Чжоу Эньлай был единственным и неизменным главой правительства КНР при Мао Цзэдуне, с 1949 по 1976 г. Он был одним из тех политиков в КПК и КНР, которые с 1930-х гг. и до конца своих дней считали необходимым помогать Мао Цзэдуну проводить в жизнь его замыслы.
Отметим: отношение Чжоу Эньлая к нашей стране — это отношение Мао Цзэдуна, и поэтому Чжоу Эньлай наряду с Мао Цзэдуном несет ответственность за весь тот вред, который их политика нанесла как нашей стране, так и двусторонним отношениям СССР и КНР. Чжоу Эньлай никогда не был другом нашей страны; более того, он враждебно относился к нам, впрочем, как и Мао Цзэдун. И дело не ограничивалось теорией. Чжоу Эньлай на практике осуществлял враждебную нашей стране политику Мао Цзэдуна.
Иначе говоря, Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай — главные ответственные за возникновение и углубление враждебного по отношению к нашей стране внешнеполитического курса КПК и КНР. Все дурное в наших двусторонних отношениях в тот период порождалось Мао Цзэдуном и воплощалось на практике, иной раз и усугубляясь, но никогда не расходясь с замыслами Мао Цзэдуна, усилиями Чжоу Эньлая.
Чжоу Эньлай занимал свое, предназначенное ему Мао Цзэдуном, место в механизме политического управления КПК и КНР. Причем это было именно политическое управление; партия и государство были лишь формами проявления или функционирования этого управления. Ни партия, ни тем более, государство сами по себе, вне власти Мао Цзэдуна, просто не существовали. Это были лишь формы, в которые выливалась его политика.
При этом важно подчеркнуть, что, с точки зрения Мао Цзэдуна, власть над страной должна была быть сосредоточена в одних руках, в его руках. Механизм осуществления его политики должен был существовать и действовать под его абсолютным контролем и управлением. Этот механизм формально делился на партийный и государственный аппараты. На самом же деле партия была важнее государства, находилась над государством; государство было предназначено для того, чтобы выполнять решения вождя, который использовал партию в качестве главного рычага руководства государством. Государство в известном смысле было государством партии. При том понимании, что и сама партия была лишь инструментом в руках все того же Мао Цзэдуна.
Механизм руководства Китаем при Мао Цзэдуне, как представляется, сформировался в своем относительно стабильном виде в итоге проведения VIII съезда КПК, то есть в 1956 г.
Тогда появилось то, что можно считать «большой семеркой» руководителей Китая эпохи Мао Цзэдуна.
И «семерка», и весь этот механизм были рождены волей Мао Цзэдуна и соответствовали его представлению о механизме власти.
Мао Цзэдун исходил из того, что в своих руках он должен всегда держать руководство всеми вооруженными силами в стране. В годы его правления был создан совершенно особый орган — военный совет ЦК КПК. Формально это был один из органов ЦК партии. Тем самым подчеркивалась мысль о том, что вооруженные силы — это вооруженные силы партии. Они подчинялись не государству, а партии, а еще точнее — вождю партии. Мао Цзэдун и видел себя в роли такого вождя. Поэтому главным рычагом власти он полагал вооруженные силы, а формально руководство ими осуществлял как председатель военного совета ЦК КПК. Военный совет ЦК КПК, по сути дела, был автономным органом. Он подчинялся напрямую Мао Цзэдуну. Отделение вооруженных сил от государства, их абсолютная неподконтрольность правительству, но лишь Мао Цзэдуну — важная особенность ситуации в Китае в то время.
Далее, Мао Цзэдун считал необходимым держать в своих руках руководство партией. Поэтому он сохранял за собой высший пост — пост председателя ЦК КПК. И здесь положение Мао Цзэдуна было особым. Он был неограниченным диктатором. Свое слово он считал законом для всей партии, для любого ее члена, для любого ее органа, включая ЦК КПК.
Следующим по важности, с точки зрения Мао Цзэдуна, был пост формального главы государства — пост председателя КНР. Это был не самый важный пост, и на время, при известных обстоятельствах, им можно было поступиться. Поступиться при том условии, что и руководство вооруженными силами, и руководство партией оставались в его руках. Правда, к такому пониманию ситуации Мао Цзэдун пришел не сразу и пришел вынужденно.
При создании КНР Мао Цзэдун счел необходимым сосредоточить в своих руках все три поста: руководителя вооруженных сил в качестве председателя военного совета ЦК КПК, руководителя партии в качестве председателя ее ЦК и руководителя государства в качестве председателя центрального народного правительства; позднее в соответствии с конституцией это был пост председателя КНР.
Когда в конце 1950-х гг. в результате проводившейся Мао Цзэдуном политики «великого скачка» и кампании создания по всей стране «народных коммун» в деревне возникли трудности и от голода погибли десятки миллионов людей, Мао пришлось пойти на то, чтобы переложить ответственность за выправление положения на других. В этой связи он временно поступился постом председателя КНР. Однако при этом сохранил за собой два первых поста — председателя военного совета ЦК КПК и председателя ЦК партии.
Еще раньше, обеспечив себе руководящее положение бесконтрольного высшего руководителя, Мао Цзэдун создал механизм, который формально представлял собой как бы коллективный орган руководства, но фактически был сформирован из отдельных лиц с целью спрашивать с каждого из них за определенный участок работы и не допускать ни малейшей возможности их совместного выступления против него.
В то же время Мао Цзэдун сформировал «семерку» таким образом, чтобы в партии теплилась призрачная иллюзия того, что у каждой из частей партии, у каждой из фракций или региональных элит, особенно военных, есть свой представитель в высшем руководстве партии.
Мао Цзэдун, с одной стороны, был вынужден считаться с объективными обстоятельствами, с тем, что партия при нем так и не стала единым механизмом, в силу многочисленности китайского населения, разделения страны на более или менее самостоятельные регионы, а также как следствие истории компартии, истории ее вооруженной борьбы.
С другой стороны, Мао Цзэдун, очевидно, полагал, что ему выгодна такая ситуация, ибо он всегда мог стать высшим арбитром в подковерных спорах внутри партии, внутри ее руководства.
Мао Цзэдун создал механизм управления КПК и КНР: во главе диктатор (вождь). Без него структура теряла устойчивость, требовала переформирования.
Итак, во второй половине 1950-х гг. в КПК появилась упомянутая «семерка».
На вершине этой своеобразной пирамиды, которая официально именовалась постоянным комитетом политбюро ЦК КПК, располагался Мао Цзэдун. Формально комитет состоял из председателя, пяти его заместителей и генерального секретаря.
Иными словами, эта структура была сразу же поделена на две не сообщавшиеся между собой и не зависевшие друг от друга части. Одна — заместители председателя ЦК партии, другая — генеральный секретарь ЦК КПК. Заместители, по мысли Мао, должны были существовать и работать отдельно друг от друга. Мы не случайно говорим о существовании и работе как о разных состояниях, в которых заместители пребывали по воле вождя. Он мог любого из своих заместителей держать какое-то время без работы, отводить «на запасной путь». В таком положении пришлось побывать и Чэнь Юню и Чжу Дэ. Во время «культурной революции» Мао так поступил с Дэн Сяопином. По-иному Мао Цзэдун обошелся с Лю Шаоци, которого сначала подверг нравственным мучениям, затем физическим и в конечном счете довел до гибели.
