Смерть Мао Цзэдуна

28 июля 1976 г. — день землетрясения

28 июля 1976 г. в КНР в районе города Таншаня (провинция Хэбэй) произошло землетрясение, которое по своим последствиям стало самым страшным в мире за последние четыре столетия. В результате этой трагедии погибли 242 769 человек, получили тяжелые травмы 164 851 человек.

Землетрясение произошло в точке с координатами 118,2 градуса восточной долготы и 39,6 градуса северной широты.

Это случилось в 3 часа 42 минуты 53,8 секунды 28 июля 1976 г. в Таншане — промышленном городе с миллионным населением. Город спокойно спал, когда в один миг произошло землетрясение, сила которого была такова, как будто на глубине 16 км взорвались одновременно 400 тех атомных бомб, что обрушились в свое время на Хиросиму; сила землетрясения составила 7,8 балла.

Проснулся близлежащий Тяньцзинь; в Пекине дрожали здания. Толчки ощущались на север от Таншаня вплоть до Харбина; на юг вплоть до Банбу, что в провинции Аньхой, и до провинции Цзянсу; на запад до Внутренней Монголии, до Нинся-Хойского автономного района; на восток до Бохайского залива и границ КНР на северо-востоке.

Катастрофу никто не ожидал. Позднее вспоминали, что за несколько дней до землетрясения странно вели себя рыбы и в водохранилище, и в аквариумах: они словно стремились выпрыгивать из воды, насекомые и птицы собирались в стаи и как будто не могли или не хотели сдвигаться с места. Повсюду бегали мыши.

Природа предостерегала людей.

Прибыло морской воды, которая стала мутной. Ныряльщики видели под водой полосы света. Вода в колодцах где-то уходила, а где-то ее уровень поднимался. Выключенные лампы дневного света загорались сами по себе. Было много странных явлений.

Той ночью кричали кошки; собаки не давали людям спать.

Перед самым землетрясением наступила полная тишина.

Сразу после первых ударов стихии четверо жителей Таншаня, понявших, что нужно немедленно и без прикрас рассказать о масштабах несчастья в Пекине, на автомашине помчались в столицу. В 8 часов утра они уже были в Госсовете КНР. Они рассказали о том, что Таншань, стерт с лица земли трем заместителям премьера Госсовета КНР: Ли Сяньняню, Цзи Дэнкую, Чэнь Силяню. Присутствовал и первый секретарь пекинского горкома КПК У Дэ.

На помощь пострадавшим были направлены 100 000 солдат, более 10 000 врачей и медсестер. Они быстро прибыли на развалины Таншаня.

Раненых вывозили во многие провинции и крупные города КНР. До 25 августа были отправлены 1569 железнодорожных составов с ранеными, 470 авиарейсов; 100 263 раненых были переведены в Пекин, Цзилинь, Ляонин, Шэньси, Хэнань, Хубэй, Цзянсу, Аньхой, Шаньдун, Чжэцзян, Шанхай.

Из-под завалов удавалось извлекать людей даже на тринадцатый и на пятнадцатый день после землетрясения.

Во время землетрясения в Таншане погиб 51 иностранец: датчане, французы, японцы.

Тысячи китайцев откликнулись на беду, стремясь оказать бескорыстную помощь пострадавшим, в то же время были задержаны более 1800 мародеров.

У всего того, что происходило после землетрясения, была и политическая сторона.

Это несчастье случилось в тот момент, когда в высшем руководстве партии и государства обстановка была крайне неблагоприятной для населения.

Прежде всего, это было время, когда официально продолжалась «великая пролетарская культурная революция», чьи идейно-теоретические и политические установки главенствовали. Эти установки не содействовали решению практических вопросов; они лишь осложняли жизнь людей.

Руководители были озабочены борьбой за власть накануне близкого ухода из жизни Мао Цзэдуна.

Мао Цзэдун был жив или еще жив. Однако он физически существовал, но не был дееспособен. Поэтому большинство руководителей предпочитали сохранять статус-кво и ничего не предпринимать до того, как Мао Цзэдун испустит последний вздох.

