Смерть Мао Цзэдуна

Уход Мао Цзэдуна из жизни был затяжным. Об обстоятельствах последних лет его существования и деятельности дают некоторое представление воспоминания Чжан Юйфэн, пятнадцать лет практически жившей бок о бок с ним.

Кто такая Чжан Юйфэн? Мне довелось переводить обмен репликами между А.Н. Косыгиным и Лю Шаоци в 1965 г.

Тогда, отвечая на вопрос А.Н. Косыгина, Лю Шаоци сказал: «Она (Чжан Юйфэн) помогает ему (Мао Цзэдуну) в быту».

Конечно, воспоминания Чжан Юйфэн окрашены ее личным отношением к Мао Цзэдуну. На них также лежит печать отдела пропаганды ЦК КПК и вообще оценки Мао Цзэдуна руководством КПК в конце 1980-х гг. И тем не менее, а может быть, и в этой связи ее воспоминания заслуживают внимания, так как это один из немногих источников сведений о частной жизни Мао Цзэдуна.

Итак, предлагаю читателям перевод воспоминаний Чжан Юйфэн, написанных ею в 1988 г.

Чжан Юйфэн. Несколько штрихов к картине последних лет жизни Мао Цзэдуна, Чжоу Эньлая

Двенадцать лет тому назад год дракона (1976 г.) принес с собой огромные перемены; тогда все пошло вверх дном.

Чувства людей были в том году необычайно обострены. Особенно когда дело касалось известий о закате таких суперзвезд, как Чжоу Эньлай, Мао Цзэдун. Тут ходили самые разнообразные слухи. Тогда не разрешалось рассказывать о том, что происходило в Чжуннаньхае (бывший императорский дворец, а с 1949 г. резиденция руководителей КПК и КНР в Пекине. — Ю.Г.); поэтому очень многое оставалось под густым покровом тайны. Прочитав недавно статью под заголовком «История не должна представлять собой скопище «Загадок», подписанную Цзя И, я, можно сказать, прозрела и пришла к определенным выводам.

Сегодня по договоренности с журналом «Янь-Хуан цзысунь» я описываю кое-что из того, что происходило во время болезни председателя Мао Цзэдуна и премьера Чжоу Эньлая. Мне хотелось бы, чтобы люди поняли, какой была реальная ситуация в последние годы их жизни.

Состояние здоровья Мао Цзэдуна в последние годы его жизни

Год 1971-й. И тогда, почти так же, как и в прошлом, люди могли постоянно из газет, документов, а также благодаря кино и телевидению слышать и видеть выступления председателя Мао Цзэдуна и следить за его многообразной политической деятельностью. Однако зачастую это была всего-навсего ограниченная информация: несколько кадров, несколько слов, какое-либо высказывание либо некая фраза, сказанная им десятилетия тому назад, то есть это были цитаты или выдержки из произведений председателя Мао Цзэдуна или то, что именовалось его «высочайшими указаниями». Почти во всех случаях печатная продукция, появлявшаяся в виде газет, журналов, книг, пропагандистских сообщений самого разного характера, должна была сопровождаться, предваряться цитатами из произведений председателя Мао Цзэдуна. Председатель Мао Цзэдун искусственно «обожествлялся» пропагандой. Однако людям, которые видели его постоянно, а также тем, кто работал подле него, было очень трудно воспринимать этот «обожествленный» образ. Дело в том, что в реальной жизни он в конечном счете был человеком, и к тому же старым человеком, достигшим преклонного возраста. К этому времени ему было ни много ни мало, а целых 77 лет; он совершенно не был похож на пышущего здоровьем, полного бодрости и энергии человека цветущего вида, каким его люди себе обычно представляли; напротив, он превратился в седовласого старца и явно одряхлел. Его облик, известный по прошлым временам, когда «весь лик его излучал алое сияние», уже сменился мертвенной бледностью. Однако он по-прежнему обладал очень сильной волей и уверенностью в себе, ум его был ясным; он проявлял находчивость и сообразительность, в беседах с людьми по-прежнему не терял обычно присущего ему юмора и остроумия.

Он занимал посты председателя ЦК Компартии Китая, председателя военного совета ЦК КПК, почетного председателя всекитайского комитета Народного политического консультативного совета Китая. В силу того, что он был председателем столь многих организаций, люди привыкли называть его «председатель».

В последние годы своей жизни он давал много указаний, высказывал мнение по самым разным сторонам работы ЦК партии, выступал и проводил беседы. Много раз просто, по-человечески он обсуждал с некоторыми старыми товарищами или друзьями его последних лет вопросы истории, литературы, поэзии, театра и китайской национальной эстрады, а также проблемы, жизненно важные для масс. Благодаря своему богатому жизненному опыту он много раз испытывал радость, добиваясь успехов, однако он также часто сталкивался с такими проблемами, которые вызывали головную боль. И, как бы ни желали люди ему, достопочтенному старцу, «жизни и здоровья на десять тысяч лет, без конца и края», было невозможно поставить преграду на пути естественно развивавшихся закономерностей; и он, точно так же, как и все простые старые люди, был все же не в состоянии сопротивляться страданиям, которые доставляют пожилым людям старческие недуги и развитие естественных закономерностей.

Состояние здоровья руководителей нашей страны всегда было окружено завесой секретности. Покров тайны вокруг состояния здоровья председателя Мао Цзэдуна был еще более плотным. Обычно лишь весьма немногие знали о том, что председатель болен, и еще более ограниченный круг людей был посвящен в то, насколько серьезно он болен. Искусственно создаваемая обстановка всеобщего славословия, восхваления и искусственно создаваемое уклонение от реальной действительности приводили к тому, что и сам председатель Мао Цзэдун, и премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай, который руководил повседневной работой ЦК партии, чувствовали, что у них просто руки не доходят до этих вопросов, а на тех товарищей, которые работали подле председателя Мао Цзэдуна, сваливалось тяжелое моральное бремя.

Начиная с весны 1971 г. председатель Мао Цзэдун каждый раз с приходом весны и с наступлением зимы заболевал и при этом страдал довольно серьезными старческими недугами.

В том году (в 1971 г. — Ю.Г.) председатель заболел всего-навсего бронхитом, что было вызвано простудой. Он стал кашлять ночи напролет; причем кашель становился все тяжелее, и никак не наступал перелом к лучшему. Затем врачи поставили диагноз: «воспаление большой доли легкого». Тем, кто страдает таким заболеванием, более всего противопоказано переутомление и курение. Председатель же не мог отказаться именно от этих своих привычек. Он не мог бросить курить и уж тем более не мог прекратить работать. Если бы я сама своими глазами не видела всего этого, то невозможно было бы поверить в просто пугающее рвение председателя к работе. Иногда председатель проявлял редкостную настойчивость и упрямство. Причем это случалось особенно тогда, когда он заболевал и нуждался в лечении. Он не слишком доверял силе лекарств. Врачи иной раз давали ему полезные советы, но он говорил, что «словам врачей можно верить на одну треть, ну максимум наполовину». Он полагал, что с ударами болезни можно справиться, опираясь на силы сопротивления, заложенные в организме. Конечно, когда он был здоров и молод, тогда его организм сам справлялся с малыми недомоганиями. Однако когда речь шла о пожилом человеке, у которого все функции организма были ослаблены, тогда было явно невозможно по-прежнему надеяться на то, что организм сам справится с болезнью. Именно по этим причинам его заболевание затягивалось, становилось все тяжелее, а сам председатель страдал и мучился от боли. Днем кашель не давал ему лечь, и только по ночам он мог сидеть в мягком кресле. И тогда и я, и старшая медсестра товарищ У Сюйцзюнь, не различая ни дня, ни ночи, ухаживали за председателем и помогали ему. Поэтому вплоть до сегодняшнего дня, как только мне приходится слышать звуки кашля и отхаркивания, в памяти всплывает картина страданий маявшегося от кашля председателя, и мое сердце сжимается от боли.

ЦК КПК распорядился, чтобы во время болезни председателя за работу врачей и сестер отвечали Ван Дунсин (начальник канцелярии, то есть управления делами ЦК КПК, начальник охраны Мао Цзэдуна. — Ю.Г.) и Чжан Яоцы (заместитель начальника охраны. — Ю.Г). Премьер Чжоу Эньлай постоянно справлялся о том, как идет лечение. Благодаря стараниям врачей и сестер, а также и тому, что и сам председатель Мао Цзэдун стал активно помогать лечить его, в ходе заболевания постепенно наступило улучшение.

Присутствие на траурном митинге по случаю кончины Чэнь И

6 января 1972 г. ушел из жизни маршал Чэнь И. Председатель Мао Цзэдун узнал об этом трагическом событии 8 января, когда он накладывал резолюции и расписывал присланные из ЦК КПК документы, касавшиеся траурного митинга по случаю кончины Чэнь И.

В упомянутых документах предусматривались почести, положенные старым и заслуженным военным деятелям первого разряда. При этом не предусматривалось участие в мероприятиях траурного характера ни председателя Мао Цзэдуна, ни других членов политбюро ЦК партии. Мао Цзэдун прочитал соответствующий документ, вычеркнул из текста траурной речи слова «были у него и заслуги, были и ошибки» и поставил свою подпись, дав тем самым добро на рассылку документа.

