Сказители

Глава 14

Сюлянь тоже хочет учиться! Тетушке еще никогда не приходилось слышать такую дикую несуразицу. У нее был свой взгляд на эти вещи: когда девушки подрастают, дурному они могут научиться и без обучения; а если будут учиться, то испортятся еще быстрее, да и позору будет больше.

– Девушкам рано или поздно следует выходить замуж, незачем им учиться грамоте! – кричала она громко, – Если Сюлянь будет слишком грамотной, одно небо знает, чего она сможет натворить.

Мэн Лян не принимал всерьез всего, что она говорила. Он твердо решил приехать в Наньвэньцюань обучать Сюлянь грамоте. Несмотря на слабое здоровье, он обладал сильной волей. Если потребовалось бы прокопать в горе несколько туннелей, он сделал бы н это.

Сюлянь ждала Мэн Ляна с нетерпением и готова была немедленно приступить к занятиям. В тот раз в театре зрители не слушали ее, она была очень огорчена, но прекрасно понимала, что ей недостает опыта. Она преклонялась перед этими молодыми актрисами. Они держались так свободно и естественно, просто зависть брала! Сюлянь предполагала, что эти актрисы уж наверняка учатся. И хотя сама она, как говорится, продает искусство, стань она культурней, положение ее не было бы таким унизительным, как сейчас. Поэтому Сюлянь рею ила как следует учиться у господина Мэна. Вряд ли в жизни выпадет случай пойти в школу, однако если выучиться читать и писать, то она будет мало отличаться от ученицы. А время для учебы она всегда найдет.

Баоцин и Тюфяк были рады тому, что у Сюлянь появилась возможность учиться. Она была талантлива, и при наличии образования ее способности смогли бы получить дальнейшее развитие.

Тетушка так и не могла взять в толк что к чему. Она опасалась, что ей больше не удастся держать в узде Сюлянь. Только подумайте, она будет уметь читать н писать! Будет на что взглянуть. У грамотных принята свободная любовь. У них «купить» девушку ничего не стоит, надо только, чтобы она запросто, ни за что, ни про что отдала себя другому. От одной такой мысли ее мороз подирал по коже. Иногда на улицах городка ей попадались мужчины и женщины, державшиеся за руки, и ей становилось противно.

Когда Мэн Лян впервые пришел проводить занятия, в семье Фанов заварили самый хороший чай и выставили множество вкусных вещей. Баоцин предложил Мэн Ляну сначала позаниматься самому, но тот решил иначе: сначала он часок позанимается с Сюлянь, а уж потом его урок с Тюфяком. По его словам, на одном дыхании он мог работать часов пять и более.

Тюфяк обрадовался.

– Вы можете полностью распоряжаться моим временем, – сказал он, – хоть до ночи.

В ожидании урока Сюлянь принарядилась, чтобы быть похожей на ученицу. Она надела белую курточку, но не стала краситься. Ее окликнул отец, и она заторопилась в гостиную.

Однако мать опередила их. Она выскочила из комнаты, оттолкнула дочь и не позволила ей выйти.

– Сначала я выйду, – сказала она решительно. – Ты подожди здесь! – Сюлянь оставалось только подчиниться.

При виде жены Баоцину стало не по себе. Что она собирается сказать господину Мэну? Они с братом так уважают этого образованного человека. Лицо Баоцина напряглось и посерело, когда он увидел, что она решительно направляется к ним.

Чего ему не хватало в жизни, так это умения читать и писать. В свое время, если ему приходили в Голову какие-то идеи для нового сказа, он должен был изрядно потратиться и устроить прием с угощением для переписчика. И тут пришел человек и согласился бесплатно сочинять для него тексты. Добрых людей и так днем с огнем не сыщешь, а тут жена собирается обидеть такого человека.

Кое-как он представил свою супругу и поспешил спросить:

– А где же Сюлянь? Господин Мэн ожидает ее.

Тетушка не обратила никакого внимания на его слова.

Она уставилась на господина Мэна и начала:

– Господин, мы всего лишь актеры, нам не к чему знать грамоту. Быть неграмотным даже лучше. Дочка не глупа, а начнет учиться, хлопот с ней не оберешься. Я Мйогое повидала на своем веку, вижу, что и вы – человек понимающий, посоветуйте нам что-нибудь.

