Сказание о господе Раме

Глава 24 Ланка в огне

Хануман понимал, что ему не следует долее оставаться на Ланке. Он чувствовал, что будет лучше для всех, если он, как можно быстрее, сообщит Раме вести о Сите. Он попросил ее позволения удалиться. Она сказала: “Ступай! Счастливого и доброго пути! Скажи Раме, чтобы он приходил скорее и забрал меня с собою.” Сита не могла сдержать слез - надежды и печали. Хануман был глубоко тронут этой сценой прощания Его доброе сердце исполнилось грустью и жалостью. Он утешал Ситу говоря: “Очень скоро, Госпожа, полчища ванаров под предводительством Рамы окружат стены столицы Ланки. Рама сокрушит войско ракшасов, освободит тебя, и вы вернетесь в Айодхью.”

Но Сита была безутешна. Она не была уверена в правоте Ханумана. “Хануман! О чем ты толкуешь? Может ли стая обезьян бороться с ракшасами и уничтожить тех, кто обладает несравненно большей мощью, непревзойденным мастерством в магических трюках и перевоплощениях? Способны ли два брата, Рама и Лакшмана, выстоять в схватке с этими демонами и одержать победу? Расправиться с демонами можно лишь в сказочном сне! Только моя смерть предотвратит этот неравный бой! Лучше уж мне поскорее сделать последний вздох и спасти ваши жизни, чем обрекать на верную гибель на поле битвы множество твоих сородичей! “- так в отчаянии сокрушалась Сита, но Хануман прервал ее словами: “Мать! Не надо плакать. Каждый воин обезьяньего племени - верный слуга Рамы. Все мы свято верим в то, что Рама - наша сила и наше мужество. Звук Имени Рамы нам дороже дыхания. У нас нет иного источника жизненных сил! Поэтому, даже если каждый из этих ракшасов станет в тысячу раз свирепее и коварнее, мы, обезьяны, с легкостью одержим победу! Мы сможем уничтожить их, несмотря на их злобность и хитрость! Ты сомневаешься в нашей мощи и ловкости, поскольку мы появляемся в привычном для постороннего глаза виде. Позволь показать тебе облик, который я принимаю, вступая в сражение!” Хануман преобразился, и, вздымаясь в небо, перед Ситой выросла огромная гора, сверкающая золотом. Сита была поражена этим зрелищем. Она вскричала: “О Хануман! Остановись! Остановись! Довольно! Будь осторожен! Если хоть один ракшаса заметит тебя, тебе, возможно, не удастся так скоро вернуться к Раме.” Сита протестовала и умоляла Ханумана принять свой прежний вид. Устрашающая фигура, в которую обратился Хануман, мгновенно исчезла, и перед Ситой снова сидела безобидная обезьянка. Она припала к ногам Ситы и, попрощавшись с нею, тронулась в обратный путь. Однако горе Ситы и ее печальное лицо так глубоко запечатлелись в сердце Ханумана, что ноги с трудом несли его прочь.

Оставив Ситу в Ашокаване, Хануман вскоре обнаружил фруктовый сад и, сорвав несколько сочных плодов, утолил свой голод. Он выбирал самые спелые и сладкие плоды, отбрасывая зеленые и недозрелые. Его заметил охранник-ракшаса и попытался спугнуть обезьянку, но Хануман нанес ему мощный удар, и страж повалился на землю. Вскочив, он побежал жаловаться к ракшасе, возглавлявшему группу стражников в саду; тот в страхе помчался к предводителю охраны, а он, в свою очередь, к своему хозяину. Таким образом слухи об обезьяне, поднявшей шум в саду, достигли царственных ушей самого Раваны. Новость поразила Равану как предвестник надвигающейся беды. От потрясения и обиды он не смог сдержать своего гнева. Пламя его ярости вспыхнуло, вздымаясь до небес. Он приказал нескольким сотням ракшасов схватить и обезвредить дерзкую обезьяну. Поскольку прислужники Раваны не преуспели в выполнении задания своего повелителя, он послал несколько тысяч опытных и до зубов вооруженных солдат-ракшасов в сад, где Хануман ожидал новой атаки. И даже это могучее воинство не смогло причинить обезьяне никакого вреда и принудить ее убраться вон из сада! Хануман отломал от дерева сухую ветку, на которой сидел, и при помощи этого хрупкого орудия, которым он размахивал вокруг себя, повторяя при этом “Рам, Рам”, отразил весь поток острых пик и стрел, обрушившихся на него. Видя, что происходит, ракшасы недоумевали, что за существо явилось к ним. Не был ли это сам посланник богов? Или, может быть, глашатай грядущей гибели Ланки? Пристыженные герои вернулись в лагерь, отягощенные предчувствием беды. Они с трудом набрались храбрости, чтобы доложить о своем позорном поражении владыке, Раване. “Ты послал в атаку множество ракшасов, выбрав самых ловких и отважных среди них; но несмотря на это, мы не смогли поймать преступника. Стоило обезьяне зареветь всего лишь один раз, и сотни наших воинов испустили дух, сраженные ужасом! От его рева земля задрожала у нас под ногами! Этот рев громоподобным эхом отозвался в каждом доме! Видя беспомощность нашего воинства, мы решили обратиться к тебе и доложить, что мы столкнулись не с простым врагом, и все, что случилось, предвещает страшное бедствие.” Таково было заявление предводителей, услышанное Раваной. Они ничего не утаили от него, изложив лишь суровые факты; и эти факты ясно говорили о том, что если обезьяна безнаказанно бродит по городу, всему царству угрожает опасность.