10 января, как и обычно после полуденного приема пищи, он должен был соснуть. Однако в тот день он, казалось, и не собирался спать. Я посоветовала ему немного отдохнуть. Он сказал, что пойдет посидит в кресле. Сел, взял какую-то книгу почитать. Было видно, что он явно как-то нервничает, беспокоится. Мы не решились больше ничего спрашивать. Закончили свои дела и вышли из комнаты. Прошло некоторое время, и вдруг он спросил меня, сколько сейчас. Я сказала ему: «Сейчас половина второго». Он тут же сказал: «Вызывай машину. Я хочу поехать на похороны товарища Чэнь И». Я никак не ожидала такого внезапного решения председателя. Мне было также неизвестно, как планировал ЦК партии провести дневные мероприятия. Когда председатель сказал, что хочет поехать на похороны, я тут же вызвала автомашину, а также поставила в известность Ван Дунсина и других руководящих товарищей.

В это время председатель Мао Цзэдун был одет в ночную рубашку и в тонкие шерстяные брюки. Мы принесли ему одежду серого цвета, то есть то, что носило название «формы Мао Цзэдуна», которую он обычно надевал, принимая гостей. Он сказал: «Не стоит переодеваться. Я надену сверху спальный халат, и сойдет». Мы все-таки надели на него верхнюю часть его парадной одежды (то есть нечто вроде френча. — Ю.Г.), но когда попытались надеть брюки, он воспротивился, причем столь решительно, что и я и У Сюйцзюнь почувствовали, что мы не сможем переубедить его. Но разве можно было допустить, чтобы председатель выехал в одних только тонких шерстяных брюках? Правда, нам был хорошо известен норов председателя. Иной раз просто никто не мог сопротивляться, когда он хотел что-то сделать. Если же он не желал чего-либо делать, то, как бы вы его ни уговаривали, сделать это было не так-то легко; поэтому нам удалось только сверху накинуть на него шубу. Председатель сел в легковой автомобиль марки «ЗИС», который ему в 1950-х гг. подарило советское правительство, и машина понеслась прямо на запад вдоль по улице Чанъаньцзе…

В зале для траурных церемоний на кладбище Бабаошань (кладбище в Пекине; примерно, такое же, как Новодевичье кладбище в Москве. — Ю.Г.) никак не ожидали приезда председателя. Хотя премьер Чжоу Эньлай максимально быстро уведомил соответствующих руководящих товарищей о том, что председатель хочет принять участие в траурном митинге, однако практические работники все-таки не успели провести соответствующую подготовку. Когда машина председателя подкатила к кладбищу Бабаошань, то на улице даже не было никого из работников, которые встречали бы его. Даже товарищ Чжан Цянь (вдова Чэнь И. — Ю.Г.) и дети Чэнь И не ожидали, что председатель приедет так скоро.

Выйдя из машины и не увидев товарищ Чжан Цянь и детей Чэнь И, председатель на ходу сказал мне: «Пойди, узнай, приехали ли товарищ Чжан Цянь и дети; а если приехали, то пригласи их».

С помощью человека из охраны я нашла товарищ Чжан Цянь в одном из помещений. Как только я, толкнув дверь, вошла в комнату и увидела сидевших, прижавшихся друг к другу, товарищ Чжан Цянь и детей, мне стало горько на душе. В прошлом я часто видела ее, Чжан Цянь, на киноэкране, на телеэкране и на фотокарточках. Ее обворожительная внешность, ее великолепная манера держаться— все это, можно сказать, составляло гордость женщин Китая. Но тут передо мной как будто бы был другой человек, другая Чжан Цянь; ее лицо было изможденным, коротко подстриженные волосы уже стали седыми. В тот день она была в новенькой военной форме и казалась еще более серьезной, солидной, торжественной, скромной и строгой. Я подошла и приветствовала товарищ Чжан Цянь, а также сказала, что председатель Мао Цзэдун послал меня пригласить ее и детей в зал.

Когда я ввела товарищ Чжан Цянь в зал, то там вокруг председателя Мао Цзэдуна уже сидели многочисленные руководящие товарищи. Там были премьер Чжоу Эньлай, его жена Дэн Инчао, Чжу Дэ, его жена Кан Кэцин, Сун Цинлин, Е Цзяньин, Ли Сяньнянь и другие. Увидев вошедшую в зал товарищ Чжан Цянь, председатель сделал движение, собираясь встать ей навстречу, и тогда товарищ Чжан Цянь поторопилась подойти к нему и остановила его порыв. Товарищ Чжан Цянь, все лицо которой было залито слезами, спросила: «Председатель, да как же это и Вы приехали?» Председатель Мао Цзэдун увидел скорбь товарищ Чжан Цянь, попросил ее сесть рядом с ним, сказал: «Я тоже приехал, чтобы попрощаться с товарищем Чэнь И! Товарищ Чэнь И был хорошим товарищем!»

Товарищ Чжан Цянь, увидев, что председатель Мао Цзэдун счел возможным приехать, чтобы принять участие в траурной церемонии по случаю кончины товарища Чэнь И, была чрезвычайно растрогана. Ей хотелось о многом рассказать председателю Мао Цзэдуну, но она не знала, с чего начать.

Председатель Мао Цзэдун начал расспрашивать об именах всех четырех детей и о том, чем они занимаются. Премьер Чжоу Эньлай, находясь тут же, стал последовательно рассказывать о каждом из детей. Выслушав, председатель вдохновил их, сказав: «Надо упорно бороться; Чэнь И внес вклад в дело революции в Китае и в дело мировой революции; у него есть большие заслуги; по этому вопросу уже сделаны соответствующие выводы».

Председатель Мао Цзэдун, используя тот случай, что на траурном митинге по случаю кончины Чэнь И присутствовал (камбоджийский. — Ю.Г.) принц Нородом Сианук, рассказал принцу о том, как Линь Бяо 13 сентября (1971 г. — Ю.Г.) на самолете хотел бежать в Советский Союз, и о том, что он разбился в Ундурхане (в Монголии. — Ю.Г.). Он также сказал: «Линь Бяо был против меня; Чэнь И поддерживал меня».

Председатель говорил также и о «февральском противотечении» (о выступлении нескольких старых высших военачальников и руководителей правительства КНР в феврале 1967 г. против методов, которыми осуществлялась «культурная революция». — Ю.Г), говоря, что Чэнь И противостоял тогда Линь Бяо, Чэнь Бода, а также (активным членам Группы по делам культурной революции при ЦК КПК. — Ю.Г.) Ван Ли, Гуань Фэну, Ци Бэньюю.

Когда этот разговор подходил к концу, товарищ Чжан Цянь, проявляя заботу о Мао Цзэдуне, сказала: «Председатель, Вы посидели немного и уезжайте».

Председатель Мао Цзэдун отрицательно покачал головой: «Нет, я тоже хочу принять участие в траурном митинге; дайте мне черную траурную повязку». И тогда мы надели широкую черную траурную повязку на рукав шубы председателя.

Траурная церемония началась. Премьер Чжоу Эньлай, стоя перед портретом Чэнь И, выступал с траурной речью. Председатель стоял в первом ряду присутствовавших на митинге. Всей своей величественной фигурой он чуть подался вперед и сосредоточенно слушал речь. В заключение председатель Мао Цзэдун сделал три глубоких поклона перед урной с прахом товарища Чэнь И, которая была покрыта красным знаменем партии.

После завершения траурной церемонии председатель Мао Цзэдун, еще раз сжав руку товарищ Чжан Цянь, прощался с ней и долго-долго не отпускал ее руку. Товарищ Чжан Цянь, а также очень многие старые товарищи проводили председателя Мао Цзэдуна прямо до автомобиля.

Среди тех, кто провожал председателя Мао Цзэдуна до автомашины, был врач, которому бросилось в глаза, что когда председатель Мао Цзэдун хотел сесть в машину, то ноги его явно не слушались; ему пришлось предпринять несколько попыток, чтобы поднять ногу, и только при моей поддержке он сел в машину. После этого случая упомянутый врач говорил, что он обратил внимание на то, какими громадными оказались изменения в состоянии здоровья председателя Мао Цзэдуна за один этот год.

Так председатель Мао Цзэдун в последний раз принял участие в траурном митинге по случаю смерти его товарища, соратника и друга.

Внезапный шок у Мао Цзэдуна

В январе 1972 г. из-за чрезвычайного переутомления председатель Мао Цзэдун снова заболел. И так как его заболевание началось внезапно, то этого не ожидали даже мы, то есть все те, кто работали все время, находясь рядом с ним, а также врачи и сестры.

На сей раз в связи с заболеванием легких и сердца, а также с серьезным кислородным голоданием Мао Цзэдун впал в шоковое состояние. Находившаяся тогда на дежурстве товарищ У Сюйцзюнь, обнаружив это, немедленно толчком распахнула никогда до той поры не отворявшуюся большую стеклянную дверь и изменившимся голосом с тревогой позвала: «Скорее!».

В это время я находилась в комнате дежурных телохранителей; услышав ее крик, мы все вместе вбежали в гостиную председателя (к тому времени она уже была превращена в спальню и комнату для лечебных процедур); врач, наблюдавший председателя, также прилетел как на крыльях.

Председатель лежал на кровати на боку, казалось, что он «заснул». Товарищ У Сюйцзюнь изо всех старалась нащупать пульс. Уж не знаю, то ли нервничая, то ли от страшного напряжения У Сюйцзюнь сказала врачу: «Пульс не прощупывается».