Каждый из заместителей председателя ЦК КПК должен был действовать автономно. Общность допускалась лишь при поддержке мнения Мао Цзэдуна. При этом каждый из них напрямую подчинялся председателю. В то же время существовал генеральный секретарь, который также напрямую подчинялся Мао Цзэдуну и через которого он мог тогда, когда полагал это нужным, осуществлять руководство, оставляя в стороне либо всех заместителей, либо некоторых из них. При этой системе сохранялась персональная зависимость каждого из шести членов «семерки» от одного человека — от Мао Цзэдуна.
При этом Мао Цзэдун мог командовать и в вооруженных силах, и в партии, и в государстве, а мог действовать и через своих заместителей или через генерального секретаря ЦК КПК.
Важно отметить, что карательные органы, органы, осуществлявшие тотальную слежку за всеми, прежде всего за заместителями председателя и за генеральным секретарем ЦК КПК, были самостоятельной сферой, которой Мао Цзэдун руководил сам, действуя в случае необходимости либо через особый аппарат — канцелярию или управление делами ЦК КПК во главе с начальником охраны Ван Дунсином, либо с помощью «железной руки» — своего главного помощника по осуществлению репрессий особенно внутри партии, уже упомянутого палача при Мао Цзэдуне Кан Шэна, который в периоды «чисток» появлялся и в составе высшего руководства партии, политбюро ЦК КПК, секретариата ЦК КПК, постоянного комитета политбюро ЦК КПК.
При подборе состава «семерки» Мао Цзэдун принимал во внимание личные качества каждого из членов постоянного комитета, их вес и значение в партии.
Заместителями Мао Цзэдуна были Лю Шаоци, Чжу Дэ, Чжоу Эньлай, Чэнь Юнь, Линь Бяо. Их имена перечислялись именно в этом порядке.
Каждый знал свое место. Мао Цзэдун считал иерархию важной составной частью своего рода свода правил, согласно которым он строил механизм управления и следил за его функционированием.
Генеральным секретарем ЦК КПК был Дэн Сяопин. Он находился в чрезвычайно сложном положении. С одной стороны, он должен был подчиняться Мао Цзэдуну. С другой стороны, он ведал повседневной деятельностью партии, а при этом неизбежно вступал в рабочие отношения с отвечавшим за эту работу Лю Шаоци.
Лю Шаоци был заместителем Мао Цзэдуна по партии, той рабочей лошадкой, которая тянула всю практическую работу по руководству партией.
В то же время выдвижение Лю Шаоци на этот пост отражало стремление Мао Цзэдуна сплотить партию и в момент прихода ее к власти в стране, и в дальнейшем. Дело в том, что исторически партия сложилась из двух частей. Одна — те, кто действовал в районах, давно уже находившихся под властью КПК; другая — работавшие в тех частях страны, которые находились под властью центрального правительства Китайской Республики или, другими словами, под властью Гоминьдана. Эти части страны называли также «белыми районами».
В момент прихода КПК к власти в масштабах всего континентального Китая Мао Цзэдун исходил из необходимости добиться сплочения партийцев из разных частей страны.
Сам он олицетворял собой тех, кто работал в так называемых опорных базах и освобожденных районах. Лю Шаоци был признанным лидером тех, кто работал в «белых районах». Более того, Лю Шаоци играл большую роль в создании партийного аппарата, на протяжении многих лет у него в руках было сосредоточено организационное руководство партией, ее номенклатурой.
Таким образом, у Мао Цзэдуна был свой политический расчет. Он принимал во внимание и то, что Лю Шаоци никогда не претендовал на место первого руководителя партии. Его вполне устраивала роль общепризнанного второго человека и преемника Мао Цзэдуна. Он учитывал то, что Мао Цзэдун стремился к тому, чтобы те, кто претендовал или Мог претендовать на роль его преемника, в конечном счете сбрасывались с политической арены. Одним словом, до поры до времени кто-то должен был быть вторым человеком в партии, и Мао Цзэдун предпочитал, чтобы это был Лю Шаоци. Мао Цзэдуна устраивало и то, что Лю Шаоци любил и умел заниматься черновой практической работой, строил государство и партию медленно и кропотливо. В то же время Мао Цзэдун оставался вождем партии. На эту роль он не позволял претендовать никому. Всем было ясно, что и вождь, и теоретик в партии только один и что этот вождь держит в своих руках власть над жизнями всех партийцев.
Чжу Дэ олицетворял в своем лице старых военачальников, которые десятилетиями воевали и полагали, что они заслуживают уважения и того, чтобы с их мнением считались. В то же время реально их оттеснили от власти; при этом соблюдались некие традиции или «приличия», «сохранялось лицо», подразумевалось, что они по возрасту уже не могут играть руководящие роли в стране после создания КНР и в последующие годы.
Мао Цзэдуну нужно было имя Чжу Дэ. Но реальной власти он ему не дал. Чжу Дэ временно смирился с этим. В то же время и сам Чжу Дэ, Мао Цзэдун, многие руководители и рядовые старые члены партии хорошо помнили, что в те годы, когда партия шла к власти, вела вооруженную борьбу, «внутренние войны» или гражданские войны против вооруженных сил Гоминьдана, ее вооруженные силы обычно именовались «армией Чжу-Мао», то есть армией Чжу Дэ как главнокомандующего войсками КПК и Мао Цзэдуна как комиссара при Чжу Дэ или политкомиссара этой армии. Мао Цзэдун никогда не мог забыть того, что имя Чжу Дэ стояло для членов КПК, да и для сочувствовавших КПК по всей стране перед его именем.
Чжоу Эньлай стал бессменным руководителем правительства КНР при Мао Цзэдуне. Чжоу Эньлая в КПК называли либо «БУ ДАО ВАН», то есть «ванькой-встанькой», политиком «непотопляемым», который способен в любых ситуациях остаться на плаву, либо «ХЭ СИ НИ», «размазней» или соглашателем, то есть политиком, который обволакивал своей внешней мягкостью, даже бесхребетностью, как будто бы шел на всевозможные уступки и компромиссы, но делал все это в интересах Мао Цзэдуна, сохраняя положение последнего как верховного правителя, вождя, единоличного диктатора.
Если Кан Шэн был одной рукой Мао Цзэдуна, рукой в железной перчатке, то Чжоу Эньлай был другой рукой Мао Цзэдуна — рукой в бархатной перчатке. Правда, Мао Цзэдун, используя и ту и другую руку, всегда стремился брать за горло всех тех, в ком он видел (обоснованно или нет — это другой вопрос) своих политических соперников.
