жизнь шла, как говорится, своим чередом. И не остановилась. Хотя мальчишки и девчонки Балканской улицы были очень взбудоражены последними событиями, а Оги решил ни с кем не размениваться вроде Румена и Венци.
На другой день около девяти часов утра почти все собрались на пустыре: кто с авоськой в руках — за хлебом, кто за овощами или в бакалейный магазин. А некоторые просто так, потому что увидели из окна других.
Пришли Пешо и Личко.
— Нет худа без добра, — сказал философски Пешо. — Перекатим машину во двор, раз требуют… А то стоит тут, на пустыре, переживай за нее. Вдруг кто угонит, потом ищи ветра в поле.
— Конечно, — согласился Личко. — Мир большой, люди бывают разные. Есть и такие — не понимают в машинах.
— Ну-ка, хлопцы, помогите!
Румен-младший забрался в машину покататься.
— Раз, два-а-а, хоп, взяли!
— Я так и представлял себе это корыто. Только так она и будет ездить, — подтрунивал Гога. — Эй, Райчо! Не надрывайся! Лучше толкай эту колымагу сзади да собирай вываливающиеся из нее части. — И он убежал за фотоаппаратом. Как жаль, нет у него кинокамеры!
Райчо, — и это чистая правда! — нашел-таки три каких-то детали!
Наконец, закатили автомобиль во двор к Пешо и вернулись на пустырь. Он теперь выглядел совсем пусто и сиротливо, будто квартира без мебели.
Румен рассказал ребятам об услышанной им истории и о будущем их улицы.
— Венци, ты молчал до сих пор! — с грустным укором сказал Гога. — Ну ничего, важно, что мы теперь все знаем. Балканский орел оживет как сказочная птица Феникс.
Никто не знал, что это за птица Феникс. Однако о каком орле идет речь — всем было ясно.
— С сегодняшнего дня газета становится органом нового клуба, — продолжал редактор.
— А где устав? Он же не сохранился? — сказал Христо.
Все посмотрели на Гогу.
— Ладно, напишу, но только не сердитесь. Можете уже сейчас попрощаться с ароматными словечками. Почистите зубки и ротики сполосните — крышка!
— Ребята, а может, установим какой-нибудь срок, чтобы отвыкнуть? Как бы не пришлось исключить из клуба всех? А-а! — громко расхохотался Оги, уверенный в том, что он сказал что-то очень смешное. Но остальные мальчишки посмотрели на него с таким сожалением, что он тут же осекся. — Ну хорошо, хорошо! Я пошутил.
— По такому случаю можно и ракету запустить! «Орел-I».
Румен сказал это нарочито спокойно, обыденно.
— Горючее найдено. Осталось провести лишь одно-два испытания. Подобрать дозу ракетного топлива. И все!
Малыши и Оги забыли о Фениксе.
— А ты заложи двойную порцию, для верности! — загорелся Оги.
— Сегодня и запустишь, Румен?
— Румен, а она долетит до облаков?
На всякий случай они подошли к Румену поближе и уже не отходили от него.
— Придумал! Во-о! — снова заорал Оги. — Пусть будет у нас спортивная форма: синие трусы и белые майки. Сине-белые! Атака сине-белых! Пендель! Удар! Го-о-о-л! Недурно, а! Да что вы сегодня все такие серьезные?! Венци, вот, возьми! Двадцать стотинок.
— Это безобразие! — не выдержал Гога. — Скалишь зубы, орешь, а теперь уже и деньги тычешь в нос.
— На развод, братцы! Пусть хоть что-нибудь звякает в шкатулке.
Мирек убежал.
— А я что тебе, кассир? — пожал плечами Венци.
— По традиции. А традиция вещь великая, я недавно это вычитал. И возьми у отца шкатулку. Она будет нашим первым инвентарем. А ты, Оги, вместо того, чтоб горло драть, составь план спортивных мероприятий.
— Как, письменный? Специальный?
— Если хочешь — вокальный!
— Ладно.
Тут же решили: Минчо поговорит с ребятами, что «за садиком» и «у почты» и расскажет им о бывших клубах «Лев» и «Сокол».
— Райчо, ты будешь отвечать за малышей.
— И когда с теми будете говорить, о нас тоже, Гога?
— И тогда.
Времени для объяснений не было.
— И-их! А у нас своя волейбольная команда будет, а? И соревноваться на первенство улицы по бегу будем, а? Эстафета орлов!
Редактора выручило появление Мирека.
— Вот и от Мирека двадцать стотинок, — сказал Мирек.
Делать нечего, Венци вступил в должность кассира. Все вывернули карманы, наскребли почти целый лев.
