След на болоте

Глава 10

Таньку Щекалиху Макс с Дорожкиным нашли в огороде. На этот раз она, правда, не загорала, а, деловито закатав подол выше колен, окучивала картошку… Что было, мягко говоря, для подобной личности нехарактерно! Неужто и впрямь за ум взялась? Ну так когда-то и надо остепениться… Тем более бабенка она вполне себе…

Услыхав рокот подъехавшего «Урала», Щекалова отложила тяпку и, приложив руку козырьком ко лбу, подозрительно уставилась на незваных гостей.

— Хм… Опять ко мне пожаловали, товарищи начальнички? Видать, понравилась, а?

— Здравствуй, Татьяна, — войдя в калитку, поздоровался Дорожкин. — А и понравилась — так что? Женщина ты симпатичная… Особенно когда не пьешь. Дружок твой, Валентин, где?

— Тю! Нашел дружка! — Одернув подол, Щекалиха уперла руки в бока. — Я ж тебе в прошлый раз еще говорила…

— А все-таки где?

— Опять пристал! Да черт его знает, где он! Мне без разницы. Я, что, его пасу, что ли? — Танька уже сорвалась на крик.

— Ты не кричи так, Таня, — присаживаясь на скамеечку, мягко заметил Мезенцев. — Мягче будь. Платье у тебя, кстати, красивое…

— Ой, смотри-ка! — усмехнулась Щекалиха. — Платье мое разглядел. Ты, Максимушка, не сватать ли меня пришел?

— Да пока нет, — вытянув ноги, широко улыбнулся опер. — Спросить только хочу… — Улыбка вдруг слетела с лица Макса, словно и не было, глаза сузились, голос зазвучал отрывисто, требовательно, даже зло: — Про кофточку зеленую мохеровую… Да про часики «Заря»… позолоченные, с коричневым ремешком!

— Тю! Ничего такого не знаю!

Танька хоть и хорохорилась, но видно было — испугалась, и глаза ее, до того наглые и шальные, забегали в страхе.

— Не знаешь, значит? — вздохнул Максим. — И библиотекарям ты ничего не продавала? Ну чего врать-то, Тань?

— А, вон ты про что… — Чуть подумав, Щекалиха все же решила больше не запираться. — Ну продала, да… Каюсь! Часики эти мои старые были… А кофту я по случаю в ОРСе взяла. А тут деньги понадобились — я как раз с работы ушла… Да Дорожкин вон знает!

— Значит, говоришь, в ОРСе?

— В ОРСе! Я как узнала, что дают, сразу и побежала… Тут рядом же!

— Ладно, Татьяна, — поднялся на ноги Мезенцев. — Пока поверим… Но — проверим!

Хмыкнув, женщина пожала плечами:

— Идите, начальники, проверяйте… Ишь, вдвоем заявились…

— Смотри, Таня! — уходя, Дорожкин обернулся и строго погрозил Щекаловой пальцем. — Смотри-и-и!

В промтоварном магазине ОРСа подтвердили — да, кофты зеленые мохеровые турецкого производства, ценой в восемьдесят семь рублей пятьдесят копеек, в продаже имелись, и совсем недавно.

Покупала ли такую кофточку Щекалова Татьяна?

— Да так сразу и не скажешь, — развела руками заведующая — шатенка лет сорока пяти с бесстрастным лицом и несколько отрешенным взглядом. — Тут подумать надо… припомнить.

— Вот-вот, припомните, Ирина Федоровна, — мягко улыбнулся Максим.

В ОРС он зашел один, участковый остался на улице — сейчас не нужно было никого пугать. А то когда сразу два милиционера в магазин заходят… тут не только заведующую, тут и продавцов удар хватить может!

— Говорите, припомнить…

— Ну да. Что нам бумаги-то зря смотреть?

Намек на бумаги тут же возымел нужное действие.

— Значит, так… Всего по ассортименту поступило девять изделий… ну, кофт… Две я… это…

— Отложили… Ну, Ирина Федоровна, не смущайтесь! Как говорится, не велик грех…

— Ох, узнают в торге…

— Так мы им не скажем! Вы, главное, вспомните… Кто купил остальные семь?

— Одну Тая, пионервожатая, взяла… Вторую — Мымарева, она сразу за Таей стояла… За ними учительница — Анна Сергеевна, химию преподает… Та сразу две взяла, хоть и указано было — по одной в одни руки. Дефицит ведь! Но пришлось продать, все же учительница, не абы кто! Тем более она для подруги своей брала, Елены Ивановны, тоже учительницы… не помню только чего…

— Биологии с географией, — вспомнил опер. — Так, с этими понятно. Еще три кофточки остались. Ну, ну, Ирина Федоровна! Напрягите память.

— Три… ну да! — припомнив, женщина радостно улыбнулась. — Нюшка Потапова с подругой прибежали — кто-то им сказал! Не знаю, как там Нюшку по мужу… И из Лерничей еще девушка… Аня, что ли… Ну завклубом у них… Ху-у! Вроде все… Да, после всех Тимофеева объявилась, ну та, из библиотеки… По мужу — Коськова… Сама же опоздала, а потом ругалась, жалобу грозилась написать! Вот ведь люди… Ну, подумаешь, не досталось — бывает! На то и дефицит.