Сильной стороной Чжоу Эньлая была его способность находить компромисс при возникновении споров или разногласий внутри руководства, но, конечно, не с Мао Цзэдуном. При этом Чжоу Эньлай умел предлагать такие компромиссы, которые никогда не расходились с сутью политики и идей Мао. Чжоу Эньлай был мастером воплощения в жизнь идей Мао Цзэдуна, особенно его политических, включая внешнеполитические, идей. Чжоу Эньлай был ориентирован исключительно на Мао Цзэдуна. При этом он никогда не стремился выходить на роль второго человека в партии, а предпочитал оставаться «вечно третьим по старшинству или по реальному положению».
В каком-то смысле Чжоу Эньлай составлял с Мао Цзэдуном такой тандем, в котором Мао Цзэдун всегда находился впереди, всегда держал руль, а на долю Чжоу Эньлая доставалась задача «крутить педали», заставляя машину государственного управления двигаться в направлении, указанном вождем, и сохранять при этом равновесие и устойчивость.
Чэнь Юнь был нужен Мао Цзэдуну в постоянном комитете как единственный деятель, который, как было общепризнано, разбирался в экономике и был способен предлагать решения экономических проблем. Кроме того, Чэнь Юнь отражал интересы Восточного Китая, в частности Шанхая, а также Северо-Восточного Китая. Иметь в постоянном комитете такого деятеля, который к тому же был всегда наособицу и ни с кем не был связан тесными узами, импонировало Мао Цзэдуну.
Наконец в постоянном комитете был маршал Линь Бяо. Из всех десяти маршалов КНР Мао Цзэдун выбрал именно Линь Бяо в качестве представителя действующих военачальников (Чжу Дэ уже не считался тогда действующим военачальником) по той причине, что все остальные маршалы недолюбливали Линь Бяо, а он отвечал им взаимностью. Мао Цзэдун исходил при этом, вероятно, из того, что и в вооруженных силах выгодно иметь несколько центров власти, используя одни из них для давления на другие и всегда оставаясь верховным главнокомандующим.
В постоянном комитете политбюро ЦК КПК был еще и генеральный секретарь ЦК партии Дэн Сяопин. Мао Цзэдун учитывал, что Дэн в известном смысле представлял провинцию Сычуань, самую многонаселенную в стране, и вообще весь Юго-Западный Китай, но главное — он представлял мощную военную группировку во главе с маршалом Лю Бочэном. Дэн Сяопин также не был лично связан ни с кем из заместителей председателя ЦК КПК.
Так Мао Цзэдун создал механизм, где каждый из его подчиненных был сам по себе, не мог ни по взглядам, ни по групповой принадлежности, ни исходя из истории взаимоотношений внутри партии войти в союз с кем-либо из других членов постоянного комитета против Мао Цзэдуна.
Мао Цзэдун в любой момент мог осуществить любые изменения в составе постоянного комитета политбюро ЦК КПК.
Во второй половине 1960-х гг. он счел необходимым развернуть «культурную революцию» потому, что был убежденным сторонником уравниловки, отрицал материальную заинтересованность, полагал необходимым изменить сам образ мыслей людей, а также считал необходимым перевести КНР на рельсы подготовки к войне против нашей страны (именно тогда в КНР пропагандировался лозунг: «Водрузим красное знамя идей Мао Цзэдуна над Московским Кремлем»); последнее представлялось ему, в частности, и политикой, которая давала возможность установить межгосударственные отношения с США, получить их содействие в усилении вооруженных сил КНР и военно-экономического усиления своего государства.
Мао Цзэдун далеко не случайно говорил тогда, что Китай, с его точки зрения, уже стал политическим центром мира, а следовательно, необходимо решить очередную задачу — превратить Китай в экономический и военно-технический центр мира.
Во время «культурной революции» Мао Цзэдун отстранил от руководства повседневной работой партийного аппарата Лю Шаоци, который представлялся ему сторонником курса, диаметрально противоположного изложенным взглядам, заменив его Чжоу Эньлаем и доверив последнему роль высшего практического распорядителя деятельностью аппарата ЦК КПК.
Одновременно Чжоу Эньлай продолжал оставаться главой правительства КНР.
Конец правления Мао Цзэдуна, последние его годы были страшным временем затянувшегося его умирания.
В эти же годы недуг поразил и Чжоу Эньлая. Это была смертельная болезнь. Это был рак.
1 июня 1974 г. Чжоу Эньлай простился со своим кабинетом.
Нужно сказать, что, придя к власти и обосновавшись в Пекине, Мао Цзэдун выбрал неплохое место для своей резиденции. В центре Пекина существует цепь озер. Большая часть их находится в пределах императорского дворца, за рвами с водой или за высокими стенами. На берегах этих озер растет много деревьев. В их тени располагаются одноэтажные дворцовые постройки.
В Пекине летом очень жарко и душно. Поэтому прохлада, которую дают и озера и деревья, просто роскошь. Это понимали и это создавали императоры. По их стопам шел и Мао Цзэдун. Практически и он сам, и каждый из членов постоянного комитета политбюро ЦК КПК, его заместителей, жили в отдельных усадьбах со всеми удобствами. Дворцовые павильоны, в которых они обитали, представляли собой одновременно и дом для всей семьи, у кого она была (Мао Цзэдун жил отдельно от своей жены Цзян Цин), и библиотеку, и спальню, которая по обычаю некоторых, прежде всего самого Мао Цзэдуна, служила кабинетом. Практически рабочее место и дом были совмещены. Все это находилось под круглосуточным неусыпным наблюдением. Это было большое удобство, с точки зрения Мао Цзэдуна, и полностью соответствовало его представлениям о том, как следует содержать своих ближайших чиновников.
Чжоу Эньлай занимал одну из таких усадеб на территории той части императорского дворца, которая именовалась Чжуннаньхаем, то есть Парком на берегах Среднего или Центрального и Южного озер. Павильон, в котором жил и работал, а точнее, работал и жил Чжоу Эньлай, назывался Сихуатин, то есть Западным цветочным павильоном. Именно под этим названием и была известна в КПК и в КНР резиденция Чжоу Эньлая. Жил он там со своей женой Дэн Инчао. Конечно же, он работал не один. У него были секретари, телохранители и другой обслуживающий персонал (повара, уборщики, шофер и т. д.).
В быту Чжоу Эньлай был непритязателен. Обстановка в его рабочем кабинете была унылой и казенной, хотя Сихуатин был местом, где он провел целых 25 лет своей жизни.
Для Чжоу Эньлая прощание с Сихуатин было расставанием с его единственным домом. Еще важнее для него было то, что он в известной степени терял возможность непосредственного общения с Мао Цзэдуном.
Чжоу Эньлай боялся за свою жизнь, полагая, что его враги воспользуются ситуацией и добьются изменения отношения к нему Мао Цзэдуна. Ведь Чжоу Эньлая фактически увозили в больницу умирать, и Мао Цзэдун прекрасно знал об этом, а потому больше не нуждался в нем как в практическом работнике, способном взять на себя повседневные дела. (Кстати, Мао Цзэдун так и не попрощался с Чжоу Эньлаем перед смертью последнего.)
Итак, 1 июня 1974 г. Чжоу Эньлая перевезли в больницу. Его поместили в военном госпитале № 305 — лучшей больнице для высшего руководства КПК. Там он и провел последние полтора года своей жизни. Этот госпиталь также находился на берегу одного из озер в центре Пекина, на берегу озера Бэйхай, или Северного озера.