И вот тогда я впервые в жизни увидела, как предпринимают экстренные меры для спасения больного, оказавшегося при смерти. Главный врач, находившийся тут же, предпринял меры для спасения больного, который был при смерти. Он сказал, что надо сделать уколы, и назвал необходимое лекарство. Старшая медсестра У Сюйцзюнь повторила вслух название лекарства, затем бросилась к шкафу с иглами, чтобы набрать лекарство в шприц, а потом начала делать уколы председателю. Раз за разом она вводила лекарство…

Председатель находился уже в полном забытьи. Он ничего не знал о том, какая напряженная атмосфера царила тут, на месте событий. В то время, когда оказывалась экстренная медицинская помощь, когда спасали его жизнь, врач-кардиолог Ху Сюйцзюнь, поддерживая председателя, сильно и ритмично массировал ему спину и непрерывно звал его: «Председатель Мао, председатель Мао». Я тоже помогала ему и звала: «Председатель, председатель…»

Жизненные силы председателя были также поистине велики. Благодаря энергичным мерам по спасению его жизни он, наш почтенный старец, медленно открыл глаза. Увидев то, что предстало у него перед глазами, он был несколько озадачен и недоумевал, как будто бы спрашивал: а что это вы все тут делаете? Дело было в том, что он ничего не знал о том, что тут только что происходило.

Все присутствовавшие безгранично радовались тому, что председатель Мао Цзэдун спокойно пришел в себя. Все заулыбались, как дети. Было такое впечатление, как будто бы только что ничего не случилось. На самом же деле все намеренно приняли такой беззаботный вид, опасаясь того, как бы председатель не разволновался. Когда председатель Мао Цзэдун узнал о том, что он только что пережил шоковое состояние, он умиротворяюще сказал: «У меня такое ощущение, как будто бы я немного вздремнул».

Когда возникли эти серьезные осложнения в болезни председателя Мао Цзэдуна, более всех был этим обеспокоен и наибольшую тяжесть на душе ощутил премьер Чжоу Эньлай. Сотрудники охраны впоследствии говорили мне, что, узнав о критическом состоянии председателя, премьер сел в машину и приехал из павильона Сихуатин, в котором он жил, к павильону Ююнчи (буквально «Бассейн для плавания»; так именовалась резиденция Мао Цзэдуна на территории бывшего зимнего императорского дворца в Пекине Чжуннаньхая; там же, неподалеку от Мао Цзэдуна, жил и Чжоу Эньлай; его резиденция именовалась Сихуатин — «Западный цветочный павильон». — Ю.Г.) и долго сидел, не выходя из машины. Когда же он прибыл на место событий, то есть туда, где были предприняты экстренные меры по спасению жизни председателя Мао Цзэдуна, я тоже, судя по тому, как он выглядел, увидела, насколько тяжела ноша, которую он нес, насколько велика эта ответственность. Хотя именно он руководил медицинским персоналом при лечении председателя и давал врачам и сестрам наставления отдавать все свои силы делу лечения председателя Мао Цзэдуна, однако в обстановке, когда была поднята такая волна «славословий, пожеланий десяти тысяч лет жизни, пожеланий жить вечно, жить без конца и края», никто, начиная с членов политбюро, членов Центрального комитета и до партийных организаций различных уровней, до народных масс, ничего не знал ни о болезни председателя Мао Цзэдуна, ни о состоянии его здоровья и морально ни в коей мере не был готов к тому, что могло случиться; и если бы с председателем, паче чаяния, произошла «неприятность», случилось «неожиданное», то, спрашивается, как сумел бы премьер объяснить это партии, армии, народу страны, всему миру…

После такого тяжелого осложнения болезни председателя Мао Цзэдуна ЦК КПК принял решение о том, чтобы за лечение председателя несли ответственность премьер Чжоу Эньлай, Ван Хунвэнь, Чжан Чуньцяо, Ван Дунсин.

Прием перед постелью больного

Хотя в начале 1972 г. в китайско-американских отношениях делались только самые первые шаги, однако тем не менее темпы развития этих отношений были очень высокими. В ближайшие дни должен был состояться первый визит в КНР президента США Ричарда Никсона. Исходя из расписания дипломатических приемов в эти дни, в связи со встречей на высшем уровне была проведена определенная подготовка. Во время встречи с президентом Никсоном председатель Мао Цзэдун должен был быть облачен в одежду, сшитую ему по фигуре. Нас было несколько человек, которые занимались этими вопросами, и мы условились, что будет сшит новый костюм. Однако в связи с тем, что председатель Мао Цзэдун был болен, портные не имели возможности произвести соответствующие измерения, сделать примерку, чтобы затем сшить костюм. Оставалось только одно: взять ту самую «форму Мао Цзэдуна» (или «френч Мао Цзэдуна» с такими же брюками. — Ю.Г.), которую он надевал обычно, и отвезти ее в пекинское ателье «Хун ду» («Красная столица». — Ю.Г.), попросив портных скроить и сшить костюм по этому образцу, сделав его лишь несколько посвободнее, и прислать костюм для примерки. Руководители ателье спешно выбрали лучшего портного, который в соответствии с нашими пожеланиями быстро сшил костюм и прислал его для примерки. Мы с У Сюйцзюнь примерили костюм на председателя. Председатель никогда не уделял серьезного внимания одежде, требуя лишь, чтобы она была посвободнее, вот и все. Нам обеим, не специалистам, было не трудно действовать, имея только такие пожелания. Мы надели присланный костюм на председателя. В основном он подходил, и на этом мы успокоились. Можно сказать, что вот таким образом и появился у председателя этот костюм, в котором он мог принимать посетителей во время болезни. Итак, костюм появился, но вот с обувью была проблема. У него очень сильно отекли и распухли ноги, и старые ботинки ему не налезали. Мы нарисовали ступню, и по этому рисунку были изготовлены две пары очень больших черных матерчатых туфель с закругленными носками.

Люди не знали о том, каково состояние здоровья председателя, и тем более им было не известно о том, что приходилось ежедневно делать нам, тем, кто работал подле председателя; по сути дела, можно сказать, что каждый из нас, работавших рядом с председателем, был мастером на все руки, выполнял работу представителей нескольких профессий, то есть нам приходилось быть и секретарем, и санитаркой, и уборщицей и учиться очень многому иному.

21 февраля 1972 г. Хотя председатель был болен, но он твердо помнил о том, что сегодня Никсон прибывает в Пекин. Он лежал на своей больничной кровати и осведомлялся о времени приземления президентского самолета Никсона, и о том, что происходило после его прибытия в Пекин. Мы все сновали туда и сюда, хлопотали вовсю и докладывали председателю обо всех новостях.

Только успели Никсон и сопровождавшие его лица вернуться в отведенную им резиденцию после завтрака, который устроил для них премьер Чжоу Эньлай, и только они собрались было отдохнуть, как председатель Мао Цзэдун решил принять Никсона. Мы доложили об этом премьеру Чжоу Эньлаю. С момента прибытия президента Никсона в Пекин прошло всего четыре часа.

Председатель Мао Цзэдун должен был принять Никсона. Это была важная часть визита Никсона в Китай. Однако не было конкретно определено, в какой день визита это произойдет Мы тоже не предполагали, что председатель может так скоро принять гостя из США.

Премьер Чжоу Эньлай, получив наше сообщение, тут же разыскал Киссинджера и сказал ему: «Председатель Мао Цзэдун хотел бы принять президента; прошу вас быть вместе с ним». Киссинджер никак не думал, что они смогут столь быстро повидаться с председателем Мао Цзэдуном; он немедленно уведомил об этом президента.

Это решение председателя создало для нас определенные трудности в работе. Прежде всего, во время его болезни в гостиной, то есть в комнате для приема гостей, была поставлена большая кровать, а также многие другие разнообразные предметы, которые были необходимы для удобства больного; гостиную требовалось привести в надлежащий вид. Еще более затруднительным было то обстоятельство, что председатель уже более месяца был болен и его одежда не находилась в должном порядке. У него сильно отросли волосы, и он очень давно не брился.

Поскольку нужно было принять столь важного гостя, постольку обычно не придававший значения внешнему виду председатель позволил побрить и постричь себя, но и только, а все остальное, с его точки зрения, не имело значения. Вот таким был его характер и нрав.

Парикмахер был очень опытным человеком. Он очень быстро принес свои инструменты и мгновенно постриг и побрил председателя, а затем смазал волосы и расчесал их. Председатель надел ту самую «форму Мао Цзэдуна» серого цвета, которую сшили в соответствии с представленным нами образцом. И вот возник привычный образ вождя, возник мгновенно, прямо на глазах. И если не считать одутловатости и некоторой слабости, то в его внешнем виде нельзя было разглядеть никаких слишком больших изменений.

Итак, после полудня в тот день, 21 февраля 1972 г., председатель, ослабевшее тело которого я поддерживала, в своей резиденции принял президента Никсона, доктора Киссинджера и сопровождавшего их господина Лорда.

Никсон в своих воспоминаниях оставил живое и подробное описание этой встречи, которая имела важный символический смысл: «Его физическая слабость была очевидна. Когда мы вошли, ему требовалась помощь секретаря, чтобы встать. Извиняясь, он сказал мне, что уже не может очень хорошо произносить слова. Чжоу Эньлай объяснил это бронхитом, однако я считаю, что фактически это было следствием апоплексического удара».

