След на болоте

Глава 3

Максим Мезенцев почуял что-то неладное, едва только вышел после «летучки» из кабинета начальника. В прямом смысле слова — почуял! Носом… Унюхал, словно служебная собака Герда! Да и не только Макс — Ревякин с Дорожкиным и Сорокиным тоже морщились. Запах был настолько кондовым и сильным, что можно было подумать, будто в отделении прорвало канализацию… Если бы она тут имелась! Нет, конечно же, обычная уборная была, как почти во всех деревянных домах, но прорвать ее никак не могло — чему там прорываться-то? Однако запах…

Переглянувшись, милиционеры дружно потянулись на улицу — покурить, а кто не курит — так подышать воздухом. Максим тоже направился было на крыльцо, но тут краем глаза увидел незнакомого мужичка лет сорока или чуть постарше, скромно сидевшего на скамеечке возле кабинета оперативного уполномоченного… Ну не зря же он пришел? Ведь кого-то дожидался… Ясно кого…

— Вы ко мне? — подойдя, поинтересовался Макс… и тут же невольно затаил дыхание…

Лучше бы не подходил! Потому что именно от этого мужичка, вернее, от его спецовочки и кирзовых сапог и исходил этот «чудесный» запах — запах свежего навоза! Ну что же… на ферме-то от него — никуда…

— От, — поднявшись, мужичок протянул повестку. — Бумага да-ак! Велено прийти, вот я и… — Небольшого росточка, коренастый, круглое, простоватое лицо с легкой небритостью, кепочка, спецовка…

— А-а! — обрадованно воскликнул Максим. — Вы, значит, Верников! Шофер с Макаровской фермы.

— Ну-у, это… В точности так, — солидно кивнул мужичок. — Верниковы мы. Ондрей Васильевич. Шофер.

Похоже, он совсем не чувствовал запаха… Ну так привык! В отличие от Макса и всех прочих. Однако Верников вполне мог оказаться весьма важным свидетелем… а может, и нет. Но что гадать?

— Заходите, Андрей Васильевич! Спасибо, что пришли.

— Ну-у, это… Завсегда рады, товарищ начальник.

По характерному говору Мезенцев сразу догадался, что Верников был родом вовсе не из Макарова и не из Вяльи, а, скорее, с Валуи или еще откуда-то подальше — совсем в другой стороне.

— А вы, верно, с Валуи, Андрей Васильевич?

— Брат у меня там, бригадиром! — с гордостью отозвался посетитель. — А сами мы, ну это… григоровские.

— Григорово… — Мезенцев мечтательно закрыл глаза. — Красивые там места. А орешник какой! Растут орехи-то?

— Росту-уть. Куды ж им деться да-ак? А вы, верно, тоже оттель?

— Бабушка из Пильтено.

— Ох ты ж! Ну это… Все наши места.

Взгляд Верникова резко потеплел, да и вообще, судя по всему, он вдруг почувствовал себя гораздо увереннее и спокойнее — видать, не ожидал встретить земляка в таком месте.

— Мотоци-и-икл? — выслушав Максима, переспросил Верников. — Надо… ну, это… вспомнить.

— Вот-вот, Андрей Васильевич, вспомните! Восьмого мая это было. Как раз перед Днем Победы.

— А, перед Днем Победы да-ак… Дак потом я в отпуск ушел. Ишо выпили. Ну, это… на ферме. В красном уголке…

— А до этого что было? — настырно продолжал Максим. — Ну, в рейсе… Навоз вы везли… никого по пути не встречали? Ну вспомните… Не обязательно мотоциклы. Может, грузовик какой…

— Так ить грузовик и был! — сняв кепку, Верников хлопнул себя по лбу. — Точно — был! Ну, это… как раз мне навстречу попался. Леспромхозовская «Татра»! Хороша машина да-ак! Я ишо подумал… ну, это… Вот у меня «пятьдесят первый» «газон»… хорошая машина, што ш… Но рессоры да пальцы — ухх! А масло-то хлешшет, да изо всех-то щелей! Без ведра и не выедешь. Коробка воет, что твои волки, мост течет… ручника считай что и нету да-ак! Так-то машина хорошая… Трясет, правда, — зуб на зуб не попадает, а ишо и сцепление… и три болта в лапках… А уж кабина! Но это… так-то машина хорошая…

— Значит, леспромхозовская «Татра» ехала вам навстречу? — перебил словоохотливого мужика Максим. — Так?

— Та-ак! — согласно кивнул тот и шмыгнул носом. — Ну, это… куды нам врать-то?

— А откуда вы знаете, что она именно леспромхозовская?

— Дак у них одна! С синей, ну, это, кабиной… Ой! Задери ж козу кабан! — Верников снова хлопнул себя по лбу. — И мотоцикл-то как раз тут и был! Как выскочит, да на обгон — на меня прям! Ну, думаю, куды и деватцы да-ак? Едва разминулся… Ой, как палил!

— То есть мотоциклист ехал очень быстро?