Услышав это, Равана послал в атаку своего любимого сына, Акшайя-кумару, во главе многотысячной армии отборных воиновракшасов. Но Хануман в мгновение ока справился с этой свирепой оравой, и Раване оставалось лишь оплакивать смерть горячо любимого сына. Сама земля Ланки содрогнулась от ужаса при известии о гибели принца и истреблении его войска. Люди в страхе шептались, что на Ланку пожаловала не простая обезьяна, что это - некое Божественное явление, настигшее Равану как страшное возмездие за похищение Ситы. Многие ракшасы возносили молитвы к Сите, от всего сердца умоляя ее освободить Ланку от обезьяны, ибо опасались, что это ее гнев принял форму страшного зверя. Равана призвал Меганаду и поручил ему уничтожить пришельца. В распоряжение воина была отдана мощная армия из нескольких тысяч ракшасов. Меганада взошел на колесницу и торжественно выступил в поход. Отряд маршировал по улицам, гремя доспехами, и небо и земля замерли, пораженные его мощью и грозной поступью. Воздух сотрясался от боевого клича. Все, кто видел их великолепие, остолбенели от изумления и восхищения.

Хануман наблюдал за приближением войска и слушал громовые раскаты труб, оставаясь абсолютно равнодушным. Он неподвижно сидел на маленькой ветке густого дерева и следил за маневрами ракшасов, пока те не подступили совсем близко. Со всех сторон на Ханумана посыпались тучи острых стрел. Издав оглушительный рев, он спрыгнул вниз и, вырвав с корнем гигантское дерево, принялся размахивать им, отражая сплошной ливень стрел, норовящих вонзиться в его тело. Стрелы отлетали назад с такой силой, что поражали самих же ракшасов, посылавших их, и истребляли несметное количество воинов, так что вскоре лишь единицы могли продолжать борьбу. Меганада был также пронзен стрелою; он покатился по земле, истекая кровью. Тогда демон решился прибегнуть к священному оружию - стреле Брахмы, которую захватил с собою. Он знал, что Брахма, первое Божество Тримурти, предсказал Раване, что тот встретит свою смерть от руки человека и обезьяны. Меганада попытался предотвратить это бедствие. Брахмастра была выпущена из лука после чтения предписанных ритуальных мантр. Хануман испытывал великое почтение к оружию, освященному сокровенными мантрами и принадлежащему Брахме. Поэтому он не препятствовал полету стрелы, а вместо этого простерся перед нею в благоговении. Теперь для Меганады не составило труда схватить обезьяну и связать ее своей змеиной веревкой.

Ликующие ракшасы не замедлили сообщить Раване счастливые новости. Сотни тысяч любопытных заполонили улицы, чтобы поглазеть на связанную обезьяну. Хануман проявлял невозмутимость, не испытывая ни страха, ни тревоги; он спокойно шествовал впереди, привлекая внимание толпы обворожительной улыбкой. Наконец, процессия достигла тронного зала Раваны. Собравшиеся там министры и придворные были поражены откровенным равнодушием, которое проявил Хануман к роскошному убранству зала и его царственному великолепию - символам незыблемой власти. Равана громко расхохотался при виде нелепой фигуры обезьяны, но в тот же миг его пронзил страх предчувствия неминуемой гибели. Однако гнев пересилил все прочие эмоции, кипящие в сердце Раваны. Он крикнул: “Эй, ты! Обезьяна! Кто ты на самом деле?

Чье могущество ты используешь и проявляешь, от чьего имени действуешь? Как посмел ты разорить наш парк и фруктовый сад? Даже будучи связанным, ты не испытываешь никакого стыда; ты глазеешь вокруг, высоко задирая голову! Говори! Отвечай на вопросы, ничего не утаивая!”

Подвергнутый такому допросу Хануман в ответ лишь добродушно рассмеялся. Он изъяснялся с Раваной при помощи слов и выражений, недоступных пониманию собравшихся в зале ракшасов. Но Равана, знаток ораторского искусства и возвышенного слога, отлично понимал его, и поэтому их беседа казалась слушателям мудрым диспутом двух интеллектуальных гигантов. Равана продемонстрировал Хануману несколько магических трюков, желая похвастаться своей неуязвимостью. Он всячески выказывал свою мощь и сверхъестественные способности. Но Хануман оставался невозмутимым. Он сказал: “Равана! Мне известно твое могущество. Я наслышан о том, что в сражении у тебя вырастает тысяча рук. Я знаю также о твоей знаменитой битве с Вали. Но что плохого я сделал тебе? Я был голоден. Я вырвал с корнем несколько деревьев - но таковы мои обезьяньи повадки. Прыгая по верхушкам деревьев, я попал в свою стихию, в свою природную среду. Кроме того, каждый из нас обладает желанием и инстинктом сохранить свою жизнь, защитить свое тело. Твои солдаты ужасно свирепы. Они напали на меня, и что же? В ответ я напал на них, и они погибли, не в силах выдержать отпора. Я старался изо всех сил сохранить свою жизнь. Стрела твоего сына вынудила меня сдаться и позволить связать себя, но я не собираюсь в ответ заманивать тебя в ловушку. Мое единственное стремление - выполнить волю моего Господина. Выслушай меня внимательно. Расстанься полностью со своей гордыней и жаждой славы. Вспомни о величии своего клана, о древнем роде, к которому ты принадлежишь. Не забывай о том, что ты - правнук Брахмы. Ты - внук великого Пуластьи. Ты - сын Вишравов. Откажись от иллюзорного стремления к накоплению роскоши и силы; приобщись к тем, кто преклоняется в своем сердце Разрушителю страха, к тем, кто предан Ему, Жемчужине в короне династии Икшваку, драгоценному сокровищу рода Рагху - Раме! Предайся Ему, найди прибежище у Его Ног! Само Время содрогается перед Ним в страхе. Враждебность к Нему не приведет тебя к добру. Слушай меня! Верни Ситу к Лотосным Стопам Рамы и медитируй в благоговении на той Милости, которая исходит от этих Стоп. Обретя этой Милостью новые силы, навеки пребудь правителем царства Ланки. Пусть незапятнанная слава твоего деда, Пуластьи, достигнет всех уголков земли и сияет так долго, как луна и солнце на небосклоне. Безупречное имя твоего клана не должно быть омрачено твоими неправедными делами! Расстанься с гордыней и иллюзией. О царь! Реки, берущие начало на горных вершинах, полноводны в сезон дождей и стремятся вниз в неистовом потоке, но не проходит и нескольких недель, и они превращаются в еле заметные ру чейки. Твоя мощь и богатство вскоре иссякнут и испарятся. Преклонись перед Рамой, как перед источником силы и богатства, и тогда они сохранятся навеки, ибо Он - неисчерпаемый кладезь мира и процветания. Он всегда полон. Он не может ничего потерять, а ты только получишь неизмеримую пользу. О Равана! Я говорю с тобой с открытым сердцем, ничего не утаивая. Никто не спасет того несчастного, кто ослеплен ненавистью к Нему. Внемли моему совету.”

