Внутриполитическая борьба в Китае, связанная, в частности, с вопросом об отношении к «культурной революции», никогда не прекращалась. Мрачная тень «культурной революции» лежала на всем последнем десятилетии правления Мао Цзэдуна. После его смерти в сентябре 1976 г. эта тень начала медленно рассеиваться. Однако и на пороге 1980-х гг. отношение к «культурной революции» продолжало оставаться одним из центральных вопросов внутриполитической борьбы в КНР. Эта проблема была по-прежнему неразрывно связана и с сущностью политики Пекина в отношении нашей страны.
После ухода с политической арены Мао Цзэдуна в высшем эшелоне китайского руководства обострилась борьба между «выдвиженцами» «культурной революции» и реабилитированными, возвратившимися к активной работе, партийно-государственными руководителями, которых для краткости представляется возможным именовать «возвращенцами».
С устранением в октябре 1976 г. из руководства ряда активных организаторов «культурной революции» открылась возможность выслушать «вторую сторону» в тех спорах, которые кипели в КНР во время «культурной революции, услышать голос тех, против кого выступал «штаб Мао Цзэдуна».
В целом «культурная революция» терзала Китай с 1965 по 1977 г.
В 1965 г. прогремели ее первые раскаты. Начало «культурной революции» не было одномоментным и растянулось, захватив последние месяцы 1965 г. и первые месяцы 1966 г. В этой связи представляется возможным выделять пролог «культурной революции», то есть конец 1965 г. — начало 1966 г.; этот ее период можно назвать периодом скрытой подготовки, или подготовительным периодом.
Затем следовал основной период «культурной революции»; он начался в мае 1966 г. и закончился в апреле 1969 г. с окончанием IX съезда КПК; именно в это время были осуществлены основные перемены; этот период можно назвать активно-массовым, или периодом насильственных действий с участием масс.
С мая 1969 г. по сентябрь 1976 г. «культурная революция» свирепствовала, главным образом, в силу того, что был жив Мао Цзэдун; этот период можно назвать периодом внутриаппаратной или внутриноменклатурной борьбы.
После смерти Мао Цзэдуна в сентябре 1976 г. и по август 1977 г., когда состоялся XI съезд КПК, «культурная революция» продолжалась лишь номинально, по инерции, по существу будучи прекращена; этот период можно называть номинально-инерционным периодом.
После смерти Мао Цзэдуна те, кто подвергался критике и репрессиям в особенности во время основного периода «культурной революции», получили возможность в той или иной степени высказывать свое мнение.
Вполне естественно, что высказывания деятелей, пострадавших во время «культурной революции», не были беспристрастными свидетельствами очевидцев, участников и жертв тех событий.
В то же время на них лежал отпечаток и того обстоятельства, что даже в 1979 г. ни «культурная революция», ни Мао Цзэдун не подвергались открытой критике.
Тем не менее сведения, появлявшиеся после смерти Мао Цзэдуна в открытой китайской печати, в дацзыбао, на страницах зарубежной прессы, помогали воссоздавать более полную картину событий основного периода «культурной революции», анализировать связанные с ней проблемы, а также то, что происходило в дальнейшем.
Прежде чем приступить к рассмотрению событий, происходивших после смерти Мао Цзэдуна, представляется необходимым вспомнить об основных изменениях в руководстве КПК после 1969 г. В 1966–1969 гг. Мао Цзэдун отстранил многих прежних руководителей, начиная с Лю Шаоци, и выдвинул к руководству своих активных помощников по осуществлению «культурной революции»: Линь Бяо, Чэнь Бода, Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Кан Шэна и других; неизменным помощником Мао Цзэдуна оставался Чжоу Эньлай.
Вслед за этим началось постепенное отстранение от руководства, группа за группой, части активистов «культурной революции». Другая их часть продвигалась на более высокие посты.
В августе 1970 г. состоятся 2-й пленум ЦК КПК 9-го созыва. На пленуме из руководящей группы был выведен член постоянного комитета политбюро ЦК КПК, руководитель группы ЦК КПК по делам культурной революции Чэнь Бода.
В сентябре 1971 г. со сцены сошел вместе с группой своих ближайших сторонников заместитель председателя ЦК КПК Линь Бяо.
Линь Бяо, Чэнь Бода и их окружение были названы «антипартийной группировкой», обвинены в попытке совершения государственного переворота и в подготовке покушения на жизнь Мао Цзэдуна.
В 1973 г. в результате X съезда КПК Ван Хунвэнь стал заместителем председателя ЦК партии, а Чжан Чуньцяо вошел в состав постоянного комитета политбюро ЦК КПК.
Позднее в том же 1973 г. Дэн Сяопин был введен в руководящую группу и вскоре занял посты заместителя председателя ЦК КПК, заместителя председателя военного совета ЦК КПК, заместителя премьера Государственного совета КНР, начальника генерального штаба НОАК.
В 1974–1975 гг., «по предложению» Мао Цзэдуна, Дэн Сяопин стал руководить работой политбюро ЦК КПК и фактически заменил заболевшего Чжоу Эньлая на посту руководителя повседневной работой Государственного совета КНР.
В конце 1975 г. умер заместитель председателя ЦК КПК Кан Шэн, а в начале 1976 г. — заместитель председателя ЦК КПК, премьер ГС КНР Чжоу Эньлай.
Вскоре после его смерти от власти снова был отстранен Дэн Сяопин, причем и это было сделано «по предложению» Мао Цзэдуна.
На посты первого заместителя председателя ЦК КПК и премьера Государственного совета КНР, также со ссылкой на волю Мао Цзэдуна, был назначен Хуа Гофэн.
Летом 1976 г. скончался член политбюро ЦК КПК, председатель постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей Чжу Дэ.
9 сентября 1976 г. умер председатель ЦК КПК Мао Цзэдун.
7 октября 1976 г. из руководства были выведены члены политбюро ЦК КПК Цзян Цин, Яо Вэньюань, член постоянного комитета политбюро ЦК КПК Чжан Чуньцяо и заместитель председателя ЦК КПК Ван Хунвэнь. Их назвали «четверкой» и осудили как тех, кто выступал «против партии», намереваясь совершить государственный переворот, захватить руководство партией и страной.
7 октября 1976 г. на посты председателя ЦК КПК, председателя военного совета ЦК КПК «вступил» премьер ГС КНР Хуа Гофэн.
В июле 1977 г. решениями 3-го пленума ЦК КПК 10-го созыва Хуа Гофэн был утвержден в должности председателя ЦК КПК, председателя военного совета ЦК КПК.
Одновременно Дэн Сяопин был восстановлен на всех своих вышеупомянутых постах.
«Четверка» была снята со всех постов в партии и вне ее и навсегда исключена из партии.
В августе 1977 г. состоятся XI съезд КПК, на котором было официально объявлено о «завершении» «первой культурной великой пролетарской революции», «продолжавшейся одиннадцать лет».
В результате этого съезда членами политбюро вновь стали Сюй Сянцянь, Не Жунчжэнь, Уланьфу.
В феврале 1978 г. состоятся 2-й пленум ЦК КПК 11-го созыва, а вслед за ним 1-я. сессия ВСНП 5-го созыва (в марте 1978 г.). На этой сессии заместителями председателя постоянного комитета ВСНП были избраны Чэнь Юнь, Тань Чжэньлинь, Ли Цзинцюань. Все они (равно как и Сюй Сянцянь, Не Жунчжэнь, Уланьфу) до «культурной революции» входили в политбюро ЦК КПК. Были восстановлены на работе многие первые руководители провинциального уровня.
В конце 1978 г. (18–22 декабря) состоялся 3-й пленум ЦК КПК 11-го созыва.
Согласно решению этого пленума Чэнь Юнь стал заместителем председателя ЦК КПК, в политбюро ЦК КПК были введены Дэн Инчао, Ху Яобан и Ван Чжэнь; членами ЦК КПК были дополнительно избраны Хуан Кэчэн, Суй Жэньцюн, Ху Цяому, Си Чжунсюнь, Ван Жэньчжун, Хуан Хоцин, Чэнь Цзайдао, Хань Гуан, Чжоу Хой.
На пленуме были пересмотрены и исправлены «ошибочные выводы», сделанные в свое время в отношении Пэн Дэхуая, Тао Чжу, Бо Ибо, Ян Шанкуня и ряда других лиц.
По существу, к началу 1979 г. были реабилитированы фактически все руководящие деятели, пострадавшие в ходе «культурной революции», включая Пэн Чжэня, Лу Динъи и Ван Гуанмэй, за исключением Лю Шаоци.
25-28 сентября 1979 г. состоялся 4-й пленум ЦК КПК 11-го созыва. В коммюнике пленума говорилось: «Для того чтобы дать возможность ряду испытанных старых членов партии играть более важную роль в политической жизни партии и государства, укрепить руководство ЦК партии и осуществить задачи, которые выдвигает новая обстановка, настоящий пленум в результате консультаций и тайного голосования кооптировал в состав ЦК 12 товарищей — Ван Хэшоу, Лю Ланьбо, Лю Ланьтао, Ань Цзывэня, Ли Чана, Ян Шанкуня, Чжоу Яна, Лу Динъи, Хун Сюечжи, Пэн Чжэня, Цзян Наньсяна и Бо Ибо. Их избрание будет передано на утверждение XII съезда КПК. Товарищ Чжао Цзыян, кандидат в члены политбюро ЦК, и товарищ Пэн Чжэнь, член ЦК, избраны членами политбюро». [1].
Представляется целесообразным рассмотреть процессы, происходившие в ходе пересмотра отношения к «культурной революции» и в жизни партии и страны, в период от смерти Мао Цзэдуна до XI съезда КПК, затем от XI съезда КПК до 3-го пленума ЦК КПК 11 — го созыва и, наконец, происходившие в результате и после 3-го пленума ЦК КПК 11-го созыва.
Дело в том, что в первый из указанных периодов наряду с критикой «четверки» в целом существовало официально положительное отношение к «культурной революции».
Во втором периоде на первый план выступила критика деятельности «четверки» и активизировался процесс пересмотра дел лиц, пострадавших во время собственно «культурной революции».
Во время третьего периода важное место занимала борьба между последней группой выдвиженцев «культурной революции», еще формально находившихся в руководстве партии и государства, и возвращенцами, стремившимися, в частности, полностью пересмотреть отношение к «культурной революции».
После смерти Мао Цзэдуна и устранения «четверки» в печати появились имена бывших в свое время членами политбюро ЦК КПК, заместителями председателя военного совета ЦК КПК маршалов Хэ Луна и Чэнь И, репутация которых была восстановлена посмертно.
Получили высокие посты ряд их сторонников (Су Юй, Лян Бие).
Были реабилитированы все военачальники, раскритикованные и снятые с постов в марте 1968 г. Ян Чэнъу, в частности, снова занял пост одного из основных руководителей генерального штаба НОАК. В состав постоянного комитета военного совета ЦК КПК был введен Ло Жуйцин.
Однако не были реабилитированы бывшие члены группы по делам культурной революции при ЦК КПК (ГКР при ЦК КПК или просто ГКР) Ци Бэньюй, Гуань Фэн и другие. Не всплыли и имена известных лидеров молодежных «массовых революционных организаций» (МРО) периода «культурной революции». [2]
Таким образом, начала преобладать тенденция к восстановлению репутации и руководящего положения тех деятелей, которые подверглись критике в ходе «культурной революции».
Группировки, делавшие ставку на «культурную революцию», поднявшиеся было к власти в ходе «культурной революции» и в опоре лично на Мао Цзэдуна, вытеснялись из руководства.
Группы Линь Бяо и Чэнь Бода, а также Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Ван Хунвэня и Яо Вэньюаня потерпели неудачу и были разгромлены в ходе внутриполитической борьбы после завершения «культурной революции» и смерти Мао Цзэдуна.
В то же время следует отметить, что хотя в 1977 г. и появились первые признаки требований пересмотра «дел» Лю Шаоци и Пэн Дэхуая, однако ни Лю Шаоци, ни Пэн Чжэнь, ни Бо Ибо, ни Ян Шанкунь [3] не были реабилитированы, а оставшиеся из них в живых не были восстановлены на своих постах и возвращены к активной политической деятельности на XI съезде КПК.
В этой связи возникал вопрос о том, что же осталось от платформы «культурной революции», если все ее инициаторы и «физические носители» потерпели поражение, за исключением Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая, которые умерли, занимая формально свои высокие посты, однако будучи не дееспособны или не полностью дееспособны в последние годы жизни.
После смерти Мао Цзэдуна и устранения «четверки» руководство партии и государства поддерживало тезис о «непогрешимости» самого Мао Цзэдуна, клялось в верности его имени, знамени, идеям. Тело Мао Цзэдуна было помещено в специально сооруженном Доме его памяти на главной площади Пекина. Имя Мао Цзэдуна даже после его смерти на определенное время оказалось необходимым всем политическим силам в Китае, в частности, как одна из основ достижения компромисса и относительного единства.
Главным вкладом Мао Цзэдуна в теорию руководители КПК и КНР после его смерти назвали «великую теорию о продолжении революции при диктатуре пролетариата», «великим осуществлением» которой «на практике», по их мнению, явилась «культурная революция». [4]
Таким образом, в теории «культурная революция» была одобрена руководством КПК и непосредственно после смерти Мао Цзэдуна, и в конце 1976 г., и на XI съезде КПК в августе 1977 г.