— Значит, гражданка Щекалова мохеровую кофточку у вас не покупала? — на всякий случай уточнил Максим.

Ирина Федоровна дернула шеей:

— Нет! И близко не было. Да и откуда у нее деньги-то? Восемьдесят семь пятьдесят!

Продолжение разговора с Татьяной на этот раз кончилось быстро. Припертая доказательствами (и некоторыми угрозами со стороны участкового), Щекалиха сочла за лучшее признаться.

— Кофту эту Валька Карась принес! И часики… Когда — извиняйте, не помню. Кажется, в субботу, дней десять назад… Ну да — танцы еще в клубе были, да я не пошла. А Валька на ночь глядя приперся. Я только легла, а он барабанит в окно. Пьяный в хлам! Кофту эту принес, часики… утром сказал, что нашел. А где, не знаю… не рассказывал…

— Татья-на! — повысил голос Дорожкин. — Мне тебя и впрямь за тунеядство упечь?

— Так я ж работаю… Тьфу! Сказал — на лавочке нашел, у клуба. Ну после танцев уже… С подарком, вишь, пришел. Пришлось уж пустить…

— Вот! — участковый наставительно поднял вверх указательный палец. — Просто кто-то забыл. И ты, Татьяна, вместо того, чтобы отнести находку в клуб… или к нам, в милицию, решилась на спекуляцию!

— А ты докажи!

— Докажем… Если захотим… — тут же выпалил Макс. — Так где Карась? Живо говори! Ну!

— В Бурмакове он! — дернувшись, зло, с надрывом и со слезами выкрикнула Щекалиха. — Там банька старая, на самом краю, у ручья. Так Валька в ней летом частенько ночует…

Сидя в своем кабинете, замначальника отделения Игнат Ревякин занимался нынче работой важной и бумажной — внимательно читал справки по проверке легких мотоциклов и их хозяев. Справки предоставили коллеги из Тянска, приданные отделению на воскресенье — «для оказания практической помощи». Конечно, в основном прислали молодежь из патрульно-постовой службы, зато много — полтора десятка человек! Спасибо и на этом.

Начальник, Иван Дормидонтович, еще вчера поручил Игнату сделать по справкам краткий обзор — кого проверили, перепроверили, недопроверили… и еще отдельно выделить наиболее подозрительных…

Хм… ну и кто тут подозрительный? Вот этот, что ли… «Мотоцикл марки «Восхот» черного цвета, колесо было проткнуто, ремонтировал у некоего гражданина Воронкова по месту работы последнего. Относительно того, где находился с 8 мая на День Победы, пояснить нечево не смог».

— Восхот! Нечево! — Грамотеи, черт бы вас подрал… Однако справка толковая… Безграмотная — да, но это уже другой вопрос… А так — все по существу, толково… Кто там писал-то? Ага, сержант милиции Цветков, взвод ППС… Надо будет этого парня и на следующее воскресенье попросить.

Передернув плечами, Ревякин подошел к окну, включил стоявший на подоконнике новенький радиоприемник «Спорт» — подарок жены на день рождения. Очень хороший, солидный и практически всеволновой — длинные волны, средние и еще два диапазона коротких. Игнат сразу же притащил подарок на работу и во время бумажной работы с удовольствием слушал радиостанцию «Маяк» — и новости, и музыку. Вот и сейчас француз Шарль Азнавур пел веселую песенку, прозванную фирмой «Мелодия» непонятным словом «Джан».

Потянувшись, Ревякин глянул на сидевших у крыльца пэпээсников из дежурки и покачал головой. Вот у кого работа не бей лежачего! Пару раз за смену на вызов съездить или там пьяных у бара прибрать — и все дела! Остальное время — сиди, отдыхай, точи лясы. Красота! Только вот скучно.

Зато в уголовном розыске… Да уж, веселья хоть отбавляй. Впрочем, так же, как и в участковых.

Тут в дверь кабинета кто-то постучал. Игнат обернулся к двери и крикнул:

— Да, кто там? Заходите!

— Можно, да?

Ревякин удивленно приподнял брови: на пороге стоял мальчишка лет тринадцати-четырнадцати. Худенький, светлоглазый, с аккуратно причесанными волосами, он чем-то походил на девчонку. Одет был очень прилично — бежевые летние брюки со стрелками и светлая безрукавка. Все чистенькое, наглаженное, правда… несколько сиротское, что ли… Старые потертые сандалии, брюки явно коротковаты, и карманчик на рубашке заштопан… Не то чтобы бросалось в глаза, вовсе нет… но если хорошо присмотреться — заметно. Хм… Интересно, что такому ангелочку здесь, в милиции, надо?

— Я, это самое… к вам, наверное, — поздоровавшись, несмело произнес подросток. — Мне учительница сказала, Ирина Олеговна… Ну, это самое… чтоб в уголовный розыск зашел… Я спросил у милиционеров… ну, это самое… там, на лавке… Они сказали, где ваш кабинет… Правильно?

— Ну, в общем, да, — кивнул Ревякин. — А ты кто такой?

