Снова на Луне

Часть вторая
Незнайка понимает, что всё сложилось не так уж плохо. Новая тактика поведения профессора Злючкина и прожект подземного мегаполиса. Незнайка узнаёт о том, что Козлик в беде. Пёстренький испытывает тягу к науке, но ещё большую — к зимней спячке

Все праздники когда-нибудь заканчиваются, и уже через день после новогоднего бала Незнайка проснулся в своей комнате, в доме на улице Колокольчиков. В первую минуту всё случившееся — и поездка, и Синеглазка, и ледяной замок — всё показалось ему волшебным сном. Потом он вспомнил обратную дорогу и прощание, которое не обошлось без нескольких пролитых слезинок (со стороны малышек, конечно).

А здесь всё оставалось по-прежнему, будто бы и не было никакого праздника. Внизу гремел посудой, приготовляясь к завтраку, охотник Пулька. Он разговаривал со своей собакой, но, поскольку Булька не отвечал, казалось, что Пулька говорит сам с собой. Из-за стенки доносилось шуршание бумаги и конвертов. Незнайка вспомнил про письмо и вскочил с кровати. Наспех одевшись, он решительно направился к своему прославленному соседу.

Пончик теперь работал над вторым кругом своей корреспонденции. На отправленные им ответы поклонницам («О прекрасная невидимая Собеседница») пришли горы взволнованных писем, каждое из которых занимало добрый десяток, а то и два десятка страниц. Пончик любил читать их во время послеобеденного отдыха, а с утра занимался изготовлением второй очереди ответов по новому, сочинённому поэтом Цветиком образцу.

В эти ответы Пончик вкладывал теперь ещё и фото со своим изображением, которое Тюбик по его просьбе отретушировал так, что лицо героя приобрело слегка надменный и разочарованный вид, как раз такой, какой особенно нравится малышкам.

Получив в ателье целую коробку своих фотографий, а также новый текст письма и новые стихи Цветика, Пончик взялся за работу.

Когда Незнайка заглянул в нему в комнату, Пончик старательно, высунув язык, выводил новый текст письма, начинавшийся словами: «Кажется, у нас завязалась настоящая переписка. Но к чему приведёт этот легкомысленный флирт? Моя одинокая душа изранена кознями врагов и высушена предательством близких…»

Увидев, что Незнайка читает, заглядывая через его плечо, Пончик быстро прикрыл написанное рукою.

— Чего тебе?

— Мне? Ничего. Просто так, зашёл поздороваться. Незнайка с беззаботным видом провёл пальцами по корешкам лежавших на столе толстых папок с подшитыми в них письмами от поклонниц. Все папки были аккуратно размечены в алфавитном порядке — от «А» до «Я».

— Говорят, вы там хорошо повеселились? — сказал Пончик.

— Где? — рассеянно ответил Незнайка, незаметно выискивая папку на букву «С».

— Ну там, в Зелёном городе.

— Так, ничего особенного.

— А Винтику и Шпунтику понравилось.

— Меня здесь не искали?

— А чего тебя искать? Все так и знали, что ты с ними уехал.

— Так уж и знали?

Свою записку Незнайка в комнате не нашёл и теперь опасался, что она всплывёт в самый неподходящий момент. И зря, потому что Знайка её давно выбросил и забыл о ней.

— Будто в Змеёвку трудно позвонить.

— Понятно…

— Слушай, а чего это ты у меня роешься?

— Так, хочу уточнить кое-что.

Пончик поднялся со стула и рукой отстранил Незнайку от своих папок.

— Вот иди к себе, там и уточняй.

Незнайка толкнул Пончика, и тот плюхнулся обратно на стул.

— Сиди, израненная душа. Заморочили всем головы вместе с Цветиком. Я вот ещё пойду с ним поговорю…

Пончик молчал, в удивлении раскрыв рот.

Наконец в папке нашлось письмо от Синеглазки, на конверте которого значилось:

«Цветочный город, ул. Колокольчиков, Незнайке».

— Здесь что написано? Читай! Пончик пролепетал адрес.

— Это тебе письмо? Тебе? Тебе? Тебе? Тебе?..

