезы. Они остановились у берега моря, с грустью понимая, что никто из них не способен переплыть его, чтобы продолжить поиски. Они сгрудились на прибрежном песке, изнывая от тоски и разочарования. Старейший из вождей, Джамбавантха, как мог, утешал Ангаду: “К чему так сильно горевать? Мы сделали все, что было в наших силах, мы искали повсюду, ни на секунду не забывая о долге; ни единого мгновения не было затрачено впустую; пренебрегая голодом и жаждой, мы были неутомимы в нашем служении; дни и ночи, без сна и отдыха, мы обыскивали все уголки земли в поисках Ситы. Наш хозяин и правитель, Сугрива, не мог наблюдать наши действия, но, поверь мне, Раме ведом каждый наш шаг! Поэтому Рама знает, что нас не за что подвергать наказанию, а, значит, у нас нет причин бояться гнева Сугривы. Это задание Рамы, и мы должны исполнять его с именем Рамы на устах и с Образом Рамы в сердце.”

В то время как Джамбавантха успокаивал и подбадривал Ангаду, на берегу, передвигаясь прыжками, появилась огромная старая птица. Это был орел, намеревавшийся совершить у моря поминальный обряд по своему брату и преподнести океану воду, освященную зернами кунжута. Обезьяны столпились вокруг незнакомца и гадали, не ракшаса ли это, изменивший свое обличье. Птица, однако, заговорила первой. Орел сказал: “Обезьяны! Мое имя Сампатхи. Джатайю был моим братом. Еще в молодости мы устроили состязание - кто сможет подлететь ближе к солнцу. Мой брат не вынес огнедышащего зноя солнечных лучей и повернул назад; моя же гордыня побудила меня лететь выше и выше, пока мои крылья, опаленные жаром, не сгорели дотла. Я низвергся с небесных высот и рухнул на землю, как камень. В таком жалком состоянии и обнаружил меня мудрец Чандрама, проходивший мимо. Он остановился, сел рядом и завел беседу, преподав мне бесценные уроки мудрости. С тех пор я избавился от гордости и спеси. Он сказал мне: “О царь птиц! Послушай мои слова. В наступающей Трета Юге Бог Нараяна воплотится в человеческом теле; Его супругу похитит Равана и унесет невесть куда. Целая армия ванаров - обезьян - устремится на ее поиски. Когда на своем пути ты встретишь этих посланников Бога, выполняющих священную миссию, ты можешь считать, что удостоился благодати и что твоя жизнь прожита не напрасно. Ты убедишься в этом сам, ибо в тот самый миг твои крылья вырастут и обретут новую силу. Твоим долгом будет сообщить ванарам о местонахождении Ситы!” Сегодня я пришел сюда, чтобы сотворить прощальные обряды по моему умершему брату Джатайю. Я увидел вас, и в моей памяти воскресли слова мудреца, произнесенные так много лет назад. И что же! Стоило мне вспомнить о них, я понял, что пророчество сбывается!” Тут обезьяны воскликнули в нетерпении: “Сампатхи! Отложим до лучших времен историю твоей жизни. Отпущенный нам срок близится к концу. Расскажи поскорее, как нам узнать, где находится Сита. Говори же, говори все, что ты знаешь о том, что случилось с ней!”

Сампатхи продолжал, не тратя время на излишние подробности: “О ванары! Однажды, когда меня терзали муки голода, я позвал своего сына Супарну и наказал ему: “Сын! Лети быстрее! Принеси мне какую-нибудь еду. Я стар, я голоден, мои крылья не служат мне более.” Видя мою беспомощность, сын тотчас улетел в лес, но долго не возвращался. Негодование и досада, овладевшие мной, затмили даже муки голода! Наконец он появился, держа в когтях кусок оленины. От голода мой разум затуманился, и я позабыл о сдержанности. Я был разгневан его возмутительной задержкой и был готов произнести слова проклятья! Сын в страхе взмолился о пощаде, припав к моим ногам. Он сказал: “Отец! Я не потратил ни одной лишней секунды. Прошу тебя, выслушай, почему мое опоздание было неизбежно.” Он положил мясо передо мной, и после того, как голод был утолен, я потребовал у него объяснений по поводу причины его промедления. Он сказал, что, летя по лесу, увидел чудовище с двадцатью руками и десятью головами, как будто убегающее от кого-то в великой спешке и уносящее с собою женщину невиданной красоты. Она жалобно кричала и стенала. Мой сын понял, что это демон, и напал на него; женщина, сидящая в колеснице, выкрикивала одно лишь имя: “Рама! Рама! Рама!” С ее уст не слетали никакие другие слова. Его напрасные попытки остановить вора и спасти женщину и вызвали задержку. Когда я выслушал моего сына, то почувствовал нестерпимый стыд; я мучительно горевал, что утратил свои крылья и стал стар и немощен. Я подозревал, что чудовище - один из ракшасов, и спросил сына, в какую сторону уносил свою жертву десятиглавый демон. Тот ответил, что ракшаса двигался к югу. В тот же миг я воскликнул: “Увы! Это был никто иной, как Равана, а женщина - Божественная Мать, Сита! В этом нет сомнений! Злодей похитил ее и, как жалкий пес, как хитрая лиса, поспешил скрыться со своей добычей.” Я скрежетал зубами от ярости. Что мог я еще сделать?” Так рассказал Сампатхи обо всем, что знал о случившемся. “С тех пор я ждал появления армии ванаров, помня о предсказании мудреца. Каждый день я встречал с надеждой, что наши пути пересекутся. Сегодня моя молитва была услышана! Моя жизнь обрела священный смысл.”

Сампатхи провозгласил: “О ванары! Город на острове Ланка стоит на трехглавом холме на берегу океана; этот город полон цветущих садов и парков; в одном из них, в Ашокаване, находится плененная Сита и оплакивает свою судьбу. Она ждет вашего прибытия. Поэтому двигайтесь дальше на юг.”

