Равана, царь ракшасов с острова Ланки, прослышал о славе Дашаратхи. Его охватила такая сильная зависть, что он выработал хитрый план, чтобы сокрушить Дашаратху всеми правдами и неправдами, используя для этого любые средства. Равана искал предлог, чтобы вынудить Дашаратху на принятие открытой схватки; он отправил ему с гонцом послание, в котором говорилось, что если Дашаратха не будет платить ему дань, он вызовет его на поле боя и продемонстрирует свое превосходство в военном искусстве. Этот вызов не соответствовал всемирному нравственному уставу, но разве существовали для Раваны законы морали?
Когда царь Айодхьи услышал сообщение посла, он рассмеялся прямо ему в лицо. В то время как смущенный гонец наблюдал за его действиями, Дашаратха достал острые стрелы и метнул их прямо на остров Ланку! Когда стрелы достигли крепостных стен столицы, все городские ворота оказались намертво закрытыми.
Обратившись к посланникам Раваны, Дашаратха сказал: “Ну что же, почтенные мужи! Я только что запер наглухо все ворота и двери вашего города! Сколько бы ни трудился над ними ваш хозяин, ему не удастся открыть их; это и есть та “дань”, которую я заплатил вашему дерзкому владыке”. Когда гонцы вернулись и поведали обо всем Раване, он был поражен, обнаружив, что все двери действительно крепко закрыты. Отчаянные усилия, предпринятые Раваной и его прислужниками, не дали никаких результатов - ни двери, ни ворота не поддавались. Только когда пристыженный Равана отступил, признав свое бессилие, стрелы вернулись в Айодхью, и двери снова распахнулись.
Равана, однако, не оставлял надежды подчинить себе весь мир, сделавшись его полным властелином, и рассудил, что сможет добиться этого, если завоюет милость Божию. Он удалился в лесную чащу и выбрал удобное и благоприятное место, чтобы предаваться суровому воздержанию.
Равана так преуспел в своем аскетизме и отречении, что его заслуги привлекли внимание Бога Брахмы, что побудило Его явиться перед Раваной и предложить в награду божественный дар - любой, какой он только пожелает. “Равана!, - сказал Брахма, - проси, что хочешь. Я исполню все, что твоей душе будет угодно”. Равана припомнил оскорбление, нанесенное ему Дашаратхой; ему пришло на ум, что Дашаратха может породить могущественных сыновей, которые причинят ему еще больший вред; тут его осенило, в чем состоит его желание: “Господин! Ниспошли мне милостивый дар: сделай так, чтобы чресла Дашаратхи не произвели потомства!”. Брахма ответил на это: “Да будет так!” - и немедленно исчез, чтобы не дать времени Раване, пользуясь присутствием Бога, измыслить и облечь в слова очередную гнусную просьбу. Равана надулся от важности, возгордившись своей силой и ловкостью, и, довольный тем, что избавился от страха, торжествовал победу.
Тем временем в его ум закрался еще один план! “Дашаратха уже достиг возраста, подходящего для вступления в брак. Если я изобрету способ, чтобы он вовсе не смог жениться, это обеспечит мне двойную безопасность”. При помощи тайных сил, присущих ракшасам, ему удалось разузнать, что невестой Дашаратхи станет, вероятнее всего, дочь царя Кошалы. Итак, он решил покончить с этой принцессой! Если личность близка к разрушению и краху, это ведет к помутнению рассудка. Равана, приняв неузнаваемый облик, тайком пробрался в царство Кошалу и похитил принцессу. Он посадил ее в деревянный ящик и бросил в волны океана.
Раване была недоступна истина, что ничто в этом мире не происходит без вмешательства воли Божьей. В данном случае воля Брахмы отличалась от воли Раваны: ящик был выброшен на берег морской волной. Место, куда он попал, оказалось спокойным и тихим. Случилось так, что на следующее утро Сумантра, первый министр Дашаратхи, воспользовавшись свободным днем, явился туда, чтобы в тишине поразмыслить о государственных делах. Его взгляд упал на деревянный ларь. Он приблизился к нему и, открыв крышку, был крайне изумлен, обнаружив внутри прелестную юную девушку с чудесными сияющими глазами, волосы которой украшал сверкающий венец дивной красоты. Сумантра исполнился жалости и произнес мягко и нежно: “Дитя мое! Как случилось, что ты оказалась в этом ящике?” Она отвечала: “Господин, я принцесса из царства Кошала, зовут меня Каушалья. Я не помню, как я оказалась внутри этого ларя и кто посадил меня туда. Последнее, что я помню - как я играла с подругами в саду у дворца и не знаю, что случилось потом”. Сумантра был очень тронут ее простым и искренним ответом. Он сказал: “К таким варварским уловкам прибегают лишь ракшасы, им безразличны человеческие законы! Я отведу тебя к твоему отцу и передам тебя прямо в его руки. Пойдем! Нам следует поторопиться!”
