Подходя к отделению, Максим услышал раскаты громового хохота, доносившиеся из дежурки. Что ж, уж такая милицейская служба — всякое случается, иногда и такое, что животики от смеха надорвешь.
Хмыкнув, молодой человек поднялся по крыльцу и нос к носу столкнулся с начальством. Верховцев с Ревякиным стояли в коридоре и как-то странно поглядывали на участкового Сорокина, скромно притулившегося в уголке, у стенда «Навстречу великому юбилею!».
И чего они тут столпились? Сорокин, что ли, чего учудил? С него станется…
Поздоровавшись, Мезенцев хотел было пройти к себе в кабинет, да Ревякин придержал его за локоть:
— Максим, ко мне зайди. — Сказав это, Игнат повернулся к Сорокину: — И вы, товарищ младший лейтенант, тоже!
Ну точно что-то тот натворил, раз на «вы» и по званию.
— Ладно, ты тут разберись… с этим, — поправив китель, усмехнулся Иван Дормидонтович. — А я в райком. За новый труп оправдываться. Думаю, и за старые тоже еще прилетит… Э-эх… В общем, к вечеру буду. — Махнув рукой, начальник покинул отделение, по пути отругав только что появившегося Дорожкина за опоздание на работу! Рабочий день в отделении начинался с восьми, а сейчас уже было пять минут девятого!
— Чего это с ним? — войдя, пожаловался Игорь. — Как собака, на всех кидается… Случилось что?
— Пошли. — Игнат коротко кивнул и зачем-то пригладил короткие, подстриженные ежиком волосы…
В кабинете было душно, и Ревякин первым делом распахнул форточку.
— Садитесь, чего встали-то? — кивнув на стулья, замначальника уселся за стол. — Даже не знаю, с чего и начать… Да хоть вот… хм… с вещдока! Макс! Ты про книжку говорил…
— Так что, нашли, что ли? — встрепенулся Максим.
— На-ашли-и… Есть у нас тут… искатель… Даже в дежурку принес — зарегистрировать…
— Сами ж сказали — книжку искать… — шмыгнул носом Сорокин. Выглядел он вялым и невыспавшимся… Ну точно, у Верки был. Эх, Вера. Вера…
— Вот я и нашел… листочек… — младший лейтенант вытащил его из папки.
— Та-ак… — вчитался Игнат. — Значит, Потанин Федор, с Южной… мопедист… Ну-у, что сказать — молодец, Василий! А то мне злые языки донесли — тебя в автобусе на четыре двадцать видели.
— В автобус я заходил, да, — согласно кивнул Сорокин. — Кое-кого опросил да пошел подворный обход делать.
— Я и говорю — молодец! Всех опросил — никто ничего… Но! Похоже, хоть какой-то свидетель у нас все-таки будет. Так что, дуй, Вася, на Южную — опроси… А листком твоим Макс займется. Он же у нас книгочей… да, и еще… Игорь! Мы с тобой стилягу того ищем. Ну который в белых штанах… Очень он следователя заинтересовал, очень.
Федор Юрьевич Потанин, пятнадцати с половиной лет, учащийся первого курса местного СПТУ, проживал в самом конце довольно протяженной Южной улицы вместе с дедом, Михаилом Тимофеевичем, бывшим работником леспромхоза, а ныне пенсионером. От места ночного происшествия было километра полтора, а то и больше.
Старый бревенчатый дом-пятистенок с крытой серебристой дранкой крышей, кое-где залатанной толем, серый забор, покосившаяся дощатая сараюха. Как водится, огород. Никаких парников — картошка, морковка, свекла… немного лука. За огородом — банька по-черному, у калитки — будка с сидящим на цепи псом — пегим кобельком довольно мирного вида. Колодец… и прислоненный к нему худосочный мопедик «ЗИФ» — с велосипедным седлом, тоненькими колесиками, багажником и поржавевшей фарой.
Увидев мопед, участковый довольно усмехнулся — ну вот он, источник всех соседских бед! Коль мопед здесь, так здесь и его хозяин — Федька.
Сорокин тронул калитку. Звякнув цепью, вскинулся, залаял пес.
— Хозяева! — не торопясь заходить, прокричал Сорокин. — Эй, хозяева! Есть дома кто?
Через пару минут на крыльце показался седобородый старик в домашних разношенных тапках и телогрейке из ватника с обрезанными рукавами.
— Кого тут еще… Ого! Милиция… ититна мать! Тарзан, цыть!
Цыкнув на собаку, дед подошел к забору:
— Ну, милости прошу! Федька опять что натворил?
— Мне б с ним переговорить. — Участковый опасливо покосился на пса.
— Так нет его… к матери в Тянск уехал. Так-то он со мной живет — в училище учится. На механизатора! — Дед с гордостью поднял вверх указательный палец. — Профессия! Понимать надо, ититна мать…
— А вы, значит, Михаил Тимофеевич?
— Да можно просто — Тимофеич.
— Тогда мне бы с вами…
— Так пошли в дом, чаем тебя угощу.
От предложенного Тимофеичем чая Сорокин не отказался и с удовольствием выдул две кружки подряд — после вчерашнего крепленого винца очень хотелось пить.
В кухне, на печке, лежала разложенная для просушки махорка, рядом валялась оборванная, без обложки, книжка… и еще одна — такая же.