Ангада спросил орла, откуда ему известно, что именно в саду Ашокавана томится Сита. Сампатхи ответил, что острое зрение орла позволяет ему видеть на расстоянии более четырехсот йоджанов, и не будь он так стар, наверняка смог бы оказать им более существенную помощь. Главная трудность в том, как пересечь океан! Сампатхи сказал: “О ванары! Вы добьетесь успеха в задании, доверенном вам Рамой, если среди вас найдется хоть один, кто обладает достаточной силой и ловкостью, чтобы совершить прыжок длиною в сто йоджанов.” Пока Сампатхи говорил эти слова, его крылья немного отросли и расправились. Он подпрыгнул и пролетел немного, а вскоре обнаружил, что может летать как прежде! Пророчество мудреца сбылось.

Сампатхи был потрясен этим чудом - своими новыми мощными крыльями. Он сказал: “О храбрые герои-ванары! Исполняя волю Рамы, вы проявили великий энтузиазм и упорство! Разыскивая Ситу, вы пренебрегали голодом и жаждой, не желая терять ни минуты! Вы выказали твердую веру и глубокую преданность, вы рисковали собственной жизнью, полностью отдавшись своей цели. Это Рама вселил в вас уверенность и силу. С вашей помощью Он вершит свое предназначение.

Ваш долг - погрузиться в мысли о Нем и молиться Ему от всего сердца. Тогда вы найдете Ситу и принесете полное удовлетворение Раме. Силою Его Милости вы сможете с легкостью перепрыгнуть океан, найти Ситу и наполнить радостью сердце Рамы. Радость, которую мы вселяем в сердце Бога, - вот единственная почетная цель нашей жизни; что можно сказать о живущих, не приносящих этот дар Божеству? Достойными могут зваться лишь те, кто держатся пути, начертанного Богом, и следуют его Воле в своих действиях; жизнь всех прочих бесполезна и пуста; они тратят ее на поглощение изысканной пищи и лишь отягощают землю своими телами.” С этими словами Сампатхи взмахнул крыльями и улетел.

Ванары, следившие за полетом орла в высоте, были несказанно удивлены и обрадованы восстановлением его прежней силы. Они говорили друг другу, что с Именем Рамы можно достичь невозможного; как гласит пословица, Оно немого заставит говорить, а хромого - забраться на гору. Бескрылый Сампатхи обрел свои крылья и взмыл в небеса только благодаря Его Милости, заслуженной повторением Его Имени. Слова Сампатхи помогли ванарам правильно и разумно отнестись к ситуации. Каждый из вожаков старался трезво оценить свою силу и способность к прыжку. Тем временем Джамбавантха обратился к обезьяньему воинству: “Друзья! Мои древние годы взяли свое - у меня уже нет прежней силы и сноровки. Только радостное вдохновение от возможности выполнить приказ Рамы, только мужество, черпаемое мною из Его Благословений, позволяло мне сопровождать вас и до сих пор находиться рядом с вами. Когда я был на вершине своего разума и своей силы, в расцвете зрелости и мужественности, Бог воплотился на земле как Вамана, явив миру свою Форму Тривикрама.”

Услышав это, ванары собрались вокруг коронованного принца своего царства, Ангады. Они воскликнули: “О принц! Найди тот единственный выход, который спасет нас! Выбери того из нас, кто должен попытаться перепрыгнуть океан.” Тогда Ангада собрал всех ванаров и сказал им, что хотел бы узнать о возможностях каждого из них в этом трудном деле. Первым поднялся Виката и заявил: “Я могу прыгнуть не дальше, чем на тридцать йоджанов.” Нила объявил: “Принц! Я способен совершить прыжок длиною сорок йоджанов, но сомневаюсь, что смогу после этого пошевелить и пальцем.” Следующим поднялся Дундхара и сказал, что без труда преодолеет расстояние в пятьдесят йоджанов. Нала вышел вперед и объявил, размахивая руками от возбуждения, что может прыгнуть на шестьдесят йоджанов. Выслушав, как обезьяны наперебой похваляются друг перед другом своей ловкостью и сноровкой, Ангада произнес: “Я знаю, что мог бы одним махом пересечь океан, но сомневаюсь, что мне хватит сил на обратный прыжок. Наша задача не только в том, чтобы достичь другого берега; тому, кто сделает это, придется сражаться с ракшасами, если возникнет необходимость. Эта борьба ослабит меня, и я не смогу вернуться назад. Я боюсь, что моих сил может не хватить на все три задачи.”

Когда Ангада, впав в уныние, произнес эти слова, вожаки племен поднялись как один и провозгласили: “Принц! Ты - коронованный престолонаследник нашего царства. Неуместно рассуждать о том, способен ли ты совершить эту миссию. Было бы неправильным возлагать на тебя эту задачу; это противоречит законам, принятым в царских семьях. Ты должен поручить ее исполнение кому-либо из своих подданных. В твоем распоряжении миллионы обезьян, жаждущих услужить хозяину, тебе не следует и помышлять о том, чтобы самому взяться за этот труд”. Джамбавантха предложил возобновить поиски достойного героя, и Ангада внимательно огляделся вокруг. Его взгляд остановился на Ханумане и он сказал: “О, сын Бога Ветра! Ты - верный слуга Рамы. Твоя преданность ему поистине безгранична. Ты был первым из нас, кто удостоился благословения обрести Даршан Рамы. Твой ум, твоя разумная тактика и дипломатия, твои высокие моральные качества помогли тебе связать узами дружбы Раму и нашего правителя Сугриву. А теперь ты хранишь молчание - в тот час, когда мы встретились с препятствием в исполнении миссии Рамы. Я затрудняюсь объяснить причину твоего молчания.” Ангада продолжал превозносить достоинства Ханумана. Он сказал: “Не существует преграды, которой ты не мог бы успешно преодолеть. Ты силен и обладаешь глубоким умом. Ты - вместилище всевозможных добродетелей. Поднимись! Оцени свое мастерство, свои блестящие таланты и способности.” Слова Ангады наполнили Ханумана небывалой силой. Он встрепенулся и, резко вскочив, воскликнул: “О ванары! Ждите здесь все вы, пока я не вернусь назад. Все эти дни вы неустанно сновали по горам и долам, холмам и долинам, пустыням и джунглям, не зная ни минуты покоя. Оставайтесь на берегу и подкрепляйте свои силы кореньями и фруктами, что найдете здесь. Я же, не теряя ни минуты, сейчас же перепрыгну океан, достигну Ланки, найду Ситу и вернусь обратно. Моя единственная задача - выполнять приказы Рамы. Что еще может сделать нашу жизнь достойной, как не завоевание Его Милости?”

