Сказители

Глава 15

В Чунцине снова наступал сезон туманов. Повсюду был слышен стук молотков, люди заново отстраивали дома. Работали быстро. Через каких-то несколько месяцев раны войны уже были еле заметны. По крайней мере, на главных улицах следов разрушений не осталось. Лишь на отдаленных окраинах сохранялись еще черные пепелища – печальное зрелище. Облик Чунцина изменился. Дома из трехэтажных превратились в двухэтажные – все из бамбуковых дранок и жердей, отчего город стал как бы шире и просторнее.

Баоцин помогал хозяину ремонтировать помещение. Он с трудом раздобыл рабочих, сам таскал материалы, со всеми вместе строил крышу. В конце концов сценической площадкой уже можно было пользоваться. Нельзя сказать, чтобы выглядела она вполне пристойно, однако это все-таки уже была площадка, и можно было хоть сейчас начинать представление.

В день премьеры исполнялись сказы о войне сопротивления. Сначала спела свой отрывок Сюлянь, Баоцин сидел в стороне от сцены и наблюдал. Ему всегда казалось очень занятным смотреть на дочь со стороны. На этот раз он обратил внимание на некоторые новые приемы, которыми она овладела. Голос ее остался прежним, однако он наполнился болью и слезами – она стала понимать глубокий смысл текста сказа, теперь каждое ее слово достигало зрителя. Сначала он даже опешил, а потом все понял. Конечно, это результат занятий. Девушка впервые в жизни по-настоящему поняла, о чем она поет. Мэн Лян слово за словом разъяснял ей текст сказа, подробно расшифровывал ей каждую строку. Для лучшего запоминания он придумал целую серию картинок, иллюстрирующих текст, который она должна была исполнять. Результат превзошел ожидания. Она отдавала пению всю себя.

Слушатели тоже заметили эти изменения. Они наслаждались новым сказом и радовались успехам исполнительницы. Как только она закончила, раздался гром аплодисментов. Сюлянь никогда прежде так не хлопали.

Она стремительно убежала за кулисы, только косички запрыгали.

– Папа, – кричала она, чуть не столкнувшись с отцом. – Не пойму, что случилось. Когда вышла на сцену, все слова забыла, а потом они вдруг сами стали вылетать из моей души. Я пела, чувствуя размер и ритм, и нигде не ошиблась. – Ее юное личико раскраснелось. – А почему не пришел господин Мэн? Я так надеялась, что он придет послушать.

Баоцин тоже был удивлен. Мэн Лян так и не появился. Подошла Циньчжу. Лицо ее было натянуто, брови нахмурены. Она сначала хотела поздравить Сюлянь с успехом, но потом передумала, встала в сторонке и стала слушать, о чем они говорят. Циньчжу никогда не ревновала к Сюлянь и не считала ее своей соперницей. А тут пришлось задуматься. Вот новости, стоит так аплодировать этой девчонке за какой-то новый текст! Она должна сделать все возможное, чтобы опередить ее. Если Сюлянь удастся выдвинуться, она сможет перетянуть на свою сторону богатых господ, которые приходят специально поаплодировать Циньчжу.

Она закусила пухлую нижнюю губу и так простояла довольно долго. Потом мотнула головой, повернулась и ушла.

Наступил ее черед выходить на сцену. Циньчжу спела какую-то вульгарную песенку. Однако, как она ни старалась жестикулировать и заигрывать со зрителем, бульварные мелодии успеха не имели. Публика ждала другого. Для Циньчжу это было равносильно поражению. Впервые к ней отнеслись так холодно. Понурившись, она вошла в комнату Сюлянь, упала прямо в кресло и сказала хрипловатым голосом:

– Здравствуй, образованная госпожа! Где это ты раздобыла новый текст? Кто научил? Его текст?.. То-то ты ноешь с таким чувством.

Сюлянь резко повернулась, лицо ее стало пунцовым. Она еще не успела раскрыть рот, как влетела Дафэн.

– Циньчжу, как понимать твои слова?

Циньчжу с полным безразличием расхохоталась.