Слова Ханумана звучали мягко и приветливо; они были полны мудрости и высокой морали. Однако Равана был не склонен прислушиваться к чьим-либо советам. Он крикнул: “Глупец! Как ты смеешь указывать мне? Стыдись, жалкий негодяй! Смерть подступила совсем близко к тебе, а иначе откуда у тебя хватило бы храбрости читать наставления в моем присутствии? Хватит болтать, закрой свой рот!” Но Хануман не подчинился. Он воскликнул: “Равана! Этими словами ты предрекаешь свою роковую судьбу. Увы! Ты обратился в безумца. Ты убедишься в правоте моих слов через некоторое время. Через несколько дней ты узнаешь, чья смерть стоит на пороге - твоя или моя!”

Когда Хануман, полный отваги и бесстрашия, произносил свои речи, не соблюдая ни приличий, ни правил этикета, Равану охватила неудержимая ярость. Он вскочил, изрыгая огонь, и, воинственно колотя себя по бедрам, взревел, приказывая своим прислужникам убить наглую обезьяну. Все бросились к тому месту, где стоял Хануман, связанный змеиными веревками. Как раз в этот момент в зал вошел Вибхишана, брат Раваны. Он простерся перед старшим братом и протестующе произнес: “Господин! Было бы неправильно убивать вражеского посланца. Раджадхарма не допускает таких действий. Накажи его каким-нибудь другим способом, но не приговаривай к смерти.” Министры Раваны поддержали протест и заявили, что предложение Вибхишаны честно и благородно. Равана с презрением осмеял эти смехотворные идеи о правде и неправде, однако умерил свой пыл и сказал: “Хорошо. Подвергните его пытке и вышвырните вон.” Ракшасы собрались в группу, принявшись обсуждать, какого рода истязания заслуживает Хануман. Они пришли к выводу, что основная гордость обезьяны - это ее хвост, и она всячески печется о том, чтобы не повредить его и сохранить длинным и сильным. Кому-то пришла в голову идея, что лучшим наказанием будет обмотать хвост длинными тряпками, обильно пропитать их маслом, чтобы оно стекало с хвоста, а потом поджечь их. Этот план встретил единодушное одобрение! Ракшасы ликовали, что их озарила столь блестящая мысль! По залу прошел одобрительный ропот: “Бесхвостая обезьяна поскачет к своему хозяину, чтобы отомстить за увечье. Тогда мы и посмотрим, насколько он отважен и могуществен.”

Хануман наблюдал их оживление, слушал их заговорщицкий шепот и от души смеялся про себя. Когда они закончили обсуждение плана, он разразился громогласным хохотом. Ракшасы были разгневаны столь возмутительным поведением обезьяны. Они немедленно приступили к делу: были принесены куски материи, которыми они и принялись обматывать хвост Ханумана. Но чем больше они старались, чем обильнее обливали хвост маслом, тем длиннее становился этот хвост! Им понадобились горы тряпок и бочки масла. Весть о чуде разнеслась по всему городу, и толпы ракшасов - мужчин, женщин и детей - устремились к залу, чтобы поглядеть на чудесное явление. Процессию возглавляли группы музыкантов, собравшийся народ хлопал в ладоши, и Ханумана повели по улицам, а за ним тянулся длинный хвост, обвязанный тряпками и пропитанный маслом. Наконец, они достигли центральной площади Ланки. Там, посреди огромной толпы любопытных, к кончику хвоста Ханумана был поднесен горящий факел. Внезапно Хануман уменьшился до крошечных размеров, и веревки, крепко связывавшие его тело, ослабли и соскользнули. Теперь он мог принять свою настоящую форму и беспрепятственно передвигаться. Одним прыжком он вскочил на крышу золотого дворца и, выкрикивая “Рама! Рама!”, заставил ракшасов разбежаться в ужасе, ибо, невесть откуда поднялся ураганный ветер и задул с бешеной силой. Хануман подпрыгнул вне себя от восторга и перекувырнулся в воздухе. Он скакал с одной крыши на другую, а огромный горящий хвост волочился за ним, становясь при этом все длиннее и длиннее. Огонь разгорался все яростнее, и улицы одна за другой вспыхивали ярким пламенем. Вскоре все дома и дворцы Ланки были охвачены страшным пожаром и рушились, рассыпаясь в пепел. Ракшасы в отчаянии мчались кто куда со своими женами и детьми, покидая горящие дома и заботясь лишь о спасении жизни. Во всеобщей панике и смятении весь домашний скот, а также лошади, мулы, слоны, вырвавшись из стойл и загонов, неслись, не разбирая дороги, обезумев от ужаса и боли. Весь город содрогался от криков, душераздирающих воплей, стонов и причитаний: “О! Спасите нас! Уведите нас в безопасное место!” Отчаянные крики, издаваемые тысячами женщин и детей, громким эхом звенели в небесах.