— Ну, это… Говорю ж — палил! Городской, ишь…

Мезенцев сразу заинтересовался:

— Почему же городской? С чего вы так решили?

— Дак наши-то кто в каске будет?

— Значит, мотоциклист был в шлеме… Так?

— Так. И ишо… ну, это… в очках! Круглые такие… Как же их… «Консервы», во!

— То есть мотоциклетные, я понял… А как мотоциклист был одет, не заметили?

— Дак быстро он пропалил, — махнул рукой Верников и задумался. — Что-то зеленое такое было… Ну, это… роба… Плащ! В таком же наш сторож ходит…

— А мотоцикл? — Максим уже не скрывал радости и боялся спугнуть удачу — уже кое-что вырисовывалось!

— Мотоцикл… Темный такой… Черный аль темно-синий — от тут в точности не скажу… «Ковровец» аль «Минск»… похожее что-то… Может, немецкий, трофейный…

— «ДКВ»?

— Ну, это… да…

— А такой мотоцикл по Ляхтинской дороге проедет?

— Хо! А чего ему не проехать-то? Коли что, дак и руками можно вытянуть — легкий!

Немного помолчав, Мезенцев задал, наконец, главный вопрос:

— Андрей Васильевич, а вот как вы считаете — молодой был мотоциклист или старый?

— Дак уж не старик! Молодой… Больно уж шустрый! И это — рожа бритая да-ак. Круглая такая… молодая…

— Круглая… И — ни бороды, ни усов… Ага-а-а…

Утром Женя проснулась по местным меркам довольно поздно — полдесятого! Вчера засиделись с родителями, потом смотрели по телевизору фильм про майора Вихря, а вечером девушка крутила радиолу — на коротких волнах поймала интересную передачу про «Битлз». Все это были «вражеские голоса», то ли Би-би-си, то ли еще что-то подобное, и, конечно же, советской студентке, тем более комсомолке, слушать все это было ну никак не к лицу… Но уж больно хотелось! Рассказывали про последний альбом «Битлов», который еще называли «Белым». Вышел он еще в прошлом году, но песен с него Женя не слышала, их даже в студиях звукозаписи еще не было… Ей понравились две песни — бодренькая «Облади-облада» и романтическая «Пока моя гитара тихо плачет».

Комната Жени располагалась сразу у входа, за круглой печкой-«голландкой». Небольшая, но уютная, оклеенная вырезками из журналов мод, фотографиями и цветными открытками с видами Риги, где жила старшая сестра. Ратушная площадь, Домский собор, церковь Святого Петра… без шпиля. Ну, когда-нибудь и шпиль восстановят…

Поднявшись с кушетки, она распахнула окно и, выставив на подоконник проигрыватель, поставила недавно купленную пластинку американского певца Дина Рида. Под нее делала зарядку и подпевала:

— Э-э… Лиза-Лиза-Лиза-Лиза Лизабет!

В таком-то вот виде ее и застала почтальонша Пелагея Елагина…

— Ой! А я смотрю — кто? А это ты. Женя! А чего голышом?

— Так я ж дома! Здравствуйте, тетя Пелагея. Чайку хотите?

— Не-е… Некогда, работы хватат. Ты вот лучше мне в извещении на бандероль распишись…

Небольшая, юркая, тетка Пелагея от природы обладала столь зычным и могучим голосом, что могла свободно заглушить сирену.

— Из Тарту… Это где хоть, Женечка?

— В Эстонии…

— А-а-а… Гляжу, частенько тебе оттуда пишут… Ухажер, поди?

— Ой, скажете тоже, тетя Пелагея! — отмахнулась Женька. — Сначала выучиться надо, а уж потом об ухажерах думать.

— А вот это правильно, Женечка. Правильно! Никуда эти парняги не денутся.

А вот в этом вопросе, пожалуй, юная мадемуазель Колесникова могла бы с почтальоншей и согласиться. Хотя…

— Тетя Пелагея, почта до скольки сегодня работает?

— Дак как обычно, до шести. С часу до двух — обед!

— Заеду… Спасибо!

Окатившись бодрящей водичкой в летнем душе, Женя накинула на плечи старую отцовскую рубашку и побежала в дом — собираться.

Наскоро попив чаю с овсяным печеньем, прикинула…

Сегодня нужно было поспеть в три места… даже в четыре! Во-первых — в Дом пионеров, переговорить с директором насчет похода. Во-вторых — мама просила зайти за молоком к Анне Кузьминичне Семушкиной, пенсионерке. Та держала корову и коз, и вот уже около года Колесниковы покупали у нее молоко по сорок копеек за литр. Вообще-то, разливное в магазине продавалось за двадцать восемь копеек, и по сорок было дороговато, но в магазине-то поди еще возьми — очередь! Да и невкусное там молоко, как считал Александр Федорович. Будучи завгаром, он получал сто сорок рублей, плюс еще премии, ну и жена, бухгалтер, — сто десять. Так что денег в семье хватало. Правда, еще дочку нужно было учить, но Женя старалась, сессию всегда сдавала прилично и стипендию получала. Вот и сейчас прихватила с собой учебники и конспекты… Зачет зачетом, а экзамен по средневековому праву — о-очень непростой! Как и преподаватель…

В-третьих, еще надо заглянуть на почту за бандеролью… Интересно, что там Тынис прислал? Наверное, пластинки… Да, и в-четвертых — обязательно навестить подружку, Юлю Сидорову. Та заканчивала школу, десятый класс, и сейчас сдавала экзамены, собираясь поступать в медицинский. Еще у нее был младший брат Игорек… как раз сейчас перешел в девятый.