– А что я такого сказала? Не нравится, можешь заткнуть уши.

Дафэн готова была расплакаться от обиды.

– Если ты еще будешь говорить такие слова, я пойду и расскажу матери, – сказала она сердито и встала. Увидев, что дело принимает такой оборот, Циньчжу вышла. Перед дверью она повернулась и грязно выругалась.

Сюлянь беспомощно смотрела на Дафэн.

– Почему многие так любят говорить грязные слова? Смотри, мама тоже их произносит.

Дафэн покачала головой.

– Не обращай внимания, – сказала она спокойно. – Ну и пусть, подумаешь!

Сюлянь было стыдно и горько. Она поглядела в зеркало и произнесла ругательство. Ну и что? Какую выгоду она для себя извлекла? Почему некоторые люди говорят гадости так легко и непринужденно, даже с удовольствием? Вот господин Мэн таких слов не произносит, и она не должна произносить. Она преклонялась перед господином Мэном. Он умел развязывать узелки, которые были у нее на душе. Рядом с ним она никогда не чувствовала себя ущербной.

Баоцин тоже исполнил новый сказ. Слушатели шумно аплодировали. Тем не менее некоторые замечали, что пришли послушать сказы, чтобы отвлечься от военной действительности, поэтому лучше бы послушать что-нибудь старенькое. Баоцин лишь посмеялся, сказав:

– Иногда человек должен попробовать свои силы в новом деле.

Сюлянь рассказала отцу о том, что говорила Циньчжу. Баоцин улыбнулся, потом сказал:

– Она ленивая, ей неохота разучивать новые вещи, да и завидует тебе. – Сюлянь поинтересовалась, почему Циньчжу, когда ругается, становится такой же, как мама. Баоцин промолчал.

Он поднялся в свою комнату на втором этаже с таким чувством, будто сегодня был праздник. Теперь и Сюлянь кое-что может. Если семья Тан начнет строить козни, пусть катится вон со своей потаскушкой. Какой же сегодня день!

С месяц дела шли успешно. Между представлениями Баоцин и Сюлянь бесплатно выступали в пользу Организации по сопротивлению Японии, собирали пожертвования для раненных на фронте солдат. В газетах вскоре появилась информация о благотворительных концертах. Их имена каждый день появлялись в газетах. Баоцин почувствовал, что и в самом деле стал известным и уважаемым человеком и что может на равных держаться с актерами нового театра.

Однажды вечером, взяв с собой Сюлянь, он зашел в маленький ресторанчик и стад рассказывать ей, каким образом думает в ближайшее время добиться успехов. Он подчеркнул:

– Год назад в это время ты еще ничего собой не представляла. А теперь ты тоже стала знаменитостью, и твое положение стало намного выше, чем у Циньчжу. Ты должна радоваться этому.

Она промолчала.

– Ну как? – спросил он. – Что ты думаешь по этому поводу?

Она с трудом выдавила улыбку.

– Тебе кажется, если я и дальше буду разучивать новые сказы, то смогу стать такой же уважаемой, как н те актеры? – Она мечтала вырваться из своего унизительного положения актрисы, чтобы не становиться больше на колени перед госпожой командующего Вана и не быть проданной кому-нибудь в качестве наложницы.

– Конечно, – сказал Баоцин. – Чем образованней ты будешь, тем больше люди будут тебя уважать. – Он почувствовал, что не следовало так говорить.

Больше он ничего не добавил. Почти до самого дома Сюлянь также не проронила ни слова и сразу же отправилась спать. Это очень огорчило Баоцина. В последние дни она была замкнута, немногословна и чем-то озабочена.

На следующий день утром явился Тан Сые. Баоцин, едва глянув на его вороватый вид, сразу понял, что тот пришел по делу.

– Баоцин, – начал Тан Сые. – Я пришел по поручению дочери просить у вас длительный отпуск для нее.

Баоцин засмеялся:

– Появилась другая высокая должность?

Тан Сые буквально сиял от радости, он готов был пуститься в пляс.

– Да, у меня теперь образовалась собственная труппа.

