Снова на Луне

КНИГА ВТОРАЯ
Зима в стране коротышек
Часть первая
Зима в стране коротышек. Не самый удачный день. Личная корреспонденция Пончика. Незнайка видит сны, один из которых имеет отношение к ближайшему будущему, а другой — к весьма отдалённому настоящему

В сказочной стране коротышек зима бывает короткая: под Новый год выпадает снег после случаются морозы, а потом начинается оттепель — солнце припекает, снег подтаивает и по земле бежит столько ручьёв, что Огурцовая река едва не выходит из берегов.

Теперь стоял конец декабря, и выпавший ночью большой снег никого не удивил.

Жители Цветочного города привыкли к тому, что в это время года их дома, каждый из которых всего-то величиной с тыкву, заносит до самой трубы. Если же снег поднимается ещё выше (а бывает и такое), то они разводят в своих печах столь жаркое пламя, что выходящий из труб дым пополам с искрами протапливает в снегу дырки наружу. И тогда со стороны можно видеть, как от гладкой снежной поверхности то там то здесь струйкой поднимается дымок.

В такие дни коротышки роют между домами тоннели и ходят друг к другу в гости. В солнечную погоду снег светится, и внутри таких ходов бывает особенно красиво.

Если на поверхности появляется наст — плотная ледяная корка, — все высыпают наружу с лыжами и санками. Если же снега выпадает немного, на реке расчищают лёд и устраивают большой каток с музыкой и иллюминацией.

Из-за выпавшего ночью большого снега за окнами казалось темно, и Незнайка, к своему собственному огорчению, проснулся только к полудню. В доме было пусто и тихо, только за стеной, в комнате Пончика, слышался шум настройки радиоприёмника. -…К вечеру температура воздуха повысится до плюс пяти градусов, однако ночью ожидаются заморозки до минус десяти, — докладывала малышка из бюро погоды. — В дальнейшем сохранится умеренно морозная погода с температурой от минус трёх до минус семи градусов. Желаем вам приятной встречи Нового года!

Пора было вставать и одеваться.

В зимнее время Незнайка (как, впрочем, и все другие коротышки) носил валенки. В валенках было тепло и удобно, а главное, не нужно было возиться со шнурками и застёжками. Поверх рубашки он надевал толстый вязаный свитер мышиного цвета, доходящий едва ли не до колен, а вокруг шеи обматывал ярко-красный шарф в полоску, столь длинный, что концы его путались в ногах. Поскольку Незнайка, вообще-то, любил одеваться броско, этот шарф отчасти заменял ему канареечный галстук и любимую голубую шляпу, которые бережно хранились до весны. Зимнюю шапку Незнайка почему-то не любил, так что в одежде у него, как и во многом другом, всё выходило шиворот-навыворот: летом он носил шляпу, а зимой разгуливал с растрёпанными волосами.

Одевшись, Незнайка заглянул к Пончику, который успел позавтракать и теперь валялся на кровати, покручивая настройку стоящего на животе радиоприёмника.

— Слушай, а куда это все подевались? — рассеянно поинтересовался Незнайка, позёвывая в ладошку.

— Ходы роют, будто бы не знаешь, — ответил Пончик.

— Да?.. И давно рыть пошли?

— Давно.

— Чего же меня не разбудили?

— Тебя, пожалуй, добудишься. Между прочим, Пилюлькин сказал, что ты сегодня дежурный по кухне.

— Да?.. — Незнайка почесал затылок. — Слушай, а сам-то ты чего здесь разлёгся?

— Спина болит, — соврал Пончик.

Незнайка спустился в столовую (его комната была на втором этаже), поковырял без аппетита холодную кашу и занялся уборкой: подбросил в печку дров, поставил греться котёл с водой, свалил в раковину грязную посуду, повозил мокрой тряпкой по столу.

Из расположенного поблизости сарая, который Винтик и Шпунтик приспособили под мастерскую, пахло краской и доносилось шипение распылителей. Почти месяц друзья-механики сооружали там скоростные самоходные сани новейшей конструкции, а теперь красили корпус эмалевыми красками по специально вырезанному художником Тюбиком бумажному трафарету.