Царица Мандодари слышала крики, доносившиеся с улиц города. Она собрала всех солдат, находящихся во дворце, и велела им позаботиться об убежище для женщин и детей. Ею овладел страх, и она дала волю горестным чувствам, которые ее терзали. “Увы! Глупое упрямство Раваны ведет к истреблению всего клана ракшасов; нам всем суждено погибнуть в этом пожаре. Сколько раз предостерегали мы Равану вместе с его братом Вибхишаной! Простирая руки, мы умоляли его. Но, как обычно говорят, когда смерть подступает, доводы рассудка отступают. Грядут его несчастливые дни, и потому он ведет себя так нелепо и бессмысленно.” Куда бы ни падал взор царицы, повсюду плясали бешеные языки пламени. И среди этих огненных сполохов, то появляясь, то вновь исчезая, мелькала фигура Ханумана. Из каждого жилища доносились отчаянные вопли: “Хануман! Пощади нас! Не сжигай наши дома!” Мужчины и женщины, простирая руки, взывали к Хануману: “Пожалей хотя бы наших детей!” Жена Кумбакарны, младшего брата Раваны, бросилась вперед и взмолилась: “О посланец Рамы! Мой супруг погружен в глубокий сон; не поджигай наш дом, не допусти, чтобы он сгорел живьем внутри.”

Жителям Ланки угрожали муки полного истребления. Весть о великом бедствии не замедлила долететь до Раваны. Он отдал приказ, чтобы солдаты-ракшасы, вооруженные мортирами и другим грозным оружием, окружили обезьяну. Но все те, кто приближался к Хануману, разбегались в панике, ибо он безжалостно хлестал их своим пылающим хвостом. Многие падали замертво от нестерпимого жара. Женщины причитали и возносили молитвы к тучам, чтобы они ниспослали дождь и прекратили распространение огня. При виде бедствия, обрушившегося на город, Мальяванта подумал: “Нет, никакой дождь не сможет погасить этот пожар, это разгоревшееся пламя гнева Ситы.” Другие говорили: “Это гнев против Раваны, это проклятье в образе огня, через которое Раване суждено пройти, и это проклятье обратит весь город в груду пепла.” Пожар бушевал, переметаясь с крыши на крышу, и не было никакой надежды, что он погаснет. Иногда Хануман делался совсем крошечным, иногда, наоборот, его фигура разрасталась до гигантских размеров, но масштабы разрушения не менялись в зависимости от формы, которую он принимал. Оглушительный шум и треск пожарища, грохот рушащихся стен были слышны отовсюду.

До Ситы уже дошли вести о пожаре в городе; она подняла голову и долго всматривалась в огненное зарево. От вздымавшихся вверх клубов дыма почернело все небо над Ланкой. Сад Ашокавану захлестывали волны невыносимого жара. Сита без устали призывала бога Огня, умоляя его пощадить и оставить в живых Ханумана, истинного Бхакту Рамы. Поскольку молитва ее исходила из чистого сердца, полного сострадания, Хануман внезапно почувствовал облегчение - на него повеяло прохладой. Равану же терзали муки стыда, оттого что он не посчитался с предостережениями мудрецов, не внял их мудрым советам, а потворствовал неразумной и низкой затее, в результате чего весь город и все царство в несколько мгновений были охвачены пламенем. Только два дома во всем городе Ланка пощадил огонь - это дом, где спал беспробудным сном Кумбакарна, и жилище Вибхишаны, высочайшего среди ракшасов, преданных Раме. Хануман, тем временем, прыгнул в море и окунул хвост в воду, чтобы погасить пламя. Затем он принял форму маленькой обезьянки и устремился к Ашокаване, где находилась Сита. Он простерся у ее ног и произнес: “Мать! Я поведаю Раме обо всем, что ты велела передать Ему. Дай мне какую-нибудь вещь в доказательство того, что я видел тебя.”

Недолго думая, Сита вытащила из украшения в волосах маленький жемчужный гребень и вложила его в руку Ханумана. Хануман с благоговением устремил на него свой взор и, радостный и благодарный, вновь упал к ногам Ситы. Сита благословила его и сказала: “Хануман! Ты видел собственными глазами, на какую пытку обрек меня Равана, и мне ни к чему рассказывать тебе об этом. Скажи Господину, что Он должен ниспослать мне счастье своего Даршана; скажи Ему, что я неустанно молю Его об этом; скажи Ему и Лакшмане, что они должны захватить город не позже, чем истечет этот месяц. Хануман! Три дня я была счастлива, разговаривая с тобой о Раме. Мое сердце успокоилось, наполнившись живительной прохладой. Мне трудно представить, как я буду проводить здесь одна дни и ночи после того, как ты покинешь меня. Я стану словно рыба в высохшем пруду! Несомненно, Вездесущий Повелитель постоянно наблюдает за мной; но когда, о, когда же вновь смогу я любоваться Его Лотосными Очами?” Хануман старался изо всех сил вселить в Ситу надежду и бодрость, успокоить ее словами, полными уверенности и сочувствия; он молил ее, взывал к ней вновь и вновь, припадая к ее ногам; наконец, он пустился в обратный путь.

Прежде чем покинуть Ашоковую рощу, Хануман издал прощальный рев, от которого задрожала земля Ланки, а мужчины, женщины и дети затряслись от ужаса. После этого, не медля более ни секунды, он достиг берега моря; он наполнил свой ум мыслями о Раме, а своим внутренним взором представил Его облик, полный очарования; погрузившись в медитацию на Его имени и форме, он в мгновение ока перепрыгнул океан и оказался на другом берегу. То была ночь полнолуния месяца Картик. Словно волшебный бальзам на сердце, струился с неба прохладный свет луны; имя Рамы вселяло восторг и силу - и Хануман победил! Обезьяны, стаями собравшиеся на берегу, возликовали, издали заметив появившуюся на горизонте фигуру Ханумана. Они скакали от радости, и их лица расцветали от восторга, светясь все большим блаженством по мере его приближения. Они торжествовали - миссия, возложенная на них Рамой, наконец исполнена!

Три долгих дня и три ночи ждали они его возвращения, и сердца их томились от отчаяния. Теперь же они украшали себя гирляндами из цветов и листьев! Они столпились на берегу и ринулись навстречу Хануману, чтобы прижать его к груди, когда его ноги коснутся прибрежного песка. Стоило ему приземлиться, они засыпали его вопросами о Сите, о том, что произошло на Ланке, сгорая от нетерпения узнать все в мельчайших подробностях. Хануман с радостью и готовностью поведал обо всем, что они жаждали услышать, после чего поспешил к Раме.

