След на болоте

Пролог

По грунтовой дороге, тянувшейся меж дремучими зарослями девственного, почти первобытного леса, пылил грузовик — не совсем обычная для этих мест чехословацкая «Татра», точнее — «Татра-138». Выкрашенная синей краской кабина с новомодным округлым капотом, панорамные стекла, решетка радиатора в виде расходящихся лучей, оранжевые указатели поворотов, «габаритки-усы» на крыльях.

— А какой плавный ход! Не смотри, что грузовик — двенадцатитонник. Не машина — сказка! — переключая перед подъемом пониженную передачу, не удержавшись, похвастался шофер — усатый крепыш лет сорока в промасленной тужурке и серой, в мелкий рубчик, кепке.

— Что-что? — повернув голову, переспросила сидевшая рядом с водителем пассажирка. — Ты что сказал-то, Иван? А то я вся сижу, задуманная да-ак…

Этим вот местным говорком отличались почти все жители окрестных деревень. Они все время вставляли в конце предложения «да-ак», тянули слова и завышали в конце фразы тон так, что было не совсем понятно: то ли утверждают, то ли спрашивают. Некоторые еще произносили твердое «Ч»: зачэм, почэму…

— Дак, Вера, говорю — машина хорошая!

— Так я и вижу, Вань! Эвон, сиденье-то — целый диван! Спать можно…

Хмыкнув, пассажирка поправила на голове узорчатую косынку и погладила большую почтальонскую сумку из черного кожзаменителя. Сумку эту Вера — кассир Межозерского леспромхоза Вера Федоровна Бортовая — постоянно придерживала рукой. Еще бы! Деньги ведь везла!

Нынче вот и с машиной повезло, и с шофером: Иван Пахомович — шофер первого класса, водитель опытный, так что до деревни Рябой Порог уж доберутся, всяко, несмотря на распутицу и весеннюю грязь. Нет, кое-где-то уже и подсохло, но в иных местах — ого-го!

— Ну, Федоровна, держись! — снова переключив передачу, водитель форсировал огромную лужу.

«Татра» шла мягко, легко, словно катила не по колдобинам, а по асфальту.

— Вот это машина! — снова восхитился шофер. — На «газоне» давно бы завязли… Хоть и надежная машина, а руки после рейса болят так, что не уснешь без стакана. Все потому, что гидравлики нет! А здесь все удобно, все под человека сделано! И подвеска… и обзор какой… Как на «Волге» едешь! Вот плохо, что радио здесь не ловит… Глушь!

— Ой, да это еще не глушь, Ваня! — расхохоталась кассирша. — Вот Рябой Порог — вот там глушь. Или какое-нибудь Ляхтино… Ой! А машину-то твою паром выдержит?

— Вы-ыдержит! Не переживай, Вера! А, чай, много денег-то везем?

— Да уж немало! — женщина поправила серенький пиджачок, накинутый поверх темного платья из плотной ткани. — Зарплата на пять бригад, да еще к Девятому мая — премия! Всего около тридцати тысяч!

— Ох, е-мое! — Иван Пахомович в изумлении всплеснул руками. — Это ж выходит… Пять «Волг»! Или семь новых «Москвичей» «четыреста двенадцатых»!

— Ну, так… — скромно потупив глаза, женщина взглянула на водителя с какой-то затаенной гордостью: мол, кому попало такую сумму не доверят!

— Уважают тебя, Вера Федоровна!

Кассирша довольно приосанилась и, повысив голос, похвалила машину — специально, чтобы было приятно водителю.

— Вот как-то на «козлике» ехали с Никешиным. Так натряслись, думала, вся душа вон.

— На «козлике» мы вряд ли бы проехали, — покивал шофер. — По Ляхтинской-то дороге — ну не-ет… Коли бы мост был — другое дело…

— Да уж, худо, когда в объезд… Там ведь одни болота кругом, гнилая топь. Забредешь — не выберешься. Зато клюк-квы! Ой, красота-то какая! — повернув голову, вдруг восхитилась Вера. — Вот всегда — сколько смотрю…

Иван Пахомович улыбнулся и погладил руль — дорога как раз проходила мореной грядою, с которой открывался великолепнейший вид на всю округу — на деревни, на колхозные поля с молочными фермами, на перелески и петляющую речушку Вяльицу, на синеющий вдали лес…

— Деревень-то тут мно-ого… — протянула кассирша. — Сама Вялья, Онфимово, Пальчино, Косой Бугор…

— Низовье еще…

— Да, Низовье… ой, как палит-то!