При этом все «успехи» «культурной революции» приписывались Мао Цзэдуну, а все «ошибки» списывались на счет Линь Бяо, Чэнь Бода, Цзян Цин и ее коллег. [5]
В ходе «культурной революции», согласно ее толкованию того времени в Пекине, Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай вели борьбу против Лю Шаоци, Линь Бяо и «четверки». [6]
Иначе говоря, картина событий была пересмотрена: действия кадровых работников-ветеранов одобрялись, а все акции «штаба культурной революции», то есть Линь Бяо, Чэнь Бода, Цзян Цин, ГКР при ЦК КПК, осуждались как «подрыв» этой политической кампании.
В ходе внутриполитической борьбы обнажились разногласия между «четверкой» и руководством, пришедшим ей на смену. Их можно увидеть, сравнив отношение к «культурной революции» после смерти Мао Цзэдуна в периоды до и после устранения «четверки».
До устранения «четверки» «культурная революция» безусловно и во всех своих аспектах одобрялась в официальных выступлениях руководителей КПК. При этом «четверка», находясь у власти, призывая «правильно относиться» к «культурной революции», [7] утверждала, что в ходе «культурной революции» Мао Цзэдун выступал против Лю Шаоци, Линь Бяо и Дэн Сяопина, [8] что борьбу следует продолжать вести и после смерти Мао Цзэдуна против «буржуазии внутри партии», [9] что в КНР существует «буржуазное государство (хотя и) без капиталистов», [10] что Дэн Сяопин «отрицал» «культурную революцию», хотел «взять ее под свой контроль», «свести счеты» за «культурную революцию», выступить против «культурной революции» и что именно в этих целях Дэн Сяопин поднял борьбу за «пересмотр правильных выводов» [11] «культурной революции», под которыми имелись в виду прежде всего ее организационные выводы.
«Четверка» главным образом сосредоточилась на вопросах, касавшихся персональной и фракционной борьбы внутри партии, в ее аппарате, в руководстве, использовала различные методы, в том числе опробованные в ходе «культурной революции». В частности, «четверка», как отмечала официальная пекинская печать, «осуществляла ударными темпами прием в партию, хотела низвести партию до положения массовой организации». [12]
«Четверка» сконцентрировала свои требования в лозунге-призыве «развивать и углублять великую борьбу-критику Дэн Сяопина». [13]
«Четверка» также утверждала, что «необходимо многократно осуществлять культурную революцию». [14]
За короткое время со дня смерти Мао Цзэдуна и до своего ареста «четверка» показала, что она теоретически и практически одобряла «культурную революцию», хотела бы даже начать отсчет времени «подлинной революции» именно с «культурной революции», желала бы историю КПК и КНР делить на два периода: до и после начала «культурной революции». Она также ясно дала понять, что считает задачи «культурной революции» «еще не выполненными». По существу, «четверка» выступала за полное устранение от воздействия на политику внутри страны и на мировой арене руководителей старшего поколения, главным образом тех, кто входил в руководящую группу до «культурной революции».
«Четверка» боролась за то, чтобы утвердиться на высших руководящих постах в партии и в правительстве страны. В целом «четверка» «следовала курсу, установленному» Мао Цзэдуном, как она именовала свои действия.
После смерти Мао Цзэдуна и изменений в руководстве партии и страны, после устранения «четверки», вопрос об отношении к «культурной революции», к ее отдельным аспектам, а также вопрос о толковании сущности этого явления постоянно присутствовал во внутриполитической борьбе.
Большинство руководителей политбюро ЦК КПК выступали за формулировку «закреплять и умножать завоевания культурной революции». [15]
В то же время сохранять неизменным отношение к «культурной революции» после смерти Мао Цзэдуна и устранения «четверки» оказалось невозможным. Нельзя было дольше безоговорочно и полностью одобрять все аспекты этой политической кампании, умалчивать об ее отрицательных сторонах и последствиях.
Поэтому появились уточнения. Руководителям КПК пришлось говорить о необходимости «обобщения» «положительного и отрицательного опыта» «культурной революции» [16], признать, что у нее, наряду с «положительной», была и «отрицательная сторона». Иногда эта идея выражалась в форме пожелания «обобщить опыт борьбы между двумя линиями в годы великой пролетарской культурной революции». [17]
Спустя несколько месяцев после ухода Мао Цзэдуна и вывода из руководства последних наиболее активных членов ГКР при ЦК КПК было публично признано, что в ходе «культурной революции» были допущены «ошибки». Были обнародованы следующие высказывания Мао Цзэдуна:
«Соотношение между успехами и ошибками в Великой культурной революции — 7:3, успехи составляют 70 %, а ошибки — 30 %». [18] В 1974 г. Мао Цзэдун сказал: «Великой культурной революции уже восемь лет», — и выдвинул установки, направленные на «установление стабильности и единства, сплоченности всей партии и всей армии». [19] Мао Цзэдун говорил в этой связи: «Уже восемь лет ведется великая пролетарская культурная революция, и сейчас хорошо бы установить стабильность; вся партия и вся армия должны сплотиться… Стабилизация и сплочение не означают отказа от классовой борьбы; классовая борьба есть решающее звено, все) остальное зависит от него… Полный беспорядок в Поднебесной ведет к всеобщему порядку». [20]
Именно эти установки служили исходным пунктом в оценке «культурной революции», в ее интерпретации после смерти Мао Цзэдуна и устранения «четверки», а также на XI съезде КПК.
В то же время просочились неофициальные, но достоверные сообщения о том, что члены политбюро ЦК КПК Вэй Гоцин и Сюй Шию поставили вопрос о критике «культурной революции», во всяком случае, об осуждении ее «практики».
В печати появились сообщения о том, что 1 февраля 1977 г. руководители Гуанчжоуского большого военного округа и парткома провинции Гуандун писали в ЦК КПК: «…нельзя отрицать, что были допущены и ряд крупных ошибок, приведших к снижению доверия со стороны народа. Эти ошибки нельзя сваливать на одного Мао Цзэдуна, необходимо признать, что за них несет ответственность вся партия. Например, мы до сих пор совершенно неоправданно прославляли курс «трех красных знамен», «великой культурной революции», не осмеливаясь признать ошибки». [21]
Ситуацию определяло, пожалуй, то обстоятельство, что в высшем эшелоне китайского руководства большинство составляли деятели, которые являлись выдвиженцами «культурной революции». Они были вынуждены учитывать огромное давление кадровых работников, которые пострадали во время «культурной революции», требовали ее пересмотра, особенно и в первую очередь пересмотра своих дел, а также дел тех, кто погиб во время репрессий. Идя навстречу до определенной степени этим требованиям, многие руководители политбюро ЦК КПК пытались сохранить в неприкосновенности общее принципиальное положительное отношение к Мао Цзэдуну и к «культурной революции», тем самым защищая и свое собственное руководящее положение.
При этом использовались различные приемы. Например, появился тезис о том, что «никогда не бывать той второй великой культурной революции», о которой «мечтала» «четверка». [22]
В этой связи, с одной стороны, казалось, что речь идет о решительном осуждении «культурной революции» как явления. Однако, с другой стороны, для более полного понимания ситуации необходимо учитывать заявления, которые делались некоторыми руководителями ЦК КПК. Например, член политбюро ЦК КПК Чэнь Юнгуй, выступая на втором всекитайском совещании по распространению опыта Дачжая 20 декабря 1976 г, говорил: «“Четверка” осуществляла нечто вроде второй культурной революции — свержение парткомов, но без красногвардейцев, без шума для внешнего мира и при ином положении в ЦК партии, который был расколот». [23]
Конечно, Чэнь Юнгуй желал отмежеваться от «четверки». Конечно, он осуждал методы «культурной революции». Но в то же время из его слов следовало, что он осуждал деятельность «четверки» в последнее время перед смертью Мао Цзэдуна. Очевидно, что выдвиженцы «культурной революции» были бы не прочь оставить в целом в неприкосновенности образ и престиж «культурной революции», отделить ее от кратковременного периода активной деятельности «четверки» в 1974–1976 гг., а еще лучше в апреле-октябре 1976 г, осудить не первую, а «вторую» «культурную революцию».
Любопытно, что в это же время раздавались призывы критиковать «четверку» за то, что она «создавала свою систему внутри партии». [24]
Такая критика имела целью сужение рамок борьбы против «четверки»: бороться против нее как фракционной группы, кучки карьеристов, не допуская распространения этой борьбы на оценку «культурной революции» как явления, роли всех руководящих деятелей во время этой «культурной революции», в том числе Мао Цзэдуна, не допуская критики «культурной революции» с точки зрения оценки идейной платформы ее активных организаторов.
Вполне естественно, что после смерти Мао Цзэдуна в партии возникла борьба, прежде всего, по вопросу об отношении к старым партийным работникам.
Реабилитировать их было сложно, так как приходилось делать это в условиях, когда авторитет Мао Цзэдуна было невозможно открыто подвергать сомнению, когда приходилось осуждать Лю Шаоци, когда приходилось говорить об осуждении заговора «четверки» с карьеристскими целями.
В этой обстановке появились заявления о том, что «в глазах» «четверки» «представителем ЦК партии до культурной великой революции был Лю Шаоци. Умышленно преувеличивая роль изменника, провокатора и штрейкбрехера Лю Шаоци в партии, “четверка” преследовала преступную цель всесторонне отрицать революционную линию председателя Мао Цзэдуна, отрицать роль большого числа революционных руководящих работников пролетарского штаба и подготовить контрреволюционное общественное мнение к узурпации руководства в партии и в государстве». [25]
Требования и позиции старых партийных работников, пострадавших во время «культурной революции», начали находить отражение в китайской печати.
8 ноября 1976 г. агентство Синьхуа сообщало о том, что в начале 1960-х гг. в КПК шла борьба между «четверкой» и «руководящими кадровыми работниками». 27 февраля 1977 г. агентство заявило о том, что «четверка» «умышленно вносила путаницу в вопрос о том, кто свои и кто враг на историческом этапе социализма, состряпала совершенно нелепую реакционную формулировку: старые кадровые работники являются демократами, демократы — каппутистами (то есть находящимися внутри партии, занимающими там руководящее положение и идущими по капиталистическому пути. — Ю.Г), каппутисты — контрреволюционерами. По этой логике должна быть свергнута большая группа партийных, государственных и армейских руководителей».
«Четверка» выдвинула тезис: «Кадровые работники, которые прошли испытание великой культурной революцией, равняются кадровым работникам, которые прошли испытание Великим походом». [26]
В защиту деятельности старых кадровых работников активно выступали провинциальные парткомы. В газете «Жэньминь жибао», например, появилось сообщение о том, что в провинции Хунань «свыше 80 % старых кадровых работников в руководящих группах различных ступеней еще в первый период «культурной революции» выступили в поддержку революционных пролетарских бунтарей и потому завоевали поддержку председателя Мао Цзэдуна». [27]
Партком провинции Хэбэй писал: «Выступая с лозунгом «Свергать всех!», «четверка» извращала решение ЦК КПК о великой пролетарской культурной революции, в котором говорилось о необходимости сплачивать 95 % кадровых работников, ошибки которых можно исправить». Подстрекательством «четверки» объясняются кровопролитные столкновения во время «культурной революции». Партком провинции Гуандун заявлял, что «четверка», «прикрываясь лозунгом “Бунтовать!”, оказывала поддержку буржуазии и новым буржуазным элементам, подстрекала к разрешению противоречий вооруженным путем». [28]
Наконец, «Жэньминь жибао» писала, что «кадры были преградой для деятельности «четверки». Если бы были свергнуты все кадры, имеющие опыт революционной длительной борьбы, то «четверке» было бы легко свести на нет более чем пятидесятилетнюю историю борьбы нашей партии, погубить революцию и партию; она могла бы своевольно извращать историю». [29]
Таким образом, прежде всего после смерти Мао Цзэдуна и ареста «четверки» на первый план выступило недовольство широких слоев населения и членов партии рядом сторон практической деятельности Мао Цзэдуна и его приспешников; особую роль при этом играли те кадровые работники, которые пережили Мао Цзэдуна и требовали восстановить их репутацию и вернуть их к руководящей деятельности.
Неодобрение «культурной революции» проявлялось в различных формах и проистекало прежде всего из недовольства многих руководящих партийных работников своими злоключениями во время «культурной революции». Однако при этом находило свое отражение и недовольство населения и членов партии многими сторонами «культурной революции», в том числе методами ее осуществления. Проскальзывали и некоторые возражения против «теоретических основ» «культурной революции». Деятели, находившиеся у руководства, старались использовать эту ситуацию для того, чтобы укрепить свое личное руководящее положение, укрепить существовавший в то время режим. Они спекулировали на настроениях масс.
Руководство Китая и после смерти Мао Цзэдуна стремилось утвердить тезис о «своевременности» и «необходимости» «культурной революции», так как многие из китайских руководителей, вышедшие теперь на первые роли, были обязаны своим возвышением периоду «культурной революции». Не случайно подчеркивался тезис о том, что «как старые кадры, так и молодые кадры, выдвинутые в ходе великой культурной революции… бесценны для партии и народа». [30] Они не были тесно связаны ни с группой Лю Шаоци, ни с группой Линь Бяо, ни с «четверкой». В то же время они старались защитить в принципе самое «теоретическую базу» «культурной революции» и найти в ее осуществлении моменты, которые можно было бы одобрить.