С этими словами он воздел ввысь сложенные ладони, посылая прощальный привет огромной толпе обезьян. Он попрощался с Ангадой, коронованным принцем. Полчища обезьян повскакали со своих мест и издали ликующий клич: “Джей Рама! Победа Раме!” Хануман, сосредоточив свой взор на запечатленном в его сердце сияющем образе Рамы, взмыл высоко в небо и одним прыжком пересек океан. Сильнейший ураган, поднявшийся от мощного толчка и стремительного полета, вырвал с корнем деревья на холмах и унес их прочь. Гора, на которой стоял Хануман, пошатнулась и, не выдержав силы удара, погрузилась в море.

Видя, как мчится по небу Хануман, Океан подумал: “Этот Хануман - слуга Рамы; он летит по поручению Рамы. О! Какая удача выпала ему! У него есть и ум, и сила, необходимые для успешного завершения миссии Рамы. Он поистине самый верный почитатель Рамы!” Океан забурлил от всколыхнувшей его радости, когда Хануман пролетал над его водами. Подводный пик Майнака поднялся из морских глубин, желая услужить герою, выполняющему веление Рамы. Он сказал: “О сын Бога Ветра! Тебя изнурит прыжок на такое огромное расстояние. Прошу тебя, отдохни немного на моей вершине и подари мне счастливую возможность разделить с тобою служение, которому ты так предан.” До Ханумана донеслась мольба Майнаки, но он не стал останавливаться. Он просто коснулся пика ногой, отдавая ему дань уважения, и помчался дальше, не снижая скорости. Он поклонился с благодарностью гостеприимному пику и прокричал ему на лету: “Майнака! Я спешу по поручению Рамы; пока я не исполню всего, я не могу помышлять ни об отдыхе, ни о еде, ни о питье. Я не должен делать на своем пути ни одной остановки.” Стоило ему пролететь еще немного, как змей-демон Сураса и чудовищная великанша Симхика внезапно предстали перед ним и попытались преградить ему путь, но Хануман одолел обоих в яростной схватке и благополучно достиг берега Ланки.

На острове он увидел множество садов и парков, сияющих в солнечном свете. Кругом царило непринужденное веселье, жители Ланки предавались развлечениям и утехам, и Хануман на мгновение позабыл, где он находится. Он восхищался разнообразием удивительных птиц с ярким оперением, пестрыми стаями порхающих с дерева на дерево. Хануман забрался на живописный холм, находящийся поблизости, и подумал: “Мой успех никак не связан с моей собственной ловкостью и силой; только с помощью Рамы, благодаря его Милости и Благословениям, я смог преодолеть этот путь.” С высоты холма он взирал на город, на его огромные роскошные здания, на длинные широкие улицы, утопающие в пышной зелени садов, и дивился, охваченный сомнениями и изумлением - не небесная ли обитель спустилась на Землю! Но по улицам маршировали могучие солдаты-ракшасы, расхаживали женщиныракшаси, известные своим непревзойденным умением принимать любую форму и поражающие распущенностью своего поведения. За стенами дворцов слышались причитания и стоны наложниц, плененных Раваной и ждущих часа своего освобождения - то были красавицы из племени дэвов, нагов, гандхарвов, а также и простые смертные женщины. Хануман решил, что было бы неразумно появляться в гуще толпы ракшасов, наводняющих улицы, в своем истинном обличий. Он принял крошечную, почти невидимую глазу форму и вступил в город.

У самого входа в столицу, перед главными воротами Ланки, стояла на страже демоница по имени Ланкини. Ее целью было неотступно следить за тем, чтобы никакой чужестранец, каковы бы ни были его намерения, не смог проникнуть в город. Она заметила странную фигуру Ханумана, отважившегося проскользнуть в ворота, и угрожающе преградила ему путь. Она набросилась на него с вопросами: “Кто идет? Откуда ты явился? Кто ты таков? Никогда прежде не видели мы в наших краях подобных странных существ! Ты не мог придти сюда издалека, ибо Ланка со всех сторон окружена океаном. Или же ты ухитрился переплыть море? Как смог ты незамеченным прошмыгнуть мимо меня и войти в город? Стой! Ни шагу дальше!” Но Хануман не обращал никакого внимания на ее возмущенные окрики; он спокойно двигался дальше, как будто вовсе не слышал угроз, а его хвост волочился за ним по земле. Ланкини, придя в бешенство, окончательно рассвирепела. Она яростно прорычала: “Жалкий глупец! Разве мои слова не достигли твоих ушей?” Хануман игнорировал ее вопросы и предостережения; с улыбкой на лице он невозмутимо приближался к воротам. Ланкини завопила:

“Безобразный уродец! Я проглатываю всякого, кто не подчиняется моим приказам! Будь осторожен! От тебя не останется ни единой косточки!” Она ринулась вперед, чтобы поймать крошечную обезьяну, в которую превратился Хануман, когда пытался миновать ворота Ланки. Когда ракшаси нависла над ним всей своей громадой, Хануман выставил свой маленький кулачок и нанес ей могучий удар. Потеряв сознание от боли, она покатилась по земле. Из ее пасти потоками хлынула кровь. Придя в себя и обезумев от ярости, она снова прыгнула, чтобы схватить Ханумана. Но получив еще один удар, она не вынесла его тяжести; демоница рухнула на землю и больше не смогла подняться. Сделав над собой неимоверное усилие, она подняла голову и, попытавшись сесть, взмолилась, простирая руки: “О существо, обладающее удивительным обликом! Давным-давно Брахма - первый из божеств Великой Триады - наделил Равану множеством даров и перед тем, как покинуть его, внезапно обернулся и произнес: “Знай, что знаком твоего неминуемого крушения станет тот день, когда Страж ворот Ланки будет повержен ударом кулака маленькой обезьяны; с этих пор ты лишишься всей своей мощи. Этот случай послужит тебе предупреждением, что твоя смерть близка! Обезьяна проникнет в город по велению Бога, исполняющего на земле свою Миссию. Обезьяна на Ланке - предвестник полного уничтожения ракшасов, помни об этом!” Ты - тот самый посланник, о котором говорил Брахма; как мне повезло, что мое тело удостоилось прикосновения твоей священной руки! О! Как нежен и приятен был этот удар!” С этими словами она бережно погладила то место, на которое пришелся могучий удар кулака Ханумана.