Ситуация характеризовалась тем, что после событий на площади Тяньаньмэнь в апреле 1976 г. из руководства был вытеснен Дэн Сяопин, но не репрессирован. У Дэн Сяопина стало меньше рычагов власти, однако и он, и другие старые руководители ждали своего часа, насколько это можно было в их положении, готовились к нему.

Собственно, речь шла не только о Дэн Сяопине, но о многочисленных кадровых работниках партии, часть из которых была отстранена от власти, часть репрессирована, а часть понижена в должностях. Вместе с тем были и такие старые руководители, которые сохраняли власть, особенно среди военачальников. Все они были настроены против «культурной революции» и ее выдвиженцев. Их взрыв назревал. Его сдерживало лишь то обстоятельство, что Мао Цзэдун был еще жив.

В грядущих событиях Дэн Сяопин мог играть важную роль. Мог оказаться на гребне новой волны. Но не как «лидер номер один», а вместе с другими старыми руководителями. Иными словами, имя Дэн Сяопина могло стать знаменем протеста. Он сам мог стать символом протеста, но реально он должен был считаться и делить власть с другими старыми руководителями.

Более того, у старых руководителей, особенно у тех, кто действительно подвергся репрессиям, были и свои взгляды, которые далеко не всегда совпадали со взглядами Дэн Сяопина.

В борьбе против выдвиженцев «культурной революции» Дэн Сяопин и другие противники «культурной революции» могли быть вместе. При выработке политики после «культурной революции» могли возникать разные предложения о пути движения Китая в будущее.

Практически высшим руководителем партии и государства был в то время Хуа Гофэн. Он полностью разделял теоретические взгляды Мао Цзэдуна, прежде всего и особенно — его теорию «культурной революции». Хуа Гофэн поднялся к вершинам власти на волне этой «революции», относясь к числу ее выдвиженцев. Вместе с тем он должен был считаться со старыми руководителями, особенно с военачальниками, когда речь шла о практических вопросах руководства партией и государством.

Активную роль играли в этот момент те, кого именовали «четверкой», входя в состав высшего руководства КПК и держа в руках многие рычаги власти. Чжан Чуньцяо претендовал на руководство правительством. Ван Хунвэнь — на руководство партийным аппаратом. Яо Вэньюань — на руководство фронтом пропаганды и агитации, руководство идеологическим фронтом. Цзян Цин «примеривала платье будущей императрицы» Китая. Во всяком случае в сфере идеологии, пропаганды господство идей «культурной революции» и власть их проводников были подавляющими.

Более того, в номенклатуре КПК, спустя десять лет после начала «культурной революции», значительную часть составляли выдвиженцы «культурной революции», так что «четверка» не была одинока. Все они хотели сохранять свое положение и готовы были любыми методами бороться за свои посты и власть.

Напомним, что в момент землетрясения из жизни уже ушли и Чжоу Эньлай, и Чжу Дэ, иными словами, не было ни главы правительства, ни главы парламента страны, хотя формально эти посты были заняты, но эрзац-руководители исполнительной и законодательной власти не имели авторитета умерших и не были столь умелыми руководителями практической работы, работы по руководству государственными учреждениями.

Поэтому и меры, которые принимались, и особенно политические установки, выдвинутые в те страшные дни, были либо далеки от интересов людей, либо минимальны, либо были в лучшем случае полумерами. На деле руководство думало больше о себе, о своей политической карьере, о грядущей борьбе за власть после близившейся смерти Мао Цзэдуна. Все это лишь усугубляло положение пострадавших.

Одной из ошибок тогдашнего руководства был принцип «опоры на собственные силы», на то, что Пекин «вооружен марксизмом-ленинизмом, идеями Мао Цзэдуна», а потому нет необходимости принимать помощь из-за рубежа, которую предлагали, в частности, ООН, США, Великобритания и т. д.