— Внук, Федька, таскает, ититна мать, — пояснил старик. — Книжки там всякие… старые, журналы, газетки… Я их на цигарки кручу.
— И много у вас таких?
— Дак в горнице-то глянь, ага…
Горницей Тимофеич называл просторную — в три окна — комнату, оклеенную старыми обоями с непонятным рисунком. Дальний угол был отделен самодельным шкафом, выкрашенным в темно-коричневый цвет. Такие шкафы еще до войны делали местные артели. Из-за шкафа торчала кровать с блестящими металлическими шариками — видно, там и квартировал Федька. Из мебели еще имелся старый диван, видавшая виды оттоманка, добротный комод и самодельная этажерка с книжками…
— Говорю ж, внук приносит…
Подойдя, участковый вытащил наугад книжку, пролистнул…
— Жюль Верн «Пятнадцатилетний капитан»… ДЕТГИЗ… О, тут и штамп! Клуб Ляхтинского сельсовета… Ляхтино… Там, по-моему, давно же никто не живет.
— Да уж, забросили деревеньку. И клуб забросили… а там и книги… Федька как-то за рыбой в тех местах был… Он ведь у меня любитель! Пока книжку не прочитает, ни за что на махорку не отдаст.
Стоявшее на комоде проводное радио пропикало десять часов. Кроме него, никакой другой бытовой техники в избе не имелось — ни телевизора, ни холодильника, ни радиолы, даже простенького радиоприемника… Да многие тогда так жили, особенно на селе да в маленьких городках — на тридцать-то рублей пенсии особо не пошикуешь… Ну так вместо холодильника — погреб, из развлечений — репродуктор да книги, а кино можно и в клубе посмотреть. Или, если уж так неймется, в гости к кому сходить — «на телевизор»…
— Так внук-то когда явится?
— Денька через три должо-он. У них, в училище-то, как это… Практика!
Получив в дежурке тот самый листок, найденный участковым Сорокиным, Максим не знал, радоваться или ругаться. Ну как такой кому покажешь? Не-ет, прав Игнат — «пустышка»! Да выкинуть его к черту! А Сорокин-то — хорош, тот еще деятель…
Но раз уж есть хоть какая-то ниточка — ненадежная призрачная паутинка! — так отработать надо. Мезенцев все же был парнем дотошным и привык все дела доводить до конца.
Вот и сейчас задумался… Испачканный листок был явно выдран из какого-то толстого литературного журнала. Максим такие, сказать по правде, не жаловал, предпочитая что-то типа «Техника — молодежи», «Моделист-конструктор» или даже «Крокодил»! А толстые журналы… Это в библиотеке! А с таким листком туда не пойдешь… Значит, надо просто перепечатать!
Зарядив в пишущую машинку бумажный лист, молодой человек сноровисто ударил по клавишам. Печатал он двумя пальцами, но уже довольно-таки быстро — за последний год как-то настропалился, привык…
«Тот самый» листок был не полный, скорее половина… или даже треть. Ну уж что было — то было…
Альбер Камю — Жена, Немые, рассказы… Ленинские страницы… Из писем В. И. Ленину (1920–1921)…
Так… дальше не очень видно… Ага! — Дневник писателя… В. Каверин — стучали клавиши…
В дверь тоже стучали…
— Войдите! — оторвался от машинки Максим.
В кабинет вошел коренастый, круглоголовый мужик самого что ни на есть рабочего вида — промасленная кепочка, спецовка, черные рабочие штаны… в опилках они, что ли…
— Вы ко мне?
— Я это… Мне сказали, ага… К вам, значить… — Посетитель снял кепку и помял ее в руках…
— Ну, присаживайтесь. Что у вас за дело?
— Я это… Я про Воронкова Лешу… Алексея, значить…
— А-а-а! — дошло, наконец, до Мезенцева. — Воронков Алексей, подозреваемый по делу… Так это не ко мне! Это вам бы в Тянск, к следователю… А, впрочем… Вы что-то хотите про него рассказать?
— Дак это… не про него. Про колесо! Ну покрышку…
— Что еще за покрышка?
— Дак это не его — это моя. Я его заклеить просил — проткнул где-то.
У него на работе вулканизатор дак… Вот я и попросил… Да все просят…
— Товарищ, а вы, вообще, кто?
— Это… столяр я… в мастерских. Костиков Кузьма… беспартийный…
Заведующей библиотекой Елены Коськовой (супруги местного комсомольского воротилы) на рабочем месте не оказалось, зато молоденькая библиотекарша — худенькая, похожая на школьную отличницу шатеночка в больших роговых очках, выказала желание оказать доблестным сотрудникам милиции любую посильную помощь. Звали шатеночку Валерия Баранова… Валерия Борисовна…
— Можно просто — Лера, — чуть смутившись, девушка поправила блузку из коричневого, в желтый горошек, крепдешина.
— Ну а меня тоже можете просто — Максим.
— Очень приятно! — Озарившая лицо библиотекарши улыбка оказалась такой обаятельной и милой, что Мезенцев не поверил своим глазам. Не шибко модная, казавшаяся некрасивой девушка, истинный «синий чулок», вдруг превратилась в настоящую красавицу… правда, лишь на миг — только когда улыбалась. Хотя если присмотреться…
— Ты вы говорите, вам нужно по описанию книгу найти?