По наспех прорытому механиками ходу Незнайка перебежал в мастерскую и стал смотреть на их работу, наблюдая, как на серую поверхность металлического корпуса постепенно ложится яркий, похожий на рвущуюся вперёд стрелу рисунок. «МЕТЕЛИЦА» — прочёл он выведенное синими с красным ободком буквами название снегохода.

Постояв в сторонке и насмотревшись, Незнайка решил подать голос.

— Значит, скоро можно будет прокатиться с ветерком? — сказал он приветливо, наводя, как говорится, мосты для последующих полезных контактов.

Винтик и Шпунтик, не прерывая работы, оглянулись, но не ответили. Из-за шипения распылителей они сказанного не расслышали, а если бы и расслышали, то не смогли бы ответить, потому что лица у них были закрыты специальными фильтрами.

Незнайка этого не понял и решил, что с ним не желают разговаривать.

Ему это показалось обидным, и он сказал:

— Только не надо делать умные лица; всем известно, что снегоход придумал Знайка.

И чертежи он вам нарисовал. По готовым чертежам любой дурак бы склепал.

Винтик и Шпунтик снова оглянулись и промолчали. Незнайка между тем распалялся всё сильнее:

— По чертежам бы и я сообразил, что к чему… Хотел бы я посмотреть, что бы вы без чертежей делали.

Ни в каких чертежах он, конечно, не разбирался, а говорил только из вредности.

Что же касается Знайки, то он вообще давно был в отъезде и в сооружении снегохода участия не принимал. Причина его отсутствия была в следующем.

Когда опасность похищений перестала угрожать, в Каменный город стали возвращаться его прежние жители. Им на помощь туда отправились добровольцами специалисты со всех концов страны. Работа закипела, и уже к зиме серые громады кварталов преобразились: на улицах засияло электрическое освещение, на крышах домов появились солнечные батареи, а убранство квартир сделалось современным и удобным для проживания.

Многие коротышки, поработав на восстановлении города, сами обустраивались и оставались там жить. А поскольку от Знайки давно не было вестей, друзья опасались, как бы он тоже не покинул их навсегда.

Винтику показалось, что Незнайка говорит про Знайку, и он выключил насос распылителя.

— Что ты говоришь? — спросил он, подняв на лоб очки и опустив маску респиратора.

— Я говорю, что такую ерундовину и любой дурак бы склепал, — не совсем уверенно произнёс Незнайка, догадываясь, что произошла какая-то путаница. Но поскольку он был чрезвычайно упрям, то решил идти напролом до конца.

Винтик удивился.

— Слушай, — обратился он к своему другу Шпунтику, который тоже опустил маску и начал прислушиваться к разговору, — слушай, ты случайно не помнишь, кто здесь вертелся целый месяц и мешал работать? Кто тут приставал и надоедал, когда можно будет покататься на снегоходе?

— Да, — сказал Шпунтик, — такая личность мне знакома.

— А не кажется ли тебе, что у этой личности от безделья начало развиваться слабоумие?

— Очень похоже на то. И знаешь, что я думаю, Винтик?

— Да, да?

— Что такие личности представляют опасность и что их вообще нельзя подпускать близко к технике.

— Стало быть, о катании не может быть и речи?

— Категорически отказать. И знаешь ещё что? Отложив распылители, Шпунтик, а за ним и Винтик начали медленно приближаться к Незнайке.

— Да, да?..

— В целях скорейшего выздоровления предлагаю надавать этой выдающейся личности по шее.

Не дожидаясь исполнения угрозы, Незнайка выскочил за дверь. Припустив к дому, он на ходу крикнул:

— Не очень-то и хотелось! Катайтесь сами на своей развалюхе! Подумаешь, умники нашлись, как-нибудь обойдёмся…

Вернувшись на кухню, Незнайка увидел, что вся вода, гревшаяся для мытья посуды, выкипела, а жестяной котёл распаялся и сделался никуда не годным. Винтик и Шпунтик могли бы запаять его сейчас в два счёта, но день, похоже, не клеился с самого начала.