Я нашел несколько девушек, которые умеют петь, и думаю их подрядить.

Теперь Баоцин был готов подпрыгнуть от радости. В последнее время из Шанхая и Нанкина прибыло немало рассказчиков. Каждый день к нему приходили одна-две девушки и упрашивали взять их в труппу. Он этого не хотел, потому что большинство из них нелегально занимались проституцией. Да пой они лучше волшебных фей, он все равно не согласился бы выходить с ними на одну сцену. Пусть Тан Сые берет их к себе, пусть и Циньчжу катится подальше.

– Поздравляю, – сказал он, – и желаю успехов.

Тан Сые был крайне щедр и великодушен.

– Добрый Баоцин, – сказал он. – Когда мы только прибыли в Чунцин, вы нам помогали, и я этого никогда не забуду. Вы меня знаете, я человек широкой натуры, понимаю и ценю благородство. И если я кому-то обязан, то не могу не воздать ему должное. Я говорил своей половине: что бы ни случилось, мы прежде всего должны иметь в виду нашего большого друга – хозяина Фана. Поэтому я решил вот как поступить. – Он помедлил, его передние, как у зайца, зубы выступали наружу, а маленькие черные глазки внимательно уставились на Баоцина. – Мы приглашаем вас и Сюлянь выступать вместе с нами. Ну как? Конечно, среди актеров-мужчин вы идете первым номером. Что же до Сюлянь – э, голос у нее слабоват, она пойдет четвертой.

Какая наглость! Баоцин попытался выдавить улыбку, но у него ничего не получилось.

– Не пойдет, – отпарировал он. – У меня своя труппа, у вас – своя.

Тан Сые поднял брови:

– Но вы должны понимать, добрый брат, отныне Сяо Лю уже не сможет вам аккомпанировать. Он будет нужен мне самому.

Баоцин готов был избить Тан Сые, дать ему оплеуху, пнуть ногой. Старая дрянь! Проходимец!

– Сые, – руки его чесались, он злился, что не может тут же надавать ему тумаков. Но, сдержав себя, он спокойно сказал: – Вы понапрасну тратите усилия. Наши представления и ваши – это не одно и то же. Опять-таки, найти аккомпаниатора на трехструнке не так уж и трудно.

Тан Сые опустил глаза, поморгал и удалился.

Вслед за ним появилась тетушка Тан. Баоцин знал, что предстоит хорошая перепалка. В руках она держала жухлый цветок, похоже, подобранный на помойке. Она подала его Сюлянь и затрещала:

– Милая Сюлянь, я так торопилась, хочу попросить тебя о помощи. Ты сможешь помочь, ты девушка с добрым сердцем.

Баоцин тоже был на высоте. Он тепло встретил тетушку и непрерывно складывал руки в почтении, будто принимал знаменитость.

– Тетушка, поздравляю, поздравляю! Я обязательно пришлю вам в подарок красивый свиток на прекрасном шелке с пожеланиями счастья. Сегодня поистине наш общий большой праздник.

Тетушка Тан внезапно разразилась громоподобным смехом, как будто в животе у нее разорвалась огромная хлопушка.

– Я буду очень рада, если это произойдет именно так. Главное впереди! Как вы не догадываетесь? Цнньчжу и Сяо Лю собираются пожениться. Конечно, пора уже! Теперь он привязан, верно? Мы, люди, занимающиеся искусством, придаем этому большое значение. – Она кудахтала как курица, раскачивала полное лицо перед Баоцином, который испытывал чувство бедняка, случайно нашедшего на улице деньги.

– Прекрасно. – Он с трудом изобразил на лице мученическую улыбку. – Поистине двойное счастье у ворот! Наступит день, и вся наша семья обязательно придет вас поздравить.

После ухода старой ведьмы хлопоты Баоцина еще не кончились. Следующую сцену задала ему жена. У тетушки был свой взгляд на то, как нужно управлять труппой. Она попрекала Баоцина, считая, что теперь все кончено. Во всем виноват он. Ему ни в коем случае не надо было разучивать эти новые сказы. Опять-таки, почему он не нанял новых девиц-сказительниц? Почему дал их перехватить семье Тан? Вот ненормальный!