В частности, они заявляли, что положительно относятся к деятельности молодежных массовых революционных организаций (МРО) во время первых «пятидесяти дней» «культурной революции», к их борьбе против линии Лю Шаоци. Они заявили о поддержке того, что делали молодежные МРО в 1966 г.; одобрили «январскую революцию» в Шанхае [31]; одобрили решения IX и X съездов партии, заявив, что «четверка» «искажала» эти решения, «изменила линии» этих съездов. [32] При этом подчеркивалось, что по предложению Мао Цзэдуна в документах этих съездов было указано, что «главной опасностью в нашу эпоху по-прежнему является ревизионизм». [33]
Целью «культурной революции» они называли борьбу против «буржуазного», «барского» стиля «некоторых руководящих кадров», против их «отрыва от народных масс». [34]
Китайское руководство после смерти Мао Цзэдуна и ареста «четверки» не отказалось от «основной линии» председателя, разделяло его националистические, гегемонистские установки. Отсюда вытекало, в частности, и выдвижение тезиса о том, что Мао Цзэдун считал своим «самым крупным достижением во внутриполитическом плане» «победоносное осуществление» «культурной революции». [35] При этом подчеркивалось «внешнеполитическое значение» этого «громадного дела»: «сокрушение» «бредовой мечты империализма и социал-империализма реставрировать» в Китае «капитализм»; особое внимание уделялось вопросу о роли «культурной революции» при «подготовке к войне». [36] В КНР не забывали также подчеркивать, что очередные испытания водородной бомбы — это «обильный плод» «культурной революции». [37]
Были определены главные объекты, против которых была направлена, согласно тогдашней ее интерпретации, «культурная революция». До конца 1976 г. это были «два штаба» — Лю Шаоци и Линь Бяо. [38] При этом пытались не связывать деятельность «четверки» с периодом активного осуществления «культурной революции», с основным периодом «культурной революции».
Однако в первой половине 1977 г. был выдвинут тезис о том, что «культурная революция» — победа над «тремя штабами» — «штабами» Лю Шаоци, Линь Бяо и «четверки»: «Благодаря великой пролетарской культурной революции наша партия разгромила три антипартийные группировки, возглавлявшиеся соответственно Лю Шаоци, Линь Бяо и Ван Хунвэнем, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюанем». [39] Утверждалось, что именно «четверка» «бешено мешала» руководимой «лично» Мао Цзэдуном «культурной революции» и «срывала» ее осуществление [40], была «зачинщиком» ее «подрыва». [41] «Четверку» обвинили в том, что она «самовольно» окрестила себя и свою компанию «пролетарским штабом» и «революционной силой». [42]
Таким образом, новое толкование «культурной революции» состояло в том, что теоретически эта «революция» была «необходимой». Однако правильную линию во время «культурной революции» в соответствии с установками Мао Цзэдуна, оказывается, осуществлял Чжоу Эньлай. Сопротивление действиям Лю Шаоци, Линь Бяо и «четверки» в ходе «культурной революции» со стороны руководящих партийных работников в центре и в столицах провинций было признано правильным, заслуживающим одобрения. Сам разгром «четверки» был охарактеризован как «великая победа великой пролетарской культурной революции». [43] По иронии судьбы последней «великой победой» «культурной революции» оказалась победа над ее самыми активными организаторами, за исключением Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая.
Китайское руководство, сформированное на XI съезде КПК, стояло на той точке зрения, что в КНР и во всех социалистических странах продолжается и будет продолжаться бесконечно, даже после победы социализма в мировом масштабе, классовая борьба внутри социалистического общества между пролетариатом, или классом неимущих, и буржуазией, или классом, обладающим капиталом.
При этом подчеркивалось, что корни «неверного» теоретического подхода к этому вопросу были заложены в СССР И.В. Сталиным, что СССР является главным врагом Пекина и в плане теории. [44] Так основные теоретические разногласия между КПСС и КПК связывались с повседневной борьбой китайских лидеров, руководствовавшихся установками Мао Цзэдуна, против СССР и КПСС.
В этой же связи Лю Шаоци, Чэнь Бода были объявлены последователями советской точки зрения на вопросы классовой борьбы при социализме. «Четверка» была также названа группой политических деятелей, которые не соглашались с «анализом классов китайского общества», сделанным Мао Цзэдуном.
При пересмотре отношения к «культурной революции» после устранения «четверки» была выпячена роль Чжоу Эньлая. Его называли «начальником штаба» Мао Цзэдуна [45], человеком, который «постоянно руководил повседневной деятельностью ЦК партии во время культурной революции». [46] При этом говорилось, что Чжоу Эньлай, «борясь против «линий» и «штабов» Лю Шаоци, Линь Бяо и «четверки», защищал рабочих — передовиков труда от Цзян Цин и других деятелей ее типа. [47] Утверждалось также, что Чжоу Эньлай выступал в защиту Дачжая и его кадровых работников от нападок «четверки». [48]
Отмечалось, что Чжоу Эньлай выступал за единство МРО, против Цзян Цин, которая «расколола» «массовые революционные организации». [49] Чжоу Эньлай, как стали утверждать в Пекине, выступал против стремления «четверки» вести борьбу силой, вооруженным путем.
Особенно подчеркивалась роль Чжоу Эньлая в защите старых опытных руководящих работников партии. Тем самым имя Чжоу Эньлая старались связать с именами ветеранов, в том числе подвергавшихся гонениям. В частности, было упомянуто о том, что 26 августа 1967 г, «по указке Линь Бяо, Чэнь Бода и Цзян Цин», «группа людей осаждала премьера Чжоу Эньлая, не давая ему ни есть, ни отдыхать в течение 18 часов, требуя выдать им на расправу Чэнь И». [50] Появление такого рода тезисов в газетах было практически важно для кадровых работников, принадлежавших к группировке Чэнь И. Именно в то время, когда эти материалы были опубликованы в «Жэньминь жибао», происходили реабилитация ряда людей из группы Чэнь И и посмертное восстановление его собственной репутации.
В ходе кампании по повышению роли Чжоу Эньлая подчеркивалось, что именно он во время «культурной революции» первым публично назвал СССР «социал-империализмом»; тот же Чжоу Эньлай выступал против политики «трех смягчений и одного уменьшения» [51], то есть был против смягчения напряженности в советско-китайских отношениях, против разрядки напряженности, за которую ратовал Лю Шаоци.
Таким образом, речь шла вовсе не о том, чтобы объективно оценить роль Чжоу Эньлая. В его деятельности в период «культурной революции» подчеркивались именно те стороны, которые после смерти Мао Цзэдуна в практических целях считало необходимым выпячивать руководство, пришедшее к власти: опора на аппарат, на властные структуры, на партийные и государственные учреждения, опора на кадровых работников, на номенклатуру, антисоветизм, выступление против «трех штабов», одобрение в принципе «культурной революции» и действий молодежных МРО в ее первый период, апробация «январской бури», кампании захвата власти в провинциальных центрах по всей стране, отрицательное отношение к применению насилия в ходе «культурной революции».
Отношение китайских руководителей к Чжоу Эньлаю было сложным. Его имя стремились использовать в своих целях как выдвиженцы «культурной революции», так и возвращенцы. Для возвращенцев выпячивание фигуры Чжоу Эньлая являлось средством развенчания культа личности Мао Цзэдуна, а также подчеркивания собственной роли в руководстве партией и страной. Выдвиженцам важно было подчеркивать, что Чжоу Эньлай одобрял целый ряд сторон политики Мао Цзэдуна во время «культурной революции». Таким образом, авторитетом Чжоу Эньлая они хотели подтвердить свои претензии на роль людей, которые защищали «правильную» линию Мао Цзэдуна— Чжоу Эньлая. Ссылаться на Чжоу Эньлая было удобно особенно потому, что к этому времени он был уже мертв.
Следует, очевидно, учитывать, что Чжоу Эньлай после смерти не был опасен ни для кого в китайском руководстве. У него не было собственной группы в партии. Он не имел теоретических трудов, поэтому легко было трактовать его позиции по теоретическим вопросам.
Политическая борьба заставляла приподнимать образ Чжоу Эньлая, облагораживать его, однако партийные функционеры хорошо знали, что Чжоу Эньлай при жизни часто выступал в роли примирителя противоречий между различными группами в партии, действующего по поручению Мао Цзэдуна, что он сам именовал себя «главноуговаривающим», «размазней», что его в партии называли «ванькой-встанькой» или «непотопляемым» за изворотливость и умение приспособиться к изменениям в политике. Известно и то, что Чжоу Эньлай всегда выступал вместе с Мао Цзэдуном, а точнее, следуя за Мао Цзэдуном, особенно по вопросам внешней политики, где Мао Цзэдун вел дело к разрыву с СССР и к сближению с США.
В целом представляется, что у китайских руководителей имеются серьезные претензии к Чжоу Эньлаю, что «по гамбургскому счету» он должен отвечать, в частности, за практику «культурной революции», в ходе которой он действительно не допускал экстремальных действий в отношении ряда руководителей, но не из симпатий или политической близости к ним, а учитывая степень поддержки среди функционеров партии того или иного функционера. Известно также, что Чжоу Эньлай во время «культурной революции» был причастен к смещению многих партийных лидеров.
Отражением состояния внутриполитической борьбы было и отношение к Дэн Сяопину. Эволюция в подходе к этому вопросу отражала борьбу противоборствовавших сил внутри китайского руководства. В официальной печати нападки на Дэн Сяопина прекратились вскоре после ареста «четверки». Только член политбюро ЦК КПК У Дэ позволил себе усиленно и публично демонстрировать свое негативное отношение к предложению о восстановлении Дэн Сяопина на всех постах в партийном и государственном аппарате. Хуа Гофэн был более осторожен в своих выступлениях.
В первой половине 1977 г. имя Дэн Сяопина было упомянуто в центральной печати в статье, формально посвященной истории КПК; оно было поставлено рядом с именем члена политбюро ЦК КПК маршала Лю Бочэна. Тем самым был дан намек на то, что Лю Бочэн и военачальники из Второй полевой армии поддерживают Д эн Сяопина.
Затем Дэн Сяопин был упомянут в одной из работ, включенных в официально изданный в апреле 1977 г. пятый том «Избранных произведений» Мао Цзэдуна. Таким образом, к апрелю 1977 г. была подчеркнута положительная роль Дэн Сяопина в истории КПК и КНР и было восстановлено его доброе имя. На XI съезде КПК говорилось, что решение о восстановлении Дэн Сяопина на руководящих постах было принято во время рабочего совещания ЦК КПК в марте 1977 г.
С другой стороны, явственно ощущалось сопротивление предложениям о допущении Дэн Сяопина к практической руководящей деятельности. Было очевидно, что вопрос о персональных судьбах решался не по принципиальным соображениям, а в зависимости от расстановки сил группировок внутри партии. Вероятно, некоторые члены политбюро ЦК КПК считали в то время, что Дэн Сяопина восстанавливать на руководящих постах нельзя, так как это слишком усилило бы позиции его сторонников в политбюро. Возражая против восстановления Дэн Сяопина, формально ссылались на то, что он занимал «неправильную позицию» по персональным решениям, принятым в ходе «культурной революции», «хотел пересмотреть правильные решения периода культурной революции», вел борьбу против «четверки», но не вел ее «в соответствии с указаниями» Мао Цзэдуна. [52]
Дэн Сяопин, будучи у власти в 1974–1975 гг., выступал за реабилитацию «слишком многих» старых кадровых работников, а это не соответствовало интересам многих членов политбюро ЦК КПК состава конца 1976 г.
Восстановление Дэн Сяопина на всех его постах в июле 1977 г. на 3-м пленуме ЦК КПК 10-го созыва и последовавшее за этим увеличение числа членов политбюро ЦК КПК на XI съезде партии отражало усиление тенденции, которая проявилась уже в годы «культурной революции» и после нее, к укреплению в составе руководящей группы позиций представителей Второй полевой армии, Юго-Западного Китая; затем эта группировка стала сотрудничать с группировкой Третьей полевой армии и Южного Китая.
Некоторые стороны «культурной революции» и ее трактовка, выгодная в то время руководству Китая, становились более ясными и при рассмотрении вопроса о том, как была представлена роль Хуа Гофэна во время «культурной революции». После назначения Хуа Гофэна на посты председателя ЦК КПК, председателя военного совета ЦК КПК, при сохранении за ним должности премьера Государственного совета КНР немедленно началось создание культа его личности. Было объявлено, что он «прошел испытания» [53], «накопил богатый опыт» [54] во время «культурной революции», что Чжоу Эньлай лично выдвинул кандидатуру Хуа Гофэна для участия в работе ревкома провинции Хунань [55]; вспомнили и о том, что Хуа Гофэн возглавил первый по счету партком, созданный на провинциальном уровне во время «культурной революции» в 1970 г. [56]
Отмечалось, что Хуа Гофэн в ходе «культурной революции» выступал против Лю Шаоци [57], Линь Бяо [58] и «четверки» [59], против лозунга «Долой все и вся!», чем заслужил одобрение Мао Цзэдуна, что Хуа Гофэн принимал красногвардейцев, поощрял их «неотступно следовать» за Мао Цзэдуном [60], правильно относился к кадровым работникам.