Несмотря на занятость, Юля обиделась бы, если бы Женька не зашла… Так, на часок, не больше… Впрочем, это и ближе к вечеру можно сделать. Сначала — за молоком, туда пешком — на мотороллере расплескаешь бидон-то! А потом уже на почту и к Юльке.

Натянув синее с тонкими бретельками платьице и сунув ноги в белые босоножки, Женька, прихватив бидон, отправилась за молоком.

Улица Южная проходила по самой окраине городка, дальше, за домами и огородами, уже начинались холмы, поросшие хмурым хвойным лесом. Дом Семушкиной — крепкий, в четыре окна, пятистенок — располагался в самом конце улицы и был обшит досками, выкрашенными в светло-зеленый цвет. Телевизионная антенна и крытая шифером крыша явно говорили о том, что Анна Кузьминична вовсе не бедствовала, хотя никогда не упускала случая пожаловаться на маленькую пенсию.

Новый забор, калитка, подновленный хлев, сарай — было видно, что здесь жил кто-то рукастый… Или Семушкина кого наняла? Корову держала, коз, поросенка… Молоко, мясо — свое… Комбикорма можно взять в совхозе или договориться со школой насчет помоев… Другое дело — сено. Сенокос одной ну никак не поднять… Да еще и коз пасти надо…

Веранда оказалась открытой, а вот на двери, ведущей в дом, висел большой амбарный замок. Значит, хозяйка куда-то ушла, и надолго… Коровушка-то в общественном стаде, а вот коз приходилось пасти самой.

На веранде, на лавке, стояли две трехлитровые банки с молоком, и Женька знала, что делать. Положив на лавку бумажный рубль и юбилейные двадцать копеек с «Авророй», она перелила одну из банок в бидон. Одно дело уже было сделано. Правда, вот нести бидон оказалось тяжеловато… Ну что делать? В Дом пионеров-то надо было зайти, тем более недалеко тут… Лишь бы директор оказался на работе! Иначе — зря…

Голубой, сто раз перекрашенный, директорский «четырехсотый» «Москвич» Женька углядела еще издали и с облегчением перевела дух. Повезло! Еще бы повезло и с походом…

Длинное приземистое здание Дома пионеров было выкрашено в голубой цвет и кое-где явно требовало ремонта. Как раз этим делом и занимался какой-то голый по пояс мужик, деловито менявший доски крыльца. Вот примерился, отпилил кусок… и ловко застучал молоком…

Подойдя, Женька нерешительно остановилась — как теперь подняться? Подождать, пока не приколотит? Ну не мешать же…

— Да вы проходите, девушка! — обернувшись, неожиданно улыбнулся парень.

Да, да, именно парень, а не мужик — навскидку молодому человеку можно было бы дать лет шестнадцать или даже все восемнадцать. Симпатичный. Карие глаза, мускулистый, аккуратная стрижка с темно-русой челочкой, чуть вытянутое, несколько скуластое лицо, прямой нос, тонкие губы и взгляд… можно сказать, заинтересованный, восхищенный. Или это просто так показалось?

Черт! А у него еще и наколка на правом предплечье… Но не тюремная, нет, скорей, юношески-романтическая — какой-то корабль.

— Да вот, наколол по дурости, — перехватив ее взгляд, чуть смутился парень. — Теперь не знаю, как и свести эту чертову каравеллу!

— А вообще-то красиво, — улыбнулась Женя.

— Правда красиво? Вам точно нравится?

— Да, красивый кораблик… Только паруса какие-то смазанные…

— Так ветер же! А вы вообще к кому?

— Директор у себя?

— Да-а…

— Женечка! — из распахнутого окна выглянул директор Дома пионеров Аркадий Ильич Говоров. — Вы какими судьбами здесь?

— А я, Аркадий Ильич, к вам! Поговорить бы…

— Так заходите, поговорим! — рассмеялся директор. — Только осторожнее, не вляпайтесь в краску — у меня тут везде ремонт.

— Да я вижу!

Ремонт затронул и директорский кабинет — вся мебель была выдвинута в сторону, а диван и вообще вынесен в коридор. На книжном шкафу с папками и журналами стоял радиоприемник «Спидола»:

— напевала Аида Ведищева.

— Так о чем вы, Женечка, хотели поговорить? — сделав звук потише, поинтересовался Говоров.