«Китайцы планировали, что наша встреча продлится всего 15 минут. Мао был полностью увлечен беседой, а потому она продлилась целый час. Я отметил, что Чжоу Эньлай постоянно поглядывал на часы на руке, потому что Мао уже начал уставать… После того как беседа завершилась, Мао проводил меня до дверей. Он шел медленно, шаг за шагом. Он говорил, что все время чувствует себя нездоровым. Я в ответ сказал: «Но дух у вас очень хорош». Он чуть-чуть повел плечами и сказал: “Внешний вид обманчив”».

Наши средства массовой информации относительно объективно сообщили о приеме председателем Мао Цзэдуном иностранных гостей. В сообщении говорилось: «Председатель Мао Цзэдун в своей резиденции принял президента США Никсона и сопровождающих его лиц и имел с ними беседу, продолжавшуюся один час». Я отметила, что в этом сообщении не появились такие слова, как «пышущий здоровьем», «необычайно здоров».

Болезнь Чжоу Эньлая

Когда премьер Чжоу Эньлай сопровождал председателя Мао Цзэдуна, принимавшего президента США Никсона, я обратила внимание на то, что премьер исхудал и ослабел в результате длительного постоянного переутомления. В то же время он был, однако, полон энергии; манеры его оставались серьезными и сердечными. Он не терял присущего ему стиля общения с людьми. Особенно поражал его взгляд, полный огня, а его ловкие и живые движения создавали впечатление, что перед вами молодой человек, которому не ведома усталость.

Однако человек в конечном счете — это все же не сталь. Да и стальные люди тоже могут уставать. В мае 1972 г. при диспансеризации у премьера Чжоу Эньлая была обнаружена раковая болезнь. Эта сокрушающая человека болезнь настигла премьера Чжоу Эньлая; причем это произошло относительно внезапно. Нечего и говорить, что потрясение было очень большим для Мао Цзэдуна. Но даже и для нас, то есть для тех, кто работал подле председателя Мао Цзэдуна, это также оказалось слишком неожиданным.

После того как врачи-специалисты поставили диагноз болезни премьера Чжоу Эньлая, медицинский консилиум тут же направил свой доклад председателю Мао Цзэдуну. Когда председатель Мао Цзэдун открыл доклад врачей и прочитал его слово за словом, фразу за фразой, ему стало очень тяжело на душе. Это тяжелое состояние души выразилось в том, что обычно с ним очень редко случалось, то есть в том, что он необыкновенно сурово насупил брови. Он дал указания: руководить лечением Чжоу Эньлая должны были Е Цзяньин, Дэн Инчао, Ван Дунсин и Чжан Чуньцяо.

В те годы смуты, годы стихийных бедствий и людских бед, тяжело заболели один за другим и председатель Мао Цзэдун, и премьер Чжоу Эньлай. При этом и партия, и правительство, и армия, а также и работа повсеместно, по всей стране, все равно продолжали требовать, как и обычно, трудного движения вперед. Премьер Чжоу Эньлай по-прежнему днями и ночами, будучи болен, превозмогая боль, вел работу с огромной перегрузкой. На нем лежала ноша многотрудной и сложной внешней политики нашей страны. Он должен был в этой связи возглавлять делегации во время переговоров и принимать гостей из-за рубежа. Помимо этого он должен был еще и решать проблемы всей страны, отвечать на громоздившиеся горами телеграммы. Он должен был также направлять на прочтение документы председателю Мао Цзэдуну, товарищам из политбюро. Будучи погружен в эти многочисленные заботы, он по-прежнему был все так же дотошен и не допускал ни малейшей небрежности. Почти на каждой входящей телеграмме оставался сделанный его рукой кружок — знак того, что он видел телеграмму и было выражено его мнение. Особенно трудно забыть и особенно волнует то, что он переносил в это время нестерпимую боль и при этом должен был на всех документах, которые пересылались председателю Мао Цзэдуну и другим товарищам — членам политбюро, собственноручно писать имя каждого товарища. Он также должен был делать пометку: «Пока не рассылать» на документах, предназначенных для людей, которые в силу определенных обстоятельств, по болезни, временно не могли читать эти документы. На протяжении многих лет я ощущала между этими строчками иероглифов или за этими строчками иероглифов, что премьер Чжоу Эньлай во всех делах думал обо всех людях и не заботился о своем здоровье.

Председатель Мао Цзэдун очень хорошо знал о том, как трудно приходится премьеру Чжоу Эньлаю, как он устает, и постоянно проявлял заботу о нем.

Кресла в доме, где жил председатель Мао Цзэдун, большей частью были в русском стиле; они были довольно высокими, большими, а подушки для сиденья у них были довольно твердые. Такие подушки для сиденья были очень неудобными для старого больного человека, который подолгу сидит неподвижно, а председатель Мао Цзэдун пользовался таким креслом таким образом: как садился в такое кресло, так и сидел целый день напролет, и даже несколько дней, и вот на коже у него стали появляться пролежни. Я посоветовалась с товарищ У Сюйцзюнь: нельзя ли сделать для председателя кресла помягче. Она согласилась со мной и доложила ответственному товарищу, который ведал работой внутри дома. Заместитель начальника охраны Ма Вэйчжун поехал на деревообделочную фабрику, и для председателя был изготовлен образец кресла. Подушка для сиденья была сделана из молочно-белой морской губки, а внизу под сиденьем было просверлено множество отверстий в виде пчелиных сот; это кресло было намного мягче, чем прежнее, у которого сиденье было цельным.

Председатель Мао Цзэдун сел в кресло, поерзал и сказал мне: «Посмотри, это кресло намного лучше. А прежнее и высоченное, и огромное; еще такому крупному человеку, как я, можно сидеть в нем, если сделать над собой усилие. Ноги при этом еще могут доставать до пола. А если бы пришлось сидеть в нем премьеру Чжоу Эньлаю, то ему было бы неудобно». Он также сказал: «Те, кто делают кресла, не думают о том, что среди китайцев больше людей низкого роста; они рассчитывают только на людей высокого роста». Он распорядился: «Премьер сейчас заболел; пошлите одно кресло премьеру».

Председатель Мао Цзэдун вникал во все детали. Когда он сел в кресло, которое было более удобным, он тут же подумал о премьере Чжоу Эньлае, о своем товарище и друге, который на протяжении десятилетий переносил тяготы вместе с ним. Подумать только, какими глубокими были связывавшие их чувства!

На протяжении тех четырех с лишним лет, когда болел премьер Чжоу Эньлай, председатель Мао Цзэдун все время заботился и беспокоился о нем. Каждый раз, читая доклад о состоянии здоровья премьера, председатель всегда был необычайно серьезен; особенно тогда, когда у него заболели глаза и он не мог сам читать доклады, а я каждый раз читала ему доклад врачей, он всегда слушал необычайно серьезно, вникая во все детали. Когда я заканчивала чтение доклада, он, сверх всяких ожиданий, помнил и сколько крови терял каждый день премьер, и сколько операций он перенес, и т. д.

В феврале 1975 г., после того как открылась сессия Всекитайского собрания народных представителей 4-го созыва, у премьера Чжоу Эньлая из-за переутомления и в связи с тем, что его болезнь продолжала усугубляться, каждый день был кровавый стул. В это время председатель Мао Цзэдун восстанавливал свое зрение в провинции Хунань, в городе Чанша. Когда он узнал об этой ситуации из доклада врачей, ставивших диагноз, он лежал на кровати и испытывал страдания из-за того, что ничего не видел; ему было очень больно, но он, прилагая большие усилия, с трудом выговаривая слово за словом, сказал мне: «Позвони по телефону, спроси, как сейчас состояние премьера». Согласно распоряжению председателя я позвонила в дежурную часть при премьере, спросила, как протекает болезнь, выяснила бытовые подробности и передала горячий привет от председателя.

С той целью, чтобы председатель своевременно узнавал о течении болезни премьера и о том, как проходили операции, мы, не получая достаточно быстро новости через секретариат канцелярии ЦК КПК, узнавали о положении дел непосредственно или из резиденции премьера — павильона Сихуатин или из (военного) госпиталя № 305 и сообщали председателю. Я много раз непосредственно получала информацию о том, как себя чувствует и в каком состоянии находится премьер, и после того, как об этом становилось известно председателю, он всегда требовал, чтобы я немедленно зачитала ему эти сообщения, а прослушав их, он давал мне распоряжения и говорил: «Иди скорее и выполняй».

20 марта 1975 г. премьер Чжоу Эньлай собственноручно написал письмо председателю Мао Цзэдуну. В этом письме, в частности, говорилось следующее: «Учитывая, что председатель окружает меня заботой о моем болезненном состоянии, я сегодня докладываю председателю о внезапных новых изменениях в ходе болезни; при этом на душе у меня действительно неспокойно; по этой причине я хотел бы со всей ясностью рассказать и о течении болезни, и о ее исторических причинах, и я прошу в этой связи председателя сохранять спокойствие».