— Я — Саша Котов. Это самое… на лето остался — заниматься в школу хожу. Еще две недели осталось. Я историю с географией уже сдал, теперь вот — математика… алгебра с геометрией. Алгебра еще ничего, а вот геометрия… — Парнишка неожиданно вздохнул и, глянув на Игната печальными светло-серыми глазами, признался: — Наверное, опять на второй год оставят…

Саша Котов, Саша Котов… Что-то знакомое… Кто-то же про него говорил, докладывал… Дорожкин, что ли? Или Макс? Спросить бы — так оба Щекалиху колоть усвистали, там вроде что-то интересное наклевывалось.

— Так что ж ты в течение года не учился? — покачал головой Игнат. — И это… Ты, вообще, зачем пришел-то?

— Дак, это самое… про пистолет рассказать.

— Про пистоле-ет?! — чуть не подпрыгнул на стуле Ревякин. — Так что ж ты стоишь-то, Саша? Давай проходи, садись… Ириску хочешь?

— Не, я ирисок не ем. Мама говорит, от них зубы портятся.

— О как! — Не в силах сдержать радость, Игнат азартно потер руки и нацепил на лицо самую доброжелательную улыбку. — Ну, так что там про пистолет-то?

— Дак это самое… Ребята вам уже все рассказали… ну, друзья… А пистолета у меня уже нет. Я его по осени нашел… И два магазина патронов. Мы с ребятами по шишкам в лесу стреляли… А потом пистолет… это самое… украли. Вот, теперь без пистолета… — вздохнув, Саша развел руками.

— Да уж, — сочувственно покивал Ревякин. — Без пистолета — это не жизнь! Вот что, Александр, давай-ка, брат, поподробнее! Где нашел, когда нашел, при каких обстоятельствах… Опять же — когда и при каких обстоятельствах пистолет исчез, откуда… и, может, ты кого-то подозреваешь?

Саша рассказал все, причем весьма обстоятельно и подробно. Пистолет он нашел осенью, когда ходил на дальнее болото за клюквой. Во время войны там располагался немецкий полевой штаб, и местные жители много чего в тех местах находили — от снарядов до автоматов «МП-40». Да что там «МП-40»! Кто-то даже притащил в милицию пулемет «МГ-42», знаменитую «пилу Гитлера»! В общем, подобного рода опасного военного хлама в окрестных лесах хватало.

Внимательно слушая, Ревякин делал пометки в блокноте и время от времени кое-что уточнял.

— И что же, ты вот нашел и сразу стал по шишкам стрелять?

— Не-ет! — засмеялся парнишка. — Сначала домой принес. Почистил, смазал… ну, это самое… маслом от швейной машинки…

— И дома его и хранил?

— Нет, не дома, а в нашем блиндаже… Ну, это самое, блиндаж у нас… А весной, как снег таять начал, я его домой принес… ну, пистолет. Спрятал под сараем, ну, это самое, там бревно такое… так я его — с улицы, чтоб мама не нашла.

— Ну, брат, — с улицы! — покачал головой Игнат. — Этак любой мог взять.

— Не-е! Никто ж не видел. Я тайно!

— И что, потом вообще не вытаскивал?

— Вытаскивал. Это самое… — почти каждый день протирал… чтоб не заржавел. Но ребят не водил, ребята не знали.

— И когда обнаружил пропажу?

— Дак после первого мая… или после второго…

— В начале мая, значит… Ага-а… А сарай-то твой где находится?

— На Школьной, там угол с Южной…

— Да, совсем забыл! — хлопнул себя по лбу Ревякин. — Что за пистолет-то? Ну как выглядел?

— Так это самое… обычный такой «люгер» — «парабеллум». Девять миллиметров калибр.

— Точно — «парабеллум»? Не какой-нибудь там «вальтер» или «ТТ»?

— Да что я, «парабеллум» от «вальтера» не отличу?

В конце беседы Ревякин уточнил фамилии ребят, кто точно знал про пистолет, видел его, стрелял… Таких оказалось не так уж и много — всего шесть человек. Правда, они могли еще кому-то рассказать, похвастать…

— Ну спасибо тебе, Александр! — отложив ручку, искренне поблагодарил Игнат. — Ты в присутствии матушки все это повторить сможешь? Ну, на протокол…

— Угу.

— Ну и, может быть, следователь захочет лично тебя допросить. Опять же — в присутствии матушки. Так ты ее предупреди, чтобы не волновалась.

— Угу… — Мальчишка с любопытством вскинул глаза. — А вы разве не следователь?

— Нет, — развел руками Ревякин. — Я — оперативник. Уголовный розыск! Я ищу… А следователь все организует и документирует. Чувствуешь разницу?

— Угу!

Во второй половине дня прокурорское начальство вызвали в райком. Так вот, вдвоем, и поехали на черной служебной «Волге» ГАЗ-21: районный прокурор товарищ Христофоров и его пока еще зам, старший следователь Алтуфьев. Приехали прямо с обеда и еще прождали в приемной три часа — такие уж были в райкоме обычаи. А чтоб не думали тут о себе, не возомнили!

Первым вызвали прокурора. Выглянул из дверей хлюст в сером костюмчике — инструктор. Глянул со склизкой улыбочкой да вкрадчивым голоском пригласил:

— Товарищ Христофоров? Первый секретарь ждет… Прошу вас!