Услышав про поход, он широко улыбнулся и тут же закивал:

— Ну да, ну да. В конце недели выходим… На пять дней! У нас тут как раз Петряев Виктор Петрович кружок туризма ведет, на полставки. Учитель физкультуры из первой школы… Вы ведь там же учились? Не помните?

— Нет, — помотала головой Женя. — Он уже после меня пришел.

— Ничего, сладитесь! Человек он хороший, добросовестный и дело свое знает…

— Ну здорово! — Женька вдруг засмущалась. — А он меня возьмет?

— Возьме-от! — тут же заверил Аркадий Ильич. — Хоть еще один взрослый будет, а то там одни дети, ну, подростки еще. Десятиклассники… Да вы, верно, многих знаете — Коля Ващенков, докторши нашей сынок, Вера Тимофеева… еще Марина Снеткова, комсорг… Еще Николай Кныш попросился, хоть он уже и не школьник — в ЛДОКе работает, но все равно еще несовершеннолетний. Но парень серьезный, рукастый… Да вы его видели на крыльце, он нам с ремонтом помогает.

— Этот? Хм… Ну да, серьезный…

— Еще и рыбак заядлый… Семушкиной Анны Кузьминичны племянник. Она на Южной живет, верно, знаете?

— Знаю. Мы у нее молоко берем.

Ага, значит, вот кто там такой рукастый! Что ж, в походе это очень даже пригодится!

— Так что, можно собираться, Аркадий Ильич? Вы когда точно уходите? И можно узнать — куда?

Говоров почему-то смутился:

— А вы, Женечка, приходите в субботу, с утра. Вот как сейчас примерно… Виктор Петрович как раз и явится, ребята… Инструктаж будет…

— Приду обязательно!

— Да, забыл сказать… — уже прощаясь, негромко проговорил директор. — Поход-то у нас — водный. Второй категории сложности… Вы на байдарке когда-нибудь пробовали?

На байдарке Женька пробовала. Еще на первом курсе… Но так, не очень активно. Впрочем, грести могла… И главное — вторая категория! Всего-то пять дней… А парнишка этот, Николай, очень даже симпатичный!

Загореть-то успел…

Поставив молоко в холодильник, Женя завела мотороллер и покатила на почту. В отделении оказалась очередь. Судя по количеству людей — минут на двадцать, не так уж и много. Тем более — от Тыниса бандероль…

— А кто последний? Вы?..

— Женя, привет!

Девушка резко обернулась и увидела Максима Мезенцева, старую свою, еще детскую любовь, а ныне — милиционера, сотрудника местного уголовного розыска.

Несмотря на жару, Максим был в пиджаке, точнее сказать, в серой пиджачной паре. Ну, так у него, наверное, там кобура! Вот и надел пиджак, чтобы людей не пугать.

Подумав так, Женечка улыбнулась. Расплылся в улыбке и Макс:

— Я тоже тебя рад видеть! Катька сказала — ты недавно приехала…

— Да. В поход вот ухожу — для зачета.

— А к нам…

— Не-а! У нас нынче в суде практика.

— Это плохо, что в суде… — Мезенцев вдруг посерьезнел и, понизив голос, сказал: — Знаешь что? Ты меня на улочке подожди… у афиши… Разговор есть…

Ах, разгово-ор… Интере-есно!

— Девушка, вам чего? — прервала Женькины мысли работница почты. — Ах, бандероль… Квитанцию давайте! Ага… Распишитесь… А вам, молодой человек, что?

— А мне «Технику — молодежи». Вон тот журнальчик, с Луной.

— Да где вы там Луну-то видите?

— Ну с лунной поверхностью… Спасибо!

Протянув рубль, Максим забрал сдачу и поспешно вышел на улицу, где его ждала Женька. Она стояла у афишного стенда, рассматривая рекламу нового фильма «Бриллиантовая рука».

— Говорят, хороший фильм, смешной. — Мезенцев встал рядом, вслух читая афишу: — Режиссер Леонид Гайдай… Композитор Александр Зацепин. В главной роли — Юрий Никулин!

— Смешной, даже очень! — рассмеялась Женька. — Я смотрела уже, в Ленинграде. Но еще раз сходила бы.

— Так давай пойдем, сеанс в двадцать ноль-ноль… — встрепенувшись, предложил Максим.

— Ну пойдем… — кивнула Женька и тут же предупредила: — Возможно, я с подружкой буду… А ты чего хотел-то? Ну, в смысле, разговор…

— Понимаешь, есть тут одно дело… — Максим, как и все в отделении, считал Колесникову своей, а потому не стал ходить вокруг да около, кратко, но в подробностях рассказал о подозрительном мотоциклисте.

— Легкий мотоцикл, мотоциклист в очках и в шлеме… без усов…

— Да слышала я уже про мотоцикл! — махнула рукой Женя. — От меня-то что надо?

— Ну-у… у подружек узнай — мало ли, молодежь тогда, с восьмого на девятое мая, собиралась… За клубом, на горках…

— Так вы еще что, не узнали? — усмехнулась Женя.

