Смерть Мао Цзэдуна

6 октября 1976 г. — день ареста Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Ван Хунвэня, Яо Вэньюаня

В официальном документе, в «Решении по некоторым вопросам истории партии со времени образования КНР», в частности, сказано следующее:

«9 сентября 1976 г. умер Мао Цзэдун; контрреволюционный блок Цзян Цин усилил свою заговорщическую деятельность, направленную на захват высшей власти в партии и в государстве. Однако в первой декаде октября 1976 г. политбюро ЦК партии, осуществляя волю партии и народа, смело разгромило контрреволюционный блок Цзян Цин, положило конец беде — «великой культурной революции». Это великая победа всей партии, всей армии и народов всех национальностей всей страны, достигнутая в результате длительной борьбы. В борьбе за разгром контрреволюционного блока Цзян Цин товарищи Хуа Гофэн, Е Цзяньин, Ли Сяньнянь сыграли важную роль».

По сути, главную роль в этих событиях сыграл Е Цзяньин. В «Приветственном письме товарищу Е Цзяньину от 4-го пленума ЦК КПК 11-го созыва» было сказано:

«В октябре 1976 г., в тот напряженный момент, когда контрреволюционный блок Цзян Цин осуществлял свой заговор, направленный на захват высшей власти в партии, Вы вместе с другими товарищами на основании мнения большинства членов политбюро, выражая волю партии и народа, смело поднялись на борьбу и разгромили контрреволюционную группировку Цзян Цин, спасли партию от опасности, которая ей угрожала».

В истории КПК это уникальный случай. Пленум ЦК партии в письменном виде выразил благодарность члену партии за то, что он совершил в интересах всей партии и всего народа. Такого признания не удостоился в истории КПК никто из ее членов, кроме маршала Е Цзяньина.

Здесь необходимо сразу же подчеркнуть несколько обстоятельств.

Прежде всего, устранение «четверки» практически сразу же после ухода из жизни Мао Цзэдуна слилось с его смертью и явилось важнейшим событием в истории КПК и КНР. Благодаря этим решительным действиям был расчищен путь к началу преобразований и к высвобождению мышления из оков — политических установок Мао Цзэдуна — особенно периода «культурной революции», и выходу из самой той ситуации, при которой важнейшие посты в руководстве партией занимали выдвиженцы «культурной революции», которые были намерены продолжать борьбу против значительной части партийной номенклатуры, представлявшей старых членов КПК, были намерены отрицать почти все то, что делалось до «культурной революции», когда Лю Шаоци и другие руководители выправляли ситуацию, созданную Мао Цзэдуном.

Парадоксально, но пока Мао Цзэдун был жив, он в известном смысле сохранял часть старых руководителей, понимая необходимость использовать их опыт и знания для решения экономических проблем. Старые руководители при живом Мао Цзэдуне не могли выступить против него.

Ситуация кардинально изменилась после его смерти. Больше никто и не сдерживал старых руководителей и не защищал их. Старые руководители и выдвиженцы «культурной революции» оказались в состоянии смертельного противостояния. И те, и другие были готовы на крайние действия. Речь шла о физическом устранении противников. Вопрос был в том, у кого окажется больше решимости и кто сумеет предпринять активные действия раньше противника.

Выдвиженцы «культурной революции» не только не были заинтересованы в старых руководителях, но видели в них своих главных смертельных врагов и вполне могли решиться на ликвидацию большинства старых кадровых работников.

Таким образом, для старых руководителей смерть Мао Цзэдуна явилась рубежом. Они понимали, что необходимо действовать быстро, решительно и не в рамках выступлений на совещаниях руководства партии. В противном случае перед ними замаячила угроза физического уничтожения.

В этой ситуации и сыграло свою роль то обстоятельство, что во главе вооруженных сил после смерти Мао Цзэдуна оказался маршал Е Цзяньин.

Из десяти маршалов КНР к тому времени в живых осталось четверо. Лю Бочэн был слеп и стар. Сюй Сянцянь практически не принимал участия в делах. Не Жунчжэнь, как и обычно, предпочитал заниматься ВПК, наращиванием военно-технического, особенно ядерного и ракетного, потенциала НОАК.

Повседневное руководство вооруженными силами осуществлял маршал Е Цзяньин. Это был идеальный штабной работник. Он всю жизнь занимался разработкой разного рода военных операций, а также улаживанием отношений между высшими военачальниками, действуя неизменно в пользу Мао Цзэдуна.

Е Цзяньин был своего рода «Чжоу Эньлаем в армии». Это тоже был «гуттаперчевый» и «непотопляемый» политик. Он оказывался одновременно нужен и Мао Цзэдуну, которому необходим был в определенных случаях посредник для связей с высшими военачальниками на местах, и этим военным, которые, в свою очередь, нуждались не только в посреднике-штатском, каким был Чжоу Эньлай, но и в посреднике-военном для согласования проблем с Мао Цзэдуном.

Е Цзяньин был удобен для региональных военных лидеров. Он находился в центре и был способен, наряду с Чжоу Эньлаем, представлять и согласовывать интересы сильных фракций военачальников из различных регионов КНР, из больших военных округов.

Мао Цзэдун доверял ему. Он, в свою очередь, стремился быть лояльным к Мао Цзэдуну.

Правда, в конце 1950-х гг. мне довелось сопровождать в Москве делегацию во главе с маршалом Е Цзяньином. Делегация побывала в Большом театре на балете «Красный мак». В музыке балета тогда звучала мелодия китайской песни, в которой были следующие слова: «Восток заалел, взошло солнце, это в Китае появился Мао Цзэдун». Меня поразило то, что Е Цзяньин, услышав эту мелодию, тут же сказал: «Это сюда не вписывается».

Е Цзяньин был прав, ибо речь шла о событиях 1920-х гг., когда этой песни еще не было и Мао Цзэдун не играл той роли, какую ему довелось сыграть впоследствии. Это было странно. Мне до той поры никогда не приходилось слышать, чтобы хоть что-нибудь связанное с именем Мао Цзэдуна хоть кто-нибудь из китайцев ставил под сомнение.

Формально маршал Е Цзяньин оказался среди выдвиженцев «культурной революции». В самом ее начале он громче всех маршалов славил и Мао Цзэдуна, и его тогдашнего единственного заместителя и преемника маршала Линь Бяо. При этом исторически Е Цзяньин никак не входил в клан Линь Бяо. Е Цзяньин стал членом политбюро ЦК КПК на том самом пленуме ЦК партии, который состоялся в августе 1966 г. и на котором Линь Бяо был назначен на пост единственного заместителя председателя ЦК КПК, а Лю Шаоци был «был понижен по значению со второго места на восьмое». [1]

Е Цзяньин угадал тогда главную мысль Мао Цзэдуна, которая касалась военачальников. Мао Цзэдун хотел, чтобы они поддержали его идею о необходимости выдвинуть на первый план в работе партии и государства подготовку к войне, имея в виду войну против нашей страны как главного военного врага КНР.

Именно эту мысль Мао Цзэдуна пропагандировал и поддерживал Е Цзяньин. К слову, Е Цзяньина и Дэн Сяопина сближало с Мао Цзэдуном и Чжоу Эньлаем отношение к нашей стране как к врагу: врагу их личному, врагу их армии, врагу их партии и, как они считали, врагу Китая. До конца жизни ни один из них так и не изменил своего отношения к нашей стране.

Кстати, Е Цзяньин уже после смерти Мао Цзэдуна, в 1979 г., выступая в качестве главы парламента КНР, в качестве председателя постоянного комитета ВСНП, в беседе с австрийцем Отто фон Габсбургом, который был весьма прогрессивным человеком демократических убеждений, говорил: «Вы, немцы, никогда не должны забывать того, что вы лишились Кенигсберга в том же 1944 году, когда мы, китайцы, потеряли Туву».

А во время «культурной революции», 25 сентября 1966 г., Е Цзяньин в одном из своих публичных выступлений утверждал: «Наш основной расчет должен быть в том, что нам, вероятно, придется воевать. Мы говорим, что нужно никогда не забывать о классовой борьбе, а высшая форма классовой борьбы — это война. Поэтому никогда не забывать о классовой борьбе — это, можно сказать, означает никогда не забывать о подготовке к войне… Центром борьбы против империализма, против ревизионизма является именно наш Китай. Ключ к решению вопроса об освобождении земного шара — в Китае. Мы должны быть готовы к выполнению этой задачи». [2]

В другом выступлении он подчеркивал: «Базой мировой революции сегодня является Китай. Ныне мировая революция имеет руководство со стороны председателя Мао Цзэдуна, и в ходе этой революции, несомненно, окажется возможным создать обновленный земной шар». [3]

Е Цзяньин тогда делал акцент на воспитании подрастающего поколения в духе подготовки «неизбежной» войны Китая против нашей страны, поэтому такая его позиция, вкупе с другими обстоятельствами, делала Е Цзяньина необходимым членом руководства ходом «культурной революции», с точки зрения Мао Цзэдуна.

В 1967 г. газета «Жэньминь жибао» писала: «Мы уверены, что наступит день, когда лучезарное красное знамя марксизма-ленинизма, идей Мао Цзэдуна высоко взовьется над Красной площадью, над родиной Октябрьской революции». [4]

14 февраля 1967 г. Е Цзяньин заявил, что наша страна якобы «переносит центр своей военной стратегии на Восток, перебрасывает войска, усиливает военные приготовления, направленные против Китая». [5] Член группы ЦК КПК по делам «культурной революции» Ли Маньцунь 28 января 1967 г. на массовом митинге в Пекине назвал нашу страну «врагом» Китая. Министр иностранных дел КНР маршал КНР Чэнь И в начале февраля 1967 г. заявлял: «Проблема СССР, возможно, будет иметь развитие; возможно, придется разорвать с СССР дипломатические отношения; возможно, придется воевать». [6]

В это время в Пекине на стенах домов стали появляться лозунги: «СССР — наш враг!»; «Долг крови придется платить кровью!»; «Выступающие против Китая добром не кончат!»; «С китайским народом шутки плохи!» Все эти лозунги были обращены к нашей стране, к нашим людям. Е Цзяньин вместе с Чжоу Эньлаем и Чэнь И активно поддерживал эту сторону политики Мао Цзэдуна, одновременно он стремился ограничить удар, который в ходе «культурной революции» был нанесен по старым партийным руководителям.

В этой связи можно отметить, что в самом ее начале Е Цзяньину было поручено изолировать самых видных представителей интеллигенции, дабы не дать им влиять на массы, если бы они захотели критиковать «культурную революцию».

Е Цзяньин создал тогда то, что получило наименование «курсов концентрации и воспитания». В эти лагеря военнослужащие и сотрудники органов безопасности свозили известных китайских интеллигентов, отрывая их от семей и от дома. Это было большое испытание для пожилых и больных людей, какими тогда были все они.

