Снова ты

«Первый блин комом»

Лера, сейчас

Когда я захожу домой, квартира вновь встречает меня тишиной.

Забавно, когда-то она была для меня успокоением и возможностью спрятаться от суеты, а сейчас…как-то одиноко.

Слышен тихий цокот. Через мгновение в дверном проеме появляется мой родной, рыжий Кот. Он останавливается, потом садится на задницу и смотрит.

Вау!

Если честно, этого уже много. Правда. Мой Кот, по моим некоторым наблюдениям, личность абсолютно незаурядная. Он потомок какого-нибудь царя, пусть я и вытащила его фактически с помойки — это неважно! То есть, совсем. Он потомок барона или короля, точка. Имеет довольно гаденький характер, поэтому его появления я даже не ждала. Уже знаю. Заметила, так сказать. Когда я уезжаю хотя бы на несколько дней и — не дай бог! Оставляю его одного! (Это вообще запрещено законом чистой крови, если что) Кот не выходит ко мне и вообще несколько дней морозится. Так своеобразно показывая, что он недоволен моим поведением. А сейчас вон оно как…

- Привет, - шепчу тихо.

Кот медленно моргает, потом зевает. Думала, сейчас еще, как гвоздь в гроб, он просто развернется и уйдет, нагло предъявив свой хвост и пятую точку, но нет. Сидит. И смотрит…

- Ты по мне скучал?

Кот два раза ударяет по полу хвостом. Прикольно предполагать, что он так говорит «да». Выбивает азбукой Кошкорзе, так сказать. Хорошо, что я ее не знаю. Так хотя бы не разочаруюсь, ведь мне почему-то до последней запятой нужна эта уверенность. Не знаю почему. Просто очень нужно…

Бух!

Входная дверь пихает меня вбок. Я шиплю, оборачиваюсь и сразу же вижу свой чемодан, за которым следует Слава.

- Господи! Что ты встала на проходе?! Забыла про меня?! Носильщика твоих камней?!

- Там не камни, а туфли.

Отвечаю без энтузиазма, делаю шаг в сторону и вообще отворачиваюсь. Начинаю медленно раздеваться.

Слава тем временем закрывает дверь. Пару мгновений тишины, и в меня летит вопрос.

Я не скажу, что его не ожидала, потому что, наверное, это совсем не так. Когда ты растешь в тех условиях, в которых росла я, с людьми особо близкими ты учишься общаться фактически телепатически. Это обусловлено не только инстинктом выживания, когда, бывает, просто необходимо понимать кого-то без слов! Но еще и из-за связи.

На счастливом балконе связи плелись самые прочные…

Так что да. Я знала, что он спросит…

- Почему ты такая…не знаю, тихая слишком?

Мне не хочется об этом говорить. По правде говоря, от слова «совсем». Хотя я понимаю, что говорить придется…

Вру. Мне нужно еще немного времени…

- Просто устала.

- Ммм…правда? Или это из-за отсутствия Франка у трапа? С букетом цветов и…

- Мы расстались.

- Чего?!

Морщусь, снимая браслеты и электронные часы.

- Того. Пойду в душ схожу, окей? Закажи чего-нибудь поесть.

***

Обычно горячий душ всегда помогает, но сейчас этого не происходит. Я стою под обжигающими каплями достаточно долго — ничего так и не поправилось. Чувствую себя убитой и раздавленной, высосанной буквально до последней запятой, но главное — другое. Физическую неполноценность можно объяснить действительной усталостью после серьезного перелета, а как объяснить душевную? Я не знаю.

Из меня будто выдрали что-то очень важное, какой-то безумно большой кусок, и оставили…на острове? Под звездами? В подземной пещере или убогом сарае на какой-то буквально лежанке! Я не знаю, но вот где важнейший ингредиент этого состояния: меня оставили где-то там, и место абсолютно не имеет веса, зато имеет вес — с кем. Меня оставили с ним…

Перед глазами то и дело возникает лицо Ромы, из-за чего я постоянно обрываюсь на слезы. Видела его мельком. Уезжала сначала я, и я видела…как он смотрел. С какой надеждой, верой. С какой тоской. Мне показалось, что у него отняло столько же душевных сил, сколько у меня — подняться на этот гребаный борт! Ведь он еле сдержался, чтобы не кинуться следом.