Баоцин, кипя от злости, вышел из дома и отравился на поиски Сяо Лю. Принимая поздравления, Сяо Лю краснел как рак.

– Извините, старший брат, – бормотал он, смутившись. – Я так перед вами виноват.

– Чего же тут извиняться? – спросил Баоцин ласково. – Мы с тобой стали назваными братьями, поклонившись небу и земле, поклялись трудиться вместе всю жизнь. Твоя свадьба с Цнньчжу никак не касается наших с тобой театральных дел.

На Сяо Лю было жалко смотреть.

– Но яобещал семье Тан, что после свадьбы не буду больше вам аккомпанировать. Так записано в свадебном договоре, старший брат.

Баоцину очень хотелось плюнуть ему в лицо, но он ответил слабой улыбкой.

– Ладно, брат, Я не обижаюсь, не переживай.

Баоцин летел обратно в Наньвэньцюань, будто за ним гнались черти. Он нашел Тюфяка.

– Послушай, брат, – сказал Тюфяк. – Еще получили два новых текста. Написал господин Мэн. Послушай!

– Отложи-ка их в сторону, – сказал Баоцин. – На этот раз, кажется, нам несдобровать. – Он подробно рассказал обо всем случившемся Тюфяку. Потом спросил: – Как быть, брат? Ты должен помочь нам бороться с семьей Тан.

– Ив самом деле проблемка, – ответил Тюфяк. Он понял, что, скорее всего, ему придется работать. И его охватил озноб.

– Что за твари, – зло произнес Баоцин. – Когда это я был к ним несправедлив? Даже Сяо Лю из-за этой вонючей потаскушки не желает теперь знаться с нами. Вот потаскуха! Чтоб ей всю жизнь прожить черепахой! – Видя, что Тюфяк прикидывается, будто дело это его не касается, он строго произнес: – Столько лет ты был на моем иждивении, мог бы хоть доброе слово сказать, а не стоять пнем и играть в молчанку!

Тюфяк вздохнул. На его глаза навернулись слезы. Он покачал головой и сказал:

– Не печалься, Баоцин, я с тобой – вот и ладно. Я ведь твой старший брат. Я буду аккомпанировать тебе не хуже этого маленького ублюдка. Однако ты должен мне создать рекламу. Должно быть написано: «Специально приглашенный музыкант господин Баосэн». Я не желаю быть простым аккомпаниатором, который зарабатывает на хлеб игрой на трехструнке.

Баоцин согласился. Он был так возбужден, что у него из глаз текли слезы. Он любил своего старшего брата, знал, что Тюфяк и в самом деле жертвует собой ради него.

– Брат, – у Баоцина срывался голос, – ты мой настоящий родной брат. Люди называют тебя Тюфяком, это так обидно. Всякий раз, когда я сталкиваюсь с трудностями, ты меня выручаешь. Все-таки мы с тобой как нельзя лучше понимаем друг друга и готовы действовать совместно.

Тюфяк сказал, что господин Мэн хочет съездить с ним разок в город. Он тут же достал деньги и попросил купить билет. Господин Мэн – это счастливая его звезда, не так ли?

На обратном пути Баоцин ехал в автобусе и подводил баланс: ушла эта потаскушка Циньчжу и ублюдок Сяо Лю; появилась новая труппа, конкурирующая с ним; потеряно несколько важных посетителей, которым стало лень ходить на его представления. Зато старший брат стал аккомпаниатором, Сюлянь стала знаменитой, ну и, конечно, у него появилось доброе имя. Теперь и у него появилось доброе имя! От радости он запел, на ходу сочиняя слова: «Брат играет, брат поет. Сюлянь, ты скорей вставай, вставай, вставай, скорее вставай».

Пассажиры с интересом наблюдали за ним, но ничего не говорили. Они думали: «Ну и странные же эти люди, прибывшие из-за реки!»