В инструкции заместителя председателя военного совета ЦК КПК Е Цзяньина, датированной 23 июня 1966 г., говорилось: «Необходимо успокоить их (а речь шла о «золотом фонде» китайской творческой интеллигенции. — Ю.Г.), добиться того, чтобы у них рассеялось чувство отвращения к курсам концентрации и воспитания. Нужно добиваться того, чтобы они не чувствовали себя как в большой тюрьме, куда заточили всю культуру». И далее: «Особенно необходимо добиваться того, чтобы в период пребывания на курсах… среди них (интеллигентов. — Ю.Г.) не было случаев самоубийств». В этой же инструкции Е Цзяньин разъяснял, как поступать с крупными партийными работниками, раскритикованными в ходе «культурной революции». «Что же касается Чжоу Яна (заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПК. — Ю.Г.) и людей его ранга, то их можно и не отправлять на курсы концентрации и воспитания. Пусть они остаются дома, изучают там труды председателя Мао Цзэдуна, пишут самоанализы, а на курсы концентрации и воспитания ездят для того, чтобы принимать участие в собраниях и выступать на них с самокритичными речами». Некоторое время спустя, когда «курсы концентрации и воспитания» были упразднены, а «поднадзорные» переданы в руки «революционных масс», малоформатная печать, давая оценку приведенному выше высказыванию Е Цзяньина, писала: «Он (Е Цзяньин. — Ю.Г.) боялся, что не останется в живых наследников курса реставрации капитализма». [7]

Таким образом, в малоформатной печати периода «культурной революции» Е Цзяньина критиковали за то, что он, «действуя под красным знаменем» «культурной революции» Мао Цзэдуна, якобы фактически выступал против этого «красного знамени», так как пытался таким образом спасти жизни этих людей. Выдвиженцы «культурной революции» были полны решимости физически уничтожить интеллигентов старого закала, всех тех, кто стал образованными людьми до «культурной революции» и не бросился очертя голову за Мао Цзэдуном в это политическое движение. Они полагали, что Е Цзяньин на своих «курсах концентрации и воспитания» скрывает этих интеллигентов, эту «погань», от справедливого гнева народа, «вооруженного идеями Мао Цзэдуна».

На протяжении всей «культурной революции» Е Цзяньину удалось держаться среди тех действующих старых руководителей, которых Мао Цзэдун использовал в своих интересах. Он оказался нужен Мао Цзэдуну.

Особенно позиции Е Цзяньина усилились после гибели Линь Бяо и его критики.

В момент смерти Мао Цзэдуна власть над вооруженными силами в весьма значительной степени была сосредоточена в руках маршала Е Цзяньина. Ему и предстояло сыграть главную роль в устранении «четверки».

Весной 1977 г. заместитель председателя ЦК КПК маршал Е Цзяньин отметил свое восьмидесятилетие. К нему в гости приехали маршалы Не Жунчжэнь и Сюй Сянцянь, а также генералы Су Юй, Ван Чжэнь, Юй Цюли, Ян Чэнъу. Когда все собрались, Е Цзяньин вышел к ним вместе с Дэн Сяопином. Дэн Сяопин приветствовал собравшихся словами: «Ну, вот, тут собрались все старые маршалы!» Е Цзяньин в ответ сказал: «Ты у нас тоже старый маршал. Более того, ты — руководитель старых маршалов!»

Е Цзяньин всегда исходил из необходимости считаться с реальной расстановкой сил в армии, в партии, в государстве. Он понимал, что, несмотря на сыгранную им роль при устранении «четверки», он ни в коем случае не сможет занять положение вождя, диктатора или военного правителя.

Важно отметить то обстоятельство, что в результате «культурной революции» были подорваны позиции почти всех кланов военачальников. Более того, ко времени ухода Мао Цзэдуна с политической сцены и из жизни ушли маршалы Чжу Дэ, Пэн Дэхуай, Хэ Лун, Линь Бяо, Чэнь И. Еще до «культурной революции» умер маршал Ло Жунхуань.

Таким образом, в живых оставались маршалы Лю Бочэн, Сюй Сянцянь, Не Жунчжэнь и Е Цзяньин.

Самым сильным, практически единственным, из этой политической кампании вышел блок маршалов Лю Бочэна и Сюй Сянцяня. Они выжили сами и сумели сохранить свое влияние в армии и в стране.

Политическим представителем тандема Лю Бочэна — Сюй Сянцяня традиционно был Дэн Сяопин.

Е Цзяньин не имел своей мощной фракции в армии или мощной региональной группировки военачальников. Поэтому он счел целесообразным примкнуть к сильнейшей группе военных и признать их силу. Это выразилось в форме выдвижения Е Цзяньином Дэн Сяопина на роль фактического гражданского руководителя всех группировок военачальников в КНР.

Так вскоре после смерти Мао начал восстанавливаться механизм управления страной. Ось этого механизма оставалась все той же — вооруженные силы. Вместо Мао Цзэдуна высшим руководителем вооруженных сил по договоренности между высшими военачальниками стал Дэн Сяопин. Е Цзяньин сохранил за собой роль распорядителя повседневной деятельностью военного совета ЦК КПК. Одновременно он был председателем постоянного комитета ВСНП.

Итак, структура руководства Китаем, руководства и армией, и партией, и государством после смерти Мао Цзэдуна, в сущности, не изменилась.

Костяк этой структуры составляли военные, фракции военачальников, которые договорились между собой о статус-кво и о признании высшим арбитром в их возможных разногласиях Дэн Сяопина — представителя самой сильной военной группировки, группировки Лю Бочэна — Сюй Сянцяня, а также о том, что его заместителем по практическим делам должен стать по праву и по заслугам маршал Е Цзяньин.

Главное, с чем тогда, в 1977 г., в день его восьмидесятилетия, поздравляли Е Цзяньина, это с его заслугой, с тем, что тогда именовалось разгромом «четверки».

А это событие произошло за полгода до дня восьмидесятилетия маршала.

Если говорить о предыстории этого события, то нужно обратиться к последним дням жизни Мао Цзэдуна. Поздно вечером 8 сентября 1976 г. он вызвал к себе членов руководства партии, ее политбюро. Они явились. В их поведении ощущалась страшная напряженность.

Во время «культурной революции» всем им было крайне трудно увидеться с Мао Цзэдуном. Более года уже Мао Цзэдун не присутствовал даже на заседаниях политбюро ЦК КПК (очевидно, исключая собрание членов политбюро у постели Мао летом 1976 г.). Поэтому члены руководства недоумевали, не зная, насколько он болен, что он скажет.

К постели Мао Цзэдуна подошел заместитель председателя ЦК КПК, заместитель председателя военного совета ЦК КПК маршал Е Цзяньин. Мао открыл глаза и сделал жест рукой. Е Цзяньин, будучи старым человеком, не увидел этого: глаза его застилали слезы. Он взволнованно вышел из спальни Мао Цзэдуна.

В соседней комнате он снял очки и стал протирать глаза, к нему подбежала медсестра и сказала, что Мао Цзэдун зовет его.

Е Цзяньин возвратился в спальню, наклонился к лежавшему на постели Мао Цзэдуну. Позвал его: «Председатель! Председатель!»

Мао Цзэдун открыл глаза, посмотрел на Е Цзяньина, и губы его дрогнули. Е Цзяньин попытался разобрать, что тот хотел сказать. Но так ничего и не расслышал.

Прошло несколько минут. Мао Цзэдун устал. Закрыл глаза. Е Цзяньин вышел из спальни.

Спустя пять лет после этого, в 1981 г., Е Цзяньин вспоминал: «Все товарищи члены политбюро пришли в комнату председателя. По очереди, один за другим, все подходили повидаться с ним. В то время сердце его еще не перестало биться. Повидавшись с ним, возвращались в комнату отдыха. Спустя некоторое время медсестра снова позвала меня к председателю. Тогда председатель посмотрел на меня, не произнес ни слова. И я снова вышел из спальни… В то время я подумал: почему председатель захотел во второй раз увидеть меня? Хотел ли дать еще какое-то поручение?»

Во всяком случае, Е Цзяньин оказался единственным из всех членов высшего руководства, которого Мао Цзэдун пожелал увидеть еще раз перед своей смертью.

Мао Цзэдун не оставил политического завещания и даже не смог произнести ни слова во время прощания с членами руководства, в том числе со своей женой Цзян Цин и с маршалом Е Цзяньином.

В 0 часов 10 минут 9 сентября 1976 г. Мао Цзэдун умер.

Седовласый, весь в белом врач вышел из спальни и сообщил членам политбюро ЦК КПК о смерти Мао Цзэдуна. Хотя морально все были готовы к этой вести, все замерли. Все демонстрировали скорбь, из глаз полились слезы.

Затем члены политбюро вошли в комнату, где лежало тело Мао Цзэдуна. Они остановились перед ним, склонив в молчании головы.

Конечно, эти опытные политики были давно готовы к уходу Мао Цзэдуна. Заранее были подготовлены и документы, определявшие церемонию прощания с усопшим вождем. Все члены руководства были давно уже нацелены на борьбу со своими политическими противниками за власть. Именно это занимало их мысли.

И все же смерть есть смерть, и это был тягостный момент для тех, кто десятки лет следовал за Мао Цзэдуном. Естественно, возникла некая психологическая пауза. Однако она была быстро нарушена.

В 3 часа ночи состоялось экстренное заседание политбюро. На повестке дня — вопрос о похоронах Мао Цзэдуна. Обсудили создание комиссии, обращение к народу, порядок прощания, порядок проведения траурного митинга. Заседание подходило к концу.

За все это время Цзян Цин не проронила ни звука. Внезапно она попросила дать ей слово. Всем своим видом она подчеркивала свое особое положение. Тоном приказа она заявила: «Я считаю, что следует также обсудить вопрос о проводящемся в настоящее время массовом политическом движении; не следует сосредоточиваться только на организации похорон и пренебрегать критикой Дэн Сяопина. Судя по тому, как дело обстояло в предшествующий период, я считаю, что ЦК совершенно несерьезно относится к вопросу о руководстве этим движением, совершенно не прилагает тут усилий!» Говоря это, она подняла голову и обвела всех присутствовавших, одного за другим, тяжелым взглядом из-за толстых стекол очков.

Описывая эту ситуацию, противники «четверки», утверждали, что до членов политбюро давно уже было доведено указание Мао Цзэдуна: «Вот когда я умру, Цзян Цин начнет скандалить». Но никто не мог и подумать, что эта женщина не проявит никакого уважения к чувствам скорби и нетерпеливо попытается злоупотреблять властью, выступать в роли этакой «барыни» или «старой хозяйки».