Господи…

Наш развод казался мне когда-то испытанием. Знаете? Это не так. В сравнении с этим расставанием, наш развод — хрень собачья. Понятия не имею, почему так? Может быть, время прошло, и многое забылось. А может быть, просто я тогда его ненавидела? Но факт остается фактом. Сейчас мне стало по-настоящему нечем дышать.

Убираю воду с лица, упираю ладони в кафель и тяжело дышу. Душу все выворачивает, меня ломает. Буквально! И это какое-то наваждение…

Что ты творишь?

Я себя будто убиваю…

Бред. Надо браться за ум и прекращать разводить этот бред! Ересь!

Прекрати…

Быстро шмыгаю носом, потом рывком отрываюсь от своего места и вырубаю воду.

У двери меня ждет мой кот. Беру свое сокровище, которое не очень-то этому радо, хотя…тут тоже стоит отметить, сопротивляется рыжий исключительно для галочки. Так, лапками повозил, пофырчал и успокоился.

Обнимаю.

Тихо урчит, собака такая, но дарит мне улыбку. Это хорошо. Улыбка мне сейчас очень нужна.

Вздыхаю и возвращаюсь в гостиную. Там Слава сидит на диване и курит, а завидев меня, тут же вскакивает.

- В смысле ты рассталась с Франком?!

- Хах…забавно.

Дернув головой, брат недоумевает. Я же обхожу диван, плюхаюсь на него и, продолжая обнимать кота, жму плечами.

- Мы еще не расстались, но расстанемся.

- Какой-то бабский бред, да? Типичный и…

- Нет, - перебиваю спокойно, - Просто пока мы ехали до аэропорта, поговорили.

- О...расставании?

- Чему ты так удивляешься, Слав?

- Ни один мужик не попрется к девушке, которую хочет бросить.

- Может быть, это я хочу?

- В это я…ну, готов поверить.

Брат падает на диван рядом, двигается к спинке и подтягивает к груди подушку. Недолго молчим, хотя я знаю, что он не выдержит еще на этапе его колких, остроумных ответов.

- Почему?

Улыбаюсь. Слава себе не изменяет, конечно…

- Я думал, ты счастлива.

- Я пыталась себя в этом убедить, но ничего не получается.

Повернув на меня голову, брат заламывает брови.

- Я не понимаю, правда…

- Что тут понимать? Франк — хороший мужчина, но ему нужно то, чего у меня дать не получается. И не получится.

- Чего же?

- Он хочет съехаться, хочет семью и детей.

- А это…плохо?

- Пока мы ехали до аэропорта… - подбирая слова, откидываюсь назад и смотрю в потолок, - Франк выказал мне определённые претензии.

- Какие это претензии?

- Например, я не позвала его на свадьбу с собой.

- Ты не позвала?! Господи, какая же ты сука!

- Да-да-да…- усмехаюсь, - Знаю. Но я…не хотела. Не могла себе в этом признаться, однако правду не утаишь, сколько ни пытайся. Я не хотела. И ничего не хочу — с ним. Он сказал, что хочет перевести отношения на другой уровень, что ему уже пора, а я?

- Что ты?

- А я этого не хочу. Я очень долго врала себе, бежала от правды, но теперь…просто не имеет смысла. Он — не то.

Вздохнув, перевожу взгляд на Славу.

- Ты общаешься с Измайловыми?

Его лицо тут же обретает то самое выражение лица. За годы жизни Слава хорошо научился притворяться. Можно сказать, филигранно. Удивляет ли это? Да нет. Все мы взрослеем, и все мы в какой-то степени теряем то свое, детское. Искреннее. Либо просто прячем его поглубже, чтобы сберечь от жестокости.

Наше детство располагало к тому, чтобы спрятать или потерять это детство гораздо раньше остальных. Но! Слава всегда был самым искренним…

Мы с Ильей изо всех сил защищали его от отца и от правды жестокой реальности. Мы делали это максимально! Отдавая очень много сил на то, чтобы сберечь беззаботство детства, ту пору, которая никогда больше не повторится — и у нас почти получилось. Слава был дольше нас всех ребенком, но он давно вырос, хотя так и не научился в острые моменты держать мину.