— Скорее — литературный журнал. Ну, знаете, толстые такие… Обложка голубая или серо-голубая…
— М-м-м… — сняв очки, Лера задумчиво погрызла кончик дужки…
А ведь миленькая, что и говорить! И губки такие чувственные, и глаза — карие, блестящие, большие… Юбка, пожалуй, длинновата, да и фасон так себе, но… Зато какая талия!
— Максим! Вы описание-то мне дадите?
— Ах! — Мезенцев стукнул себя по лбу, вытащил из папки листок и поспешно протянул его девушке: — Вот, пожалуйста.
— Говорите, серо-голубая обложка? Скорее всего — «Новый мир»… — Надев очки, Лера вчиталась… — Ага, Камю! Ну точно — «Новый мир»!.. И не такой уж и старый номер… Вы обождите пока, а я посмотрю.
Усевшись на стоявший у стеночки диванчик, молодой человек от нечего делать принялся разглядывать интерьер библиотеки. Да, собственно, какой там мог быть интерьер? Полки с книгами, этажерка с цветами, два конторских стола да ситцевые занавески на окнах. В простенке — вырезанная из «Огонька» репродукция картины «Ходоки у В. И. Ленина». Ленину же была посвящена и развернутая на первом стеллаже выставка журналов и книг. Даже целых три: «Страницы великой жизни», «Самый человечный человек» и «Детские и школьные годы Ильича». Все правильно, предстоящий год не простой — юбилейный!
— Ну, Максим, вот ваш журнал! — выбравшись из-за книжных полок, Лера положила на стол серо-голубой томик «Нового мира». — Январский номер, за этот год… Вот, смотрите, содержание… Вот ваш Камю, вот ленинские страницы, а вот Каверин! Все так?
— Отлично! — Встав, Максим с искренней благодарностью поцеловал библиотекарше руку. — Вы даже не представляете, как вы нам помогли! Я смотрю, тут и формуляр…
— Ну да, — ошарашенно после столь неожиданного поцелуя покивала девушка. — У нас, между прочим, на «Новый мир» очередь!
— А-а… обычный гражданин может его выписать? — Максим внимательно осмотрел штамп на первом листе. — Ага-а… «Районная библиотека, город Озерск».
— В принципе, может, — пожала плечами Лера, — но о-очень сложно! Ну и если повезет… Примерно как «Москвич» в лотерею выиграть.
— Ясненько! А штамп только на первой странице?
— Нет, конечно. Еще и на семнадцатой. Ну, принято так… — усевшись за стол, Лера поправила очки. — На вас записать?
— Да нет, спасибо, — Мезенцев махнул рукой и уже собрался попрощаться, но вдруг ни с того ни с сего спросил: — А вы ведь не местная?
— Нет. — Поморгав, девушка слегка улыбнулась. — Я по распределению здесь как молодой специалист… ну, после техникума. Комнату дали, соседи хорошие… Двухэтажный дом на Лесной улице, сразу за Домом крестьянина.
— Хорошее место!
— Да-а… Только скучновато по вечерам, — неожиданно призналась Лера. — Ну, можно, конечно, телевизор у соседей посмотреть — они рады… Но ведь не каждый же вечер! Ведь у них же своя жизнь… Ведь так?
— Ну да, так…
— Я вот собираюсь радиоприемник купить… Передачи разные слушать, музыку… Негромко, чтоб никому не мешать…
— А что? Неплохая идея, — кивнул Максим и невольно глянул на часики на левой руке девушки — красивые, в плоском позолоченном корпусе, на тоненьком кожаном ремешке коричневатого цвета… «Заря», кажется… Ну а какие ж еще? Самые популярные и ходовые.
— Только вот я в них совершенно не разбираюсь… во всем этом радио, — поведя плечом, развела руками Лера.
— Так давайте я вам помогу купить! — улыбнулся Максим. — Скажем, в пятницу после работы…
— Давайте лучше в понедельник. У нас как раз санитарный день будет, я пораньше освобожусь. А то мы ведь обычно до восьми… Все магазины уже закрыты!
— Хорошо, в понедельник. Часиков в шесть. Там же, рядом с вами, универмаг… Что-то да должно быть! Ну или в ОРСе — там уж есть точно! Правда, далековато идти…
— Ничего… В хорошую погоду даже приятно прогуляться. Значит, говорите, в пятницу?
К моменту возвращения Мезенцева в отделение участковый уполномоченный Сорокин уже успел вернуться с Южной и даже написал подробную справку, прочитав которую Максим тотчас же выбежал на крыльцо. Еще раньше он увидел в окно сидевшего на лавочке Васю в компании белобрысого сержанта — помдежа… Как обычно, точили лясы…
— Василий, я справку твою прочел… — прервав разговор, Мезенцев уселся на лавку. Сержант тут же свалил обратно в дежурку…
— Ну прочел… и что? — недовольно протянул Сорокин. — Что там не так-то?
— Да нет, все так… Наоборот, все хорошо, подробно, спасибо… Так, говоришь, у деда целая библиотека?
— Этажерка! Внук ему таскает всякое старье…
— Это который через три дня явится?
— Ну да… Там же написано!
— Ага… — Макс ненадолго задумался. — Ну, значит, тогда и навещу… Заодно спрошу внука… Да, Василий! Ты у деда журнал «Новый мир», случайно, не видел?
— Да говорю ж — у него там всякой лабуды полно, — лениво отмахнулся участковый. — Книжки, журналы… Некоторые и без обложек даже. Поди разбери… А что, так сильно надо? Неужто бумажка моя помогла?