С каждым словом Незнайка наотмашь щёлкал героя по носу сложенным пополам конвертом.

— Так ведь они пачками приходят!.. Я конверты даже не читаю, только обратный адрес…

— Так вот впредь читай, а не то узнаешь по-настоящему, что такое «козни врагов и предательство близких». Будешь ты у меня и израненный, и высушенный, понял?

— По-онял, — всхлипнул Пончик, утирая нос. Незнайка вернулся к себе и стал читать запоздало дошедшее до него письмо от Синеглазки.

Оно было очень просто и мило написано, в нём не было упрёков в зазнайстве и забывчивости. «Вы можете мне не отвечать, просто у меня сейчас такое настроение, — писала она. — А если хотите, приезжайте к нам на ёлку. Будьте уверены, что не пожалеете».

Сложив письмо, Незнайка вздохнул и подумал, что в общем всё сложилось не так уж и плохо.

После обеда радио транслировало дискуссию между профессором Злючкиным и академиком Ярило. Встречи этих двух непримиримых противников всегда вызывали интерес у публики, даже у той, которая совсем не понимала смысла их наукообразных разговоров.

Потерпев позорное поражение в споре о существовании невидимого острова, Злючкин решил взять реванш, заявив столь грандиозную идею, что одно обсуждение её уже восстановило бы авторитет учёного в глазах широкой общественности.

И такая идея вскоре родилась в его небогатом воображении.

Побывав однажды в Земляном городе и обнаружив там совершенно идеальные условия для проживания коротышек, профессор выдвинул идею, или, как он сам говорил,

«прожект», строительства огромного подземного мегаполиса, в который постепенно смогли бы переселиться все без исключения коротышки.

Этот прожект, при всей своей дикой бредовости, как ни странно, приобрёл немало сторонников. Успешно забросив пробный шар и ощутив кое-где поддержку, Злючкин резво бросился в атаку.

Следует заметить, что, погорев однажды на собственной глупости, профессор кое-чему научился. В первую очередь он усвоил для себя главное: никогда, ни при каких обстоятельствах не ссориться со средствами массовой информации — газетами, радио и телевидением. Со своими личными противниками — пожалуйста, это лишний раз подогреет внимание публики и прибавит ему популярности. Но такие выходки, как плевок в объектив камеры или безобразная ругань во время прямого эфира, могут заставить отвернуться от него даже самых верных сторонников.

И Злючкин переменил тактику дракона на тактику лисы.

При встречах с журналистами или редакторами он больше не строил презрительную мину, а, наоборот, расплывался до ушей в приветливой улыбке, а также извинялся за былые промахи. Главным редакторам он по праздникам присылал пышные букеты, в каждый из которых была вложена его визитка с собственноручной припиской типа «Ваш преданный читатель (зритель, слушатель)».

Голос у него стал вкрадчивым и приторным, но, поскольку на душе у него по-прежнему злобно скребли кошки, он часто по привычке сбивался на грубый приказной тон. Правда, спохватившись, он тут же говорил «извините» и продолжал как ни в чём не бывало.

Всё это, конечно, не могло не повлиять на его отношения с окружающими. У Злючкина появилось много «полезных» знакомых, его имя замелькало на обложках газет и журналов, по радио зазвучал его голос, а его фальшивая улыбка не сходила с экранов телевизоров.

Именно в это благоприятное для него время Злючкин огласил грандиозный прожект о массовом переселении коротышек в подземный мегаполис.

Поначалу идея вызвала смятение, затем растерянность, а потом активная часть населения разделилась на два непримиримых лагеря — сторонников переселения и противников такового.

Сторонниками объявили себя безрассудные натуры, не нашедшие применения своей энергии в полезных сферах деятельности, а также обыкновенные хулиганы, которые вообще держали Злючкина за своего, а его прожект восприняли как выдающуюся хулиганскую выходку.

Однако благоразумные коротышки, которых было всё-таки большинство, понимали опасность затеи, поэтому дальше разговоров и споров дело пока не шло.

Главным противником подземного строительства и переселения был академик Ярило.

