Глава 23

ДЖУЛИЯ
Через девять лет после свадьбы

Кассио вернулся домой во второй половине дня. Он забронировал столик в нашем любимом ресторане на нашу девятую годовщину свадьбы, в маленьком заведении, где подавали деревенскую французскую еду. Мия согласилась присмотреть за Симоной и Даниэле. Хотя это была скорее ночевка, учитывая, что им было девять и почти двенадцать лет. Они больше не нуждались в круглосуточном наблюдении, даже если чаще всего ничего хорошего от них не было.

Мы только что покончили с восхитительным печеночным паштетом с теплой булочкой и двумя бокалами Вионье, моего любимого белого вина, когда я собралась с духом.

— Ты все еще больше не хочешь детей?

Я хотела спросить об этом спокойным, тихим голосом, но вместо этого быстро выпалила.

Кассио медленно опустил бокал, нахмурив брови.

— Ты…?

Я посмотрела на него и подняла свой почти пустой бокал.

— Серьезно? Думаешь, я бы выпила два бокала вина, если бы была беременна?

Он усмехнулся.

— Я как-то об этом не подумал.

— Мужчины, — пробормотала я, но не смогла сдержать улыбки. — Ну, что скажешь?

Я странно нервничала из-за этого. Мы с Кассио говорили почти обо всем, кроме тех деловых отношений, которые он считал слишком жестокими для меня, и тайны о Симоне и Даниэле, которую я все еще хранила в самом глубоком уголке своего сердца.

Кассио положил свою руку на мою.

— Ты хочешь еще одного ребенка?

Ещё одного ребенка. Не ребёнка, не твоего собственного ребёнка. Мы проделали такой долгий путь, и теперь не было никаких сомнений, что Симона и Даниэле тоже мои дети.

— Мне кажется, что наша семья еще не закончена. Я снова хочу ребенка, чтобы его обнимать.

— А еще они плачут, какают, их тошнит и как только они перестают это делать, то закатывают самые страшные истерики. Ты действительно этого хочешь?

Я ухмыльнулась.

— Да.

Кассио покачал головой, будто я была неразумна, но по нежному взгляду его глаз я поняла, что поймала его.

— Иии?

— Если хочешь еще одного ребенка, ты его получишь.

— Но что насчет тебя? Я не хочу, чтобы ты сделал мне ребенка только для одолжения. Кассио склонился над столом.

— Поверь мне, сделать тебе ребенка это не моя работа.

Я легонько шлепнула его по руке, и он продолжил еще более низким голосом:

— Мне бы очень хотелось иметь от тебя ребенка.

— Мы можем начать прямо сегодня, — прошептала я и провела своим высоким каблуком по его штанине, многозначительно улыбаясь. В своем облегающем костюме он выглядел неотразимо.

Один уголок его рта приподнялся.

— Уверена, что хочешь пропустить canard à l’orange[2] и crepe suzette[3]?

Слышать, как Кассио говорит по-французски, даже если это всего лишь похвала утке в апельсиновом соусе и блинчикам, было почти слишком для того маленького контроля, который у меня остался.

Я прижала каблук к его промежности, отчего у него в горле образовалось низкое шипение.

— Ладно, сначала еда, потом секс.

Он покачал головой, но ничего не смог сказать, потому что официант уже направлялся к нам с нашим главным блюдом.

* * *

Рождество мы провели в нашем пляжном домике, как и два предыдущих года. Несмотря на холод, мы любили прогуливаться по пляжу. Для Кассио это был способ на пару дней отвлечься от груза своих обязанностей. Когда он был дома, кто-то всегда чего-то от него хотел. Вот в чем состояла проблема, если ты был Младшим Боссом. Папа всегда поручал ему большую часть работы. Кассио предпочитал все контролировать.

Симона и Даниэле украшали рождественскую елку, а я готовила рождественский ужин для всей семьи. Лулу зависла рядом со мной, надеясь, что кусочек бекона упадет на пол. Это стало традицией, когда сестры Кассио и их семьи, а также его родители приходили к нам, празднуя это событие. Мои родители не хотели ездить зимой на большие расстояния, поэтому мы всегда навещали их в Балтиморе после Рождества.

У меня был особенный рождественский подарок для Кассио, который я подарю ему, как только мы останемся одни. Подарочная коробка, наполненная милой одежкой со словами «Привет, папа», затычками для ушей, Адвилом и средством для чистки ковров в шутку за тот единственный раз, когда Симона сорвала свой подгузник и помочилась на ковер в нашей гостиной после того, как съела красную свеклу. Это был незабываемый момент, когда ковер не выжил. Очевидно, свеклу было труднее очистить, чем кровь.