Сумантра усадил принцессу в свою колесницу и направился в Кошалу. Он привел девушку к царю и в присутствии собравшихся придворных рассказал обо всем, что ему было известно.
Царь, в свою очередь, подробно расспросил Сумантру, кто он таков и откуда родом. Он обнаружил, что перед ним не кто иной, как сам первый министр Дашаратхи, владыки Айодхьи, и что его господин до сих пор не женат. При этом известии внезапная радость охватила его. Он сказал: “Министр! Ты вернул мне мою дочь, избавив ее от гибели. Я бы хотел, чтобы она стала женой твоего господина. Будь добр, извести своего царя о моем предложении”. В честь Сумантры была проведена пышная церемония, после чего он отправился в Айодхью с грузом подобающих случаю подарков и в сопровождении придворного жреца.
Сумантра подробно рассказал Дашаратхе о случившемся. Чтобы оповестить царя Кошалы о своем согласии, Дашаратха отправил в Кошалу вместе с прибывшим жрецом своего собственного придворного жреца и, в свою очередь, снабдил их богатыми дарами. Был назначен день и час свадьбы.
Дашаратха тронулся в путь, сопровождаемый внушительной процессией из боевых слонов, колесниц, пехоты и конницы. Шествие оглашалось ликующим пением победных гимнов, отзвуки которых неслись к небесам и отражались от далекого горизонта. Бракосочетание Дашаратхи и Каушальи было отпраздновано с непревзойденным великолепием и пышностью. Царь Кошалы подозвал к себе Сумантру и сказал: “Именно ты - причина нашего сегодняшнего триумфа. Разумеется, во всем проявляется воля Господа, но как мне вознаградить тебя и выразить тебе свою благодарность? Прошу тебя почтить согласием мое предложение: пусть и твоя свадьба будет сыграна сегодня в моей столице! Если ты не против, я прикажу тотчас же начать приготовления к церемонии”.
Дашаратха и Сумантра согласились на предложение царя. Сумантра вступил в брак с дочерью Вирадасы, из рода Ганги. Известия о свадьбах царя и первого министра, сыгранных в один и тот же день, в одной и той же столице, мгновенно разлетелись по городу, и не только по городу - по всему царству. Радуясь и изумляясь, торжествовала вся страна. Празднество длилось три дня. Огромное количество простого народа было вовлечено в музыкальные представления, танцы, игры и другие праздничные увеселения. Дни и ночи длилось веселье и не стихал возбужденный гомон толпы.
Настала пора возвращаться в Айодхью, и на четвертый день после свадьбы Дашаратха с царицей и придворными, а также министр Сумантра с супругой и свитой тронулись в обратный путь. При въезде в город народ приветствовал их радостными возгласами. Подданные ликовали от восторга, что были сыграны сразу две свадьбы - царя и министра; люди танцевали прямо на улицах и выкрикивали “Джей! Джей!”, пока их голоса не охрипли от натуги. Жители столицы высыпали на улицы и выстроились вдоль стен, чтобы полюбоваться на свою царицу; они окропили розовой водой дорогу до дворца, по которой шествовали новобрачные, и зажгли в их честь масляные светильники.
Дашаратха вновь приступил к своим царским обязанностям и правил страной с заботой и любовью. Часто он отправлялся со своей супругой в лес на прогулку, и они счастливо проводили свои дни. Однако время шло - миновали дни, месяцы и годы, и горестная тень омрачила лицо царя. Его снедала боль, что он до сих пор бездетен.
Царь собрал на совет своих жрецов, пандитов и министров, и, убедившись, что их воля не противоречит искренним мольбам Каушальи, привел во дворец вторую жену, Сумитру. Сумитра была достойна своего имени (Сумитра - “дружелюбная”), так как обладала общительным нравом, полным сострадания и деятельной доброты. Каушалья и Сумитра горячо полюбили друг друга, их связали узы глубокой привязанности - более глубокой, чем любовь матери к своему дитя. Каждая стремилась доставить радость другой; обе женщины были сильны духом, отзывчивы и самоотверженны. Но снова полетели годы, и с течением лет убывала надежда на появление наследника престола. Движимый отчаянием, царь, по настоянию цариц, женился в третий раз. Новой избранницей стала Кайка - принцесса невиданной красоты, дочь царя Кекайи из Кашмира.