Только спустя годы кое-кто в КНР начал осознавать пагубность этого решения. Так, например, Чи Хаотянь (во время землетрясения заместитель политкомиссара Пекинского военного округа) признал, что была допущена «политическая ошибка». При этом он вспомнил о том, что пострадавший район посетила делегация ЦК КПК. Руководитель делегации (скорее всего, Хуа Гофэн) говорил: «Вот тут иностранцы проявляют желание приехать в Китай. Предлагают нам помощь. Но мы, наша великая Китайская Народная Республика, не нуждаемся в том, чтобы чужие влезали в наши дела. Мы не нуждаемся в том, чтобы чужие оказывали нам помощь!» Чи Хаотянь продолжал: «Услышав эти слова, военнослужащие НОАК были растроганы; они аплодировали, плакали и выкрикивали лозунги. И сколько же лет должно было пройти, пока осознали, что это была огромная глупость! Ведь стихийные бедствия — это бедствия для человечества в целом; и разве мы не оказываем большую помощь странам, пострадавшим от стихийных бедствий!»

Так воплотился в жизнь един из основных принципов, составляющих фундамент мировоззрения Мао Цзэдуна и его последователей. Это мысль о том, что Китай и китайцы — не такая страна и не такие люди, как все остальные. С этой точки зрения, суть Китая и китайцев — это их особенность, отдельность, специфичность, своеобразие и в то же время превосходство над остальным миром. Мир должен подчиниться Китаю, должен быть ассимилирован Китаем. Вся планета пока делится на две части. Одна из них — Китай, другая — все остальное. Все остальное способно на некие технические и технологические достижения, которые, однако, являются лишь орудиями, рычагами, помогающими осуществлять китайские идеи. Мышление людей должно стать таким, каким является мышление людей в Китае, причем не просто в Китае, а в Китае, который руководствуется идеями Мао Цзэдуна и его последователей. Этот Китай, в частности, не только не нуждается в помощи извне, но сам способен решать не только свои проблемы, но и проблемы всего мира, если не сейчас, то со временем. Китайский образ мыслей, пришедший из глубины тысячелетий и вылившийся в форму современных теорий, идей Мао Цзэдуна и его последователей, рассматривается в этом аспекте как главная особенность всего китайского, как суть Китая и китайцев. Эта суть может приобретать разную форму в зависимости от обстоятельств. Во времена «культурной революции» это был тот образ мыслей, который предлагал Мао Цзэдун, а вслед за ним его последователи и приверженцы. Это оформлялось в разные лозунги. Иногда речь шла об «опоре на собственные силы», иногда о «величии» Китая, КПК, Мао Цзэдуна, его армии. Иногда на первый план выходили такие политические установки, как лозунг «Возродим нацию Чжунхуа», то есть «возродим китайскую нацию», но суть всегда оставалась все той же: Китай — превыше всего, китайцы — выше всех, миру предстоит быть ассимилированным китайцами.

Пытаясь объяснить то, что происходило после землетрясения в Таншане, некоторые интеллигентные китайцы полагали, что многие присущие только китайцам мысли и поступки порождаются длительным состоянием войны: ведь КПК и руководимая ею армия долго находилась в позиции слабой стороны, поэтому-то эти люди и привыкли придавать такое важное значение политическому энтузиазму и силе духа.

Действительно, после землетрясения происходило то, во что с трудом теперь верится даже самим участникам событий. Например, в районе землетрясения повсеместно можно было увидеть лозунги, пестрящие словами «политический энтузиазм» и «сила духа».

Вот некоторые из них: «Пусть земля содрогается, а мы будем продолжать делать наше дело!», «Нам землетрясение, а мы в ответ революцию!». В армии главными стали лозунги: «Каждое землетрясение — это еще один урок коммунизма!», «Мы откроем себе путь кампанией широкой критики, мы будем яростно критиковать «теорию затухания классовой борьбы», «теорию упования исключительно на производительные силы», «теорию материальной базы» и таким образом будем способствовать работе по ликвидации последствий землетрясения», «Спасибо председателю Мао Цзэдуну, спасибо Освободительной армии, и пусть мы, жители Таншаня, будем вкушать «рис дружбы», пить «воду сочувствия», носить «одежду нашего (то есть не иностранного) фасона».

Звучали, например, призывы спасать прежде всего не людей, а скот, принадлежавший производственной бригаде.

Землетрясение в Таншане и смерть Мао Цзэдуна разделяют всего сорок дней. В августе в Таншане не было слез. Люди переносили горе молча, просто сообщая друг другу, сколько у кого человек погибло в семье.