— Помогла! Теперь бы еще журнал отыскать…
— Журнал… — Сорокин сдвинул на затылок фуражку и покусал губы. — Слышь, Макс… Если тебе журнал так нужен… Я бы на твоем месте уже сейчас рванул на Южную. Тимофеич — тот еще дед! Запросто твой журнальчик скурит!
— То есть как это — скурит?
— Ну на цигарки изведет! Махру заворачивать.
При всех его недостатках, участковый сейчас говорил дело, и Макс, вскочив, стукнул в окошко дежурки:
— Никанорыч! У нас мотоцикл где?
— Так на площади ж ребята дежурят, — отозвался из окошка дежурный. — А тебе куда надо?
— Да на Южную бы…
— Пожди, сейчас по рации крикну… Второй, Второй… Первому ответь…
— Если на мотоцикле — так и я с тобой съезжу. Только ты в справке потом отрази… Я и деда знаю, и собаку его, Тарзана… хороший такой пес.
Тимофеич встретил Сорокина как своего доброго знакомца:
— О, Василий! Никак, соскучился? Только что был, и вот — опять… А это кто еще?
— Оперуполномоченный Мезенцев, — официально представился Макс.
— Мезенцев? — дед прищурился и внимательно посмотрел на парня. — Не Петра ли Мезенцева сын, царствие ему небесное?
— Его…
— А я ведь знал Петра-то… Ну, проходите, проходите… Сейчас чайку… Или чего покрепче?
— Нам бы, Тимофеич, книжки твои посмотреть… Не все скурил еще?
— Дак это, не-е… — дед засмеялся и, пригладив косматую бороду, повел гостей в горницу.
Журнал «Новый мир» милиционеры отыскали не сразу — обложка-то была оторвана, как и десяток первых страниц… И еще хорошо, что хоть только десяток!
— «Иван Федосеевич уходит на пенсию…» — прочитав вслух, участковый повернулся к Максиму. — То, не то?
Тот протянул руку:
— А ну, дай-ка! По виду вроде бы похоже… — Пролистнув несколько станиц, Мезенцев нашел и семнадцатую. — О! Он и есть. Вон, внизу подписано — «Новый Мир» № 1… Ага! И штампик имеется… Расплылся, правда… Районная библиотека номер два… город… Сык… тык… Сык-тыв-кар… Сыктывкар! Ну ничего себе, однако!..
— Повезло, — ухмыльнулся Сорокин. — Еще денек — и скурил бы все Тимофеич, не ходи к бабке!
— Тимофеич! — повернулся он к хозяину избы. — А у невестки твоей в Тянске телефона, часом, нет?
— Отку-уда? Даже и у соседей нету… Это ж тебе Тянск, а не Москва!
— А, собственно, зачем телефон? — Мезенцев посмотрел на коллегу: — Василий! А ты ведь у нас из Тянска! С обеда домой не хочешь?
— А чего делать-то? — что-то прикинув, сразу же загорелся Сорокин. — Парня этого найти, Федьку?
— Найти! Опросить! Отзвониться! Какие вопросы задать — я тебе напишу… А завтра можешь хоть с обеда приезжать — прикрою. Скажу, в Тянске версию отрабатываешь.
— Вот за это спасибо, Макс! — обрадованно засуетился Василий. — Тимофеич, напомни адрес! И, Максим… в справке меня упомянуть не забудь.
— Да уж не забуду!
Участковый отзвонился уже в самом конце рабочего дня и, судя по торжествующе-вальяжному тону, кое-что нарыл…
— Нашел, опросил, ага… Значит, вот что выходит…
А выходило следующее. Учащийся местного ПТУ Федька Потанин в субботу, седьмого июня — примерное время убийства, — весь вечер и примерно до часа ночи катался на мопеде около клуба, ну и по Южной улице тоже. Что это была именно суббота, а не какой-нибудь другой день, подросток утверждал со всей определенностью, потому как в клубе как раз были танцы, «на которых еще подрались Мымаренок и Леха Воронков». Ну да, ну да — так оно и было! Значит, по времени все складывалось.
Далее, журнал «Новый мир» Федор заметил уже после танцев и даже после прихода ночного «Икаруса».
— Ну, это, автобус встретили, с ребятами поболтали… Еще Серега Нефедов квасом угостил… А потом я поехал домой, как раз по Южной… Гляжу, рядом с лужей, за клубом, книжка валяется! Я и взял, деду на самокрутки…
На вопрос, видел ли он кого-нибудь на улице Южной, за клубом, примерно в описываемое время, Федька дал вполне утвердительный ответ:
— Видел! Валька Карасев за клубом шатался бухой! Ну, Карась. Ко мне еще, гад, приставал, закурить требовал. Злой такой, глаза — по пять копеек… Ну а я по газам и уехал.
Валентин Карасев… Злой… выпивши…
— Еще пижон был один, в штанах белых… — тоже припомнил Федор. — Но на Южной я его не видел… Он у автобусной станции «понтил» и к девкам вязался. Все его Саньком зовут… Он не наш — ленинградский. Вроде к Машуковым приехал…
Санек… пижон в белых брюках. Из Ленинграда! А не появился ли, наконец, подозреваемый? И даже два.