Если говорить об истории болезни Чжоу Эньлая, то надо сказать, что рак у него был обнаружен во время плановой диспансеризации в мае 1972 г. Очевидно, дало о себе знать напряжение предшествовавших семи лет «культурной революции», особенно борьба против Линь Бяо, закончившаяся гибелью последнего в сентябре 1971 г.
Коротко говоря, Мао Цзэдун счел нужным в начале «культурной революции» перестроить механизм власти. Он отстранил от практической работы трех своих заместителей — Лю Шаоци, Чжу Дэ, Чэнь Юня — и назначил своим единственным заместителем Линь Бяо. Линь Бяо был объявлен и преемником Мао Цзэдуна. В дальнейшем Мао Цзэдун пошел на компромисс с представителями влиятельных сил в партии, с рядом высших военачальников и начал изолировать Линь Бяо и ограничивать его власть, даже карать его сторонников. Почувствовав смертельную угрозу, Линь Бяо был вынужден бежать из страны, но его самолет потерпел аварию, и Линь Бяо погиб. В ходе всей этой операции Мао Цзэдун опирался на Чжоу Эньлая, который установил эффективную слежку за Линь Бяо. Борьба, однако, была изматывающей и, очевидно, сказалась на здоровье Чжоу Эньлая.
Именно острота политической борьбы внутри страны, в ходе которой Чжоу Эньлай старался сохранить и свою жизнь, и свое положение, и побуждала его уже после того, как у него был обнаружен рак, требовать от врачей, чтобы они лечили его, но не мешали заниматься политической и практической деятельностью.
У Чжоу Эньлая были причины беспокоиться в связи с отношением к его предложениям Мао Цзэдуна. После гибели Линь Бяо Чжоу Эньлай предложил Мао Цзэдуну осудить поведение и позиции Линь Бяо как «по сути своей, проявление крайне левых взглядов». Однако Мао Цзэдун предпочел в масштабах страны сделать центральным звеном нападок на Линь Бяо его «крайне правые» действия. С точки зрения Мао Цзэдуна, главной угрозой были взгляды, которые он предпочитал считать «правыми». Чжоу Эньлай не угадал настроения Мао Цзэдуна и ощущал определенную шаткость своего положения.
Супруга Мао Цзэдуна Цзян Цин, которая приобрела в те годы большую власть и стала членом политбюро ЦК КПК, зимой 1973 г. развернула политическое наступление под лозунгом борьбы против «возвращения правого уклона». Острие этой идеологической кампании было направлено против Чжоу Эньлая. Состояние Чжоу Эньлая тогда ухудшалось. В кале ежедневно была кровь. Цзян Цин и иже с ней поднимали волны новых кампаний под лозунгом «критики Линь Бяо, критики Конфуция». При этом под «Конфуцием» подразумевался Чжоу Эньлай. Так Цзян Цин и другие выдвиженцы «культурной революции» объединяли имена Линь Бяо и завуалированно Чжоу Эньлая (кстати, тут Цзян Цин использовала и отрицательное отношение Мао Цзэдуна к Конфуцию; Мао Цзэдун не терпел никаких соперников ни среди своих современников, ни в истории страны и мира), почувствовав шаткость положения последнего и заинтересованность Мао Цзэдуна в поисках молодых продолжателей его дела. Вероятно, с точки зрения Мао Цзэдуна, а не только Цзян Цин, Чжоу Эньлай стал уже «отработанным материалом». Но он был еще жив, он еще кое-что мог, с ним приходилось в какой-то степени считаться, а следовательно, и вести против него борьбу.
Цзян Цин использовала и такой метод борьбы, как подчеркивание необходимости постоянно «получать советы» Чжоу Эньлая, «советоваться с ним по работе». Тем самым она стремилась одной стрелой убить двух зайцев: усугубить болезнь Чжоу Эньлая, постоянно сваливая на него уйму практических проблем, и косвенно показать Мао Цзэдуну, что Чжоу Эньлай уже не работоспособен, а следовательно, бесполезен. Мало того, здесь содержался и намек на то, что пришла пора осудить и Чжоу Эньлая за политические ошибки прошлого, рассчитаться и с ним, и заодно с целым рядом старых руководителей партии, которых можно было репрессировать как сторонников Чжоу Эньлая после того, как будет осужден и раскритикован сам Чжоу Эньлай.
В этой ситуации Чжоу Эньлаю часто приходилось ездить на аэродром встречать иностранных гостей. Если бы он этого не делал, могли бы сказать, что он не может выполнять даже функции главного помощника Мао Цзэдуна по внешнеполитическим делам. Чжоу Эньлай держался только благодаря постоянным переливаниям крови. Однако в апреле-мае 1974 г. его состояние стало весьма серьезным, и он согласился на операцию.
Вплоть до последних дней перед отъездом в больницу Чжоу Эньлай напряженно работал. Он был настолько слаб, что в любой момент у него могло наступить шоковое состояние. При последних встречах с премьер-министром Малайзии Абдул Разаком бригада врачей дежурила за дверями в полной готовности немедленно оказать ему помощь. 31 мая 1974 г. Чжоу Эньлай и Абдул Разак подписали соглашение об установлении дипломатических отношений между двумя государствами. На следующий день Чжоу Эньлай был перевезен в больницу.
В тот же день ему сделали операцию, которая прошла успешно. Однако в августе наступил рецидив, и пришлось делать вторую операцию. В газетах появилось сообщение о болезни Чжоу Эньлая и о том, что он находится в больнице. Можно предположить, что это было очередным шагом его противников, которые стремились создать в партии и у населения представление о скором уходе Чжоу Эньлая из жизни. Дело в том, что обычно о болезнях руководителей в КПК и в КНР официально не сообщали; люди в стране должны жить в уверенности в том, что их вожди бессмертны.
Чжоу Эньлай старался бороться со своими недругами. Вечером 30 сентября 1974 г. он появился на официальном приеме по случаю 25-й годовщины КНР и произнес краткую речь.
Вскоре после этого Мао Цзэдун предложил готовить проведение сессии ВСНП четвертого созыва и выработать список кандидатов на руководящие посты. При этом Мао Цзэдун сам внес предложение назначить Дэн Сяопина первым заместителем премьера Государственного совета КНР.
Собственно говоря, это означало, что Мао Цзэдун сделал очередной шаг, стараясь иметь под своим руководством две группировки руководителей. С одной стороны, Чжоу Эньлая, а также теперь уже и Дэн Сяопина, как замену Чжоу Эньлая, и иже с ними, то есть тех, кто твердо следовал за Мао Цзэдуном и кто был способен решать практические вопросы, имел опыт руководства государством.
С другой стороны, Цзян Цин и иже с ней, то есть тех, кто, по мнению Мао Цзэдуна, был способен осуществлять его идеи, его идеологические установки.
Очевидно, что Мао Цзэдун стремился к тому, чтобы обе группировки, находясь в состоянии противоборства, нуждались в нем, в Мао Цзэдуне. В то же время он рассчитывал, что пока практики будут решать существующие проблемы, но в дальнейшем им придется передать власть относительно молодому поколению политиков, воспитанному на идеях Мао Цзэдуна, особенно проявившему себя в ходе «культурной революции».