Тем временем Хануман, особо не прислушиваясь к ее словам, безразличный как к похвале, так и к оскорблениям, очутился внутри города Ланки, повторяя при каждом вдохе: “Рама, Рама, Рама!” Его терзала лишь одна забота: кто поможет ему найти путь туда, где томится Сита? Как узнает он Ситу, если встретит ее? Он принял неуловимую форму, чтобы остаться незамеченным и перемещался с дерева на дерево. Он сновал среди толп ракшасов, шнырял по шумным базарам и улицам, но никто не видел его. Внезапно его взору предстало здание, по своим очертаниям напоминавшее храм Хари (Вишну), чьим человеческим воплощением был Рама. Храм стоял посреди сада из деревьев Тулси. Над главным входом, искусно высеченное в камне, красовалось имя “Хари”. Не было сомнений в том, что это был Божий храм, храм Вишну. Хануман был сильно удивлен! “Как на этих дверях оказалось имя Хари?” - недоумевал он. Он решил: это место должно быть святым.

Ханумана охватило любопытство: он забрался на крышу здания и наклонился к окну, чтобы поглядеть, что происходит внутри. Он увидел, как некто, поднимаясь с ложа и расправляя свои члены, произносит имя Хари. Хануман чрезвычайно обрадовался, когда этот звук достиг его ушей. Он сразу приободрился, обнаружив, что даже на Ланке есть существа, повторяющие имя Хари. Его страхи и опасения поубавились, и он почувствовал, что обрел больше мужества для дальнейших поисков Ситы. “Обитатель этого дома кажется мне доброжелательным и благочестивым. Возможно, он знает что-нибудь о местонахождении Ситы и его удастся склонить к содружеству и помощи, ибо оба мы - приверженцы одной и той же Формы Бога.” Вдохновленный этой идеей, Хануман изменил свой облик, превратившись в жреца касты браминов и появился на пороге дома. Хотя Вибхишану, владельца обители, и одолели на миг сомнения по поводу истинной сущности пришельца, он решил, что кто бы тот ни был, он обязан оказать ему должные почести как брамину; поэтому, он поспешил навстречу гостю и простерся ниц перед Хануманом. “Учитель! Как оказался ты в этих краях? Откуда ты родом? Как мог ты пройти незамеченным по улицам города и избежать преследований ракшасов?” - спрашивал Ханумана Вибхишана. Он говорил о страшных злодеяниях, на которые были способны ракшасы, и превозносил отвагу и бесстрашие Ханумана. Хануман ответил: “Я - слуга Хари. Мое имя - Хануман. Я пришел сюда потому, что Рама послал меня.” Не вдаваясь в излишние подробности, он описал Вибхишане исключительные достоинства и добродетели Рамы. Хануман заметил, что во время его рассказа о Раме по щекам Вибхишаны текли обильные слезы. “О! Какой счастливый день! Какая великая удача выпала мне! Стоило мне подняться с постели, и я услышал эти великолепные слова, несущие покой и радость”, - таким мыслям предавался Вибхишана.

Хануман оценил все происходящее как безграничную милость Рамы. Он был поражен, что на Ланке, в краю ужаса, может обитать существо, погруженное в думы о Хари. Он спросил его: “Скажи мне, о достойный, как удалось тебе выжить здесь, в этом царстве порока и низости?” Вибхишана ответил: “Только благодаря милости Божьей! Мы живем, пока не пройдет срок, назначенный нам Господом - нам этого не избежать! Он - владыка объективного мира, и никому не дано ни изме нить, ни преступить Его Закон. Как наш язык снует постоянно в пещере рта, полной острых зубов? Как удается ему избежать их укусов и оставаться целым и невредимым? Так же и я живу здесь. Впрочем, довольно обо мне; скажи мне, с какой целью ты послан сюда?” Хануман осознал, что перед ним - поистине добродетельное создание и что его помощь и содействие несомненно принесут добрые плоды. Прежде чем ответить на вопросы Вибхишаны, он множество раз повторил про себя с восторженной признательностью: Рам, Рам, Рам, Рам и мысленно испросил позволения раскрыть тайну своей миссии этому набожному и чистому сердцем жителю Ланки. Он почувствовал, что не следует что-либо утаивать от Вибхишаны. Для начала он все же спросил: “Господин, как твое имя? Что ты делаешь здесь, на Ланке?” Тронутый смирением и вежливостью Ханумана, Вибхишана ответил: “Почтенный! Мне выпала в жизни несчастливая судьба - быть братом Раваны. Меня зовут Вибхишана. Мое положение плачевно и затруднительно, ибо я не могу произносить имя Хари так часто, как жаждет того мое сердце.” Услышав эти слова, Хануман почувствовал, что его собственный ответ уже готов сорваться с губ. Не сдержавшись, он высоко подпрыгнул от радости и выпалил: “Я - посланец Рамы. Я пришел, чтобы найти Ситу.” В тот же миг Вибхишана упал к ногам Ханумана и воскликнул: “О Господин, где же сейчас мой Рама? С давних пор я мечтаю увидеть Его, но - увы - мои добродетели слишком скудны, чтобы я смог заслужить этот дар. Я - отродье демонического племени ракшасов. Может ли быть у меня шанс обрести Его Даршан7 Для меня невозможна никакая Садхана; у меня нет достаточной свободы, чтобы предаваться покаянию и совершать ритуалы. Я не заслужил права на достойную судьбу. Могу ли я надеяться на благословение Рамы?” Сердце Ханумана растаяло от сочувствия и жалости, когда он услышал эти горестные слова.

Он принялся утешать Вибхишану. Он сказал: “Вибхишана! Раму заботит только то, что живет в нашем сердце; Ему безразличны родственные связи, религиозные убеждения или достижения на пути Садханы. Наибольшую радость Ему доставляют чувства и их чистота. Он благословит тебя за возвышенность твоих идеалов и за простоту и безгрешность твоей повседневной жизни. Он ниспошлет тебе Даршан, к которому ты так стремишься - поэтому не горюй больше! Взгляни хотя бы на меня, и ты получишь лучшее доказательство того, насколько велики Его сострадание и милость. Я всего лишь обезьяна; капризность и своенравие - отличительные черты моего племени; само слово “обезьяна” - синоним беспокойного, озорного и плутовского ума. Никто из нашего рода не удостоился быть воспетым в Шастрах! А что до премудростей аскетизма, я и представления не имею, что это значит! Я никогда не повторял прилежно, соблюдая правила и предписания, Божье Имя, так же как не совершал паломничество к священным рекам. Почему же я получил благословение Рамы? Потому что Он ценит только любовь, одухотворяющую человека, и добрые чувства, зовущие к действию. Так же произойдет и с тобой! Он обратит внимание только на чистоту твоих помыслов. Будь уверен в этом и оставь свои сомнения.”

