также могут быть большими. Когда у тебя нет денег на кино или нет места, где можно было бы поиграть, побегать, разве это не такие же заботы? Если у того же взрослого нет к примеру… к примеру… Эх, да чего, собственно, взрослым не хватает? Все у них есть, и что захотят — все могут сделать. И зачем они так притворно вздыхают: «Ах, беззаботное детство!»
С улицы тихонько свистнули. Чьи-то руки подали через забор лопату и кирку. Румен взял, проверил — есть ли на них имя владельца и отнес в старый сарай, к остальным инструментам. Уже собралось восемнадцать лопат и четыре кирки. На всей улице не осталось ни одного неосмотренного дома. Мальчишки проявили особое рвение. Они соревновались — кто больше. Победу одержал Христо. Он принес уже шесть лопат и две кирки.
В последние дни пронесся слух, будто Золотой Дракон не кто иной, как Личко или Пешо. Конечно, почти никто этим слухам не верил. Но зато каждый добавлял к ним кое-что свое. Давным-давно, когда рыли шахты, был якобы обнаружен скелет дракона. С того времени и остался на каменной плите тротуара отпечаток его лапы. Участники операции будто бы отправятся в это неизвестное место на драндулете Пешо, или как его прозвали ребята — «корыто номер три». Слух рос, раздулся, словно пузырь, и лопнул, как только дошел до Мирека. Тот заявил: Золотой Дракон — это старик с семечками…
— Чепуха! Опять выдумываешь.
— Мирек никогда не врет! — защищался Мирек. — Этот дед — переодетый пионервожатый. Его подослали посмотреть, как живут и чем занимаются дети на улицах. Зачем же он тогда покупает нашу газету? Зачем он фотографируется с нами?
— Все это выдумки! — прервал его Гога. — У меня целый блокнот исписан. Там вся его автобиография. Когда опубликую — сами увидите.
— Напечатаешь в следующем номере?
— Нет, в очередном номере помещаю устав клуба.
Если хотите знать правду, то такого устава не было и нет во всем свете. Бедный редактор! Голова у него распухла от дум. В самом деле, как записанный в кандидаты станет действительным членом клуба? «Когда совершит достойный поступок». Но какие поступки можно считать достойными? И кто и как их будет определять — достойные они или нет? Ведь поступок должен быть самым достойным из всех достойных! Два карандаша изгрыз Гога, три резинки стер. Вроде бы все в этой мысли ясно. А вот стоит ее занести на бумагу — теряется самое важное. Гога позавидовал законодателям, жившим до создания письменности. Наконец он вспомнил Оги с его знаменитым словечком и написал так: «Когда кто-нибудь совершит специальный поступок».
— А кто будет нам говорить, какой поступок специальный? — тут же, и это понятно, полюбопытствовали мальчишки.
— Дракон, правда же? — спросил Ивчо, и он уже знал о таинственном драконе.
— Да, Дракон.
Стать членом клуба мог любой: от грудного ребенка до глубокого старика. Членские взносы должны взиматься «в соответствии с возрастом»: ежемесячно по одной стотинке за каждый исполнившийся год — до двадцати лет, а те, кому перевалило за этот возраст — по двадцать стотинок, независимо от прожитых лет.
«Одним футболом клуб жить не может!» — объявил Гога и в уставе предусмотрел создание многих секций: легкой атлетики, плаванья, туризма и даже киносекции.
«Ох уж и похожу в кино!» — думала Райничка.
Она и не знала, что как-то вечером на пустыре ребята мечтали о кинокамере, о фильме, который они сами придумают, сами будут исполнять роли, сами его сделают. И даже если он не получится гениальным, сами будут его смотреть.
— Криминальный, уголовный! Хотите? Как тот, о котором я вам рассказывал, — загорелся Мирек. — Пять мальчишек разоблачают опасного преступника.
— Такой уже есть. Сам рассказывал.
— Нету. Мирек признается: тогда он придумал сам. Но фильм очень интересный, правда же?
— А в нем будет участвовать собака? Венци, помнишь…
— Все эти детективы сделаны по одному образцу. Я уже видел их по крайней мере с десяток, — сказал Гога.
— Венци, Венци! — упорно вмешивался в разговор Блажко. — Помнишь собаку, она ка-а-ак хватит его за руку, так он и стрельнуть не мог…
И под конец все вспомнили, что кинокамеры очень дороги, им не по карману.
— Пустяки. Можно купить, — возразил Румен.
— Как? Откуда взять столько денег?
— Откуда же я знаю! — ответил с предельной точностью славный мальчишка.
Нет, правда, такого устава не было во всем свете! На улице Балканской вводился уличный порядок: «время учебы» и «время игры».
— Пятьдесят процентов учебе, пятьдесят — физкультуре, так говорил Георгий Димитров. Нечего и нам прикидываться глухими, — отрезал редактор.