В этой связи утверждалось, что после активно-массового периода «культурной революции», к концу 1971 г., в провинции Хунань более 90 % руководящих кадровых работников от уездного уровня и выше возвратились на свои посты благодаря правильному руководству Хуа Гофэна как первого секретаря парткома Хунани. [61]
Отмечалось, что Хуа Гофэн во время «культурной революции», в противовес «четверке», защищал «знамя Дацина» в промышленности и «знамя Дачжая» в сельском хозяйстве, организовывал учебу кадровых работников у этих именно «образцов». [62] В мае 1977 г. Хуа Гофэн охарактеризовал выступление «против Дацина» как «выступление против собственно китайского пути развития промышленности». [63]
Хуа Гофэн защищал такие явления, получившие распространение в результате «культурной революции», как система так называемого кооперативного медицинского обслуживания в деревне, то есть оплату содержания крестьянами «собственного» «босоногого» врача. [64] Он также ратовал за создание большого числа школ для крестьян-бедняков и низших середняков. Имелись в виду школы, полностью взятые на содержание той или иной производственной бригадой.
Хуа Гофэн выступал за отправку выпускников городских средних школ в деревню на постоянное место жительства и работу. Во время «культурной революции» он «послал своего сына в деревню», а после «культурной революции» отправил туда и свою младшую дочь. [65]
В Китае каждый правитель имеет свой титул. В частности, если Мао Цзэдуна именовали «великим вождем», то Хуа Гофэна стали называть «мудрым вождем».
Многие проблемы «культурной революции» получили дополнительное освещение в ходе критики «четверки».
Прежде всего, была подчеркнута глубина конфликта между руководителями страны, а также ненависти людей к «культурной революции». Устранение активных организаторов «культурной революции», «четверки», в КНР сравнивали с событиями 1949 г., с образованием КНР, называли «вторым освобождением». [66]
Китайские руководители, в частности заместитель премьера Государственного совета КНР Ли Сяньнянь, подчеркивали, что «проблема, по существу, уходит корнями не в 1976 г., а в более ранний период». [67] Заместитель председателя постоянного комитета ВСНП Тань Чжэньлинь заявил, что борьба против «четверки» велась по меньшей мере на протяжении последних десяти лет. [68] При этом она была «самой интенсивной борьбой в партии». [69]
В закрытых партийных документах появились намеки на то, что «четверка» была связана с Мао Цзэдуном настолько крепко, что при его жизни было невозможно устранить ее. В марте 1977 г. на рабочем совещании ЦК КПК заместитель председателя ЦК КПК Е Цзяньин говорил: «Эта банда походила на крысу, укрывшуюся за вазой из агата. Если вы должны были убить крысу, то была вероятность того, что вы разобьете самое вазу» [70]
В течение нескольких месяцев предпринимались попытки заставить хотя бы одного из «четверки» признать свои ошибки, отколоться от своих v «коллег». Эти попытки оказались безрезультатными. Во время «культурной революции» Лю Шаоци не признал свою «вину». После «культурной революции» так же повела себя и «четверка». Решительные дисциплинарные меры против Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Ван Хунвэня и Яо Вэньюаня — исключение их из партии — были приняты, в частности, после того, как они «отказались раскаяться».
Были также предприняты энергичные попытки дискредитировать деятельность «четверки» во время «культурной революции». Пекинская печать отмечала, что «сектантская четверка», «замаскировавшись под заслуженных деятелей культурной великой революции, всячески обрабатывала общественное мнение и афишировала себя, стараясь обманом нажить политический капитал». [71]
«Что же, в конце концов, — продолжала «Жэньминь жибао», — эти «четверо» сделали в великой культурной революции? Они в сговоре с линьбяоской антипартийной группировкой и одним из ее главных членов Чэнь Бода умышленно выворачивали наизнанку понятия, кто свой и кто враг, вносили путаницу в классовый фронт, смешивали два типа неодинаковых по своему характеру противоречий, подстрекали к свержению «всех и вся», разжигали всеобщую гражданскую (или внутреннюю) войну, чтобы удобнее было ловить рыбку в мутной воде и в полном хаосе захватить власть». [72]
В пылу полемики и осуждения «четверки» в Пекине признали, что теоретические установки Мао Цзэдуна о «классах» и «классовой борьбе», не определяя термины «класс» и «классовая борьба» с позиций марксизма-ленинизма, то есть являясь несостоятельными теоретически для приверженцев марксистской теории, на практике выявляли свое главное предназначение — позволяли любому деятелю в партии обвинять любого другого деятеля в принадлежности к «буржуазии» и развернуть против него борьбу за власть под флагом «классовой борьбы». Именно такой была борьба за власть в ходе «культурной революции».
«Четверку» обвиняли в том, что «революционные лозунги были для них всего лишь тактическими уловками, маскировкой для ведения контрреволюционной деятельности». [73] Это положение сама «четверка» имела равные основания применить к своим противникам. Все политические группировки и деятели в КНР в период «культурной революции» действовали именно таким образом.
Открыто, на страницах печати, было признано, что во время «культурной революции», в ходе междоусобной борьбы за власть «производились аресты по совершенно необоснованным обвинениям», людей «подолгу держали в тюрьмах, жестоко мучили, а то и убивали, чтобы убрать свидетелей». [74]
Чувство мести находило выход в том, что при осуждении «четверки» использовались политические ярлыки, которые сама «четверка» приклеивала своим противникам (ныне «победителям») в ходе «культурной революции»: «палачи социалистической нови», «зачинщики подкопа под великую культурную революцию» и т. п. [75] Собственно, даже сам термин «четверка» в свое время употреблялся Линь Бяо, когда тот критиковал Ло Жуйцина, Ян Шанкуня, Лу Динъи и Пэн Чжэня в самом начале «культурной революции».
Утверждалось также, что «четверка» «разваливала и подрывала работу Пекинского горкома» КПК. [76]
Деятели, составлявшие «четверку», были названы «смертельными врагами пролетариата», [77] «крупными кровопийцами»; [78] их акции сравнивали с действиями и установками Гитлера; [79] при этом, в частности, речь шла об утверждении, что массы легче воспринимают большую ложь, чем малую ложь. [80] Их обвиняли в том, что они вели «буржуазный образ жизни», [81] «плели заговоры, занимались групповщиной, были раскольниками, интриганами, намеревались (так же, как и Линь Бяо) узурпировать верховную власть в партии и в государстве, были карьеристами». [82]
«Четверку» старались отлучить от Мао Цзэдуна и его идей. В этой связи в китайской печати писали, что «четверка» «на протяжении длительного времени произвольно толковала марксизм-ленинизм, идеи Мао Цзэдуна и тем самым внесла полную путаницу по ряду вопросов» [83] Утверждалось также, что «четверка» «препятствовала проведению революционной линии и стратегических установок» Мао Цзэдуна. [84] Так в ходе критики «четверки» тогдашнее руководство КПК стремилось приоткрыть двери для того, чтобы по-своему толковать установки Мао Цзэдуна.
Было сказано также, что они «травили» и «мучили» Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая; [85] в 1967 г. «четверка» собирала сведения, компрометирующие Чжоу Эньлая. [86] Появились даже утверждения о том, что «в период культурной революции «четверка» вместе с Лю Шаоци клеветала на «старое правительство», выступала против Чжоу Эньлая как «самого крупного монархиста» [87] Наконец, «четверку» «обвиняли в том, что она «ставила себя выше» Мао Цзэдуна, Чжоу Эньлая, военного совета ЦК КПК. [88]
«Четверку» старались связывать с рядом деятелей, которые были осуждены ранее как противники «линии Мао Цзэдуна». В этом смысле предшественниками «четверки» были названы Ван Мин, Лю Шаоци, Линь Бяо, Чэнь Бода.
Центральная китайская печать писала: «Ван Мин называл себя «стопроцентным большевиком», а на деле был способен заниматься только сектантством и интриганством. Лю Шаоци приравнивал себя к Марксу, а фактически отличался лишь способностями собирать всякую нечисть, сколачивать фракции, пытаясь подорвать диктатуру пролетариата. Линь Бяо рьяно трубил о своей «твердой вере в марксизм-ленинизм», но на практике попытался совершить покушение на жизнь великого вождя председателя Мао Цзэдуна и создать феодальную фашистскую династию семейства Линь. «Четверка» унаследовала все это от своих предшественников». [89] «Цзян Цин и Чэнь Бода под держивали друг друга, раздували гражданскую войну. Цзян Цин первой назвала Линь Бяо «заместителем главнокомандующего» и пожелала ему «вечного здоровья»… После того как Чэнь Бода сошел со сцены, Цзян Цин сказала: «У меня давно уже борьба с Чэнь Бода. Чэнь Бода и Ван Ли, Гуань Фэн, Ци Бэньюй — это одна фракция, а я, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань — другая фракция»; Цзян Цин утверждала также, что она боролась не только против Чэнь Бода, но и против Линь Бяо. [90] «Четверку» особенно близко привязывали к Линь Бяо и Чэнь Бода. Утверждали, что планы «четверки» были «тесно связаны» с планом «571» Линь Бяо (речь шла о том, что в КПК называли якобы созревшим у Линь Бяо планом «вооруженного восстания». — Ю.Г.). [91] «Четверку» называли «одного поля ягодами» с Линь Бяо и Лю Шаоци [92] и обвиняли в симпатиях к Лю Шаоци, Пэн Дэхуаю, Дэн То.
Далее, «четверку» осуждали за действия по принципу «долой все» [93], за политические репрессии, за «старания свергнуть руководящих кадровых работников» [94], за «травлю» старых руководящих деятелей, таких, как Чэнь И, Хэ Лун и другие. Утверждалось, что Линь Бяо и «четверка» «изменили большинству», «раскалывали партию». [95]
Восстанавливая репутацию старых партийных деятелей, пекинская печать писала, что «товарищ Хэ Лун был верен партии, был одним из старых и пролетарских революционеров, пользовавшихся уважением народа. «Четверка», так же как и Линь Бяо, осуществляла репрессии против Хэ Луна, травила его». [96] «Вскоре после начала «культурной революции»… Цзян Цин в сговоре с Линь Бяо применила жестокие политические репрессии в отношении… Хэ Луна». [97]
«Когда Чэнь И был жив, «четверка» преследовала его, после смерти клеветала на него… Чэнь И— пролетарский революционер, отважный и боевой полководец» — так стала характеризовать Чэнь И пекинская печать после ареста «четверки». [98]
После устранения «четверки» началось осуждение методов, которыми осуществлялась «культурная революция». При этом «четверке» вменили в вину «подстрекательство к применению силы» [99] в ходе «культурной революции», выдвижение лозунгов «Долой всех и вся!», [100] «Нападать словом, защищаться силой», [101] разжигание групповщины, инспирирование конфликтов, [102] организацию и поощрение избиений, грабежей, погромов, обысков, издевательств над людьми. [103] Было отмечено, что в начале 1967 г. Цзян Цин и Чэнь Бода «подняли черное поветрие раскола» МРО. [104]
«Четверку осуждали за следование лозунгу «Деревня окружает город», за «развязывание гражданской войны» в Китае, за «внесение раскола в ряды рабочего класса». [105] Утверждалось, что «в районах, где было осуществлено широкое революционное объединение и обстановка была относительно хорошей, они («четверка») снова хотели начать волнения». [106]
Таким образом, при критике «четверки» главным образом осуждались нападки на кадровых, руководящих партийных работников, на аппарат партии и государственных учреждений, и было осуждено применение Линь Бяо и «четверкой» насилия, силы, оружия в ходе «культурной революции».
Одним из основных обвинений в адрес «четверки» было утверждение о том, что она неправильно относилась к вопросам экономики и строительства. На «четверку» возложили вину за «потери экономического характера». Было сказано, что политика «четверки» была «однобокой», что «четверка» «извращала установку Мао Цзэдуна о необходимости «ухватившись за революцию, стимулировать развитие производства»: «четверка» умышленно противопоставляла производству — революцию, экономике — политику, производственной борьбе — классовую борьбу, социалистическому строительству — диктатуру пролетариата, стояла против производства и строительства. По ее «логике», «совершая революцию», 800-миллионный народ должен был питаться воздухом…
Она срывала выполнение… плана и стратегического курса «Готовиться к войне»… Они («четверка») вносили хаос в управление предприятиями, нарушали финансово-экономическую политику государства и поднимали черное поветрие экономизма… Они не будут рады и довольны, пока полностью не развеют по ветру социалистическое добро… Они— стопроцентные буржуазные элементы, сосущие кровь из рабочих». [107] «Четверка» «не заботилась о том, чтобы накормить, одеть, дать жилье 800 миллионам человек». [108]
Весьма характерно, что все группировки китайских руководителей в то время, когда они рвались к высшей власти или только-только получали в руки эту власть (Линь Бяо, Чэнь Бода, «четверка», Хуа Гофэн), начинали осуждать своих предшественников по руководству партией и страной за пренебрежение материальными интересами китайского народа. Все они обещали в этих случаях взяться за улучшение жизни китайского населения, и в первую очередь крестьянства.