Почувствовав облегчение от этих слов, Вибхишана в подробностях описал Хануману, как Сита была привезена на Ланку Раваной. Хануман отказался от предложенных ему питья и пищи, так как принял решение воздержаться и от того, и от другого до тех пор, пока не найдет Ситу и не передаст ей весточку от Рамы. Ему не терпелось как можно быстрее продолжить поиски. Однако Вибхишана посоветовал ему передвигаться медленно и соблюдать все меры предосторожности, а также, перед тем, как уйти, узнать обо всех “сильных” и “слабых” местах царства Раваны. Он сам выступил в роли наставника, и Хануман получил некоторое представление о местных порядках. После этого, наконец, Вибхишана разрешил Хануману отправиться на поиски Ситы. Хануман был настолько счастлив услышать, что Сита и в самом деле оказалась на Ланке, что он позабыл спросить, где именно она находится! Ему удалось проскользнуть незамеченным во множество зданий, чтобы убедиться в том, нет ли внутри Ситы. Он увидел сотни женских тел, изнуренных бесконечной пляской и однообразной пошлостью изобилия и роскоши, в пьяном изнеможении повалившихся на ложа. Накрепко запомнив те исключительные достоинства и добродетели Ситы, которые описывал ему Рама, Хануман внимательно изучал каждую красавицу, но ни в одной из них не мог найти ничего общего с Ситой. Он был близок к отчаянию и, забравшись на вершину холма, погрузился в глубокое и долгое раздумье о своем положении. “Как могу я вернуться к Раме, не выполнив своего долга, не найдя Ситу и не успокоив ее? Лучше мне прямо отсюда броситься в море! Увы! Моя жизнь прожита напрасно! Позор на мою голову!” - так отчаянно ругал себя Хануман. Вдруг он увидел прекрасный ухоженный сад, сияющий вдалеке яркой свежей зеленью. Но когда он слез с холма, то понял, что, поскольку сад находится в глубине долины, окруженной со всех сторон высокими домами, он не сможет найти его, передвигаясь по земле. Придя в сильное беспокойство и не зная, что делать дальше, он помчался к обители Вибхишаны и застал его за повторением имени Рамы. Увидев Ханумана, Вибхишана поднялся и с дружеской и приветливой улыбкой приблизился к нему. Он спросил:

“Хануман! Видел ли ты Ситу?” Хануман выразил свое разочарование, и Вибхишана поспешил сообщить ему нужные сведения. “Хануман! В городе есть сад, который зовется Ашокавана. Там, в окружении грозных и могучих ракшасов, Равана держит в плену Ситу. Моя жена и дочь также находятся там и прислуживают ей.” Вибхишана подробно объяснил Хануману дорогу, ведущую к саду и к тому месту в нем, где он найдет Ситу. Хануман скрылся в мгновение ока и через несколько минут уже был в саду Ашокавана. Его облик был непривычен для глаз ракшасов, и те, кто успел заметить его, подняли шум и крики и бросились ловить странное существо. Хануман почувствовал, что его вид привлекает всеобщее внимание и снова уменьшился до крошечных размеров. Почти невидимый, он скакал с ветки на ветку, прячась среди густой листвы, и скоро оказался в самом центре Ашокаваны.

Там он увидел женщину, худую и бледную, истощенную голодом и бессонными ночами. Свирепые ракшасы сидели на страже вокруг нее, угрожая и запугивая, пытаясь сломить ее волю и склонить к повиновению. Как раз в это время пышная процессия известила о своем появлении в саду барабанной дробью и громкими трубными раскатами. Хануман увидел, что шествие возглавляет царственная персона, роскошно разодетая и увешенная драгоценностями. Его сопровождали сотни служанок, несущих блюда, полные сокровищ, сластей, благовоний и тончайших шелков. Скрываясь за густой завесой ветвей, Хануман наблюдал всю сцену, сидя на верхушке ближайшего дерева. Несомненно, перед ним был Равана, в очередной раз явившийся к Сите с мольбами и уговорами, в надежде добиться ее любви. Он пытался вырвать у нее согласие, угрожая суровым наказанием в случае неповиновения. Хануман слышал, как Равана увещевал своих прислужников не церемониться с ней и подвергать ее мучениям и пыткам. На протяжении всей его тирады эта хрупкая слабая женщина ни разу не подняла глаз на Равану. Она произнесла лишь несколько фраз: “Глупец! Подлое и порочное существо! Только Рама имеет право прикасаться ко мне; ни у кого больше нет такого права! От разлуки с Ним мое тело сгорит в пламени скорби! Я никогда не отступлюсь от своего решения! Помни об этом и берегись!” Услышав эти выразительные слова, Хануман понял, что их могла произнести только Сита. На него сразу снизошли покой и умиротворение. Равана, между тем, разочарованный неудачей своего очередного натиска, пришел в еще большую ярость. Голосом, в котором клокотали крайнее раздражение и гнев, он предупредил Ситу, что дает ей последний срок - один месяц, с тем, чтобы она одумалась и покорилась. После этого, вместе со своей свитой из служанок, уносящих непринятые дары, он удалился. Когда процессия скрылась, Сита, подняв лицо к небу, воскликнула: “Рама! Неужели в твоем сердце нет места состраданию? Зачем обрек ты меня на эти мучения? Когда же наконец ты освободишь меня?” И она разразилась рыданиями.