В душе большинство членов политбюро испытывали неприязнь к Цзян Цин. И в то же время положение ее было особым, и к тому же она выступала в качестве «старой хозяйки» в той «четверке», которая обладала громадной властью. В какой форме можно было ставить перед ней вопросы, выражать свое мнение? Все безмолвствовали.

Цзян Цин вновь заговорила: «Критиковать Дэн Сяопина, выступать против правых — это вопрос громадного значения, ибо речь идет о том, изменят или не изменят свой цвет и наша партия, и наше государство. Уже более полугода прошло, а кампания критики Дэн Сяопина так и не привела еще к его свержению. Разве это не крайне опасная ситуация? У меня на сей счет собрано очень много материалов». Она хлопнула рукой по своей коричневой папке.

И тогда заговорил Е Цзяньин: «А разве не ты лично и руководишь и управляешь ходом этого самого движения? А если есть какие-то материалы, то пусть с ними ознакомятся все!»

Цзян Цин подняла голос: «Хм! По-моему нельзя проявлять слишком большую мягкость в отношении Дэн Сяопина. Следует исключить его из партии, исключить его из партии!»

«Товарищ Цзян Цин, давайте поспокойнее, похладнокровнее. Ведь надо принимать во внимание, что наша партия в настоящее время переживает самый трудный момент. И сейчас самое важное состоит в том, чтобы как можно более тесно сплотиться вокруг ЦК партии, преодолеть трудности, пройти эту трудную заставу!» — возразил Е Цзяньин.

«Я согласен с мнением заместителя председателя Е Цзяньина». — «Я тоже согласен». Люди наперебой стали высказываться. Даже Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань тоже присоединились к общему хору голосов.

Обмен репликами между Цзян Цин и Е Цзяньином показал, что на первый план среди членов высшего руководства КПК вышли две фигуры: вдова Мао Цзэдуна Цзян Цин, которая возглавляла выдвиженцев «культурной революции», и маршал Е Цзяньин, на практике оставшийся старшим среди прежних руководителей, еще входивших в состав политбюро ЦК КПК.

Цзян Цин попыталась сделать так, чтобы главным стало решение вопроса об исключении из партии Дэн Сяопина. Если бы такое решение было принято, был бы открыт путь к исключению из партии большинства старых членов руководства КПК и вообще многих старых членов партии. Цзян Цин предприняла попытку осуществить молниеносную расправу со своими политическими противниками.

Собственно говоря, Цзян Цин повела себя в данном случае, во-первых, как лидер выдвиженцев «культурной революции» и претендент на пост высшего руководителя партии и государства; во-вторых, как политик, лишенный эмоций или не допускавший того, чтобы эмоции мешали главному — ведению политической борьбы, немедленному принятию важных политических решений, отвечавших, с ее точки зрения, сложившейся ситуации.

Цзян Цин полагала, что теперь, когда Мао Цзэдун умер, не следовало сосредоточиваться на самом факте смерти председателя.

Цзян Цин исходила из того, что жизнь продолжалась и ситуация требовала сосредоточиться на реальных и самых важных, с ее точки зрения, вопросах.

По мнению Цзян Цин, требовалось немедленно исключить Дэн Сяопина из партии. Нужно отметить, что политическая интуиция в данном случае ее не подвела. Вероятно, это был единственный момент, когда можно было поставить вопрос об исключении Дэн Сяопина из КПК. В то же время Цзян Цин проявила смелость, оказавшись единственной из выдвиженцев «культурной революции», кто решился на прямое столкновение с теми силами внутри руководства партии, которые никак не были согласны уступать свои позиции, особенно после смерти Мао Цзэдуна.

Е Цзяньин, учитывая и то, что у него в руках были мощные рычаги по руководству вооруженными силами, а также ощущая поддержку старых руководителей партии, которые хотя и не входили в состав руководства, но имели за собой те или иные силы, взял на себя роль главного представителя прежних авторитетных руководителей.

Он выдвинул известную идею поиска компромисса, перенесения поставленного вопроса в плоскость его закулисных и длительных обсуждений, как это многократно случалось в истории КПК.

Формально Е Цзяньин призвал к тому, чтобы повременить и сосредоточиться на траурных мероприятиях. Фактически же он намекал на то, что в случае постановки вопроса о членстве Дэн Сяопина в партии возможно прямое столкновение с участием масс населения, теперь уже над гробом Мао Цзэдуна и в защиту имени усопшего лидера и в защиту Дэн Сяопина, которого сам Мао Цзэдун так никогда не исключал из партии. Вероятно, учитывая все это, такой опытный политик, как Чжан Чуньцяо, предпочел согласиться с Е Цзяньином и отложить обсуждение поставленного Цзян Цин вопроса.

Одним словом, сразу же, через три часа после кончины Мао Цзэдуна, когда его тело еще не остыло, тут же у этого тела в политбюро ЦК КПК произошло открытое столкновение двух фракций. В результате было решено до окончания похоронных мероприятий отложить решение поставленных вопросов. При этом каждая из сторон, очевидно, исходила из того, что теперь необходимо сосредоточиться на подготовке к реальному столкновению и к смертельной борьбе. Компромисс, очевидно, исключался.

После заседания политбюро для его членов стало вполне очевидным, что предстояла острейшая борьба не на жизнь, а на смерть за верховную власть над партией и государством. Цзян Цин определенно показала, что она намерена взять в свои руки главную власть в партии.

Каким мог быть ход мыслей Е Цзяньина в этот момент?

Как уже упоминалось, на протяжении всего периода «культурной революции» маршал Е Цзяньин демонстрировал свою преданность Мао Цзэдуну, поддерживал все его решения. Именно Е Цзяньин первым из маршалов превознес Линь Бяо, когда Мао Цзэдун решил сделать того своим единственным заместителем и сместить Лю Шаоци, который находился в положении «второго лица» в партии и в государстве.

Со временем Е Цзяньин сумел занять положение первого заместителя Мао Цзэдуна по делам вооруженных сил. После гибели Линь Бяо он стал главным помощником Мао Цзэдуна в тех случаях, когда нужно было решать конкретные вопросы, касавшиеся армии.

Мао Цзэдуну, очевидно, представлялось выгодным известное разделение властей, сложившееся к концу «культурной революции». Тогда сам Мао Цзэдун находился над всем и вся, будучи высшей и непререкаемой властью. Далее, главным доверенным лицом Мао Цзэдуна в партии им был назначен Ван Хунвэнь. В правительстве после смерти Чжоу Эньлая и отстранения Дэн Сяопина в апреле 1976 г. власть формально была в руках Хуа Гофэна, хотя, по сути, всеми делами ведал Чжан Чуньцяо. В армии главным доверенным лицом Мао Цзэдуна был Е Цзяньин.

Когда Мао Цзэдун умер, военная власть, самая главная власть, оказалась сосредоточена в руках Е Цзяньина.

В то же время власть над партией была в руках Ван Хунвэня. А власть над правительством — в руках Чжан Чуньцяо.

Хуа Гофэн, который формально оказался на месте преемника Мао Цзэдуна и занимал посты и председателя ЦК КПК, и председателя военного совета ЦК КПК, и председателя КНР, и премьера Госсовета КНР, по сути, был в значительной степени декоративной фигурой. Его никак нельзя было воспринимать как реального преемника Мао Цзэдуна на посту высшего и единственного руководителя партии и государства.

Главные реальные противоборствовавшие силы, представителями которых выступали Е Цзяньин и Цзян Цин, находились в относительном равновесии. Важным было то, что ни у одной из сторон не было в руках власти одновременно и над партийным аппаратом, и над вооруженными силами. Разделение властей, которое устраивало Мао Цзэдуна, после его смерти с неизбежностью вело к смертельной схватке за объединение в одних руках власти и над армией, и над партией.

У каждой были свои «козыри»; и в то же время у каждой были и свои слабости. Ни одна из них не имела возможности немедленно взять верховную власть в свои руки. Именно по этой причине на какое-то время и понадобилась устраивавшая всех временная и проходная фигура Хуа Гофэна.

Е Цзяньин разделял главные идеи Мао Цзэдуна. Пока Мао Цзэдун был жив, он, очевидно, считал необходимым всегда оставаться в такой позиции, чтобы Мао Цзэдун нуждался в нем и в известной степени доверял ему. Е Цзяньин усвоил «урок Хрущева»: откладывал любые свои самостоятельные действия до тех времен, которые наступили после смерти Мао Цзэдуна. Пережить Мао Цзэдуна, чтобы затем устроить все так, как он считал нужным, — вот в чем, вероятно, был замысел Е Цзяньина.

Ему также удалось при жизни Мао Цзэдуна остаться тем единственным из маршалов КНР, которого Мао Цзэдун считал относительно надежным помощником по устройству дел внутри армии. Более того, именно благодаря этому, Е Цзяньин в последние годы жизни Мао Цзэдуна выдвинулся в партии и армии в число тех, кто оставался ближайшими помощниками Мао Цзэдуна, составляли его ближний круг, главную руководящую группу в партии и в государстве.

Реально Е Цзяньину благодаря его поведению во время «культурной революции» удалось войти в высшее руководство КПК и КНР, стать фигурой, сопоставимой в историческом плане по масштабам и значению с Лю Шаоци, Чжоу Эньлаем и Чжу Дэ, не говоря уже о Линь Бяо, Чэнь Юне и Дэн Сяопине.

В то же время Е Цзяньин принадлежал к тем силам в партии, которые видели в выдвиженцах «культурной революции» угрозу своему положению, а может быть, и самой жизни.

Они полагали, что при Мао Цзэдуне нужно было считаться с его волей, идти на то, чтобы отвечать за политику Мао Цзэдуна, в том числе и в годы «культурной революции», необходимо было приспосабливаться к нему, терпеть выдвиженцев, ограничивая, насколько это удавалось, их власть.

Вместе с тем эти старые руководители принимали во внимание и стремились использовать в своих политических целях недовольство населения, в том числе и членов партии, целым рядом последствий политики времен «культурной революции». Широкие слои населения были недовольны массовыми репрессиями, тем, что именовалось «внутренней» или гражданской войной в стране, разрушением хозяйства, падением жизненного уровня. К этому можно добавить и стремление выдвиженцев «культурной революции» не только захватывать власть в партийных и административных органах, но и осуществить передел сфер влияния группировок военачальников.

Е Цзяньин и другие ясно видели, что Цзян Цин и ее сторонники создают по всей стране сеть своих опорных пунктов, замышляют взять власть и в партии и в государстве, окончательно устранив прежних или старых руководителей.

С точки зрения Е Цзяньина и других старых руководителей, события 5 апреля 1976 г. свидетельствовали о том, что массы населения не довольны результатами политики, проводившейся Мао Цзэдуном и его «штабом» во время «культурной революции».

