Сказители

Глава 28

За день до отплытия Баоцин отправился попрощаться с братом. Рано утром он добрался до Наньвэньцюаня, поднялся на гору, пришел на могилу Тюфяка и долго рыдал, и причитал в безутешном горе. На душе у него стало немного легче. Будто слезы смыли тяготы и горести этих долгих восьми лет.

Самой большой его болью была Сюлянь. Брат любил и опекал ее, как родной отец. Если бы он дожил до сегодняшнего дня, разве попала бы она в такую переделку и натерпелась бы столько позора! Могила брата находилась на склоне горы, сплошь поросшей зеленой травой. Баоцин встал перед могилой на колени, чувствуя, что нужно попросить у брата прощения за то, что не углядел за дочерью. Выговорив все, что было у него на душе, он попросил Тюфяка простить его, попросил его охранять в семье мир и покой. Он сжег бумажные жертвоприношения и возвратился в Чунцин.

Поделившись с братом всеми обидами, Баоцин как бы сбросил с себя огромную тяжесть. Словно помолодев, он стал энергично укладываться. Тетушка всегда норовила к чему-нибудь прицепиться. Она хотела прихватить с собой все, начиная от чайных чашек и кончая столами, стульями

й скамейками. Баоцин же считал, что эти вещи нужно подарить на память тем, кто во время представлений был у него на подхвате.

Сюлянь и Дафэн собрали вещи, которые могли понадобиться ребятишкам в дороге. Такой длинный путь – взрослым-то что, а вот о детях надо позаботиться особо. Дел хватало по горло.

Сложив вещи, Сюлянь взяла дочь на руки и отправилась на улицу, желая на прощание еще разок глянуть на Чунцин. Столько лет прожито в этом городе, и перед отъездом было как-то жалко с ним расставаться. Она вышла из ворот, ребенок, держась за ее руку, вышагивал рядом. Сюлянь знала судьбу каждого дома. Она видела собственными глазами, как прежние красивые высокие здания после налетов противника превращались в груду кирпичей, в развалины, на которых потом появлялись временные навесы. С болью в сердце думала она о том, как война изменила город, как изменилась, и она сама.

В горах виднелись черные пасти бомбоубежищ, похожие на капли туши, случайно упавшие на картину с пейзажем. Сколько же дней и ночей провела она в этих пещерах! Сюлянь вновь почувствовала ужасный запах гари, от которого все задыхались, услышала свист осколков от рвущихся бомб. В какие страшные места загнала людей война!

Сюлянь с трудом сдерживала слезы. Многие здесь заразились горячкой и другими болезнями. Здесь был убит дорогой дядюшка, а она осталась жива. Живет и она, и ее девчушка, у которой нет даже имени. Чем так жить, может, лучше было умереть?

Ей уже больше не хотелось смотреть на эти места, но она была к ним привязана и не могла так сразу уйти. Почему этот город притягивал ее с такой силой? Сюлянь разом все вспомнила и заплакала. Именно здесь она потеряла невинность и стала женщиной. И опять стало совестно, что не пошла вместе с отцом в Наньвэньцюань на могилу дядюшки.

Она взяла дочь на руки и продолжила свой путь. Десятки тысяч люден хотели вернуться в родные края. Улицы пестрели лотками, на которых продавали все, что нельзя было увезти с собой. Вещи почти ничего не стоили. Понаехало народу из окрестных деревень приобрести кое-что по дешевке. Горожане также наперебой скупали вещи. Глядишь, отъезжающие могли выручить несколько юаней.

Увидев, как люди торгуются, она невольно сравнила себя с тем старьем, которое лежит на лотках. Она теперь

стала такой же подержанной, рваной, ничего не стоящей вещью, как какая-нибудь сломанная кровать или дырявая туфля.

Вдруг Сюлянь захотелось взглянуть на то место, где возникла ее семья, на ту маленькую комнатку, в которой она жила вместе с Чжан Вэнем. Она ускорила шаг и вскоре дошла до хорошо знакомого ей поворота. От нахлынувших воспоминаний учащенно забилось сердце. Дальше она не могла сделать ни шагу. Ребенок на руках стал тяжелым, она опустила его на землю. В той маленькой комнатке угасла ее любовь, оставив после себя боль издевательств и горечь одиночества. Здесь она изведала, что такое настоящий ад. Другое можно забыть, но эту маленькую комнатку забыть невозможно. Каждую мелочь, каждый предмет в этой каморке, расшитое по-сычуаньски одеяло, дыры в потолке, жестокое обращение и те мучения, которые она испытала в этой клетке, Сюлянь не забудет до самой своей смерти.