Это сейчас и происходит.

Я вижу. Когда застаю его врасплох, вижу всю правду на лице: да, они с ними общаются.

- К чему этот вопрос?

- Просто ответь.

- Лер…давай не будем, хорошо? - он понимает, что врать бесполезно, вздыхает, - Ты же должна понимать, как сложно разорвать отношения с людьми, ставшими тебе семьей и…

- Ничего не объясняй, я все это знаю. Просто ответь, Слав.

Слава колеблется еще пару мгновений, но правда в том, что врать мне действительно бесполезно. И он это знает.

Вздыхает, прижимая подушку к груди посильнее, как способ защиты, потом кивает.

- Да. Мы с ними общаемся.

Мне не обидно. Почему-то. Я действительно все понимаю? Или в чем причина?

Ай, слишком много вопросов…

Киваю пару раз в ответ.

- Почему ты его не ненавидишь?

- Я общаюсь с родителями, но не…

- Слава, прошу. Давай без вранья. Почему ты его не ненавидишь? - склоняю голову вбок, - Я ведь все чувствую. Это действительно так. У вас, у обоих нет ненависти к Роме, хотя я точно знаю, что за меня вы порвете кого угодно. Но не его. Почему?

Повисает тишина. Мы смотрим друг другу в глаза пристально, и я знаю, что он во мне видит: никакой претензии, ее ведь действительно нет! Я просто хочу знать. Правду. Скажи…

Брат тихо вздыхает.

- Тебе не понравится мой ответ.

- Рискни.

- Ну…ладно. Сама напросилась, - он откидывается на спинку дивана, как я пару минут назад, потом прикрывает глаза.

Подбирает слова, это понятно. Предупредил, вон, несколько раз. Значит, правда действительно способна вызвать у меня много отрицательных эмоций.

Так и получается.

Прям с первой фразы…

- Женщины и мужчины по-разному относятся к сексу.

Резко вскидываю на него предупреждающий взгляд, но Слава же у нас стратег. Он все наперед продумал, застыв в своем положении с закрытыми глазами.

Сволочь…

- Я понимаю, насколько это банально звучит, но, увы и ах, это правда. Для женщин, чаще всего, секс — это выражение любви. Для мужчин же секс…это довольно часто обыкновенный импульс.

- То есть…

- Нет, я не ненавижу его не из-за этого. Я понимаю его из-за этого…

Наконец-то Слава открывает глаза и переводит их на меня. На его губах появляется слабая улыбка.

- Это же Рома. Когда мы с ним только познакомились, я подумал, что он — слабоумный.

Чего?!

Вскидываю брови — брат тихо усмехается.

- Ты помнишь его в то время? Он же все время улыбался, как придурок!

Ааа…ты об этом.

Улыбаюсь в ответ.

- Я не понимал его тогда. Правда. Мне он казался пришельцем с другой планеты: почему он улыбается? Почему он не реагирует на подколы? Почему он такой…понимаешь? Добрый, сука! Мягкий! Открытый! С нашей колокольни он вообще казался больным каким-то. Это потом до меня дошло, что он такой…потому что у него жизнь другая была. Замечательные родители, все легко давалось и получалось, вечная звезда...из-за его ему злиться? Рома добрый. Я думал, что он слабый, но это не слабость была. Тебе достался супер-мягкий, добрый — по-настоящему добрый! — человек. И он нас не всегда понять мог, я это тоже знаю. Он просто…не понимал! Просто не мог этого сделать! Ведь никогда не сталкивался с изнанкой этой жизни.

Тут я тоже соглашусь. Порой мне казалось, что мы говорим на разных языках. Когда я предостерегала его в чем-то, он на меня косился, как на чокнутую. Например, его экономка Надя. Мы только жить начали, а я ее сразу раскусила! И аккуратно ему намекнула, мол, Ром. Она у тебя ворует.

Очень аккуратно, знаю. Хах…что поделать? В то время я совсем не умела говорить намеками, лепила прямо и в глаза.