Тут задумались оба опера — и Мезенцев, и Ревякин… При всех его понтах, мог ли Валька Карась убить? Вообще-то, кишка тонка… На мужчину. А вот женщину — очень даже мог. Особенно если выпивши…
Что же касается Санька… Им как раз занимался Дорожкин. Устанавливал личность. Не так и трудно оказалось установить — пижона в белых штанах и голубой нейлоновой рубашке запомнили многие.
Действительно, как установил Игорь, приехал он к Машуковым, а сын Машуковых Илья — учащийся третьего курса СПТУ — всерьез занимался самбо и считался парнем авторитетным. Санек же приходился ему троюродным братом, потому и не связывались с ленинградцем. Если бы не Илья, тогда, уж конечно, давно бы отоварили. Нечего тут белыми штанами выпендриваться!
— Алимов, Александр Вениаминович, двадцать три года, студент пединститута имени Герцена, истфак, — уже утром докладывал Дорожкин. — В настоящее время не учится — на год взял академический отпуск по состоянию здоровья.
— И что у него со здоровьем? — поднял глаза Верховцев.
— Да все в порядке у него со здоровьем, — хмыкнул участковый. — Думаю, от армии косит. Ну, время тянет до двадцати семи лет. В июне и сентябре прошлого года задерживался Центральным РУВД Ленгорисполкома за назойливое приставание к иностранцам.
— О как! — Иван Дормидонтович пристукнул по столу ладонью. — Фарцовщик, что ли?!
— Он самый и есть! — кивнул Ревякин. — Не учится, не работает — а в импортных вещах ходит. Спрашивается, на какие деньги? Еще кое-что по нему… — Игнат вытащил из папки заранее приготовленную справку и продолжил: — В марте сего года задерживался в Зеленогорске. Избил в ресторане девушку! Да там целая компания… Был отпущен — вину его так и не доказали, да и потерпевшая претензий не имела…
— Деньги заслали, — угрюмо кивнул начальник. — Или пригрозили… Сволочи! И откуда только поналезла вся эта накипь? Я бы их всех — на Колыму… Вот когда пожалеешь о старых временах! Встретишь таких субчиков… как будто в навозную кучу ступишь… Ну что там еще?
— Еще Валентин Карасев…
— Про Карасева я уже слышал… Об Алимове еще что-нибудь есть? Где он сейчас, кстати?
— Мишуковы — ну, родственники — сказали, что еще вчера уехал в Тянск, — пояснил Дорожкин. — Там у него какая-то знакомая… В ресторан собрались.
— Вот ведь черт! По ресторанам ходит… неизвестно, на какие шиши… Эх, упечь бы его за тунеядство! — в сердцах бросил Иван Дормидонтович. — По нашему делу улики против него какие-то есть?
— Да, в общем-то, кроме того, что видели, как он цеплялся к убитой, — никаких, — вздохнув, ответил Игнат.
— Что значит — цеплялся? Товарищи милиционеры, прошу выражаться понятнее!
— Он ей что-то предлагал, заговорил… затем пошел следом, — пояснил Дорожкин. — Но девушка, похоже, на контакт не шла.
— Понятно… Та-ак… Сыктывкар, значит… Следователю сообщили?
— Еще вчера, как узнали.
— И что?
— Пока ничего, товарищ подполковник… Сейчас устанавливаем, к кому могла приехать. Сами понимаете, дело не быстрое.
— А надо бы побыстрее! — покачал головой Иван Дормидонтович и вздохнул: — Хорошо хоть, по кассирше с шофером на кого-то вышли. Интересно, что там Воронков, признался? Ладно, позвоню следователю, спрошу… Ты что хмыкаешь, Игорь?
— По Воронкову не все так просто — шина проткнутая не его оказалась… Разве что деньги да остатки банковской упаковки!
— Так ведь это самое главное, товарищ старший лейтенант! Ладно, идите, работайте. Карасева найдите и доберитесь, наконец, до Алимова! Чувствую, есть там за что его прижать…
Алимова прижали уже на следующий день — устроил драку в ресторане Тянска. Там и взяли, так сказать, тепленьким. Еще и оказал сопротивление сотрудникам милиции… вернее, попытался оказать, да огреб по полной.
Щербакину позвонили сразу, и тот сразу же закрыл дебошира в КПЗ, пока — по факту хулиганских действий. А в Озерск прислал очередное поручение: установить и допросить возможных свидетелей…
Вот участковые и допросили — уж постарались — с десяток человек, что были у автостанции и видели, как Алимов привязался к жертве и как пошел за ней в парк…
— Мало! Мало! — ругался по телефону следователь. — Ну шел… и что? Может, он вещи какие продавал… ну, с убитой?
Однако с вещественными доказательствами пока было туго. Да еще, как назло, куда-то пропал еще один возможный подозреваемый — Валентин Карасев. Дружки сказали — узнал об измене своей марухи, купил самогона и ушел в запой.
Маруха — Татьяна Щекалова — ничего по этому поводу пояснить не смогла, лишь презрительно кривила губы:
— Никакая я не «его»! Нужен мне такой хмырь, как же!
Однако все же припомнила, что Карасев так вот исчезал уже не раз…
— Да дня через три объявится! Водка кончится — и припрется как штык. Деньги на опохмел клянчить.
Что же касаемо майского дела с ограблением и убийством, то… На первый взгляд, там все уже было на мази — имелся и подозреваемый, и улики — не только косвенные, но и практически прямые — деньги и обрывки банковской упаковки! Это вам не собачка чихнула!