Слово «палит» на местном диалекте означало — «очень быстро мчится» — и относилось оно к мотоциклисту, внезапно обогнавшему грузовик как раз у окончания гряды и едва разминувшемуся с вынырнувшим из-за поворота «пятьдесят первым» колхозным «газоном». Кузов «газона» был доверху загружен свежим навозом с ближайшей фермы. Уж такое кругом стояло амбре!

— От ведь, — наморщив нос, посетовала кассирша. — Носятся как угорелые! Пока шею не сломают.

— Чудик какой-то, — хмыкнул водитель.

— Почему чудик? — повернула к нему голову Вера Федоровна.

— В шлеме!

— А-а-а! Ну да… А я и не заметила — быстро пролетел, да и пылища… Да, наши-то в шлемах не ездят, чай, не танкисты! Городской, верно… На праздник в гости к кому-то…

— Вообще-то, Федоровна, все в шлемах ездить должны, — разъяснил шофер. — И мотоциклисты, и те, что на мотороллерах. Закон такой еще в позапрошлом году приняли…

— А что же никто не…

— Да потому что у нас пока не штрафуют! — рассмеялся Иван Пахомович. — ГАИ — в Тянске, участковый один на всех не разорвется. Кто следить будет?

— Участковый? — вдруг встрепенулась женщина. — Игорь-то Дорожкин? Парень хороший, уважительный… Недавно постельное белье мне нашел! Представляешь, Иван, средь бела дня пододеяльник украли и две простыни! У дома сушились, на веревке…

— Да ну!

— Вот те и ну… И знаешь, кто украл? Шалава-то с Нагорной — Танька Щекалиха!

— Щекалиха? Ну-у, эта может… А ведь молодая девка совсем!

— Молодая, да ранняя! Смотри, Иван, поворот не проспи.

— Да вижу…

Сбавив скорость, тяжелая машина свернула на узкую лесную дорожку, с незапамятных времен зовущуюся Ляхтинской — была там такая деревня, Ляхтино, давно уж заброшенная…

Из коричневых глубоких луж полетели брызги, зачавкала под колесами грязь…

— Ой, не застрять бы! — заволновалась пассажирка.

— На «Татре»-то? — рассмеялся водитель. — Да у нее все мосты ведущие! Не машина — зверь… Александр Федорыч знает, какой транспорт послать!

— Это Колесников-то?

— Он… Недавно к нам перевелся, завгаром. Душа-человек! И руки — золотые.

— Да уж знаю… Ой, Иван… А что его Керенским-то прозвали? Он же враг народа… ну этот… Керенский…

Правду сказать, Вера Федоровна в истории разбиралась так себе… Впрочем, и водитель не лучше… Хотя кое-что все же знал!

— Не, Федоровна, не враг народа. Керенский — он при царе был… А отчество его — Александр Федорович! Ну как у нашего завгара. А прозвали его так на фронте еще! Он рассказывал…

— А-а, вон оно как, — кассирша на минуту задумалась, а потом спросила про Колесниковых дочек — семью-то она знала… Да в Тянске все друг друга знали, городок-то — всего четыре разросшиеся деревни.

— Дочки? — переспросил шофер. — Старшая, знаю, в Риге, замужем за моряком. А младшая, Женя, — в Ленинграде, студентка.

— Смотри-ка, молодец какая! В самом Ленинграде, ух!

С обеих сторон теснил дорогу густой смешанный лес — настоящая чаща. Высились осины и сосны, помахивали колючими лапами угрюмые ели, в сырых местах разрослись бредина с ивою… Царапнули кабину ветки…

— Клюквы тут пропасть да груздей… — сказала кассирша и неожиданно поежилась: — Но, говорят, тут и медведи…

— Медведи-то нам не страшны! — расхохотался Иван Пахомович. — А вот буреломы — да. Ветер-то третьего дня был…

— Ох да. Ураган целый! У нас белье унесло… А у Потаповых, говорят, с сарая крышу сорвало!

— Вот я и говорю — бурелом…

Сказал — и как накаркал! Сразу за поворотом перегораживала дорогу недавно упавшая осина. Не особо большая, но…

— Ничего, распилю! — успокоил женщину водитель. — У меня тут ножовка…

Выскочив из кабины, Иван Пахомович подошел к древесному стволу… Сбоку, слева, что-то хрустнуло… Неужели и вправду — медведь?

Он осторожно выпрямился… и вздрогнул! В грудь ему смотрело черное дуло пистолета! Кто-то в зеленом брезентовом плаще целился прямо в него! И целился недолго…

Миг — и лесную тишину разорвал гулкий звук выстрела. И тут же — еще один… Схватившись за грудь, Иван Пахомыч тяжело повалился в грязь…

Убийца же тотчас подскочил к машине…

Женский крик…

Выстрел…

И — сразу — еще один…

Оглянувшись по сторонам, лиходей затащил труп шофера в кабину и сам уселся за руль — широкое сиденье «Татры» было рассчитано на троих.