О как! — шепотом пожелав шефу удачи, невольно покоробился Алтуфьев. Первый секретарь ждет! Это кто еще кого ждет — разобраться бы… Подумав так, Владимир Андреевич вытащил из портфеля прихваченный с собой сборничек болгарской фантастики «Человек, который ищет», совсем недавно купленный в книжном, неподалеку от прокуратуры.

Секретарша, некрасивая, средних лет дама с волосами «в пучок», увидев в руках вызванного «на ковер» посетителя книгу в легкомысленно-пестрой обложке, возмущенно моргнула, но сказать ничего не осмелилась, потому как никаких указаний насчет этих прокурорских пока что не поступало. Скорее всего, обоим просто погрозят пальцем… хотя могут и выговор… Уж стращать так стращать!

Христофорова, впрочем, стращали недолго — Алтуфьев едва начал читать рассказ некого Светослава Минкова, как из дверей вывалился красный как рак шеф.

— Уфф! — усевшись на стул, он ослабил галстук, искоса взглянул на стоявший на столе графин, но попросить воды не осмелился…

Зато осмелился Алтуфьев — встал, подошел к столу…

— Можно? — и, не дожидаясь ответа, плеснул в графинный стаканчик водички, протянул начальнику: — Пейте, Аркадий Тимофеевич! Как там — не спрашиваю…

— И не надо!

Выхлестав воду залпом, Христофоров поставил стакан на стол. От такой наглости прокурорских секретарша побледнела, гневно почмокала губами и… снова не нашлась, что сказать.

Дверь отворилась…

— Товарищ Алтуфьев! Вас ждут.

Ага, ждут они…

Войдя в кабинет, Алтуфьев вежливо поздоровался.

За большим столом, под портретом Леонида Ильича Брежнева, насупясь, сидел первый секретарь райкома Вилен Иннокентьевич Венедский — сутулый, рафинированный интеллигент, этакий постаревший и заматеревший гайдаевский «Шурик»… Но щука — та еще!

Рядом, у приставного стола для совещаний, разместилась остальная райкомовская шатия, из которых Владимир Андреевич немного знал лишь двоих: второго секретаря товарища Кузнецова — плечистого малого с красным квадратным лицом (такому бы в молотобойцы, а не в секретари), и жизнерадостного толстячка Рассказова, зама по кадрам. То, что Рассказов был здесь, — плохая примета. Значит, возможны оргвыводы…

Все сидели с каменными лицами, искоса посматривая на первого секретаря.

— Здравствуйте, Владимир Андреевич, — холодно промолвил Венедский. — Присаживайтесь! Как говорится, в ногах правды нет… А разговор нам с вами предстоит тяжелый.

Кивнув, Алтуфьев присел на отдельно стоявший стул… Он все ж таки волновался — кругом собрались люди, облеченные нешуточной властью.

— Ну? — Вилен Иннокентьевич взглянул на вызванного с таким же строгим видом, как директор школы смотрит на пришедшего на проработку двоечника и хулигана. — Что же вы молчите, товарищ Алтуфьев? Что в свое оправдание скажете?

— Понимаю, по какому делу… — поднявшись, Владимир Андреевич сунул руки за спину. — Так ведь работаем! Работаем вдумчиво, серьезно, проверяем каждую мелочь…

— И долго намереваетесь проверять?

— Так ведь, Вилен Иннокентьевич, сроки-то пока что не поджимают! — развел руками следователь. — Поэтому и действуем со всем тщанием…

— Ишь, сроки их не поджимают… — хмыкнув, Венедский надел очки и глянул в лежащие на столе бумаги… — Ну да, ну да — еще недели три у вас имеются. Успеете?

— Думаю, да…

— Индюк тоже думал! — раздраженно хохотнул первый секретарь. — Извините за сравнение… Пока вы там «вдумчиво» копаетесь, мне каждый день звонит сам товарищ Толстиков!

Василий Сергеевич Толстиков, фронтовик и хозяйственник, человек прямой и честный, еще с хрущевских времен занимал должность первого секретаря Ленинградского обкома партии и заслуженно пользовался большим уважением и авторитетом.

— Если требуется, я могу и перед товарищем Толстиковым отчитаться! — серьезно заявил Алтуфьев.

— Вот так вот? — Первый неожиданно рассмеялся. — Прямо перед обкомом? А мы-то тогда тут на что? А, товарищи?

Товарищи возмущенно загалдели…

— Вот что, товарищ Алтуфьев, — сняв очки, повысил голос Венедский. — Сроки есть — укладывайтесь, ищите… И всех подозреваемых отпускать не торопитесь! Товарищ Христофоров нам тут кое-что доложил… Вы ведь член партии? Сколько уже?

— Год…

— Год! Так что смотрите… Сами понимаете — дело на контроле в верхах, и цацкаться мы с вами не будем! Не справитесь вы — найдем другого следователя! В Ленинграде, в Москве… Вы все поняли, Владимир Андреевич?

— Вполне, — отчеканил Алтуфьев.

— Тогда не задерживаю. Идите, работайте. И помните — сроки не ждут!

По пути назад, в прокуратуру, оба — и Алтуфьев, и Христофоров — молчали. Водитель даже выключил радио — начальство-то было мрачнее тучи!