Среди надзирательниц Ситы была некая ракшаси по имени Триджата; она, однако, была глубоко предана Лотосным Стопам Рамы; будучи набожной и благочестивой, она сочетала в себе житейскую мудрость с изрядным духовным опытом. Триджата сказала, обращаясь к прочим ракшаси, охранявшим Ситу: “Подруги! Прошлой ночью я видела сон, который сейчас поведаю вам. Поверьте, мы должны служить Сите и почитать ее, чтобы добиться ее милости и благосклонности! Послушайте историю, которая открылась мне прошлой ночью! Обезьяна проникла на Ланку, пролила кровь многих ракшасов и устроила великий пожар в городе! Равана, лишенный всех своих одеяний, удирал на юг верхом на осле! Его голова была обрита наголо! Я ясно видела, что все его руки были отрублены. Вместо Раваны корону царя Ланки надел Вибхишана. Не было такого уголка на Ланке, где не звенело бы торжествующе имя Рамы! Потом Рама освободил Ситу! Сестры мои по племени ракшасов! Поверьте мне, я никогда прежде не видела снов! Со мной не случалось ничего подобного. И если уж я увидела сон, он непременно окажется вещим! Все произойдет именно так, как предсказывает мое сновидение, и не позже, чем через четыре или пять дней!” Женщиныракшаси были поражены откровением, посетившим их соплеменницу. Они поспешили пасть к ногам Ситы, после чего приступили к ежедневным обязанностям.

Наблюдая за поведением Триджаты, Сита обратилась к ней со словами: “Триджата! Не иначе, как по воле самого Рамы ты оказалась одной из ракшаси, охраняющих меня. Поистине, только потому, что на Ланке еще остались женщины, подобные тебе, такие невезучие создания, как я, могут отстоять свою честь и добродетель. Представь, какова бы была в противном случае участь таких пленниц. Ты ведь слышала, не правда ли, какие выражения употреблял сегодня Равана? Он дал мне месяц на размышление! Если до тех пор здесь не появится Рама, я, или, точнее сказать, мое тело, будет разрублено на куски и вышвырнуто на съедение воронам и хищникам ! Будучи супругой Рамы, я не в силах вынести, что это тело будет обречено на столь страшную и позорную судьбу! Прошу, помоги мне, подскажи, каким образом я смогу избавиться от него раньше!” Хануман, сидя над головой Ситы на ветке дерева, сжался от тоски и скорби, услышав эти преисполненные отчаяния слова Ситы. Триджата же, простершись у ног Ситы, принялась утешать ее: “Мать! Не теряй надежды. Рама - не из рода простых смертных. Его величие и могущество несравненны. То, чего ты боишься, никогда не случится! Не может быть сомнений в том, что Он спасет тебя! Очень скоро Он придет сюда и будет держать твою руку в своей! Наберись мужества.” Успокоив Ситу ласковыми и нежными словами, Триджата удалилась к себе домой.

Воспользовавшись удачным моментом, Хануман спрыгнул на нижнюю ветку дерева, под которым сидела Сита, и бросил вниз кольцо Рамы; оно сверкнуло, как вспыхнувший луч чистейшего света; Хануман же, в порыве блаженного экстаза, повторял восторженно: “Рама! Рама!” Сита застыла, пораженная, не веря своим глазам. “Правда ли то, что я вижу, или это всего лишь сон? Как это золотое кольцо, украшающее золотую руку моего Господина, могло очутиться на Ланке? Видение ли это или очередные трюки ракшасов? Нет, нет! Я не должна колебаться! Я возьму его в руки, даже если и в самом деле окажется, что оно принадлежит моему Господину. Было бы грехом отказаться от того, чтобыприкоснуться к нему!” С этими словами, Сита взяла кольцо, с трепетом положила его на ладонь и поднесла к глазам. По ее щекам заструились слезы благодарности. “Рама! Неужели через это кольцо ты даришь мне свой Даршан, радость своего присутствия?” - воскликнула она и подняла голову.

Она увидела маленькую обезьянку, сидящую на ветке и непрерывно повторяющую в благоговении: “Рама! Рама!” В ее памяти мгновенно возникли подробности чудесного сна Триджаты. Сита взволнованно вскричала: “О! Мне кажется, что счастливые дни не за горами. За долгие десять месяцев, что провела я здесь, на Ланке, я ни разу не слышала, чтобы кто-то произнес имя Рамы. Сегодня я собственными глазами вижу существо, повторяющее это святое имя! И я получила кольцо моего возлюбленного Господина!” Сита не могла сдержать радостного возбуждения. Многие месяцы не разговаривавшая ни с кем, кроме ракшасов, она тотчас же обратилась к обезьяне, сидящей над нею: “О обезьяна! Кто ты? Откуда у тебя это кольцо?” Она не могла довериться полностью странному созданию, так как знала по опыту, на какие хитроумные трюки способны ракшасы. Сита забросала обезьянку множеством вопросов, чтобы убедиться в честности и искренности ее намерений. Прежде всего ей хотелось узнать, как чувствует себя Рама, и от одной мысли о том, что он живет совсем один, в лесу, из ее глаз брызнули слезы. Горе и радость одновременно переполняли ее. Хануман видел, как она взволнована; он не стал скрывать от нее, какую безграничную любовь и преданность испытывает он к Раме. Он рассказал ей историю Династии Рамы, поведал о Его подвигах, а также и о своей жизни до того, как он встретил Раму. Слушая его рассказ, Сита почувствовала себя счастливой, как если бы сам Рама возник перед нею; она представила себе, как Рама стоит рука об руку с ней в Айодхье и как счастливы они были в своих лесных пристанищах; от этих волнующих воспоминаний она забылась и лишилась чувств.

Придя в себя, она вспомнила, в каком опасном месте на самом деле находится, и спросила Ханумана: “О обезьяна! Я была рада услышать твой рассказ, но позволь задать тебе один вопрос: как удалось тебе проникнуть в этот город, охраняемый суровыми стражниками - ведь ты всего лишь маленькая беззащитная обезьянка? Как могло случиться, что тебя не схватили ракшасы, и как ты узнала, где я нахожусь, и пробралась сюда?” Хануман ответил: “Госпожа! Откуда мне взять силы и ловкость? Я - слуга Рамы, Его верный раб. Он побуждает меня делать то, что Он хочет и что Ему нравится. Не будь Его, я не прожил бы и мгновения. Я - лишь игрушка в Его руках. Я - кукла, привязанная к нитям, которые Он держит, у меня нет собственной воли.” Хануман продолжал восторженно превозносить величие Рамы, демонстрируя свою горячую преданность и поклонение. Сита с восторгом внимала его речам.