Незнайка взял накалившийся бак прихватом и бросил его за дверь в снег.

Послышалось яростное шипение и треск. Пожалуй, теперь его в два счёта не запаять…

Вконец расстроенный, Незнайка поднялся к себе, лёг на кровать и уставился в потолок.

Приёмника за стеной не было слышно, теперь оттуда доносилось шуршание бумаги.

Нетрудно было догадаться, что Пончик занялся своей почтой, или, как он сам её называл, «личной корреспонденцией».

Тут следует пояснить кое-что. После выхода на телевизионные экраны многосерийного фильма о путешествии на остров Голубой Звезды все участники экспедиции сделались знаменитыми и каждый из них получил огромное количество писем от зрителей. Но почти все они по разным причинам — кто из скромности, кто из-за занятости, а кто из-за лени — писать ответы не стали.

Иначе обстояло дело с Пончиком.

В фильме было показано, как он, спасая от гибели своих товарищей, бросился под ноги вышедшему из-под контроля взбесившемуся роботу, и такой поступок, конечно, не остался незамеченным.

Благодаря этому подвигу Пончик обрёл десятки и даже сотни поклонников, а вернее, поклонниц, которые буквально засыпали его своими восторженными письмами.

Правду о его «подвиге» знали трое: корреспондентка Кроха, Знайка и Огонёк.

Отсматривая по возвращении из путешествия рабочие материалы, Кроха несколько раз подряд прокрутила эпизод, предшествовавший гибели «Шестого» робота. Момент, когда робот на бегу резко и внезапно изменил направление, ясно показывал истинную картину событий. А. именно то, что Пончик в тот момент не собирался жертвовать собой, как это ошибочно поняли окружающие, а, наоборот, струсил и бросился бежать.

После недолгих размышлений Кроха вырезала из фильма несколько разоблачительных кадров, показав их только Знайке и Клюковке. Без этих кадров эпизод выглядел в самом выгодном для Пончика свете. И хотя слава его была незаслуженна, это было всё-таки лучше, чем выставлять его на посмешище, бросая тень на всех остальных участников экспедиции.

Все письма, приходившие Пончику, были в кокетливых изящных конвертах, отчаянно пахли духами, и почти все начинались словами: «Здравствуйте, господин Пончик! Вы меня не знаете, но я всё равно решила написать вам это письмо». Даже почерки (довольно аккуратные, надо признать) и грамматические ошибки были в этих письмах одинаковые. При помощи цветных карандашей они обводились красивыми рамками, а заканчивались игривой фразой: «Жду ответа, как соловей лета!»

Таких писем приходило огромное количество, и поскольку Пончик был впервые удостоен столь лестного и приятного внимания, то старался ответить на каждое, не растеряв ни одной поклонницы и, наоборот, подогревая их интерес к своей особе.

Каким же образом он добился столь блистательных результатов в этом деле, мы узнаем из дальнейшего.

Ввиду того что Пончик не мог связать на бумаге трёх слов (говорил он, кстати, тоже бестолково и поэтому мало), он однажды явился к поэту Цветику и рассказал о своих затруднениях.

— Нет ничего проще! — сказал Цветик. — Я сочиню образец ответного письма, а тебе останется только переписывать столько экземпляров, сколько требуется. Не каждому ведь дано изящно и красиво изъясняться, — прибавил он не без самодовольства. — Приходи завтра.

Сочинённый Цветиком образец Пончику очень понравился, однако его смутило количество слов, которые ему предстояло переписывать собственноручно. Когда Цветик закончил чтение, Пончик его искренне поблагодарил, но тут же попросил текст сократить, поскольку такую писанину (у него насчитывалось более ста корреспонденток) просто физически не осилить.

Цветик пожал плечами и вычеркнул несколько не самых удачных, по его мнению, абзацев.