«Четверку» обвинили в стремлении «срубить» такие «красные знамена», то есть дискредитировать такие «образцы» политики в области промышленности и сельского хозяйства, как Дацин и Дачжай [109]: «В самом начале дацинской битвы за нефть Лю Шаоци и Бо Ибо, перекликаясь с ревизионизмом, подняли антикитайское регрессивное течение, клеветнически назвали эту битву (разработку Дацинских нефтяных месторождений. — Ю.Г.) «бестолковой сутолокой» и велели дацинцам бить отбой… Линь Бяо, Чэнь Бода и «четверка»… объявили, что знамя Дацина — «черное», правофланговые (передовики производства. — Ю.Г.) — «фикция», кадровые работники — «плохие», а их опыт — “дутый”». [110]
«Четверка» заставляла «героя Дацина», «железного человека» Ван Цзиньси, согласиться с этими установками и признать, что сам «железный человек» является фальшивым. [111]
Во время «культурной революции» «обследовательская группа», направленная Ван Хунвэнем, Чжан Чуньцяо, Цзян Цин и Яо Вэньюанем, заявила в Дацине, что она-де «окончательно раскритикует путь Дацина». [112]
В 1968 г. было издано распоряжение о том, что любой человек, желающий посетить Дачжай, должен получить на это согласие Чжан Чуньцяо, что фактически означало наложение запрета на поездки в Дачжай. [113]
«Четверка», как утверждала пекинская печать, уменьшила объем вложений в «капитальное строительство» в сельском хозяйстве.
«Четверку» упрекали в неправильной политике в области распределения зерна в. деревне, в частности, в том, что она предлагала не вывозить зерно из деревень «подчистую», а дать возможность большим производственным бригадам самим распределять среди крестьян зерно и другие продукты сельского хозяйства: «Ссылаясь на существующий в Китае лозунг «создавать запасы зерна у населения», «четверка» демагогически высказывалась против того, чтобы производственные бригады сдавали зерно и его излишки, «пытаясь избавиться от уже заготовленного зерна», и даже вели дело к тому, чтобы излишек зерна оставался в деревне… Нельзя допустить, чтобы производственные бригады не сдавали зерно». [114]
«Четверка», очевидно, активно действовала, стараясь заручиться поддержкой среди крестьян на местах. Она выступала не только за то, чтобы дать возможность большим производственным бригадам самим распоряжаться зерном (за исключением обязательных поставок зерна государству), но и за «свободный рынок», «свободный обмен», «свободное планирование» в провинциях.
При анализе обвинений, выдвигавшихся против политики «четверки» в области экономики, необходимо учитывать, что хозяйство Китая в период «культурной революции» и после него испытывало серьезные трудности. В этой обстановке руководители КПК пытались снять с самих себя и с Мао Цзэдуна ответственность за возникновение этих трудностей. Они стремились возложить вину на Линь Бяо и «четверку».
Помимо чисто практического эта проблема имеет и «теоретический» аспект. Он состоит в том, что тогдашние руководители стремились представить себя радетелями о повышении уровня производства, о развитии экономики, обвиняли Линь Бяо и «четверку» в отбрасывании экономических задач, в увлечении только «политикой», только «революцией».
Однако даже из материалов, которые были опубликованы в печати самими руководителями КПК, этого никак не следовало. Вполне очевидно, что Линь Бяо и «четверка» подчиняли все свои действия борьбе за захват власти. Однако при этом они делили свои планы на три этапа: этап захвата власти, этап подавления оппозиции, этап развития производства или экономики.
С другой стороны, Линь Бяо и «четверка», эти так называемые «левые» или даже «ультралевые», предстают при рассмотрении этого вопроса поборниками весьма решительного, так сказать, «правого» или «прагматического» курса, когда речь идет о развитии экономики страны. Линь Бяо, например, противопоставлял установке Мао Цзэдуна: «Сначала создавать сильное государство, а в результате этого получить богатый народ» свою, противоположную установку: «Сначала добиться того, чтобы народ стал богатым, а это приведет к появлению сильного государства». Эту установку Линь Бяо в КНР называли (после исчезновения Линь Бяо с политической сцены) «буржуазной». Дело в том, что Линь Бяо выражал намерения, во всяком случае в своих планах, захватив в свои руки полноту власти в стране, осуществить ряд мероприятий, которые помогли бы крестьянству стать более зажиточным.
Не менее активную, чем Линь Бяо, борьбу за завоевание поддержки со стороны крестьянства вела и «четверка». Она выступала, как уже упоминалось, за изменение существовавшей системы закупок и изымания у крестьян сельскохозяйственных продуктов, предлагая оставлять в распоряжении крестьян и низовых производственных единиц, больших производственных бригад, больше зерна, чем это тогда предусматривалось официально. При этом «четверка» высказывалась за существование «свободного рынка» со «свободным ценообразованием».
Вопрос об отношении к экономике связан и с борьбой руководителей в центре за поддержку со стороны провинций. «Четверка» не имела старых связей в провинциях. Она была новым элементом власти в Пекине. Поэтому она была вынуждена действовать смело и более решительно, чем старые руководители с устойчивыми традиционными связями с группировками на местах.
В этой обстановке «четверка» стремилась приобретать сторонников в провинциях обещаниями предоставить провинциям большую самостоятельность, не восстанавливать над провинциями власть региональных бюро ЦК КПК, упраздненных во время «культурной революции». «Четверка» обещала провинциям «свободу планирования» при строительстве новых промышленных предприятий и объектов, а также свободу распоряжения (продажи в другие провинции) товарами, которые производились в той или иной провинции, тем, что обычно называлось товарами местного производства. Не случайно именно в противовес линии «четверки» после ее устранения в мае 1977 г. председатель Госплана КНР Юй Цюли в выступлении на Дацинском совещании заявил о намерении центра через некоторое время восстановить прежнюю региональную систему, восстановить деление КНР на регионы, в которые провинции будут входить в качестве их составных единиц, подчиненных региональным властям.
Далее в ходе критики «четверки» была осуждена политика, которую эта группировка проводила в здравоохранении, просвещении, физкультуре и спорте, литературе и искусстве, науке и технике.
При этом, в частности, Цзян Цин была развенчана как «знаменосец» и «полководец» «культурной революции». Вместо нее таким «полководцем» был назван Лу Синь. [115] Было сказано, что Цзян Цин «установила фашистскую диктатуру в области музыкального искусства», [116] что карикатура в КНР «в течение десяти лет находилась под запретом», [117] что «четверка» «вбивала клин» между «революционными преподавателями и учащимися», [118] что «восемь образцовых спектаклей… появились в результате заботы и личного содействия со стороны» Мао Цзэдуна, Чжоу Эньлая, а также Чэнь И, Уланьфу, а не благодаря Цзян Цин, «которая присвоила себе заслугу их создания», [119] что Цзян Цин «арестовывала работников искусств по вымышленным обвинениям». [120]
У «четверки» были серьезные разногласия с рядом военачальников. В этой связи «четверка» обвинялась в неправильном отношении к НОАК, к военному совету ЦК КПК, к руководителям армии, а также в проведении «неправильной линии» относительно народного ополчения.
Армейская печать подтвердила, что «четверка» «крайне ненавидит» НОАК, что «четверка» заявляла, что «армия опаснее всех», что «труднее всего иметь дело с армией», что «надо навести порядок в армии», силясь тем самым «внести хаос в армию». «Она («четверка») несла чепуху о том, что на местах специалисты управляют заводами и фабриками и учебными заведениями», а в армии «старики руководят войсками». [121]
В 1967 г. Линь Бяо и Цзян Цин выдвинули лозунг: «Нужно вытащить горстку из армии». [122] Эта же мысль звучала несколько по-иному в других случаях: «Цзян Цин вместе с Линь Бяо выступала за устранение горстки из армии» [123]; «четверка», будучи в сговоре с Линь Бяо и Чэнь Бода… осуществляла призыв “Вытащить горстку из армии”». [124] Словом, ответственность за выдвижение лозунга «Вытащить горстку из армии» и за практические действия против старых руководящих армейских кадров, предпринимавшиеся летом 1967 г., была прямо возложена на Линь Бяо, Чэнь Бода, Цзян Цин и Чжан Чуньцяо, которых назвали поименно. [125]
Далее утверждалось, что именно Цзян Цин «выдвинула реакционный лозунг «Наступать словом, защищаться оружием»; подстрекала к вооруженной борьбе, поддерживала избиения, налеты, грабежи, создавала обстановку всеобщей гражданской войны». [126]
Заместитель начальника Главного политического управления НОАК, репрессировавшийся в ходе «культурной революции» как сторонник Хэ Луна, Лян Бие говорил, что «четверка» подстрекала массы к «штурму военных учреждений», к захвату оружия и военного снаряжения, к «вооруженной борьбе», «нацеливая острие нападок» против Мао Цзэдуна, Чжоу Эньлая, против «руководящих товарищей из военного совета ЦК КПК (до «культурной революции» повседневной работой военного совета ЦК КПК руководил Хэ Лун. — Ю.Г.) [127], против высших органов управления армией и против ответственных товарищей на местах и военных округов НОАК, пытаясь парализовать работу руководящих военных органов, посеять беспорядок в армии». [128]
Неоднократно повторялась мысль о том, что в 1967 г. Линь Бяо, Цзян Цин и Чжан Чуньцяо «стремились причинить вред старым армейским кадрам». [129]
Было признано, что в 1967 г. войска, расквартированные в провинции Шаньдун, поддержали партийных руководителей провинции, против которых выступала ГКР при ЦК КПК. В частности, на страницах печати был вскрыт тот факт, что 30 апреля 1967 г. в Шаньдун приезжали Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюань, которые осуждали действия Шаньдунского провинциального военного округа. [130]
Отдельные факты подтверждали имевшиеся ранее сведения из малоформатной печати периода «культурной революции». В частности, стало известно, что в 1967 г. сторонники «четверки» подстрекали известную «шестую роту твердой кости» (которая расквартирована в Ханчжоу и была подчинена тогда командующему Нанкинским большим военным округом Сюй Шию) выступить против руководства. Рота подвергалась нападкам со стороны Линь Бяо за неисполнение этих приказаний. [131]
После ареста «четверки» в печати было открыто сообщено и о том, что в июле 1967 г. у «четверки» возникла идея «перестройки военного ополчения»: Цзян Цин, как уже упоминалось, «игнорируя призыв» Мао Цзэдуна к «широкому революционному объединению», выдвинула лозунг «Нападать словом, защищаться оружием»; Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань, Ван Хунвэнь, воспользовавшись условиями, которые сложились в ревкоме Шанхая, на различных уровнях создали отряды «словесного нападения и вооруженной защиты» и стали подменять ими организацию народного ополчения. 31 июля 1967 г. Чжан Чуньцяо «вытащил на свет (то есть написал и разослал. — Ю.Г.) письмо, проповедовавшее тезис о реорганизации ополчения, и попытался распространить вопрос о реорганизации ополчения на всю страну». [132]
Мао Цзэдун «не утвердил это письмо Чжан Чуньцяо; ЦК КПК не издал его в виде своего документа». [133] Однако «четверка» продолжала действовать и была намерена создать под своим руководством в противовес НОАК «вторые вооруженные силы» в КНР. В это время Цзян Цин «открыто подстрекала МРО к созданию отрядов, которые бы вели борьбу оружием». Она говорила: «Я поднялась на бунт против военного совета ЦК КПК», [134] и прямо призывала своих сторонников выступать против военного совета ЦК КПК.
У «четверки», как утверждалось, была также «неправильная» позиция в вопросах внешней политики, которая выражалась в «усиленном осуществлении классового и национального капитулянтства». [135] Цзян Цин и ее коллег называли «национальными предателями чистой воды», «точно такими же, как и Линь Бяо». [136]
«Четверку» осуждали за «неправильное» отношение к империализму и «социал-империализму». В частности, говорили, что «четверка» подчеркивала только одну сторону этих «измов», а именно только то, что они являются «бумажными тиграми», и не говорила о том, что они являются также и «настоящими тиграми», «тиграми-людоедами», обладают реальной силой. [137] Из этого делался вывод о том, что «четверка» «разоружала» КНР. Газеты образно писали, что она «пыталась заменить отработку приемов штыкового боя танцами с саблями». [138] В этой связи китайская печать заявляла: «С одной стороны, мы должны выступать против пустоголовых политиков; а с другой стороны — против теряющих курс практиков. Следует выступать как против узковоенного мировоззрения, так и против такого явления, когда из-за отсутствия боевой подготовки войска превращаются в армию, не способную воевать». [139]
По сути, это было косвенное признание того, что ни Линь Бяо, ни у «четверка» не разделяли, в частности, мысли Мао Цзэдуна, Чжоу Эньлая и других политиков о необходимости готовить страну к войне против нашей страны. Мао Цзэдун и его последователи (в том числе Дэн Сяопин) считали, что на нашу страну следует смотреть как на военного врага, в то время как Линь Бяо и «четверка» полагали, что разногласия между Пекином и Москвой должны рассматриваться лишь как разногласия идеологического характера.
На Цзян Цин и ее сторонников была возложена вина за поджог британской дипломатической миссии в Пекине в 1967 г. [140] Однако ничего не было сказано о неправомерных действиях в отношении дипломатов и граждан нашей страны, стран — наших тогдашних союзников в Пекине.
Это означало, что политики, находившиеся у власти после устранения «четверки», разделяли политику Мао Цзэдуна и его враждебное отношение к нашей стране.