— Ищем… устанавливаем… Но сама понимаешь — тебе быстрее расскажут, не то что нам, взрослым, тем более — сотрудникам…

— Ну… помогу, поспрошаю… Ой, а я, значит, не взрослая?

— Да тебе больше шестнадцати никто и не даст! — Мезенцев засмеялся и вдруг чмокнул Женьку в щечку. — Ладно, побежал я. До вечера.

— Д-до вечера… — рассеянно отозвалась девушка.

Значит, взрослой ее не считали… Ишь ты, больше шестнадцати не дадут! И вот тут Женька пока не знала — обижаться или, наоборот, радоваться…

Винный магазин «Заря» располагался в самом центре города, однако не на виду, а сразу за старыми бытовыми мастерскими, на пригорке, густо поросшем кустарниками и рябиной. Очень было удобно — купил что надо да тут же, в кусточках, и выпил в хорошей компании под плавленый сырок «Дружба» за двадцать шесть копеек.

Дело шло к вечеру, и на крыльце магазинчика уже толпился народ — небольшое деревянное здание всю очередь не вмещало, а людей-то уже собралось порядочно: конец рабочего дня, а кто и пораньше ушел — ну как же тут пройдешь мимо магазина! Тем более что сегодня был привоз, и местные ханурики — Валька Карась, Юрик Нос, Колька Дебелый да Ванька Кущак — даже помогали разгружать машину… За что были удостоены устной благодарности продавщицы и, так сказать, «премии»… Сейчас они уже сидели себе в кусточках и «окучивали» третью бутылку крепленого двадцатиградусного «Солнцедара». Две пустые бутылки валялись рядом… То есть нет, конечно же, не валялись, а ждали своего часа — каждую можно было сдать в ту же «Зарю» за двенадцать копеек…

В очереди же люди все стояли солидные — трактористы в пропахших соляркой спецовках, небритые мужики в леспромхозовских робах, парочка пенсионеров и даже лица, отдаленно напоминающие интеллигенцию, — в пиджаках и шляпах! Еще вдруг откуда-то взялись две молодые женщины: милая блондиночка с косами, в голубом крепдешиновом платье — администратор Дома крестьянина Лена, и высокая, худая шатенка с шиньоном, в белом платье в горошек и бусами из янтаря на шее. Шатенку звали Ниной, и работала она в местном лесодеревообрабатывающем комбинате (ЛДОКе) бухгалтером.

— Ой, девушки! — обернувшись, один из «интеллигентов» галантно приподнял шляпу. — И вы за вином?

— А чем мы хуже вас? — засмеялась Нина. — Не знаете, импортное вино привезли? Венгерское или хотя бы болгарское?

— «Токай» привезли! Кажется, по два сорок.

— Еще «Велико Тырново». Дорогое, за трешку. Но оно с месяц уже стоит.

— Ой… мы «Токай», пожалуй, купим.

— Что, мужики? Пропустим девчонок без очереди?

— Конечно! Пусть идут!

Очередь покладисто расступилась.

— Девушки, проходите!

— Ой, спасибочки!

Ну так а что? Знакомые все кругом, можно считать — свои. Почему б и не пропустить?

Очередь-то шла быстро — чай, не на развес брали! Да и за прилавком двое было — продавщица Наташа и Галина Афанасьевна — заведующая. Так что дело спорилось! Кроме вина и водки, привезли еще и свежее «Жигулевское» пиво. Мужики в основном за ним и стояли, не водку же в середине недели пить!

Стояли, разговоры разговаривали — а чем еще в очереди-то заняться?

— А вот интересно, кто во Франции после де Голля будет? Поэр или Помпиду? А, Иван Иваныч? Что скажете?

— Скажу за Поэра! Де Голль же ему пост передал.

— Так-то оно так… Да Помпиду тоже дюже прыткий!

— А про самолеты слыхали? Под Псковом два самолета столкнулись! Народу разбилось — ужас!

— Чего-то по радио не говорили…

— Ага, скажут они, как же!

— Так ведь слухи-то ходят!

— Вот именно, Иван Иваныч, — слухи! Самолеты-то не пассажирские были, а два военных транспортника. У меня зять в Пскове служит — вот я и говорю…

— Вы бы поменьше болтали! Эвон, уже и милиция тут как тут!

И в самом деле, как раз в это момент к самому крыльцу магазина подкатил небесно-голубой милицейский «Урал» с красной полосой на коляске. Заглушив двигатель, участковый Дорожкин шустро поднялся по ступенькам.

— Здравствуйте, Игорь Яковлевич! — льстиво заулыбались «интеллигенты». — Вы, часом, не продавцов арестовать явились? Магазин-то не закроют? Нам в очереди стоять?

— Да не закроют ваш магазин! — входя внутрь, отмахнулся Дорожкин. — Так что стойте себе спокойно… Здравствуйте! Что тут у вас? О, пиво! Свежее?