Все это глубоко сидело у нее в душе.

Сюлянь взяла дочь на руки и заставила себя идти дальше. Дойдя до переулка, она совершенно изнемогла. Он был узким и грязным. Опустив дочь на землю, она наклонилась и поцеловала ее в горячую головку.

Войти и посмотреть эту каморку! Живет ли там кто? А большущая крысиная нора, интересно, еще осталась? Она вошла в ворота и увидела знакомую дверь. Есть там кто-нибудь? Дверь медленно отворилась, и из комнатки вышла молодая женщина в красном халате, с густыми румянами на лице. Сюлянь повернулась, крепко прижала к себе дочь и, спотыкаясь, вышла. Да, еще одна молоденькая женщина живет здесь, не исключено, что проститутка. Конечно, может быть, это женщина, которая недавно вышла замуж. Какая разница, кто она. Все женщины одинаковы – слабы и никчемны.

Она приложила огромные усилия, чтобы уйти. Дом будто приковал ее к себе невидимой цепью. Перед глазами всплыл облик Чжан Вэня. Сюлянь ненавидела его. Вдруг он появится и потребует, чтобы она ушла вместе с ним, как тогда быть? Она заторопилась, дочь беспокойно вертелась у нее на руках. Скорее отсюда, нельзя, чтобы он увидел ее здесь! Она остановилась передохнуть лишь тогда, когда уже не было сил бежать. Сюлянь обернулась, чтобы посмотреть, не гонится ли он за ней. Вокруг лежал разрушенный город. Его можно отстроить заново, но чистоту и непорочность прежние дней уже не воскресишь.

При подходе к дому ее сознание вновь прояснилось. Что за дурацкие мысли! Если она сама не будет себя

унижать, то никто не сможет ее унизить. Возможно, она слишком слаба, молода и Малограмотна. Однако у нее есть еще силы и смелость. Она не боится стоять лицом к жизни. СюлЯнь вдруг подняла голову и посмотрела на небо. Счастье все же наступит. Ее наполнила решимость бороться за него и сделать все, чтобы иметь право называться счастливым человеком.

Она поцеловала дочь.

– Мама красивая? – спросила она.

Дочка заулыбалась и пробормотала:

– Мама, мама.

– Мама смелая?

– Мама!

– Мы с тобой сможем жить хорошо?

Та засмеялась:

– Мама!

– Мы с тобой вместе отправимся посмотреть мир, поедем в Нанкин, в Шанхай. Мама будет петь сказы и зарабатывать тебе деньги. Мама ничего не боится.

Вернувшись домой, она совсем успокоилась, и вся сияла от радости. Баоцин некоторое время внимательно следил за ней. Наверняка что-то увидела или снова влюбилась в кого-нибудь. Скорее на пароход, и чем быстрее, тем лучше.

И вот они снова в пути. На маленький пароходик набилась масса народу. Все было точь-в-точь как семь лет назад. На палубе груда вещей. Люди толкаются и поносят вся и всех, потому что не могут найти места, куда бы приткнуться. Никто не может добраться до ресторана, поэтому официанты вынуждены подносить еду туда, где стоят люди. Вся палуба измазана копотью. Дети плачут, старики проклинают все на свете.

Единственное, что было теперь по-иному, так это отсутствие страха у пассажиров. Война уже кончилась, и это было самое важное. Даже три ущелья на реке перестали казаться такими страшными. Каждый, кто был на пароходе, мечтал скорее добраться до трех ущелий, потому что оттуда было рукой подать до Ичана, а там уж и до дома недалеко.

Все находились в приподнятом настроении. Северяне думали о том, что скоро увидят огромную равнину вдоль реки Хуанхэ, почувствуют запах нагретого солнцем леса. Это их родина, их край. В местах, куда стремились попасть южане, уже все цвело, зеленели бамбуковые рощи. Люди пели песни, пили вино, веселились.

Однако Баоцин все же изменился и стал другим. Он уже не был таким ловким в движениях и живым, как семь лет назад. Время оставило на нем свою печать. На висках появилась седина, лицо похудело, глаза стали казаться еще больше, щеки ввалились. Но он по-прежнему старался как можно больше двигаться, разговаривал с пассажирами и даже рассказывал иногда пару-другую анекдотов. Он часто сидел на палубе и смотрел на Сюлянь с дочкой. Семь лет, а как будто прошла целая жизнь, сколько они принесли ему невзгод!