Хотя я работала не подле премьера Чжоу Эньлая, однако точно так же, как и товарищи, которые работали подле него, да даже и как народ всей страны, я была глубоко тронута духом беззаветного служения народу, делу партии, который проявлял премьер Чжоу Эньлай; я относилась к премьеру с теплотой и уважением, которые исходили из самой глубины души. Каждый раз, когда мне приходилось зачитывать эти доклады врачей, которые терзали душу, я не могла не переживать; однако, не желая того, чтобы тем самым чрезмерно ранить чувства председателя Мао Цзэдуна, я заставляла себя не выражать внешне своей боли и печали…

Мао Цзэдуну делают операцию на глазах

Итак, один за другим заболели председатель Мао Цзэдун и премьер Чжоу Эньлай. Нет абсолютно никакой необходимости рассуждать о том, чья болезнь была тяжелее, а чья легче. Если говорить о состоянии здоровья, то заболевание председателя Мао Цзэдуна было более тяжким, чем болезнь премьера Чжоу Эньлая. Иногда же в болезни премьера Чжоу Эньлая происходили изменения, и его недуг оказывался более тяжелым, чем заболевание председателя Мао Цзэдуна. И вот тогда, когда они оба болели, весной 1974 г., к недугам председателя Мао Цзэдуна добавилась еще одна тяжелая болезнь. Он начал ощущать, что глаза его смутно различают предметы, что стало стоить ему больших усилий. Для человека, который на протяжении многих лет читал документы и накладывал на них резолюции, лично писал статьи, для человека, который трудился не покладая рук не было страданий непереносимее, чем эти. Однако председатель Мао Цзэдун усилиями своей сверхчеловеческой воли одерживал победы не только в войнах и в труднейших обстоятельствах, но был способен противостоять и болезням. Он держался и не позволил мне спешно пригласить врача, чтобы тот провел обследование, а также не разрешил мне сказать кому бы то ни было, что он потерял зрение.

Оказавшись перед перспективой утраты способности читать документы, он был вынужден задуматься над тем, как же ему накладывать резолюции на документах. Он сам лично всю жизнь шел впереди всех и всех вел за собой в деле хранения государственной тайны, соблюдения дисциплины и системы правил. Все документы, которые ему присылались, доклады, письма могли читать только он сам и его секретари по особо важным и секретным делам, и без его собственноручной резолюции никто не имел права самовольно знакомиться с этими документами и читать их. Предъявляя такие требования к тем людям, которые работали подле него, он предъявлял такие же требования и к своей родне и детям; они не были тут исключением.

В то время его личным конфиденциальным секретарем был товарищ Е Сюйфу. Это был кадровый работник НОАК. Человек он был бесхитростный, искренний; много лет следовал за председателем Мао Цзэдуном, к работе относился серьезно, ответственно; делал свое дело с усердием и осмотрительностью. Секретарь Е Сюйфу в это время заболел неизлечимой болезнью, находился в госпитале, и это волновало председателя. Он все надеялся на то, что секретарь Е Сюйфу сможет поправиться, вернется и продолжит работу. Поэтому на это время работу секретаря (получение и отправка документов) вместо него вела я.

Из-за того что зрение ему этого не позволяло, председатель велел мне читать ему документы, книги, письма, газеты, а он воспринимал все это на слух; и именно с этого времени работники из обслуживающего персонала начали вместо него на документах, относительно которых он высказывал свое мнение, в соответствии с этим мнением, рисовать кружочки и писать резолюции.

В августе 1974 г. в провинции Хубэй в городе Ухане в доме для почетных гостей на берегу озера Дунху, где остановился председатель Мао Цзэдун, он прошел обследование состояния зрения. Точный диагноз гласил: «Старческая катаракта». При этом степень поражения левого и правого глаза была различной. Это заболевание состоит в том, что в зрачке появляется белесый отсвет, отблеск, из-за чего хрусталик мутнеет. После того как болезнь председателя Мао Цзэдуна была выявлена и диагностирована, оказалось, что не существует таких методов лечения, которые бы быстро дали эффект. С медицинской точки зрения думать о мерах лечения можно было только после того, как болезнь пройдет несколько стадий: стадию возникновения опухоли, ее роста, созревания и стадию, когда опухоль будет находиться в перезревшем состоянии. Лишь тогда, исходя из состояния больного, только и можно заняться лечением болезни. Это означало, что при такой болезни оставалось только ждать; ждать до того момента, когда катаракта созреет, и только после этого оказывалось возможным сделать операцию.

Когда у председателя Мао Цзэдуна заболели глаза, то об этом из членов ЦК партии, и даже из членов политбюро, знали по-прежнему только те несколько человек, которые отвечали за руководство группой врачей, лечивших председателя Мао Цзэдуна, то есть премьер Чжоу Эньлай, Ван Дунсин, а также несколько других; народ всей страны тем более не знал об этой ситуации. И вот они, эти несколько человек, зная о случившемся, проявляли заботу и оказывали поддержку в той работе, которая велась подле председателя; особенно беспокоился премьер Чжоу Эньлай. Мало того что он своевременно интересовался ходом болезни и давал инструкции консилиуму экспертов-окулистов, но еще и переслал председателю Мао Цзэдуну очки, которыми сам пользовался на протяжении многих лёт. Он также отправил мне письмо, в котором писал: «Эти очки я носил много лет; они довольно удобные. Посылаю председателю; пусть попробует поносить.

Если не подходят, скажи мне; тогда мы подберем другие очки для председателя».

Премьер Чжоу Эньлай думал о каждой мелочи, связанной со здоровьем председателя, и в этой области каждый вопрос решал, доходя до тонкости. Таких случаев было столько, что обо всех и не рассказать; это нескончаемая череда. В силу того, что объем данной статьи ограничен, я не буду приводить здесь один пример за другим и ограничусь уже сказанным.

В период болезни председателя Мао Цзэдуна в целях усиления руководства группой врачей на время заболевания премьера Чжоу Эньлая работа по руководству бригадой медиков была возложена на товарища Дэн Сяопина. Можно сказать, что они (Чжоу Эньлай и Дэн Сяопин. — Ю.Г.), какой бы многотрудной ни была их основная деятельность, отдавали очень много сил и энергии тому, чтобы должным образом обеспечить лечение председателя. Руководители канцелярии ЦК партии и полка охраны ЦК всеми силами оказывали поддержку каждой лечебной процедуре и группе медработников; они очень многое делали для того, чтобы сохранить здоровье председателя.

За все эти годы, когда председатель был болен, он никогда не показывал обслуживавшим его работникам, врачам и медицинским сестрам, что страдает, что его одолевают мрачные мысли и что он отчаивается. Он стремился сделать все, чтобы никто не узнал о муках, которые ему приносил недуг. Когда его осматривали врачи, он всегда с юмором беседовал с ними, снимая напряжение у врачей и их опасения. В этих случаях он также любил заговаривать на посторонние темы: спрашивал, как фамилия, имя, из каких мест они родом. Он шутил или говорил еще о чем-нибудь. Фактически он использовал остроумие и юмор, чтобы легче переносить страдания, которые ему приносила болезнь; он боролся с болезнью с присущей ему твердостью и стойкостью.

Его манеры, поведение и слова снимали напряжение, которое возникало у врачей, когда они видели его или осматривали его. Благодаря всему этому врачи и сестры ощущали, что вождь — это их близкий друг; и почти каждый сеанс лечения проходил в теплой и радостной атмосфере.

Однажды весенним днем 1975 г., когда ветви ив уже развевались на ветру, врач, следивший за состоянием здоровья председателя, пригласил на консилиум к председателю знаменитых врачей китайской и западной медицины из города Пекина.

Когда я привела их на встречу с председателем, то он, едва различая их из-за ухудшившегося зрения, поздоровался с каждым врачом за руку. Среди них был врач из больницы Гуанъаньмэнь Тан Ючжи. Ему было чуть за сорок лет; это был высокий мужчина плотного телосложения, сама внешность которого, как говорится, соответствовала его внутренней сути, то есть это был ученый муж с благородным лицом. Председатель, пожимая ему руку, спросил, как его величают. Доктор Тан звонким голосом сказал председателю, что его зовут Тан Ючжи. И как только прозвучали эти три слога, на лице у председателя Мао Цзэдуна тут же появилось заинтересованное выражение. Он серьезно и сосредоточенно сказал: «Это прекрасно подобранное имя. Твой отец всенепременно был книгочеем. Возможно, он читал стихи учителя Лу Синя. Поэтому он и выбрал тебе имя “Ючжи”». Хотя оба глаза председателя к этому времени уже были прикрыты пленкой, однако он любил читать на память стихи, наслаждаясь их мелодией и ритмом. Он стал наизусть цитировать стихи, в которых Лу Синь оплакивал Ян Цюань: «Не правда ли, ощущается прилив отваги, пафоса, ну просто, как встарь; и цветы расцветают, и цветы опадают; и то, и другое имеет один и тот же источник…». И хотя он был уже человеком преклонного возраста, да к тому же больным, но память сохранил как в молодые годы. Он прочитал эти строки, не пропустив ни одного слова, на память, чем поверг в изумление присутствовавших врачей-специалистов.

Когда председатель читал, то он делал это с сильным хунаньским акцентом, да и речь его была неотчетливой, поэтому расслышать с полной ясностью продекламированное им стихотворение было невозможно. По просьбе доктора Тан Ючжи председатель Мао Цзэдун собственноручно на листе белой бумаги записал это стихотворение учителя Лу Синя и подарил доктору Тану.