И все бы хорошо, вот только задержанный Алексей Воронков оказался упрямцем, каких еще поискать, и признавать свою вину в этом деле наотрез отказался, даже частично. Не был, не убивал, не грабил! Покрышку — да, на работе завулканизировал. Приятель просил, так что же — отказать? Мотоциклетный шлем есть, и очки-«консервы» в ОРСе совсем недавно купил, чтобы в Тянск ездить, а то как-то уже штрафовали… Где был и что делал восьмого мая — не помнил, потому как с утра ушел на Маленькое озеро и там ловил рыбу и пил водку. Потому и дома не был, и соседи не видели — пришел только через пару дней. Пил один… а потом, может, кто и был — черт его знает. На озере у него шалашик и лодка…
Как попали в квартиру новенькие червонцы и банковская упаковка — ни сном ни духом.
— Может, подкинул кто? Ну я же сам, сам вас к себе домой привел! Не привел бы — не нашли бы ничего…
Вот этот вопрос напрягал не только следователей, но и адвоката подозреваемого — Бориса Арнольдовича Крестовского, въедливого старичка из Тянской коллегии…
Да еще из Озерска приходили не очень-то добрые — в смысле обвинения Воронкова — вести… Проткнутая мотоциклетная шина, отпечаток протектора которой был обнаружен на месте преступления, принадлежала вовсе не Воронкову, а вообще какому-то «левому» мужику.
Вот и сидели следователи, головы ломали…
— Вообще-то, улики там подбросить легко, — припомнил вдруг Пенкин. — В тех домах, ну, на Школьной, окна не закрывают — любой может залезть. Там сразу лес позади — никто и не увидит.
— Пусть так… — согласно кивнул Алтуфьев. — И пистолета у него не нашли… Мог, конечно, и выкинуть, не совсем же идиот… Да, и все майские праздники пил — потому ни черта не помнит. Отец у него на фронте погиб, уже под Берлином…
— Ну это у многих…
— Вот что, Сереж… — поднявшись, Владимир Андреевич подошел к окну и распахнул форточку настежь. Пахнуло тополиным цветом, сиренью и свежестью… — Я вот о чем… Помнишь, как мы в прошлом году в «плюс — минус» играли? Ну, я про улики… Виновен — не виновен… Давай-ка посмотрим, что у нас не против Воронкова, а за!
— Да ничего такого, по-моему, — пожал плечами Сергей. — Ну разве что улики легко подбросить… И милицию он тогда сам вызвал.
— А если бы не вызвал? Тогда тот, кто подбросил улики, должен был точно знать, что милиция обязательно к Воронкову домой явится, и именно в тот вечер! Откуда такая уверенность? Ну, краска не ворованная, ну, хотел оправдаться… А если бы не захотел? Что тогда-то? Вот ты бы что сделал?
— Еще бы что-нибудь придумал бы… — чуть помолчав, ответил Пенкин. — Ну чтобы милиция пришла… Запасной, так сказать, вариант.
— Во-от! — поднял вверх указательный палец Владимир Андреевич. — И мне кажется, что этот человек — если он вообще был — Воронкова неплохо знает. Знает, где живет, что по характеру — упрямый, взрывной… Как еще можно было милицию заманить?
— Гм… допустим, пожар устроить! — вдруг улыбнулся Сергей. — Ну, дымовуху в окошко кинуть… расческу поджечь или еще чего… как мальчишки делают… Потом на мальчишек, если что, и спишут. А пожарные бы участкового обязательно вызвали бы — дверь вскрывать! Ну или сами бы все обнаружили…
— Молодец! — Сев за стол, Алтуфьев придвинул себе папку с делом и открыл протокол осмотра… — Вот смотри… Тут вот не совсем ясно. С чего бы участковые в тумбочку-то полезли? И в печку?
— Так шину проколотую нашли! И была ориентировка…
— А если бы пожарные пришли первыми?
— Ну-у… Значит, надо было так деньги и бумажку положить, чтобы сразу заметили!
— Правильно, Сережа! — засмеялся Алтуфьев. — Вот тут, в протоколе, написано: ящик в тумбочке был выдвинут — с деньгами. Понятно?
— Ну-у… заметно сразу. А печка?
— А про печку надо выяснить — того же Дорожкина спросить.
— Спро-осим!
— Да и вообще, посмотреть бы там все на месте… И свидетелей на майских выходных поискать. Ну не один же Воронков пил? Хотя… мог и один…
— Так я в командировку… хоть сейчас! — вскочив, Пенкин обрадованно потер руки.
— Э, не торопись, Сереж! — тут же осадил младшего коллегу Владимир Андреевич. — Если шеф что-то заподозрит, что скажет?
— Скажет — адвокатами нам работать надо, а не дела вести! — без раздумий отозвался Сергей. — И будет давить, чтобы быстрее кололи Воронкова! Впрочем, он и сейчас давит…
— Все верно… — хмыкнул Алтуфьев и вдруг хитро прищурился: — У тебя, кажется, невеста в Озерске? Яна, да? Красивая такая девушка…
По телевизору показывали «Кабачок «13 стульев», и Яна в голос хохотала:
— Нет, ну надо же, имена такие придумать, фамилии! Пани Моника, пан Зюзя, пан Гималайский…
— Пан Вотруба еще… Пан Спортсмен, пан Директор, — старательно нарезая торт, поддакнул Пенкин.