Войдя в кабинет, Владимир Андреевич закурил папиросу и задумчиво глянул в окно. На улице накрапывал дождик, постепенно становясь все сильнее. Был конец рабочего дня, и прохожие поспешно бежали к автобусной остановке, некоторые же прятались от дождя под деревьями или в ближайшем продмаге. Вот, подняв тучу брызг, пронесся мотоциклист на синей «Иж-Планете». Мокрый, в шлеме и мотоциклетных очках, он сильно напоминал Ихтиандра.

Шлем… Очки… Тоже еще — приметы… Хотя их ведь надо купить — и шлем, и очки… Это не дефицит, вполне моги купить и в Озерске. Тогда легко будет установить — кто. Установить — и проверить. Рыть, как золотоискатели пустую породу в поисках жилы… А что еще делать-то?

Потянувшись, Алтуфьев включил проводное радио — надоело сидеть в тишине… глухой, гнетущей…

— Сегодня, семнадцатого июня, федеральный канцлер ФРГ Курт Кизингер выступил с заявлением…

Дождь еще больше усилился — уже хлестал ливнем! А скоро уже ехать домой… Придется пережидать.

Владимир Андреевич вновь потянулся за папиросой.

Зазвонил телефон…

— Слушаю, прокуратура, Алтуфьев… Кто? А, привет, Игнат! Как живете-можете? Как дело… вернее — дела? Какой еще «люггер»? Парабеллум? Ах, пистоле-ет!

Пистолет!!!

Нашелся!!

Не сам, так хотя бы его след!

— Так, кто там? А… мальчик… ага, ага… понял… Вот что, Игнат! Вы обязательно связи его проверьте… и не только его — по списку… ну, по тому, что составили. В первую очередь — взрослых проверьте… ну, там родителей и всех прочих… У кого-то, может быть, взрослый приятель имеется… Как в фильме «Путевка в жизнь» — ищи жигана рядом!

После телефонного разговора со следователем Ревякин озадачил всех — участковых, дежурку, Мезенцева. В очередной раз проверили покупателей шлемов и очков. Магазины работали до семи — опросить успели… А к восьми явились с докладами.

Мотоциклетные шлемы и очки поступали в продажу не так уж и часто. Штук пять привезли еще в марте в ОРС и четыре — в универмаг райпо, но уже в апреле. Припомнить покупателей продавщицам особого труда не составило — все же не Москва, все друг друга знают.

— Молодцы! — похвалил возглавивший совещание начальник, Иван Дормидонтович. — Лихо отработали, быстро! А почему только за последний год? Вернее, за несколько месяцев?

— Так, рассуждая логически, вряд ли преступник годами преступление готовил. Скорее всего — именно в последние месяцы… — повел плечом Ревякин.

— Ну-у, допустим, так, — покивал начальник. — Что дальше думаешь?

— Думаю списки сравнить… Тех, кто купил шлем с очками, и тех, кто заклеивал протекторы у Воронкова.

— А что, преступник сам не мог заклеить?

— Самому муторно, — покачал головой Игнат. — Да и оборудование надо иметь — тот же вулканизатор, клей и прочее. А про то, что Воронков такие услуги оказывает, все, кому надо, знали. Так к чему огород городить?

— Так-то оно так… Да преступник-то далеко не дурак!

— Но ведь и всякую мелочь не предусмотришь…

При сравнении двух списков получилось тринадцать человек, включая самого Воронкова. Трое отпали тут же. Воронков — понятно почему, а еще — некий Сергей Морковкин из торга и несовершеннолетний работник ЛДОКа Николай Кныш. У тех мотоциклы оказались неподходящего цвета — голубые.

— Так, кто у нас остался… — Верховцев надел очки… — Верхолазов Виктор, тридцати лет, леспромхоз… Борисов Кузьма, шестнадцати лет… Не маловат? А впрочем, на алиби все же проверьте… Так, кто тут еще… Кузнецов, Иванов, Веригов — хороший, кстати, парень… Ширяев Виктор… Это который Ширяев? Учитель физкультуры из первой школы?

— Он, — покивал Макс. — У него еще туристский кружок в Доме пионеров. Как раз недавно в поход ушли.

Сорокин вдруг усмехнулся:

— Туристы у Гнилой Топи на ночевку встали. Приходили в автолавку, в Куличкино… Есть у меня там свой человек… Альбина Михайловна… Позвонила — проинформировала.

— Вообще-то это мой человек, — несколько обиженно промолвил Дорожкин. — Ну позвонила и позвонила…

— А я сейчас магазин ОРС проверял… — Сорокин вдруг улыбнулся так загадочно, что все невольно повернулись к нему. — Потом в продовольственный зашел, за… ну, неважно… А там как раз автолавка вернулась из тех краев. Ну, она от ОРСа ездит… Я и поговорил с продавцом. Так вот, этот ваш Ширяев купил в Куличкине две бутылки «Старки». И расплатился… новенькой десятирублевой купюрой!

— Хм… — пожал плечами Игнат. — И что с того? Может, им в школе отпускные таким купюрами выдали… Но, конечно, проверим. Ну и Вальку Карася не забудьте… раз уж примерно знаете где… Если, конечно, Танька Щекалиха вам не соврала и не предупредила своего дружка. Она ведь вполне может!

— Может, — согласно кивнул Дорожкин. — Сегодня же и прокатимся… А, Макс?