Тюфяк побледнел. Он переживал, что не может отколотить жену брата и устроить скандал в присутствии этого достойного писателя. Баоцина же охватил ужас.

Однако господин Мэн поступил очень мудро и естественно. С улыбкой во все лицо он приветливо сказал ей:

– Добрая сестрица, прошу, садитесь.

Тетушка, не ожидая такого благосклонного внимания, села. В глубине души она боялась образованных людей, взгляды у них другие, да и понимали они гораздо больше. Потому она всячески стремилась держаться в стороне от них. Сегодня же пришел человек, стал с ней вести радушный разговор, улыбается ей. Писатель, а называет ее «сестрицей».

Мэн Лян знал, как поступить.

– Добрая сестрица, вы любите выпить рюмочку, я это знаю. Чего же не выпить? Сегодня мы с вами встречаемся впервые, и это событие надо отметить. Как гласит пословица: пьешь вино – и становишься друзьями, играешь на деньги – и становишься врагами. Давайте выпьем по глоточку. – Он посмотрел на Баоцина. – Брат, принеси- ка бутылку хорошего вина, выпьем все по рюмке.

Баоцин готов был пасть ниц. Господин не только знаменитый драматург, но к тому же дипломат и волшебник. Он понимал, что объясняться с тетушкой – это пустой номер, а вот если влить в нее несколько рюмок, то дело можно и уладить.

Господин Мэн наполнил три бокала вина. Один для тетушки, другой для Тюфяка, третий оставил себе. Он не налил Баоцину – тому нужно было беречь голос.

– До дна! – воскликнул он, обратившись к тетушке, и поднял бокал. – До дна!

Он одним глотком осушил бокал. Тюфяк, не желая отставать, тоже выпил до дна. Тетушка конфузливо стала возражать:

– Я должна потихонечку, куда мне тягаться с вами, мужчинами.

– Как вам будет угодно, сестрица, – засмеялся господин Мэн. – Как вам будет угодно. Мы будем пить по- своему. – Он снова налил себе рюмку и выпил до дна. Заложил руки в карманы и вдруг скорчил хитрую гримасу. – Ой, сестрица, в моем кармане, оказывается, дырка, может, зашьете ее. Эх, тяжела жизнь холостяка.

Тетушка, выпив вина, взялась за его куртку.

– Господин Мэн. – Она засмеялась. – Покладистый вы человек. – У нее возникла симпатия к драматургу. Но заниматься Сюлянь она все же не позволила. Господин Мэн, чтобы не ставить тетушку в неловкое положение, решил прийти в другой раз. Перед уходом он обещал в следующий раз сыграть с тетушкой в карты, а если ей захочется, то и в мацзян, попросив при этом не слишком жестоко его обыгрывать. Тетушка была в неописуемом восторге.

На следующий день состоялся первый урок. Сюлянь была прилежной ученицей и усердно выполняла предписание выучивать к каждому уроку по двадцать иероглифов. Писала она их криво, но зато мелко и аккуратно. Господин Мэн был очень доволен. Сам он с большим энтузиазмом учился исполнять сказы. Тюфяк не только учил его петь, но и без конца рассказывал о различных крылатых выражениях, используемых при исполнении сказов. Господин Мэн слушал его развесив уши. Через несколько занятий он уже мог вслед за трехстрункой пропеть мелодию сказа. Голос его был как-то скован, но об этом Тюфяк не стал говорить. Важно, чтобы у ученика наблюдался прогресс.

Однажды, когда господин Мэн Лян выводил мелодию сказа, ворвался хозяин гостиницы. - Он был взбешен, размахивал руками и, надрывая глотку, кричал Тюфяку:

– Катись отсюда! Устроили базар! Жильцам от вас покоя нет. Я этого больше не потерплю!

Мэн Лян смущенно заулыбался.

– Что случилось? А мы как раз собирались к вам. Знаете, я особенно наслаждаюсь вашим местным сычуаньским выговором. Давайте, спойте нам что-нибудь из сычуаньского песенного сказа, а? Я готов поспорить, что с вашим голосом стоит только начать – и успех обеспечен.