Споры на эту тему двух непримиримых противников были в последнее время излюбленным развлечением читателей, зрителей и слушателей.

В описываемое утро по радио звучала очередная такая дискуссия. Ярило говорил о физической невозможности проведения столь трудоёмких работ; Злючкин — о достижениях науки и техники.

Следует заметить, что намучившийся со своими больными зубами профессор вставил себе совершенно новые, искусственные. У него появилась ослепительная лошадиная улыбка, он перестал цыкать зубом, однако в его речи появился новый дефект: вместо буквы «т» он начал временами выговаривать нечто не поддающееся письменному воспроизведению, что-то похожее на «прфф». И это, конечно, очень мешало его собеседникам. Кроме того, внутренняя борьба с собственными грубостями привела к развитию у него непроизвольных телодвижений — внезапных взмахов рукой, ногой, головой, плечами. Из-за этого он стал походить на подвешенную на ниточках марионетку, дёрганую и фальшивую.

Но послушаем фрагмент доносившейся из радиоприёмника беседы.

— Недавняя перепись показала, что нашу страну населяет около семи тысяч коротышек, — спокойным бархатным баритоном говорил академик Ярило. — Даже если все они вдруг сойдут с ума и начнут рыть гигантский подземный бункер, то закончат работу никак не раньше, чем через сто лет.

— Вы забываетПРФФе о том, что наша наука и техника не стоятПРФФ на месте, мой очароватПРФФельный всезнайка, — умильно и вкрадчиво возражал профессор. — Построив сверхмощную лазерную пушку и работая под землёй в условиях невесомостПРФФи, мы закончим строительстПРФФво за два с половиной года!

— Это очень сомнительное заявление, профессор. А вы можете подтвердить его хотя бы приблизительными расчётами?

— Пора бы знатПРФФь, что я никогда не делаю голословных заявлений, академик. — Послышалось шуршание бумаги. — При ежемесячной круглосуточной выработПРФФке одна целая ноль восемь десятых единицы грунта, помноженных на ноль целых две десятых коротышко-часов…

И Злючкин торопливой и невнятной скороговоркой, продолжавшейся не менее двух минут, вытряхнул на собеседника и радиослушателей несколько страниц дробных цифр, щедро приправленных понятными только специалистам словами типа «коэффициент светового луча», «показатель антигравитации», а также совсем уж пугающими «коротышко-часами».

— Вы позволите мне взять эти бумаги и проверить расчёты? — спросил Ярило.

Бумаги моментально ушуршали во внутренний карман профессорского пиджака.

— Зачем же проверять? Вы намерены оскорбитПРФФь меня недоверием? Но в таком случае, академик, вы намерены оскорбитПРФФь не только меня, но и науку, и. всех добропорядочных коротышек в моём лице… Господин Ярило, вы подлец! Я сейчас же, сию секунду плюну вам в морду!! Тут Злючкин опомнился и осёкся.

— Извините, — сказал он и продолжал как ни в чём не бывало: — Итак, расчёты показываютПРФФ высочайшую и несомненную ценность моего прожектПРФФа, призванного служить одной-единстПРФФвенной благородной цели — построению счастПРФФья для всех разом коротышек. Не благороднейшая ли это цель? Скажите, скажите нам без промедления!

Привыкший к выходкам своего оппонента, Ярило реагировал совершенно спокойно и снова заговорил по теме:

— Допустим на мгновение, что вы каким-то образом добились невозможного и подземный город существует. Как в этом случае будет организовано питание переселенцев? Ведь если они будут производить сельскохозяйственные работы на поверхности земли, как и прежде, то весь ваш проект не стоит и выеденного яйца?

— Вы сами не стоите выеденного яйца, академик. Простите. Да будет вам известПРФФно, дорогой коллега, что в земле живёт бесчисленное множество всевозможных червячков и личинок, чрезвычайно питательных и богатых белками.

Скажу прямо: вот уже неделю я питаюсь исключительно, поверьте, исключитПРФФельно червячками и личинками. Их можно варить, жарить, солить, сушить, мариновать и даже делать из них сладкие конфеты. Я специально принёс вам на пробу пакетик с засахаренными личинками. Вот, берите, угощайтПРФФесь!