Рама велел Хануману поведать Сите о нескольких эпизодах из их жизни, о которых знали только они двое. Он наставлял его при этом:

“Может случиться, что Сита не поверит твоим словам; у нее могут возникнуть сомнения в твоей искренности. В этом случае ты расскажешь ей об этих маленьких происшествиях, известных лишь ей и мне.” Хануман решил, что подходящий момент настал, и заговорил: “Мать Сита! Рама просил напомнить тебе о том, как злобная ворона пыталась причинить тебе вред и как Он наказал демона, спасая тебя от его нападок.” Услышав это. Сита громко зарыдала. Она воскликнула: “Хануман! Почему же Рама, который был всегда так добр ко мне, сейчас медлит, откладывая час моего освобождения от этой пытки? Рама - океан милосердия, но почему же Он проявляет такое бессердечие ко мне? Нет, нет! Я не права. Рама - воплощение сострадания. Он вынужден играть роль, заставляющую Его проявлять это мнимое жестокосердие, в этом все дело! Хануман! Я вижу, что ты - не обыкновенное существо, ибо Рама никогда бы не позволил себе столь тесную связь с обыкновенным смертным. Тем более, Он не мог доверить первому встречному свое кольцо! Какое великое счастье выпало тебе - быть Его посланником! Яви мне хотя бы на миг свой истинный облик и свою мощь!”

Тогда Хануман спрыгнул на землю и встал перед Ситой, почтительно сложив руки. Когда Сита увидела, как он превращается на глазах в гигантскую, внушающую ужас обезьяну, у нее вновь мелькнуло подозрение, что она пала жертвой демонических козней; она закрыла глаза и в страхе отшатнулась. Увидев, как она испугана, и что ее страх вызван не исчезнувшими до конца подозрениями, Хануман сказал: “Госпожа! Я не Равана и не оборотень из его демонического отродья. Я - верный слуга Рамы, преданный его ослепительно великолепному святому телу. Он - само дыхание моей жизни, поверь мне, я говорю правду. Предполагая, что ты можешь усомниться в том, что я его подлинный посланник, Он снял со своего пальца это золотое кольцо и вложил его в мои ладони, поручив передать тебе. Я пришел не один, со мною вместе пришли Джамбаван, Нила, Ангада и тысячи других несравненных героев. Но только я один, милостью Рамы, смог пересечь океан. Все мои соплеменники остались на другом берегу. Джатайю и Сабари поведали нам о том, как унес тебя сюда этот отвратительный царь ракшасов. Встретившись три дня назад с Сампатхи, мы окончательно убедились в том, что Ланка - место твоего плена, и так обрадовались, будто ты уже предстала перед нашими глазами. Рама и Лакшмана ожидают моего возвращения, надеясь на добрые вести. Если ты позволишь, я немедленно пущусь в обратный путь, чтобы как можно скорее передать им то, что я узнал о тебе!”

Сита взмолилась: “Хануман! Я не знаю, когда ты вернешься сюда и вернешься ли вообще. Прошу тебя, останься хотя бы на день, чтобы порадовать меня рассказами о Раме и Лакшмане.” В этот момент появи лись ракшасы и столпились вокруг Ситы, намереваясь продолжить исполнение возложенных на них обязанностей. Хануман уменьшился до крошечных размеров и скрылся в густой листве.

Сита сидела под деревом, размышляя о том, что поведал ей Хануман; от этих мыслей покой и блаженство снизошли на нее; она не спускала глаз с ветки дерева, где скрывалась маленькая обезьянка, посылая ей свое благословение. В тот день Сита не испытывала ни голода, ни жажды; она не прикоснулась к фруктам и напиткам, предложенным ей прислужницами-ракшаси. Возвышенное состояние, в котором она пребывала, тронуло доброе сердце Ханумана. Сита представлялась ему олицетворением чистого страдания и боли. Он слышал грубые и злобные окрики охранниц-ракшаси, окруживших Ситу, и в гневе скрежетал зубами, ибо не смел расправиться с ними так, как бы ему хотелось; он чувствовал, что может действовать лишь по приказу Ситы.

Через некоторое время к дереву, под которым сидела безутешная Сита, явилась жена Вибхишаны Сарама вместе с дочерью Триджатой. Обе с почтением осведомились о ее самочувствии. Заметив их дружелюбный настрой, Сита заговорила с ними о том, что сбылось вещее сновидение Триджаты - на Ланку действительно проникла обезьяна. Сарама и Триджата, потрясенные ее рассказом, пришли в крайнее возбуждение, они засыпали Ситу множеством вопросов, сгорая от нетерпения узнать обо всем в мельчайших подробностях. Сита украдкой указала им на ветку, где прятался Хануман, и позволила взглянуть на принесенное им кольцо Рамы. Обе ракшаси впились в кольцо глазами, трепеща от восхищения. Хануман дожидался момента, когда Сита вновь останется одна, и вскоре ему представилась возможность заговорить с нею. Он спрыгнул на землю и торопливо зашептал: “Госпожа! Расстанься со своей тревогой и не горюй так сильно! Садись ко мне на спину, и я в мгновение ока перенесу тебя туда, где Рама и Лакшмана жаждут узнать новости о тебе!” Хануман страстно уговаривал Ситу принять его предложение, но Сита ответила: “Хануман! Я очень рада, что ты готов помочь мне! Я страдаю от тоски и невыносимой боли разлуки, и твои добрые слова для меня - словно спасительная лодка для тонущего в бушующих водах океана. Но разве тебе не известно, что я не должна прикасаться ни к кому другому, кроме своего Господина? Как же смогу я сесть на твою спину? Подумай об этом.” Эти веские и решительные слова Ситы вонзились, словно иглы, в сердце Ханумана; он ощутил свою ничтожность и острый стыд за свою гордыню, побудившую его склонять Ситу к столь неблагочестивому действу.