— Свежайшее, Игорь Яковлевич! — Завидев участкового, заведующая заулыбалась и нервно поправила очки. Кто его знает — зачем милиция пришла? Может, про старые ценники дознались? Или про бой вина? Пожалуй, на бой в этом месяце многовато списали… Неужели все же про бой? Но тогда бы ОБХСС пришло, а не участковый…

— Вам пивка, Игорь Яковлевич?

— Мне поговорить бы… с глазу на глаз.

— А вот, в подсобочку проходите…

Следом за объемистой Галиной Афанасьевной Дорожкин прошел в подсобку — небольшое помещение, заставленное ящиками с пивом и вином. Впрочем, имелся там и конторский стол, и пара колченогих стульев, и вырезанный из «Огонька» календарь на стене.

— Новенькие купюры? По десять рублей? — переспросив, с облегчением улыбнулась заведующая. — Да, появились такие. И совсем недавно… Кто расплачивался? Гм… Это вам с продавцом лучше… Сейчас я ее подменю и пришлю…

— Вот спасибо!

Продавец, Петракова Вера, худенькая брюнетка лет двадцати пяти, появилась минуты через две и особого испуга не выказывала — видать, завмаг успела предупредить, что боятся нечего.

— Галина Афанасьевна сказала, что вы про новые купюры спрашивали? Ну да, были… Мы почти сразу и позвонили… ну, как заметили… Вечером стали выручку считать… Уж извините, как смогли — сами понимаете, народу…

— Что ж, спасибо и на том, — покивал участковый. — И конечно, кто ими расплачивался, вы сейчас уже и не помните…

Продавщица меланхолично пожала плечами и хмыкнула:

— Почему ж не помню? Одного как раз очень даже помню! Валька Карасев расплатился. Третьего дня еще.

— Карась?! — вскинул брови Дорожкин. — Новенькой «красненькой»?

— Вот и я удивилась, потому и запомнила… Кого другого — нет, а вот Карасева запомнила.

— Интересно, откуда она у него?

— Не знаю. Может, где захалтурил?

— А где он сейчас работает?

— Так у нас иногда… грузчиком… А официально числился в ЛДОКе. Ну рядом тут, на складах… Если уже за пьянку не выгнали…

Поблагодарив бдительную продавщицу, участковый поднялся со стула… и в дверях столкнулся с заведующей — та держала в руках две бутылки пива:

— А это, Игорь Яковлевич, — вам! Холодненькое!

— Типа взятки, что ли?

— Ну что вы… Просто без очереди. Поди, дел-то полно… Семьдесят четыре копейки с вас…

— А, ну если так, тогда спасибо, Галина Афанасьевна!

Дорожкин протянул заведующей мятый бумажный рублик… и тут же получил сдачу — двадцать копеек и пятак.

— Ну копеечку должны будем — напомните! — засмеялась завмаг. — Или вот… Держите-ка спичечек коробок.

Пиво участковый не прятал, так в руках и нес. Чего ж собственного народа стыдиться? Тем более что куплено честно…

— Что-то мало взял, командир! — засмеялись в очереди лесорубы.

Милиционер отмахнулся:

— Так ящиками-то не пью… Вы лучше скажите, Карасева Валентина поблизости не видали?

— Карася-то? Дак он давно уже в зеленом ресторанчике! Вместе с ханыгами-дружками…

— Поди, уже тепленькие.

— Вон там, командир, за той вербой…

Сунув пиво в коляску, Дорожкин обогнул кусты, зайдя, так сказать, с тыла. Услыхав за кусточками голоса, ненадолго остановился, прислушался…

— А я ее ага… Слышь? А она мне… Вот же ж тварина!

— А ты б ее…

— Слышь! А я тогда…

Судя по голосам, еще не такие и пьяные. Ну, да это дело недолгое…

Хмыкнув, участковый развел руками ветки…

— Здравствуйте, товарищи алкоголики!

— Ой! — у кого-то из ханыг выпал из рук надкусанный плавленый сырок. — Игорь Яковлевич!..

— Хорошо устроились! — Дорожкин сразу начал с наезда. — А между прочим, статью двести девятую за тунеядство еще никто не отменял!

— Дак мы, товарищ начальник, работаем! В леспромхозе…

— От вашей-то работы, я смотрю, кони не сдохнут! Стаканы откуда взяли? Из автомата, поди?

— Что ты, начальник! — замахал руками осанистый Колька Дебелый. — Как можно? Стаканы эти тут завсегда, на ветках висят — сохнут…

— Ага… и никогда не бьются!

— Не, в автомате мы не брали… Скажи, Карасик?

— Точно не брали, гражданин начальник! Не мы это — зуб даю!

Валентин Карасев недавно вернулся с отсидки, где отмотал два года за кражу. Лет тридцати, чернявый, небольшого росточка, с вытянутым, словно у колхозного мерина, лицом и впалыми щеками. По характеру же — трусоват, в драку не кинется, хотя дешевые понты бросать может, особенно среди малолеток…

— А ты, Валентин, чего на отметку не явился? — глянув на Карасева, недобро прищурился участковый.