Естественно, в гости он явился не с пустыми руками — купил в подарок любимой девушке янтарную брошку в виде забавного жука и торт «Ленинградский» — уж какой сумел достать. Еще хотел взять вина, но передумал — Яна не очень жаловала алкоголь и лишь иногда позволяла себе пару бокалов красного.
— О, чайник закипел… Сейчас заварю… — Девушка побежала на кухню и уже оттуда спросила что-то про своего соседа Воронкова.
— Чего-чего? — не расслышал Сергей.
— Говорю, Лешку-то арестовали! Соседа… — вернувшись, Яна вытащила из серванта чайный сервиз. — Хотя кому я это рассказываю? Тебе и не интересно, наверное…
— Нет, — помогая с посудой, серьезно возразил Сергей. — Очень даже интересно! Что народ об аресте думает? Что говорят?
— Говорят, деньги у него нашли… Вроде как с того самого ограбления. Ну, где кассира с шофером убили… А я вот как-то в это не верю, — покачала головой Яна. — Чтоб Лешка — да убил? Нет! Я же его тыщу лет знаю. И тебе как следователю об этом официально говорю!
— Я понял, — раскладывая по тарелочкам кусочки торта, кивнул Пенкин. — Красивый сервиз!
— Еще бы! — повела плечиком Яна. — Ломоносовский фарфоровый завод! Ничуть не хуже импортного. Мама его только по большим праздникам достает, когда гости приходят. В обычное время — из щербатых чашек пьем… А я вот с детства… тайком! Приду со школы… оп! И вытащу красивую чашку, блюдце… Пока родители на работе, чай с сушками пью из сервиза! Ведь приятно же, да?
— Конечно!
— Мама один раз заметила — так отругала! И я больше не брала… Только вот сейчас осмелела… Это ведь все равно мне в приданое! Значит, можно и попользоваться, верно?
— Ах, душа моя! Полностью с тобою согласен! — Сергей молитвенно сложил руки и вдруг отвлекся на телевизор. — Ой, смотри — пан Зюзя! Да-а… строгие у тебя родители. Вот бы и у соседа твоего так!
— У Лешки-то? Ну, он сам по себе рос… Но убить не мог, говорю же!
— Откуда тогда деньги?
— Ну, он это… халтурами разными занимается, об этом все знают.
— Кроме меня и милиции! — не выдержав, хмыкнул Сергей. — И ты мне не рассказывала. Что за халтуры?
— Ну, он колеса, покрышки заклеивает… ну, на работе… вот все и несут… несли, — поправилась Яна.
— Значит, деньги любит!
— Ну-у… — Яна несколько стушевалась, но все же продолжала гнуть свою линию. — Это ведь разное! То — халтура, а там — убийство! Тем более убитых-то Лешка знал. У нас городок маленький, почти все друг друга знают… Ой, вкусный тортик! Спасибо… И за брошку тоже! Как думаешь, к этому платью идет?
На Яне было нарядное шелковое платье — золотисто-желтое, с коричневатым узором. Красивое, но девушке оно было явно коротковато… впрочем, по последней моде оно так и должно быть. Да и Пенкину, что скрывать, нравилось…
— Конечно, идет!
— Мне мама это платье в девятом классе купила, — неожиданно вздохнула девчонка. — Два раза разрешила надеть… А теперь вот мало стало… если с комбинацией. А без комбинации неприлично. Вот дома только и ношу…
— Почему неприлично? Очень даже прилично. И тебе очень-очень идет!
Рассмеявшись, Сергей поднялся, подошел к девушке и крепко обнял, целуя в губы…
Отвечая на поцелуи, Яна вышла из-за стола… В телевизоре пани Моника из «Кабачка» открывала рот под какую-то польскую песню…
— Вот и мы потанцуем. Ага?
Бретелька сползла с плечика… потом — и другая… Шурша, платье упало на половики…
Скрипнул диван…
— Сереж… — набросив на плечи покрывало, Яна смущенно потупила взор. — Может, мы неправильно… ну что до свадьбы… Родители б узнали — убили бы!
Отбросив покрывало, Пенкин нежно погладил возлюбленную по спине и тихим голосом признался:
— Я тебя очень-очень люблю!
— И я тебя — тоже…
— Ну, вот! Значит, правильно все…
Сквозь раскрытое окно, прикрытое от комаров марлей, потянуло дымком…
— Ребята костер жгут, — расслабленно потянулась девушка. — Там, у карьера…
Серей вдруг напрягся:
— Слушай, а ты не помнишь — в прошлую субботу дымом ниоткуда не несло?
— В прошлую субботу? — Яна задумалась, рассеянно глядя в телевизор. — Вспомнить бы, что там вообще было.
— Ну ведь не так и давно… В пятницу я заходил — это-то помнишь?
— В окно залезал! — чуть покраснев, расхохоталась Яна.
— Ну вот! А в субботу после работы ты к родителям должна была ехать, в деревню. Сама же сказала — с огородом помогать!
— А! — встрепенувшись, всплеснула руками Яна. — Вспомнила! Я тогда часов в десять вечера только уехала, со знакомыми. У них машина, «Москвич» старый… Тогда пришлось допоздна на работе задержаться — вот вам и короткий день! А все потому, что квартальный план заваливаем. Вот Глафира Ивановна, бригадир, и… Но по двойному тарифу заплатить обещали, как за сверхурочные… Там как раз девчонкам платья на выпускной заказали.