Я не могла дождаться его реакции.

Когда я не пила вино во время ужина, Мия бросила на меня понимающий взгляд, и Кассио тоже, казалось, быстро сообразил, что к чему. Но больше всего меня беспокоило нетерпеливое выражение лица Мансуэто. Он сдержал свое обещание и больше не упоминал о тесте на отцовство, но его молчание не означало, что это не было у него в голове. За последние несколько месяцев его здоровье резко ухудшилось. Ему необходима была инвалидная коляска, и он сильно похудел. Получение наследника, который был бы его кровным родственником, возможно, было бы одной из последних вещей, которые он хотел бы совершить в своей жизни.

КАССИО

Еще до того, как Джулия сделала мне Рождественский подарок, я знал, что она беременна, и не только потому, что она не пила вино. В последние две недели она вела себя совсем по-другому. Небольшие изменения. Время от времени она прикасалась к своим грудям, будто они болели. Утром она тоже чувствовала себя не очень хорошо. Я никогда не спрашивал, потому что хотел дать ей время смириться с этим.

Конечно, все остальные тоже подхватили это во время ужина. Джулия всегда пила бокал белого вина за едой. Прежде чем отец и мать ушли, он отвел меня в сторону. Я знал, что сейчас произойдет.

— Тебе следует подумать о том, чтобы сделать тест на отцовство прямо сейчас. Твой нерожденный ребенок этого заслуживает.

— Что это должно означать? — хрипло прошептал я. Даниэле и Симона прощались со своими кузенами и были слишком далеко, чтобы что-нибудь услышать.

— Если это мальчик, то он может стать твоим истинным наследником.

— Эта дискуссия окончена.

— Я уже стар. Не знаю, сколько мне ещё осталось…

— Вот почему ты не должен разрушать наши отношения сейчас.

Отец кивнул и жестом велел матери выкатить его из дома.

Джулия с беспокойством наблюдала за мной. Я натянуто улыбнулся ей. Ей не нужно было знать об этом.

Когда позже в нашей спальне я открыл коробку от Джулии, то почувствовал себя немного ошеломлённым, хотя и знал, что там обнаружится. Мне было сорок лет. После смерти Гайи я был уверен, что никогда больше не стану отцом, и вот теперь я здесь.

— Я беременна, — прошептала она, когда я на несколько секунд замолчал.

Я нежно обнял ее и поцеловал в сладкий рот.

— Это было быстро, — в моем голосе звенела гордость.

Джулия закатила глаза.

— Мы так усердно тренировались все эти годы, что твои пловцы практически готовы к олимпийскому золоту.

Даже после всех этих лет сообразительность Джулии часто заставала меня врасплох.

— Иногда я просто не знаю, что с тобой делать.

Она поджала губы.

— Поцеловать меня?

Я так и сделал, а потом отстранился.

— Может, мы скажем Симоне и Даниэле завтра?

Джулия колебалась.

— Уверена, они будут счастливы.

Они приняли Джулию как свою мать. Даниэле почти никогда не упоминал о Гайе, а Симона вообще ничего о ней не помнила. Беспокойство промелькнуло на лице Джулии, и я понял, что она не беспокоилась о том, что наши дети не примут ребенка — до моих необдуманных слов.

— Ты колеблешься не поэтому.

— Нет, я просто подумала, что нам следует подождать еще несколько недель. Не хочу, чтобы что-то случилось, — она внимательно посмотрела мне в глаза. — Они ведь будут счастливы, правда?

— Конечно. Тогда у них появится кто-то ещё, кого можно будет мучить.

Эти двое иногда были похожи на кошек и собак, особенно теперь, когда они стали старше, а Даниэле старался казаться крутым.

* * *

Мы подождали еще шесть недель, прежде чем однажды вечером за обеденным столом объявили им о своей беременности.

Какое-то мгновение они оба смотрели широко раскрытыми глазами. А потом начали веселиться. Они не знали, что такое ребенок: обязанности няни и смены подгузников.

Джулия с облегчением рассмеялась.

Симона вскочила со стула и бросилась к Джулии, обхватив ее руками.

— Осторожно, — сказал я. — У твоей мамы в животе ребенок.

Симона широко раскрытыми глазами кивнула и уставилась на все еще плоский живот Джулии.

— А он меня слышит?

— Да.

Она наклонилась ко мне.

— Пожалуйста, будь маленькой сестренкой. Мальчики меня раздражают.

— Эй! Ты меня раздражаешь, — у Даниэле был набитый рот, и когда он заговорил, из него выпало несколько макарон. Симона сморщила нос.

— От тебя воняет.

Даниэле сглотнул и громко рыгнул.