Придя в себя и немного поразмыслив, он, однако, осмелился продолжить: “Мать! Разве я не сын тебе? Что плохого в том, если сын понесет на своих плечах свою собственную мать? Какие дурные последствия могут ожидать его в этом случае?” Хануман настаивал, подкрепляя свою идею новыми доводами. Сита в ответ возразила ему: “Хануман! Несомненно, для нас с тобою чувства матери и сына реальны и естественны, но, вообрази, что могут подумать все остальные? Мы обязаны принимать это во внимание. Своими поступками мы должны показывать идеальный пример всему человечеству. Непозволительно навлекать на себя осуждение и презрение простых смертных и выставлять себя на посмешище; ни у одного живого существа не должно возникнуть повода указать на нас пальцем! А кроме всего прочего, наши действия должны приносить удовлетворение в первую очередь нам самим! Когда я заранее знаю, что мое действие не принесет мне удовлетворения, я никогда не решусь совершить его! Даже если речь пойдет о моей жизни и смерти, я не приму ничью помощь!

“Не забывай и еще об одном, Хануман: мой Рама призван уничтожить этого низкого демона, терзающего меня; Он - единственное существо, несущее бремя ответственности за это деяние. Он должен сам придти сюда, на эту Ланку, убить этого Равану и увести отсюда эту Ситу, держа ее руку в своей, то есть явить миру знаки истинного геройства, которые Он несет в себе, продемонстрировать подлинную доблесть и отвагу. Вспомни, как вел себя Равана: он явился как вор, прикрывшись фальшивой личиной, и украл меня у моего Господина. Но Рама - воплощение Справедливости, Он строго соблюдает законы праведного поведения. Он верен своему слову. Если по миру разлетится весть, что Рама послал обезьяну, чтобы она тайком от Раваны освободила и унесла Ситу, Он счел бы это позором, порочащим его честь. Бегство отсюда тем способом, на котором ты настаиваешь, было бы равносильно предательству! Не следует опускаться до тайных уловок и пользоваться окольными путями. Мы обязаны беречь безупречное Имя Рамы как собственное дыхание. Его добрая слава - божество, которому поклоняются наши сердца. Наш долг - сохранить ее чистоту в мыслях, словах и делах. Поэтому твое предложение и не принесло мне радости.” Хануман восхищался ее непоколебимой добродетелью, стойкой приверженностью Стопам Своего Господина и возвышенностью идеалов, которые она проповедовала. Он превозносил ее всей душою и, как сокровища, складывал ее слова в своем сердце, чтобы в будущем черпать в них вдохновение. Он проговорил: “Мать! Прости меня! Только потому, что мои глаза увидели твои страдания и муки одиночества, терзающие тебя и Раму, решился я высказать эту идею, горя желанием, как можно скорее, унести тебя отсюда к Лотосным Стопам Твоего Господина. Прости мне мою ошибку”, - Хануман вновь и вновь припадал к ногам Ситы в порыве раскаяния.

Чтобы успокоить и отвлечь его. Сита принялась расспрашивать Ханумана о благополучии Рамы и Лакшманы, о том, как проходит их суровая лесная жизнь. Она отвечала сама себе: “Впрочем, к чему беспокоиться о них? Они способны выдержать любые трудности и испытания. У них хватает мужества, чтобы перенести разлуку с женщиной. Женщина всегда страдает сильнее, ибо для нее не может быть ничего ужаснее, чем жизнь в разлуке со своим Повелителем.” Хануман ответил ей: “Мать! Конечно, не стоит сильно тревожиться о благополучии Рамы и Лакшманы; однако их нельзя сравнивать с простыми смертными - это было бы неправильно. Увы, я знаю о том, что Раму ни на миг не покидает горестная мысль о разлуке с тобой! Он не чувствует ни голода, ни жажды! Он не притрагивается к питью и пище и лишь благодаря неусыпной заботе и любви Лакшманы выпивает глоток воды или съедает маленький кусочек плода. Я не помню, чтобы Рама хоть раз по собственной воле пригубил чашу с водой! Ты не должна думать, что они забыли тебя и хотя бы на секунду могут примириться с разлукой с тобой!

“Лакшмана проводит все свои дни, не спуская глаз с Рамы; он бережет его, как зеницу ока; он - дыхание Дыхания Рамы; он преисполнен скорби от разлуки с тобой и состраданием к горю брата; Лакшмана превратился в нерушимую скалу, равнодушную ко всему, что не касается Рамы. Он - неисчерпаемый источник мужества и стойкости. Вот уже десять месяцев, как он полностью отказался от сна и пищи!”

Когда Хануман описывал Сите то трагическое состояние, в котором находятся братья. Сита реагировала на его слова, как если бы она была на самом деле потрясена безграничной любовью и привязанностью Рамы. Она повторяла снова и снова: “Да! Ты все говоришь мне о том, как страдают мужчины; откуда тебе знать, как может страдать женщина? Разве способен ты оценить всю глубину ее горя?” Сита делала вид, что не верит словам Ханумана. Она наблюдала за Хануманом, восхищаясь его силой и мудростью; ее память озарялась восторгом и радостью, когда она представляла себе встречу Ханумана с Рамой и их дружбу, навеки скрепленную узами любви и преданности. Она обрела наконец твердую веру в Ханумана и в святость его миссии.

Хануману, между тем, не давала покоя его идея, и он вновь принялся умолять Ситу принять его помощь: “Мать! - уговаривал он. - Зачем продлевать муки одиночества? К чему проводить дни в тоске и печали? Сядь на мою спину, и ты не успеешь оглянуться, как окажешься в Его присутствии.” Сита поняла, что несмотря на все ее доводы о морали и чести, о законах как духовных, так и мирских, Хануман не с силах отказаться от своего замысла. Ей пришлось применить более действенный и решительный способ, чтобы раз и навсегда прекратить разговоры на эту тему. Она сказала: “Хануман! Можно ли считать тебя слугою Рамы, безоговорочно подчиняющимся Его приказам?” Хануман ответил не колеблясь: “Да! Мне легче расстаться с жизнью, чем идти наперекор воле Рамы или ослушаться Его приказа.” И для убедительности своего заявления он принялся страстно бить себя кулаком в грудь. “Хорошо! Тогда послушай меня: какой приказ ты получил от Рамы? Найти меня и принести ему весть обо мне, или доставить меня к нему?” Хануман остолбенел услышав этот вопрос. Он внезапно понял, насколько бессмысленны его мольбы. Он сказал: “Мать! Еще раз прости меня. До сих пор я не осознавал, каковы бы были последствия осуществления моего плана.” С этого мгновения он больше не упоминал о своем предложении.