— Значит, вечером ты дома была?
— Говорю же, недолго, часов до десяти. Потом на дорогу вышла — машину ждала… Да они быстро подъехали. Я сначала Лешку попросить хотела, чтобы на мотоцикле до деревни подбросил, но он на танцы ушел… Ой! — Яна вдруг на миг замолчала. — А ведь был запах — пахло! В окно так и несло!
— Дым? Пожар?
— Да нет! Едкий такой запах… но да, с дымком… Будто пластмассу жгли! Знаешь, ребята иногда балуются. Расческу или пластмассовую линейку подожгут и в класс забросят. Вот точно такой запах! Я еще хотела шугануть хулиганов, да некогда было.
— А откуда дымом тянуло? Показать сможешь?
— Ну-у… примерно — да. И дался тебе этот дым!
Пенкин не поленился, обшарил все заросли сразу за домом. Осматривал очень внимательно — знал, что искать… И за одним из кустов обнаружил… пластмассовую оплавленную расчесочку!
— Ребята, говоришь? Ну-ну…
На следующий день следователь навестил Галину Хитрову, медсестру детского отделения местной кустовой больницы, подружку Алексея Воронкова. Хитрова жила на Больничной улице, неподалеку от магазина ОРС, в одном из леспромхозовских бараков на две квартиры.
Вообще-то, это они считались бараками, на самом же деле — вполне добротные деревянные дома, с огородами и хозяйственными постройками — дровяник, хлев, баня… а у кого и гараж для мотоцикла! Автомобили в частном владении еще были редкостью, а вот мотоциклов хватало.
Пенкин явился не один — с Дорожкиным, чтобы сразу было ясно, что к чему. Уж пришлось выдернуть участкового в выходной день, хоть и ненадолго, за что его супруге Кате была преподнесена коробка зефира в шоколаде, купленного здесь же, в Озерске…
На личном мотоцикле Игорька и поехали — щегольском светло-зеленом «Иж-Юпитере-2» с коляской. Форму участковый не надел — выходной же! Да и надобности такой не было — Дорожкина в Озерске и так каждая собака знала и при встрече виляла хвостом.
Повезло — медсестра оказалась дома, мало того — с тяпкой в руках в поте лица трудилась на огороде в черных, подвернутых выше колен трениках и завязанной на животе рубашке. Симпатичная шатенка с карими глазами и большой тугой грудью. Крепенькая, загорелая…
— Привет, Галя! — приласкав бросившуюся из будки собаку, участковый подошел к девушке первым. — Это на огороде такой загар? И зачем только люди на юга ездят?
— Скажешь тоже! — выпрямившись, девушка вежливо поздоровалась и с подозрением взглянула на подошедшего Пенкина. — Как раз на юге и была! Вчера только приехала…
— По профпутевке?
— Как же! — бросив тяпку, Галина уперла руки в бока и усмехнулась. — Дикарем! С подружками. Ну как в кино — «Три плюс два». Только, конечно, без машин, все пешочком. Но красота-а-а!
— Понравилось, значит…
— Ну да… — Прищурившись от солнца, Хитрова вдруг стала серьезной: — Слышь, Игорь, Лешку-то Воронкова, говорят, за то самое ограбление взяли? Ну, где убили… Вот же дураки! Не мог он такое сотворить! Дурень, конечно, особенно когда выпьет, но… Я сама к вам завтра хотела идти!
— А теперь и не надо, — широко улыбнулся Дорожкин. — Тут и следователь как раз — Серей Петрович.
— Очень приятно…
— И мне… Где бы нам поговорить?
— А вон, в беседку пойдемте…
Расположившись в небольшой беседке, Пенкин сразу же приступил к допросу, вернее сказать — к предварительной беседе. По поводу денег и банковской упаковки Хитрова пояснить ничего не смогла, что и понятно — отдыхала на юге. А вот по поводу восьмого мая…
— Да хорошо я все помню! Он с обеда еще нажрался, гад! Отца погибшего поминал. Я к ним в контору заглянула — так там сказали, куда-то усвистал, конца рабочего дня не дождавшись! Ну куда — я знала, не велика тайна. На Маленьком озерке лодка у него и будка… ну, типа шалаш… Не где мостки, не со стороны Бурмакова, а с другой, с леса… где обычно никто не ходит. Там его, голубчика, и нашла. Вдрабадан!
— А точно это восьмого мая было? Вы ничего не путаете?
— А с чего мне путать-то? Мы как раз тогда в деревню собрались, к бабуле моей в гости. На восьмое — девятое, а там у нас обоих и суббота нерабочая. Так бы три дня и погостили, вот бабуля обрадовалась бы! На Лешкином мотоцикле и поехали бы… А он, паразит… Да что тут говорить!
— Галя… а он там один пил?
— Да как же! Нет, поначалу, говорит, один… — задумчиво протянула девушка. — А когда я на велике приехала, так там уж целая лодка алкашей собралась!
— В смысле — лодка?
— Да двое городских, дачники с Бурмакова… Рыбачки чертовы! Удочки побросали, сидят, водку трескают! А лодку-то у них и унесло, потом ловили вплавь. Хорошо, не сильно еще выпили.