Темные, близко посаженные глазенки недавнего сидельца испуганно забегали:

— Так это… командир… забыл! Зуб даю — забыл… Вот из головы вылетело… Завтра же приду, клянусь!

— Завтра можешь не приходить, — Дорожкин милостиво кивнул и усмехнулся. — Прямо сейчас беседу составлю! Отойдем на пару минут.

— Ну, Игорь Яковлевич! Това-арищ начальник… — глядя на наполненные стаканы, заканючил Карась. — Может, это…

— Не может! Сказал — на пару минут.

Переговорили здесь же, на лавочке под рябиной…

Дорожкин не собирался здесь долго париться, сразу приступил к делу.

— Червонец? — нервно переспросил Карась. — Какой червонец?

— Новенький такой, хрустящий… Только не говори, что вам в ЛДОКе аванс такими купюрами выдали, — я проверял!

Ничего, конечно, участковый не проверял — просто взял на понт, с трусоватым Карасевым такой номер вполне прошел бы…

— Ты же им в «Заре» расплатился, забыл?

— А, червонец… «красненькая»… Ну расплачивался — и что? Э, начальник, это честный червонец, не ворованный! Мне его баба моя дала и в магаз за бухлом отправила!

— Кто-кто дал?

— Ну говорю ж — моя баба!

Выражение «моя баба» Валентин произнес с гордостью, чтобы видели — он не какой-нибудь там никому не нужный шаромыжник, а человек солидный, авторитетный… вот даже баба у него есть!

— Понимаю, что баба, — прищурился участковый. — Кто такая? Проживает где?

— Дак это… Танюха! А живет на Нагорной…

— Танюха с Нагорной? — Дорожкин едва сдержал смех. — Щекалова Татьяна, значит, нынче твоя женщина? Ну-у… шерочка с машерочкой… друг друга нашли! А у нее червонец откуда?

— А я почем знаю, начальник? — пожал плечами Карасев и сплюнул через выбитый зуб.

Татьяна Максимовна Щекалова, в просторечье — Танька Щекалиха, разбитная особа лет под тридцать, состояла на учете у Дорожкина уже лет семь как лицо, ведущее антиобщественный образ жизни и склонное к мелким кражам. Проживала Танюха в покосившейся избе на самой окраине городка, на улице Нагорной, сразу за старой церковью, где всегда ошивалась местная шваль типа Ваньки Кущака с дружками. Игорь давно собирался упечь ее за тунеядство, тем более что условный срок у нее уже был… Однако, судя по всему, Щекалиха образумилась и последние годы вела себя смирно, по крайней мере, соседи на нее не жаловались. Разве вот недавний случай с постельным бельем…

Ну что же… сию особу можно и навестить, тем более давненько что-то она не проверялась по месту жительства…

— Татьяна вроде в больнице работает, уборщицей…

— Не, начальник! Уволилась с месяц назад, теперь на «елочках».

Понятие «на елочках» означало работать в пригородном лесхозе по восстановлению лесного фонда. Работа была временная, сезонная… однако, если не лениться, можно было получить неплохие деньги. Да и брали туда всех, даже школьников…

— А в уборщицы-то она всегда сможет. — Валентин с тоской оглянулся на заросли.

— А дома Татьяна когда будет?

— Так она и сейчас дома. Приболела — на работу с утра не пошла.

Знакомая изба на Нагорной выглядела неожиданно нарядно. Ситцевые занавески, цветочки на подоконнике, небольшой огородик и даже цветочная клумба! Рядом с клумбой, на старой раскладушке, лежала молодая женщина в черных трусах и белом лифчике — загорала. Этакая вполне себе стройная блондинка… Ну да, красивая, в общем, баба — если б не пила бы еще…

— Здравствуй, Таня, — отворив калитку, громко поздоровался участковый. — Загораем?

— Хо! Участковый! — приподнявшись на локте, Щекалиха распахнула глаза. — То-то я и слышу — мотоцикл грохотал… По мою душу? Начет того белья?

— Так с бельем-то мы вроде уладили… Ты чего на работу не пошла?

— Так, Игорь Яковлевич, не захотела, — потянувшись, честно призналась женщина. — Да в лесхозе и не обязательно каждый день. Работа-то сдельная…

Участковый хмыкнул:

— Вот уж да — хочу пойду, хочу — нет. Слышал, ты с Валентином Карасевым живешь?

— Это он у меня живет, — презрительно прищурилась Татьяна. — Иногда! Надоест — выгоню к черту. Сам знаешь — у меня не заржавеет.

— Да уж… Умеешь ты дружков себе подбирать. А вообще, выглядишь неплохо!

— Спасибо, Игорь Яковлевич!

Женщина неожиданно зарделась, видать, похвала участкового была ей приятна. И в самом деле, к большому удивлению Дорожкина, Татьяна выглядела на все сто… ну, если сравнить, скажем, с прошлым годом. Лицо не осунувшееся, без морщинок и без бланша под глазом… приятное такое личико…

— Смотрю, журнальчик, — наклонившись, участковый поднял валявшийся рядом с раскладушкой иллюстрированный журнал, прочитал написанное на латинице название. — «Одивани»… Мода, что ли?