Таким образом, выступление против Цзян Цин и ее сторонников было, с точки зрения Е Цзяньина, неизбежным и необходимым. Оно позволяло старым руководителям сохранить власть в своих руках, сохранить имя Мао Цзэдуна в качестве своего прикрытия и обоснования легитимности своей власти и в то же время свалить все недостатки политики Мао Цзэдуна или политики, проводившейся при его жизни, на Цзян Цин и ее сторонников.

Е Цзяньин, очевидно, также понимал, что сам ход событий поставил его на такое место в руководстве партией и государством, где он должен был принять решения, взять на себя роль лидера. Теперь, когда не было ни Мао Цзэдуна, ни Чжоу Эньлая, ни Чжу Дэ, ни Лю Шаоци, а Чэнь Юнь, как обычно, оказывался где-то в тени, и при этом Дэн Сяопин формально был отстранен от всех постов в партии и вне ее решением политбюро ЦК КПК, принятым 7 апреля 1976 г. и одобренным тогда же Мао Цзэдуном, Е Цзяньин имел возможность и должен был сыграть роль главного действующего лица, руководить действиями, направленными на отстранение Цзян Цин и ее сторонников от власти. Это была трудная миссия, но Е Цзяньин оказался готов к ее выполнению. На этом этапе позиции Е Цзяньина и Дэн Сяопина совпали, и они нуждались друг в друге. Уже упоминалось, что в данном случае многое определялось тем, что Дэн Сяопин выступал как представитель маршалов Лю Бочэна — Сюй Сянцяня.

Не менее важно, что Е Цзяньин мог пользоваться поддержкой армии, во всяком случае, большей ее части, ибо все существовавшие к тому времени группировки военачальников были настроены в пользу возвращения старых руководителей и устранения выдвиженцев «культурной революции», потому что только в этом случае старые военачальники, «старые маршалы», и сохраняли свое положение и власть.

Итак, с одной стороны, после смерти Мао Цзэдуна произошло острое столкновение Цзян Цин и Е Цзяньина на заседании политбюро ЦК КПК, в результате чего Е Цзяньину стало очевидно, что он должен действовать немедленно, должен опередить выдвиженцев в борьбе за высшую власть в партии.

В то же время, с другой стороны, сами выдвиженцы «культурной революции» очень хорошо понимали, что и для них промедление смерти подобно.

После окончания заседания, как и обычно, состоялся обмен мнениями между Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Ван Хунвэнем и Яо Вэньюанем. Он был кратким, занял полчаса.

Затем Цзян Цин вернулась к себе, в резиденцию на территории Чжуннаньхая.

Она позвонила Мао Юаньсиню и вызвала его к себе.

Мао Юаньсинь — племянник Мао Цзэдуна. В последние несколько лет своей жизни Мао Цзэдун, вызвав Мао Юаньсиня из Северо-Восточного Китая к себе в Пекин и сделав его «своим голосом», стал через него общаться с членами руководства партии.

Мао Юаньсинь понимал, что дни Мао Цзэдуна сочтены, и стал ориентироваться на Цзян Цин. Он даже называл ее «мамой».

Цзян Цин, вызвав Мао Юаньсиня, дала ему задание: пойти к секретарю Мао Цзэдуна, с которым договорилась о том, что он передаст ей через Мао Юаньсиня стенограммы бесед Мао Цзэдуна и черновые записи его высказываний в последнее время.

Тем временем Яо Вэньюань, отвечавший за пропаганду и агитацию, которым Цзян Цин и другие придавали громадное значение, а потому все рычаги в этой области держали под своим контролем, готовил текст официального сообщения о смерти Мао Цзэдуна, которое должно было быть опубликовано в 3 часа дня 9 сентября 1976 г. Перед Яо Вэньюанем стояла сложная задача — Цзян Цин считала необходимым не допустить того, чтобы пропагандистская работа ограничивалась только темой скорби. Это означало указание внимательно следить за обстановкой, исходя из соответствующего понимания состояния «классовой борьбы» в стране.

Чжан Чуньцяо являлся, по сути, тем лицом, на основании мнения которого все четверо и принимали решения. После смерти Чжоу Эньлая, по логике вещей, Чжан Чуньцяо, будучи фактически первым заместителем главы правительства, должен был стать премьером Госсовета КНР. Однако Мао Цзэдун поставил на этот пост Хуа Гофэна. Теперь, после смерти Мао Цзэдуна, Чжан Чуньцяо стремился использовать вновь представившуюся ему возможность и занять пост главы правительства КНР.

Ван Хунвэнь много сделал для того, чтобы ориентировать своих сторонников в партийном аппарате по всей стране на подготовку к серьезным событиям, которые произойдут после смерти Мао Цзэдуна.

Ван Хунвэнь, маскируясь, от имени управления делами или канцелярии ЦК КПК, передал в провинции, на места указания немедленно докладывать о проблемах, а в том случае, если решить проблемы не удается, запрашивать указания из центра.

Сторонникам Цзян Цин эти указания сигналили о неких действиях, а у старых руководителей вызвали подозрения в адрес Цзян Цин и ее приверженцев, которые таким образом пытались выступать от имени ЦК КПК.

Е Цзяньин всегда работал до глубокой ночи, а утром вставал не ранее 10 часов. На другой же день после смерти Мао Цзэдуна он проснулся в 8 часов утра и больше не мог заснуть. Он встал, прошел в кабинет и сел за письменный стол. Обычно перед принятием важных решений он должен был молча и спокойно посидеть и поразмышлять. Затем его мысли выливались в кратко записанные решения. В эти часы никто: ни секретарь, ни медсестры — не должен были его беспокоить.

Е Цзяньин понимал, что ему предстоит решить задачу, которая по сложности превосходила иные сражения на войне.

Он знал, что его противник — целое «царство» или «княжество».

Говоря военным языком, Е Цзяньину предстояло решить, как использовать имевшиеся в его распоряжении силы, какие отдать приказы, как преодолеть сопротивление противника и одержать победу.

Важная задача — привлечь на свою сторону Хуа Гофэна, которого Мао Цзэдун сам назначил первым заместителем председателя ЦК КПК и премьером Госсовета КНР. И хотя многие сомневались в правильности этого решения Мао, но выполняли его. Мао Цзэдун для людей был тогда знаменем; люди привыкли идти вперед под этим знаменем, а следовательно, выполняя и решения председателя о расстановке руководителей на их постах в партии и в государстве.

Однако Е Цзяньин исходил из того, что Мао Цзэдун — всего лишь человек, тоже совершал ошибки, не во всем был прав. Даже еще при жизни Мао Цзэдуна Е Цзяньин думал так и говорил об этом в присутствии своего обслуживающего персонала, чем повергал этих людей в полное изумление. Они даже считали, что их начальник, «возможно, совершает ошибку».

Еще в 1954 г. Е Цзяньин в своих стихах намекал на то, что Мао Цзэдун не прав. Речь шла о том, что вскоре после образования КНР по непонятным причинам были подвергнуты критике Чжан Юньи и некоторые другие известные старые военачальники.

Чжан Юньи был одним из военачальников, которым Мао Цзэдун обязан был жизнью. (Таким военачальником был, кстати, Пэн Дэхуай.) В свое время Чжан Юньи даже подарил Мао Цзэдуну пистолет с памятной надписью. Позволить себе сделать подарок Мао Цзэдуну мог только человек, уверенный в себе и связанный особыми отношениями с Мао Цзэдуном. И вот именно Чжан Юньи Мао Цзэдун подверг критике уже после образования КНР.

Е Цзяньин позволил себе высказать критику в адрес Мао Цзэдуна. Это требовало и зоркости взгляда, и большой смелости.

Некоторые исследователи в КНР также подчеркивали в этой же связи то обстоятельство, что перед смертью Чжоу Эньлай завещал Е Цзяньину не допустить полного перехода власти в руки «четверки».

Как бы там ни было, Е Цзяньин решил поговорить с Хуа Гофэном.

Впервые они встретились в 1970 г. в провинции Хунань. В то время Линь Бяо и Цзян Цин считали Е Цзяньина одним из «черных генералов февральского противотечения», одним из тех старых руководителей, которые в феврале 1967 г. вступили на одном из заседаний руководства в открытую дискуссию о методах «культурной революции» с ее выдвиженцами. Тогда Е Цзяньина на некоторое время удалили из Пекина и отправили в провинцию Хунань. Это было нечто вроде домашнего ареста. Хуа Гофэн был в то время одним из руководителей провинции Хунань; они один-два раза виделись во время собраний, но не беседовали.

После того как Мао Цзэдун перевел Хуа Гофэна в Пекин, Е Цзяньину также не приходилось пересекаться по работе с Хуа Гофэном.

В феврале 1976 г, после смерти Чжоу Эньлая, в соответствии с решением ЦК КПК Хуа Гофэн был назначен исполняющим обязанности премьера Госсовета КНР. Одновременно, также в соответствии с решением ЦК КПК, Е Цзяньин был объявлен «больным», а потому было решено, что он больше не будет руководить повседневной работой военного совета ЦК КПК. На самом же деле здоровье Е Цзяньина в то время было превосходным, и он продолжал выполнять свои обязанности.

После событий 5 апреля 1976 г. Дэн Сяопина сняли со всех его постов в партии и вне ее, а Хуа Гофэн был официально закреплен в качестве преемника Мао Цзэдуна.

Е Цзяньин хладнокровно осмысливал ситуацию, исходя из того, что иной раз тактические шаги приносят победу или поражение даже в вопросах стратегического значения.

Очевидно, что тут следовало принимать во внимание целый ряд обстоятельств. Хотя Хуа Гофэн поднялся к своему положению на описанном фоне, но он и после смерти Мао Цзэдуна должен был выполнять свои обязанности. Возникал вопрос: способен ли он на это?

В июле 1976 г, когда Мао Цзэдун находился в тяжелом состоянии, Е Цзяньин как-то после посещения Мао Цзэдуна, как бы по пути, зашел к Хуа Гофэну, резиденция которого также находилась в Чжуннаньхае. Е Цзяньин хотел прощупать настроение Хуа Гофэна. Это был первый визит Е Цзяньина к Хуа Гофэну. При встрече ощущалось, что Хуа Гофэн был взволнован.

В ходе беседы Е Цзяньин сказал: «В настоящее время кое-кто хотел бы создать всекитайский штаб по руководству народным ополчением, то есть превратить народное ополчение во вторые вооруженные силы. На мой взгляд, такие методы не соответствуют идеям председателя Мао Цзэдуна».

Хуа Гофэн, конечно же, знал, кто эти «кое-кто». Помолчав, он сказал: «Я придерживаюсь такого же мнения».

Благодаря этой встрече у Е Цзяньина сложилось некоторое представление о Хуа Гофэне.

Проще говоря, Хуа Гофэн либо был слабым человеком, либо исходил из того, что Е Цзяньин пользуется реальной поддержкой со стороны главных фракций военачальников. Поэтому Хуа Гофэн счел необходимым на всякий случай поддерживать и «четверку» и Е Цзяньина.