Хрустнул бумажный пакет, и послышался звук резко отодвинувшегося стула.

— Нет, нет, спасибо, профессор, я уже завтракал, — взволнованно проговорил Ярило где-то вдалеке от микрофона. — Уфф… С вами не соскучишься. Кстати, не вы ли заказывали вчера большой комплексный обед в ресторане Дома учёных? Я как раз сидел неподалёку.

— Что?! — сорвался на крик Злючкин. — Какой ещё обед! Вы подвергаете сомнению чистоту моего экспериментПРФФа? Смотрите же… — Злючкин стал громко чавкать, набивая рот засахаренными личинками. — Смотрите! Нет, нет, вы не отворачивайтесь!..

Но тут передачу прервали, и в эфире зазвучал концерт по заявкам.

Вечером Знайка неожиданно серьёзным и озабоченным тоном пригласил Незнайку к себе. Тот, немало удивлённый, проследовал в заставленную стопками книг, всё ещё пыльную и не прибранную комнату.

— Послушай… — начал Знайка с некоторой нерешительностью. — Тогда, на Луне…

Ты, кажется, был знаком с Козликом?

— С Козликом? — повторил Незнайка, и ему сразу припомнился ужасный и нелепый сон, в котором Козлик звал его на помощь, а Луна в облаке белого порошка разваливалась на куски. — Козлик! Да ведь это мой самый что ни на есть лучший в мире друг! А что такое случилось?

— Ты погоди, сядь. Ничего особенного не случилось. То есть я хочу сказать, что ничего пока ещё не известно.

— Ты давай не выкручивайся, говори всё как есть.

— Я и не выкручиваюсь. Пока ещё действительно ничего не известно. Просто с Луны были какие-то странные сигналы от этого твоего Козлика.

— «Просто, просто», — в нетерпении передразнил Незнайка. — Какие такие сигналы?

— Ну вот, послушай.

Знайка сунул кассету в магнитофон, и Незнайка услышал надрывный голос Козлика, отчётливо пробивавшийся сквозь радиопомехи: «Не давайте им ничего! Если прилетят — не давайте ничего!..»

— Ну, что ты раскис? Есть какие-нибудь соображения?

Незнайка шмыгнул носом и молча отрицательно покачал головой.

— Слушай, ты так не расстраивайся. С ним-то, наверное, всё в порядке, это он нас о чём-то предупреждает. Понять бы только, кому и чего не давать. Может, семян не давать? А, как ты думаешь?

— Из-за семян он бы так не стал… Незнайка опять шмыгнул и утёр нос рукавом.

— Всё?

— Что «всё»? — не понял Знайка.

— Больше ничего не передавали?

— Нет, ничего. И на наши позывные никто не отвечает.

— Это плохо.

Знайка молча опустил голову, как будто он сам был в чём-то виноват.

— Если никто не отвечает, надо лететь, — сказал Незнайка таким голосом, что Знайка испугался.

— Что значит «лететь»! Ты это погоди, «лететь». Вот чудак, разволновался. Они сами к нам скорее всего летят. Вот когда прилетят…

Но Незнайка, не дослушав его, вышел из комнаты.

— Ну и ну… — пробормотал Знайка. — Смотрите, какой он впечатлительный. Надо будет за ним следить получше.

Незнайка отправился к себе, лёг и напряжённо уставился в потолок. В голове у него всё ещё звучал голос Козлика, который, словно барабанным боем, сопровождался собственными словами: «Надо лететь, надо лететь, надо лететь…»

Но, даже находясь в столь взвинченном состоянии, он понимал, что лететь в космос без специальной программы в компьютере ракеты, без запасов воздуха, воды и провизии — невозможно. Для подготовки нужно было время и, самое главное, желание со стороны Знайки. А Знайка очень не любил неточностей и недоговоренностей. И в самом деле: глупо лететь куда-то сломя голову, если оттуда предупреждают, что сами летят сюда… С этим Незнайка и заснул.