Вальку Карася взяли «тепленьким». Там, где и указала Татьяна, — в Бурмакове, на самом краю деревни, у ручья… Валька спокойно спал себе в баньке, в обнимку с опустевшей бутылкой плодово-ягодного вина за рубль две. Вторая, такая же, бутылка, наполовину опустошенная, стояла рядом, на перевернутом тазике — этакий импровизированный столик…

Войдя, Дорожкин спрятал пистолет в кобуру и затряс пьянчугу за плечи:

— Валя-а! Вставай! Эй, просыпайся… Пора!

— Ы-ы-ы! — Издав нечленораздельный вопль, Карасев перевернулся на другой бок и едва не свалился с лавки.

— Вот ведь гад!

Делать нечего — пришлось тащить, раз уж не добудиться. Никакого сопротивления Валентин не оказывал, разве что просто не мог идти, а очутившись в милицейской коляске, вдруг проснулся и громко затянул песню:

— Я люблю-у-у тебя, жи-и-изнь…

Вот под этот аккомпанемент в отделение и поехали. Вечерело…

В отблесках вечерней зари зловеще сверкнула отвертка… Острая, словно средневековый стилет.

— Значит, не хочешь… — сплюнув, Ширяев… протянул отвертку Женьке. — На, подержи пока…

Рванув рюкзак, он вытащил оттуда банку сгущенки и, забрав у девчонки отвертку, ловко проделал в банке две дырочки…

— На вот, закуси!

— Ой, вкусно… — оценила Женя. — Только приторно очень… Но все равно — спасибо!

Виктор Петрович вдруг рассмеялся:

— Давай, давай, закусывай! А то развезет после «Старки»-то. Мне тебя потом на себе тащить?

— Ой, прям развезет! — обиженно протянула девушка. — Это с трех глотков-то?

— Зато какие это были глотки!

— Да ну тебя! — фыркнув, Женька вернула банку и поднялась на ноги. — Ну что, пошли?

— Пошли. — Допив сгущенку, кружковод выбросил опустевшую банку в кусты и подхватил девчонку под руку. — Жень, ты это… не рассказывай никому, а?

— Да больно надо! Ой…

— Вот! А говоришь — три глотка! Шатаешься.

— Да ладно! Идем.

По пути раза три присаживались отдыхать и, конечно, своих не нагнали — когда явились в лагерь, все были на месте и уже доедали уху.

— Знатная ушица! — облизав ложку, похвалила Маринка Стрекоза. — Пальчики оближешь. Коля Кныш такой молодец! А мы вам, кстати, оставили. В маленьком котелке…

Уха и впрямь оказалась вкусной — с перцем и перьями дикого лука. Или это был чеснок — без разницы, все равно вкусно… И да, Коля Кныш — молодец! Ну и его напарник, Росляков Костя. Уж рыбы наловили изрядно! Налимы, окуньки, щучки… Даже радужная ручьевая форель!

— Мы там и крючки поставили, — довольно улыбался Кныш. — Утром с Костяном проверим… Ну и утреннюю зорьку встретим — тоже поймаем чего…

Маринка радостно всплеснула руками:

— Ой, мальчишки! И я с вами пойду. Я тоже же люблю рыбалку, мы с папой ходим…

— Любит она… — хмыкнул Костя. — Распугает только всю рыбу! Девчонки — они такие.

— Да пусть идет! — расслабленно отмахнулся Николай. — Вместе веселее. Только, Мариш, не проспи.

— Да уж не просплю. Я вообще встаю рано…

За дальним лесом медленно опускалось солнце, растекаясь по реке сверкающим оранжевым золотом. Где-то неподалеку стучал дятел, а вот запел-засвистал соловей… так красиво, заливисто…

Дежурные чистили в реке котлы. Песочком… Вымыв свою миску, Женька уселась на траву, расслабленно вытянув ноги. Рядом подсел Коля Кныш.

— А ты что? С нами завтра на рыбалку не хочешь?

— Нет. Я лучше посплю… Устала.

— Понятно… Находились.

— Уж да… Ах, соловей как поет!

— Это, Женя, малиновка.

— Да нет — соловей! Ну я же слышу.

— Соловей так соловей, — покладисто согласился юноша, — спорить не буду. А если вдруг надумаешь на рыбалку — милости просим. Во-он мой шалаш, оттуда поутру и пойдем…

— Даже не знаю… — задумчиво покусала губу Женька. — Нет, все же посплю.

— Тогда спокойной ночи!

— И тебе, Коля… Нет, это точно соловей!

Смотри-ка, даже не предупредила… Ну, Щекалиха! Выпустив в форточку дым, Игнат Ревякин задумчиво посмотрел в окно. Утро выдалось какое-то хмурое, серенькое, но пока без дождя. Да и ветерок — вон, листья на тополях да березах шевелятся, — может, тучи-то и разнесет? Или, наоборот, нанесет еще больше…

Однако как же так? Татьяну Щекалову Ревякин неплохо знал, да и с неделю назад как-то встретил ее в магазине… Почему же она Вальку Карасева так легко выдала? Что, совсем надоел? Но это же «ейный» мужик! Про которого любая (и не только деревенская) баба будет хвастливо говорить — «мой». «А мой-то вчера нажрался как свинья, паразит!», «А мой мне синяк под глазом поставил — приласкал». Еще с военного лихолетья так повелось — мужики-то не у всех… А у кого имелись — те хвастались и частенько всякое пьяное быдло — вроде Вальки Карася — терпели. Да еще и синяками похвалялись! «Мой» поучил! Бьет, значит, любит… Почему же тогда Танька… Неправильно как-то это. Неправильно!