— Это воняет.

— Фууу!

— Хватит, — твердо сказал я. — Мы ужинаем.

Даниэле кивнул, но не сводил глаз с Симоны. Симона погладила Джулию по животику, словно это была волшебная лампа, и исполнила ее желание, прежде чем та вернулась на свое место. Даниэле показал ей свой покрытый пищей язык. Она ударила его. Я бросил взгляд на Джулию.

— Ты действительно хочешь еще одного такого?

— Не могу дождаться, — сказала она.

ДЖУЛИЯ

Я находилась на восьмом месяце, когда у Мансуэто случился очередной сердечный приступ. Врачи не были уверены, что он когда-нибудь снова выпишется из больницы. Когда он попросил меня навестить его одного, меня охватил ужас.

Он лежал на больничной койке бледный и худой. Его глаза были еще более тусклыми, чем обычно, и он едва мог поднять голову в знак приветствия, когда я вошла.

— Как вы? — мягко спросила я, опускаясь на стул рядом с кроватью.

— Мне осталось совсем недолго.

Я коснулась его морщинистой руки.

— Вы этого не знаете.

Он слабо улыбнулся.

— Я умру, Джулия, и есть только одна вещь, которую мне нужно сделать, прежде чем я покину эту землю.

— Что такое?

— Я хочу, чтобы моя кровь продолжала жить и править, — он кивнул на мой живот. — Ты носишь в своем чреве истинного наследника фамилии Моретти. Даниэле не должно быть позволено стать Младшим Боссом. Это просто неправильно.

Я откинулась назад и отдернула руку. Именно поэтому я и пожалела, что мы сказали Мансуэто пол ребенка. Если бы это была девочка, он не был бы так одержим.

— Сделай одолжение умирающему, скажи Кассио правду о детях. Ему нужно знать.

Я покачала головой.

— Я ему ничего не скажу, и вам тоже не стоит этого делать. Почему вы вообще просите меня об этом?

Он устало улыбнулся.

— Я уже старик. Мне осталось жить совсем недолго. Кассио никогда не простит мне, если я ему расскажу. Я не могу покинуть этот мир, когда он ненавидит меня. Но если ты ему скажешь…

— Вы не можете быть серьёзным.

— Он любит тебя, Джулия. Он бы тебя простил. Да и как он не может простить тебя?

— Даже если я ему скажу, это ничего не изменит. Он любит Даниэле и Симону. Он все равно хотел бы, чтобы Даниэле стал Младшим Боссом.

— Если это правда, то почему он никогда не хотел знать правду? Это укоренилось в каждом мужчине, потребность создать наследие, и его наследие растет в твоём животе. Единственное наследие Даниэле — это предательство и кровосмешение.

Мои глаза расширились. Яростная заботливость вскипела во мне. Я не могла поверить, что у него хватило наглости оскорбить моего ребенка в моем присутствии.

— Как вы можете такое говорить?

Мансуэто с трудом принял сидячее положение.

— Потому что это правда. Разве ты не хочешь, чтобы твой сын стал Младшим Боссом? Разве не хочешь, чтобы он получил то положение, которого заслуживает?

Я не могла говорить. Ошеломленная, я прижала ладонь к животу. Мансуэто неправильно понял этот жест.

— Каждая мать хочет лучшего для своего ребенка, и этот ребенок в утробе твой и Кассио. Если ты попросишь Кассио, он лишит Даниэле наследства и сделает твоего сына истинным наследником.

Я медленно покачала головой.

— Он никогда этого не сделает.

— Сделает. Ради тебя. Он сделает ради тебя все, что угодно. Даже это. Он любит тебя больше всего на свете.

— Человек, которого он любит, никогда не попросит его лишить наследства своего ребенка.

Глаза Мансуэто стали умоляющими.

— Тогда не спрашивай его. Ты можешь случайно проговориться об истине. Если люди узнают об отце Даниэле, они никогда не примут его в качестве Младшего Мосса в Фамилье. Инцест это нечто постыдное и отвратительное.

— Даниэле и Симона ничего не могут поделать с тем, кто их родители.

— Джулия…

— Нет, — сказала я твердо. — Вы знаете, что я уважаю вас, Мансуэто, но если вы даже подумаете предложить что-то подобное… — я глубоко вздохнула. — Я не стану этого делать. Сделаю вид, что вы меня даже не спрашивали, — я придвинулась ближе и снова взяла его морщинистую бледную руку. — Обещайте мне, что никому об этом не расскажите. Обещайте.

Мансуэто вздохнул, его глаза сузились от сожаления.

Мой пульс участился.

— Кто? Кому вы сказали?

— Твоему отцу.

Загрузка...