Сокращённый вариант Пончику понравился больше, но всё ещё был чересчур обременителен.

В конце концов в результате долгих препирательств письмо было сведено к нескольким абзацам, красивым и предельно лаконичным (в смысле поэтическом, конечно). Оно начиналось словами: «О прекрасная невидимая Собеседница!» — а заканчивалось надрывным воплем: «Вы вселили в меня надежду и заставили биться сердце, очерствевшее в жестоких испытаниях! Благодарю Вас, о, благодарю…»

Несколько ошарашенный столь высокопарным стилем, Пончик всё же от души поблагодарил автора и собрался было уходить, но Цветик неожиданно предъявил ему непременное условие:

— Вот что, братец, погоди. Я постарался, так уж и ты будь любезен, выполни мою просьбу.

Пончик нехотя вернулся; он уже раньше подумал, что даром ничего не делается и Цветик обязательно потребует от него какую-нибудь услугу.

— Видишь ли, Пончик… — начал неуверенно развивать свою мысль Цветик. — Дело в том, что нас, поэтов, не очень-то, жалует читатель. Для того чтобы получить широкую известность, нужно буквально в лепёшку расшибиться…

— Зачем же в лепёшку, — возразил Пончик. — Тебя все и так знают.

— Ах, да кто меня знает! Знают только здесь, в этом захудалом городишке. А попробуй-ка заставь кого-нибудь, допустим, в Солнечном городе взять с полки книжку никому не известного поэта Цветика, когда рядом стоит роскошно изданный том стихов знаменитого Пегасика! В то время когда мои стихи ничуть, ничуть не хуже! Ты согласен?

Пончик поспешно закивал головой, хотя стихов никогда не читал, а о Пегасике слышал впервые. Он силился понять, чего именно может потребовать от него Цветик.

— Так вот, не затруднит ли тебя, дорогой друг, дополнительно вкладывать в каждый конверт листок с моими стихами? Понимаешь, если мои стихи будут под рукой у столь огромного количества романтически настроенных читательниц, появится хороший шанс утереть нос этому зазнавшемуся Пегасику.

Уяснив, что делать ему, в сущности, ничего не придётся, Пончик легко согласился вкладывать в письма стихотворения Цветика. Тем более, рассудил он, что увлечение поэзией пойдёт только на пользу его собственному образу.

И Пончик принялся за работу.

Старательно, высунув язык, он выводил на бумаге текст, начинавшийся словами: «О прекрасная невидимая Собеседница!» — а затем вкладывал письмо вместе со стихотворением Цветика в конверт. Помимо краткости текст письма был удобен ещё и тем, что в нём не указывалось имя адресата, и это гарантировало от неизбежной путаницы с именами поклонниц, которые в последнее время буквально громоздились в голове Пончика и водили там хороводы. Имя и адрес он писал уже на конверте, каждый из которых аккуратно облизывал и приглаживал. (Эти облизывания не прошли даром: язык у него однажды распух от клея, и Пончик не спустился к обеду, впервые в жизни лишившись аппетита. Осмотрев язык, доктор Пилюлькин строго-настрого запретил ему лизать клей, посоветовав употреблять для этой цели кисточку и стакан с водой.) В описываемое время Пончик работал уже над вторым кругом корреспонденции, но к этому мы вернёмся несколько позже.

Под шелест бумаги и конвертов, доносившийся из-за стенки, Незнайка заснул. Ему приснилось, что Знайка опять придумал воздушный шар, но теперь изготовленный почему-то не из резины, а из бумаги. Такой огромный заклеенный почтовый конверт с адресом и печатью. Адрес кажется Незнайке знакомым: «Зелёный город, Синеглазке».

Вот гигантский конверт надулся, поднялся в воздух, и коротышки полезли в привязанную к нему корзину. Один только Незнайка не успевает и хватается за болтающуюся из корзины верёвку. Под ним оказываются санки, и верёвка тянет его за воздушным шаром.

Шар-конверт с трудом летит, вернее, тащится по ветру и теряет пассажиров.