Мао Цзэдун допускал старых практиков к некоторым рычагам руководства государством, и в то же время рычаги руководства партией он постепенно передавал своим относительно молодым последователям и приверженцам.
Они же боролись и за рычаги руководства государством, за отстранение от власти старых практиков.
17 октября 1974 г. Цзян Цин «подняла шум» на заседании политбюро ЦК КПК (где Мао Цзэдун никогда в те времена не присутствовал) в связи с инцидентом с судном «Фэнцин». Это судно перевернулось, и стороны старались свалить друг на друга ответственность за это происшествие. Цзян Цин попыталась обвинить Дэн Сяопина и на этом основании не допустить его назначения на предстоявшей сессии ВСНП первым заместителем премьера Госсовета КНР. Дэн Сяопин решительно возражал.
После этого один из членов группировки молодых политиков, выдвиженцев «культурной революции», Ван Хунвэнь, занимавший тогда пост заместителя Мао Цзэдуна по партии, отправился в Чанша к Мао и пожаловался на Чжоу Эньлая и Дэн Сяопина. При этом он сказал, что «ныне в Пекине явно ощущается сильнейший запах Лушаньского пленума». Имелся в виду пленум ЦК КПК в Лушане в 1959 г., когда Мао Цзэдун осудил выступление маршала Пэн Дэхуая, критиковавшего политику «великого скачка»; ныне Ван Хунвэнь намекал на то, что Чжоу Эньлай и Дэн Сяопин также хотели бы осудить «великую культурную революцию». Ван Хунвэнь также сказал, что Чжоу Эньлай «хотя и серьезно болен, но занят даже по ночам, когда он приглашает к себе людей для бесед; при этом с премьером (то есть с Чжоу Эньлаем) постоянно видятся Дэн Сяопин, Е Цзяньин, Ли Сяньнянь».
По сути, это был донос, обвинение в заговоре главных из оставшихся в руководстве и переживших почти всю «культурную революцию» старых политиков; при этом в их число был включен и Дэн Сяопин, который выполнял обязанности главы правительства, и маршал Е Цзяньин, осуществлявший в то время повседневное руководство вооруженными силами государства, и Ли Сяньнянь, которому приходилось тогда руководить работой в сфере экономики.
Молодые политики подталкивали Мао Цзэдуна к решению устранить всех старых политиков и передать всю полноту власти и над вооруженными силами, и над партийным и государственным аппаратом своим более молодым приверженцам.
Чжоу Эньлай узнал о деталях происшествия с «Фэнцин» и о том, что произошло на заседании политбюро, от Дэн Сяопина. 19 сентября, уже после поездки Ван Хунвэня к Мао Цзэдуну, Чжоу Эньлай, находясь в больнице, вызвал к себе связного Мао Цзэдуна. В то время члены руководства партии общались с Мао Цзэдуном через его связного, для выполнения роли которого он привлек своего племянника Мао Юаньсиня. Чжоу Эньлай велел ему передать Мао Цзэдуну, что дело с судном обстоит не так, как его подают Цзян Цин и иже с ней, что они заранее спланировали удар по Дэн Сяопину с целью репрессировать его и что Дэн Сяопин уже давно терпит такое к себе отношение с их стороны. Чжоу Эньлай также выразил намерение продолжать работать, чтобы постепенно разрешить этот вопрос.
Иными словами, старые политики предупредили Мао Цзэдуна, что их терпение не безгранично, что максимум, на что они соглашаются, это на сохранение статус-кво, да и то при условии, что Мао Цзэдун одернет молодых политиков.
20 октября Мао Цзэдун, выслушав доклад об инциденте с судном «Фэнцин», разыграл гнев и сказал, что премьер — это и теперь все равно премьер, что именно премьер будет руководить и работой по подготовке сессии ВСНП четвертого созыва, и работой по предложению кандидатур на руководящие посты. Мао Цзэдун повторил свое предложение назначить Дэн Сяопина первым заместителем премьера Госсовета КНР; мало того, он предложил назначить Дэн Сяопина заместителем председателя ЦК КПК, заместителем председателя военного совета ЦК КПК и по совместительству начальником генерального штаба НОАК.
Это означало, что Мао Цзэдун считал необходимым, сохраняя молодых политиков на их постах, в то же время, особенно после гибели Линь Бяо, заверить старых руководителей, что они сохраняют свое положение. Мао Цзэдун, по сути, не только подтвердил, что представитель старых политиков Дэн Сяопин заменит Чжоу Эньлая на всех его постах, но и заверил, что Дэн Сяопин, возможно, заменит и самого Мао Цзэдуна после его смерти на посту руководителя вооруженными силами государства.
Получив такие распоряжения, Чжоу Эньлай, превозмогая болезнь, после двух перенесенных операций напряженно работал в юнце октября и в начале ноября. За эти дни он провел в больнице встречи с Дэн Сяопином, Е Цзяньином, Ли Сяньнянем, а также с Ван Хунвэнем, Цзян Цин; кроме того, он встретился с членами политбюро ЦК КПК, которые побывали у него, разбившись на три группы. Всем им Чжоу Эньлай растолковывал указания Мао Цзэдуна.
6 ноября Чжоу Эньлай направил Мао Цзэдуну доклад о ходе подготовки сессии ВСНП. В этом документе он особо подчеркнул, что «активно поддерживает предложение председателя о назначении Дэн Сяопина первым заместителем премьера Госсовета КНР, а также по совместительству начальником генерального штаба». Чжоу Эньлай доложил также о состоянии своего здоровья и завершил доклад словами: «Самую большую надежду я возлагаю на то, что председатель будет здоров, ибо должным образом осуществлять руководство можно только тогда, когда председатель находится в добром здравии».
В декабре Чжоу Эньлай продолжал круглосуточно руководить подготовкой сессии ВСНП. Он внес предложение увеличить процент старых кадровых работников среди присутствующих на сессии, внес поправки в доклад о работе правительства.
Самая острая борьба развернулась, естественно, по вопросу о назначении руководителей правительства и министерств. Цзян Цин и Чжан Чуньцяо настаивали на том, чтобы их ставленники заняли посты министров культуры, образования и председателя комитета по спорту.
Чжоу Эньлай, обсудив этот вопрос с Дэн Сяопином и Ли Сяньнянем, пришел к решению, что пост министра образования чрезвычайно важен и на него следует назначить надежного старого руководителя. Таким был избран Чжоу Жунсинь, в свое время много лет работавший в правительстве с Чжоу Эньлаем.
По вопросу о руководителях министерства культуры и комитета по спорту Чжоу Эньлай пошел на уступки. На эти посты были представлены кандидаты из числа выдвиженцев «культурной революции». Чжоу Эньлай согласовал со всеми членами политбюро, которые снова в три приема посетили его в больнице, списки кандидатур на посты председателя и заместителей председателя постоянного комитета ВСНП, а также заместителей премьера Госсовета КНР.