Обезьяны же гурьбой устремились к саду Мадхувана, чтобы отведать растущих там в изобилии фруктов, помня об обещании, данном им Сугривой - вдоволь насладиться дарами сада, когда будет точно обна ружено место, где находится Сита. Стражи, охраняющие сад, пытались помешать вторжению несметных обезьяньих орд, но не смогли остановить ворвавшуюся внутрь стаю. Они в панике бросились к своему Господину, чтобы доложить, что оказались бессильными предотвратить опустошение сада Мадхувана. Когда Сугрива услышал об этом, он воскликнул: “О! Они победили! Они выполнили задание, порученное Рамой!” Он был чрезвычайно счастлив. Сугрива сказал стражникам: “Это торжество победы! Это праздник Ананды! Ступайте и не тревожьтесь ни о чем!” А, тем временем, обезьяны, группами возвращавшиеся из сада, склонялись у ног своего царя и повелителя. Сугрива, приветливо улыбаясь, говорил им: “Я уже знаю о том, что цель вашего похода достиг нута.” Они отвечали ему: “Господин! Благодаря твоей милости и благим напутствиям мы преуспели в нашем начинании! Великий герой обеспечил нам победу! Он вдохнул в нас новую жизнь! Только благодаря ему мы живы, стоим сейчас перед тобой и говорим с тобой!” Они подробно рассказали Сугриве обо всем, что случилось на Ланке и о тех страданиях, которые испытывает Сита. Стоило Сугриве услышать эти слова, он внезапно вскочил и, воскликнув: “Мы не должны медлить ни единой минуты!”, поспешил прямо к Раме. Заранее зная о приближении стаи обе зьян, стремглав бегущих к ним с радостной вестью об успехе похода, Рама и Лакшмана уселись на огромный валун. Они наблюдали, как, подпрыгивая и танцуя от возбуждения, обезьяны склонялись к их ногам.

Прежде всего Рама осведомился об их здоровье и благополучии. Ему отвечал старейшина племени, Джабмаван. Он сказал: “Поистине благословен тот, кто заслужил Твою милость. В него вселяется мужество и великие достоинства. Такой герой прославится во всех трех мирах.” И Джабмаван принялся на все лады восхвалять доблесть Ханумана. Хануман вышел вперед и простерся перед Рамой. Он подробно описал, как выглядит остров Ланка; проливая слезы сочувствия и радости, он рассказал Ему о Сите и вложил в Его руку маленький жемчужный гребень, который он нес через океан с величайшей осторожностью и заботой. Рама прижал Ханумана к груди. Он сказал: “О сын бога ветра! Расскажи мне все, что ты узнал о Сите, о ее чувствах и ее состоянии.”

Хануман ответил: “О Повелитель моей жизни! Это невозможно описать. Сита совсем слаба и истощена, ибо почти не притрагивается к еде и не смыкает глаз. Она считает каждую минуту, моля приблизить мгновение твоего Даршана. Ее ум заполнен лишь одной мыслью - беспрерывным повторением твоего имени. Она просила меня рассказать тебе об ее неустанных преданных мольбах. Она часто вспоминала Лакшману, каждый раз проливая при этом горькие слезы. Резкие и жестокие словесные нападки, которым подвергает ее Равана каждое утро и каждый вечер, когда он является к ней и говорит с нею, я слышал собственными ушами. Но Матери-Сите совершенно безразлична его грубая болтовня; она целиком растворилась в великой боли разлуки и в мыслях, сосредоточен ных только на тебе. О Господин! Спаси Ситу прямо сейчас!” - вскричал Хануман и упал в ноги Рамы. Выслушав Ханумана, Лакшмана вскочил и, кипя от гнева и жажды мщения, горестно застонал от жалости к Сите. Ужасная картина, представшая его внутреннему взору, словно огнем, опалила его истинную сущность. Он воскликнул взволнованно: “Брат! Ты не должен медлить! Спаси мою нареченную сестру!” Рама ответил с улыбкой: “Лакшмана! Не надо так спешить! Всему свое время. Сейчас время таково, что мы должны взвешивать каждый шаг! Не унывай от горя и не торжествуй от радости.” Ласковыми и приветливыми словами Рама утешал Лакшману.

Затем он обратился к Хануману и попросил его подойти поближе. Он усадил его у своих ног. Он спросил его: “Хануман! Каковы порядки, которые Равана установил в царстве Ланка? Каким образом удалось тебе учинить пожар в городе?” Хануман произнес: “Нет ничего в мире, о чем бы тебе не было известно. Разве может обезьяна обладать невиданной мощью? Мы всего лишь животные, прыгающие с ветки на ветку! Способны ли мы одним прыжком пересечь океан? Как можем мы одолеть ракшасов? Откуда у нас силы для того, чтобы объять пламенем огромный город Ланку? Все это стало возможным только благодаря твоей Славе и Милости. Твое Имя, вселяющее доблесть и мужество, помогло нам совершить эти деяния! Сам по себе я абсолютно ни на что не способен. Твое кольцо, которое я сжимал в руке, охраняло меня и вело верным путем. О Господин! Как счастлива была Мать-Сита, увидев кольцо и положив его на свою ладонь! “Не сон ли это? Или оно действительно послано мне Рамой?” - она изумлялась и недоумевала, ее терзали сомнения, но в конце концов она укрепилась в своей вере, мой Повелитель! Ее горе, ее несказанная мука жарким пламенем разгорелись на Ланке и разрушили город ракшасов, а я тут ни при чем. Ты выбрал меня как свое орудие и с помощью этого орудия вершишь свои великие дела. Это - щедрое благословение, ниспосланное мне, ибо я знаю, как велика твоя любовь к преданным. Господин! Нет ничего невозможного для того, кто завоевал твою милость.”