Наконец он окончательно рассыпается маленькими конвертами и листочками писем, а Незнайка отпускает верёвку и продолжает скользить вперёд. Он понимает, что скоро попадёт в Зелёный город и увидит Синеглазку, с которой когда-то подружился, но так и не написал ей письмо, хотя обещал.

Вот и её дом, почему-то весь ледяной. Синеглазка встречает его на пороге, зовёт в дом, а Незнайка говорит, едва ворочая языком: «Сейчас, сейчас, ещё чуточку посплю…» Откуда-то появляется доктор Пилюлькин и говорит сердито: «Видали? Он спит! Натворил делов, а теперь спит!»

Он хорошенько встряхивает Незнайку, пружины кровати взвизгивают, и тот просыпается.

Никакого ледяного дома и Синеглазки. Над ним стоит Пилюлькин, позади ещё несколько коротышек.

— Когда все работали, он спал! Посуду не вымыл! Котёл испортил! И опять спит! — отчитывал его Пилюлькин, который стал старшим по дому после отъезда Знайки. — Ну что с таким лодырем и вредителем прикажете делать?

Незнайка вскочил с кровати и принялся тереть глаза.

Поругавшись ещё и поворчав, Пилюлькин вышел, и вместе с ним вышли ещё несколько любопытных, среди которых Незнайка заметил тихоню и притворщика Пончика.

Укоризненный вид этого лицемера, выходившего из своей комнаты только на завтрак, обед и ужин, подействовал на Незнайку худшим образом: готовый секунду назад раскаяться, теперь он решил обидеться на весь мир.

На следующий день, после короткой оттепели, на снегу образовался наст. Это всех обрадовало, потому что теперь можно было подготовить на Огурцовой реке место для новогоднего праздника — залить каток прямо на поверхности снежной корки. Такой метод был для жителей Цветочного города не в новинку, поэтому за дело взялись дружно и уверенно. Незнайка тоже хотел пойти, но вспомнил о своей обиде и вместо того, чтобы трудиться вместе со всеми, целый день катался на санках с гор.

Вернувшись домой голодный и усталый, он принялся искать в столовой свою порцию обеда, которую всегда оставляли опоздавшему. Но здесь всё уже было вымыто и прибрано, запаянный котёл с остывшей водой стоял на плите.

Наевшись всухомятку хлеба с вареньем, Незнайка отправился к себе в комнату, рухнул на кровать и заснул как убитый.

За ужином Пилюлькин поинтересовался:

— А где у нас Незнайка пропадает? Я и за обедом его не видел.

— Он весь день на санках катался, а теперь спит, — сообщил Пончик.

— Ну тогда пусть спит, — сказал Пилюлькин. — Вы его не будите. Я вчера на него наорал сгоряча, вот он, наверное, и рассердился.

— На сердитых воду возят, — заметил Шпунтик.

— Нет, нет, вы его не обижайте, — заступился Пилюлькин. — Он коротышка неплохой, только очень уж легкомысленный. Обед ему оставить не забыли?

— Не забыли, — сказал дежурный Сиропчик. — Я ему хорошую порцию оставил.

— Погоди, погоди, — встревожился Шпунтик. — Получается, что это я его обед стрескал. Я ведь в мастерской задержался, а потом увидел на столе обед и съел…

Я ведь подумал, что это для меня оставили.

Все забеспокоились, что Незнайка остался без обеда, но Пончик сказал, что волноваться тут совершенно нечего, поскольку он сам видел, как Незнайка ел хлеб и варенье.

— Ну тогда ничего, — успокоился Пилюлькин и все остальные. — Тогда пускай спит.

Только вы ему ужин обязательно оставьте.

После этого все разошлись по комнатам.

Незнайка открыл глаза глубокой ночью. Он хорошо выспался и теперь стал думать, чем можно заняться в такое время. Ничего толкового на ум не приходило, а потому он стал думать обо всех своих настоящих и выдуманных обидах.