На следующий же день после смерти Мао Цзэдуна, 10 сентября, Е Цзяньин посетил Хуа Гофэна. В ходе беседы он поставил вопрос следующим образом: «Теперь, когда председатель ушел от нас, что ты думаешь о сложившейся ситуации?»

Хуа Гофэн сначала предложил Е Цзяньину попить чайку, сам отпил глоток и только потом ответил: «Это я еще не обдумал».

Е Цзяньин со всей серьезностью продолжил: «Ты вот не обдумал, а некоторые торопятся». Е Цзяньин сделал ударение на слове «некоторые».

После паузы Е Цзяньин сказал: «Раньше ты был заместителем председателя; пока председатель был жив, кое-какие вопросы решать было несподручно. Теперь председатель умер, и ты должен подняться; там, где надо принимать решение, надо принимать решение; там, где необходима решимость, надо проявлять решимость!»

Хуа Гофэн помолчал и сказал: «Это трудно!»

Затем он заговорил о сохранении тела Мао Цзэдуна, проявляя беспокойство в связи с тем, что люди, занимавшиеся бальзамированием, не могли пока решить все вопросы.

Е Цзяньин решил, что на сей раз хватит, и откланялся.

В то же время он считал, что нужно продолжать работу с Хуа Гофэном.

В последующие несколько дней Е Цзяньин посетил Хуа Гофэна еще два раза. Во время этих встреч Е Цзяньин подробно анализировал обстановку в стране.

Во время четвертой встречи он говорил о крутых поворотах в истории партии. Хуа Гофэн на сей раз весьма заинтересованно слушал его.

Е Цзяньин спросил: «Ну что, ты теперь все обдумал?»

Хуа Гофэн наклонился к Е Цзяньину: «Маршал Е Цзяньин, я согласен со всем, что ты говоришь. Но ведь в партии есть еще много других старых товарищей, и мне не известно, что они думают».

Е Цзяньин сказал: «Тебе надо бы съездить к старым товарищам, побеседовать с ними, чтобы понять друг друга, прийти к единому мнению».

Хуа Гофэн был в затруднении. Он сказал: «Маршал Е Цзяньин! Разве тебе не известно, что уровень мой невысок, понимание классовой борьбы, борьбы линий тоже очень низкое. Партийный стаж по сравнению со старыми товарищам детский; по возрасту я тоже принадлежу к младшему поколению. Если я обращусь к старым товарищам, а они откажутся говорить со мной, то как это будет выглядеть?»

На это Е Цзяньин возразил: «Я тебя поддержу. Если ты обратишься к ним, то я заранее замолвлю за тебя словечко. Если ты сможешь подняться на борьбу, старые товарищи поддержат тебя».

Услышав эти слова, Хуа Гофэн встал с кресла: «Если старые товарищи поддержат меня, я буду действовать!»

Возвратившись в свою резиденцию в горы Сишань, что к западу от Пекина, Е Цзяньин вызвал к себе генералов Су Юя и Сун Шилуня и сказал им: «Сегодня я уговорил Хуа Гофэна. Он наконец согласился действовать. Я решил прежде всего дать вам знать об этом, предупредить». Затем он обратился к Су Юю: «Вероятно, Хуа Гофэн будет говорить с тобой. Будь к этому готов и поговори с ним должным образом».

В те же дни Е Цзяньин побеседовал с начальником канцелярии ЦК КПК, начальником охраны ЦК КПК Ван Дунсином. Его позиция была важна.

Ван Дунсин долгое время ведал охраной Мао Цзэдуна. Во время «культурной революции» Ван Дунсин получил новые полномочия: если кто-либо, в том числе и члены высшего руководства партии, включая «старых маршалов», хотели поговорить с Мао Цзэдуном, то только при согласии Ван Дунсина такие встречи оказывались возможны.

Е Цзяньин хорошо и давно знал Ван Дунсина. Е Цзяньин позвонил ему по телефону: «Товарищ Ван Дунсин, когда председатель Мао Цзэдун был жив, ты отвечал за его безопасность. Теперь председатель Мао Цзэдун умер, и ты обязан должным образом хранить его документы, его архив. Все это, каждая бумага, должно быть тщательным образом зарегистрировано. И если что-то временно не успевают привести в порядок, то все равно все это непременно следует сохранить в целости». Он также предостерег Ван Дунсина, сказав, что следует повышать бдительность, усилить работу по обеспечению сохранности архива Мао Цзэдуна. Ван Дунсин ответил: «Маршал Е Цзяньин, будьте спокойны. Я непременно буду хорошо смотреть за вещами председателя Мао Цзэдуна».

19 сентября 1976 г. после церемонии похорон Мао Цзэдуна Цзян Цин, посоветовавшись с Чжан Чуньцяо, Ван Хунвэнем, Яо Вэньюанем и другими своими сторонниками, позвонила Хуа Гофэну: «Я предлагаю немедленно созвать экстренное заседание постоянного комитета политбюро ЦК партии для обсуждения важнейших вопросов».

Хуа Гофэн поинтересовался: «Каких важнейших вопросов?»

«Вопросы, требующие обсуждения, чрезвычайно сложны! Ты в ЦК партии недавно, во многих вопросах не разбираешься, да и не можешь разобраться!» В голосе Цзян Цин прозвучало неуважение.

Хуа Гофэн помедлил; от такого обращения он чуть было не вспылил.

Затем он спросил: «А кто будет участвовать?»

Цзян Цин сказала: «Не нужно звать Е Цзяньина! — и добавила: — Решим так: я, Ван Хунвэнь, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань, плюс ты, да еще в заседании будет участвовать Мао Юаньсинь».

Цзян Цин говорила тоном вдовствующей императрицы, отдающей приказы. Предлагая такой состав участников заседания, она фактически включала в число членов постоянного комитета политбюро ЦК КПК себя, Яо Вэньюаня и Мао Юаньсиня.

Это заседание состоялось во второй половине дня 19 сентября в малом зале заседаний Дома ВСНП.

На заседании Цзян Цин потребовала, чтобы привели в порядок документы Мао Цзэдуна, а также заявила: «Мы сами должны привести в порядок эти документы!»

Однако большинство членов политбюро не согласились с ее требованиями, и ей пришлось уступить. Решение поставленных ею вопросов было отложено.

В эти же дни с Е Цзяньином беседовала вдова Чжоу Эньлая Дэн Инчао.

Еще раньше Е Цзяньин обсуждал эти вопросы с маршалом Не Жунчжэнем.

12 сентября Не Жунчжэнь направил к Е Цзяньину генерала Ян Чэнъу, велев ему передать следующее:

«“Четверка” и иже с ней — это контрреволюция; они способны на все, на любые дурные дела; необходимо проявлять бдительность, предотвратить их опережающие шаги. Если им удастся тайно погубить Дэн Сяопина, а также заключить маршала Е Цзяньина под домашний арест, тогда ситуация значительно осложнится. «Четверка» опирается на исключительное положение и статус Цзян Цин, во время заседаний постоянно просто хулиганит, ведет себя нагло, самым беспардонным образом; и если пытаться решить вопрос о них через обычные каналы борьбы внутри партии, то это не даст результата, делу не поможет, пользы не принесет; это как мертвому припарки. И только в том случае, если мы возьмем в свои руки инициативу, начнем действовать сами, предпримем радикальные меры, только в этом случае мы сможем предотвратить экстраординарное развитие событий, непредвиденные неприятности».

Выслушав это послание, Е Цзяньин спросил Ян Чэнъу, который в то время фактически распоряжался вооруженными силами: «А каково положение в армии?»

«Тут вопросов нет».

«Хорошо. На тебе лежит ответственность за то, чтобы держать под своим контролем все три главных управления, а также сухопутные силы и военновоздушные силы. Если только в армии не будет никаких проблем, тогда можно будет успешно осуществить операцию», — с нажимом сказал Е Цзяньин.

«Старый маршал, ты можешь быть спокоен, армия всегда будет слушать слово партии».

Таким образом, Е Цзяньин заручился поддержкой маршала Не Жунчжэня и его людей, один из которых, генерал Ян Чэнъу, в то время играл важную роль в руководстве вооруженными силами в качестве, по сути, начальника генерального штаба НОАК.

Свою роль в этой ситуации сыграл и близкий к Дэн Сяопину генерал Ван Чжэнь. Он был частым гостем в доме Е Цзяньина.

Еще в августе 1976 г. Ван Чжэнь в беседе с Е Цзяньином в его резиденции, когда речь зашла о действиях «четверки», сказал: «По-моему, надо без всякой канители просто схватить и арестовать их; ведь в этом случае вопрос будет решен, верно?!»

Старейший член партии Чэнь Юнь к этому времени занимал всего-навсего пост заместителя председателя постоянного комитета ВСНП. После смерти Мао Цзэдуна он постоянно пребывал в раздумьях, лишился сна и аппетита.

Чэнь Юня посетил Ван Чжэнь и сказал ему: «У меня есть к тебе предложение».

«Какое предложение?»

«Ты — старейший по положению. Ты должен походить по гостям. Побывать у маршала Е Цзяньина, у товарища Дэн Сяопина».

Чэнь Юнь кивнул: «Я тоже так думаю. И поскольку сначала ты подал мне этот знак, то я поеду и поговорю с ними».

Через несколько дней Чэнь Юнь приехал в резиденцию Е Цзяньина. Первое, что он сказал, было следующим: «Что будем делать в этой ситуации? Необходимо быстро решить, что делать; только в этом случае все получится».

Гость и хозяин прошли в гостиную, дабы обсудить вопрос о том, как изменить ситуацию к лучшему.

Генералы Су Юй и Сун Шилунь, которые держали в своих руках вооруженные силы в районе Пекина, пришли к Е Цзяньину и спросили: «Старый маршал, как идет подготовка? Когда будем действовать?»

Е Цзяньин ответил: «Тут нужно будет еще уловить удобный случай; нужно воспользоваться самым благоприятным стечением обстоятельств, самым благоприятным моментом для атаки».

Су Юй и Сун Шилунь жили неподалеку от Е Цзяньина, и почти каждый день прогуливаясь по вечерам, они заходили к нему. Оба с давних времен служили под его началом. В 1958 г. Е Цзяньин основал Академию военных наук, стал ее начальником и политкомиссаром. Су Юй и Сун Шилунь были у него заместителями. Оба были боевыми генералами. Части, которыми они в свое время командовали, были расквартированы в Северном Китае, в районе Пекина; командиры этих частей были их подчиненными или учениками.

Сун Шилунь в разговоре с Е Цзяньином сказал: «Старый маршал, докладываю тебе, что мы приготовили даже соломенные сандалии на тот случай, если, паче чаяния, дело обернется не так, как мы предполагаем. И тогда нам останется только уйти в горы и партизанить. Хорошо еще, что в этих местах мне хорошо знаком рельеф местности».