Рама был очень рад услышать эти слова, пронизанные глубокой искренностью и смирением. Он повернулся к Лакшмане и проговорил:

“Брат! Ступай и распорядись о приготовлениях к походу.” Сами Боги на небесах ликовали, пораженные сокрушительной мощью огромного воинства, которое готовилось к наступлению под предводительством Джамбавана и Сугривы. Воины-обезьяны, по очереди коснувшись ног Рамы, издали триумфальный оглушительный рев. Рама благословил их всех единым взглядом, полным милосердия. Каждый воин казался крылатой горой! Прыгая от восторга, обезьянья армия выступила в поход. С первых же шагов ее приветствовали на пути добрые знамения. Сита, сидящая в Ашоковой чаще, почувствовала, что настал священный момент. Равану же, наоборот, одолевали зловещие предчувствия, навеянные грозными событиями на Ланке и множеством дурных примет. Джамбаван, а также прочие вожди обезьяньего племени, с корнем вырывали из земли гигантские деревья и размахивали ими как орудиями битвы; на своем пути они издавали столь мощные воинственные кличи, что земля сотрясалась под их ногами, а в небе раздавались раскаты грома. “Победа Повелителю Рамачандре!” Каждый ракшаса на Ланке дрожал от ужаса, тревожась о судьбе, которая ждет его впереди. Они страшились неминуемого бедствия и теперь были убеждены, что им не избежать гибели. Они осмеливались лишь шепотом делиться друг с другом своими страхами, ибо смертельно боялись гнева Раваны.

Все тревожные разговоры, шелестевшие меж испуганных ракшасов, группами собиравшихся на улицах города, неизбежно сводились к роковым напастям, навлеченным на Ланку посланцем Рамы. Пораженные ужасом, они восклицали: “Если слуга обладает столь неизмеримым героизмом, то какова будет мощь натиска, когда явится Хозяин!” Они представляли себе, что случится с Ланкой, когда в наступление пойдет сам Рама! Слухи о панике, овладевшей народом, донесли до ушей царицы Мандодари, жены Раваны, ее служанки. Ее ум исполнился опасений и тревоги. Она понимала, что страх жителей Ланки вполне обоснован и зиждется на реальном положении вещей. Она дожидалась подходящего момента в настроении Раваны, чтобы поговорить с ним наедине. При первой же возможности Мандодари сказала ему: “Господин! Не стоит растить в своем сердце вражду против Вездесущего! Не твоими ли устами было сказано, что Рама - не простой смертный? Твое войско оказалось бессильным отомстить Ему за увечье, нанесенное твоей сестре, Шурпанакхе. Твоим солдатам не удалось не только причинить ему какой-либо вред, но и вызвать в нем хоть тень раскаяния. Теперь Рама ведет за собой миллионы несравненных героев-ванаров. Как смогут противостоять им воины-ракшасы, если они оказались неспособными связать и наказать даже его посланника, проникшего в наше царство? Неужели ты не видишь, что над нами нависла злая судьба? Если один слуга вызвал такой ужас и отчаяние, то каковы будут масштабы бедствия, учиненного миллионами таких, как он? Поэтому молю тебя - прислушайся к моему совету. Верни Ситу Раме; отправь ее назад под охраной Вибхишаны или своих министров. Сита, как и Рама - не обыкновенная женщина. Она беспримерно чиста и добродетельна; она - воплощение духовной энергии, рожденной высокой праведностью. Причинение вреда такому существу не приведет тебя к добру. Внемли моей просьбе! Верни Ситу Раме! Сделав это, ты принесешь благо не только себе, но и всем ракшасам. А иначе, как лягушки, заглатываемые змеей, все ракшасы будут уничтожены стрелами Рамы. Расстанься со своей гордыней и упрямством. Отпусти Ситу к Лотосным Стопам Рамы.” С этой жалобной мольбой царица упала к ногам Раваны.

Равана, погрязший в невежестве, взглянул на Мандодари и разразился громким хохотом. Он ответил ей: “Позор тебе! Слабые женщины быстро сдаются, это заложено в самой вашей природе. Их слова, порождаемые страхом, способны обратить удачу в злой рок! Нет сомнений в том, что ракшасы расправятся с обезьянами, стоит тем подступить к нашим стенам. Заслышав мое имя, Боги содрогаются от смертельного ужаса; почему же ты боишься стаи глупых животных, привыкших скакать с ветки на ветку? Устыдись своего страха! А теперь ступай и оставь меня!” После этих слов он гордо проследовал в тронный зал, являя собой воплощение наглости и спеси. Оставшись одна, Мандодари предалась отчаянию. “Увы! Великая трагедия уготована нам судьбой! Что принесет она мне? Страшно даже подумать об этом!” Подавленная горем и безнадежностью, не зная, что делать дальше, Мандодари поспешно скрылась в своих покоях и бросилась на ложе, не в силах справиться с тревожными мыслями.

Тем временем, в тронном зале Равана созвал своих министров и предложил им дать оценку создавшейся ситуации. “Вы знаете о катастрофе, происшедшей по вине посланца Рамы. Какие приготовления необходимо сделать сейчас? Каковы ваши предположения по поводу ближайшего будущего? Прошу вас быть полностью откровенными и без страха выражать свои мысли.” Министры переглядывались, подавляя насмешливые улыбки, но ни один из них не отважился заговорить. Внезапно в тронный зал ворвался Кумбакарна, брат Раваны. Он пробудился от глубокого сна, в который был погружен долгие месяцы, поэтому только что узнал об огромном пожаре, бушевавшем в городе во время визита Ханумана. Он выкрикнул своему старшему брату: “Эй, братец! Ты хвалился тем, что нет героя, равного тебе, во всех трех мирах! Ты бросил вызов всему миру, и никто не осмеливался сразиться с тобой! А теперь я слышу, что ничтожная крошечная обезьянка проникла в город и сожгла его дотла! Стыд и позор тебе! Как позволил ты ей удрать отсюда живой?” С этими глумливыми словами он выбежал из зала и помчался к себе домой.