23 декабря 1974 г. Чжоу Эньлай, будучи болен, вылетел в Чанша к Мао Цзэдуну. Перед вылетом врачи доложили Е Цзяньину о том, что в кале у Чжоу Эньлая обнаружена темная кровь и необходимо срочное исследование. Е Цзяньин, исходя из высших интересов, не разрешил ставить этот вопрос перед Чжоу Эньлаем. По мнению Е Цзяньина, прежде всего было необходимо, чтобы именно Чжоу Эньлай представил упомянутые списки Мао Цзэдуну. Врачам же было приказано обеспечить жизнедеятельность Чжоу Эньлая во время его поездки в Чанша и при возвращении в Пекин.
Чжоу Эньлай провел в Чанша пять дней. В ходе бесед Мао Цзэдун советовал Чжоу Эньлаю лечиться, еще раз похвалил Дэн Сяопина, отметив, что у того имеются «редкие человеческие качества и политико-идеологическая твердость». Собеседники говорили и о «четверке». Мао Цзэдун критиковал Цзян Цин, Ван Хунвэня за сколачивание фракции и указал на то, что «у Цзян Цин имеются темные замыслы».
13 января 1975 г. Чжоу Эньлай выступил с докладом о работе правительства при открытии сессии ВСНП.
После окончания работы этой сессии состояние Чжоу Эньлая ухудшилось. В кале ежедневно была кровь. В марте была обнаружена опухоль в толстой кишке вблизи печени.
Чжоу Эньлай хорошо понимал свое положение. Он размышлял о смерти. Своей племяннице он, в частности, сказал: «Тут нечего нервничать! Член компартии должен быть материалистом! Закономерности жизни человека таковы, что в конечном счете приходит этот день; нужно верить в закономерности».
Более десяти лет назад Чжоу Эньлай и его супруга Дэн Инчао приняли общее решение, договорились о том, что после смерти их пепел будет развеян над великими реками и горами Китая.
И вот теперь, когда Чжоу Эньлай знал, что спасти его невозможно, он еще раз завещал не сохранять его пепел.
Вообще говоря, в 1950-х гг. такое решение приняли все руководители КПК. Это вызывалось многими причинами, в частности опасением, что потомки когда-нибудь выместят свой гнев на останках прежних руководителей. Сказалась на принятии такого решения и обстановка, сложившаяся в связи с критикой культа личности И.В. Сталина в СССР.
7 мая Чжоу Эньлай беседовал с одним из самых влиятельных старых членов партии Тань Чжэньлинем.
До «культурной революции» Тань Чжэньлинь был одним из заместителей премьера Государственного совета КНР. Во время «культурной революции» он решительно выступил против репрессий, которые выдвиженцы «культурной революции» проводили в отношении старых руководителей, и даже заявлял, что он «сорок лет следовал за Мао Цзэдуном», но в создавшейся ситуации может перестать делать это.
Очевидно, что Чжоу Эньлай стремился поддерживать некое сложившееся состояние, главными чертами которого было присутствие в руководстве партии и государства и прежних руководителей, и выдвиженцев «культурной революции». Чжоу Эньлай понимал, что и он сам, и Мао Цзэдун скоро покинут этот мир, и создавал условия для того, чтобы старые руководители могли сохранить свои позиции и после смерти и его самого, и Мао Цзэдуна. Пока же Чжоу Эньлай советовал старым руководителям держать власть в своих руках там, где это было возможно, особенно в вооруженных силах и в правительстве, и не сдавать свои позиции выдвиженцам «культурной революции», убеждая Мао Цзэдуна в том, что все они всегда будут выполнять его указания.
Чжоу Эньлай пригласил сотрудников госпиталя, которые лечили его, и при них сказал: «По моим прикидкам жить мне осталось полгода. Вы непременно должны говорить мне всю правду о моем состоянии, потому что мне еще многое нужно сделать; я должен дать поручения».
Он действительно много работал. С марта по сентябрь 1975 г. по неполным подсчетам он 102 раза обсуждал деловые вопросы, 34 раза принимал иностранцев, 7 раз выезжал из больницы для участия в совещаниях, 3 раза проводил совещания в больнице.
Так, Чжоу Эньлай 3 мая 1975 г. участвовал в заседании политбюро ЦК КПК, которое провел Мао Цзэдун. На этом заседании Мао Цзэдун критиковал Цзян Цин и других за сколачивание «четверки». После заседания Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай постановили, что Дэн Сяопин будет руководить работой совещания по вопросу о критике в адрес «четверки» и будет руководить повседневной работой ЦК партии.
Для политического поведения Мао Цзэдуна было характерно стремление поддерживать конфликты между своими сторонниками, даже стравливать их, помогать то одной, то другой стороне наносить удары по соперникам, и вместе с тем не давать ни одной из сторон решающего преимущества.
9 июня Чжоу Эньлай, несмотря на запрет врачей, принял участие в траурной церемонии на кладбище Бабаошань по случаю захоронения праха маршала Хэ Луна. Он произнес прощальную речь. Обычно перед урной с прахом делают три поклона. Чжоу Эньлай поклонился семь раз. Он также повинился в том, что «не сумел должным образом уберечь его».
Хэ Лун был одним из десяти маршалов КНР. Мао Цзэдун, очевидно, во время «культурной революции» счел возможным пожертвовать Хэ Луном, репрессировать и его самого, и его сторонников, передав их посты приверженцам Линь Бяо. (Мао Цзэдун считал Хэ Луна скрытым сторонником маршала Пэн Дэхуая.) Чжоу Эньлай поддерживал Мао Цзэдуна и тогда, когда тот репрессировал старых сподвижников, и тогда, когда после их смерти Мао Цзэдун считал необходимым делать жесты, которые должны были демонстрировать его «сожаление» в связи с «ошибками»; при этом делались намеки на то, что Мао Цзэдун не хотел наказывать того или иного деятеля, но был «введен в заблуждение» некими силами.
7 сентября Чжоу Эньлай, также вопреки запрету врачей, принял румынскую делегацию. При этом он со всей откровенностью и с юмором — сказал, что уже получил пригласительный билет от Маркса; но в этом ничего особенного нет; тут речь идет о такой закономерности, которая не зависит от воли людей. Он также попросил гостей передать тогдашнему руководителю РКП Н. Чаушеску, что в КПК, которая на протяжении полувека воспитывалась на идеях Мао Цзэдуна, есть еще много талантливых и способных руководителей; в настоящее время всю тяжесть работы взял на себя заместитель премьера. Присутствовавшие при беседе китайцы пояснили румынам, что Чжоу Эньлай имел в виду Дэн Сяопина. В конце встречи Чжоу Эньлай сказал, что Коммунистическая партия Китая, за плечами которой славная полувековая история, — это партия, которая обладает смелостью вести борьбу. Это была последняя встреча Чжоу Эньлая с иностранной делегацией.
Таким образом, Чжоу Эньлай использовал последнюю возможность обращения к внешнему миру для того, чтобы рекомендовать Дэн Сяопина как верного последователя и преемника Мао Цзэдуна.