Кто-то постучал в дверь…

— Можно?

— Заходи, Максим… Давай садись и рассказывай, с чем пришел.

— С докладом, товарищ капитан!

— Ладно выпендриваться-то! — хмыкнул Ревякин и сел за стол. — По мотоциклистам хочешь доложить?

— Ага, по ним…

Среди проверенных милиционерами владельцев мотоциклов под подозрение попали шестеро. Из которых сейчас остались трое, в том числе и учитель физкультуры Ширяев, недавно ушедший в водный поход. Именно Ширяев расплачивался новенькими десятками…

— Проверил и это… — вздохнул Максим. — Отпускные в Первой школе выдали — там и новые «красненькие» были… Вот нам только такими не выдавали, все рваными! Таньке Щекалихе в лесхозе «на елочках» — и то…

— Да, — вдруг встрепенулся Ревякин. — Про Щекалиху… Что-то тут не вяжется с Карасевым… Вроде как любовь у них, а Танька его сдала не моргнув глазом. Или что — прошла любовь, завяли помидоры?

— Я и сам про это думал, — признался Макс. — Танька-то в последнее время — вся из себя! Посмотришь — прямо графиня. Накрашенная, причесанная, в платье красивом… Значит, есть у нее мужик — иначе бы с чего такая счастливая? Только, думаю, мужик этот — не Валька Карась!

Игнат довольно потер руки:

— А вот здесь ты, похоже, в самую точку! Как он сам-то? Я про Карася…

— Не протрезвел еще.

— Как протрезвеет — давай его сюда. Дело-то у Пенкина, а тот в отъезде… Так что сами спрашивать будем. Про кофту, про часики… И про Таньку тоже. Кстати… — вдруг припомнил Ревякин. — Она Вальку как-то за вином послала с новенькой десяткой!

— Так Дорожкин же проверял. Вроде нормально все.

— Все равно — перепроверь!

— Обязательно! Думаю, к вечеру можно уже и Карася потрясти… Да… — уже поднявшись, вдруг застыл Мезенецев. — Степаныч, я вот что думаю… Не про Вальку — про мотоцикл. Ведь мотоцикл-то и перекрасить недолго… А мы все темный ищем. А вдруг?

— Ну что сказать? Проверяй! Слушай… — Ревякин вдруг улыбнулся: — Там из присланных один сержант есть, Цветков… Похоже, толковый парень. Ты на мотоцикл его настропали, глядишь, чего и нароет.

Утром Женька проснулась рано. Сквозь щель в пологе палатки проглядывало серое небо. Значит, пасмурно. Однако дождь по брезенту не стучит… Настучался уже, лил почти всю ночь — так мокрыми и спали! Уж что с палаткой ни делай, а в дождь все равно промокнет, протечет, одно слово — брезент.

Стараясь не разбудить подружек, девушка выбралась наружу и, натянув брюки, спустилась к реке — умыться. Было еще рано, часов шесть, даже дежурные еще не проснулись… Интересно, чья лодка сегодня дежурит? Тьфу! Так ведь они с Коленькой нынче дежурные! Ну да, раз вчера — Вера с Лешкой Ивановым.

Надо хотя бы костер развести! Вчера две сушины завалили, дров полно — а куда их девать-то, если после завтрака отплываем? Ох, не хочется в такую погоду… Кругом сыро, мокро, противно… Да и дождь, скорее всего, пойдет.

Что-то плеснуло за кусточками, рядом… Женя повернула голову и увидела Колю Кныша. Раздетый по пояс, он, согнувшись, стоял у реки и умывался… Да нет — брился! Ну точно, брился — вон на подбородке мыльная пена! Первый пушок… Все ж почти шестнадцать лет — мужчина…

— Николай, доброе утро!

От неожиданности юноша вздрогнул и выпустил из рук помазок. Тот упал прямо в реку, и Коля тут же прыгнул следом. Поймал… выбрался на берег… Улыбнулся… Смешной такой, растрепанный, мокрый…

— И тебе доброе утро, Жень! Все же решилась на рыбалку?

— Ой, нет! — с сожалением отмахнулась она. — Мы же сегодня дежурим. Ну, наша лодка… Завтрак приготовим — и в путь.

— В путь? — Николай озадаченно покачал головой. — Что, Петрович здесь дневку не будет делать?

— Не, сказал — на озере.

— Жаль! Погода-то… Как бы не дождь!

— И не говори.

— Жаль, что ты без рыбалки… А Марина спит еще?

— Ничего я не сплю! — Маринка Снеткова подошла к реке при полном параде: в брезентовых штанах, в косынке… с удочкой! — Это напарничек твой дрыхнет — Костя.

— Кто дрыхнет? — подошел к ребятам Костя Росляков. В правой руке он держал саперную лопатку, в левой — консервную банку. — Я и червей уже накопал!

— Ты, Костян, настоящий кент! — восхищенно воскликнул Кныш. — Молодчина! Ну что, поплыли? Вон туда, к плесу… там омуток… Нашу лодку возьмем… Марина, давай руку! Костян… грябай!