Обобщая эти наблюдения, можно констатировать, что после IX и X съездов КПК и вплоть до смерти Мао Цзэдуна внутриполитическая борьба была ожесточенной и сосредоточилась в двух главных областях: борьба за партийный аппарат и борьба за аппарат, управляющий армией. В партии «четверка» пыталась расколоть существовавшие парткомы, вербовала сторонников среди старых кадровых работников. Одновременно она стремилась захватить парторганизации ряда крупных промышленных предприятий. При этом без всяких правил в массовом групповом порядке привлекала в партию новых членов и с помощью беспорядков на этих промышленных предприятиях оказывала давление на руководство, особенно на первых секретарей провинциальных комитетов КПК. Очевидно, что «четверка» серьезно преуспела в этом предприятии, ибо в 1976 г. на сепаратном совещании первых секретарей провинциальных комитетов КПК, которое проводила Цзян Цин, присутствовали 12 первых секретарей.
«Четверка» искала пути к тому, чтобы взять в руки армию. Ее целью были ликвидация существовавшей системы управления армией, упразднение военного совета ЦК КПК, лишение власти старых маршалов. «Четверке» удалось перетянуть на свою сторону некоторых высокопоставленных военачальников. Она старалась придавать приоритетное значение развитию ракетно-ядерного оружия в ущерб ВВС и ВМФ, чтобы иметь рычаги воздействия на руководителей авиации и флота. Именно в этой связи Чжан Чуньцяо заявлял, что в настоящее время главный упор нужно делать на производство ракетного оружия. [141]
Это, в частности, означало, что «четверка» не разделяла мысль Мао Цзэдуна о превращении Китая в «военно-технический центр мира», о «подготовке войны», о такой цели, как «создание совершенно нового земного шара», о том, чтобы водрузить «красный флаг над Кремлем». Чжан Чуньцяо твердо выступал за оборонительный характер политики и в военной и в дипломатической области. Он полагал достаточным иметь лишь ракетно-ядерный потенциал оборонного предназначения, рассчитанный на то, чтобы сдерживать потенциального противника.
Одновременно «четверка» готовилась, очевидно, и к вооруженным действиям с целью захвата всей полноты власти. При этом она использовала идею создания «вторых вооруженных сил», народного ополчения, существующих под автономным командованием заместителя председателя ЦК КПК Ван Хунвэня и не подчиненных руководству НОАК. В создании «вторых вооруженных сил» «четверка» также продвинулась довольно далеко. Сама идея о «вторых вооруженных силах» появилась, как уже говорилось, в июле 1967 г. у Чжан Чуньцяо. Таким образом, в 1967 г., как было известно ранее лишь по материалам малоформатной печати, действительно возникла поддерживавшаяся Мао Цзэдуном мысль о вооружении сотен тысяч народных ополченцев. Идея не была тогда проведена в жизнь потому, что ополченцы в большинстве своем выступили бы тогда по указанию местных партийных руководящих органов, а не по указанию ГКР при ЦК КПК. Мало того, Мао Цзэдун был вынужден считаться с мнением большинства военачальников, а они хотели сохранить в своих руках реальную власть над вооруженными силами.
Собственно говоря, идея усиления роли народного ополчения также свидетельствовала о том, что Чжан Чуньцяо, конечно не впрямую, выступал против наступательной военной доктрины Мао Цзэдуна, которая маскировалась официальным названием активной оборонительной доктрины или доктрины активной обороны; с точки зрения Чжан Чуньцяо, армия должна быть предназначена исключительно для обороны и для внутрикитайских нужд, в связи с чем и должна была в определенной части состоять из резервистов — народных ополченцев, которые появлялись бы на службе только в случае действительной военной опасности или при необходимости сохранять политическую стабильность в стране.
Наконец, «четверка» старалась контролировать вооруженные силы с помощью усиленного повторения тезиса Мао Цзэдуна о том, что СССР и США являются «бумажными тиграми». На этом основании не только выделялось меньше средств на обычные вооружения, на армию в целом, но и насаждался культ личности Цзян Цин и других членов «четверки», которые контролировали идеологическую и политическую работу в НОАК. Это еще раз свидетельствовало о том, что «четверка» не считала нашу страну реальной военной угрозой и реальным военным врагом, то есть не поддерживала тезис о необходимости готовиться к войне против нашей страны.
Очевидно, в результате мартовского (1977 г.) рабочего совещания ЦК КПК в апреле 1977 г. «четверке» была дана политическая характеристика и как группировке в целом, и персонально. Армейская газета «Цзефанцзюнь бао» писала, что «четверка» «ничего не знает ни о труде рабочего, ни о землепашестве, ни о военном деле, не обладает опытом революционной практики, зато имеет опыт плетения интриг». [142]
Цзян Цин назвали «предательницей» или «изменницей»; Чжан Чуньцяо — «гоминьдановским агентом»; Яо Вэньюаня — «классово чуждым элементом»; Ван Хунвэня — «буржуазным элементом новой формации» или «новорожденным буржуазным элементом». Группа в целом была названа «антипартийной» «сектантской» «четверкой» — «черной бандой, сколоченной из новых и старых контрреволюционеров, контрреволюционной группировкой, притаившейся в лагере революции, целым независимым подпольным царством». При этом говорилось, что «четверка» не только «превозносила свои заслуги в культурной великой пролетарской революции», но и рекламировала свое высосанное из пальца «славное прошлое» — так называемые «чистоту социального происхождения» и «последовательную революционность». [143]
Персональные обвинения в адрес каждого члена «четверки» также проливали дополнительный свет на историю «культурной революции».
Заместителя председателя ЦК КПК и заместителя председателя военного совета ЦК КПК Ван Хунвэня критиковали за создание культа своей личности. При этом ему в вину ставилось инспирирование книги о «так называемых великих деяниях великой пролетарской культурной революции». [144]
В этой связи были обнародованы некоторые примечательные факты биографии Ван Хунвэня. В 1956 г. он появился после демобилизации из армии на Шанхайской хлопкоткацкой фабрике № семнадцать и различными средствами стал добиваться для себя «чиновничьей должности». Особенно активизировался он во время «культурной революции».
Однако сначала Ван Хунвэнь действовал не на стороне руководства ГКР при ЦК КПК, а против него. Во время работы на фабрике рабочей группы шанхайского горкома партии, во время «пятидесяти дней» летом 1966 г., Ван Хунвэнь старался выслужиться перед этой группой. По ее заданию во главе отряда работников фабрики он окружил приехавших из Пекина членов молодежных МРО — красногвардейцев, «напал на них» и «подавил их».
Рабочая группа не оценила его рвения. Ему не дали занять пост председателя «комитета культурной революции» на фабрике, на который он претендовал. Тогда Ван Хунвэнь заявил, что он «поднимается на бунт» против рабочей группы.
В начале ноября 1966.г. Ван Хунвэнь, козыряя своими «заслугами» и анкетными данными («демобилизованный военнослужащий», «член партии», «работник отдела охраны фабрики»), добился того, что его назначили заместителем руководителя «главного штаба рабочих Шанхая».
Ван Хунвэнь раздавал лживые обещания, не смущаясь, обманывал своих коллег по штабу. Он также отличался хулиганским поведением в том районе, где жил.
В политических целях Ван Хунвэнь хотел изменить дату «захвата власти» «бунтарями» во главе с ним самим у прежнего руководства на фабрике № семнадцать. Этот «захват власти» произошел 19 января 1967 г. Ван Хунвэнь задним числом пытался утверждать, что это случилось 4 ноября 1966 г. Он стремился создать вокруг своего имени ореол зачинателя «культурной революции». Приспешники Ван Хунвэня любили повторять, что «вся страна смотрит на Шанхай, равняется на Шанхай; Шанхай же — на семнадцатую фабрику, а семнадцатая фабрика — на Ван Хунвэня». [145]
Факты, которые были приведены в официальной китайской печати, свидетельствовали о том, что Ван Хунвэнь во время «культурной революции» не брезговал никакими средствами, чтобы пробиться к власти.
Возвращенцы утверждали, что он не был принципиальным человеком: он искал тех, кто одерживал победу во внутрипартийной борьбе.
На самом деле, Ван Хунвэнь довольно быстро занял свое место среди активистов и выдвиженцев «культурной революции». Он понял, что следовало твердо поддерживать Мао Цзэдуна в его борьбе против целого ряда прежних руководителей партии и государства.
В этой связи выяснилось также, что Ван Хунвэнь играл значительную роль уже во время IX съезда КПК. Во время этого съезда Линь Бяо и «четверка», как писала пекинская печать, «фальсифицировали сведения о том, что четырнадцать руководителей центральных органов в свое время выступали против председателя Мао Цзэдуна». Перед тайным голосованием по выборам в члены ЦК КПК Ван Хунвэнь «открыто внушал делегатам из Шанхая», что «не следует голосовать за вышеупомянутых руководящих товарищей». [146]
Можно отметить, что по признанию Ван Хунвэня в результате «культурной революции» и последующих действий «четверки» в качестве руководителей, входивших в политбюро ЦК КПК, «почти 30 %» руководящих работников в Китае стали составлять «бунтари», [147] выдвиженцы «культурной революции».
Иными словами, председатель отметил Ван Хунвэня, оценил его способности и деятельность именно благодаря тому, что Ван Хунвэнь существенно помог Мао Цзэдуну в реальном отстранении целого ряда высоких руководителей партии, сумел настроить против них шанхайцев, а также добивался того, чтобы «выдвиженцы» составили почти треть номенклатуры КПК, обновил состав этой номенклатуры.
Стараясь скомпрометировать члена политбюро ЦК КПК Яо Вэньюаня, руководство, закрепившееся у власти после смерти Мао Цзэдуна и устранения «четверки», утверждало, что Яо Вэньюань написал известную статью с критикой исторической драмы У Ханя «Разжалование Хай Жуя», появившуюся еще в конце 1965 г. и ставшую первым призывом к «культурной революции» и критикой в адрес Пэн Дэхуая, которого осуждали за намерения «свергнуть» Мао Цзэдуна, исходя исключительно из карьеристских соображений. При этом указывалось, что в годы, предшествовавшие «культурной революции», Яо Вэньюань в своих статьях и выступлениях «хвалил» Лю Шаоци и Пэн Дэхуая. [148] Мало того, оказывается, в ноябре 1956 г. Яо Вэньюань писал, что «следует вымести всякий культ личности». [149]
Особое внимание было уделено «разоблачению» тезиса о том, что статья Яо Вэньюаня с критикой драмы «Разжалование Хай Жуя» «послужила сигналом к началу культурной революции». В этой связи китайская печать утверждала, что «великая пролетарская культурная революция была развернута лично председателем Мао Цзэдуном и проходила под его руководством». «Программой ее проведения явилось утвержденное под руководством председателя Мао Цзэдуна «Сообщение ЦК КПК» от 16 мая 1966 г. и «Постановление» из 16 пунктов 11-го пленума ЦК КПК (август 1966 г). «Критика драмы «Разжалование Хай Жуя» была предусмотрена лично председателем Мао Цзэдуном. Яо Вэньюань всего-навсего сумел лишь раньше других узнать о намерении председателя Мао Цзэдуна и написал статью, которая, однако, не отражала всего политического значения проводившейся критики». В этой связи, утверждала пекинская печать, Мао Цзэдун и заявил, что в статье Яо Вэньюаня «не нанесен удар по сути драмы», и разъяснил, что «суть драмы — в попытке провести аналогию между Хай Жуем и Пэн Дэхуаем».
Далее говорилось, что Яо Вэньюань «не случайно не занял ясной позиции в вопросе о Пэн Дэхуае». Оказалось, что в своей предыдущей литературной деятельности Яо Вэньюань «неоднократно восхвалял Пэн Дэхуая», его «высокую партийность», «выдающееся полководческое искусство», «революционную железную решимость». [150]
Вопрос о Пэн Дэхуае трактовался с намеком на то, что Пэн Дэхуай, по мнению Мао Цзэдуна, был виновен не только в выступлении против «великого скачка» и «народных коммун», но и в том, что не соглашался считать нашу страну военным противником или врагом Китая.
Дополнительную окраску получили некоторые стороны «культурной революции» и в связи с критикой вдовы Мао Цзэдуна, члена политбюро ЦК КПК Цзян Цин.
Стало известно, что она была не удовлетворена результатами «культурной революции». Цзян Цин называла политическую систему, существовавшую в КНР при жизни Мао Цзэдуна, а точнее в последние годы его жизни, «военно-бюрократической диктатурой» и тем самым, как утверждалось в пекинской печати, «пела в унисон» с СССР. [151]
Так, фактически всех членов «четверки» обвиняли в стремлении найти общий язык с Москвой.
С одной стороны, это было отражением позиции Мао Цзэдуна и его последователей, с другой — в этом проявлялось понимание китайскими руководителями «культурной революции» как политической кампании, одна из главных задач которой состояла в подготовке к войне против нашей страны. Наконец, это свидетельствовало и о том, что среди китайских руководителей могли находиться деятели, которые предпочитали жить в мире с нами, налаживать отношения с нашей страной, идя наперекор мнению Мао Цзэдуна.
Нельзя исключать того, что такого рода настроения могли быть и у Линь Бяо, и у Чэнь Бода, и у Чжан Чуньцяо, а может быть, и у других активных организаторов «культурной революции». При жизни Мао Цзэдуна выступать в пользу такого развития событий было невозможно. За это можно было поплатиться жизнью, что и произошло с Линь Бяо. Но после смерти Мао Цзэдуна затаенные помыслы могли находить свое выражение, причем в действиях людей, от которых этого, казалось бы, никак нельзя было ожидать.
Далее китайская пресса стала отрицать роль Цзян Цин в создании «новой культуры» Китая в период «культурной революции».