Румен закусил губу и усиленно размышлял: что, если он отдаст десять стотинок в общий котел? Заметит бабушка, что масла меньше? «Деньги портят человека!» — такой девиз был у его матери, и потому у славного мальчишки очень редко водились свободные деньги. Правда, когда он просил, ему не отказывали, давали: на книгу (что за книга?), на кино (какое?), на футбольный матч (это точно — на матч? Не врешь?). Он сунул руку в карман и пощупал деньги. «Как тебе не стыдно! Я же тебе не ребенок, меня не обманешь! Что я не знаю, сколько будет четвертинка масла?» И он не посмел взять из бабушкиных ни стотинки.
— В кассу должны вноситься только наши стотинки, собственные, заработанные своими руками, — сказал Румен. — А то взрослые скажут, что мы дармоеды, организуем клуб на чужие денежки.
— Доход мы можем получать и от газеты, только надо повысить ее цену. Сейчас я работаю с плановым убытком.
— Нет, постойте! Я придумал!
Оги от радости подскочил чуть ли не на метр.
— Что? — спросил его один лишь Мирек. Он всегда верил в энтузиазм.
— Экстра! Мировая мысль! — но тут же сник. — Нет, не стоит, вы не захотите… А было б здорово! Если повезет, мы сможем и пустырь откупить… Ладно, скажу, но если кто станет надо мной смеяться, расквашу физиономию. Так, значит. У насесть уже целый лев. Купим на него лотерейный билет и, если выиграем…
— А если проиграем?
— Ну, знаете, риск — благородное дело…
— Господин Коста! — тихонечко сообщил Райчо.
Господин Коста шел домой. Он был в овощном магазине и теперь возвращался в хорошем настроении. В руках держал два пучка салата. Он остановился у своего дома, насмешливо посмотрел на мальчишек и скрылся за дверью. Спустя немного показался на балкончике. И окинул всех еще более насмешливым взглядом.
— Легко им было, старшим из клуба «Балканский орел». Раздолье — маленькая «Полянка», большое поле. Никаких тебе табличек «по траве не ходить!», никакой колючей проволоки. Не было и скамеек для пенсионеров. А у нас что? По метру свободного места на нос не найдется. Где же нам играть?
— Конечно! А еще хотят, чтобы мы росли крепкими, — недовольно бросил Оги, и все невольно посмотрели на его ладно сбитую фигуру.
— А теперь, если у нас отнимут и этот последний пустырь…
— Единственная надежда — взрослые, — промолвил Венци.
— Просить их? Так они тебя и послушают!
— Я еще не спятил. Под лежачий камень вода не течет. Я вовсе на другое надеюсь: взрослые много решают, да мало делают. Они горазды только на всякие украшения, когда наступает какой-нибудь праздник.
— Ну и неправда, — отозвался Минчо.
— А ты бы лучше помолчал! — выкрикнул Оги. — Это твой отец был председателем собрания.
Минчо замолчал, обидевшись за отца.
— Вот я их всех пропесочу в газете, тогда они меня запомнят!
— Чепуха! Ничего ты не сделаешь своей статьей. Ребята! — Оги впился испытывающим взглядом в каждого и на этот раз ему удалось всех загипнотизировать. — Дело, конечно, немножко того. Если кто не желает, может и не участвовать, — и он особенно выразительно посмотрел на незабываемый нос Минчо.
— Ты чего на меня вытаращился? — не выдержал тот.
— Я не вытаращился. Эй, вы, пацанята, кыш отсюда!
— Оги, не гони нас, пожалуйста!
— Райчо! Ты же за них ответственный. Где мяч? Идите, играйте в футбол! А то не позову вас, когда буду запускать ракету.
Мальчуганы неохотно отошли от Румена. Они попытались подслушать, о чем будут говорить старшие, но Оги погрозил им кулаком.
— Пока будем писать статьи, то да се, ты, Гога, не обижайся, взрослые разроют пустырь. Давайте сделаем, значит, так…
— Руменчо-о-о-о!
— Сегодня четверг. Да, придумал еще кое-что. Пошлем всем землекопам по письму и пригрозим: кто пустырь разроет, тот могилу себе роет, а?
— И-ик! — заикал Мирек.
— Глупости!
— Ладно, отставить! Сегодня четверг. Они станут рыть пустырь не раньше утра в воскресенье. А что если мы до субботнего вечера спрячем их оружие, а?
— Какое еще оружие? Что мелешь?
— Лопаты и кирки.
— Точно! Обезлопатим их!
— Скажем, будто в школе намечается день труда.
— Молодец, Оги! У тебя не голова, а Народное собрание.
— Но как быть с лопатой господина Косты?
— А у него нет лопаты. Зачем ему лопата при таком языке?
— А куда их спрячем?
— У нас, в старом сарае, — предложил Румен, а сердце у него екнуло (Румен, сейчас же иди сюда! Что это еще за лопаты? Признавайся!).
Мирек исчез.
Гога взглянул на ручные часы.