Во «время учебы» никто не имел права болтаться на улице, свистеть, соблазнительно лупить по мячу.
— А наоборот? — спросил Оги. — Если кто станет учить уроки во «время игры»? А? Не только же меня одного наказывать.
— Мы должны быть примерными уличными мальчишками, — размечтавшись, продолжал Гога. — Улица — наша территория, наш дом. Никакой шелухи семечек, никаких бумажек и мусора на ней!
Устав клуба завершался целой страницей наказаний.
— Ой, братцы! — воскликнул Оги. — Если я все это исполню, мама купит мне велосипед!
Он сказал так потому, что в прошлом году мать однажды нежно погладила его по голове и сказала:
— Оги, сыночек! Если ты не принесешь мне ни одной двойки и ни одной тройки и ни одного замечания, и ни разу учителя и соседи на тебя не пожалуются, я куплю тебе велосипед. Тот самый, который ты показывал мне в спортивном магазине.
То был гоночный — легкий, скорый. В общем, мировой!
— И ты мне разрешишь на нем кататься?
— Конечно.
— И это правда, мама?
— Ты же знаешь, что мама пообещает — всегда сбывается. Если не веришь, спроси у отца.
— Ура!
Три дня Оги ходил будто зачарованный. Вставал с книгами, и ложился с ними. Как раз в то время дали им домашнее задание: «Кем я буду?» И Оги первую строку начал так: «Я стану профессором».
— Оги, пойдем играть в «кривой футбол»!
— Не могу, у меня важное дело.
На четвертый день он почувствовал, что голова у него стала будто расширяться, пухнуть. Через каждые пять минут он мчался к зеркалу. Потом сбегал в спортивный магазин, насмотрелся досыта на гоночный велосипед и вернулся домой.
— Мама, я не хочу больше велосипеда, — крикнул он и быстро выскочил на улицу, чтобы мама не увидела слез на глазах. А еще потому, чтобы не прозевать «кривой футбол».
Самые горячие споры и волнения вызвал последний пункт устава: «Каждый сам себе определяет наказание». Что выйдет из этого Гоги, когда он станет большим! Он уже сейчас все мыслит шиворот-навыворот.
— Какой дурак станет сам себя наказывать? — возразил Минчо. — Без судьи нельзя.
— А разве мы не играем в футбол без судьи?
— Так то же футбол. Там есть правила.
— А здесь что, нет никаких правил?
В очередном номере газеты из-за отсутствия места был лишь один раздел: «Зарубежные новости». Сообщалось о восстановлении детских спортивных клубов «Лев» и «Сокол». Львы с помощью известки установили границы своего района и везде и всюду хвастались, что придумали «нечто страшное». А «у почты» развернулась небывалая кампания по поискам перьев, хотя бы чуть-чуть схожих с соколиными.
Договорились о первых дружеских состязаниях по «венскому мячу», создали и смешанную комиссию из представителей трех клубов для доработки единых правил. И это понятно: у каждой улицы — законы свои.
В то же время улица Балканская превратилась в драконовский рай. После того как целых два дня все ждали появления Дракона и не дождались его — плотину прорвало. Всем вдруг надоело выжидать, и, словно по команде, появилось с десяток драконов. Во все концы полетели новые конверты, запечатанные красным сургучом, лаком для ногтей, алыми полосками старых ленточек и даже губной помадой со зловещими изображениями и знаками. В первый же день этого рая только Оги получил три письма.
«ДЕРЖИСЬ КУЛЬТУРНО! НЕ ОРИ НА УЛИЦЕ! А ТО У МЕНЯ ПОЛОПАЮТСЯ БАРАБАННЫЕ ПЕРЕПОНКИ.
«ЗАВТРА ГЕРОДОТ МОЖЕТ СПРОСИТЬ ТЕБЯ ПО ИСТОРИИ. ВЫУЧИ!
«??? ЧТО ТЫ СДЕЛАЕШЬ ДЛЯ ЛОТЕРЕИ???
По три вопросительных знака о лотерее получили почти все. А Гога нашел в почтовом ящике редакции сложенный вдвое измятый лист бумаги, на котором было нацарапано:
«ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПРИЗНАЕШЬСЯ, ЧТО ТЫ ЗОЛОТОЙ ДРАКОН?
Оги не любил оставаться в долгу. Он тут же собрался было дать ответ, специальный, как вдруг на пустыре объявился настоящий и по-настоящему рассерженный Золотой Дракон.
«ВСКРОЙТЕ КОНВЕРТЫ! ПОДОГРЕЙТЕ ПИСЬМА НА ОГНЕ!
БЕРЕГИТЕСЬ ФАЛЬШИВЫХ ДРАКОНОВ!