Его слова прямо-таки огорошили хозяина гостиницы. Он вообще-то не умел петь, но господин Мэн так неотступно его просил:

– Давайте, друг, спойте что-нибудь.

Хозяин расплылся в улыбке. Он обратил внимание на то, что специалисты, когда репетируют лвои арии, всегда обращаются лицом к стене, поэтому он тоже повернулся к стене и изо всей мочи, надсаживая глотку, стал кричать в полный голос. Через несколько фраз он остановился, лицо его стало багровым от напряжения. Мэн Лян и Тюфяк, не дожидаясь, когда он снова раскроет рот, зааплодировали. Мэн Лян похлопал его по плечу, а Тюфяк сложил руки в почтении, да еще и поклонился.

После того как хозяин гостиницы ушел, они сели, посмотрели друг на друга, весело рассмеялись и начали все сначала. Немного поработав, господин Мэн составил тетушке компанию в карты. Тут уж они нашли общий язык. То, что он говорил, она понимала лишь наполовину. А он? Он с ней и не спорил. Она слушала, он говорил. Все, что она говорила, он слушал очень внимательно, иногда удачно вставляя комплименты по поводу ее способностей.

Если же она начинала проявлять норов, он не уходил тут же, а придумывал способы отвлечь ее внимание на другое, как делают с капризным ребенком.

Каждый раз, когда приходили гости, Баоцин больше всего боялся, что жена что-нибудь выкинет и провалит дело. Поэтому стоило появиться гостю, как он становился образцом заботливости, внимания и уступчивости. Даже если он и не мог поступить так, как ей хочется, он все равно продолжал говорить приятные слова и улыбаться.

Приемы Мэн Ляна были еще совершеннее. Он нашел такие подходы, что тетушка у него была как шелковая. Таким образом, и Баоцину стало спокойней. Уже только за это Баоцин был ему бесконечно благодарен. И друг настоящий, и человек образованный. У Баоцина были свои проблемы. Вообще он был человеком недоверчивым. Почему Мэн Лян так бескорыстен и почему у него такая добрая душа? Чего он добивается? По собственному жизненному опыту Баоцин знал, что те, кто необыкновенно вежлив и готов помогать, преследуют какие-то корыстные цели. Что же нужно Мэн Ляну? Баоцин не мог этого взять в толк и потому злился и ненавидел себя за то, что сомневается в таком хорошем друге.

И все же Баоцин всегда помнил, что Мэн Лян – его счастливая звезда. Он сейчас пишет новый текст сказа под барабан для известного исполнителя Фан Баоцина. С такими текстами их положение с Сюлянь станет намного выше, чем у других исполнителей сказов. Одно знакомство с Мэн Ляном уже было редкой удачей, которая выпадает раз в несколько лет. Однако сомнения все-таки ее покидали его.

Почему Мэн Лян не несет тексты сказов? Два месяца прошло, а о текстах ни слуху, ни духу. Однажды утром Баоцин соображал, как бы заговорить на эту тему, как вдруг вошел Мэн Лян. Глаза его горели, с бледного лица капал пот, длинные согнутые руки раскачивались, как у богомола.

– Слушай, брат, – он ухватил Баоцина за рукав, – найдем-ка тихое место, поговорим.

Они быстро вышли за дверь. Баоцин еле поспевал за писателем, отставая на несколько шагов. Наконец они добрались до большого дерева, которое стояло на заросшем зеленой травой холмике. Листья на нем уже стали желтеть. Мэн Лян тут же уселся, прислонившись к стволу спиной.

Он вынул из кармана кипу бумажек различного размера.

– Глядите, – сказал он, – это три новых сказа, написанных специально для вас.

Баоцин взял их дрожащими руками. Он хотел что-то сказать, но язык его не слушался. Ему казалось, что солнце в самом деле встало с запада. Три новых текста! Специально для него! В* прежние времена, если бы он задумал пригласить уважаемого человека написать для него сказ, пришлось бы не только сразу же раскошелиться наличными, но еще и долго ждать, целые месяцы, а то и годы. Автор в этом случае дал бы сначала полное свое согласие, а потом ободрал бы его как липку, забыв при этом взяться за кисть. А этот человек пообещал и сделал. Да не один сказ, а целых три! Вот это друг, талант, большой человек!