Су Юй, понизив голос, добавил: «А если придется, то тогда тебя мы понесем на носилках».

Е Цзяньин с уверенностью произнес: «Вы далеко глядите. Действительно, надо иметь в виду и самое худшее. Однако мы должны приложить максимальные усилия и хорошо сделать наше дело. Я верю, что мы сумеем победить их!»

Ван Хунвэнь вызвал из Шанхая в Пекин одного из своих доверенных лиц — Сюй Цзинсяня — для доклада ему и Чжан Чуньцяо о том, как идет подготовка народного ополчения, и для обсуждения плана действий.

«Четверка» считала народное ополчение своего рода «вторыми вооруженными силами» или параллельными вооруженными силами.

Еще в 1967 г. Чжан Чуньцяо, который являлся тогда главной опорой «штаба» Мао Цзэдуна по руководству «культурной революцией» и захвату власти у прежнего парткома города в Шанхае, приказал при только что образованном новом органе власти — шанхайском революционном комитете — создать штаб по руководству силами, действующими под лозунгом, выброшенным Цзян Цин: «Нападать словом, защищаться с оружием в руках». Тогда Чжан Чуньцяо дал установку: «Защищать революцию, осуществляемую людьми с перьями в руках, в опоре на винтовки». В этих целях Чжан Чуньцяо и создал свои собственные вооруженные силы.

В следующем, 1968-м году, Ван Хунвэнь прямо заявлял: «Сумеем ли мы наладить строительство этих наших сил, это как раз и есть вопрос о власти».

На протяжении нескольких следующих лет они расширяли эту вооруженную организацию, выделяли средства, наладили производство вооружения, создавали материальную базу.

В сентябре 1975 г. Ван Хунвэнь побывал в Шанхае и сказал своим единомышленникам: «Меня беспокоит то, что армия не находится в наших руках. Поэтому необходимо создавать штаб по руководству народными ополченцами, слить его с отделом вооружения шанхайского горкома партии. И это не формальный вопрос, а проблема стратегического значения. Шанхайское ополчение создали мы с Чжан Чуньцяо, а вы должны у меня это дело наладить. В настоящее время вы должны быть морально готовы. Когда они вознамерятся нанести удар, тогда это и будет испытанием и покажет, способны ли мы выдержать их удар».

В августе 1976 г., когда Мао Цзэдун был при смерти, выдвиженцы «культурной революции» полагали, что приближается время борьбы за власть. При этом свою роль должны были сыграть и «вторые вооруженные силы».

Тогда в Шанхай приехал один из военачальников, который сначала поддерживал Линь Бяо, а затем стал ориентироваться на Цзян Цин. Этот генерал Дин провел в Шанхае совещание с руководителями города Ма Тяньшуем, Сюй Цзинсянем, Ван Сючжэнь. Генерал сказал им: «Если, паче чаяния, в Шанхае что-нибудь случится, то я окажу содействие. Меня более всего беспокоит 60-я армия, которая расквартирована в окрестностях Шанхая. Эта армия моим приказам не подчиняется. Вы должны быть готовы на этот случай».

Руководители Шанхая спросили: «Нельзя ли передислоцировать эту армию, отвести ее от Шанхая?»

Генерал Дин ответил: «Это невозможно. Даже для того, чтобы изменить место расквартирования одной роты, и то требуется санкция военного совета ЦК КПК, что уж тут говорить о целой армии! Кроме того, если в такой момент, как сейчас, затеять переброску войск, это произведет обратный эффект и вызовет у них подозрения».

«Что же делать?» — Сюй Цзинсянь и Ван Сючжэнь посмотрели на Ма Тяньшуя.

Ма Тяньшуй сказал: «Надо поторопиться и усилить вооружение всего городского народного ополчения, немедленно открыть арсеналы, выдать ополченцам дополнительно оружие и боеприпасы. Нужно быть готовыми действовать в любой момент!»

Штаб ополчения начал стремительно действовать: начиная с 15 августа они выдали ополченцам более 74 тысяч единиц различного стрелкового оружия, более 300 орудий, более 100 миллионов патронов.

Ван Хунвэнь и Чжан Чуньцяо ежедневно поддерживали связь с Шанхаем. Но этого им казалось недостаточно. Поэтому 21 сентября они и вызвали в Пекин Сюй Цзинсяня.

Сюй Цзинсянь доложил о подготовке ополчения.

Чжан Чуньцяо подчеркнул, что следует готовиться не к схватке, а к войне по-настоящему, создавая необходимые запасы продовольствия и прочего; развитие обстановки в этом смысле не зависит от воли людей; на шанхайском ополчении лежит большая ответственность, если иметь в виду возможные направления развития классовой борьбы.

23 сентября Ван Хунвэнь позвонил в Шанхай Ван Сючжэнь и сказал: «Необходимо повышать бдительность; борьба никоим образом не закончилась; буржуазия внутри партии ни в коем случае не смирится».

28 сентября Чжан Чуньцяо направил в Шанхай своего секретаря Сяо Му со следующими указаниями постоянному комитету шанхайского горкома КПК:

«Необходимо постоянно изучать ситуацию в области классовой борьбы; с одной стороны, следует повышать бдительность, с другой стороны, следует повышать уверенность в своих силах.

Конечно же, необходимо видеть сложные изломы и повороты; видеть то, что у буржуазии все еще имеются силы; весь вопрос ныне в том, кому удастся взять верх.

Шанхаю еще не приходилось по-настоящему проходить через серьезные испытания; вот Линь Бяо пытался подчинить себе Шанхай, но никто не оказывался для Шанхая авторитетом».

Сторонники Чжан Чуньцяо понимали, что хотя Чжан Чуньцяо и выражался иносказательно и туманно, но суть его указаний сводилась к тому, что кое-кто пытается поставить Шанхай под свой контроль, а потому в Шанхае следует быть готовыми воевать. Чжан Чуньцяо ориентировал своих сторонников в Шанхае на мобилизацию их сил и на подготовку к выступлению.

Цзян Цин стремилась к тому, чтобы стать «императрицей», занять высший пост в КПК. При этом она видела самого опасного врага в Е Цзяньине. Формально Е Цзяньин был в это время лишен права распоряжаться повседневной деятельностью военного совета ЦК КПК, однако фактически армия по-прежнему подчинялась ему. В этом была сила Е Цзяньина и слабость Цзян Цин и ее сторонников.

Цзян Цин во время «культурной революции» неоднократно пыталась «свергнуть» Е Цзяньина. Однако Мао Цзэдун помнил о том, что в 1930-х гг., во время северо-западного похода, именно Е Цзяньин в решающий момент борьбы между Мао Цзэдуном и Чжан Готао спас и Мао Цзэдуна, и его ЦК.

После гибели Линь Бяо в 1971 г. Цзян Цин изменила тактику и попыталась привлечь Е Цзяньина на свою сторону.

Цзян Цин никогда ранее не бывала у Е Цзяньина. Однако в то время она навестила его. Во время беседы Цзян Цин попыталась наладить личные отношения, но Е Цзяньин был сдержан. Беседа ни к чему не привела. Е Цзяньин даже не откликнулся на просьбу Цзян Цин познакомить ее с его детьми.

Цзян Цин попыталась пригласить Е Цзяньина на обед. Но он отказался, сославшись на нездоровье.

Как-то раз Е Цзяньин и Цзян Цин вместе принимали иностранную делегацию. После приема Цзян Цин предложила сфотографироваться. Е Цзяньин не стал отказываться. Фотография была сделана. Цзян Цин велела ее увеличить и отправила Е Цзяньину. Он положил ее на самое дно своего письменного стола и сказал своим детям, что Цзян Цин, очевидно, рассчитывала, что он вставит свою фотографию со «знаменосцем» «культурной революции», с Цзян Цин, в рамочку и поставит на видном месте, но он не станет этого делать и отправит фотографию на дно самого глубокого ящика своего стола: «Пусть ее мыши сгрызут!»

Не дождавшись благодарности Е Цзяньина, Цзян Цин рассердилась. Во время кампании «критики Линь Бяо и критики Конфуция», Цзян Цин направляла острие нападок и против Чжоу Эньлая, и против Е Цзяньина. В ходе кампании «нанесения контрудара по правоуклонистскому пересмотру дел» Цзян Цин и ее единомышленники добились лишения Е Цзяньина права руководить повседневной деятельностью военного совета ЦК КПК. После смерти Мао Цзэдуна Цзян Цин рассчитывала расправиться с Е Цзяньином.

19 сентября 1976 г. Цзян Цин много раз звонила и настаивала на созыве заседания «постоянного комитета политбюро ЦК КПК». При этом, как уже упоминалось, она включала и себя, и Мао Юаньсиня в число членов этого «постоянного комитета», а Е Цзяньина «оставляла за бортом». На заседании, которое состоялось тогда, Цзян Цин, Ван Хунвэнь и Чжан Чуньцяо вынуждали присутствовавших согласиться на то, чтобы документы и материалы Мао Цзэдуна были переданы Цзян Цин и Мао Юаньсиню. Вероятно, Цзян Цин стремилась уничтожить документы, которые могли бы стать препятствием на пути принятия решения о занятии ею высшего поста в партии. Она могла бы также использовать эти материалы для расправы с неугодными ей людьми.

29 сентября Цзян Цин и иже с ней подняли скандал на заседании политбюро ЦК партии, в частности, в связи с вопросом о том, возвращаться ли Мао Юаньсиню в провинцию Ляонин, и вынуждали ЦК партии передать власть в руки Цзян Цин.

При этом Цзян Цин громко заявила: «Нельзя допустить того, чтобы Мао Юаньсин вернулся в Ляонин; он должен быть оставлен здесь для того, чтобы подготовить доклад к третьему пленуму ЦК КПК!»

Чжан Чуньцяо сказал: «Сегодня нужно решить вопрос о работе товарищ Цзян Цин!»

И только решительное сопротивление других членов политбюро не дало им возможности осуществить свой замысел.

Одновременно Е Цзяньин получил сообщение о том, что ополчение в Шанхае уже полностью вооружено и ждет приказа о выступлении. В Пекине ополченцы в Пекинском университете и в Университете Цинхуа тоже были приведены в состояние мобилизационной готовности.

Ван Хунвэнь имел резиденцию в 300 метрах от дома Е Цзяньина в горах Сишань. В эти дни Ван Хунвэнь стал часто наведываться в эту резиденцию.

Е Цзяньин опасался того, что Ван Хунвэнь через подслушивающие устройства сможет узнать содержание бесед, которые в те дни часто проходили у него с военачальниками. Специалисты из генштаба НОАК проверили здание и не нашли прослушивающих устройств. Однако Е Цзяньин стал разговаривать с военачальниками в галерее у туалетной комнаты; при этом он включал воду и радиоприемник. Е Цзяньин в это время почти перестал спать. Он также обращал большое внимание на вопросы своей безопасности.