Незнайка нянчил свои обиды до тех пор, пока ему не захотелось отомстить. Но ему совсем не хотелось устраивать обычный скандал или драку. Он решил повести дело так, чтобы все чувствовали себя виноватыми.

«Если я здесь никому не нужен и все мечтают о том, чтобы от меня избавиться, — рассуждал он, решительно сжимая кулаки, — то они это получат. Напишу записку, будто ушёл в лес, а сам спрячусь где-нибудь хорошенько. Утром они хватятся, переполошатся… Тогда ещё посмотрим».

И Незнайка мстительно улыбнулся, вообразив, какой поднимется переполох, как все пойдут его искать в лес, а потом, когда они вернутся, раскаявшиеся и подавленные горем, он выскочит откуда-нибудь и скажет: «А вот и я!»

И тогда, конечно, все начнут просить прощения и всё такое… А он только пожмёт плечами и произнесёт негромко: «Не стоило нарушать режим питания из-за такого пустяка…»

Нет, это не годится, могут подумать, что он затеял всё только из-за того, что ему не оставили порцию… Ладно, у него ещё будет время обдумать эту фразу.

Незнайка выдрал из тетради листок бумаги и аккуратно вывел карандашом: «Ухожу от вас на всегда. Может быть я замёрзну в лесу и не вернус. Но вы обомне не беспокойтесь. Досвидание».

Он оставил записку на тумбочке, набросил на плечи полушубок, сгрёб в охапку лыжи и, стараясь не скрипеть ступеньками, спустился по лестнице.

Из-за соседней двери высунулся Пончик. Он тоже спал днём и от этого теперь мучился бессонницей. Увидев, что Незнайка уходит куда-то с лыжами посреди ночи, Пончик растворил дверь в его комнату и включил свет. От произведённого им лёгкого дуновения записка слетела с тумбочки и упорхнула под кровать. Не заметив этого, он тихонько вышел и спустился вниз. В темноте скрипнула наружная дверь и послышались удаляющиеся шаги.

Пончик включил свет, огляделся и увидел на столе ужин, оставленный для Незнайки.

Недолго поколебавшись, он сел за стол и в две минуты умял чужую порцию.

Затем Пончик вернулся к себе в комнату и улёгся в кровать. Приятное ощущение сытости заглушило тревогу, его снова стало клонить ко сну. По поводу увиденного он решил на всякий случай никому ничего не говорить.

Выбравшись на ощупь из дома, Незнайка пробрался в мастерскую Винтика и Шпунтика и залез в салон подсыхающей после покраски «Метелицы». От удушливого химического запаха голова у него слегка закружилась, он лёг на заднее сиденье, прикрылся полушубком и свернулся калачиком. И снова ему привиделся сон, но на этот раз не столько удивительный, сколько тревожный и. страшный.

Он увидел Козлика, который смотрел на него и силился что-то сказать.

— Козлик! — одновременно обрадовался и испугался Незнайка. — Ах, как давно мы не виделись! Прости, что я так долго о тебе не вспоминал…

Тут он увидел, что вокруг зияет чёрное космическое пространство с яркими звёздами, а он сам находится на внешней, безжизненной оболочке Луны. Незнайке стало страшно за Козлика, который был в своей обычной одежде, в то время как он сам находился в герметическом скафандре.

— Козлик! — закричал Незнайка. — Почему ты здесь? Что случилось?

Вместо ответа Козлик опустился на четвереньки и жалобно проблеял:

— Помоги-и-и-те!.. Помоги-и-и-те!.. Незнай-а-ай-ка!.. Спаси-и-и-те!..

Незнайка решил, что Козлик опять побывал на Дурацком острове и теперь на его глазах превращается в барана. Он бросился к другу, но в этот момент поверхность Луны треснула, раскололась надвое, и между ними с ужасным грохотом разверзлась и стала шириться пропасть. Всё посыпалось, из расщелины ударила струя дыма, похожего на облако белого порошка. Козлика не стало видно, вся Луна затряслась, заходила ходуном и начала разваливаться на куски. Незнайка взмахнул руками и полетел в пустоту…