Председатель, проявляя стальную волю и оптимизм, противостоял болезни. В течение нескончаемой «темной ночи» катаракта на его правом глазу в своем развитии достигла стадии зрелости. В августе 1975 г. бригада врачей, исходя из состояния здоровья председателя в то время, внесла предложение о проведении операции и представила соответствующий план. После того как он был рассмотрен и утвержден товарищами, руководившими в ЦК КПК группой врачей, лечивших председателя Мао Цзэдуна, об этом было также доложено самому председателю и было испрошено его согласие. Затем началась необходимая подготовка. Операция относилась к категории обычных небольших операций, но эту операцию делали председателю, и скальпель становился предметом огромного значения; ответственность возрастала невероятно. Врачи относились к этому с удвоенной и даже утроенной осторожностью.

С той целью, чтобы сделать все это более удобным для председателя, операционную устроили в небольшом помещении, размещавшемся между спальней и гостиной в том доме, где жил председатель. Там была проведена строгая дезинфекция; были доставлены необходимые медицинские инструменты и оборудование; и таким образом эта комната превратилась в чистую спокойную операционную палату для небольших хирургических операций.

Однажды в середине августа во второй половине дня, после того как председатель хорошо поспал, он проснулся и находился в прекрасном настроении. А в это время собравшиеся поблизости врачи, медсестры, а также те люди, которые работали подле председателя, обсуждали вопросы, имевшие отношение к операции. Более всего их беспокоил вопрос о том, возможно ли гарантировать стопроцентный успех. Главным хирургом при операции на глазу председателя был доктор Тан Ючжи. Это был внимательный и опытный специалист. Он знал о настроениях собравшихся и о том, какие надежды на него возлагаются. Однако он хладнокровно подходил ко всему этому. Когда речь пошла об этой операции, то он не выдавал векселей и не стремился своими словами удовлетворить всех и вся. Он сказал: «Есть гарантия на 70–80 процентов; максимум на 90 процентов». Если сказать честно, то я в то время была очень наивной и надеялась, что он даст стопроцентную гарантию; как это было бы хорошо, думала тогда я.

После того как я тактично и деликатно сказала председателю об операции, он с радостью согласился. Вот это действительно была радость. Все захлопотали, стали готовиться к операции.

К вопросам рождения, старости, болезни, смерти председатель всегда относился с оптимизмом; подходил к ним как к естественным явлениям. Он никогда не терял веры и сил под напором старческих недугов, которые телесно терзали его. Вот и тогда, когда ему должны были сделать операцию на глазу, он по-прежнему в отношениях с людьми сохранял атмосферу полной уверенности и твердой воли. Он велел мне пойти и поставить запись арии Юе Фэя из известной оперы.

Эта ария звучала в исполнении Юе Мэйти — артистки театра оперы в жанре «куньцюй» из Шанхая.

Она пела мощно высоким звонким голосом, в котором чувствовалась сила; целиком и полностью выражала широкую натуру и осознание своей великой ответственности Юе Фэем — этим великим патриотом и бойцом.

Председателю особенно нравились слова этой арии. Слушая бравурную музыку, он, переваливаясь, вошел в операционную палату и сел. Звучали слова арии: «Я пришел в ярость, оперся руками на перила; сильные порывы бури стихли. Я поднял голову, бросил взгляд на небо, издал протяжный могучий зов. Тридцать честолюбцев обратились в пыль; на восемь тысяч ли — только облака и луна. Не бесцельно прожиты юные годы, и не надо зря сокрушаться».

В этот момент председатель был тверд духом, а весь внешний вид его излучал оптимизм. О чем он думал? О том ли, что дело еще не завершено и о чем-то именно в этой связи, или о своих надеждах на врачей и на благополучный исход операции? Думается, что именно как великий революционер он относился к болезни и к реальной действительности с присущей ему уверенностью и смелостью. Музыка передавала его оптимистическое настроение и дух бесстрашия, а также рассеивала у врачей и сестер, которые делали председателю операцию, напряженное состояние духа. Итак, он слушал оперу, а врач делал ему операцию. Доктор Тан, облаченный в свои медицинские доспехи, уверенно сделал председателю операцию по удалению катаракты. Хотя сама операция продолжалась всего несколько минут, однако этот небольшой скальпель весил в это время много тонн.

Перед тем как сделать операцию председателю, мы уведомили по телефону премьера Чжоу Эньлая, который в это время как раз болел, а также других руководящих товарищей, отвечавших за лечение председателя. Узнав об этом, все они прибыли в резиденцию председателя. Особенно следует подчеркнуть, что премьер Чжоу Эньлай, который в то время был очень тяжело болен, услышав о том, что председателю собираются делать операцию на глазу, превозмогая свой недуг, настоял на том, чтобы быть на месте операции. И когда я в большой гостиной павильона Ююнчи увидела премьера Чжоу Эньлая, то спросила его: «Премьер, Вы больны. Как же это Вы все-таки приехали?» Он, улыбаясь, ответил: «То, что я болен, это не важно. Главное — здоровье председателя». Вместе с премьером приехали также заместитель премьера Дэн Сяопин, товарищ Ван Дунсин и другие. Приближаясь к дому председателя, все они заранее выходили из своих автомобилей и далее шли пешком, чтобы не помешать операции, которую делали председателю; было условлено также, что они не будут ни входить в операционную, ни заходить к председателю, чтобы приветствовать его; они сидели в большой гостиной, расположенной рядом с той комнатой, где делали операцию, и отправились восвояси только тогда, когда операция завершилась.

На сей раз операция, как мы все и надеялись, прошла чрезвычайно успешно. Когда спустя неделю была снята марлевая повязка с глаза председателя, то он открыл глаз, поглядел. Внезапно, взволнованно указывая на одежду одной из присутствовавших работниц обслуживающего персонала, он точно определил ее цвет и рисунок на ней. Он также, указывая на стену, сказал: «А она белая».

Итак, один глаз председателя восстановил способность видеть. Пришел конец тем более чем шестистам дням и ночам, которые были для него временем без зрения, временем жизни в темноте. Все присутствовавшие при этом были рады успеху операции на глазу и приносили свои поздравления. На лице у каждого из присутствовавших играла радостная улыбка.

Мао Цзэдун не смог принять участие в траурном митинге на похоронах Чжоу Эньлая из-за своей болезни

В третьей декаде октября 1975 г. премьеру была сделана последняя по счету операция. Его состояние с каждым днем становилось все тяжелее. Состояние здоровья председателя Мао Цзэдуна также вызывало опасения и тревогу. Ему было трудно говорить; он мог лишь выталкивать из горла некоторые нечленораздельные звуки. Благодаря тому, что я на протяжении длительного времени работала подле председателя, я все-таки могла различать на слух слова председателя. И каждый раз, когда председатель беседовал с другими руководящими товарищами, я должна была присутствовать при этом, повторяя за ним его слова. Однако когда настало такое время, когда его речь, ее звуки, стали нечленораздельными, я могла лишь догадываться, лишь нащупывать то, что он хотел сказать, по движению его губ и по его жестикуляции; при этом он кивком головы давал знать, что его поняли правильно. Когда же затруднения речи председателя перешли на самую тяжелую или самую серьезную стадию, тогда ему, нашему достопочтенному старцу, оставалось только писать, выражая свои мысли. А затем и все движения вообще стали очень затруднительны для председателя; его не слушались ноги; он не мог ходить. Без посторонней помощи он не мог сделать и шага.

Два великих человека были больны одновременно и тяжело. Их больничные постели находились неподалеку одна от другой. Однако они были безжалостно отделены друг от друга пурпурно-красной стеной (бывшего императорского дворца — Запретного города. — Ю.Г.) и лентой асфальта, то есть улицей Сианьмэнь. Один из них находился в военном госпитале № 305, который располагался на западном берегу озера Бэйхай (Северного озера. — Ю.Г). Другой — в павильоне Ююнчи на западном берегу озера Чжуннаньхай. Они были взаимно связаны глубокими чувствами. Им нестерпимо хотелось встретиться, но у них не было сил повидаться, и они так никогда и не смогли больше увидеться.

В 10 часов утра 8 января 1976 г. председатель Мао Цзэдун, который перед этим провел бессонную ночь и почти не сомкнул глаз, лежал на боку на своей кровати и прослушивал документы, которые для него читались вслух. В этот момент товарищ Чжан Яоцы, отвечавший за работу подле председателя Мао Цзэдуна, поспешно вошел в спальню председателя Мао Цзэдуна в павильоне Ююнчи и сообщил председателю Мао Цзэдуну трагическую весть о кончине премьера Чжоу Эньлая.

Выслушав это сообщение, председатель Мао Цзэдун долго ничего не говорил; он лишь кивнул, дав знать, что он понял. Председатель, очевидно, давно уже осознавал, что премьер Чжоу Эньлай уходит из жизни. В сообщениях врачей, которые поступали на протяжении последних нескольких лет, давно уже чувствовалось это, и длительные переживания высушили слезы председателя. В этот момент он уже не мог выразить всю боль и скорбь своей души по отношению к страдавшему от болезни одновременно с ним его товарищу, его боевому соратнику.

Спустя несколько дней ЦК КПК подготовил и направил председателю на прочтение предложения относительно характера траурного митинга в связи с кончиной премьера Чжоу Эньлая, о количестве ответственных лиц из политбюро, от партии, правительства, армии, которые должны были участвовать в митинге, и о траурной речи.