Утверждалось, что Цзян Цин говорила: «Мало что было оставлено Марксом после себя, а после меня останутся двадцать театральных спектаклей». [152]
Печать также подчеркивала взаимную поддержку Линь Бяо и Цзян Цин. Линь Бяо отмечал «революционность идей» Цзян Цин, называл ее «выдающимся товарищем». В свою очередь, Цзян Цин именовала Линь Бяо «первым заместителем» Мао Цзэдуна и утверждала, что армия «находится под непосредственным командованием» Линь Бяо. [153]
Американский журнал «Тайм» в мартовском номере за 1977 г. опубликовал высказывания американки Р. Уитке, которая, ссылаясь на свои беседы с Цзян Цин, напоминала, что Цзян Цин в 1972 г. утверждала, что Дэн Сяопин был несправедливо наказан во время «культурной революции», и предполагала, что он будет восстановлен на руководящих постах. Цзян Цин также говорила, что в конце «культурной революции» на ее резиденции неоднократно нападали студенты, угрожая «изжарить ее в масле» и «повесить» ее. Таким образом, Цзян Цин старалась отмежеваться от насильственных, «не цивилизованных» действий, предпринимавшихся в разгар «культурной революции». Как видим, она проявила способность круто менять свои позиции, поддерживая восстановление Дэн Сяопина на руководящих постах, когда это был вынужденный или политически выгодный ей шаг. Тем более что тогда она просто приспосабливалась к мнению Мао Цзэдуна, как, впрочем, и в большинстве иных случаев.
Ряд важных обстоятельств, благодаря которым становился ясным ход внутриполитической борьбы во время «культурной революции», выплыл на поверхность при появлении критики арестованного члена постоянного комитета политбюро ЦК КПК Чжан Чуньцяо.
В начале «культурной революции» члены молодежных МРО обнаружили в Шанхайской городской библиотеке архивные материалы, которые бросали тень на репутацию Чжан Чуньцяо. За это тех, кто разыскал материалы, заключили в тюрьму. [154]
В 1977 г. стали оспариваться даже «попытки» Чжан Чуньцяо и его коллег «приписать себе» заслуги в «январском штурме», «январской буре» или «январской революции», то есть захвате власти у горкома КПК Шанхая в январе 1967 г. [155]
Чжан Чуньцяо вменили в вину задержку издания пятого тома «Избранных произведений Мао Цзэдуна», ссылаясь при этом на его высказывание о том, что издание этого тома в ходе «культурной революции» «было бы выгодно правым». [156]
Чжан Чуньцяо обвиняли в том, что он «двурушничал», «открещивался от своих связей с Лю Шаоци, Линь Бяо, Дэн То и обрел опору в лице Цзян Цин, призывал «опрокинуть всех и вся!»… клеветал на Чжоу Эньлая, Чжу Дэ, Чэнь И и других революционеров старшего поколения». [157]
В подтверждение тезиса о «двурушничестве» Чжан Чуньцяо указывали на тот факт, что «в знак старой дружбы с Дэн То он (Чжан Чуньцяо) нарушил распоряжение председателя Мао Цзэдуна хранить в секрете от руководителей тогдашнего пекинского горкома планы готовившегося выступления и сообщил о них членам группы, называвшей себя “Селом Трех семей”. [158] Чжан Чуньцяо изображали как беспринципного интригана, который полагал, что «великая культурная революция — это именно и есть смена династий». [159]
Чжан Чуньцяо ставил вопрос о создании промышленных предприятий «без систем и правил», мотивируя это тем, что Мао Цзэдун говорил только о необходимости изменить положение, при котором существует система нерациональных правил, и ничего не говорил о создании системы таких правил. [160]
Чжан Чуньцяо использовал высказывание Мао Цзэдуна на 1-м пленуме ЦК КПК 9-го созыва о том, что на значительном (буквально: «довольно большом») числе промышленных предприятий власть находится «не в руках марксистов», и ссылался на существование в КНР разных форм собственности, чтобы отрицать изменения, наступившие, как утверждала в то время пекинская печать, в ходе «культурной революции». [161]
Чжан Чуньцяо считал, что «в области собственности вопрос еще не вполне разрешен», так как в сельском хозяйстве еще есть земля, находящаяся в личном пользовании крестьян, есть небольшое домашнее хозяйство, что помимо общенародной собственности в КНР существует коллективная собственность.
Из высказываний пекинской печати следовало, что во время «культурной революции» на ряде промышленных предприятий Шанхая имели место выступления против Чжан Чуньцяо и попытки «раскрыть обличье» Чжан Чуньцяо «перед председателем Мао Цзэдуном и ЦК КПК». [162] Однако эти попытки были безуспешными.
Чжан Чуньцяо «отождествлял» обстановку до «культурной революции» с обстановкой в 1975 г.; «позволил себе открыто свести на нет огромные завоевания великой пролетарской культурной революции». Чжан Чуньцяо претендовал на свое толкование вопроса о классах и подвергал сомнению установки Мао Цзэдуна по этому вопросу. В частности, он заявлял: «Чем больше я перечитывал четыре тома «Избранных произведений Мао Цзэдуна», тем сильнее я ощущал, что сам перестаю правильно понимать, что сегодня собой представляет каждый класс». (163) Чжан Чуньцяо также заявлял, что «идеи Мао Цзэдуна» «устарели», «классовый анализ не очень подходит». [164]
Чжан Чуньцяо подвергал сомнению, как утверждала тогда пекинская печать, «диктатуру пролетариата» в КНР, заявляя, что «в партии и, прежде всего в политбюро, есть буржуазия, есть компрадорская буржуазия», «в Государственном совете (то есть в правительстве) есть горстка бюрократической буржуазии». [165] Сторонники Чжан Чуньцяо заявляли, что в КНР существует «буржуазное государство без капиталистов», [166] что «Китай оказался в сетях капиталистов, которые, держа в своих руках социалистическую экономику, установили буржуазную систему собственности»; при этом раздавались призывы «ниспровергнуть группировку правых», осуществить «вторую революцию». [167] В этой связи Чжан Чуньцяо выступал против «модернизации», полагая, что линия на модернизацию приводит к «перемене цвета». [168]
Тогдашние руководители КПК в ответ на тезисы Чжан Чуньцяо выдвигали следующие соображения: Китай является «социалистической страной», поэтому все вопросы, которые возникают внутри Китая, суть вопросы, возникающие при «социализме», а не при капитализме, хотя в КНР существуют и «товарная система или структура» (то есть понятие «товара»), и распределение по труду. Далее они говорили, что в КНР уже осуществлено изменение системы собственности — собственность в Китае стала «социалистической». При этом они не отрицали необходимости проведения в будущем новых «культурных революций»: «Ни в коем случае нельзя считать, что после одной великой пролетарской культурной революции все будет блестяще». [169]
Обвинения, выдвинутые против Чжан Чуньцяо, давали возможность углубить представление о позициях различных руководителей КПК и КНР, а также свидетельствовали о серьезных расхождениях между ними, в частности по вопросу о классах.
Становилось ясным, что Мао Цзэдун решил развернуть массовую политическую кампанию под названием «культурная революция», пытаясь найти ответ на вставшие перед страной вопросы. Движение по пути, по которому Мао Цзэдун и КПК вели КНР до 1966 г., не позволило решить громадные проблемы, накопившиеся в стране.
Мао Цзэдун в ходе упомянутой кампании временно отодвинул от руководства тех, кто предлагал свои методы решения этих проблем, при этом он был вынужден опереться на других людей.
Мао Цзэдун умер, но проблемы остались. Те, кто арестовал «четверку» и вернулся к власти, рассчитывали снова пойти путем, по которому они начали идти в первой половине 1960-х гг.
Те же, кто выдвинулся в период «культурной революции», и в первую очередь Чжан Чуньцяо, сомневались в разумности и эффективности этого пути, как, впрочем, и идей Мао Цзэдуна, особенно о классах и классовой борьбе, и предсказывали, что линия тогдашнего руководства КПК приведет к появлению в Китае такого капитализма, который будет наносить ущерб интересам народа. В позиции Чжан Чуньцяо был целый ряд привлекательных соображений: в частности, его мысли о сосредоточении Китая на внутренних проблемах и об отказе от наступательной внешней политики, о сугубо и исключительно оборонительной военной политике государства. Возможно, главное отличие Чжан Чуньцяо от, скажем, Дэн Сяопина было в том, что он обращал изначально большее внимание на необходимость учета интересов широких слоев населения страны.
Одним словом, всем руководителям Китая в то время было совершенно ясно, что менять политику, проводившуюся при Мао Цзэдуне, необходимо. Чжан Чуньцяо предлагал свой путь перемен. Дэн Сяопин — свой. Существовали и иные точки зрения. Никак нельзя полагать, что Чжан Чуньцяо просто хотел идти дальше по известному пути Мао Цзэдуна, может быть, он даже предвидел негативные последствия того, что предлагал Дэн Сяопин.
Весьма примечательно и то, что в свое время Чжан Чуньцяо, как сообщалось в печати, был близок к, пожалуй, одному из самых последовательных критиков Мао Цзэдуна, известному публицисту и человеку, входившему в окружение мэра Пекина Пэн Чжэня, Дэн То, и вообще к «селу Трех семей». А это означало, что он и в конце 1950-х — начале 1960-х гг. был настроен критически, позволял себе сомнения в политике даже Мао Цзэдуна и искал возможности изменения проводившегося политического курса.
Судьбу «четверки» разделил родственник Мао Цзэдуна, его племянник Мао Юаньсинь. Мао Юаньсинь, который к началу «культурной революции» окончил институт военных инженеров и не обладал никакими «козырями» для того, чтобы «выигрывать» в борьбе за власть, кроме одного — был сыном давно умершего младшего брата Мао Цзэдуна и фактически единственным, хотя и не прямым, наследником Мао Цзэдуна мужского пола, психически здоровым человеком, получил активную поддержку Мао Цзэдуна. Среди населения и членов партии в начале «культурной революции» были распространены тексты бесед Мао Цзэдуна с Мао Юаньсинем, в которых Мао Цзэдун, хотя и журил племянника за некоторые недостатки, в частности за отсутствие достаточно сильной воли, но в целом представлял его как способного, думающего, обещающего политического руководителя.
В ходе «культурной революции» Мао Юаньсинь был направлен на северо-восток Китая, где активно работал в пользу «клана Мао Цзэдуна». Он не стеснялся в средствах, на его совести лежит подавление сопротивления попыткам заменить руководство в автономном корейском национальном уезде, находящемся на границе КНР с КНДР. Во время «культурной революции» были предприняты энергичные усилия для того, чтобы снять со своего поста первого секретаря парткома этого уезда — корейца по национальности. Эти действия были в русле политики «штаба Мао Цзэдуна». Корейцы, жители этого уезда, решительно сопротивлялись. Они пользовались сочувствием руководителей КНДР. Однако сопротивление автономного корейского уезда было подавлено военной силой. Руководил этими действиями Мао Юаньсинь. Этот инцидент вызвал тогда некоторую напряженность между КНР и КНДР. На улицах Пекина появились дацзыбао, в которых Ким Ир Сена называли «ревизионистом».
Впоследствии Мао Юаньсинь был назначен политкомиссаром Шэньянского большого военного округа и заместителем председателя ревкома провинции Ляонин. В последние месяцы жизни Мао Цзэдуна Мао Юаньсинь был приближен к дяде, стал начальником его личной канцелярии, оставаясь почти единственным человеком, который общался с умиравшим Мао Цзэдуном, передавал указания от его имени.
После смерти Мао Цзэдуна Мао Юаньсинь пытался с помощью верных ему воинских частей на северо-востоке Китая сохранить свое место в руководстве Китая, действовал заодно с «четверкой». Утверждали даже, что Мао Юаньсинь при аресте оказал вооруженное сопротивление, хотя это и сомнительно. 12 ноября 1977 г. сянганская газета «Минбао» со ссылкой на официальные источники в КНР сообщила, что сын брата Мао Цзэдуна Мао Цзэминя Мао Юаньсинь покончил жизнь самоубийством. Подлинность этого сообщения не подтверждена; не известны и обстоятельства возможной смерти Мао Юаньсиня.
К моменту созыва XI съезда КПК (август 1977 г.) внутри партии возобладали силы, которые не были инициаторами «культурной революции» и подверглись нападкам и критике во время основного, или активного, ее периода (1966–1969 гг.).
Это произошло в обстановке, когда ни одна политическая сила в КПК после смерти Мао Цзэдуна не выступила прямо против концепции «культурной революции», ибо это означало бы выступление против «идей Мао Цзэдуна», которые и после его смерти на несколько лет оказались общеприемлемой политической основой компромисса между группировками внутри КПК.
Решения XI съезда КПК представляли собой компромисс, главным образом, между «возвращенцами-ветеранами» и «выдвиженцами» «культурной революции».