Заурчал двигатель…

Немного сдав задним ходом, он направил грузовик в заросли, на широкую тропку, и тяжело покатил к трясине… На полпути остановился, вытащил сумку и снова уселся за руль.

Разогнав машину, насколько было возможно, мужчина выпрыгнул из кабины у самого края трясины…

Грузовик с трупами засосало быстро — урочище Гнилая Топь оправдало свое название.

Когда над ряской остался лишь край кузова, убийца повесил на плечо тяжелую почтальонскую сумку и, оглядевшись по сторонам, зашагал куда-то по еле заметной тропке.

Шел недолго. Впереди, за деревьями, показались старые, с провалившимися крышами, избы. Ляхтино — заброшенная деревня.

За деревней журчал мелкий каменистый ручей (или по-местному — ру́чей), через пару-тройку километров впадавший в небольшую речушку Мокшу. Вдоль ручья, ныряя в заросли бредины и рябины, вилась меж кустами узенькая рыбацкая тропка.

Поправив сумку, грабитель глянул на затянувшие все небо тучи и ускорил шаг. Вскоре он был уже у самой Мокши… После разлива река была широкой и бурной, а в обычное время — просто ручей, мелкий и непригодный для рыбацких лодок. Разве что байдарки…

— Черт! — чертыхнулся убийца, услышав донесшиеся от реки голоса, резко остановился и сбросил сумку в траву. Чуть выждал и осторожно выглянул, отведя в сторону ветки ивы.

Ну кому здесь еще быть? Нет, не рыбаки — для них сыровато, да и дороги, считай, нету… Тогда кто же?

Потянуло дымком — неизвестные жгли костер…

Двое парней и три девушки. По виду — студенты… Слышались веселые голоса и смех… Потом донесся перебор гитары:

— Ты у меня одна, словно в ночи луна…

Туристы, чтоб вас черти взяли!

Мужчина выругался про себя и сплюнул. Вот ведь, принесла же нелегкая! Ну точно — туристы! Вон и палатка… а вон, на бережку, байдарки. По высокой-то воде — самое милое дело, однако опасное… Однако же безголовых нынче много. Одно слово — романтика!

Словно в году весна, словно в степи сосна…

Уху варят… Ух, запах-то какой, запах!

Убийца задумался… И что теперь? Плохо, если заметят… Потом ведь могут и рассказать. Что же остается? Идти в обход, краем болота, а потом по старой Ляхтинской дороге? Муторно и долго… Опять же, и там можно невзначай кого-нибудь встретить…

Черт! Ну надо же как не повезло!

А что, если… Нет! Стрелять больше не надо, это уж слишком. Да и многовато их… Тогда надо бы… Ну а что? Почему бы и нет? Как говорится — подальше положишь, поближе возьмешь. Большие деньги все равно «светить» пока рано… выждать, может быть, год или хотя бы до осени. Да и пистолет с собой таскать — дело дурацкое, а выбросить жалко. Вдруг сгодится еще?

Ну, значит, что тут и думать-то?

Приняв решение, убийца заметно повеселел и, подхватив брошенную сумку, направился обратно, в заброшенную деревню. Шел быстро, и через полчаса уже показались избы.

Остановившись около самой разваленной — в такой точно никто ночевать не станет, открыл сумку… ненадолго задумался… и вытащил из нее запечатанную денежную пачку — сотня красненьких купюр по десять рублей — тысяча! Сумма немалая… Однако уж это-то можно незаметно потратить. Так, по всякой мелочи!

Довольно цокнув языком, убийца подбросил пачку на ладони и сунул в карман. Осмотрелся и проворно полез под провалившуюся крышу, припрятав в разваленной избе сумку с деньгами, пистолет… и новенькую ножовку! Припрятал хорошо, так, чтобы случайно никто не нашел, если вдруг… Ну кому такая развалюха нужна? Конечно, определенный риск есть… но куда как меньший, чем ежели держать такую сумму дома! Да ее еще довезти надо…

Упали первые тяжелые капли. Начинался дождь — весьма кстати…

Подняв капюшон, мужчина как ни в чем не бывало зашагал по тропе с самым деловым видом… кажется, его не заметили…

— Здравствуйте!

Нет, все же заметили!

Не оборачиваясь, он лишь махнул рукой и, ускорив шаг, быстро скрылся в ельнике…

Никто за ним не пошел… даже не окликнули. Ну и хорошо, ну и славненько!

Вовсю хлестал дождь, чавкала под ногами грязь, и брезентовый плащик быстро промок насквозь. Было три часа пополудни.