— Мальчишки, айда по домам! Не то увидят учителя, что мы не учим уроки, болтаемся весь день — будет худо. В уставе нашего клуба запишем специальный пункт — не иметь двоек. Иначе старики скажут: что за клуб, это же клуб двоечников.
Появился Мирек.
— Вот наша лопата!
— Во дает! Ты превышаешь скорость! («Руменчо, боже мой, откуда ты еще притащил эту лопату?»)
— Все запомнили свои должности и задачи?
— У Мирека нет должности, — ответил Мирек.
— Кто тебе виноват? Ты же сам исчез точно тогда, когда распределяли должности.
— Ладно, найдем и тебе дело! — сказал Гога. — Ты будешь завхозом клуба: мячи, инвентарь — все, что будем иметь, хранить будешь у себя.
— Мирек доволен и согласен, — обрадовался Мирек. — Сейчас есть что-нибудь общее?
— Да! — торжественно ответил Румен. — Я даю клубу футбольный мяч, вон тот, который малыши гоняют. Насовсем!
«Дзи-инь!»
«Зи-инь, зи-инь, дзи-нь!» — со звоном посыпались мелкие осколки стекла.
— Жалко. Мирек остается без инвентаря, — тяжко вздохнул Мирек.
От всей футбольной команды малышей на пустыре осталась одна лишь потешная шапочка с кисточкой. Она служила штангой у одних из ворот.
— Хулиганы! — заревел господин Коста, выскочив на балкончик. — Разбойники!
— Румен-чо-о-о-о!
— Что вы на меня глаза таращите? Вот отведу в милицию, будете знать!
— Товарищ Пейков, мы не били ваше стекло, — вежливо сообщил ему Гога.
— А кто же, по-твоему, разбил? Я, что ли? Бьете стекла, да еще лжете! Разве этому вас учат в школе?
Венци вышел на шаг вперед.
— Мы его не били, но можем заплатить вам.
— Как же, держи карман шире, заплатите! Платил поп прихожанам…
Оги призывно свистнул. Перепуганная лохматая голова выглянула из-за угла соседней улицы. От свистнул еще раз. Немного погодя оттуда показалась рука с белым платком. И затем несколько рук на улицу вытолкнули Руменчо-младшего. Он, оглядываясь, шел медленно-медленно.
— Руменчо, иди, иди сюда. Не бойся! — позвал его Румен-старший.
Мальчонка осмелел.
— Вот, возьми. Держи крепче! Отнеси эти деньги товарищу Пейкову.
— Господину Косте?
— Ему. Иди, иди! Может, он даст тебе за это конфетку.
Так первый их капитал отправился к первому инвентарю… Разбитое стекло стоило девяносто стотинок. Венци однажды уже попался на этом, поэтому знал его цену.
Руменчо вернулся.
— Он не дал мне конфеты.
— Ничего. Вот тебе шарик. А теперь пойди и позови сюда всех остальных мальчишек.
Мирек вышел на середину мостовой.
— Товарищ Пейков! Алло, товарищ Пейков!
Господин Коста выглянул.
— Мы вам сполна заплатили за стекло. Отдайте наш мячик, пожалуйста.
— Ты смотри, какой нахал! Вернуть вам мяч, чтобы вы мне били стекла. Улица вам не стадион. Кто хочет играть в футбол — во-он Витоша, туда и топайте!
— Но мы же вам заплатили…
— Замолчи, а то знаешь!.. Разбойничье семя!
Гога обнял Мирека за плечи и отвел к ребятам.
— Не связывайся с ним, Мирек. Пустое дело.
— А зачем он обижает Мирека? Что я ему плохого сделал?
— В любом стаде найдется паршивая овца. Не обращай внимания. Такие вот любят обижать тех, кто послабее…
Господин Коста скрылся за дверью. Гоша прибежал и взял свою потешную шапчонку с кисточкой. Оги строго оглядел малышей.
— Кто бил по мячу?
Все опустили головы и подбородками уперлись в грудь.
— Ну, признавайтесь! Раз, два, два с половинной…
— Я.
Крупные слезы медленно покатились по щекам Ивчо.
— Молодец, Ивчо! Отличный удар! Назначаю тебя капитаном детской команды.
— Гога, — сказал Христо. — Вы всегда меня забываете. И у меня нет должности.
— Временно будешь членом клуба, Ице. Будь спокоен. Наш клуб не только спортивный. Потерпи немного — увидишь. Эх, братцы, какой станет наша улица — сказка!
— Гога! — позвал его старик с семечками.
— Иду, дедушка.
Все разошлись: кто домой, кто — в магазины. Гога огляделся вокруг — никто не смотрел в его сторону. Он вернулся немного назад и нарисовал в записной книжке таинственный знак.
— Руменчо-о-о-о-о-о!
— Румен, кажется бабушка Катина зовет, торопись! — сказал приятелю Венци.