Скверна

Глава 4 4

Джек раскрыл белые контейнеры и поставил их обратно на столик. Кейт сняла обертку с одноразовых ножей и вилок.

— Жаль, я не могу прочесть «Краткую историю зла», — сказала Кейт, натыкая китайскую пельмешку на пластиковую вилку. — Может, сам мне все объяснишь?

Она макнула пельмешку в соус и откусила от нее, а Джек взял себе несколько креветок темпура.

— Думаю, сейчас польза от этого будет невелика. Тебе уже нужны знания из моей следующей книги.

— И как она будет называться?

— «Древняя история зла».

Кейт на мгновение замерла от столь леденящего заголовка.

— Так книга о том, как зло существовало на протяжении веков? — спросила Кейт и сунула в рот остатки пельмешки.

Джек засмотрелся на девушку, обдумывая, как лучше все объяснить.

— Мы с тобой хотим цивилизованный и безопасный мир, где царили бы закон и порядок. Хотим жить мирно и без коррупции.

— И что не так? Думаю, многие хотят того же.

— Подвох в том, что даже если большинство людей хочет жить так, это не всегда соответствует человеческой натуре.

Кейт, жуя, пожала плечами.

— Бывают времена, когда дела плохи, но бывают и хорошие времена. Это я могу понять.

Джек скривился.

— Нет, не понимаешь. Ты не разбираешься в этом настолько, чтобы увидеть связи, которые через все эпохи ведут к сайту «Охота на мусор» и убийце твоего брата. Вот о чем новая книга.

Объяснения Джека были слишком обобщенными, чтобы она могла уловить смысл.

— А что это за связи?

— В истории были весьма продолжительные периоды, когда у власти было добро — эпохи просвещения, когда знания приумножались и жизнь становилась лучше. Но были и другие времена, когда с трудом достигнутое просвещение уступало силам, которые стремились погрузить человечество во тьму. В эти темные времена жизнь была суровой. За сменами исторических периодов стоит великая сила, поэтому они длятся тысячи лет.

— Твоя новая книга посвящена истории? — спросила Кейт. — Тому, как человечество переживает хорошие и плохие эпохи?

— Нет, — ответил Джек, — она о скрытой силе, которая управляет этим маятником и не дает ему остановиться.

Кейт пока не могла уловить сути.

— Так книга будет о… чем?

Джек размахивал оставшимся от креветки хвостиком.

— Если по существу, она о влиянии механизма убийства на исторические тенденции.

— Значит, это все-таки историческая книга? Об убийцах и роли, которую они играли в различные времена?

— Не совсем. Ты думаешь о результате, а я говорю о причинах. — Он хмуро посмотрел на потолок, размышляя, с чего начать. — Книга не о людях, которые убивают, — наконец, сказал он, — а о том, почему они убивают.

— Мой брат называл таких людей дьяволами.

— Дьявола нет, — сказал Джек. — Мы и есть дьявол. Наш дьявол — это мы сами.

Кейт мгновение безмолвствовала, а затем спросила:

— Как это понимать?

— Серийный убийца; глава семьи, убивший жену и ребенка из-за того, что счел свои семейные обязанности непосильными; вооруженный грабитель, застреливший продавца в магазине; медсестра, избавлявшаяся от престарелых пациентов; диктатор, по приказу которого истреблены десятки, сотни тысяч, а то и миллионы людей; парень, пристреливший соседа из-за спора о границе земельного участка; член банды, убивший человека другой расы в качестве обряда посвящения; чиновники, допустившие бесчисленное количество смертей, выступая в интересах фарминдустрии; изобретатель того, что заведомо принесет смерть; террорист, направивший пулемет на женщин и детей; мужчина, убивший кого-то в пьяной потасовке в баре; водитель, в ярости расстрелявший женщину лишь за то, что та подрезала его на дороге; жена, отравившая мужа антифризом ради получения страховки; двенадцатилетняя девочка, призывающая подругу в соцсети покончить с собой... что у них общего?

— Боже, — пробормотала Кейт, застыв с вилкой в руке и уставившись на мужчину. — Думаю, все они кого-то убили, но причины убийств совершенно разные.

— Так только кажется. А чтобы понять причину, тебе необходимо знать, что все люди — homo sapiens— имеют практически идентичную ДНК. Небольшая группа шимпанзе имеет большее генетическое разнообразие, чем миллиарды людей, живущие сейчас на Земле.

Нахмурившись, Кейт подложила себе под спину одну из подушек, чтобы сесть поудобнее.

— Как такое возможно?

— Причиной тому несколько ключевых периодов нашей истории; эту историю можно отследить через обычную и митохондриальную ДНК.

Кейт проглотила кусок пельмешки и подняла вверх палец.

— Что такое митохондриальная ДНК?