Выдвиженцы «культурной революции» и в 1975 г. продолжали активно действовать. Они критиковали политику Чжоу Эньлая и Дэн Сяопина в экономике, именуя их действия «прагматизмом» и считая именно его «главной опасностью в настоящее время». Они также утверждали, что политбюро «не берется за решение самых важных проблем», что оно «не занимается политическими вопросами, а погрязло в делячестве».
При этом выдвиженцы «культурной революции» вполне очевидно пользовались поддержкой Мао Цзэдуна.
Сам Мао Цзэдун номинально выступил с критикой тогдашней трактовки романа «Речные заводи». После этого выдвиженцы «культурной революции» развернули широкую кампанию критики «фракции капитулянтов», утверждая, что резолюция Мао Цзэдуна по вопросу о «Речных заводях» имеет современный практический смысл. Они утверждали, что вред «Речных заводей» в теми, что в романе некто старается оставить без опоры героя романа Чао Гая, а ныне внутри партии кое-кто старается лишить опоры председателя Мао Цзэдуна. Все это было направлено против Чжоу Эньлая.
Так Мао Цзэдун до последних своих дней заставлял и одну и другую часть своих приверженцев клясться в верности ему, Мао Цзэдуну. Борьба между старыми руководителями и выдвиженцами «культурной революции» оборачивалась при этом соревнованием в доказательстве верности и преданности Мао Цзэдуну.
1 июля 1975 г. Чжоу Эньлай перед фотографированием на память с сотрудниками персонала, который обслуживал его на протяжении многих лет, сказал: «Сфотографироваться-то можно; только в будущем не зачеркивайте крестами мое лицо на этой фотографии». Когда он это сказал, присутствовавшие опустили глаза и головы. Все они много лет работали с Чжоу Эньлаем, обслуживали его; всех их он хорошо знал. Он ни при каких опасных обстоятельствах в прошлом никогда не говорил об угрозах ему лично. И если на сей раз он заговорил об этом прямо, если его прорвало, то что это могло означать?
Это означало, что острота борьбы внутри партии достигла апогея. Взрыв сдерживало лишь то, что Чжоу Эньлай был жив и, самое главное, еще был жив Мао Цзэдун. И все же из этих слов Чжоу Эньлая следовало, что он до конца жизни находился во власти мысли о том, что потомки, возможно, не будут одобрять его деятельность. Конечно, можно было думать, что речь шла только о политических противниках Чжоу Эньлая — выдвиженцах «культурной революции». Но можно и предположить, что Чжоу Эньлай понимал, что объективно и его жизнь, и жизнь Мао Цзэдуна были отданы делу, которое не будет в конечном счете признаваться в Китае отвечающим интересам китайцев как нации.
В сентябре 1975 г. состояние Чжоу Эньлая резко ухудшилось. До болезни он весил 65 кг, теперь сразу потерял почти двадцать килограммов; он уже не мог стоять более 4 минут.
20 сентября ему была сделана операция, перед которой он, осознавая, что жить ему осталось недолго, приказал принести стенограмму своего записанного на пленку выступления в июне 1972 г. на заседании в ходе кампании критики Линь Бяо и упорядочения партии по вопросу о том, что в КПК называли клеветой, распространенной Гоминьданом; речь шла о так называемом «Заявлении У Хао».
В свое время в 1930-х гг. в печати появился документ за подписью У Хао, в котором некий член КПК обещал сотрудничать с Гоминьданом.
Был распущен слух о том, что за псевдонимом У Хао скрывался Чжоу Эньлай. В КПК время от времени противники Чжоу Эньлая поднимали вопрос о необходимости в конце концов выяснить, как было дело. В этой связи Чжоу Эньлаю приходилось оправдываться, особенно во время «культурной революции».
Мао Цзэдун не препятствовал своим выдвиженцам поднимать вопрос о «Заявлении У Хао» и не прекращал кампанию нападок на Чжоу Эньлая. Возможно, он испытывал удовлетворение от сознания того, что Чжоу Эньлай зависит от него и с ним в любой момент можно поступить как заблагорассудится. Возможно, что Мао Цзэдун не доверял никому, в том числе и Чжоу Эньлаю.
Чжоу Эньлаю приходилось годами жить под этим дамокловым мечом. Конечно же, он понимал, что такая ситуация возможна только с согласия Мао Цзэдуна.
И вот теперь перед дверями операционной дрожащей рукой Чжоу Эньлай поставил под стенограммой своего разъяснения ситуации с «Заявлением У Хао» свою подпись и дату: «20 октября 1975 года перед входом в операционную палату». Когда его ввозили в операционную, Чжоу Эньлай громко говорил: «Я предан партии, предан народу! Я не принадлежу к фракции капитулянтов!»
Одна эта сцена свидетельствует о том, чем были заняты мысли руководителей КПК. В партии обычным делом, не встречавшим осуждения Мао Цзэдуна, было выдвижение обвинений в капитулянтстве, в предательстве в пользу классовых врагов любого члена партии. Каждый мог обвинять других в этих преступлениях. И это составляло существенную часть жизни и партии, и ее номенклатуры, да и всех членов партии. Мало того, такая атмосфера распространялась на все население Китая.
Во время операции стало очевидно, что метастазы распространились повсюду и положение больного безнадежно. И тогда Дэн Сяопин дал указание медперсоналу: «Старайтесь уменьшить боль. Продлевайте его жизнь».
Собственно говоря, члены «старой гвардии» использовали саму жизнь Чжоу Эньлая, само его существование как средство политической борьбы. Напомним, что Е Цзяньин запретил врачам говорить Чжоу Эньлаю о его состоянии, считая, что главнее этого встреча Чжоу Эньлая с Мао Цзэдуном. Теперь Дэн Сяопин ставил врачам задачу продлить жизнь и страдания умиравшего Чжоу Эньлая, ибо это помогало «старой гвардии» сохранять позиции в руководстве партии и государства.
Болезнь Чжоу Эньлая прогрессировала, а в политической жизни происходил очередной поворот. На всю страну было распространено массовое движение под лозунгом: «Нанесем контрудар по поветрию пересмотра дел правых уклонистов». Кампанию вели во всех учреждениях и организациях.
Тот факт, что выдвиженцы «культурной революции» развернули эту кампанию, свидетельствовал о том, что Мао Цзэдун колебался, то поддерживая «старую гвардию», то поощряя выдвиженцев «культурной революции».
Очевидно, он понимал, что без «старой гвардии» страна может обрушиться в хаос и вся потенциальная мощь государства будет разрушена, а без выдвиженцев «культурной революции» его идеи, особенно периода «культурной революции», будут похоронены.
В конце октября 1975 г. врачи сделали еще одну операцию. Перед операционной лежавший на каталке Чжоу Эньлай спросил, где Дэн Сяопин. Когда Дэн Сяопин подошел, он пожал ему руку и сказал: «В этом году ты очень хорошо поработал; ты намного сильнее меня…»
Возможно, за этими словами скрывалось признание того, что он сам колебался вместе с Мао Цзэдуном, а Дэн Сяопин, признавая авторитет Мао Цзэдуна, на практике твердо стоял на стороне «старой гвардии».