После вторжения Кумбакарны министр Атикайя поднялся со своего места и обратился к правителю: “Господин! Мы подчиняемся твоим приказам. Достаточно тебе бросить на нас лишь один милостивый взгляд, и мы сокрушим всех людей и обезьян и сотрем их с лица земли. К чему дальнейшие рассуждения?” И удовлетворенно хрюкнув, он занял свое место. Вслед за ним поднялся предводитель воинства Меганада, наделенный магической силой принимать любую форму, которую он пожелает. “Высший владыка! - произнес он, - твоя мощь и могущество известны всему миру. Даже боги подчиняются тебе. К чему гадать в твоем присутствии о судьбе, ожидающей обыкновенных людей? Кто, кроме тебя, может быть сильней богов?” Его слова звучали гордо и напыщенно. К нему присоединились братья Кумба и Никумба, сыновья Кумба карны, известные своей безбожностью и дерзким своенравием. К общей хвалебной песне примкнули голоса Акампаны и других вождей воинства ракшасов. Несокрушимый Маходара то и дело вскакивал, возбужденно похлопывая себя по бедрам, демонстрируя готовность мгновенно ринуться в бой. В глубине души каждый из них испытывал страх, но никто не осмелился выразить его ни в словах, ни в выражении лица. В результате их цель была достигнута - они сумели ублажить Равану, и тот чувствовал себя довольным и гордым. Под конец совета поднялся один из ракшасов и попытался завладеть всеобщим вниманием. Он сказал:

“Правитель! Я приму обличие брамина, разыщу Раму и Лакшману и приглашу их разделить со мной трапезу. Когда они переступят порог моей обители, я свяжу им ноги и руки. Если ты одобряешь мой план, я не замедлю осуществить его.”

Равана был чрезвычайно доволен своим министром. В этот момент в тронном зале появился Вибхишана. Взглянув на него, Равана осведомился: “Брат! Каково твое мнение обо всех этих людях и обезьянах?” Вибхишана ответил: “Всемилостивый брат! Я постараюсь дать прямой и честный ответ без лицемерия и притворства. Молю тебя об одном - выслушай меня терпеливо и внимательно. Заранее прошу простить меня, о полновластный владыка! Если после смерти ты хочешь занять место среди достойных, если стремишься к незапятнанной славе при жизни, к процветанию и счастью в этом и иных мирах, ты должен преодолеть страстное желание овладеть прекрасной женщиной, которая тебе не принадлежит. Какая судьба ожидает живое существо, осмелившееся встать на пути владыки четырнадцати миров и причинить Ему вред? Может ли надеяться выжить и пребывать в благоденствии тот, кто бросил Ему враждебный вызов? Жадность затмевает все достоинства личности. Вожделение и гнев - прямой путь к крушению. Рама - не обыкновенный смертный. Он - Смерть бога Смерти. Ему подчиняется Время. Он не подвержен ни слабости, ни недугу, ни желанию. Он не был рожден и потому бессмертен. Оставь свою ненависть к этому Божественному Существу и молись о том, чтобы заслужить место среди Его рабов. Верни Раме Его супругу и добейся Его милости! Я молю тебя об этом всеми силами своей души, я взываю к тебе, простершись у твоих ног!” Услышав речь Вибхишаны, Мальяванта, старый и преданный министр, закивал головой в знак согласия. Он поднялся и заговорил: “Повелитель! Слова, произнесенные твоим братом, правильны и справедливы. Вняв его предостережению, ты приумножишь свою славу.”

Но Равана пришел в ярость от данного ими совета. Он гневно осудил их. Он закричал: “Вы оба глупцы! Знаете ли вы, чем вы занимались все последнее время? Вы превозносили моего врага! Вы не достойны присутствия в этом зале.” Он приказал, чтобы их выпроводили вон. Мальяванта поспешно слез со своего почетного сиденья и направился к выходу; Вибхишана, сложив ладони и склонившись перед старшим братом, сказал свое последнее слово: “О царь! Веды и Шастры провозглашают, что в сердце каждого существа живут две противоположные натуры - добро и зло. Когда добро преобладает и его голосу внемлют, как высшему авторитету, нас ждет радость, мир и благополучие. Когда преобладает зло и его голос становится решающим, нас ждут бесчисленные невзгоды и напасти. Сейчас зло в твоем сердце одержало победу над добродетелью, и ты осуждаешь как злейших врагов тех, кто дает тебе добрый совет и старается предотвратить злой рок. Сита - словно ночь разрушения для всех ракшасов. Ты же лишен сострадания к ней! Это голос зла, набравшего силу в твоем сердце. Умоляю, ниспошли мне этот дар: послушайся моего совета! Верни Ситу Раме! Я уверен, что за этот шаг ты будешь вознагражден вечным счастьем и благополучием.”

Тут Равана внезапно вскочил со своего трона и взревел: “Глупец! Смерть бродит в двух шагах от тебя! Только благодаря моей милости ты до сих пор еще жив! Ты расцениваешь моих врагов как своих благодетелей. Я не могу понять, откуда появились в тебе такое уважение и доверие к ним? Есть ли хоть единое создание на земле, не укрощенное мощью моих рук? Ты поглощаешь пищу, которую я даю тебе, живешь в доме, подаренным мною, даже стоишь сейчас на моей земле - и осмеливаешься восхвалять моих врагов? Колючий кустарник, взращенный, чтобы охранять крепость, теперь подрывает корнями основы ее стен! Ты слишком разросся, чтобы приносить пользу! Убирайся! Найди себе монастырь и учи там кого угодно законам добра и морали.” С этими словами он пинком ноги отшвырнул от себя Вибхишану! Несмотря на боль и обиду, Вибхишана, обхватив ногу Раваны, продолжал свои мольбы:

“О царь! Рама исходит из самой Истины, поэтому и сбывается все то, что он задумал. Твое время истекает, так же, как и время твоих последователей. Я же собираюсь найти приют у ног Рамы. Я сделал все возможное, чтобы спасти тебя. Мне не в чем раскаиваться, я не совершил ничего дурного.” С этими словами Вибхишана покинул зал. Повторяя при каждом вздохе: “Рама! Рама!”, задыхаясь от радости и восторга, он перелетел через море и приземлился на другом берегу. Заметившие его ванары приняли его за посланца Раваны и доложили о его прибытии своему повелителю, Сугриве. Вибхишане запретили переступать порог лагеря обезьяньего воинства. Новость о появлении Вибхишаны была тут же передана Раме, Господину: “О Рама! Сюда пожаловал брат Раваны с целью обрести твой Даршан.”