Первый приказ был излишен — все давно его выполнили. На второй некоторые реагировали так: «Надо же!» Другие — «Тю-ю! Как же я не догадался?» А третьи восклицали: «Ну да, я так и думал!» Все помчались по домам и стали нагревать листки над огнем. И появились на бумаге… буквы, слова, целые предложения. Золотой Дракон приказывал: всем-всем, приготовиться к походу в воскресенье. Час и маршрут указаны в маленьком, запечатанном сургучом конвертике. Никто не смеет вскрывать его без приказа. И пусть о походе не очень-то болтает. Мальчишки получили и несколько странных наказов. Оги — взять с собой кирку. Непременно! Венци — гитару и лопату. И совсем уж непонятный приказ получил Мирек: вычистить и вымыть с мылом деревянное корытце, в которое он клал для кроликов капусту и траву. Причем, обязательно!
Фальшивые драконы, однако, не испугались и продолжали боевые действия. Только теперь уже перестрелка велась без конвертов. Просто конверты кончились. И кроме того, им надоело ждать, когда высохнут разные зловещие печати и знаки. Однако из приличия или по другой какой причине фальшивые драконы вдруг отказались от своего золотого прикрытия.
Оги был уверен, что «держись культурно!» — это работа Минчо. И поспешил послать ему чистую контру:
«А ТЫ НЕ ГРЫЗИ БЕСПРЕРЫВНО НОКТИ!!!
Минчо (он тоже не знал как правильно пишется слово «ногти» — через «г» или через «к») подумал, что Черный Дракон — это Гога. И тут же дал сдачи:
«НЕ КОВЫРЯЙ В НОСУ ПРИ ЛЮДЯХ!!! ПАЛЕЦ СЛОМАЕШЬ!
Редактор имел эту дурную привычку. Он знал о ней, но невольно, сам того не замечая, совал палец в нос.
Из должностных лиц клуба, больше всех работы в первые дни выпало на долю Венци. Дядя Миле передал ему старую шкатулку.
— Папа, ты забыл тут два лева.
— Нет, не забыл. Я заплатил взнос авансом — за целый год вперед…
— Миле! — с укором сказала тетя Цецка. — Туда два лева, сюда — два. А если самим потребуются?
Она намекала о новой квартире.
— А ты, товарищ кассир, прошу, выдай мне расписку о получении взноса под номером один.
— Не могу. Она уже выдана. На мое имя.
— Ишь, какой шустрый! Вы же, кажется, решили платить взносы только деньгами, которые заработали сами? Откуда же ты их взял?
— Поменял свою самую лучшую коллекцию оберток на шарики. Потом шарики продал, а деньги внес в кассу.
— Правда, папа, — подтвердила Райничка. — Венци пожертвовал и те, арабские. Даже мне стало их жалко.
Руменчо-младший тоже принес свои четыре стотинки.
— А ты где их взял? — гаркнул на него Венци, чтобы вырвать из него полное признание. Мальчонка со страху чуть не убежал.
— Мама дала.
— Убирайся вон с моих глаз! Бери свои стотинки и кыш отсюда! Приноси деньги, которые сам заработал. Ясно?
— Нет, — ответил Руменчо, расплакался и заковылял домой.
— Эй, ты, хулиган! Зачем бьешь ребенка? — выскочил на балкон господин Коста. — Как тебе не стыдно!
Но господин Коста получил совсем неожиданный отпор. Руменчо-младший показал ему язык и сквозь слезы закричал:
— Отдай наш мяч! А то как скажу дракону — узнаешь!
Поиски собственных стотинок действительно оказались делом нелегким. Весь квартал давно исчерпал ресурсы от акций по сбору и сдаче вторичного сырья и других мероприятий. А обмен и перепродажа шариков честно не решали вопроса. Оги продал Миреку десять шариков. Мирек — Румену. И так из рук в руки шарики снова вернулись к Оги. Но каждый теперь отвечал на страшный вопрос — откуда деньги:
— Продал десять шариков.
— Не бойтесь! Выход найдем, — оптимистически продолжал подбадривать Румен.
— Какой? — с надеждой обращались к нему.
— Не знаю, — со своей обычной точностью признавался Румен.
Руменчо-младший вернулся к Венци с двадцатью стотинками в руке.
— Ты откуда их взял? — снова заревел на него кассир.
— Из своей копилки. От Нового года остались.
Все с завистью посмотрели на Руменчо-младшего.
Гога и Данче нарезали картонок и стали изготовлять членские билеты Данче очень хорошо рисовала. Она осторожно вырезала из куска резины орла. С волнением шлепнули эту «печать» на чистый листок бумаги.
— Эх-ма! — вздохнул Гога. — Традиция и вправду вещь великая.
Отпечаток здорово смахивал на курицу.