Учитывая тяжесть заболевания председателя, ЦК партии не планировал участие председателя Мао Цзэдуна во всех мероприятиях, связанных с кончиной премьера Чжоу Эньлая.

Когда председатель Мао Цзэдун читал этот доклад, я все время, находясь подле него, ждала; уж и не знаю почему, но в моей душе, душе рядового человека, все время теплилась надежда на то, что, может быть, паче чаяния, возникнет такое же внезапное решение, как и четыре года тому назад, когда председатель посетил траурный митинг по случаю кончины товарища Чэнь И, надежда на то, что, может быть, председатель тоже сможет участвовать и в траурном митинге по случаю кончины премьера Чжоу Эньлая. И тогда слова, которые долго накапливались в моей душе, непроизвольно сорвались с губ; я, как ребенок, взяла на себя смелость и спросила председателя: «Поедете участвовать в траурном митинге по случаю кончины премьера Чжоу Эньлая?» И тогда председатель, который постоянно пребывал в состоянии скорби, в этот момент, держа в одной руке документ, который он еще не успел положить, другой рукой легонько похлопал себя по своим чуть согнутым ногам, страдая и через силу сказал мне: «Я тоже не могу сдвинуться с места».

Услышав эти слова и поглядев на измученного болезнями, лежащего на постели председателя Мао Цзэдуна, я не могла сдержать слез. Я испытывала чувство сожаления; мне не следовало задавать такой вопрос председателю Мао Цзэдуну, который был уже без сил и не мог передвигаться.

После X съезда КПК председатель Мао Цзэдун много раз уклонялся от различных встреч и не желал демонстрировать свое старческое состояние, давая мне знать об этом; он не хотел, чтобы люди видели его страдающим от недугов в последние годы его жизни.

Председатель не без сожаления сказал: «Я ведь не смог присутствовать и на траурных митингах по случаю кончины тех нескольких человек». Согласно тому, как я это понимаю, он, упоминая о тех нескольких людях, имел в виду умершего в апреле 1975 г. Дун Биу, который вместе с ним был среди участников I съезда КПК, а также имел в виду траурные митинги по случаю кончины нескольких других старых товарищей. (Кстати, среди них мог быть и Кан Шэн. — Ю.Г)

Он дал мне знак подать ему красный карандаш, к которому он привык, и на докладе, который был представлен ему для прочтения, в том месте, где стояло слово «Председатель», очень ровно и четко нарисовал кружок. Будучи присовокуплен к словам траурной речи, этот кружок передавал глубокую скорбь председателя Мао Цзэдуна о премьере Чжоу Эньлае. Этот кружок выразил глубокие дружеские чувства председателя Мао Цзэдуна к премьеру Чжоу Эньлаю. Однако в глазах народа это был поистине слабый, слишком слабый знак. Как мог этот карандашный кружок выразить все чувства, которые он испытывал при расставании с соратником, с которым прошел через бури в одной лодке десятки лет!

Проявления сгорби на всем многокилометровом протяжении улицы Чанъаньцзе выразили чувства миллиарда людей; многочисленный народ так надеялся на то, что председатель Мао Цзэдун сможет появиться на траурном митинге по случаю кончины премьера Чжоу Эньлая! Однако если бы народ знал о том, в каком состоянии находился тогда председатель Мао Цзэдун, то он непременно счел бы нужным, чтобы те, кто работал подле председателя Мао Цзэдуна, берегли здоровье председателя Мао Цзэдуна.

После того как я сделала все, что было положено, с документами, касавшимися как траурного митинга по случаю кончины премьера Чжоу Эньлая, так и речи на его похоронах, на которых председатель поставил свой кружок, я спросила у товарища Чжан Яоцы: «А мы тоже будем участвовать в траурном митинге по случаю кончины премьера Чжоу Эньлая?» Чжан Яоцы рекомендовал мне: «Вам идти не надо. Я буду вас представлять. Сейчас тем более важно, чтобы вы заботились о председателе».

После того как премьер Чжоу Эньлай ушел из жизни, настроение у председателя Мао Цзэдуна было чрезвычайно скверным; он нервничал и не желал разговаривать. Он безостановочно читал, нещадно эксплуатируя тот самый единственный глаз, на котором так недавно, только-только, была сделана операция. Хотя в это время он мог самостоятельно читать книги, читать документы, однако из-за того, что он был слишком слаб, обе руки его дрожали, и у него уже не было сил поднять их. Стараясь удовлетворить желание достопочтенного старца читать и преодолевать трудности, каждый из нас, то есть из тех, кто работал подле него, стремился помогать ему, держа перед ним книгу или документ. Думается, что в это время он мог уходить от страданий, которые доставляли ему болезни, только погружаясь в чтение книг и документов.

Стремясь сохранить лишь недавно выздоровевший глаз председателя, врачи рекомендовали ему не читать слишком много, не переутомлять глаз. Но он совершенно не желал прислушиваться к этим советам, а мне оставалось только, выполняя пожелания достопочтенного старца, давать ему безостановочно читать или просматривать документы либо книги…

Последняя ночь в канун последнего для него Нового года

(по китайскому календарю. — Ю.Г.)

Весной 1976 г. во время праздника весны и сама погода, и реальная действительность были таковы, что просто мороз по коже подирал. Это была очень холодная зимняя ночь; на небе в темноте мерцали звезды; дом председателя Мао Цзэдуна, то есть павильон Ююнчи в Чжуннаньхае, тонул во мраке. Слабый свет бросала лишь ровная цепочка фонарей. Кроме наводившего уныние и страх ветра, не было слышно ни звука. Вот такой одинокой, такой холодной и была ночь в Ююнчи накануне праздника весны.

У председателя Мао Цзэдуна не было гостей; не было и его родственников, а с ним были только те, кто работали подле него; они вместе коротали последнюю в его жизни ночь перед праздником весны.

Новогодний ужин я скормила ему ложечка за ложечкой. К этому времени председатель не только утратил способность и силы, необходимые для того, чтобы, как говорится, «поднять руку за пищей», но ему было очень трудно даже «открыть рот, когда к нему поднесена еда» и сделать глотательное движение. В тот день, как и обычно, лежа на кровати на боку, он съел несколько кусочков рыбы из Учана, которую он очень любил, и немного рисовой кашки. Это и был самый последний новогодний ужин великого вождя.

После еды мы помогли ему встать с кровати и проводили в гостиную. Он сел в кресло, откинул голову на спинку кресла и отдыхал, спокойно сидел там. Наступала ночь, и издалека стали слышны разрывы новогодних хлопушек. Он посмотрел на тех сотрудников, которые днем и ночью были с ним. Дальние разрывы хлопушек навели его на мысль о том, как это было в прежние годы. Тихим глухим голосом он сказал мне: «Запалите хлопушки. Вам, молодым, тоже надо бы встретить Новый год». Тогда я и уведомила об этом его желании тех сотрудников, которые в это время находились на дежурстве. Они взяли несколько хлопушек и стали поджигать их за домом. Когда председатель Мао Цзэдун услышал взрывы хлопушек, на его похудевшем дряблом лице появилась слабая улыбка. Мы в душе поняли, что эта слабая улыбка председателя есть проявление его добрых пожеланий, адресованных нам — работникам, которые находились при нем. Это был тот самый момент, когда председатель Мао Цзэдун, достопочтенный старец, который прошел через огонь и дым ожесточенных многодесятилетних войн, провел за собой через трудности китайский народ к созданию. Китайской Народной Республики, в последний раз слышал «орудийные залпы». Эти взрывы он посвятил нам. В последний момент своей жизни он по-прежнему вдохновлял нас на то, чтобы мы избавлялись от устаревшего и шли навстречу новому. [1]

Так заканчиваются воспоминания Чжан Юйфэн. Этот рассказ о физическом состоянии Мао Цзэдуна в последние годы его жизни и фактически перед смертью помогает составить представление и о ситуации в руководстве партии и государства, и об атмосфере в КНР. Система, созданная Мао Цзэдуном, отмирала по частям. Она продолжала функционировать и в те годы, когда сам Мао Цзэдун был фактически недееспособен. Мао Цзэдун уходил из жизни долго, и это был мучительный процесс. При этом, судя по существующим описаниям и воспоминаниям, Мао Цзэдун был совершенно одинок. Во всяком случае, у него не было желания видеть ни своих родственников, включая жену и дочерей, ни своих коллег по руководству партией, армией и государством.

Как человек Мао Цзэдун был, очевидно, предельно эгоистичен и к тому же никому не доверял; в результате он остался в конце своих дней в одиночестве.

Как политик он также остался как одинокая вершина построенной им пирамиды власти в стране; это была вершина, которая вознеслась выше облаков.

Если Мао Цзэдун был такой вершиной, то партийная номенклатура — это сама тяжелая гора, которая давила на людей. Народ Китая при правлении Мао Цзэдуна буквально влачил жалкое существование и страдал, не ведая ничего о взаимоотношениях внутри партийной номенклатуры, в этом бесчеловечном механизме, созданном Мао Цзэдуном. К концу его жизни все в Китае практически ждали его ухода с исторической сцены как начала избавления от тирании, которой не было равных в истории страны.

Смерть Мао Цзэдуна наступила в 1976 г.