Царь Кекайи, однако, поставил определенные условия, прежде чем согласиться на бракосочетание дочери. Он настаивал на том, чтобы сын Кайки получил первоочередное право вступления на престол. Он сказал, что если царь Айодхьи не примет этого условия, он не даст согласия на свадьбу. Придворный жрец Гарга вернулся в Айодхью, чтобы сообщить царю это известие. И Каушалья, и Сумитра прекрасно понимали, как жаждет царь вступить в брак с принцессой из Кекайи, молва о необыкновенной красоте и прелести которой распространилась повсюду. Они чувствовали, что их долг как преданных жен - подчиняться малейшему желанию супруга и делать все возможное, чтобы его воля исполнилась; кроме того, они были полностью уверены в том, что царский род Айодхьи не может быть запятнан, и в нем никогда не родится сын, способный нарушить Дхарму. Даже если Дашаратха даст клятву, что сын его третьей жены станет наследником престола, сын Кайки, рожденный в славной династии, будет воплощением праведности и никакой изъян или порок не смогут коснуться его. Поэтому они обе взмолились, простирая руки к царю: “Господин! У нас нет большего счастья, чем видеть счастливым тебя! Прими условия царя Кекайи! Возьми в жены его дочь и обеспечь этим продолжение династии Рагху! Нет нужды тратить время на дальнейшие размышления!”
Слова цариц еще более распалили пламя, горевшее в сердце царя. Он послал Гаргу обратно в Кекайю, вручив ему многочисленные дары. Он велел передать царю, что принимает его условия и начинает немедленные приготовления к свадебной церемонии. Свадьба была сыграна со щедрым великолепием.
Во главе пышной процессии, сопровождаемый тремя царицами, вернулся Дашаратха в свою столицу и прошествовал по улицам города, сияя, как луна на звездном небе! Царь проявлял одинаковое внимание и заботу по отношению к каждой из своих жен. Они также выказывали равную любовь и уважение друг к другу и к своему господину. Они преклонялись передним и боялись хоть в чем-то огорчить его. Царицы стремились сделать все, что в их силах, чтобы исполнить любое желание Дашаратхи и никак не препятствовать осуществлению его воли, ибо почитали его, как Бога, как и подобает праведным женам. Взаимная любовь, связавшая их, была настолько глубока, что, казалось, само дыхание их тел, живущих врозь, слилось для всех троих в едином вдохе и выдохе!
Годы шли. Молодость царя и его трех верных подруг миновала, пролетели годы зрелости, и старость уже была не за горами; царь так и не дождался желанного сына. И хотя женские покои дворца своим изысканным удобством и роскошным убранством взывали к счастливой жизни, сердца цариц томились тревогой, тоской и отчаянием.
Однажды вечером вся царственная семья - царь и три его супруги - собрались в одном из покоев дворца и, снедаемые волнением и беспокойством, обсуждали дальнейшую судьбу Айодхьи, ее будущую безопасность и процветание. Беседа длилась много часов, и каждый старался внести в нее свой полезный вклад, чтобы найти необходимое разумное решение. Однако так и не придя ни к какому выводу, они разошлись, еще более удрученные, видя единственное спасение в том, чтобы обратиться за помощью к Васиштхе, семейному Гуру, и последовать его совету.
С наступлением рассвета Васиштху известили о просьбе царя удостоить дворец своим присутствием. Были также приглашены многие мудрецы, пандиты и прорицатели. Царь поведал им о своей заботе - как найти достойного преемника, которому можно вручить бразды правления огромной державой, простирающейся меж двух морей - обширными царскими владениями славной династии Рагху.
Исполненный отчаяния и неуверенности в будущем, Дашаратха страстно взывал к мудрым наставникам с просьбой дать ему необходимый совет.
Васиштха погрузился в длительное глубокое раздумье. Наконец он открыл глаза и произнес: “Царь! Тебе не стоит так сильно горевать. Айодхья не останется без правителя. Ей не суждено бедствовать, словно одинокой вдове. Это царство и впредь будет средоточием веселья, счастья и изобилия, ему суждено дальнейшее процветание и торжество вечного праздника. Айодхья останется Поводырем всех народов, кладезем праведности, и ее земля будет созвучна радостному ритму прекрасной музыки. Я не допущу, чтобы на престоле Айодхьи воцарился владыка инородной династии. Милость Бога - непостижимый дар. Я уверен, что вы заслужили это великое счастье - обрести сына, свято следуя в своей жизни обету праведности. Вам не следует медлить! Пригласите святого мудреца Ришьяшрингу, сына Вибандаки, в качестве верховного жреца, и осуществите особую священную ягью (жертвоприношение) - Путра Камести (ягья, предписанная тем, кто просит Господа о сыне). Сделайте все необходимые приготовления к ритуальной церемонии, чтобы как можно быстрее приступить к ягье. Я не сомневаюсь, что ваше желание будет исполнено”.