Ночью плыть через ущелья слишком опасно. Пароход причалил к самому подножию горы. На ее вершине расположился город Байдичэн. Все семейство Баоцина могло видеть его с парохода.

На следующий день рано утром капитан парохода объявил, что сломалась машина и на ее починку уйдет два дня.

А на третий день к вечеру подошел еще один пароход и пришвартовался поблизости, чтобы переждать ночь.

Баоцин пошел поглядеть на пароход. Большинство пассажиров готовились подняться на гору, чтобы осмотреть город. Баоцин уже был там днем раньше и потому остался внизу. Он довернулся и пошел обратно вдоль берега, медленно, заложив руки за спину, думая о чем-то своем.

Не пройдя и нескольких шагов, Баоцин почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и обомлел от радости. Перед ним стоял Мэн Лян, радостный, улыбающийся. Он сошел с только что причалившего парохода. Жутко похудевший, он был похож на скелет. Оказывается, его недавно выпустили.

– Победа, – сказал он, улыбаясь. – Поэтому они меня и выпустили. Вы спрашиваете, как я вышел, но мне кажется, важнее разобраться в том, как они меня туда упрятали.

Баоцин кивнул.

– Я так и не понял, почему они вас схватили, в чем ваша вина? Я хотел спасти вас, но никто не хотел говорить, куда вас девали.

– Я знаю. Друзья беспокоились обо мне, но теперь должны беспокоиться те, кто меня схватил и посадил в тюрьму... Дни их сочтены...

Они оба молчали. Баоцин думал о тех страданиях, с которыми столкнулся Мэн Лян. Спокойно текущая вода, аромат диких трав и чистое безоблачное небо развеяли беспокойство.

Баоцин хотел, чтобы Мэн Лян повидался с Сюлянь. Покраснев, он сказал Мэн Ляну, что у нее уже есть ребенок. Мэн Лян вовсе не был удивлен. Он сказал:

– Я погляжу на нее после. Несчастное существо. Она, как н я, тоже оказалась в тюрьме. Только я сидел в простой тюрьме, а она – в духовной.

Баоцин вздохнул.

– Я и вправду ее не понимаю и ничего не могу ей посоветовать или предложить. Она волнует меня больше всего. Восемь лет войны, хаос и беспорядок. Можно считать, что мне как актеру повезло и я прожил эти годы неплохо. Очень многие, более способные, чем я, устроились хуже. Только вот Сюлянь, это поистине боль моего сердца.

– Я понимаю. – Мэн Лян встал, чтобы размять ноги. – Дорогой друг, ваши поступки всегда следовали общему течению, только вы сами этого не замечали.

– Приведите мне какой-нибудь пример.

– Вы не соглашались продать Сюлянь, это прекрасный пример. Но это вовсе не была ваша идея. Времена изменились, и вы должны были измениться вслед. Жена наша считает, что нет ничего плохого в продаже людей, потому что веяния новой эпохи еще не коснулись ее. Есть масса людей, которых она еще не коснулась. Фраза, которую часто произносит ваша жена – «Раз скиталец, значит, человек с несчастной судьбой», – была известна восемьсот лет назад. Но она продолжает ее повторять, как будто это что-то совершенно новое. Вот вы – человек более передовой. Вы идете впереди нее.

– Спасибо вам на добром слове! – закивал Баоцин.

– Посмотрите на воды этой реки, – продолжал Мэн Лян. – Некоторые рыбы плывут по течению, а некоторые знай себе прячутся в щелях между камней, и ни с места.

– Есть такие рыбы, – подтвердил Баоцин.

– Как ваша жена, которая вообще не желает шевелиться. Вы продвинулись вперед, знаете, что продавать людей нехорошо. Однако и вы продвинулись всего лишь немножко. В других областях вы стали похожи на рыбу, прячущуюся в расщелинах, и не двигаетесь совершенно. Вы не хотели признать, что Сюлянь нужна любовь, поэтому не смогли наставить ее на правильный путь. Тоскуя по любви и не получая ее, Сюлянь мучилась. Первый же мужчина, которого она встретила, обманул ее. Она думала, что это и есть любовь. Любовь и вожделение различить не так легко. Это вы познакомили ее с Чжан Вэнем... Если бы вы понимали, иго любовь вовсе не зазорна, то должны были бы откровенно с ней обо всем поговорить и помочь. Кончилось же это тем, что вы решили пойти на хитрость, допустимую разве что в отношении ваших коллег, вот все и провалилось. Вы потерпели поражение потому, что не понимали, что времена изменились. Сюлянь оказалась очень смелой, решила идти напролом, вот и расшибла себе голову. Она стала жертвой закона природы. Мой друг, вы вместе с ней попали в омут. – Мэн Лян показал пальцем на воронку посреди реки.