Во время праздника весны, в канун Нового года по китайскому лунному календарю, Мао Цзэдун с обслуживавшими его сотрудниками канцелярии ЦК КПК смотрел кинофильм «Незабываемая борьба». Это была картина, в которой рассказывалось о годах сражений его партии и армии за власть в стране. Можно предположить, что он захотел пересмотреть этот фильм потому, что в конце жизни постоянно возвращался к тем дням, которые были свидетелями его триумфа. Мао Цзэдун стал в старости сентиментален, когда дело касалось его самого. Когда он увидел, как на экране городские жители бурно радуются, встречая бойцов его армии, входившей в города в 1949 г., он заплакал; слезы рекой полились по его лицу.

1976 г. по китайскому лунному календарю был годом дракона, что означало, что человеку во всех его делах будет сопутствовать удача. Однако все обернулось и для Мао Цзэдуна, и для его приверженцев, и для многих и многих жителей Китая совершенно по-иному.

8 марта в провинции Цзилинь прошел метеоритный дождь. С неба падали камни невиданных доселе в истории размеров. Самым крупным оказался метеорит весом в 1 килограмм 770 граммов.

Когда Мао Цзэдуну прочли сообщение агентства печати Синьхуа об этом событии, он ничего не сказал. Подошел к окну, посмотрел на небо. Затем, не сдержавшись, обратился к сотрудникам обслуживавшего его персонала: «В Китае были ученые, которые полагали, что небо и человек взаимосвязаны… Они считали, что, когда происходят колебания неба, тогда дрожит земля; а если с неба падают камни, то это приводит к смерти людей. В романе «Троецарствие» сказано, что в момент гибели Чжугэ Ляна, Чжао Юня с неба падали камни; было перебито древко знамени. Великие люди, знаменитые люди действительно отличаются от обычных людей, даже их смерть оборачивается большим шумом, тут все происходит не как обычно!»

Кто-то из присутствовавших заметил, что все это суеверия. В ответ Мао Цзэдун, придавая своим словам глубокий смысл, сказал: «Но почему же тогда люди в древности специально создавали такие легенды?»

Мао Цзэдун умел и настоять на своем, и поставить собеседников в затруднительное положение. Он также пользовался привилегией говорить все, что приходило ему в голову, не будучи связан никакими, казалось бы, общепринятыми, по его же настояниям, нормами. Он полагал, что ему позволено все. Он действительно считал себя выше всех, заставляя окружающих относиться к себе и своим словам как к пророчествам.

Несчастий в 1976 г. было много. В конце июля произошло страшное землетрясение в Таншане, о котором мы уже говорили.

Все месяцы этого года, последние месяцы жизни Мао Цзэдуна, ему становилось все хуже и хуже.

В январе, когда умер Чжоу Эньлай, он уже не мог стоять или держаться на ногах и сам говорил тогда, что у него «ноги не ходят».

В то же время он до последнего цеплялся за жизнь, за возможность еще и еще раз выступить в качестве, по его мнению, самого выдающегося политического деятеля планеты.

В конце апреля Мао Цзэдун захотел принять премьер-министра Новой Зеландии Малдуна. Мао Цзэдун принял его сидя; во время беседы он почти не поворачивал головы и говорил очень медленно с большими усилиями. Беседа продолжалась 10 минут. Это уже ничем не отличалось от ритуального приема иностранца императором Китая.

В мае Мао Цзэдун принял премьер-министра Сингапура Ли Куан Ю. Это был последний иностранец, с которым встречался Мао Цзэдун в своей жизни. Мао Цзэдун говорил очень тихим голосом. Его племянница Ван Хайжун сначала переводила то, что ей удавалось разобрать, на общепонятный китайский язык, затем слова председателя переводили для Ли Куан Ю на английский язык.

Все это производило тягостное впечатление. И дело было не только том, что было жаль старого и немощного человека. Руководители КПК и КНР решили, что такие встречи Мао Цзэдуна с иностранцами наносят ущерб их престижу. Кроме того, они ощутили, что Мао Цзэдун настолько ослаб физически, что возможно практически не считаться с его волей, когда речь шла о повседневных делах.

В июне 1976 г. Мао Цзэдун больше не мог подниматься с постели. Несмотря на то что он хотел продолжать работать, ЦК КПК принял решение о том, что он больше не будет принимать иностранцев. Так закончилась его внешнеполитическая деятельность.

Однако уже после этого Мао Цзэдун созвал заседание политбюро ЦК КПК прямо у своей постели.

Такое случалось и ранее, Так, Мао Цзэдун в последний раз позвал к себе на беседу советского посла С.В. Червоненко в 1960-х гг. и принял его, лежа в нижнем белье в своей постели. Члены высшего руководства партии и государства и советский посол сидели в его спальне-кабинете у его постели, а он рассуждал, в частности, о том, что, несмотря на споры и разногласия между Китаем и нашей страной, ничего страшного не произойдет, птицы будут продолжать летать, рыбы будут плавать, женщины будут рожать детей, и небо не обрушится.

Созвав на сей раз, летом 1976 г., заседание политбюро и глядя на молчавших коллег, Мао Цзэдун сказал: «Человек обычно редко доживает до семидесяти лет, а мне уже за восемьдесят. Давно пора умереть. — Помедлил и добавил: — За всю свою жизнь я совершил два дела. Во-первых, так долго, столько лет вел борьбу против Чан Кайши и выгнал его на эти несколько островов в море. Восемь лет давал отпор Японии и, наконец, попросил японцев вернуться восвояси, к себе домой. Когда же вошли в Пекин, то это, в общем, можно сказать, было вступлением в Запретный императорский город или дворец. Мало кто имеет тут иное мнение. Только всего лишь несколько человек. Мне они все шепчут на ухо. Все твердят об одном и том же, хотят, чтобы я как можно раньше возвратил эти несколько морских островов. Вот и все их пожелания.

Во-вторых, и это вы знаете, начал и развернул великую культурную революцию. Это поддерживают немногие, а тех, кто выступает против этого, немало.

Оба этих дела не завершены; это то, что пойдет в завещание, что мне приходится оставить следующему поколению… Поработал я не слишком хорошо; остается посмотреть, на что окажутся способны следующие поколения? Непременно будет разить вонью и будут литься реки крови. А как вы будете действовать? Это известно только небу». [2]

Итак, Мао Цзэдун подводил итоги своей жизни и политической деятельности, считая, что оставляет нерешенные проблемы и задачи. Не удалось покончить с врагами внутри Китая. Не удалось довести до конца «культурную революцию» и добиться единства в отношении этой кампании.

Мао Цзэдун предрекал тяжелое будущее, жестокую борьбу, грязную работу, кровавые схватки, омерзительную вонь.

Вместе с тем он утверждал, что ему-то что-то сделать удалось, что он-то оказался выше своих современников. Мао Цзэдун называл при этом только одно имя. И это не было ни имя его преемника, ни имя его самого верного и талантливого ученика. Очевидно, он считал, что таких людей просто не было. Это было имя того, кого Мао Цзэдун считал достойным стоять в одном ряду с самим собой, кого он считал своим единственным и главным соперником на политической сцене в Китае. Это было имя Чан Кайши. (Чан Кайши умер в 1975 г.)

Мао Цзэдун считал, что он одержал победу над Чан Кайши, вытеснив его с континента на острова. В то же время это не была полная победа. Вопрос завис настолько, что Мао Цзэдун так и не смог довести дело до конца. Причина была, очевидно, в том, что часть китайской нации не только не приняла власть Мао Цзэдуна, но и сумела остаться вне этой власти навсегда, во всяком случае, до конца жизни Мао Цзэдуна.

В отношении своих наследников, последующих поколений Мао Цзэдун выражал сомнения. Он и подталкивал их к продолжению борьбы, и желал оставаться недосягаемой вершиной в этой борьбе. Мао Цзэдун не назвал своего преемника. Он считал, что равных ему нет и быть не может. Не было, с его точки зрения, и достойных занять равное ему положение.

Всю жизнь Мао Цзэдун боролся за власть и за то, чтобы переделать умы людей, заставив их думать так, как ему этого хотелось. Добиться повиновения в континентальном Китае ему удалось. Но довести дело до такой стадии, когда он мог бы покинуть этот мир, будучи удовлетворенным, оказалось невозможным.

Противники, несогласные оставались и на этих «морских островах» и особенно внутри его же партии, его же государства. Искоренить инакомыслящих не удалось.

Мао Цзэдун одновременно и гордился собой, считая, что он сделал столько, сколько не смог и не сможет сделать никто, подчинил себе Китай и китайцев, и осознавал, что все, что было сделано им, вся эта система, остается без него непрочной, судьба его империи оказывалась неизвестной. Все могло рухнуть.

В конце августа Мао Цзэдун начал впадать в забытье. Благодаря усилиям врачей он на непродолжительное время приходил в себя. Однако вскоре снова забывался, впадая в бессознательное состояние. Так продолжалось до начала сентября. Усилия врачей результатов не давали.

В ноль часов десять минут девятого сентября 1976 г. Мао Цзэдун умер на 83-м году жизни.

Траурная церемония состоялась на площади Тяньаньмэнь в три часа дня 16 сентября. На площади в Пекине собрали миллион китайцев. Три минуты по всей стране люди молчали и гудели заводы, поезда, автомашины. Этим молчанием и воем прощались с Мао Цзэдуном.