Спустя месяц с небольшим, в сентябре 1976 г., весь Таншань рыдал. Люди в слезах падали на землю. Таншань, потерявший 240 тысяч родных людей, больше месяца не выражал скорби. А тут как плотину прорвало. Во время траурных митингов кое-где даже земля становилась влажной от слез.

Возможно, это была не скорбь по одному человеку, а прорыв накопившегося горя по своим родным и близким. Во всяком случае, это характерное проявление бесчеловечности системы, созданной Мао Цзэдуном.

После землетрясения в Таншане остались сиротами 3000 детей. Их собирали, отправляли в другие города страны. Нашлось много семей, которые приняли этих несчастных как родных и вырастили их. Это было проявлением человеческих чувств, которые сохраняются в том или ином виде при любых политических режимах.

В то же время после землетрясения проявилась и малая образованность основной массы населения, усугубленная воспитанием в духе идей Мао Цзэдуна, в частности, отрицавших и само знание, и его носителей — интеллигентов.

Так, жители Таншаня с ненавистью относились к сотрудникам государственного учреждения, которое занималось изучением землетрясений. Люди не желали разговаривать с ними, отвечать на их профессиональные вопросы. Никто не хотел им помогать, часто приходилось слышать такие слова: «Да чтоб вы от голода подохли!», «Да чтоб вас лихоманка поразила!», «Да вас расстрелять и то мало!»

К слову сказать, в годы правления Мао Цзэдуна в КНР привычным стало такое понятие, как «расстрел». Он представлялся естественным и единственным решением многих проблем. В этом также выразилась сущность учения, которым руководствовались Мао Цзэдун и его последователи.

Можно привести один случай как пример отношения к образованным людям после землетрясения.

Ху Кэши был членом постоянного комитета ВСНП в 1980-х гг. До «культурной революции» он работал в ЦК КСМК. Тогда руководители КСМК были известны под общим именем «Трое Ху и один Ван», то есть Ху Яобан, Ху Цили, Ху Кэши и Ван Чжаохуа. Во время «культурной революции» все они стали «объектами критики». К работе Ху Кэши вернули только в 1974 г. Его назначили руководителем партийной группы в государственном управлении по вопросам землетрясений.

28 июля спустя два часа после удара стихии он приехал в район Таншаня, но оказалось, что он никому не нужен, и никто не привлек его к работе. Конечно, он очень переживал это.

Объяснялось же все просто. В январе 1976 г. на митинге в Академии наук Китая, посвященном критике того, что тогда именовалось «правоуклонистским поветрием пересмотра дел», один из выступавших обрушился на Ху Яобана, Ли Чана и Ху Кэши. После этого на целых полгода Ху Кэши, Ху Яобан и Ли Чан были отстранены от работы. Все это время шли нескончаемые митинги, на которых всех их терзали и критиковали. Ху Кэши был сильно разгневан и решил ничего не говорить. Он полагал, что, когда Китай лишился Чжоу Эньлая, Чжу Дэ, этих двух, по его мнению, великих людей, летом 1976 г. страна приблизилась к краю бездны. И тут стихийное бедствие наложилось на политическое бедствие!

После землетрясения он занимался обычной административной работой: «сидел на телефоне», отправлял информацию и т. п. Все это свидетельствовало о том, что политическая машина, управлявшая тогда Китаем, не нуждалась в специалистах и умелых администраторах, которые занимались проблемой, которая была актуальной и требовала объединения усилий всех знающих людей.

Наконец, можно отметить, что политический механизм, созданный Мао Цзэдуном, ставил свои политические лозунги и установки выше жизни человека, выше обеспечения безопасности собственно китайцев.

Заведующая центром анализа в управлении по землетрясениям Мэй Шижун в свое время училась в СССР, была аспиранткой в Институте физики земли АН СССР. В 1970 г. в одном из своих докладов она называла районы, на которые следовало обратить внимание в связи с вероятностью там землетрясений в ближайшие 10 лет. В том числе писала и о районе Таншаня. [1]

На ее предупреждения, конечно же, не обратили внимания ни Мао Цзэдун, ни его помощники и последователи. Особенно в связи с тем, что речь шла о знании, принесенном в Китай из нашей страны. Мао Цзэдун и его приверженцы отрицали не только знание, не только его носителей, но и любую вероятность того, что в другой стране могло быть что-либо полезное для Китая.