Царицы внимали этим торжественным словам, которые вселяли в них уверенность, и их сердца наполнялись анандой! В их душах вновь распускался цветок надежды. Они удалились в свои покои, чтобы предаться искренним молитвам.
Для того чтобы пригласить в столицу царства Ришьяшрингу, сына Вибандаки, для выполнения священной миссии, царю нужно было выбрать среди своих подданных наиболее достойного посланника. Наконец он вызвал к себе своего старого друга - Ромападу, царя государства Анга, и отправил его к мудрецу, снабдив должными дарами и наставлениями. Между тем на берегу священной реки Сарайю заканчивались приготовления к ягье. В соответствии с предписаниями священных текстов были воздвигнуты жертвенные алтари, обладающие особой силой притяжения. Город был украшен флагами и гирляндами.
Наконец, ко всеобщей радости, наступил долгожданный момент, когда в город Айодхью прибыл великий мудрец Ришьяшринга в сопровождении своей супруги Санты.
Правитель Дашаратха приветствовал святого у главных ворот дворца; он совершил церемонию омовения ног выдающегося подвижника и окропил свою голову несколькими каплями воды, освященной прикосновением к лотосоподобным стопам. Затем он пал к ногам Васиштхи со смиренной просьбой, чтобы святой посвятил наставника в таинство ритуала созерцательной ягъи. По указанию Ришьяшринги все придворные министры и пандиты расположились в тронном зале в соответствии с принятым порядком; он велел царю взойти на трон. Затем он подробно описал различные стадии и тонкости церемонии, чтобы придворные жрецы могли принять участие в совершении обряда. Он не упустил ни малейшей детали, и каждый из присутствующих в точности знал, какое место ему следует занять на жертвенном холме!
Мудрец определил час начала церемонии - ровно 7 утра следующего дня. Весть мгновенно распространилась по всему городу. Задолго до наступления рассвета каждый дом был украшен зелеными гирляндами, и толпы народу скопились на улицах, продвигаясь к обширному пространству на берегу реки, где должна была проводиться ягья. Весь берег был запружен людьми, сгорающими от любопытства и нетерпения.
Ришьяшринга, вместе со своей супругой Сантой, вступили в специально возведенный для ягъи мантап, куда проследовали и царь с тремя царицами, в то время как небеса огласились мелодиями ведийских песнопений, приветственными возгласами толпы, звучанием горнов, труб и свирелей. Ришьяшринга, как главный жрец и устроитель ягъи, олицетворял Брахму; он распределил ритуальные обязанности: богослужение, чтение священных текстов, песнопения, умилостивление и т.д. - среди жрецов и пандитов, соответственно их положению и знаниям.
Наконец, сам Ришьяшринга, неустанно повторяя известные лишь ему одному мантры, тщательно соблюдая все тонкости предписаний, с глубокой верой и преданностью возложил на алтарь жертвенные дары и возжег священный огонь.
Из языков жертвенного пламени, поддерживаемого согласно предписаниям, возникла Божественная Фигура, озарившая, словно внезапная вспышка молнии, ослепительным блеском своего великолепия все вокруг! При этом Явлении остолбенела и благоговейно замерла собравшаяся толпа, включая жрецов и пандитов, пораженная священным ужасом, восторгом и трепетом! Все ощутили внезапно нахлынувшую волну невыразимого блаженства от приобщения к сокровенному таинству. Слезы восторга хлынули из глаз царя и трех цариц. Они простерли руки к Божеству в истовой и страстной молитве; Ришьяшринга продолжал церемонию с невозмутимым самообладанием, не переставая повторять предписанные мантры, в строгом порядке предавая огню жертвенные дары. Внезапно из поднебесья раздался голос - как будто наступил последний Судный День! В благоговейном ужасе и ошеломлении застыл Ришьяшринга, стараясь внять каждому слову Послания Свыше. “Махараджа! - вещал голос, - прими этот сосуд и раздели поровну священную пищу, “пайасам”, содержащуюся в нем, между тремя царицами”. Передав сосуд в руки царя. Таинственная Фигура исчезла в сполохах жертвенного пламени, которое породило ее.
Ликованию всего народа, царского двора, пандитов и жрецов, наблюдавших Великое Явление, не было границ. Вскоре были завершены последние ритуалы, и процессия во главе с махараджей, державшим в руках драгоценный сосуд, дарованный Богами, прошествовала во дворец.