Е Цзяньин жил тогда в резиденции, которая называлась Юйцюаньшань, то есть «Гора, где бьет яшмовый источник».

3 октября 1976 г. во второй половине дня Е Цзяньина навестил Ли Сяньнянь. Визиту Ли Сяньняня предшествовали важные события.

Дело было в том, что только 29 сентября после заседания политбюро ЦК КПК Хуа Гофэн по-настоящему осознал всю серьезность ситуации.

За несколько дней до этого состоялась беседа Е Цзяньина с Хуа Гофэном. Когда заговорили о способе решения вопроса о «четверке», Хуа Гофэн предложил созвать расширенный 3-й пленум ЦК КПК 10-го созыва.

Е Цзяньин полагал, что в руках у «четверки» уже сосредоточена очень большая часть власти; эти лица не прислушивались к голосу разума, они постоянно скандалили во время партийных заседаний, вели себя нагло и беспардонно. И если созвать 3-й пленум ЦК партии, то они вполне способны на то, чтобы объединить все свои силы и, не разбираясь в средствах и методах, захватить в свои руки руководство пленумом, и даже могли пойти на применение вооруженной силы. Поэтому необходимо предпринять решительные меры для того, чтобы решать вопрос о «четверке».

Исходя из этого, Е Цзяньин со всей серьезностью указал на следующее обстоятельство: «“Четверка” представляет собой самую настоящую контрреволюцию. Наша борьба против них — это борьба не на жизнь, а на смерть! По своему характеру эта борьба давно уже вышла за рамки борьбы внутри партии».

Услышав эти слова, потрясенный Хуа Гофэн сказал, что он должен дополнительно обдумать ситуацию и, в соответствии с развитием ситуации, заново принять окончательное решение.

А ситуация к этому времени уже достигла в своем развитии опасного рубежа. «Четверка» уже несколько раз предприняла попытки заставить передать ей власть и не добилась успеха, поэтому они пошли на еще более решительные меры и готовились осуществить свой план политического переворота.

В идеале они стремились к тому, чтобы создать такую угрозу на местах по всей стране, в силу которой ЦК партии, старые руководители в ЦК партии должны были бы им подчиниться.

Они начали создавать трудности в различных районах страны. Начали с Шанхая и Чанша, где стали распространять давно уже сфабрикованные ими документы с обвинениями в «преступлениях» в адрес Е Цзяньина, Хуа Гофэна и других руководителей партии; и при этом требовали свергнуть их.

Одновременно они требовали, чтобы Цзян Цин «взошла на трон», стала председателем ЦК КПК, а Ван Хунвэнь, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань стали бы заместителями председателя ЦК КПК.

Таким образом, «четверка» начала с ЦК партии и задумала разделаться с Е Цзяньином, Хуа Гофэном и другими, тайно погубить Дэн Сяопина, а затем в спешном порядке созвать так называемый «3-й пленум ЦК КПК 10-го созыва» и одобрить все содеянное, освятив все это именем пленума, его решениями.

Что же касается упомянутого 3-го пленума, то еще при жизни Мао Цзэдуна, тогда, когда он был на смертном одре, «четверка» тайно создала особую группу, в которую входили ее сторонники из Шанхая и за работу которой отвечал Мао Юаньсинь, и вела, таким образом, подготовку к этому пленуму. «Четверка» уже подготовила и отпечатала проекты и политического доклада 3-му пленуму ЦК партии, и другие документы. Они ждали только успеха своего политического переворота, чтобы распространить для сведения всей партии эти «важнейшие документы». У «четверки» был план в случае возникновения для нее трудностей двинуть в ход танки, пустить их по главной улице Пекина Чанъаньцзе и таким образом силой взять власть в свои руки.

После устранения «четверки» в официальной печати КНР ситуация того времени оценивалась следующим образом: соревнование между этими двумя силами было весьма специфичным; это была борьба справедливости против зла, борьба света против тьмы; это был заговор против заговора; это была революция против контрреволюции; и результатом этого состязания было, конечно же, не решение вопроса о том, кто персонально станет победителем, а то, у кого полетят головы, а кто останется в живых; это было дело громадного значения.

Настал решающий момент. Оба лагеря были готовы к схватке.

Однако случилось так, что Хуа Гофэн по-прежнему никак не мог принять решение. Наконец Хуа Гофэн приехал к одному из старых руководителей, заместителю премьера Государственного совета КНР, отвечавшему за работу экономики страны, Ли Сяньняню и обменялся с ним мнениями. Хуа Гофэн написал записку и попросил Ли Сяньняня передать его записку Е Цзяньину.

Ли Сяньнянь был недоволен деятельностью «четверки». И пока условия не созрели, он, сказавшись больным, находился в больнице и на отдыхе несколько месяцев. Внешне он был невозмутим и молчалив. Но в душе он был до крайности озабочен ситуацией, судьбой партии и государства. Теперь, в самый опасный момент, пренебрегая опасностью, он взял на себя важную миссию. Под предлогом посещения ботанического сада в горах Сяншань он отправился в горы, а оттуда в резиденцию Е Цзяньина, в Юйцюаньшань.

Встретившись с Е Цзяньином, Ли Сяньнянь передал ему записку Хуа Гофэна. В ней было написано:

«Маршал Е Цзяньин! Ситуация в настоящее время является критической. Необходимо срочно решить, что делать. Принимай решение, и это будет правильно».

Е Цзяньин прочитал записку и сказал Ли Сяньняню: «Речь идет о борьбе не на жизнь, а на смерть. Обстановка требует от нас немедленного решения!»

Ли Сяньнянь кивнул: «Совершенно верно, ты прав. Если мы плохо сработаем, нам не сносить головы!»

Е Цзяньин в начале их разговора включил радиоприемник. Однако он не слишком полагался на то, что приемник заглушает их беседу. Поэтому Е Цзяньин и Ли Сяньнянь далее стали обмениваться мнениями в письменном виде. Они сидели за столом и писали друг другу то, что хотели сказать. Их мнения совпали.

Затем к Е Цзяньину приехали еще несколько членов политбюро ЦК КПК. Они обсуждали план разгрома «четверки».

Решение было принято. 5 октября 1976 г. Е Цзяньин вызвал к себе Ян Чэнъу и сказал: «Поезжай к маршалу Не Жунчжэню и скажи, что мы обсудили и договорились; и еще раз скажи ему, что он может быть спокоен». Ян Чэнъу немедленно передал это послание Не Жунчжэню.

После этого началась практическая подготовка операции. Обычно Е Цзяньин занимался только крупными проблемами, не вникая в мелочи и подробности. В этом он полагался на инициативу исполнителей. Однако в данном случае он внимательнейшим образом сам определял и каждое имя в списке участвовавших в операции, и характер его задания.

Другая сторона в начале октября также действовала самым активным образом.

1 октября Цзян Цин в Университете Цинхуа настраивала своих сторонников: «Кое-кто хотел бы погубить меня. Кое-кто замышляет убить меня. Я готова к тому, что меня во второй раз в моей жизни захотят похитить. Я всегда ношу с собой кинжал в целях самообороны». Она вынимала из сумки большой кинжал и демонстрировала его собравшимся.

Цзян Цин также говорила: «Я готова поклясться перед вами, перед молодежью, что я буду бороться, что я еще способна вести борьбу. Я должна закаляться, укреплять свое здоровье, чтобы бороться с ними!» (Попутно можно отметить, что Цзян Цин берегла свое здоровье. Во время «культурной революции» она ежедневно плавала в бассейне и совершала прогулки на лошади, подаренной ей выдвиженцами.)

Когда кто-то хотел ее сфотографировать, она сказала: «Оставьте специально фотопленку до той поры, когда произойдут важные политические события, вот тогда и будете снимать». Кто-то угостил ее яблоком. Она сказала: «Я это яблоко сохраню, а когда произойдут важные политические события, тогда и можно будет съесть его». Точно так же она реагировала на предложение университета сделать о ней документальный кинофильм.

Разъясняя простым людям все эти высказывания Цзян Цин, студенты пекинского Университета Цинхуа говорили: «Через несколько дней вы услышите великую радостную весть!»

2 октября Ван Хунвэнь вызвал к себе фотокорреспондента агентства Синьхуа, чтобы подготовить свой официальный фотопортрет и фотографию, на которой он был бы изображен за своим письменным столом в рабочем кабинете. Корреспондент спросил, с какой целью будет делаться официальный фотопортрет. Ван Хунвэнь, лукавя, ответил: «Пригодится для траурного митинга!» Затем он из десятка своих фотографий отобрал две и приказал корреспонденту сделать его портрет похожим на портрет Чжоу Эньлая, соответствующим образом подретушировав его, а затем увеличить и прислать ему, а также подготовиться к выпуску и распространению его портретов в массовом порядке.

В тот же день Чжан Чуньцяо, узнав о том, что Хуа Гофэн рассмотрел и утвердил доклад министерства иностранных дел, вычеркнул из текста содержавшееся там ранее высказывание Мао Цзэдуна, заметив, что «это не следует доводить до нижестоящих» (очевидно, речь шла о словах Мао Цзэдуна в адрес Хуа Гофэна: «Если дело в твоих руках, я спокоен»—Ю.Г.). Вместе с Яо Вэньюанем они дали задание своим сторонникам, пользовавшимся псевдонимом «Лян Сяо» (то есть «Два Университета» — Пекинский университет и Университет Цинхуа), быстро изготовить и опубликовать статью в этой связи, чтобы соответствующим образом настраивать общественное мнение.

И тогда же Чжан Чуньцяо набросал для себя нечто вроде программы действий (в каком-то смысле его поступок напоминал действия Линь Бяо, у которого тоже был свой план, известный под названием «Проект номер 571», то есть — «Проект вооруженного восстания»), В этом документе говорилось:

«История и реальность. Теперь.

Эпоха.

Революция и диктатура. Как осуществлять революцию.

Как укреплять политическую власть.

Убивать (людей)».

Вероятно, в этом «убивать (людей)» и была цель и суть «четверки», — считали ее противники.

В тот же день «четверка» обсуждала план осуществления своего «контрреволюционного заговора». Все четверо по этому случаю сфотографировались «на память, для истории».

3 октября Цзян Цин была особенно оживленна. Она совершила прогулку по парку Цзиншань. Обычно она боялась ветра и, кутаясь, закрывала лицо. В этот день все было наоборот. При этом она улыбалась и позировала фотографу. Были сделаны 17 ее фотографий.