После этой операции Чжоу Эньлай уже не смог подняться с постели. Но он интересовался политическими событиями. Сначала он еще мог сам читать газеты. Потом их ему стали читать. Ситуация в партии становилась все более напряженной. Но что он мог поделать? Он подолгу лежал, вперив взор в потолок; время от времени качал головой и сокрушенно вздыхал…
Последние дни были очень тяжелыми.
Чувствуя боль, он сжимал руку медсестры. Крупные капли пота скатывались по лбу. Его кормили, но каждая ложка давалась ему с трудом. Он понимал, что надо выигрывать каждый день. Он говорил тем, кто его кормил: «Еще несколько глотков. Давайте. Я сам буду считать». И считал после каждого глотка: «Раз!.. Два!.. Три!»
В декабре он уже не мог глотать. Жизнь поддерживали через капельницу. Опухоль распространялась. Он впадал в забытье от боли. Ему кололи обезболивающие средства.
В последний момент своей жизни он думал о политике.
В декабре он сказал навестившему его маршалу Е Цзяньину: «Придавайте значение методам борьбы. Ни в коем случае нельзя допустить того, чтобы власть попала к ним в руки».
Последние дни Чжоу Эньлай провел в своего рода соревновании с Мао Цзэдуном; многое зависело от того, кто из них умрет раньше. Чжоу Эньлай понимал, что и он и Мао Цзэдун умрут очень скоро. Поэтому он и наказал Е Цзяньину после смерти Мао Цзэдуна и после своей смерти не допускать к власти выдвиженцев «культурной революции».
В беседе с Ван Хунвэнем Чжоу Эньлай предостерегал его, напоминая слова Мао Цзэдуна, когда в конце 1974 г. в Чанша тот беседовал с ними обоими: «У Цзян Цин есть честолюбивые замыслы».
Таким образом, Чжоу Эньлай попытался расколоть лагерь выдвиженцев «культурной революции».
20 декабря у Чжоу Эньлая поднялась температура — 38,7 °C. Он лежал под капельницей, но беседовал с руководителем разведки Ло Цинчаном о работе по Тайваню. Он спросил о том, что в последнее время произошло на Тайване, а также о том, как себя чувствуют старые друзья на Тайване. Дважды во время беседы он терял способность говорить. В конце концов беседу прекратили. Чжоу Эньлай извинился: «Я действительно устал; дайте мне отдохнуть десять минут, и потом продолжим!» Затем он впал в забытье.
«Старые друзья на Тайване». Чан Кайши уже умер. Следовательно, Чжоу Эньлай намекал на поиски взаимопонимания с его преемниками на Тайване. Иными словами, Чжоу Эньлай говорил о поисках решения проблем с руководителями Гоминьдана, причем со старыми и авторитетными руководителями. Чжоу Эньлай ориентировал своих последователей на работу с целью решения вопроса о Тайване.
В конце декабря Чжоу Эньлай узнал, что старый парикмахер Чжу из гостиницы «Пекин», который стриг его более двадцати лет, хотел бы постричь его. Чжоу Эньлай сказал, что болезнь так его изменила, что старому мастеру будет нелегко, поэтому Чжоу Эньлай поблагодарил парикмахера и отказался.
Пришел новый, 1976-й, год. Болезнь наступала. В Китае после смерти Чжоу Эньлая говорили, что в последние дни жизни он слабым голосом пел «Интернационал». И сказал сидевшей рядом с его постелью Дэн Инчао: «Я верю, что коммунизм непременно будет осуществлен во всем мире. Сплотимся и вступим в завтрашний день. Интернационал непременно будет осуществлен».
В 11 часов утра 7 января Чжоу Эньлай открыл глаза, огляделся, узнал врачей и слабым голосом произнес: «Ну, со мной тут уже делать нечего. Занимайтесь другими товарищами-пациентами. Они в вас больше нуждаются». Это были его последние слова.
В 9 часов 57 минут 9 января 1976 г. Чжоу Эньлай умер. [1]
Прах Чжоу Эньлая в соответствии с его волей был развеян над горами и морями Китая.
Материально от Чжоу Эньлая не осталось ничего. Его тело исчезло, растворилось в воде и стало землей.
Осталось имя. В Китае, и в истории страны, и в том числе и в современной КНР, имя человека, особенно имя политического деятеля, можно сказать, живет своей, отдельной от его носителя, жизнью; судьба имени иной раз оказывается долгой, намного переживает своего владельца.
В данном случае оказалось важным, что при жизни имя Чжоу Эньлая не было опорочено, его доброе имя официально продолжало существовать и после его смерти. Живого носителя имени уже не было. Он не мог пострадать физически, нравственно, в любом смысле сам после своей физической смерти. Поэтому возникала возможность борьбы вокруг имени. Под знаменем имени в своих политических интересах, в интересах борьбы за власть и против неверной политики и/или против имени, за то, чтобы опорочить имя человека после его смерти, а заодно и подавить своих политических противников как приверженцев опороченного умершего политического деятеля.
Мао Цзэдун, будучи при смерти, в этой ситуации уже и не участвовал в продолжавшейся битве вокруг имени Чжоу Эньлая.
Для старых руководителей имя Чжоу Эньлая превратилось в знамя, в щит, которым они стремились защитить себя и выиграть борьбу за власть. Для выдвиженцев «культурной революции» имя Чжоу Эньлая после его смерти превратилось в объект нападок, в ту нить, ухватившись за конец которой они пытались связать в одно целое и Чжоу Эньлая, и продолжавших жить и действовать представителей старой номенклатуры, «старой гвардии».
Но еще важнее стало то, что имя Чжоу Эньлая использовали простые китайцы, которые, славя это имя, выражая уважение к нему, выражали свой протест против политики руководителей КПК. Народ воспользовался тем, что имя Чжоу Эньлая не было дискредитировано в партийных документах, тем, что власти не могли, по крайней мере временно, открыто осуждать Чжоу Эньлая и тех, кто выражал свое уважение к его памяти. Поэтому протест народа проявился в такой странной на первый взгляд форме, как массовые демонстрации после смерти Чжоу Эньлая под лозунгами: «Защитим Чжоу Эньлая!»; «Те, кто выступают против Чжоу Эньлая, добром не кончат!».
Характерно и то, что кампания массовых протестов против политики времен «культурной революции» началась после того, как китайцы начали использовать простой предлог: имя Чжоу Эньлая не появилось в печати наряду с именами других руководителей в подборке высказываний о погибшем в 1960-х гг. в результате несчастного случая солдате НОАК Лэй Фэне, которого славили как образец почитания Мао Цзэдуна.
Итак, Чжоу Эньлай до конца своих дней самим фактом своего существования участвовал в политической борьбе внутри руководства КПК. После смерти в борьбе стало активно использоваться его имя. При этом его именем пользовались и сторонники, и противники. Но самое важное, пожалуй, что именем Чжоу Эньлая воспользовались униженные и страдавшие в Китае, которые действовали спонтанно, в подавляющей части без какой-либо связи с номенклатурой, не по ее наущениям. Людям при правлении Мао Цзэдуна жилось плохо, и они выражали свой протест, их настроения пытались использовать различные части партийной номенклатуры. Но об этом подробнее в следующей главе.