– Вы должны понять, брат, – сказал скромно Мэн Лян, – я никогда не писал тексты сказов под барабан, поэтому и не пойму, хороши они или нет. Ничего. Если вам покажется, что они не годятся, я их выброшу и буду писать все заново. Если же в целом они подойдут, неудачные места можно подправить. Однако главное все-таки в том, готовы ли вы их исполнять?

Только теперь Баоцин заговорил:

– Конечно, согласен. Сколько лет я мечтал встретить такого человека, как вы. Я хочу послужить своей стране. Немало людей гибнет на фронте, и, раз у меня есть силы, я с радостью готов их отдать. О чем тут говорить? Я с удовольствием буду исполнять сказы о войне с врагом и отдам этому все свои способности. – Он был очень взволнован, на его глаза навернулись слезы.

– Я понимаю- – Мэн Лян нисколько не был смущен чувствами, охватившими его друга, и продолжал говорить дальше: – Однако вам должно быть ясно, что если вы и Сюлянь станете петь новые сказы под барабан, то публика будет ожидать бесплатного исполнения. Все будут слушать с удовольствием, но вы не сможете на этом заработать. Как, впрочем, и я. Ныне в театр публика валом валит. Зрителей, которые приходят на мои спектакли, стало намного больше, чем в прошлом, но мы терпим убытки. Благотворительных спектаклей стало больше. Конечно, мы хотим внести свой вклад, но одними патриотическими чувствами долги не покроешь. Того, чем можно было бы наполнить желудок, становится все меньше и меньше.

Баоцин отмахнулся от этих слов.

– Мелкие дорожные расходы. Это не то, что держать целый театр.

– Хорошо. Я преклоняюсь перед вашим решением. Я бы хотел здесь сказать еще вот о чем. Очень трудно бороться с силой привычки. Люди любят слушать старые сказы. Им кажется, что если они послушают старые, знакомые им вещи, то и денег на это не жалко. Но если вы будете в чайной исполнять сказы нового типа, публики поубавится.

– Коли есть желание сделать что-то новое, нужно набраться смелости, – сказал Баоцин уверенно.

Мэн Лян расхохотался.

– Раз так, я могу не беспокоиться. Лишь бы вы были готовы к этому морально. Давайте-ка явам почитаю. Первый сказ совсем коротенький. Про жизнь в тылу. Это будет петь Сюлянь. Два других сказа подлиннее, написаны специально для вас. Они не только длинные, но и требуют максимальной выразительности, текст должен быть отработан до совершенства. Только настоящие мастера с большим опытом сценического искусства могут справиться с таким текстом. Вот вам, брат, с вашим опытом и нужно исполнять сказы на тему о войне.

Вслед за этим Мэн Лян на одном дыхании прочитал все три текста.

– Ну, как? – спросил он с нетерпением.

– Прекрасно! Боюсь, что несколько слов надо будет подправить, правда, всего лишь несколько. Я покорен. Теперь мы сможем показать всему миру, что и у нас – исполнителей сказов – имеется свой патриотизм.

– Великолепно. Возьмите, попробуйте спеть с братом. Если потребуются изменения, посоветуйтесь со мной. Я хотел бы сам править свое сочинение. Не меняйте без моего ведома ни одного иероглифа.

– Конечно, – согласился Баоцин, собирая по листочку рукопись, разбросанную Мэн Ляном по траве. – Пошли домой, выпьем по бокальчику. – Он сложил рукопись и осторожно, как драгоценный дар, положил в карман.

Мэн Лян покачал головой.

– Сегодня уж не пойду. Я ужасно устал. Не спал всю ночь, торопился закончить. Заварил кашу, теперь расхлебывай! Я здесь посплю, а вы идите.

Баоцин простился с ним. Он шел, гордо подняв голову, глаза его светились. Если Мэн Лян может работать с утра до ночи, почему же он не может? Да и Тюфяк, пожалуй. Они будут разучивать новые тексты днем и ночью.