А утром он направился к Пачкуле Пёстренькому, чтобы поделиться с ним своими переживаниями и заполучить хотя бы одного союзника в этом деле.

Пёстренький жил неподалёку, всего в нескольких кварталах, и Незнайка быстро добрался до его дома подснежными ходами. Прохожие с удивлением смотрели, как он, ни с кем не здороваясь и сосредоточенно глядя себе под ноги, торопливо шагает мимо.

— Дома? — спросил он у громыхающего посудой в тазу с мыльной водой портного Заплаткина.

— Дома, ясное дело, — проворчал тот. — А где ему ещё быть, по-твоему?

Действительно, Пёстренький очень не любил холод и зимой не вставал с кровати без особой необходимости. Соседи и знакомые поражались его способности спать почти круглые сутки с перерывами для еды и прочих неотложных надобностей.

С началом весны он оживал, летом был бодрым и деятельным, а с первым снегом начинал зевать и впадал в спячку.

На этот раз Незнайка застал Пёстренького, к своему удивлению, не спящим, а почитывающим какой-то старый пожелтевший журнал. Под кроватью виднелся ещё ворох таких журналов, извлечённых скорее всего из подвала или с чердака.

— А, это ты, — сказал Пёстренький рассеянно. — Как там внизу, обед готовят?

— С чего это тебе обед? Недавно завтракали. Пёстренький протяжно зевнул:

— Я… видишь ли… завтрак проспал, оказывается.

— Что же тебя не разбудили?

— А у них против меня сговор.

— Чего-чего?

— Они, видишь ли, против меня сговорились. Боятся, что я из-за спячки де-гра-дирую. Это вроде болезнь какая-то, надо ещё у Пилюлькина спросить. Вот, журналы принесли… Сказали, что будить не будут больше, что, если сам не проснусь, останусь голодным.

— Ну и как оно?

— Да пока, знаешь ли, не очень. Завтрак они, видишь ли, устраивают ни свет ни заря: в десять часов — это же самый сон… А ты, говорят, куда-то ездил?

— Ездил, ездил. А ты небось даже из дому не выходил?

— Хотел я в праздник на реку пойти. Оделся даже, прилёг на дорожку, да так и уснул до утра.

— Понятно. А что читаешь?

— Вот это, что ли? «Занимательная химия». Удивительно легко даётся, всё понимаю.

Мне химия всегда нравилась, опыты разные делать… Пилюлькин говорит, что у меня способности; я вместе с ним ракеты для фейерверка делал, жаль только, что сам фейерверк проспал…

— Что же ты свои способности скрываешь? Если что-нибудь хорошо получается, надо вперёд идти, развиваться.

Пёстренький поднял голову и посмотрел на Незнайку внимательно:

— Ты сам-то как? У тебя, вообще-то, всё в порядке? Ничего не случилось?

— Помнишь, я тебе рассказывал про Козлика?

— Какого ещё козлика?

— Ну, мы с ним на Луне подружились.

— А, теперь вспомнил. Вы ещё там в баранов превратились.

— Да не превратились мы… не в этом дело. Теперь там, на Луне, передатчик сломался, а он что-то хотел сказать. Понимаешь, что-то очень важное, потому что я его знаю, он о пустяках так не будет говорить.

— Чего-чего? — не понял Пёстренький.

— Лететь надо на Луну, вот чего.

— Что, прямо сейчас?

— Прямо сейчас не получится, надо Знайку уговорить.

— Ну и уговаривай, меня он совсем не послушает. Только я, знаешь ли, не полечу.

Чего я там не видел, на Луне? Я её и без того каждый день вижу. И вообще, у меня планы другие. Пилюлькин обещал…

— «Обещал, обещал»!.. — злобно прошипел Незнайка и поднялся со стула. — Сам ты Пилюлькин! Я думал, что ты… а ты… — И Незнайка, не попрощавшись, вышел, сгоряча хлопнув дверью.

Не найдя в Пёстреньком союзника, он расстроился ещё больше. До вечера он сидел у Стекляшкина, вслушиваясь в бессмысленное завывание и треск космического радиоэфира. Больше ничего в этот день не случилось.