Но я помню, как он на меня посмотрел тогда. И дело было не в доверии или какой-то там уверенности. Дело было в том, что Рома поверить не мог, будто бы кто-то на такое способен. Прошло время, и мои слова подтвердились, конечно же, когда Надя уже внаглую сперла его золотые запонки, хотя раньше ограничивалась исключительно наличкой из его карманов, но суть не в этом…

Он был раздавлен. Так это тогда и ощущалось вкупе с детским вопросом: не понимаю…как она могла?

Я тогда подумала, что люблю его. Да…я тогда об этом сразу подумала…мне хотелось от всего его защитить…

- …Когда ты впервые рассказала, с кем встречаешься, я подумал, что это будет тупой мажор с золотой ложкой в заднице.

- Ты же в курсе, что никому ложки в задницы не вставляют? - отшучиваюсь тихо, но Слава игнорирует.

- Я даже не хотел его видеть, если честно, и не хотел с ним знакомиться. Мне казалось, что ты привезешь гребаную фифу и заставишь нас ему улыбаться и терпеть каждую выходку.

- А я привезла умалишенного. По твоим словам.

Слава улыбается.

- Ну это да, но…у меня тогда такой диссонанс в башке взорвался! Ты бы знала.

- Я помню. Ты хамил.

- Я пытался его вывести! Хотя бы на одну реплику с галимыми понтами...

- А их все не было.

- Ага, не было. Но я сначала не поверил в эту улыбочку, и что кто-то действительно может быть таким человеком. Когда не реагировал на мои острые замечания — бесил меня! Однако…я не мог отрицать того факта, что он…мне понравился. Рома просто не мог не понравиться! От него шло такое дикое тепло и забота! Я за всю жизнь таких людей встречал…ну, может, раза четыре.

Вздыхаю.

В памяти встает воспоминания, как я привезла Рому в свой город, чтобы познакомить с семьей. Мы встретились в кафе — само собой! Папаша…нет, его я с ним знакомить не собиралась! Ни за что! Он просто был этого недостоин. Стать частью моей новой жизни — ни за что!

Потом они, конечно же, познакомились…

Когда Слава попал в больницу, мы приехали к нам, чтобы забрать маму и Илью. Собирались вместе поехать и навестить брата. Они спустились к нам, оба со свежими синяками. Папаша выскочил следом.

Я помню, как сжалась внутренне. От ненависти и страха — притом, откуда больше шло ненависти, я не знала. Точнее, куда больше приходило: кого я ненавидела? Его? Или себя? За то, что все еще боялась…

- Рома, поезжай, - прошептала мама.

Я пристально смотрела на отца. Он шел на нас и орал благим матом. Шатался. На нем была старый, морской тельник в полоску с пятнами от майонеза — он когда-то был моряком, но его поперли из флота за пьянку. Хотя он клянется, что это мы виноваты в том, что он лишился карьеры. Да-да, конечно. Мы, не ты… — растянутые черные спортивки. Вкупе с характерной небритостью и дикими глазами, налитыми водкой — вот вам картинный алкаш.

Наши соседи с интересом за этим наблюдали. Людям, наверно, никогда не надоедают концерты. Пусть ты и видишь их каждый день…

Он орал что-то про «мать-шлюху» и «сына-имбецила». А, завидев дорогую машину, в которой мы сидели, разозлился еще больше. Я помню, как он сосредоточил на мне свой взгляд, и как страшно это было — словно я вновь превратилась в малышку. И онемела…

Скрип рук на руле до сих пор раздается в моем сознании…как и хлопок двери.

Рома вышел из машины раньше, чем его кто-то смог остановить. На меня навалился ужас — я так за него испугалась! Это же был мой Рома! Тот, кого я от всего хотела защитить, шел навстречу самому страшному кошмару всей моей жизни! И ничего не боялся…

Я резко подалась к ручке двери. Хотела выскочить, остановить его…снова защитить? Возможно и это. Пусть я вряд ли и смогла бы — перед отцом я всегда становилась малышкой…

Но ничего из этого не потребовалось, и ничего из этого я сделать так и не успела. Рома уже подошел к тому моменту, как до меня дошло, к отцу, тот замахнулся, но тоже не успел ничего сделать. Поставленным ударом в нос его пыл очень быстро утих. И мы притихли следом…

- Если ты еще хоть раз позволишь себе хотя бы пальцем их тронуть, хотя бы словом обидеть…черт, мужик. Пеняй на себя. Я этого не люблю делать, но у меня очень много бабок и связей, чтобы заставить тебя, в конце концов, жрать через трубочку. Все понятно?!