Сюлянь была очень довольна новостями. Следующей задачей было рассказать обо всем тетушке. Баоцин решил скопировать Мэн Ляна. Послал Дафэн купить вина, попросил налепить пельменей и приготовить лапшу под особым острым соусом.

На следующий день, вечером, к Баоцину явились гости. Первым прибежал Сяо Лю. Он влетел в комнату как ошалелый и встал в сторонке, вздрагивая. За ним как побитая собака проследовал подавленный Тан Сые. Оба молчали.

– Что случилось? – спросил Баоцин.

Тан Сые чуть не рыдал.

– Да, да. Сейчас. Вы обязательно должны помочь. Только вы это можете сделать.

Баоцин с удивлением поднял брови.

– Что, в конце концов, случилось? Я ничего не понимаю. Как помочь? – Подумав, он поспешил добавить: – Если деньги, то у меня их нет.

Сяо Лю писклявым голосом объяснил суть дела.

– Циньчжу арестовали. – Он не знал, куда девать руки, на его бледном лице выступили бусинки пота.

– Арестовали? – переспросил Баоцин. – Но за что?

Они обменялись взглядами, но рта никто не раскрыл.

В конце концов Тан Сые с горечью произнес:

– Уж очень неосторожно она поступила. Была в гостинице, несколько ее друзей курили там опиум. Циньчжу, конечно, не курила, курили другие. Так неосторожно поступила.

Баоцин с трудом подавил желание громко рассмеяться или плюнуть им в лицо. Вот сволочь! Не сможет теперь шастать по улицам, так прибежали ко мне за помощью!.. Подумав, он сдержал себя. Нельзя радоваться чужому горю и извлекать из этого выгоду. Не заниматься с ними грязными делишками, но и не относиться к ним слишком жестоко.

Что вы хотите, чтобы я сделал?

– Попросите ваших друзей, имеющих положение, замолвить словечко, чтобы ее выпустили. У нас завтра вечером премьера. Без центрального номера программы никак нельзя. Если у вас нет возможности вытащить ее оттуда, вы и Сюлянь должны выступить у нас.

– Этого я сделать не могу, – твердо ответил Баоцин. – -У меня нет свободного времени. Если и смогу что-нибудь сделать, так только попытаться составить вам протекцию.

Тан Сые неотступно умолял его помочь горю.

– Вы и Сюлянь должны нам помочь. Я гарантирую, что она не будет общаться с другими девушками. Весьма просим вашего присутствия.

Баоцин кивнул. А почему бы, в обмен на их согласие, не потребовать, чтобы Сюлянь шла центральным номером программы? Что бы там ни было, это нужно заполучить. Ему стало смешно. В семье Тан премьера, а главную роль в ней исполняет Сюлянь! Если бы ему пришлось писать объявление, он так бы и написал.

Сюлянь была вне себя от радости. Впервые в жизни она шла главным номером.

На следующий день после представления Сюлянь крепко сжимала в руке свою долю, которую ей отчислил Тан Сые. Она решила отдать их матери, сделать ей приятное. Теперь она тоже стала первым номером. Заработает деньги, отдаст матери и посмотрит, останется ли та по-прежнему такой холодной и враждебной к ней.

Зажав деньги в руке, она быстро взбежала наверх, крича по дороге:

– Мама, это тебе. Все эти деньги, которые я заработала, отдаю тебе на вино.

Тетушка засмеялась. Прежде она никогда не хвалила Сюлянь. Но когда есть деньги на вино, это как-никак событие радостное.

– Давай, – сказала она, – я дам тебе попробовать мое вино. – Она помешала палочками для еды в бокале и капнула несколько капель Сюлянь прямо на язык,

Сюлянь вернулась к себе в комнату, весело напевая. Она распустила косу, скатала волосы на затылке в узелок и, довольная, стала смотреться в зеркало, чувствуя себя совсем взрослой. А разве нет? Даже мама и та была довольна. Она начала раздеваться, рассматривая себя в зеркало. Когда в комнату вошла Дафэн, Сюлянь сидела на краешке кровати. Дафэн глянула на пучок ее волос и захихикала.

– Ты что, с ума сошла, зачем это? – спросила она.