На съезде было решено объявить о завершении «первой культурной великой пролетарской революции», другими словами, положить конец этой кампании, продолжавшейся, согласно официальному толкованию КПК в момент проведения XI съезда партии, одиннадцать лет. [170]
На съезде была дана оценка «культурной революции» и ее характеристика. Было заявлено, что Мао Цзэдун с помощью «культурной революции» «обеспечил великие победы социалистической революции и социалистического строительства». [171] Заключительным аккордом, «великой победой» «культурной революции» при этом был назван «разгром» «четверки». [172]
Было объявлено, что за одиннадцать лет «культурной революции» ее главным содержанием явились три схватки в борьбе за власть внутри руководства партии. В результате этих трех «битв» — «девятой», «десятой» и «одиннадцатой по счету в истории КПК» — были «разгромлены» «три штаба» — «штаб Лю Шаоци», «штаб Линь Бяо» и «четверка». [173]
Таким образом, согласно этой интерпретации, после устранения группы Лю Шаоци, которое было завершено даже формально к осени 1968 г., на протяжении девяти лет ветераны сумели в ходе внутриполитической, внутрипартийной борьбы нанести поражение группе Линь Бяо и «четверке», которые вместе с Мао Цзэдуном начинали «культурную революцию», были ее основной силой в борьбе за верховную власть для Мао Цзэдуна, за утверждение его идей.
Было объявлено, что «четверка» находилась в сговоре с Линь Бяо. Действия Линь Бяо, Цзян Цин, Чэнь Бода были охарактеризованы как стремление «срывать с самого начала» «культурную революцию». [174] Таким образом, отрицалась положительная роль Линь Бяо и «четверки» в «культурной революции». Оценка внутриполитической борьбы в ходе «культурной революции» сравнительно с IX съездом КПК и X съездом КПК была изменена на 180 градусов.
Рассуждая о «культурной революции», давая ее интерпретацию на XI съезде партии, руководители КПК подчеркивали, что Мао Цзэдун «лично развернул» «культурную революцию» и «возглавил» ее. [175] При этом были подтверждены тезисы о «необходимости» и «своевременности» «культурной революции», в ходе которой Мао Цзэдун «широко поднял массы на открытую критику и разоблачение «каппутистов». [176] Весь вопрос был теперь только в том, что «каппутистами», людьми, «находящимися внутри партии, в ее руководстве, и идущими по капиталистическому пути», были названы те функционеры партии, которые во время самой «культурной революции» находились в самом центре ее руководства, составляли ядро «штаба» Мао Цзэдуна, которые организовывали борьбу против «каппутистов». «Каппутистами» же тогда именовались большей частью те партийные руководители, которые сумели пережить Мао Цзэдуна, прийти к власти после его смерти и свести счеты с Линь Бяо и «четверкой».
В Уставе КПК, принятом на XI съезде партии, появилось следующее определение «культурной революции»: «великая пролетарская культурная революция в нашей стране есть великая политическая революция, которую пролетариат ведет в условиях социализма против буржуазии и всех других эксплуататорских классов в целях укрепления диктатуры пролетариата и предотвращения реставрации капитализма. В дальнейшем великая политическая революция такого характера будет проводиться много раз». [177]
Такое определение свидетельствовало о том, что как метод борьбы против своих политических противников «культурная революция» была, по крайней мере теоретически, принята руководством КПК, находившемся у власти в первое время после смерти Мао Цзэдуна. Это может объясняться тем, что при отсутствии четких классовых критериев «пролетариата» и «буржуазии», в маоцзэдуновском смысле этих слова, кто угодно (любой руководящий работник в КПК) мог объявить кого угодно (любого руководящего работника в КПК) «буржуазным элементом» или «буржуазией», а себя провозгласить «пролетариатом», не приводя при этом серьезных доказательств, и, призвав в случае необходимости себе на помощь внепартийные силы, развернуть широкую внутрипартийную борьбу даже против избранного на съезде руководства партии, если он считал такую борьбу «своевременной» и «необходимой»; при этом такой инициатор новой «политической революции» типа «культурной революции» мог обращаться к опыту «культурной революции» и обосновывать «законность» своих действий, ссылаясь на положения устава КПК.
Итак, «культурная революция» была принята руководством партии на ее XI съезде как один из методов практической борьбы против политических противников.
Далее, концепция «культурной революции» была представлена как одна из основополагающих теоретических установок, которыми руководствовалась правящая партия в КНР.
«Культурная революция» была названа практическим воплощением «основной идеи» Мао Цзэдуна: «установки о продолжении революции при диктатуре пролетариата». При этом разъяснялось, что речь идет о неограниченном во времени продолжении борьбы в руководящем ядре партии. Главным объектом «культурной революции» назывались те деятели, которые уже приобрели «положение» и «власть». Для того чтобы начать против них борьбу, достаточно было назвать их «представителями буржуазии».
Все мысли Мао Цзэдуна о «культурной революции» пронизаны ненавистью к нашей стране. «Культурная революция» толковалась как действия, «предотвращающие» переход КНР на путь СССР, как «предотвращение» «формирования класса буржуазии» в Китае, как «недопущение» «повторения» того, что якобы «произошло в СССР». [178] С точки зрения руководителей КПК того времени, ненависть к нашей стране — это неотъемлемая часть теоретического толкования «культурной революции».
На XI съезде КПК было безоговорочно заявлено, что «культурная революция» закончена. Руководителям КПК было очень важно показать, что именно они положили конец периоду, который вызвал большое недовольство в китайском обществе. Руководство партии сочло выгодным выступить в роли «избавителей», «спасителей» Китая от «культурной революции» и предстать в роли тех, кто рассчитался с виновниками сделанного во время активной стадии «культурной революции», особенно в 1966–1969 гг.
Рассматривая характеристику «культурной революции», которая была дана в документах XI съезда КПК, необходимо помнить, что в Китае имелись силы (например, сторонники «четверки»), которые могли спекулировать на своей «верности» «культурной революции», которые могли бы при подходящих условиях вести борьбу против тогдашнего руководства под флагом «реставрации» «культурной революции» и ее «завоеваний».
Кроме того, в политбюро ЦК КПК, избранном на XI съезде партии, была группа политиков, которые играли существенную роль в ходе «культурной революции», будучи причастными к ее практическому проведению в жизнь (в частности, У Дэ и другие). Имелись и те, кто пришли к постам в политбюро в ходе «культурной революции» только начиная с 1969 г. и позже (Хуа Гофэн, Ван Дунсин и другие). Они не входили в группу Линь Бяо и в число первых активистов и организаторов «культурной революции», но они были связаны как с теорией, так и с практикой «культурной революции».
Эти обстоятельства тоже сказались на толковании будущего «культурной революции» в документах XI съезда КПК.
В них нашли отражение противоречия в руководстве КПК того времени. С одной стороны, содержались призывы «закреплять и умножать завоевания культурной революции», бороться за сохранение «линии масс», за «выдвижение лучших элементов, появившихся в ходе культурной революции», на руководящие посты. С другой стороны, в руководящей группе КПК были и иные настроения. Они проявились в заключительном слове на XI съезде КПК заместителя председателя ЦК партии Дэн Сяопина, который, не упомянув о «культурной революции», сделал упор на необходимости «восстанавливать» «славные традиции и стиль» работы партии, призвал вернуться к тому, что было до «культурной революции». При этом подчеркивалось намерение наводить порядок в стране, добиваться стабильности и сплоченности, ликвидировать оппозиционные группы.
Говоря о сохранении «линии масс», руководители партии трактовали эту линию как действия, при которых учитываются интересы большинства населения, преобладает «серьезный» «реалистический» подход к проблемам.
Возвращенцы в составе руководства КПК в то время должны были считаться и с тем, что половина членов партии — это те, кого вовлекли в нее начиная с 1966 г, года начала «культурной революции». Конечно, не все эти люди были сторонниками «культурной революции». Рост партии был и в эти годы естественным. Партия, насчитывавшая в 1977 г. 35 миллионов членов, была все еще недостаточно велика для того, чтобы направлять и держать под контролем развитие Китая. Однако рост ее мог быть и более медленным, а отбор, особенно в годы «культурной революции», более тщательным.
В то же время в руководящем составе партии уже тогда преобладали ветераны, опытные старые руководящие работники. Даже, по мнению Ван Хунвэня, о чем уже упоминалось, «четверке» удалось привлечь на свою сторону ко времени смерти Мао Цзэдуна, причем при всех благоприятных для ее деятельности условиях, не более 30 % руководящих кадровых работников.
На съезде было заявлено о том, что с кадровых работников партии снимаются все «несправедливые» обвинения, выдвинутые против них «четверкой» во время «культурной революции». Таким образом, был открыт путь к массовой реабилитации кадровых работников, пострадавших в ходе «культурной революции».
Теоретическое воздействие установок Мао Цзэдуна оставалось в момент проведения XI съезда весьма значительным. Это отразилось в том факте, что в документах съезда подчеркивалось, что «завершение культурной революции» не должно пониматься как завершение «классовой борьбы», а также дела «продолжения революции при диктатуре пролетариата» [179], то есть репрессий, направленных против членов партии, против граждан страны.
Было заявлено, что эта борьба будет длительной, зигзагообразной, ожесточенной. Представляется, что во временном плане рамки этой борьбы по сравнению с представлениями о ней при жизни Мао Цзэдуна были даже расширены. Мао Цзэдун говорил о «продолжении революции при диктатуре пролетариата», а Е Цзяньин заявил, что эта борьба будет продолжаться и после того, как империализм и «социал-империализм» потерпят поражение в мировом масштабе. [180]
Из этого следовало, что, по крайней мере до тех пор, «пока будет существовать» «социал-империализм», руководители КПК были намерены в области теории руководствоваться установкой о «культурной революции», связывать репрессии и острую политическую борьбу внутри страны с борьбой против нашей страны.
Наконец, Хуа Гофэн и Е Цзяньин в своих докладах на XI съезде КПК подчеркнули, что «политические революции», аналогичные по своему характеру «культурной революции», «будут осуществляться много раз». [181] Е Цзяньин прямо заявил о том, что если руководство КПК сочтет, что в партии появятся «каппутисты», то оно может прибегнуть к методу «культурной революции» с целью устранения этих «каппутистов». [182]
Период от момента смерти Мао Цзэдуна до XI съезда КПК можно подразделить на два этапа. Первый — от дня смерти Мао Цзэдуна до ареста так называемой «четверки», Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюаня и Ван Хунвэня. Второй — с момента устранения «четверки» до XI съезда партии.
Во время первого этапа господствовали, по крайней мере внешне, политические установки «четверки». Более того, они были еще более резко выражены, чем при жизни Мао Цзэдуна, ибо «четверка» вела ожесточенную борьбу за то, чтобы закрепиться у власти на базе той платформы, которую она именовала «установленным курсом» Мао Цзэдуна. Положения, которые защищала «четверка», давали представление о том, до какой степени в своем развитии были доведены установки, которые Мао Цзэдун и его «штаб» начали проводить в жизнь в ходе «культурной революции».
В частности, в полной неприкосновенности предлагалось сохранять все теоретическое наследие Мао Цзэдуна, особенно установку об обострении классовой борьбы в КНР:
— целиком и полностью защищалась и одобрялась политика периода «культурной революции»;
— более того, предлагалось начинать отсчет «подлинной» истории КПК и КНР со времени начала «культурной революции» в 1966 г.;
— предлагалось также брать курс на отстранение от власти большинства старых опытных партийных и государственных деятелей, что находило концентрированное выражение в призыве вести решительную борьбу против Дэн Сяопина и предлагавшейся им политики;
— отвергались предложения о реабилитации ряда политических деятелей и о пересмотре дел периода «культурной революции».
Во время второго этапа ситуация стала существенно меняться. Руководство состояло из представителей двух больших групп: сторонников или выдвиженцев «культурной революции и возвращенцев или реабилитированных политических лидеров. Политика, проводившаяся в это время, была компромиссом между этими двумя большими группами.
Характерными особенностями этой политики являлись:
— сохранение верности имени и знамени Мао Цзэдуна, его идеологическим установкам, которые тогда оставались общеприемлемой для обеих группировок основой теоретической и частично практической деятельности китайского руководства;
— одобрение в принципе «своевременности» и «необходимости» «культурной революции»;
— одобрение ее «теоретических основ» и, в значительно меньшей степени, ее практики;
— одобрение так называемой «теории» Мао Цзэдуна «о продолжении революции при диктатуре пролетариата»;
— продолжение критики Лю Шаоци и его «линии»;
— выпячивание роли Чжоу Эньлая в деле «защиты» старых кадровых работников, подвергшихся нападкам во время «культурной революции»;
— критика деятельности «четверки»;
— признание того факта, что в ходе «культурной революции» допускались ошибки, ответственность за которые возлагалась только на «четверку» и Линь Бяо;
— постепенное оправдание Дэн Сяопина и его деятельности;
— постепенное изменение отношения к старым репрессированным партийным руководящим работникам;
— осуждение «трех штабов», то есть групп Лю Шаоци, Линь Бяо и Цзян Цин;
— продолжение враждебной нашей стране линии в области внешней политики;
— восстановление доброго имени Чэнь И и Хэ Луна;
— попытки создания культа личности Хуа Гофэна;
— острая внутриполитическая борьба в руководстве, в ходе которой бытовал тезис о том, что эта борьба ведется с конца 1950-х гг., причем эта борьба именовалась борьбой партии против групп Линь Бяо и «четверки».
Решения XI съезда партии, характерными чертами которых были, с одной стороны, восстановление на руководящих постах Дэн Сяопина и других старых деятелей, в разной степени пострадавших во время «культурной революции», и, с другой стороны, подтверждение в принципе положительного отношения к «культурной революции» и к Мао Цзэдуну, явились отражением расстановки сил в руководстве партии в момент проведения этого съезда, в августе 1977 г.