Ван Хунвэнь посетил уезд Пингу под Пекином, где сделал заявление провокационного характера (это было буквальное воспроизведение высказываний Мао Цзэдуна перед началом «культурной революции» в 1966 г.): «Если в ЦК партии появится ревизионизм, что вы будете делать? Надо будет свернуть его! Если кто-то будет проводить в жизнь ревизионизм, я также свергну его, а если я буду осуществлять ревизионизм, то вы тоже поднимайтесь на бунт; необходимо смотреть на вещи широко раскрытыми глазами, разглядеть ревизионизм!»

В тот же день доверенное лицо «четверки» в Университете Цинхуа Чи Цюнь поторопила «Лян Сяо» с написанием компрометирующих материалов, направленных против ряда руководителей партии, правительства, армии, ибо предполагалось направить эти материалы «четверке» для использования в срочном порядке. При этом секретарь Чи Цюнь говорил: «Председатель (имелась в виду Цзян Цин, которую ее сторонники уже считали председателем ЦК КПК), председатель постоянного комитета (имелся в виду Ван Хунвэнь, которого полагали будущим главой ВСНП), премьер (Чжан Чуньцяо считали премьером Госсовета КНР) утвердят эти материалы, и они будут использованы, когда кого-то повысят; а кого-то снимут с постов».

4 октября «четверка», используя группу «Лян Сяо», под этим псевдонимом опубликовала в газете «Гуанмин жибао» статью под заголовком «Вечно следовать курсом, определенным председателем Мао Цзэдуном».

В тексте этой статьи, в частности, говорилось:

«Фальсификация курса, определенного председателем Мао Цзэдуном, как раз и представляет собой предательство по отношению к марксизму, предательство по отношению к социализму, предательство по отношению к великому учению о продолжении революции при диктатуре пролетариата».

«Никто из главарей ревизионизма, которые осмелятся на фальсификацию курса, определенного председателем Мао Цзэдуном, ни в коем случае добром не кончит».

Прочитав эту статью в «Гуанмин жибао», Е Цзяньин сделал вывод о том, что она является сигналом к действиям.

Об этом свидетельствовали и другие новости.

В Пекине был заменен начальник штаба одного из родов войск в составе пекинского гарнизона.

В магазинах Шанхая скупили все запасы бумаги красного цвета, очевидно готовясь к «празднованию победы».

В том же Шанхае сторонники «четверки» говорили своим противникам: «С вами мы счеты сведем после 9 октября!»

В некоторых провинциях велась подготовка к съемке на цветной пленке документальных фильмов о «великом празднике».

Е Цзяньин в создавшейся обстановке пришел к выводу о том, что медлить нельзя. Решающий момент наступил. Более того, вопрос стоял так, что либо одна, либо другая сторона должна была кардинально решить вопрос о своем противнике. Многие кадровые работники могли последовать за «четверкой». «Четверка» же могла начать свои действия 7 октября. Следовало ее опередить.

Е Цзяньин вызвал Ван Дунсина и спросил его: «В каком состоянии подготовка?»

«В основном все готово», — ответил Ван Дунсин.

«Хорошо. Тогда действуем так, как было решено! По-моему, в соответствии с ранее принятым планом, 6 октября вечером в 8 часов начинаем действовать! Доложи товарищу Хуа Гофэну; посмотрим, какие еще у него соображения». Е Цзяньин отдал боевой приказ.

6 октября 1976 г. была среда.

В первой половине дня Ван Хунвэнь, Чжан Чуньцяо получили уведомления (от имени Хуа Гофэна — Ю.Г.) о том, что в 8 часов вечера в зале заседаний в павильоне Хуайжэньтан (находящемся на территории Чжуннаньхая) состоится заседание постоянного комитета политбюро ЦК КПК и что их просят прибыть точно в назначенное время.

Во второй половине дня Яо Вэньюаня уведомили по телефону, что на 8 часов вечера назначено обсуждение вопросов пропаганды в павильоне Хуайжэньтан.

Хуайжэньтан — дворцовая постройка, оставшаяся еще от династии Цин. В свое время императрица Цыси затратила на постройку этого дворцового павильона 5 миллионов серебряных юаней. Во времена КНР там проводились торжественные партийно-государственные мероприятия.

В 7 часов вечера участвовавшие в операции прибыли в Хуайжэньтан и заняли заранее определенные позиции.

Е Цзяньин, которому исполнилось уже 79 лет, сам приехал в Хуайжэньтан, чтобы лично руководить операцией на месте. Таким образом, и штаб по руководству операцией, и само место операции находились в одном помещении. Это — редкий случай в истории и для Китая, и вообще в мире. В КНР подчеркивали, что это было свидетельством смелости и мудрости замысла.

Собственно говоря, помещение было разгорожено ширмой на две части. В передней части было поставлено кресло для Е Цзяньина под углом к входным дверям.

Назначенное время пришло. Участники операции находились в готовности и в напряжении.

Е Цзяньин сидел в кресле. Он был строг. Руки лежали на подлокотниках. Он держался совершенно спокойно и хладнокровно. Сбоку рядом с ним стоял Хуа Гофэн с вытянутым лицом, руки его непроизвольно двигались. Свой взор он не отводил от входной двери. Он волновался. Ван Дунсину было неудобно появляться на заседании «постоянного комитета», поэтому он находился за ширмой.

В зале было тихо. Не слышно было даже стука сердец. Только из-за окон доносилось необычно звонкое стрекотание цикад.

Послышались шаги. Военные, стоявшие за створками дверей, напряглись.

Появился Ван Хунвэнь. Он вышагивал нагло, как он обычно ходил еще в качестве главаря «бунтарей», или «цзаофаней». Сделав всего один шаг внутрь помещения, он почувствовал, что что-то тут не так. Он заорал, как раненый зверь: «Вы что тут задумали?» Потом он пустил в ход и кулаки и ноги, сопротивлялся и стоял насмерть. Военным с трудом удалось скрутить ему руки.

После устранения «четверки» в официальной печати КНР утверждалось, что Ван Хунвэнь — убийца. Когда он в Шанхае бьш главарем «бунтарей», он сам принимал участие в вооруженных схватках. На его руках кровь честных людей. Он — вор. Он присвоил себе народное достояние. Много денег, легковые автомашины, киноаппарат с цветной пленкой, дорогие магнитофоны, фотоаппараты, пистолет, часы, дорогие сигареты, напитки, продукты. Жировал и пировал. Он — хулиган от политики. Захватывал власть в партии и государстве. Интриган. Имел честолюбивые замыслы. Он — контрреволюционер. Хотел на костях людей построить свой рай. Бросить людей в тюрьму.

Наконец-то его руки связаны.

Ван Хунвэню приказали идти и подвели его к Е Цзяньину и Хуа Гофэну.

Е Цзяньин только посмотрел на него и ничего не сказал. Хуа Гофэн объявил: «Ван Хунвэнь! Ты совместно с Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюанем выступил против партии, против социализма, пытался узурпировать власть над партией. Это — серьезный вопрос. ЦК принял решение изолировать тебя и провести соответствующее расследование!»

Ван Хунвэнь смотрел в пол. Когда его уводили, он тяжело вздохнул и сказал: «Не ожидал, что вы будете действовать так быстро».

Это признание свидетельствовало о том, что они подготовились действовать, но действовали медленно. Недооценили противника. Признание Ван Хунвэня свидетельствовало и о том, что Е Цзяньин действовал совершенно правильно. Была доказана мудрость воинского искусства: «Скорость побеждает, промедление ведет к поражению».

Ли Гуанъинь и другие увели Ван Хунвэня. Вышли через боковой вход, посадили его в машину «Хунци». Ван Хунвэня отвезли в бункер и изолировали, поместили под наблюдение.

В зале Хуайжэньтан снова воцарилось спокойствие; но напряжение не спадало.

Вскоре появился Чжан Чуньцяо с папкой; он скорым шагом вошел в помещение, не обращая внимания на то, что у дверей стояли четверо во главе с Цзи Хэфу. Они же быстро скрутили его, заломили руки за спину. Папка упала на пол. Он только повторял: «Да что это такое? Что такое?»

Чжан Чуньцяо подвели к Е Цзяньину и Хуа Гофэну. Хуа Гофэн объявил ему решение о его изоляции и о проведении расследования.

Чжан Чуньцяо не держали ноги. Очевидно, он понимал, что для него все кончено.

Иногда утверждали, что он еще в 1930-х гг. был агентом Гоминьдана.

Чжан Чуньцяо увели.

Спустя несколько минут после того, как пробило 8 часов, явился Яо Вэньюань.

Группа Тэн Хэсуна из четырех человек быстро скрутила и его. Он обмяк. Его подвели к Е Цзяньину и Хуа Гофэну и объявили о решении ЦК КПК, затем увезли.

Цзян Цин находилась у себя в резиденции в Чжуннаньхае.

Все последние дни она была очень занята. В этот вечер она отдыхала, сидя на диване и положив вытянутые ноги на подставку.

В комнату вошел ее телохранитель и сказал, что к ней пришел заместитель начальника канцелярии ЦК КПК Ван Дунсин. Цзян Цин спросила, зачем тот пришел. Телохранитель не знал.

Цзян Цин вышла в гостиную и увидела группу людей в форме и при оружии.

Руководитель группы объявил Цзян Цин решение ЦК.

Цзян Цин закричала: «Это заговор! Тело председателя еще не остыло, а вы уже так жестоко поступаете со мной!»

Две женщины в военной форме приблизились к ней. Она бросилась из комнаты.

Люди из обслуживавшего персонала, которых она измучила своим отношением к ним, преградили ей дорогу. Они даже плевали в нее.

Цзян Цин увезли.

Еще одна группа во главе с Ли Ляньцином прибыла в дом Мао Юаньсиня. В это время он смотрел телевизор. Он был хорошо знаком с Ли Ляньцином и видел, что тот всегда ходил в штатском. На сей раз он был в форме. С ним были еще какие-то военные.

Ли Ляньцин сказал Мао Юаньсиню: «Ты больше не будешь жить здесь. Для тебя приготовлено другое помещение. Мы отправляемся немедленно, с собой ничего брать не нужно!»

Мао Юаньсинь встал, указал пальцем на Ли Ляньцина и со значением произнес: «И это ты арестовываешь меня?»

Ли Ляньцин ответил: «Ты выражаешься неточно! Это не я арестовываю тебя, а я выполняю приказ арестовать тебя!»

Мао Юаньсиня увели.

Ровно в 8 часов вечера были арестованы активные сторонники «четверки»: Чи Цюнь в Университете Цинхуа, Се Цзинъи — секретарь пекинского горкома КПК, Цзинь Цзумэй из ВФП.

Обо всем этом докладывали в зал Хуайжэньтан. Е Цзяньин улыбался и говорил: «Хорошо! Вы хорошо выполнили вашу задачу!» Хуа Гофэн, Ван Дунсин тоже улыбались.

Задача была решена. В официальной печати это расценивалось следующим образом: здоровые силы в партии победили; это было в интересах народа. [8]