Баоцин наклонился вперед, чтобы разглядеть убегающие волны.

– Я надеюсь, что она сможет тихо и спокойно пережить все случившееся.

– Завтра мы уже будем проходить ущелья, – сказал Мэн Лян. – Опасных порогов и отмелей там хоть отбавляй. Опытный лоцман может спокойно и уверенно провести пароход через самые опасные места. Поэтому я давно говорил, что нужно отправить Сюлянь в школу. Будь у нее знания и опыт, возможно, она не потеряла бы направление в этом огромном омуте человеческой жизни. Я сослужил ей медвежью услугу и очень виноват. Я и подумать не мог, что шкала может настолько испортиться. Такая девушка, как Сюлянь, конечно же, не вынесла подобного унижения. Я отношусь к ней как к своей родной дочери. Однако я хоть и не преднамеренно, но стал причиной ее несчастий.

Помолчав довольно долго, Баоцин спросил:

– Вы думаете, что если бы Сюлянь училась в той школе, то все эти неприятности не произошли бы? Разве у молодых людей, которые свободно болтают о любви, не бывает несчастий?

– Любовные драмы происходят во все времена и со всеми, – сказал Мэн Лян. – Не только с Сюлянь. Знания и опыт сослужили бы ей добрую службу, но не смогли бы застраховать от случайностей. Вы не думайте, что Сюлянь родила ребенка и на этом все кончилось. Сама любовь стала для нее жизненным уроком. Столкнувшись с такой бедой, она приобрела больше мудрости. Потеря невинности вовсе не значит, что она не может двигаться вперед. Вам только нужно хорошенько ею управлять, вдохновлять ее, и она сможет снова обрести уважение и веру в себя. – Мэн Лян внимательно смотрел на Баоцина, будто боялся, что тот не поверит его словам. Он расстегнул ворот рубашки, из-под которой показались рубцы. – Когда я сидел в тюрьме, они обращались со мной вот так. Это выжжено ароматными палочками.

Баоцин был потрясен. Мэн Лян продолжал:

– Рубцы уже зажили, и я остался самим собой. Я по-прежнему хочу писать книги и говорить то, что думаю. Я не стыжусь этих шрамов, потому что никогда не сдавался на милость этим зловещим силам только из-за того, чтобы какое-то время не подвергаться страданиям. Выдавался день, когда меня не трогали, и я работал весь этот день. Я не испугался бы, даже если все мои кости перемололи и пустили бы на удобрение полей, лишь бы это приближало день освобождения народа. С определенной точки зрения беды, которые свалились на Сюлянь, похожи на мои. Я говорил правду, поэтому меня посадили в тюрьму. Я писал вещи, в которые я верил, поэтому натерпелся страданий, Сюлянь хотела построить жизнь согласно своему желанию и в результате была наказана. Новая эпоха наступит, только перед этим пострадает очень много людей.

Мэн Лян замолчал и перевел дух. Баоцин поднял руку, чтобы потрогать шрамы на его груди, но Мэн Лян быстро застегнул ворот.

– Со мной все в порядке, – сказал он. – Сюлянь оказалась в беде, и вы должны не только жалеть ее, но и подумать, как ее лучше понять. Она очень умна и целеустремленная. Если вы сможете осознать, что она всего лишь жертва эпохи, то сможете и подбодрить ее, взрастить в ней надежду на будущее. Не нужно бояться Чжан Вэня. Он и свора ему подобных в конечном счете будут уничтожены. Его соединение с Сюлянь – это столкновение двух различных сил. Поглядите! – Он показал на реку. – Вон в том омуте оказались рыба и мышь. Мышь очень скоро погибнет, а рыба выплывет из омута. Конечно, и мышь имеет возможность выбраться оттуда. Если Чжан Вэнь и ему подобные будут продолжать существовать, тогда нашей стране придет конец. Если только у Китая появится надежда, то Сюлянь сможет стать счастливой. Возможно, это будет нелегким делом, но вы и я обязательно должны хорошенько позаботиться о ней и повести ее по счастливому пути.

Заходящее солнце оставило на поверхности реки ослепительную золотистую полоску, высветив маленькую воронку. Баоцин будто увидел в ней улыбающееся лицо Сюлянь, вокруг которого шевелились водоросли, похожие на ее косички. Он стал напевать слова из сказа под барабан:

На Янцзы набегает волна на волну,

Молодые готовы сменить стариков.