Он рычал…

Буквально рычал! Я впервые слышала Рому таким. Серьезным, твердым…максимально устрашающим. И отца я таким тоже впервые видела — настоящим. Таким, каким он всегда и был! Мелким, субтильным. Почти прозрачным…

Почему я так его боялась? В тот момент у меня не было ответа на этот вопрос. Из его нос струями бежала кровь, а по выражению лица казалось, что другая жидкость бежит по внутренним частям его бедер. Отец внезапно схлопнулся с размеров стоэтажного особняка, до маленькой ветхой избушки — он испугался.

Дикий взгляд стал из бешеного загнанным. У него тряслись губы, бегали глазки. Все матные слова забылись. Как потом выяснилось, Рома был очень убедительным. С тех пор отец угомонился и больше не трогал мою семью, а через пару лет умер. Мне тогда даже показалось, что он сам себя и отравил. Нет, он травил себя всю жизнь, но я говорю не о дешевой водке, продающейся сразу в уродливом стакане в рубчик. Я говорю о его собственном яде, который он сцеживал понемногу на нашу семью, но после этого разговора больше не мог — как итог, змея сама себя кусала за хвост и, в конце концов, сама себя сожрала.

Вот так Рома в себе всегда сочетал добро и демонов. Он идеально балансировал, он был настоящим рыцарем в сияющих доспехах…

- …Я думаю, - Слава пробивается ко мне через толщу воспоминаний и мыслей, и я пару раз моргаю, - Думаю, он просто не был готов к определенным моментам. И он оступился, потому что просто не знал, что так бывает. Понимаешь? Он не был готов. Мне кажется, тут как с первым блином — словил ситуацию и очень серьезно облажался.

- Первый блин комом…

Слава пару раз кивает.

- Я знаю, что это его не оправдывает, Лер, но…я не могу его ненавидеть. Не скажу, что не был рад, когда Илья разбил ему морду…

Усмехаюсь, брат поддерживает.

- И я бы сам это сделал с превеликим удовольствием, но…у меня нет к нему ненависти. Просто не получается. Рома десять лет был…отличным парнем. Он нам очень во многом помог, и ты…он сделал тебя по-настоящему счастливой и…

- Я видела его.

Срывается с губ. Пара секунд тишины…

- Что?

Горько улыбаюсь, прикрыв глаза и сжав свои ладони.

- Да…оказалось, что они с Алексом давно были знакомы. Еще с детства. Потом потерялись, но вот…в период нашего развода встретились на конференции и…

- Ты гонишь…

- Нет. Не гоню.

- И…что?

Смешок срывается с моих губ. Я перевожу взгляд на брата, и с губ снова срывается, но на этот раз полностью осознанная и принятая мною правда.

- Я очень люблю его, Слав. Ничего не прошло. Я не отпустила и не забыла. Но…при этом, я не знаю, как найти дорогу обратно к нему.

Я не знаю, понял ли меня Слава. Он с таким не сталкивался — и слава богу! Нет ничего хуже, чем расставаться любя. Ненависть еще хотя бы немного толкает, работая наподобие бензина для твоего двигателя, но когда ее источник затухает? Когда ты остаешься наедине с правдой? Нет ничего хуже…

- Малышка моя… - только и говорит брат.

Может быть, потому, что он знает, что больше говорить я не хочу. Да и не могу. А может, напротив, из-за того, что он не знает, как помочь и что ответить, но мы больше не продолжаем. Слава подтягивает меня к себе и обнимает. Я позволяю себе расслабиться и поплакать.

Счастливый балкон снова возвращается…

Мир, созданный в детстве, как травмы, полученные там же, наверно, до конца наших дней с нами. Иногда это просто ужасно, но порой — как сейчас, например, — нет ничего лучшего, чем эта теплота.

Я закрываю глаза.