Рама спросил Сугриву, который доложил ему о появлении Вибхишаны, что тот думает о случившемся. Сугрива ответил, что ему трудно судить об истинных планах и намерениях ракшасов, так как они в любое время по своей воле могут менять обличье, и поэтому их поступки непредсказуемы. “Я не знаю, зачем он появился среди нас. Но я предпола гаю, что его цель - посеять вражду между мной и Ангадой, сыном Вали. Мне кажется, что необходимо тотчас же связать его и не выпускать из лагеря как пленника.” Рама ответил: “Друг мой! Твои слова верны. Ты говоришь в соответствии с указаниями, данными нам Шастрами по поводу того, как поступать с недостойными. Однако послушай, каков мой вечный обет! Его можно противопоставить твоему совету. Я дал обет брать под свою защиту всех, кто предан мне. Если даже это преданное существо из клана моих врагов, сделать для него исключение - не значит поступить неправильно. Я никогда не оставлю преданного, даже если он обременен тягчайшими грехами - уничтожением миллионов браминов! Возможно, он послан сюда по наущению Раваны с тайной целью посеять среди нас семена вражды и недоверия. Но даже если это так, должны ли мы бояться его? А если же он пришел к нам, спасаясь от гнева своего брата, в надежде найти прибежище у моих ног, я возьму его под свою защиту и буду охранять как дыхание жизни. Поэтому ступай и как можно скорее приведи его ко мне.” Такой приказ отдал Рама Сугриве, и тот поспешил исполнить его.

К Вибхишхане был послан Хануман, и через несколько мгновений брат Раваны предстал перед Рамой. Стоило старому ракшасе увидеть прекрасное, как лотос, лицо Рамы, по его лицу потекли обильные слезы. Он с трудом удержался на ногах. “Господин! - слабым голосом вымолвил он и упал к ногам Рамы. - Спаси меня! Спаси! Я твой раб! О защитник богов! Я рожден в племени ракшасов. Я - младший брат Раваны, владыки всех ракшасов. Мое имя - Вибхишана. Рождение в этом недостойном роду - результат моих бесчисленных грехов, совершенных в предыдущих жизнях. Мой удел - косность и невежество. Я тяготел к тьме и мраку, как сова, ведущая ночную жизнь. Ты заботишься обо всех, кто предан Тебе и стремится завоевать Твою любовь и милость. Мне не у кого больше искать спасения.”

Рама видел, с каким смирением и искренностью умоляет Вибхишана поверить ему и защитить его; его сердце наполнилось радостью. Он привлек ракшасу к своей груди и ласково обнял его, с великой любовью похлопывая по спине. Он обратился к нему с приветливыми словами:

“Мой дорогой Вибхишана! Не тревожься ни о чем! Мой Даршан, к которому ты стремился, уничтожил твою демоническую природу. Ты так же дорог и близок мне, как Лакшмана и Сугрива.” Эти теплые слова растопили весь страх в сердце Вибхишаны. Рама сказал ему: “О правитель Ланки! Все ли твои друзья и последователи здоровы и бодры? Как проводил ты свои дни среди многих миллионов ракшасов? Как удалось тебе, находясь в столь враждебном окружении, в течение многих лет самозабвенно и преданно служить Богу?” Рама долго расспрашивал Вибхишану о трудном пути его подвижничества.

В конце беседы Вибхишана произнес: “О Царь династии Рагху! Вожделение, гнев и прочие проявления темных и злых сил атакуют наше сердце до тех пор, пока Ты не войдешь в него с луком и со стрелою в руке; познав Твою природу и волшебную красоту, душа избавляется от зла. Ненависть и мирские пристрастия гнездятся в темных сердцах тех, кому неведомы мудрость и свет. О Господин! Я удостоился исполнения заветной мечты в тот момент, когда мой взгляд упал на Твои Лотосные Стопы и я коснулся их лбом и руками. Мои страх и печаль исчезли! За всю жизнь я не сотворил ни единого доброго дела, но несмотря на это, Ты заключил меня в свои объятья! Какое невиданное счастье выпало мне!” Потоки слез струились из глаз Вибхишаны - то были слезы радости и благодарности.

Рама мягко прервал его и произнес: “Вибхишана! Ты наделен исключительными достоинствами! Не обладая ими, смог бы ты заслужить этот Даршан и возможность прикасаться ко мне, общаться со мною и беседовать со мной?” Услышав это, Вибхишана преисполнился ликования. Он восторженно припал к ногам Рамы. Рама сказал ему: “Ступай! Соверши омовение в священных водах и сразу же возвращайся назад.” Подчинившись приказу, Вибхишана удалился к берегу моря. Рама попросил Ханумана принести ему кувшин, наполненный священной водой океана. Когда Вибхишана после омовения вновь простерся у ног Рамы, Рама зачерпнул ладонью воду из кувшина и, окропя ею голову Вибхишаны, провозгласил: “Этим ритуалом я посвящаю тебя в правители царства Ланка.”

Вибхишана поднялся и сказал: “О Господин! К чему мне царство? Я буду счастлив, если заслужу место у твоих Лотосных Стоп!” Но Рама сказал: “Нет! Это твой долг, и ты не в праве избежать его.” Вибхишана ответил: “Я склоняю голову в знак подчинения твоему приказу.” И он сложил руки в смиренной молитве. Ванары столпились вокруг них, пораженные глубиной милосердия, которое излил Рама на существо, полностью предавшее себя Его Лотосным Стопам. Их сердца трепетали от блаженства.

Рама призвал вождей воинства ванаров и обратился к ним со словами: “Предводители! Возьмите с собой Вибхишану. Не относитесь к нему, как к постороннему, примите его, как своего друга. Он - мой слуга.” Эти благословенные слова проникли в самое сердце Вибхишаны. Вскоре все удалились к берегу моря.