— Доисторические органеллы, находящиеся во всех наших клетках. Клетки — их защитная оболочка. Митохондрии производят АТФ — молекулярную энергию — на клеточном уровне. Клетки и органеллы существуют в симбиозе. Без них мы не стали бы теми, кто мы есть. Китайская философия всегда считала это некой жизненной силой «ци», но по сути, это просто химическая реакция, снабжающая клетки энергией. За сотни тысяч лет органеллы утратили бóльшую часть своего ДНК-материала, поскольку жили под защитой хозяйской клетки и не нуждались в ДНК. В итоге в наших клетках содержится только 20-25 тысяч пар оснований, а в митохондриальной ДНК содержится лишь 37 генов. Только материнская митохондриальная ДНК может быть передана потомству, поэтому через нее мы можем проследить изменение женской части человеческого рода сквозь века.

— Хорошо, — сказала Кейт, заставляя себя проявить терпение. — Но причем тут отсутствие генетического разнообразия?

— Митохондриальную ДНК можно проследить по частоте мутаций через женскую линию наших предков на двести тысяч лет назад, до тех времен, которыми датируются останки австралопитека Люси. Она или ее сородичи — наши предки по женской линии — передали нам митохондриальную ДНК, и, судя по ней, в истории было несколько периодов, когда предки человека почти вымерли. Например, около семидесяти тысяч лет назад произошло извержение вулкана Тоба на острове Суматра, в Индонезии. Попавшего в атмосферу пепла хватило бы на три тысячи гор Сент-Хелина. Тучи пепла закрыли солнце на шесть лет, что повлекло за собой нарушение климата и гибель множества видов. По некоторым оценкам, популяция наших предков тогда сократилась до двух тысяч особей. Следом сократилось и генетическое разнообразие из-за кровосмешения в столь маленькой популяции. Примерно шестьдесят тысяч лет назад мужчина — результат естественного отбора среди наиболее приспособленных к жизни особей — добавил в сравнительно стабильную женскую ДНК мутацию Y-хромосомы и спровоцировал быстрый скачок эволюции. Считается, что где-то между сорока и двадцатью тысячами лет назад численность человеческой популяции упала до двенадцати сотен. Но это уже были люди, как мы с тобой.

— Ого, — протянула Кейт, пытаясь вообразить себе такой мир. — Значит, когда-то нас было едва ли больше тысячи?

— Да, драматизм зашкаливает, — сказал Джек, подчеркивая свои слова взмахом креветки. — Но в действительности все было еще хуже. Не забывай, среди выживших были те, кто слишком стар или молод для размножения. Вряд ли там набралось больше сорока пар детородного возраста — и это на всю человеческую расу. Мы оказались на грани полного вымирания. Но даже это описание — приукрашенная реальность. Нам представляются мужчина и женщина, решившие быть вместе — сорок таких пар, которые становятся родителями. Но все было не так. Разрозненные группы людей выживали во враждебном мире, уподобившись волчьим стаям. Тот период пережили только самые хитрые и жестокие. Доминирующие самцы контролировали почти всех самок. Всего несколько мужчин — а может, и вовсе только один — смогли оставить потомство.

— И как горстка мужчин — или один мужчина — стали доминировать? Как они завоевали самок? — спросила Кейт.

— Ты наконец-то добралась до центра всех взаимосвязей. В борьбе за ограниченные ресурсы и возможность продолжить род выигрывали самцы, убившие своих конкурентов — так они сохраняли доминирующую позицию и решали проблему с пищей. Им было невыгодно оставлять в живых других самцов, с которыми пришлось бы делиться скудными запасами или соперничать за малочисленных самок детородного возраста. Так они получали источник пищи для себя и самок, вынашивающих их потомство, а убийство становилось неотъемлемой составной генетического кода человека. В итоге у немногих самцов с генетической мутацией склонности к убийству было преимущество в борьбе за выживание. Какой бы ни была общая численность популяции, в основном это были самки. Самцов, отстоявших свое право размножаться, было совсем немного, а убийство стало одним из основных способов выживания. По сути, это был их ключевой навык, помещающий их на вершину пищевой цепи и передающийся по наследству. Потомки этих малочисленных самцов скрещивались, что закрепило ген убийства в ДНК и привело к дефициту генетического разнообразия в наше время. Считается, что живущие сегодня люди — потомки единственной митохондриальной Евы или крайне малочисленной группы рожденных в инцесте дочеловеческих самок, переживших эффект бутылочного горлышка и передавших нам уникальную генетическую мутацию доминантных самцов. С их потомства начался скачкообразный процесс человеческой эволюции и рост популяции, основанной на особях с генетическим превосходством. Все мы — потомки первобытного короля, первобытного убийцы, нашего праотца. Другими словами, мы дети нескольких размножавшихся пар этой состоявшей в родстве популяции, дети доминантных убийц. Митохондриальная ДНК Люси, праматери, дополненная Y-хромосомой доминантного самца, праотца, сделала нас теми, кто мы есть. Все мы — белые, черные, азиаты — потомки маленькой горстки людей. Во всех нас заложена базовая структура их ДНК. Мы — это они. И склонность к убийству вшита в наш генетический код.