— Мода, — повела загорелым плечом Танюха. — Между прочим — заграничный! По выкройкам платье себе пошью, модное! А что я, не женщина, что ли?

— Да женщина, женщина, — улыбнулся Дорожкин. — Это где ж такие журнальчики раздают? Наверное, там же, где и новенькие червонцы?

— Какие еще червонцы? — недоуменно моргнула Щекалиха.

— А такие! С которым ты Вальку не так давно в магазин погнала. В «Зарю»!

— А-а-а… было дело, — припомнила Таня. — Ну и что с того? Между прочим, мне этим червонцем в лесхозе аванс выплатили! Так что «красненькую» я самолично честным трудом заработала!

— Ну, заработала — и молодец!

Прощаясь, участковый все же погрозил ей пальцем:

— Но смотри у меня, больше не балуй.

— Да что ты, Игорь Яковлевич! Я ж теперь по-другому живу… Совсем-совсем по-другому…

Аванс в лесхозе выдавали в том числе и новенькими десятками, Дорожкин специально позвонил, проверил… Так что «пустышка» оказалась, увы…

Девчонки бесились — прыгали и плясали под популярную песню. Что и понятно, давно не встречались, не сплетничали — было что друг дружке рассказать!

Женькина подружка Юля Сидорова вместе с братом Игорьком и родителями жила довольно далеко от центра, на первом этаже в небольшой трехкомнатной квартире. Обычная квартира, как у всех, — домотканые половички, скромные ковровые дорожки, в прихожей, на стене — выжженный на деревянной дощечке портрет Есенина с трубкой, в большой комнате — Хемингуэй с бородой! На книжных полках — Маяковский, Пушкин и толстые серо-голубые томики «Нового мира»… Телевизор «Огонек», вполне себе стильный и недешевый…

— Уфф! — выдохнув, Юлька выключила магнитофон и уселась на диван, вытянув длинные ноги. — С утра до вечера билеты учу! Экзамены эти… — одернув короткое домашнее платьице, пожаловалась она.

— Понимаю, — кивнула Женечка. — У меня тоже сессия скоро… Ой! Бандероль же! В багажнике, в мотороллере… Сейчас сбегаю… Посмотрим, что там Тынис прислал?

— Ага! — хлопнула в ладоши Юлька. — Вы как, кстати, с ним? Только целуетесь или уже… что-то большее?

— Ну-у… кое-что было… — махнув пушистыми ресницами, покраснела Женька.

— Здорово! — азартно встрепенулась подружка. — Расскажешь, пока Игорек не пришел?

— Ну-у… Ой… надо же бандероль забрать!

Тынис прислал пару маленьких пластинок — синглов — и еще одну книжку — брошюру по средневековому праву.

Брошюре Женька обрадовалась. Впрочем, и пластинкам тоже.

— Гляди-ка, «Битлз»! Фирменная! — хлопнув ресницами, Юлька побежала в большую комнату — за переходником для записи.

— Йеллоу сабмарин, — причитала Женя. — Эту я, кажется, слышала… Элеонор Ригби… эту не знаю… И вот тут — «Роллинг Стоунз»… «Руби тьюздей»… Юль! Ты же английский учишь? Переведи.

— «Рубиновый вторник», кажется… Ну что? Будем переписывать? А пока — чаю с зефиром!

— Так зефира-то пока…

Посланный в магазин за зефиром Игорек должен был вернуться с минуты на минуту…

— Так мы пока с пирогами! Вкусные, с капустой. Мы с мамой вчера напекли.

Вообще-то, подружки запросто могли обойтись и без зефира… Просто специально выпроводили Игорька — чтоб не развешивал уши. У девушек ведь и свои секреты есть!

— Ну! Как у вас с Тынисом было-то? — у Юльки заблестели глаза.

— Ой… Совсем забыла… — вполне к месту вспомнила вдруг Женечка. — Хотела у тебя кое-что спросить. Молодежь ведь за городом собирается?

— Ну, да. Песни, гитара… Вино иногда… поцелуи… — Юля мечтательно прикрыла веки. — Если хочешь пойти, то пока без меня. Родители не пустят — экзамены… О! Слушай, Жень, ты Ритку Ковалькову знаешь? Ей лет семнадцать, кажется…

Женя задумчиво прикрыла глаза:

— Постой, постой… А! Это оторва-то?

— Да нормальная она девчонка! Мы вместе в клуб ходим, в танцевальный кружок. Румбу танцуем, летку-енку… ну и вальсы тоже.

— Здорово! Так что эта Ритка?

— Она у бабули живет… Ни одной компании не пропустит. И всех знает. Вот с ней ты и… Я вас познакомлю, прямо завтра же, ага?

— Договорились!

— Так как у вас с Тынисом?..