Проводив отплывшую лодку завистливым взглядом, Женечка вздохнула и принялась разводить костер. Взяв топор, первым делом порубила полено в мелкие щепочки, сорвала кору, расщепила, сложила все домиком и чиркнула спичкой… Не повезло — порыв ветра загасил вспыхнувший огонек. С первого раза не вышло, зато получилось со второго. Вспыхнув, дернулось, затрепетало пламя… еще щепочку… еще… А теперь — и поленья можно…

— Ой! А ты что так рано?

Вот и напарничек проснулся — Коленька Ващенков.

— Выспался?! — язвительно спросила Женька.

— Ну-у… вообще, нет еще. Пойду к речке, умоюсь…

— Э! Котлы возьми! Воды заодно принесешь…

Вытащив из накрытого тентом шалашика (продуктовый склад) рюкзак, Женя принялась перебирать крупы — что еще осталось из того, что купили вчера. Мука имелась, можно было пожарить оладьи… Хотя нет, лучше уж рыбу, иначе пропадет, хоть и чищенная, в крапиве… Да и ребята сейчас наловят — куда девать? Так… маргарина-то хватит? Пожалуй, да…

За спиной послышались шаги — Коля.

— А, водичку принес, — обернулась Женя. — Ты что такой задумчивый? Не проснулся?

— Там мужик какой-то ходит. На том берегу, — тихо проговорил парнишка. — И чего ему там надо? В плаще брезентовом… с капюшоном… Знаешь, мне показалось, что он прятался. Браконьер, наверное…

— Наверное… Но сам же говоришь — на том берегу.

— Так тут мель… Хотя черт с ним! Ушел и ушел. Он-то один, а нас тут много.

— Так, давай-ка, порежь рыбу, — махнув рукой на непонятного мужика, Женя принялась распоряжаться. — В муке сейчас обваляем… Так, где соль? А, вот она… Сковородку вчера помыли?

— Так там же старый жир еще!

— О! Отлично! Угольки повороши…

Минут через двадцать уже скворчала жареной рыбой разогретая на углях сковородка. Закипал и подвешенный над костерком котелок для чая…

Явились и рыбаки с уловом! Кстати, мужика в брезентовом плаще они тоже видели, но так, мельком…

— Эй, вставайте уже, лежебоки! — попробовав рыбку, громко закричала Женька. — Вкуснотища! Кому не достанется — тот сам и виноват.

Да подгонять-то никого и не надо было! Потянувшийся от костра запах жареной рыбки говорил сам за себя.

Поели быстро…

— Пакуемся! — глянув на небо, распорядился Виктор Петрович.

Ребята споро собрали рюкзаки и палатки, распихали по лодкам, оставшуюся поленницу дров хозяйственно прикрыли лапником — рыбакам пригодятся! Вспомнят добрым словом туристов.

— Виктор Петрович! — неожиданно закричала Марина. — А у нас лодка течет! Да еще так сильно.

— У нас тоже течет!

— И у нас!

Петрович тут же просек тему — еще бы, у самого тоже текло!

— Сворачиваемся! Выгружаемся! Сушим лодки!

Все действовали сноровисто, умело и быстро. Вытащили поклажу, затем — и сами лодки перевернули, осмотрели…

— Ой, а у нас проткнуто!

— И у нас…

— Похоже, как на борону наехали!

— Или на колья! Ну рыбаки сетки ставят…

— Ну не может же так, чтобы все вместе на колья нарвались? — возразила Женя.

— А может, проткнул кто? — неожиданно выкрикнул Коля Кныш. — Наша-то лодка цела. Ну, так мы на ней рыбу ловили… И мужика какого-то у реки видели! Точно — браконьер! Он и проткнул! Так, на всякий случай. Не хотел, чтобы мы за ним…

Контора пригородного лесхоза располагалась недалеко от почты, на улице Северной. Обычный бревенчатый дом, обшитый досками и выкрашенный в голубой цвет. Мезенцев, вообще-то, собирался на почту — за журналом «Радио». Вдруг пришел уже? Вот заодно и в лесхоз…

На конторском крыльце толпились лесники и рабочие — выдавали аванс, и не так-то просто оказалось пробраться — пришлось поработать локтями…

— Да пропустите же, черт бы вас… — пробираясь, ругался Максим. — Я на пять минут всего… Пропустите, кому говорю! Милиция!

Уфф! Вот, наконец, и касса, бухгалтерия…

— Товарищ, вы к кому? Ах, из милиции… Ну если только недолго, сами видите, что тут… В приемную проходите.

Бухгалтер — высокая брюнетка с шиньоном — оправила коричневое крепдешиновое платье и, услышав вопрос, удивленно пожала плечами:

— Так про деньги уже как-то участковый спрашивал. Ну Дорожкин! Да, выдавали… В том числе — и новенькими купюрами по десять рублей! Я же ему еще в прошлый раз говорила… Что? Кому? Щекаловой? А вот ей — нет! Она, товарищ милиционер, на десятку тогда еще не наработала! Три дня только как вышла — вот и получила… я сейчас уточню по ведомости…

— Да не надо, спасибо. Значит, никакой новенькой десятки Щекалова не получала?

— Ни новенькой, ни старенькой. Точно — нет!